Текст книги "Клюфт (сборник)"

Рыба, груша… гантели

Я благодарен своему отцу за добродушие, неподдельное чувство юмора и за массу историй из его жизни, некоторые из которых вошли в рассказ.

Меня снова разбудила эта муха. Она ползает по мне без всякого позволения. Может, следует дать ей имя и запомнить. Бред какой-то. Но разве не так поступают, в смысле лезут в нашу жизнь разные там Тани, Феди и Маруси. Разве всех их упомнишь. Вот и сейчас, когда я собираюсь рассказать мою историю, я не в состоянии вспомнить ни имён, ни фамилий… Буду просто называть их пациентами… Или этот, тот и другие. И вот утро или один из дней, так похожих на другие, и всё-таки с чего-то надобно начать… Спросонок слышу: «Я не спал уже десять дней, дайте мне снотворное…» Другой бормочет: «Комары пьют мою кровь, я долго так не протяну, нужно перелить мне кровь, у меня вторая группа, резус отрицательный, пожалуйста, поскорее…» После недолгой паузы: «Когда же кончится мой курс лечения, мне уже сократили количество приёмов лекарства и обещали скоро выписать, но когда это случится, не сказали», «Нас очень плохо кормят: вот вчера нам не дали гусиной печени, и вот уже два дня как не было шоколадного фондана». В ответ другой из палаты: «Сколько можно есть эти устрицы, в них полно холестерина. Наверное, нас хотят убить и делают это столь изощрённым способом… Но я сдавал кровь, холестерин был в норме. Наверное, тесты неправильно показывают… Они все заодно! Надо попробовать сдать кровь в другом месте». Из дальней палаты: «Почему эти самолёты так низко летают… и кто ответит за убийство президента Гватемалы: его зверски замучили». Ему в ответ: «Как убили, его же недавно по телику показывали». – Они врут, там всегда врут… – «Где мой розовый халат, сколько можно ходить в белом…» Сосед из моей палаты: «Я видел сон, такое со мной впервые, меня целовала принцесса Ахши… но кто она такая, из какой страны, я не знаю». Вмешивается другой: «Нам обещали вывезти в лес на прогулку и не выполняют. Надо пожаловаться главврачу, он человек справедливый. Эти санитары совсем озверели, они запрещают мне пить кока-колу с оливковым маслом, а это так полезно… Когда поменяют нам белье, я хочу знать когда». – «Так вчера же меняли, вы что, забыли…» Тот из соседней палаты: «Как вы думаете, сколько нам осталось жить, говорят, скоро конец света, и это совершенно точные сведения, почему же нам не меняют эти розовые таблетки: я от них сплю днём и не могу уснуть ночью». – «Вам надобно читать на ночь Новый Завет, мне это помогает…» – «Я не могу читать эту книгу. Я не знаю, кто его написал, когда я чего-то не знаю, мне становится не по себе…» Просыпается еще один: «Пусть вернут нам в комнату эту зелёную птицу, она так верно предсказывала погоду. Я хочу знать, когда будет дождь, перед этим у меня болят суставы и ноет спина и мне нужно лекарство от давления, но не жёлтое, которое мне прописывает этот тупой доктор, а красное, что однажды мне дали год назад, от него мне так спокойно и жить хочется». Тут слышится голос: «Мне не даёт покоя Джордано Бруно. Почему его сожгли на костре, он что, тоже еврей… А наш доктор еврей или русский? У меня болит шея, но мне не назначают эту бесцветную мазь, говорят, после неё сны становятся цветными, у меня почему-то чёрно-белые, и это так тоскливо… Я так страдаю, так страдаю, что не могу какать по утрам в назначенное время». Вмешивается сосед из нашей палаты: «Когда нас повезут на море, я люблю рыб – они весёлые. И им не нужны лекарства, морская вода так полезна». Тему подхватывает другой: «Кто может сказать, отчего мне так плохо? Я строго по предписанию пью лекарства, но мне так плохо. Я не могу понять, что же меня беспокоит. Я чувствую, что моё тело вовсе и не моё, что его заменили, пусть вернут моё тело… Я думаю, мне подсовывают тела давно умерших людей. Они ищут свои души и натыкаются на мою… Верните мне моё тело, а может, оно тоже умерло… Я очень несчастлив, у меня нет жены. Но, говорят, с одной женой тоже нехорошо, надо как минимум шесть. Но мне не дают отсюда выйти, где мне найти столько жён? Ещё я умею далеко кидать камни, но мне не дают возможности это сделать, где мне найти камней… Ещё я задумал написать большую книгу, но не знаю, как его назвать. Главное – это название, именно за него дают Нобелевскую премию, ведь саму книжку никто и не читает». Подаёт голос другой пациент: «Я перестал получать удовольствие от хождения в туалет. Там мне всё наскучило, особенно зеркало. Это так грустно, видеть, что из тебя что-то там выливается. Да и когда ходишь по-большому – не велика радость. Как можно выделять наружу такой ужас… Приличный человек не может такое производить, только чудовище способно на это… Запах затмевает мир… Всё завязло в дерьме, я больше не буду есть. Но, говорят, так можно умереть, где взять правильные продукты, чтобы потом не было войны, в смысле вони… Кому нужно наше говно… Столько придурков каждый день производят говно, а ведь попадаются и люди учёные, со званиями и регалиями…» Другой встревает: «Помнится, был один тип, который убежал из дома, когда его новорождённой дочери меняли памперсы… Он не мог поверить, что такая малютка способна на это. Поначалу он подумал, что ребёнок болен, и пытался его лечить…» Тут слышится голос из соседней палаты: «Подайте мне мой колпак. Я устал и хочу спать». А после: «Я более не буду носить одежду, потому что главное это – мой член, и я не собираюсь его скрывать… Именно это место и есть начало всех начал, и его все должны видеть. Незачем скрывать первопричину…» Тут вмешивается в разговор его сосед: «Главное – это женщины. В мужчинах нет никакого смысла… Они возбуждаются не от того, отчего следует, лысеют раньше времени и пьют всякую гадость. Женщины не должны их терпеть. Только для продолжения рода, и сразу на помойку. Евреи тысячу раз правы, когда определяют ребёнка по матери. Поди докажи, кто его отец и почему именно этот, а не тот…» А в 11-й палате один вовсе без мужского достоинства… Говорят, однажды решил, что он птица. А зачем птице якорь, только мешает взлететь, вот он его и отрезал ножом. Теперь там у него только дырочка. Ему кажется, что он так больше напоминает птицу… Он хотел отрезать себе и ноги, но ему не дали…» В разговор вмешивается тот, которому всё-таки вернули его розовый халат: «Говорят придумали новое мороженое. От него мысли торчат веером, в мозгу северное сияние, как после приёма наркотиков, но это не запрещено». Слышится бормотание во сне пациента соседней палаты: «Верните мне мою лошадь. Я ненавижу все эти железные коробки. Их вид меня крайне нервирует, я более не буду в них садиться… Да и зачем они нужны, если ехать всё равно некуда…» Вмешивается тот, из крайней палаты: «Был Рим, теперь его разрушили… Сказали, незачем держать город, который выделяется своим величием. Нужна демократия во всём, и Риму пришёл конец… Но, быть может, это ложь, ибо наши люди всё же более цивилизованные, чем те, что разрушили Карфаген…» Подаёт голос его сосед: «Это полная ерунда, что человек стал другим. Его чем ни корми, какие книжки ему ни подсовывай, он не двигается с места. Только может становиться менее управляемым. Но нет достойных вожаков, вот воскресить Ленина или Сталина, так сразу бы почуяли в себе вкус к переменам и другой жизни… Эти придурки не в состоянии понять, что жизнь не может дать то, чего у них в закромах никогда не было, а именно счастья… Да и что такое счастье для всех. Бред какой-то… Это понятие и вовсе следовало отменить, как и само слово… Вот совесть же отменили. Бесчисленные эксперименты подтвердили, что нет такого явления в природе. Ещё этот, великий япошка твердил: «У меня нет совести, есть только нервы…» Всё зиждется на страхе. Боится человек кого-то или чего-то, вот и начинается этот бред с совестью, мол, его совесть замучила. Не от хорошей жизни она. Да и встречается исключительно среди ранимых, чувствительных особей. Вот у чиновников никогда никаких разговоров про совесть и всё с этим связанное…» Тут слышится ещё чей-то голос: «Я не могу понять: я сплю или бодрствую. Наверное, разница невелика… И то и другое непонятно на чём сделано, в смысле из чего… Так и не нашли первый камушек… Камушков множество, а первого нет… Как такое возможно, знает лишь тот из 11-й палаты. Но он всё молчит… Но в одном мы преуспели, все живут больше 150 лет. Но кого ни спроси, конечно, из тех, кто в состоянии ответить, начинается эта абракадабра с чудом жизнью: восходы и рассветы, зелёная листва, небо с облаками и т. д. и т. п. По существу, никто не врёт, только никому нет и дела до сути… Но не жить, в смысле умереть, так же как и всегда, никто не хочет… Чем такая неизвестность лучше той, так никто и не сказал… Всё, всё, я замолкаю, дайте мне таблетку, ту, которая от чрезмерной реальности, я не хочу выходить за границы мышления всех этих миллиардов людей, что бывших, что ныне живущих… Нет никакого смысла… Нам плохо или хорошо лишь по сравнению с ближайшим соседом, которого мы время от времени видим, но мы не знаем, что у него на душе, но если он, не дай бог, купил новое авто или тем более какую-то яхту, нам сразу становится плохо… Чувство «справедливости» сразу же себя показывает… Никто, за исключением великих, не испытывает тягостное чувство само по себе, просто от избытка сознания и чёткого понимания что почём. Но таких – раз-два и обчёлся. Ну может, если сосчитать, то сотню, а то и меньше за всю историю… Направо и налево считают придурков и полуумных, достигших каких-то результатов в своей области приложения сил за таковых… А из чего состоит душа и есть ли она вообще, где вместилище духа и как к нему дотронуться, никого и не волнует… Да и как такое возможно, когда везде, повсюду, во все времена наблюдается лишь жизнь тела, туда вовнутрь никто и не проникал. Нет таких приборов, да и вряд ли когда-нибудь выдумают… Эта святая святых намертво заперта от постороннего глаза. А в посторонних ходят все, те, которые жили, живут и будут жить… Высокое искусство само по себе, люди сами по себе… И всегда, когда они оказываются лицом к лицу, ничего не происходит, ну или почти ничего… А этот с соседней койки всё пердит и пердит. Наверное, он ест что-то по ночам, надо бы поймать его за руку и допросить как следует…» А был ещё один, из 13-й палаты, так тот вовсе отказывался вставать с койки как минимум без 10 золотых. Наверное, в его роду были одни торгаши. Он был не в состоянии понять смысл каких-либо движений за просто так. Просто в толк не разумеет, зачем двигаться за так, если за это ничего не платят. И так уже думают и его соседи по палате… А недоумок из 7-й палаты отрицал всякую святость. Мол, что это за субъект, который не ругается, не лузгает семечки и не заглядывается на чужих баб. Вся эта история с Христом не стоит и выеденного яйца. Ему пробовали возражать и объяснять всё как было, как в Писании сказано, но он отказывался что-либо понимать и твердил: «Не верю, и всё, и требовал других доказательств», но дураку ни в какие времена не удаётся ничего подсунуть. Он верит или не верит, словно флюгер над башней…» В этот миг пердун дал газу. Кто-то вскрикнул: «Сколько же можно, куда смотрят санитары. В таких условиях всё лечение насмарку…» А этот, который испортил воздух, стал предъявлять требования, мол, если не дадут ему новую молодую жену, то будет продолжать в том же духе, а ещё и попросил пополнить счёт в банке, правда, не указал, на какую сумму… И тут мне вспомнился один из пациентов, который промышлял мелким воровством… В его палате не досчитывались то мыла, то лезвий для бритья, то зубной пасты. Правда, он потом всё возвращал, извинялся. Но всё опять повторялось, и все к этому давно привыкли и даже кто-то когда-то заявил, что воришка самый честный из всех нас, мол, кому это не приходило в голову что-то умыкнуть, а вот возвращать краденое дорогого стоит и при этом ещё и каяться и обвинять себя во всех смертных грехах. Настоящий христианин, святой почти что… А был такой, что всё время считал мелочь в кармане. В лечебнице нельзя было держать деньги, но ему пошли навстречу, ибо без них он впадал в депрессию, и приходилось поначалу добавлять лекарства, а как позволили иметь свои, так всё и пошло на поправку… Был и такой, который твердил, что его одежда самая длинная, и пытался укоротить всё, что одевал. Только ему не давали ножниц, а то он обещал всем помочь и вообще утверждал, что главное, чтобы костюмчик сидел. И в этом ножницы незаменимы. С ними можно спасти Мир… Тот из последней палаты любил всех целовать: знакомых, незнакомых, неважно… Особенно ему нравились нарядные санитары в синем. Когда он их видел, то всегда твердил, что счастье совсем близко, вот ещё чуть-чуть и поймает… Но самыми ужасными были двое из 5-й палаты. Один из них утверждал, что сам себе хозяин, то бишь всё по его воле, но не мог объяснить, отчего его держат в больнице… Как ни пытались ему втолковать, что мол как же так, столько погубленных судеб, разные войны, да и мало ли что может произойти с человеком, он твердил своё, типа «Каждый сам себе хозяин и кузнец своего счастья…» Второй же был уверен, что в него вселился всемогущий дух и он-то и ведёт его, причём вовсе не считаясь с его потребностями и возможностями… Ему казалось, что это тот дух, который движет и Солнцем, и Луной, и всякой переменой вообще. И именно он в него и вселился и взялся за него… Причём давно, ещё в другой жизни, на воле. Он утверждал, что ему так ни разу и не удалось добиться взаимности с теми, которых искренно любил. А вот всякие интрижки получались на голом месте, без его на то большого хотения… Ещё он добавлял, что никогда ничего не получал, когда это ему особенно важно, а после, по происшествии какого-то времени, ему предлагалось то, о чём он и не помнил – и либо отказывался от предложенного, либо в этот момент мечтал уже о совершенно другом… Он всё силился вспомнить какого-то великого немца на – уэр в конце, что-то бормотал себе под нос, шепелявил, но так и не сказал кто, еврей какой-нибудь, наверное… Да, ещё этот, который хозяин себе самому, все пытался скрыть его неподдельный интерес к мужчинам… Все, конечно же, об этом знали, но он даже утверждал, что влюбился в сестру, которая берёт кровь на анализы. Но в это в лечебнице никто не верил. Да и как тут поверишь, когда всем бросалось в глаза, как он смотрел на молоденьких санитаров… И был один, который не мог взять в толк, отчего у него растёт пузо… Ест как все, даже делает зарядку, от хлеба и пирожных вовсе отказался, а пузо растёт и растёт. Он регулярно взвешивался и говорил, что вес не меняется, и в чём тогда дело, не мог взять в толк. Кто-то из соседей был уверен, что всё дело в газах, но его это как-то не устраивало. Главное, он решил, что будет жить вечно, и никак не мог себе представить, что будет с животом через пару-тройку десятков лет… Требовал, чтобы поменяли кровь и дали ему наконец красную рубашку. Всё дело в цвете. Человек в красном просто не в состоянии будет умереть, ибо красное возбуждает и невозможно дать дуба возбуждённому… Ещё он говорил, что нужно есть специальный сыр, который настолько раздражает дёсны, что тоже невозможно умереть… Некоторые в лечебнице думали, что главврач и есть Бог… По меньшей мере все точно знали, что самая вкусная еда, там куропатки, стерлядь, икра разная, отпускались с его ведома. Кто-то пробовал объяснять, что, мол, есть министерства, ведомства всякие и вообще всё зависит от расстановки сил в обществе… Мол, как в обществе относятся к нам – недоумкам, такую еду нам и выписывают… А если быть ещё точнее, то всё зависит от экономической мощи страны. А это просто данность нашего времени, мол, если бы ты жил в другие эпохи, то с тем же главврачом у нас была бы совершенно другая еда, а то и вовсе жили впроголодь… Но этот длинный монолог мало кого тронул, ибо нужда в сильной руке, которая и кормит, и о них заботится, и вообще ведёт их по жизни, всегда востребована… Зоолог из 8-й палаты как-то, помнится, рассказывал, что видел двух огромных червей, которые появились как некая мутация людей, но они были крайне миролюбивы и так милы и приветливы, что их стали называть Мирослав и Святослав… Правда, потом узнали, что один из них съел другого и после долго не мог прийти в себя, пробовал даже покончить с собой, но не знал, как это сделать… А однажды кто-то решил, что более будет обходиться без часов, и выкинул свои куда подальше. Он агитировал последовать его примеру, долго что-то объяснял, мол, вся беда от них. Не будь часов, решатся все проблемы со старением и смертью. Если не знать, какой год на дворе, то вечная жизнь вполне реальна… Вот воробьи или кошки разве ведают о конце. Ему пробовали возразить: что, мол, знание людей о смерти ведь никуда не спрячешь, вот если стереть сознание, то тогда другое дело, а так абсурд хоть с часами, хоть без них… Но он настаивал, бил себя в грудь, что будет гораздо лучше, надо что-то менять, нельзя так тупо ждать смерти, так невозможно более жить… Но подоспели санитары, сделали внеочередной укольчик, и он утихомирился и заснул… Другой же из его палаты хвастался тем, что ловил рыбу в Мёртвом море. Рыба была исключительно красная и здоровенных размеров и на вкус совсем не солёная. Он же утверждал, что наша вселенная меньше, чем бильярдный шар. Просто настолько всё искажено, что всем нам изнутри она кажется бесконечно большой, но если выйти за её пределы, то на самом деле она чудовищно мала и, например, Нью-Йорк размером с чернильную кляксу, а Амстердам вовсе и не заметишь невооружённым глазом… Правда, не объяснял, как выйти за пределы вселенной, но однажды после долгого молчания обронил, мол, что такое возможно на духовном уровне, и уверял, что некоторые поэты не однажды это проделывали, но не сказал, кто именно… Был один пациент, который постоянно жаловался на нехватку витаминов в еде. Уверял, что все проблемы от этого. Вот он начал лысеть, а остатки волос поседели. Он часто требовал к себе женщину, пытаясь уяснить, мужчина он или нет. Но когда ему напоминали о жене, то раздражался и начинал ругать всё на чём свет стоит и не соглашался ни на какие свидания с ней… Но особо его не устраивали рыбные и мясные дни. Как ни пытался главврач угадать настроения в больнице и менять эти дни, ничего не помогало, многие оставались недовольными, особенно наш женоненавистник… Ещё этот из 5-й палаты часто говаривал о великом отчаянии, которое время от времени на него находит. Говорил, что, как ни пробовал, ему не удаётся поговорить с людьми. Они не понимают его язык, и ему кажется, что на его языке никто не разговаривает. То, о чём он думает, другие на эти темы молчат. И как он ни пробовал разговорить собеседника, выудить у них нужные мысли, из этого ничего не получалось. Наверное, он думал, что все лучшие мысли настолько автономны, что люди и не успевают их отличить, когда они к ним приходят в головы. Он почему-то был уверен, что все люди равны, просто есть небольшая разница в фиксации мысли… Его постоянный оппонент, который не мог вспомнить великого немца-философа, утверждал, что он несёт чушь и, мол, большая, подавляющая часть людей настолько просто устроена, что о них рассуждать – лишь время терять… Мозг обывателя – это такой дуршлаг, где ничто не застревает. Ни одна мысль не может найти себе продолжения. Да и не мысли им приходят в голову, а некий усреднённый сигнал к тем или иным действиям, который плохо этими чуваками контролируется, потому и поступки людей весьма хаотичны и бессистемны… Людей даже невозможно поделить на добрых и злых или умных и глупых. Слова, да и только, за которыми ничего не стоит. Всё диктуется обстоятельствами: и добрый легко меняется на злодея, и наоборот… А глупые проще двигаются по жизни. Чаще веселы и улыбчивы. Так что ещё надо доказать, что предпочтительней… Тут великий отчаявшийся перебивает: «А в чем тогда смысл жизни или, быть может, понятие смысла весьма условно, так сказать, ещё одно слово, которое не поддаётся расшифровке?..» Да, в обычной жизни всё как-то просто и люди большей частью на этом и останавливаются. Многим, наверное, кажется, что раз они родились, то и смысла искать не надо, он сам собой подразумевается. Некоторые уверены, что смысл в продолжении рода, так сказать, в вечной жизни… А вот если серьёзно, то было такое мнение – слиться со временем: мол, главное почуять вкус вечности, стать единицей чего-то настоящего, достойного внимания: несравненно большего, чем то, что мы видим и осязаем… Если перейти на людей, то сразу же совершенная бессмыслица во всем; всякое движение, ход мысли, не вобравшее что-то самого себя отрицающего – есть умножение хаоса, да и только… Так что в массе признаков жизни не обнаружить, но счастье людей в их лёгком бытии, не обремененном тяжестью. Лишь повседневное, суетное…

– То есть вы отрицаете всякую науку, прогресс, улучшение условий жизни, так сказать, полную победу человека над прихотью Природы, или всё не так печально и грустно?.. И зачем тогда нужны были страдания Христа, если спасти всё равно никого не удастся. Да и от чего спасать, если всё не по-настоящему, а как-то глупо и нелепо?.. Так что ли выходит? И к чему может прийти человечество?.. Получается, ни к чему… Как ни пытайся, ничего более, чем сытная жратва и водка, найти не удастся?.. Думаю, всегда будет работать сила против любых начинаний. В каждой попытке устроить более безопасный мир скрыта угроза, которая берётся неизвестно где, но всегда будет вмешиваться в порядок вещей хоть на уровне государств, хоть на частном уровне с каждым из нас… Человек не в состоянии выйти за пределы внешних и внутренних угроз и насилия, как не способен изменить смену времён года, движение планет и т. д. и т. п. Он часть сущего, а у него свои законы движения, изменения… Т. е. как бы он ни возгордился, он лишь слепая игрушка неподвластных сил… К сожалению, никаких поводов для оптимизма у меня нет и быть не может… Решая одну проблему, мы даём ходу для возникновения других, порочный круг, если хотите… И если какому-то поколению достаются более или менее приемлемые условия, следующие будут держать ответ… Вещество мира, а значит, и мы с вами и то, что нами движет, – постоянная и неизменяемая величина… О, чёрт! я устал, мне нужно попросить таблетку, прийти в мирное русло, так сказать… Помнится, всех тяготили бесконечные промежутки между приёмами еды, конечно же тех, кто в состоянии был себя определить в силу болезни и приёма лекарств… Наверное, скука – это когда тебя игнорируют, забывают о том, что ты есть. На время. Т. е. продолжают тебя держать на поводке, но изменяя длину верёвки… Но дело в том, что кем бы ты ни был, через определенные промежутки тебе нужно попортить крови, а после опять свободен – сиди и жди… Время ничему не учит, пространство неизлечимо бульно… Поиски «сведущих» лучшей доли – лишь свидетельство тупости и ограниченности… Лучшее дело, если её можно вообще обозначить – следить за тем, что творится в голове. Но весь ужас в том, что это невозможно для большинства, и потому им приходится действовать. А это большей частью не приводит ни к чему хорошему… Всеобщая благодать – это просто тупик в индивидуальном развитии. Человек, у которого всё есть, ищет легких способов развлечься, ибо он слишком просто устроен и ему незачем впускать в сознание что-то тяжелее, чем дважды два… Великая книга или музыка перестанут вообще что-либо значить… Останутся, наверное, картины, которые меньше требовательны к себе, ведь на них просто глазеют, не утомляя себя ничем, как на разноцветные игрушки и фантики…

Никому не сказали, куда делся больной из 11-й палаты, который всё время многозначительно улыбался и не желал открыть причины. Как ни пытались выудить у него, в чём же дело, он молчал и продолжал улыбаться… Все требовали тех же таблеток, и главврач пообещал разобраться, в чём, собственно, дело… Лишь однажды его соседу по койке удалось разговорить хохотуна. Он рассказал о себе, что он вовсе и не человек, а явление природы, как снег, дождь или удар молнии… Но чаще всего он кажется себе радугой на небе, и когда пролетающие самолёты задевают его крылом, ему просто становится щекотно… Больной из 12-й палаты застрял в своих рассуждениях о том, что есть тьма, а что свет… Он не мирился с обычными представлениями типа свет – это когда ты всё видишь, а тьма наоборот. Его такое видение не устраивало, и он желал докопаться до истины. Часто включал и выключал освещение в палате и делал какие-то заметки, но никому их не показывал. Однажды же заявил, что это вещи не взаимоисключающие и что возможна темень и при солнечном свете… Мол, есть масса всего, что мы не видим и днём. Он просто был уверен, что нам дано зреть тот минимум, который с нами как-то взаимодействует, да и то не всегда. Не мог понять: частички света трутся о вещь или они просто несут данные о его характере, т. е. мы видим вещь или изменённый свет, искажённый от предмета… И как на самом деле выглядит наш мир, если последнее правда… Может, потому нам и не дано видеть Бога, что его одежда и облик не воспринимаются светом. Он из чего-то такого, что поглощает свет полностью или отражает его, не доходя до адресата… Т. е. даже когда мы уверены в Его присутствии, нам это дают понять напрямую, минуя все органы чувств – бьют по цели, если, конечно же, её возможно обнаружить… Т. е. о Боге мы узнаём не через чувство, а как-то иначе, и потому сие трудно определить словами… Вот и обычно говорят о чуде.

Был ещё один, который утверждал, что знает, куда следует всем двигаться… Мол, ему открылись все входы и выходы в таком закрытом сосуде, как наше подсознание, т. е. то, что первично – место, которое поначалу инициирует изменение и затем оно становится или не становится частью сознания… Он говорил, что есть такие, у которых в силу пережитого сознание и подсознание сплавились, т. е. слились, и всякое движение возникает уже как осознанное… Этих последних обычно и называют гениями, ибо всё скрытое для большинства для них не представляет тайны. Обычно ещё говорят, что пробудился дух, ибо всё сказанное ими несёт оттенок вечного, незыблемого… И говорить они могут долго… И всем на минуту кажется, что они всё понимают, но когда их просят пересказать, то чаще всего они замолкают или несут, как обычно, свой вздор…

Время от времени среди больных зрело недовольство. Появлялся всегда кто-то, кто знал, что делать, и призывал к действиям… Чаще всего не устраивали распорядок дня и кормёжка… Что конкретно было не так, никто толком не мог объяснить, но порою волнения охватывали всех больных, что выливалось в требования сменить санитаров и главврача. Но каждый раз всё заканчивалось мирно. Поговаривали, что срабатывает некий вездесущий прибор, который, включаясь, дезориентировал настроения больных, и их мысли переставали течь в одном направлении… Но все всё забывали, и порядок торжествовал. Прибор также был незаменим для лечения буйных, ибо стоило двум-трём мыслям встать в цепочку, как сразу всё и заканчивалось и больные забывали обо всём, что их недавно заботило… Обычно после очередных волнений начинались разговоры о счастье… Помнится, один утверждал, что счастье – это когда мысли зависают как-то уютно в воздухе, не пытаясь ни с чем войти в соприкосновение. Это просто другая реальность, которая редко нас посещает непонятно по какой причине… Но большая часть людей почти никогда не выходит за рамки обыденности – тупой повторяемости, что снаружи и что внутри. Болезни или другая беда могут, конечно, сделать на время несчастными, а вот до счастья никто и недотягивается. Люди живут в усреднённом диапазоне чувств… Многие даже не в состоянии определить, когда им хорошо, а когда плохо, и часто настолько глупы, что продолжают восхвалять порядок вещей, как бы плохо им ни было… Был ещё такой, который жаловался, что его дерьмо вовсе и не его или, по меньшей мере, пахнет не так, как надо… И был уверен, что в него вселились другие твари и это – дело их рук. Он обычно жрал за двоих, чтобы и себе немного доставалось… Еще временами задерживал дыхание и держался так до посинения, заявляя, что хочет расправиться с непрошеными гостями, которые хозяйничают в нём без всякого на то позволения… Помнится, был и такой, который жаловался на давление, но наоборот: он всё твердил, что у него не гипертония, а гипотония, и просил всё время мерить себе давление. Когда цифры его особенно не устраивали, он хватался за сердце и требовал к себе реаниматологов. Наверное, боялся умереть и всех изводил своими жалобами… Ещё запомнился больной, который после двух-трёх сказанных слов требовал закрыть тему, без уточнения, что же его не устраивает в разговоре… Он очень переживал по поводу погибшего друга, который умер, так и не научившись плавать. Последнее его особенно расстраивало… А больной из 5-й палаты однажды довольно интересно расписывал мозг обывателя и великого человека. Оказывается, мысли обычного человека вертятся в одной плоскости: мол, любая информация, какого угодно порядка, попадает у них в некий дурацкий тоннель, где деревянный поезд движется всё время в одном направлении… Ничто не способно изменить этот однажды запущенный механизм. Всякий груз, подбрасываемый в его вагоны, попросту вышвыривается на ходу… Ни одна мысль не лучше другой. Форма и содержание всегда одинаковы… Есть только монотонное, однообразное движение к заведомо пустячной цели длиною в целую жизнь… Мозг же великого человека в корне другой… Во-первых, иерархия сознания… Мысли, даже повседневные, и те набрались от вечности… И это сознание, которое опирается на самого себя – само себя определяет в любой системе координат… И этот мир многомерен и объёмен, никогда нельзя представить, что же будет после… Порою не успеваешь следить за собой – так быстро меняются «декорации и образы». И мысли, что вобрали от всех стихий, но более всего от бесконечности… Но добавляется эта горечь – вечный привкус смертельной болезни… Ещё некоторые поэты признаются, что их мозг весь помещается снаружи. Т. е. они как бы на всё смотрят со стороны, с некой дистанции, в том числе на самого себя… И это совпадает с идеей о том, что мы как бы управляемся наружной силой – чем-то, находящимся за пределами нашей воли… И наше поведение формируется как ответ на внешнее вмешательство той непреодолимой, вездесущей силы, известной как необходимость, но которая берёт начало неизвестно где и скорее в месте, что невозможно обозначить… Сила, которая действует слепо и не считается с никакими нашими потребностями и возможностями… И если на коротком промежутке порою можно предположить, чего же она добивается, то на большой дистанции всё сильно запутывается и становится бессмысленным по меньшей мере в наших с вами глазах…