Текст книги "Коронатор"

Она еще возилась со шнуровкой, когда вернулся Филип. В руках он держал поднос, на котором исходила паром еда. В том, как он переступил порог, прикрыв ногой дверь, и остановился, глядя на нее, Анне показалось что-то до странности знакомое. И верно – она вспомнила: Бордо, утро после их первой ночи. Лицо ее просияло при этом воспоминании, ей показалось, что и Филип думает о том же.

– Фил…

Анна шагнула к нему, и он обнял ее. Она закрыла глаза, склонив голову ему на плечо. Самое надежное место на всем свете…

Филип коснулся губами ее еще влажных волос и негромко сказал:

– У нас слишком мало времени, Энн. Меньше чем через час состоится смотр войск и мы выступаем. Я должен присутствовать там, чтобы не вызвать подозрений.

Анна медленно открыла глаза, выходя из счастливого оцепенения. По ее лицу прошла тень, губы сложились в горькую складку. Что он говорит?

Она выпрямилась и посмотрела в лицо Филипу.

– Ты уедешь?

Он кивнул, усадил ее на кровать, придвинул поднос. Сам опустился перед ней на корточки.

– Ешь. Потом мы поговорим.

Анна медленно зачерпнула из чашки, отломила кусок хлеба. Филип бережным движением убрал падающие на ее лицо волосы. В этом жесте было столько любви, что Анна на миг успокоилась. Обыкновенная похлебка показалась ей на удивление вкусной, и она ела, порой останавливаясь, чтобы взглянуть на сидевшего у ее ног рыцаря. Тогда ее лицо озаряла тихая улыбка.

– Ты стала такой бледной, моя дорогая, – едва слышно сказал он.

Анна лукаво улыбнулась. Он еще ничего не знает! Она вдруг почувствовала прилив гордости и счастья и решила тотчас все сказать Филипу. Но он спросил:

– Как вышло, что ты оказалась у Красной Бесс?

Анна вздрогнула, сияние в ее глазах померкло. Она сразу вспомнила, на краю какой бездны он нашел ее. Ей стало стыдно. Он поднял ее из грязи в самом буквальном смысле слова. Она закрыла глаза и сжала зубы. Никакая другая благородная леди не опустилась бы до такого позора, предпочтя достойный плен унижению. Удел леди – молитва и упование на благородного защитника. Тогда честь остается незапятнанной. Она же в последнее время прошла все круги ада: предательство, насилие, одиночество, гонения, унижение…

– Если не хочешь – не отвечай, – торопливо проговорил Филип, слишком торопливо, и Анна уловила какой-то испуг в его интонации. Она взглянула на него. Лицо рыцаря было измученным. Бог весть, что явилось его воображению, но сквозь его обычную невозмутимость явственно проступало страдание.

– Я люблю тебя, – глухо, но твердо произнес он. И добавил тише: – Люблю, что бы ни случилось…

Пожалуй, Анна испытала облегчение. Однако ей не терпелось оправдаться. Отодвинув поднос, она сказала:

– Ничего не случилось. Просто мне нужно было выбраться из Сити. И выбраться любой ценой. Я и не представляла, что за штучка эта самая Красная Бесс. А ты… Ты знаешь ее?

– Кто же ее не знает?

Он сел рядом и взял руки Анны в свои.

– Я искал тебя, Энни. Я приехал вчера поздно ночью и тотчас прослышал о твоем побеге. Господь Всемогущий, как же я испугался за тебя! Тебе словно пришлось по вкусу, чтобы тебя искали. А уж мне ли не знать, как ты беззащитна и неосторожна! Лучше бы ты отсиделась в этом дощатом хлеву у Олдергейтских ворот!

Поймав удивленный взгляд Анны, он пояснил:

– Я расспрашивал о тебе у Дороти, решив, что если ты в бегах, то могла обратиться к ней. И она сказала, где ты прячешься. Я разыскал это место, однако там ютился лишь какой-то уродец. Но ты там была – этот бедолага без устали твердил о какой-то фее в соломе.

В его словах сквозила жалость, и это начало сердить Анну. Она столько пережила за это время, что ее душа покрылась броней. И эта жалость унижала ее. Отведя взгляд, она сухо спросила:

– Откуда тебе стало известно о побеге?

– Мне сказал об этом король.

– Король?

– Да. Он призвал меня этой ночью и сообщил, что ты бежала из Тауэра и тебя видели в Лондоне с собакой. Что за собака?

– Мой Соломон. Дог. Его убили.

– И ты осталась совсем одна? А твои люди, слуги, приближенные?

– Я осталась одна.

Филип смотрел на нее, и Анна вспылила:

– Только не жалей меня! Лучше помоги. Мне нужна лошадь. Я поскачу в Барнет, к отцу.

Филип покачал головой:

– Тебя задержат у первого же поста.

– Все равно, я должна попробовать. – Она опустила голову. – Я была в ловушке. Словно сам рок удерживал меня… Я так ничего и не смогла сообщить отцу.

– Я, кажется, начинаю понимать, – только и сказал Филип.

Она взглянула вопросительно.

– Если бы Уорвик все знал, он не доверил бы Кларенсу командовать столь значительными силами.

У Анны упало сердце. В глазах заметался страх.

– Пресвятая Богородица…

Схватив рыцаря за руки, она запальчиво воскликнула:

– Помоги мне, Филип! Ради всего, что тебе дорого, ради нашей любви, помоги мне! Мне нужно попасть в Барнет, мне…

– Я не могу тебе помочь, – твердо произнес он. – За мной следят. Герцогу Глостеру нельзя отказать в сообразительности. Не знаю, что ему известно, но едва я въехал в Лондон, как в меня вцепились его шпионы. Более того, следят даже за людьми из моего отряда. И, если я попытаюсь тебе помочь, Ричард Глостер узнает об этом первым.

– А сейчас? – Анна смотрела испуганно. – Сейчас за тобой тоже следят?

Он отрицательно покачал головой. Анна поняла.

– Когда ты уходил… Ты убил… его?

Рыцарь кивнул.

– Герцогу все равно донесут, что я помог одной из девок Красной Бесс. Пусть об этом сообщит не его шпион. Так, какие-то нелепые слухи. К тому же пока еще мало кому известно, что я остановился здесь с женщиной. В ближайшие часы ты в относительной безопасности, но труп шпиона вскоре обнаружат, и герцог поймет, что я избавился от него неспроста. Я сделал все, что было в моих силах, и какое-то время тебя не смогут найти. Но потом…

Он поднялся и подошел к окну.

– Если я буду рядом, это скорее погубит тебя, чем спасет. И мне уже пора возвращаться. Меньше чем через час я должен покинуть столицу и двинуться с войсками на север. Ты…

Филип испытующе посмотрел на нее.

– Ты должна решить, кому можешь доверять, чтобы я тебя там оставил.

– Мне надо пробраться в Барнет!

Рыцарь развел руками:

– Сейчас, когда туда идет вся армия, это совершенно невозможно. И если ты не хочешь, чтобы тебя схватили, то не должна ехать со мной.

Анна держалась из последних сил. Ведь если и Филип откажет ей, на что тогда остается надеяться?

Он понял ее состояние. Ему хотелось обнять ее, приголубить, но она сейчас была так напряжена, что это могло вызвать взрыв. Вместо этого он мягко сказал:

– Пойми, Энни, я не имею на тебя никаких прав. И я не могу выступить твоим защитником, как бы мне того ни хотелось.

Анна молчала. Что-то в ее позе, в ее остановившихся глазах напоминало ему их последний вечер в Бордо, когда она так же молила его, а он не мог, не находил сил согласиться с ней. И это испугало его. В тот вечер было разрушено их счастье. Его вдруг охватило предчувствие, что, если сейчас он не объяснит, что она ошибается, если оставит ее вот так, отчаявшуюся и одинокую, она отдалится от него и всякое доверие между ними рухнет. Но как исправить это, он не знал. Она была разочарована их встречей, до глубины души уязвлена и не желала ничего понимать.

Откуда-то донесся призывный звук трубы. Филип вздрогнул. Пора…

Он шагнул к Анне, поднял ее голову и с силой прижался к губам. Они были холодны и упрямо сжаты. Но Филип не отпускал ее. Прижав Анну к груди, он целовал ее сначала медленно, бережно, потом со стремительно нарастающей страстью. Наконец ее губы дрогнули, ожили, а мучительно напряженное тело обмякло, стало покорным и нежным в его руках.

Когда он отпустил ее, она покачнулась, и он поддержал ее.

– Анна, дорогая, больше не осталось ни минуты. Назови хотя бы одного человека, кому я мог бы тебя доверить. И не говори, что таких нет. В Лондоне всегда были и есть сторонники Уорвика.

Анна по-детски всхлипнула:

– Нет, нет… Я не знаю никого. Все меня предали. Изабелла, дядя Джордж… Я одна, Фил, совершенно одна. Баронесса Дебора Шенли помогла мне, но я оставила ее в Тауэре и не знаю, что с ней…

– Баронесса Шенли? В Тауэре? Но я видел ее недавно в Вестминстере, в свите твоей сестры. Впрочем, кажется, она готовилась к отъезду…

Филип задумался, потом поднял на Анну глаза и улыбнулся.

– А ведь это недурно. Я поговорю с баронессой. Кто знает, может, вместе с ней и ты сможешь пробраться на север. Если же из этого ничего не выйдет… – Он отпустил Анну и сделал шаг к двери. – Если леди Шенли не сможет нам помочь, я пришлю за тобой своего человека. Скорее всего, Оливера, ведь вы знаете друг друга. Ты вскоре должна будешь покинуть постоялый двор. Не стоит искушать судьбу и рисковать – ищейки могут напасть на твой след. Неподалеку есть небольшая церковь Святого Адольфа. Служба уже началась. Отправляйся туда. Добрая христианка может позволить себе провести час-другой в храме, углубившись в молитву. Там ты и получишь весточку от меня.

Он уже шагнул за порог, когда Анна окликнула его:

– Филип! Умоляю тебя… Ради всего святого…

Он недоуменно вскинул на нее глаза. Она была бледна и стояла, прижимая руки к груди.

– Филип, обещай мне. Если ты сможешь хоть что-нибудь сделать для моего отца… Молчи! Я знаю – он враг короля Эдуарда. Но это мой отец. И я заклинаю тебя – помоги ему…

Ее вдруг пронизала нервная дрожь.

Филип какое-то время не отрываясь смотрел на нее…

– Обещаю, – негромко произнес он, а через секунду его шаги уже звучали на лестнице.

Только когда он ушел, Анна вспомнила, что так и не сообщила ему, что у них будет ребенок. Она бросилась к окну, распахнула его – Филипа нигде не было. Шел дождь, надрывая душу, завывала труба.

Анна чувствовала себя разбитой и опустошенной. Эта встреча забрала весь остаток ее душевных сил. Было нестерпимо горько, оттого что они так простились с Филипом. Он ушел, чтобы сразиться с ее отцом. Два самых дорогих для нее человека должны были сойтись лицом к лицу в битве. «Обещаю», – сказал Филип, а она даже не сказала ему: «Прощай!» Разве так провожают мужчину на войну, когда смерть от меча или секиры такая же обыденная вещь, как дождь в Лондоне?

От этих мыслей ей стало не по себе. Вспомнив, что Филип велел ей идти в церковь, Анна торопливо закуталась в плащ и вышла под холодные струи дождя…

Церковь Святого Адольфа стояла на небольшой, заросшей травой площади. Она представляла собой старую романскую постройку с мощными стенами, далеко отстоящими одно от другого окнами и круглыми арками. На ее крыше стояла воздвигнутая в более поздние времена деревянная часовня с изящной, как кружево, готической резьбой.

Поднявшись по каменным ступеням, Анна вошла под своды церкви, и на нее сразу пахнуло затхлостью, ладаном и горячим воском. В сумрак уходили тяжеловесные арки романского нефа. Пылали свечи и слышалось монотонное бормотание толпы молящихся. В этот день, когда Господь страдал на Крестном Древе, в церквах велась приглушенная служба, молчал орган, безмолвствовали колокола. Многие прихожане оставались в церкви до рассвета, вознося молебствия и оплакивая муки Сына Божьего на Голгофе.

Анна ступила в боковой придел и опустилась на колени. Вокруг было множество людей, но перед алтарем оставалось свободное пространство. Она не видела, но знала, что там, распластавшись крестом, лежит священник и молится за всех верующих. Ее душу вдруг охватил религиозный порыв, она сцепила руки на груди и стала жарко молиться:

– Pater noster qui es in celis. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua sicut in celo et in terra…[78]78
  Отче наш, иже еси на небесех. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…


[Закрыть]

Молитва несла облегчение, омывала душу, но вместе с тем и будила раскаяние. Анна думала о том, что слишком упряма, что ей не хватает толики смирения, о которой говорил архиепископ Кентерберийский, и что душа ее обращается к Богу лишь в минуты крайнего отчаяния.

– Иисус, Сын милосердной Девы… Ты читаешь в моей душе…

Сын Божий взошел на Голгофу, даровав людям надежду. Божественный Агнец принес себя в жертву ради всех этих людей, глумящихся и равнодушных. У Анны заныла душа, слезы ручьем потекли по щекам. Она, грешная и своевольная, редко просит Бога за своих близких, и если они погибнут…

– Господи, все что угодно, но не забирай их у меня. Я скверная дочь, но я люблю отца. Я не сумела предупредить его, но на то была Твоя воля. Ты один ведаешь, что творишь. Слабая и полная греха, я прошу Тебя – спаси его, если это не под силу мне…

Она молилась и о Филипе.

– Это тоже грех, но я люблю его. Даже ангелы небесные знают любовь. Не отнимай же его, он моя последняя надежда и радость. Он… он отец моего ребенка…

Священник с амвона говорил о муках Христа, и Анна внимала ему, как никогда в жизни. Эта старая церковь с разношерстной паствой стала ее прибежищем. Время шло, церковный служка собрал у прихожан огарки свечей. Над молящейся толпой плавал лишь одинокий мужской голос, читавший Писание на латыни, да изредка принимался хныкать младенец. Но по мере того, как за цветными стеклами витражей угасал дневной свет, в душе Анны росло беспокойство. Воздух в церкви стал спертым, а от толпившихся среди колонн нищих и больных шел кислый, нездоровый дух. Один из священников подошел к двери, широко распахнул ее, и стало видно, что уже совсем стемнело.

Анна попыталась снова начать молиться, но теперь молитва уже не трогала ее, и она все чаще поглядывала на вход. Филип сказал, что поговорит с Деборой, а если ничего не выйдет, то пришлет за Анной Оливера. И теперь она ждала именно его, ибо Оливер должен стать связующим звеном между нею и Майсгрейвом, придать ей уверенности в том, что они вновь когда-нибудь встретятся. Однако когда в дверном проеме показалась баронесса Шенли, Анна так возликовала, что едва не бросилась к ней через весь храм.

Леди Дебора опустила кончики пальцев в святую воду и, преклонив колени, набожно перекрестилась. Пока она читала молитву, Анна пробралась к ней сквозь толпу, и, когда баронесса поднялась, они оказались почти рядом. Их взгляды встретились, и Дебора показалась Анне небесным ангелом. Ее светлые волосы сливались со снежно-белым мехом подбивки капюшона, а улыбка таила столько радости и искреннего дружелюбия, что Анна едва не прослезилась. Нет, она совсем не одинока, если рядом с ней такая душа.

Они покинули церковь и, скрывшись в ближайшем переулке, совершенно по-детски бросились друг к другу в объятия.

– Как я рада, что они тебя не схватили!

Дебора совершенно забыла об этикете, и Анна была ей только благодарна за это.

– Как тебе удалось выбраться из подземелья?

– Да проще простого! Следить за твоим заточением Кларенс поручил моему мужу. Когда же стало известно, что тебя и след простыл, а в темнице нахожусь я, он не стал меня там удерживать.

Она засмеялась, но Анна осталась серьезной.

– Он очень гневался?

Дебора улыбнулась. Это была улыбка женщины, уверенной, что любима.

– Он уехал вчера вечером, чтобы доложить герцогу о твоем побеге. И он не показался мне чрезмерно сердитым. Скорее взволнованным. Зато твоя сестра пришла в бешенство, особенно когда о твоем пребывании в Тауэре стало известно королю и герцогу Глостеру. Именно герцог был обеспокоен больше других. Он даже кричал на герцогиню. Я же вышла сухой из воды, если не считать того, что леди Изабелла отстранила меня от службы при ее дворе. Впрочем, в окружении короля больше дивились тому, что ты оказалась не на континенте вместе с Ланкастерами, нежели тому, что тебе удалось связать меня и выбраться из Тауэрской крепости. В Вестминстере, знаешь ли, бытует убеждение, что ты способна даже сатане на хвост наступить.

Как ни была измучена Анна, она расхохоталась. Однако Дебора вдруг схватила ее за руку, тревожно указав на двигавшуюся вдоль улицы цепочку латников с фонарями в руках:

– Смотри, это люди из отряда Глостера. Видишь белого вепря на табарах? Им приказано обшарить все гостиницы и постоялые дворы Лондона, чтобы обнаружить тебя.

– Но разве Ричард Глостер не покинул столицу, выступив с королем к Барнету?

– Да, это так. Но в городе действует его правая рука и поверенный сэр Роберт Рэтклиф, ему поручено продолжать поиски. Ради бога, Анна, идем скорее. Неподалеку от руин старого акведука нас ожидает моя свита – охранники и двое слуг с верховыми лошадьми для нас. Видит бог, чем скорее мы уедем из Лондона, тем лучше.

Анна не стала спорить, хотя ее подмывало расспросить Дебору о Майсгрейве, о том, как он нашел ее в Вестминстере и как объяснил, что происходит с принцессой. Вскоре они уже ехали верхами, охранники баронессы освещали им путь смоляными факелами, а лошади пугливо прядали ушами, косясь на коптящий огонь.

По сторонам тянулся пригород, дорога была немощеной, и копыта чавкали в грязи. Дождь снова стих, но в воздухе висела сырая мгла. Впереди показалась зубчатая сторожевая башня, у подножия которой горел костер. Стражники с пиками наперевес преградили им путь, и Дебора протянула свою подорожную. Однако старший лишь мельком взглянул на нее, ощупав печать. Потом, обменявшись двумя словами с напарником, они внимательно оглядели едущих в неурочное время путников. Ничего подозрительного: дама в меховом плаще на невысокой пегой кобыле, ее служанка, по-мужски взгромоздившаяся на мула, охранники в кольчугах, двое слуг с навьюченными мулами на поводу. В конце концов их пропустили.

Далее им еще не раз попадались сторожевые посты. Сначала у Анны падало сердце при каждом досмотре, но вскоре она привыкла к ним. И чем дальше они оказывались от Лондона, тем легче становилось у нее на душе. Когда с вершины Хайгейтского холма Анна окинула взглядом оставшееся позади скопище огней столицы, она наконец-то вздохнула свободно и мысленно прочитала благодарственную молитву.

Дорога пошла под уклон. Позвякивала упряжь, плескались лужи под копытами. Привыкшая править самыми норовистыми лошадьми, Анна одними шенкелями сдерживала мула. С Деборой они не обменялись ни словом. Своим людям баронесса сказала, что Анна – ее новая горничная.

Принцесса улыбнулась в темноте. Ей не верилось, что они наконец-то едут к Барнету. Неужели она увидит отца, сможет предупредить его хотя бы в самый последний момент об измене? Они не виделись с той самой ночи первого марта, когда она выплеснула в камин его асквибо… Когда они приедут, она добьется того, чтобы он окончательно избавился от той пагубной привычки, даже если ей придется велеть продырявить все винные бочки в Англии…

Отряд продвигался мерной рысью, Анне же хотелось нестись во весь опор. Под ней легкой иноходью переступал мул, и в нетерпении Анна несколько раз пришпорила его, почти поравнявшись с Деборой. К своему сожалению, она убедилась, что леди Шенли отнюдь не была хорошей наездницей и, видимо, опасалась ехать быстрее по дороге, совершенно разбитой недавно прошедшей армией.

Вокруг все было тихо и глухо, и лишь порой, когда они проезжали мимо мельницы у дороги или небольшого селения, слышался лай собак или крик совы в роще. Начал сгущаться туман, сквозь который, словно призраки, выступали то мрачный силуэт виселицы у дороги, то водяное колесо у заводи или старый ветряк с разбитыми крыльями. Дважды их обгоняли небольшие отряды вооруженных всадников. Анна с Деборой всякий раз испуганно переглядывались, и принцесса прижимала руку к ладанке на груди, моля святыню отвести опасность.

Слуги Деборы негромко переговаривались. Анна поняла, что они недоумевают, отчего их хозяйка надумала пуститься в путь на ночь глядя. Действительно, это могло показаться странным не только челяди баронессы. Поднимаясь на холм, Анна поравнялась с подругой и негромко спросила:

– Деб, ты не заметила сегодня за собой слежки?

Отстранив рукой край капюшона, Дебора удивленно взглянула на принцессу:

– Как ты сказала? Слежки? Кто же осмелится следить за мной?

Она спросила это так взволнованно, что один из ехавших впереди стражников оглянулся. Анна не стала продолжать расспросы и поотстала. Недоумение баронессы было вполне объяснимо, однако если шпионы приставлены к Майсгрейву, то отчего их не могли послать и за леди Шенли, зная, как была она близка к принцессе Уэльской.

Они снова поднялись на небольшую возвышенность. Внизу сквозь дымку тумана мерцало множество огней.

– Это Барнет? – громко спросила Анна.

Один из факельщиков отозвался:

– До Барнета не меньше часа пути. Это, скорее всего, лагерь королевского войска.

Он тронул коня, но баронесса окликнула его:

– Думаю, Мэтью, нам стоит объехать лагерь стороной. Тебе знакомы эти места – нет ли какой-нибудь окружной дороги?

Мэтью что-то проворчал насчет слякоти и тумана, но коня повернул.

Анна внимательно поглядела на баронессу. Ей показалось, что в голосе той прозвучало волнение.

Им довольно долго пришлось месить грязь, объезжая лагерь. Анна вглядывалась в маячившие где-то в стороне огни костров и невольно принялась их считать, пытаясь определить численность войск Белой Розы.

Впереди послышалась брань Мэтью. Им предстояло пересечь вброд заводь разлившегося ручья. Кони, оскальзываясь, осторожно входили в черную воду, обминая коряги и заросли камыша. Сделав шаг-другой, они почти по брюхо погружались в воду и продвигались вперед, точно тяжелые лодки. Суетились слуги, один из вьючных мулов заупрямился, пришлось повозиться с ним, пока остальные пробирались к противоположному берегу. Кобыла баронессы вдруг забеспокоилась и стала метаться так, что Дебора едва могла с ней совладать. Один из стражников подхватил ее под уздцы и помог достичь суши. Далее дорога стала тверже, и Дебора велела пришпорить коней, но Мэтью возразил – слишком темно для быстрой езды, можно налететь на сучья. Однако баронесса настаивала, и это показалось Анне странным, хотя в глубине души она только того и желала, чтобы поскорее прибыть в Барнет.

В эту минуту на дороге вдруг показалась вереница огней.

– Наверное, какой-нибудь дозорный отряд йоркистов, – предположил Мэтью.

Они съехали на обочину и стали медленно продвигаться навстречу подъезжающим. Вскоре они услышали топот копыт и фырканье коней. Это действительно был отряд Белой Розы – именно эта эмблема вскоре стала видна на табарах воинов. Впереди скакал рыцарь в открытом шлеме. В руке он держал факел, красноватым светом освещавший его лицо. Анна никогда раньше не видела этого человека, но Дебора ахнула от неожиданности.

Отряд остановился, преградив дорогу. Рыцарь выехал вперед и учтиво поклонился баронессе.

– Леди Дебора?

– Сэр Роберт Рэтклиф?..

Дебора казалась больше удивленной, чем напуганной.

– Насколько мне известно, вы оставались в Лондоне, сэр.

Поверенный герцога Глостера не ответил ей, и Анна перехватила его тяжелый пронизывающий взгляд. Ее обдало жутью, и она торопливо закрыла лицо капюшоном.

– По какому праву вы задерживаете нас? – оскорбленно прозвучал голос Деборы.

– По приказу герцога Глостерского, миледи. Мне придется препроводить вас в замок Хэмбли, что неподалеку отсюда.

Он взмахнул факелом, раздувая пламя, и его конь испуганно шарахнулся, звеня сбруей. Рэтклиф подъехал к Анне и осветил ее всю.

– Надеюсь, вы не откажетесь следовать с нами, ваше высочество?