Текст книги "Шестеро обреченных"

Месье Воглер удивленно поднял брови:

– Какая еще рана?

– Рана на предплечье. В день возвращения у Жернико ее не было. Очевидно, она была нанесена ему уже после похищения… Это, несомненно; всего лишь деталь. Тем не менее, не исключено, что, благодаря именно этой детали, я смогу вскоре увидеть искорку света в этом деле.

– Постарайтесь сделать, так, чтобы эта искорка поскорее превратилась в фейерверк! – весьма метко ответил следователь, которому уже порядком поднадоело выслушивать все это, и он горел нетерпением продолжить прерванное чтение книги по мирмекологии. Месье Воглер подытожил:

– Извините, что я принял так близко к сердцу упреки, адресованные вам прессой. Я не сомневаюсь, что в самом ближайшем будущем вы распутаете это дело.

– А вдруг появится еще одна жертва?

Следователь сделал жест, который должен был означать, что, чему быть, того не миновать, и месье Ванс, не задавая больше никаких вопросов, удалился к себе в кабинет.

Лицо его было суровым, взгляд горел. Все его поведение красноречиво свидетельствовало о том, что он, по любимому выражению полицейских с той стороны Ла Манша, намеревался «пощипать перышки».

Глава XVIII
Тайна Асунсьон

– Присаживайтесь, мадам, – сказал месье Ванс. Сидевшая перед ним и была третьей персоной, имя которой он час тому назад отказался сообщить следователю.

– Покорнейше прощу простить меня за то, что я вызвал вас сюда… Но у меня на сегодня назначено столько допросов, что я просто не смог найти времени, чтобы заглянуть к вам…

Говоря это, он в упор смотрел на посетительницу и, несмотря на свое предубеждение к женщинам вообще, а к хорошеньким, в частности (друзья открыто называли его женоненавистником), – невольно испытывал восхищение перед этой молодой особой.

Ее черного цвета туалет был верхом изящества и вкуса и, если бы не огромная, рыжего цвета хризантема, украшавшая корсаж, то можно было бы подумать, что женщина в трауре. Месье Ванс с некоторой досадой отметил, что она чувствовала себя настолько спокойно, словно пришла в гости к ближайшей подруге. Он сразу понял, что ему предстоит трудная игра, и допрос этой женщины крайне сложно будет довести до желаемого результата.

Очаровательно улыбаясь, Асунсьон первой начала этот предстоящий недружелюбный диалог:

– Месье Ванс, вы можете, отбросив какую бы то ни было щепетильность, провести допрос по всем правилам, – сказала она своим певучим голосом, неизменно очаровывавшим собеседника. – Я даже начала проявлять некоторое удивление по тому поводу, что полиция до сих пор не заинтересовалась мною как следует. Но, очевидно, исчезновение покорителя Атлантики Убера Тиньоля толкнуло вас на крайние меры…

– Что вы хотите этим сказать, мадам?

– Только одно, что меня вовсе не удивило бы, если, в свою очередь, и на меня пало бы подозрение. Такова участь невинных – попадать под подозрение, а вот негодяи обычно разгуливают на свободе. Словом, вы видите перед собой женщину, готовую искренне ответить на все ваши вопросы, даже на самые нескромные. Знайте также, что вы можете открыто, без всяких предосторожностей, говорить со мной обо всем, что касается исчезновения Марселя… я хотела сказать: исчезновения моего жениха… Месье Сантер уже рассказал мне, в каком виде,,. обнаружили его тело…

Жест месье Ванса показал, что он испытывает чувство неловкости. Он почувствовал превосходство этой женщины, которая всегда относилась к нему с симпатией.

То достоинство, с которым она вела себя, а главное, то, что она не делала ни малейших попыток ускользнуть от вопросов детектива, не позволяло ему действовать так жестко, как он намеревался это делать вначале.

Мог ли он сказать своей посетительнице, что подозревает ее в той же мере, что и Сантера, и Перлонжура? И как он осмелится задавать ей вопросы, касающиеся ее личной жизни, в то время, как убийство ее возлюбленного должно было отозваться жгучей болью и обидой и что она будет стараться не выказывать своих страданий?..

Еще раз внимательно посмотрев на Асунсьон, месье Ванс удивился, с какой тщательностью был подобран ее туалет. Испытывая такие жестокие страдания, благодаря которым, как казалось инспектору, она стала еще привлекательнее, Асунсьон все же не забыла о своем горе, о чем свидетельствовала полнейшая гармония красок и линий ее туалета. Почему так? Есть такие женщины, – подумал месье Ванс, – которые никогда не раскрывают свою душу, но если уж раскрывают, то целиком и полностью… Однако, этот аргумент убедил его лишь отчасти, и он начал злиться на эту женщину, боль которой настолько велика, что не давала повода к жалости..

– Так о чем же вы хотите спросить у меня, месье – Ванс? – тихо продолжала Асунсьон. – Быть может, вы хотите узнать, где я находилась в то время, когда убивали Намотта и Грибба? Что касается убийства моего жениха, то вам известно, что я находилась рядом с ним в тот момент, когда в него выстрелили…

Месье Ванс поднял руки вверх, желая тем самым сказать, что его интересует вовсе не это. Он чувствовал себя жалким и смешным. Неожиданно ему открылась вся безосновательность собственных подозрений. Какое отношение эта хрупкая, молодая женщина могла иметь к убийствам Намотта и Жернико? Однако, версия о сообщнике, существование которого совсем не исключено, подталкивала его к новым вопросам. Он почему-то был уверен, что Асунсьон знает об исчезновении своего жениха куда больше, нежели рассказывает. Ведь похищение Жернико было настолько же невероятно фантастическим, насколько и то положение, в котором она была обнаружена, лежащая на полу с обернутой холстом головой! Очень уж не вяжется этот обморок с образом человека, столь стойко перенесшим все последующие испытания. А не было ли все это розыгрышем? Наконец, размышляя об убийстве Грибба, месье Ване с некоторой наивностью подумал: испанки наверняка хорошо орудуют стилетом…

Но, остановив взгляд на длинных изящных руках молодой женщины, он снова устыдился своих мыслей. Что могла выгадать эта женщина в случае гибели ее жениха и всех друзей?.. Инспектор решил во что бы то ни стало выяснить хотя бы этот вопрос.

– Вы видите, что я пребываю в полнейшем замешательстве, – приветливо сказал он. – Я бы многое отдал, чтобы оградить вас от этого испытания. Однако общественное мнение высказывает законную тревогу по поводу такого количества убийств. Теперь мы не можем отступить ни перед чем во имя того, чтобы пролить свет на это дело. Ваше разрешение задавать вам самые нескромные вопросы лишило меня последних сомнений…

Стараясь не смотреть на молодую женщину, месье Ванс продолжил:

– Для меня не остался незамеченным тот интерес, который в последнее время проявляют к вам Сантер и Перлонжур. Из этого, в конце концов, начнут делать разные выводы, возможно и ошибочные, спешу это признать… Тем не менее, это заставляет меня спросить у вас, не намерены ли вы в один прекрасный день стать женой одного из них?..

Коварный вопрос! Однако реакция Асунсьон, – Сантер, как и Перлонжур, неоднократно имели возможность убедиться в этом, – в девяти случаях из десяти обманывала ожидания.

– Пока еще нет! – просто ответила она своим теплым певучим голосом. – Кстати, у меня возникло одно сомнение… Я не видела раньше необходимости рассказывать следствию всю правду…

Инспектор с интересом посмотрел на свою посетительницу:

– Не хотите ли вы сказать, что скрыли от следствия нечто, что могло бы?..

Прежде чем продолжить, она сделала паузу:

– Он был моим мужем.

Месье Ванс откинулся на спинку стула. Это запоздалое признание открыло для него перспективы, о существовании которых он и не подозревал.

– Вы, вероятно, знаете, что с Марселем я познакомилась на Бермудских островах, – продолжала молодая женщина, – Не успели мы познакомиться, как он признался мне в любви. А на следующий день он должен был отправляться в Чарльстон. На борту его судна находился один проповедник-миссионер. Марсель попросил моего согласия на немедленное соединение наших судеб. Разумеется, и речи быть не могло о том, чтобы я разделила его полную приключений и опасностей жизнь. Но таким образом он рассчитывал прочно привязать меня к себе. Эта женитьба являлась для него залогом того, что я буду верно ждать его и должна буду, в некотором роде, придать ему бодрости и сил для того, чтобы преуспеть в ближайшем будущем… Ему быстро удалось склонить меня к этому браку, и мы соединили наши судьбы за несколько минут до его отъезда…

«Так значит, – думал месье Ванс тем временем, как Асунсьон вносила эти разъяснения, – она тоже имеет право на свою долю в состоянии шести друзей, и их гибель была бы выгодна ей…»

– Вот почему, – сказала в заключение молодая женщина, – в ближайшее время я не смогу выйти замуж…

В голосе инспектора Воробейчика зародились разнообразные мысли. В этом проекте выйти замуж за Сантера или Перлонжура он видел возможность для молодой женщины заявить о своих правах на состояние друзей. А оказалось, что она является женой одной из жертв, и, следовательно, уже обладает этими правами. Так что новое замужество не принесет ей никакой выгоды. Нужно ли было понимать ее согласие с его предположениями о браке, – а легкость, с которой Асунсьон согласилась, подтверждала гипотезу, – что женщина стремилась лишь к тому, чтобы отвлечь подозрения полиции?

В дверь кабинета постучали, и вошедший дежурный сообщил инспектору Воробейчику, что месье Сантер просит его принять.

Месье Ванс, которому не терпелось задать несколько вопросов Сантеру, встал, мысленно произнеся: «Ну, а с тобой, крошка, мы еще разберемся…»

Несмотря на это внутреннее неуважительное обращение, он проводил свою посетительницу до двери, оказывая ей должные знаки внимания. Правда, ему пришла в голову мысль, что эта женщина невиновна и, по всей видимости, ей тоже угрожает опасность.

И вот что было самым странным в этом деле, – всякий невинный человек немедленно становился жертвой…

Глава XIX
Сантер в гневе

«Но почему же она сразу этого не сказала? – спрашивал себя месье Ванс, возвращаясь к столу. – Почему она сразу не сказала, что Жернико – ее муж?.. Стеснялась или же просто желала сохранить свою личную жизнь в тайне?.. Возможно, что именно так…»

Прерывая свои размышления, он поднял голову: в его кабинете появился Сантер.

– Это что еще за манеры? – сразу же набросился он на инспектора, не обращая внимания на протянутую ему руку.

Месье Ванс удивленно поднял брови:

– Какие манеры?

– С каких это пор вы начали присылать полицейских, когда вам нужно поговорить с нами? Пусть даже в штатском, но все же полицейского.

Инспектор Воробейчик сделал жест, как бы прося прощения.

– Очевидно, мои приказания были неправильно поняты. Я всего лишь просил передать вам, что мне необходимо срочно поговорить.

– Срочно поговорить? Вот как!.. И поэтому меня приволокли сюда, словно… преступника?..

– Присаживайтесь, прошу вас, – сам он снова сел за свой стол. – Положение стало весьма серьёзным, я надеюсь, вы простите чрезмерное усердие моего помощника.

По-прежнему стоя посреди кабинета с перчатками в руках и опираясь на трость, Сантер ничего не отвечал.

– Помните, вы рассказали мне о гипотезе, выдвинутой вашим другом Жернико незадолго до гибели, – продолжил месье Ванс. – Он утверждал, быть может, вы и сами это помните, что какой-то неизвестный узнал о договоре, связавшем вас и ваших друзей пять лет тому назад. Он добавил, и это вызвало у вас недоверие, будто этот человек решил завладеть всем собранным состоянием, беспощадно расправляясь с вами, убивая одного за другим…

– К чему все это вы клоните? – сухо прервал его Сантер.

– Я помню об этой гипотезе вашего друга, и у меня было время глубоко ее изучить. И, уж поверьте, не без серьезных на то причин. Так вот: я пришел к выводу, что убийца не может быть незнакомцем в силу того, что в противном случае он не смог бы заявить свои права на состояние, принадлежащее лишь вам шестерым, точнее следовало бы сказать – девятерым,

Никак не отреагировав на эту неожиданную цифру девять, Сантер с оттенком насмешки в голосе ответил:

– Конечно же, эта гипотеза вызвала во мне недоверие! Она просто-напросто смешна! Я об этом прямо заявил Жернико. И у меня вовсе нет никакой необходимости выступать в роли ясновидящего для того, чтобы…

– Эта гипотеза вовсе не так уж и смешна! – продолжил месье Ванс, делая вид, что не замечает намерений собеседника нанести ему обиду. – Взяв ее за отправную точку, я пришел к выводу, что убийцу необходимо искать среди самих жертв. – И, заканчивая свою мысль, он сильно повысил голос: – …И что один из вас, шестерых, – убийца!

– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? – возмутился Сантер, сделав шаг вперед.

Он, казалось, задыхался от возмущения и негодования, однако на месье Ванса это не произвело никакого впечатления, и он неторопливо посвятил Сантера в свою утреннюю беседу со следователем, по крайней мере с той ее частью, которая касалась его рассуждений, приведших к выводу, что убийцу необходимо искать среди самих друзей.

Сантер слушал его со жгучим интересом, а лицо его тем временем покрывала мертвенная бледность.

– Прекрасно, – выдавил он наконец из себя. – А вы помните о том, что уже трое, а возможно, и четверо из нас мертвы?

– Да, помню.

– В таком случае вы, вероятно, думаете… – тут голос Сантера стал дрожащим… – что убийца – один из оставшихся чудом в живых?

– Именно так я и думаю. Вот почему я решил вызвать вас всех по очереди и спросить о том, что вы делали в тот день, когда…

Месье Ванс замолчал, увидев, как Сантер приближается к нему с изменившимся от бешенства лицом. Дойдя до письменного стола инспектора Воробейчика, Сантер поднял сжатую в кулак руку и с силою грохнул по бювару:

– Негодяй! Вы что же намекаете на то, что я! Я мог поднять руку на своих самых близких друзей?!

– Весьма сожалею, – спокойно ответил месье Ване, – однако в силу сложившихся обстоятельств я вынужден проанализировать все возможные варианты…

– Вы оскорбляете меня! – вскричал Сантер, не в силах больше сдерживаться. – Как вы можете представить себе все величие связывающей нас дружбы?.. Вы оскорбляете меня, ясно вам! И вы еще за это ответите!..

Месье Ване встал из-за стола.

– Отвечать за свое недостойное поведение придется прежде всего вам, месье Сантер.

Позвонив дежурному, Воробейчик приказал:

– Передайте, пожалуйста, месье Крупле, чтобы он немедленно явился сюда. Ему придется застенографировать показания.

Как только дежурный вышел, Сантер вплотную подступил к месье Вансу:

– Вы всегда были мне антипатичны и ненавистны!.. Я… я презираю вас! Но мы еще встретимся и тогда…

Отстранив рукой Сантера, инспектор вновь сел за свой стол.

– Весьма сожалею, – произнес он безразлично, – однако я настроен крайне решительно. Хотелось бы верить, что вы все-таки осознаете требования моей профессии, пусть даже это будет, вам неприятно. Заранее предупреждаю, что мои вопросы касаются распорядка вашего дня, точнее, тех дней, когда ваши друзья были убиты. Ваши показания будут запротоколированы. Если же вас это не устраивает, заявите об этом. Я тут же отвечу вам, а следователь с удовольствием заполнит ордер на ваш арест… – обернувшись, он добавил: – Входите, месье Крупле. Вам придется запротоколировать ответы, которые даст на мои вопросы вот этот месье. Устраивайтесь здесь, за маленьким столиком, там вам будет удобно…

По-прежнему мертвенно-бледный Сантер никак не мог обрести хладнокровие.

– О гибели вашего друга Намотта мы пока что говорить не будем, – произнес месье Ване, раскуривая сигарету. – Пока еще не доказано обратное, я буду продолжать, если вы не против, – по-прежнему называть этих людей вашими друзьями… Не будем также пока говорить о гибели и похищении Жернико…

– Черт возьми! Вы совершенно безосновательно бросаете мне обвинения, изощряясь в своих инквизиторских приемах. Но раз уж это необходимо, то мне хотелось бы спросить вас на вашем же выспренном языке: ответьте мне на милость, каким это образом я мог совершить те два убийства?..

– Что касается Намотта, то он, возможно, погиб вследствие несчастного случая… Ну, а Жернико вы могли убить при помощи сообщника.

Сантер крепко сжал кулаки:

– Ах вот как. При помощи сообщника?! И вы, конечно, уже выяснили личность этого самого сообщника?.. А вы случайно не думаете, что это выдумка чистой воды?..

– Нет, я так не думаю. Однако, вы перепутали роли, месье Сантер. К сожалению, я вынужден напомнить вам, что право задавать вопросы принадлежит здесь только мне,,. Быть может, вы помните, как в день убийства Нестора Грибба я отказался поделиться с вами пришедшим мне в голову предположением? Уже сама мерзость подобного предположения вызвала во мне отвращение… А вот сегодня я вынужден поделиться им с вами. Грибба могли убить так, как я вам это уже рассказывал в тот день.,. Но могло быть и иначе, что было бы гораздо проще.

– Вы, конечно же, хотите сказать, что убить его мог я?..

– Совершенно верно, именно вы. Вспомните, ведь я вышел на лестничную клетку лишь после того, как услышал ваши крики… Вы вполне могли вонзить стилет в затылок своему другу, когда бросились друг другу в объятия – чего уж проще! и лишь после этого могли бы позвать меня. Что вы на это скажете?

Сев на стул, Сантер обреченно обхватил руками голову:

– Я… мне нечего на это ответить… Никто бы не стал опровергать клевету.

Месье Ванс покачал головой:

– Вы просто не в силах опровергнуть это предположение. Одному лишь господу известно, что произошло в тот день на лестничной клетке. Но мне хочется чем-нибудь помочь вам, месье Сантер… Готовы ли вы поклясться именем Бога, что не убивали своего друга Нестора Грибба? Это не решит вашей судьбы перед правосудием, заранее предупреждаю вас. Но что касается меня, то я всегда испытывал отвращение от предположения, что можно произнести ложную клятву и, возможно…

Сантер выпрямился:

– Клянусь перед Богом, – сказал он тихим, но твердым голосом, – что я никак не замешан в убийстве моего друга Нестора Грибба, а равно, как и…

– Продолжать не стоит… Вы ведь прекрасно понимаете, что никто в целом мире не мог бы сказать, убивали ли вы Нестора Грибба или же нет на лестничной клетке перед своей квартирой. Разумеется, если бы я мог доказать, что все остальные убийства были совершены вами, то вывод пришел бы сам по себе… Однако, возможно, небезболезненно будет задать вам еще один вопрос: вы, конечно, отрицаете, что стилет, которым был убит ваш друг, принадлежал вам и что вы его когда-нибудь видели?.. Можете записать ответ, месье Крупле…

– Да, я это отрицаю, – сказал Сантер и с сожалением добавил, – раз уж поставили меня в такое положение, когда мне приходится отрицать.

– Мне бы хотелось, чтобы ваш сегодняшний допрос прошел с соблюдением всех необходимых формальностей. Однако, я полагаю, что они вас стесняют даже больше, чем меня. Я полагаю также, что у вас нет иного желания, чем поскорее докопаться до истины… Кто знает?.. Если вы невинны, то, возможно, ваша жизнь зависит от того, насколько мы быстро распутаем все это дело… Однако давайте вернемся к исчезновению Убера Тиньоля… На той дороге, к которой ведет запасный выход, мы обнаружили следы протекторов автомобильных колес… Я бы не придал этому никакого значения, если бы гипотеза о похищении Тиньоля на автомобиле не объясняла его последующего исчезновения… Его несомненно могли заманить в ловушку… Сперва мы с вами были на взлетной площадке рядом, но затем я потерял вас из виду… Так куда же вы пропали?

– Просто меня затерла толпа.

– Но и в толпе я вас не видел.

– В этом нет ничего удивительного.

– О прибытии Тиньоля вы узнали случайно из газет, когда сидели с Перлонжуром в кафе. Почему же вы не поехали в аэропорт вместе?

– Перлонжур задержался в кафе, чтобы позвонить вам и предупредить о приезде Тиньоля, я же тем временем уже садился в такси…

– Что вы предприняли, когда увидели, что Убер Тиньоль бежит по направлению к запасному выходу?

– Я не видел, что он побежал туда. Повторяю вам: я оказался затертым в толпе. А когда я узнал, что его уже нет, то сразу же решил вернуться домой, полагая, что первым долгом Убер зайдет ко мне.

– Как вы добирались домой?

– Взял такси,

– Вы можете назвать его номер?

– Конечно же, нет.

– Но консьерж – должен был видеть, как вы зашли в дом.

– Он этого не видел потому, что я вошел через черный ход.

– Весьма сожалею, месье Сантер, однако пока не доказано обратное, я буду думать, что вы, по крайней мере теоретически, могли принимать участие в похищении Убера Тиньоля.

И напоследок месье Ванс сказал:

– Но вы, тем не менее можете не волноваться, к сожалению, этих предположений недостаточно для того, чтобы просить прокурора подписать ордер на ваш арест. Виновны вы или же нет, – я все же предпочел бы содержать вас под стражей. Таким образом мне удалось бы спасти по крайней мере одну человеческую жизнь, вашу, если вы невиновны, а в случае, если вы все же виновны, то целых четыре жизни. Наконец, в заключение нашей беседы я попрошу вас еще раз подробно рассказать мне о возвращении вашего друга Жернико…

Десять минут спустя Сантер уже выходил из кабинета инспектора. Домой он решил вернуться на такси, поскольку его шатало от нервного напряжения. Прощаясь, месье Ванс попросил его никуда не отлучаться, чтобы в любую минуту его можно было найти. Недавнее бешенство Сантера сменилось мрачной, глубокой подавленностью.

– Давайте следующего, – проворчал инспектор Воробейчик, как только за Сантером захлопнулась дверь.

От допроса Перлонжура он не рассчитывал получить больше, чем получил только что. Он еще раз убедился в том, что это дело очень запутано и что простые вопросы, какими бы глубокими и осмысленными они ни были, не могут разоблачить преступника.

– Попросите месье Перлонжура. Хотя нет, погодите, одну минуточку.

Сняв трубку, он набрал какой-то номер:

– Да, это Ванс… Обнаружен?.. Что вы говорите?! Он внимательно слушал говорившего в телефонную трубку, а черты лица его постепенно искажались.

Наконец повесив трубку, он резким тоном повторил:

– Попросите месье Перлонжура.