Текст книги "Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям"

– Так, что же делать? Это же фашизм.

– Фашизм появился в период здорового состояния общества. Одни физически здоровые прилагали уничтожать или загонять в резервации других физически здоровых людей. Сейчас ситуация другая. Уже необходимо создавать резервации для здоровых людей, поскольку больных, уродов, мутантов и вырожденцев становится больше нормальных. Лечение генетических отклонений привело к вспышке других многочисленных странных и вообще не поддающихся определению заболеваний. Вылечивая единицы, угробили весь вид. Я о том, что известно; что происходит в Америке, в Африке, неизвестно. Если в Сибири поменялся климат, то и там он должен был поменяться. Но силовики прячут сведения, скрывают информацию.

– Но есть же авиация, самолеты для дальних перелетов.

– Есть. Нет топлива. И что делать с обслугой на аэродромах Америки? Как посадить такой самолет?

– Не может быть, чтобы не сохранилось это все.

– Может, и сохранилось. Но кто этим будет заниматься, кто и зачем, если сейчас всех все устраивает?

10 октября. Все! Нет свободы, нет другого мира и другого образа существования. Не-ту! Есть перегруженная подводная лодка, привокзальная коммунальная квартира, ключ от дверей которой потерян. Осколки, ошметки цивилизации и круглосуточно бубнящий телевизор. И мои воспоминания о другой жизни. Сны уже снятся исключительно тюремные. По телефону звонить не хочется, противно от самого себя и, главное, говорить с волей не о чем.

А был ли вообще другой мир? Может быть, его не было?

Судьба моя зависит от решения судьи, напоминающего мышеватого Путина, и вдумчиво ковыряющего в носу очкарика со странными полупедерастическими манерами – прокурора. То ли комплекс у него такой, что зажат так, что лучше не разжимать, либо он реальный латентный (хотя, может, и не латентный) гомик. А еще от мясисто-красномордого с пугливо-осторожными свинячьими глазками адвоката потерпевшего. С фамилией Жебоебов, или Жабоебов, или Жабоедов – одним словом, черт поймешь. Кто эти люди? Почему им суждено решать мою судьбу? Как случилось так, что именно они судьи и вершители? Тьфу, мерзость какая.

 
Невозможность —
Это сложность,
Воз и можно
Через «не».
Возникают в тишине:
Косность,
Пряность,
И бездарность,
Пошлость, Глупость,
Ну, и холодность в душе.
Невозможность —
Это можность,
Через обреченность.
Как старинное пенсне
На носу засело «не»,
Близорукая возможность,
Есть, по сути, невозможность.
Миллениум:
Миллениум – цивилизации линолеум
И Синрикё Аум,
Миллениум:
Немного не дожил Наумов
И малость пережил Элем.
Миллениум, бредущий наобум,
Назойливо гудящий интершум,
Вселенский шмон
Бездарных душ.
Миллениум: Армагеддона кум,
Засохший грим
Земли.
Иссохший разум,
Космической зари.
Миллениум:
Колени у меня болят,
Миллениум покрылся ленью ум.
Стоим мы в ряд,
Нас миллионы,
Какой-то неудавшийся подряд.
Пришла пора менять судьбы законы.
 

Пропеллер вентилятора, привязанный бинтами к проржавевшей «решке», тихо жужжа, перемешивал спертый горячий воздух камеры.

В тюрьме собирается целая галерея самых разнообразных персонажей. Однако среди них редко встречаются лица, не отмеченные печатью деградации. Почему? Вероятно, еще и потому, что у подобных типов имеется врожденная склонность к нарушению закона. Хотя такая склонность присутствует у многих, но эти, нарушая закон, скрыть следы своей деятельности не в состоянии.

Создается полное ощущение, что тюрьма является своеобразным общественным фильтром, абсорбирующим человеческие элементы по принципу склонности к нарушению закона, которые могут стать своеобразными общественными «козлами отпущения», цифрами в милицейских отчетах.

Силовые структуры не заинтересованы в реальном предотвращении преступлений. Они заинтересованы только в статистике раскрываемости. Из десяти преступлений шесть раскрыто – и всем хорошо. Даже если пять из них были спровоцированы самими работниками правопорядка, это шестьдесят процентов раскрываемости.

Возвращаясь к физиогномике. Не все личности со «странными» лицами совершают преступления. Случается, что закон нарушают и люди с нормальными лицами, однако процент типов со «странной» внешностью весьма высок, их явное большинство. И это не может быть случайностью.

Надо внимательно перечитать Ломброзо.

– Ты же говорил, что нет у тебя дачи!

– Так дальше ничего не было.

– Ты говорил – дачи нет!

– Дальше? Так дальше ничего и не было.

– Вьюн людской. Все время выкручиваешься. Смотри, в узел завяжешься.

– И что?

– Срать будет проблематично.

Корявая правда! А бывает ли другая?

Предрассудки всегда есть и будут. Предрассудки – вчерашний, чужой ум.

15 октября. За давностью отпущен подельник Новгородского. На Новгородского смотреть страшно – он за пару месяцев похудел килограммов на тридцать.

 
Сказать, что у меня
Печаль светла,
Что ночи, полные огня,
Судьба преподнесла,
По совести, я не могу.
Огня, действительно, довольно
В пространстве и мозгу,
Печаль кровоточит, и сердцу больно.
Печаль мерзка, как испражненья,
Как городская свалка на жаре,
И не простое упражненье
Бороться с нею на жаре.
 

Пребывание в тюрьме – весьма дорогое удовольствие. Приведу приблизительную информацию, потому что у каждого, конечно, свое понимание, но в среднем это выглядит так. Месячная передача – полноценная, в которую войдут колбаса, сыр, фрукты, сладкое, чай, – обойдется приблизительно в сто долларов. Ее вам хватит на неделю, максимум две. Дело в том, что есть ограничения по весу на месячные передачи. Передать столько, сколько вы хотите, не получится. Значит, нужны еще два ларька. Приблизительно по пятьдесят долларов каждый. Литр спирта внутри централа стоит три тысячи рублей, если вам нужно передать то, что запрещено, это обойдется еще в сто долларов плюс сто долларов на передачу конкретного запрета. Телефон обойдется минимум в пятьдесят долларов, плюс карточки оплаты связи. В среднем телефон держится в тюрьме около месяца: во время очередного шмона его непременно отберут. Стоимость свидания в суде обойдется вам приблизительно в десять долларов за десять минут. Может быть, это будет не десять минут, а больше, тут уж как договоритесь. Если дело у вас непростое, одним свиданием обойтись невозможно. Значит, умножайте на два или на три. Вентилятор, телевизор и чайник – берите еще двести долларов. Помощь на «общее»: один раз в месяц приблизительно двадцать долларов. Лечиться в коммерческой больнице по официальным расценкам – около тысячи рублей в день. Гонорар адвоката за ведение следствия составит примерно две тысячи долларов и минимум пятьсот долларов за процесс. Итого, все удовольствие составит около семи тысяч долларов в год. Можно, конечно, и бесплатно, но в этом случае ваше здоровье, состояние и положение будут крайне тяжелыми и практически безысходными. Я уже не говорю о тех расходах, которые просчитать просто невозможно. Адвокаты бывают разные, но у всех у них совесть отсутствует напрочь. Если человека осудили и отправляют в лагерь, выбор лагеря и его доставка туда по Европейской части России составит от тысячи до четырех тысяч долларов. Можно, конечно, и бесплатно, но бесплатное может обернуться весьма дорогим удовольствием. Расценки приведены по состоянию на десятые годы двадцать первого века.

От «передоза» в сто второй хате один обитатель «отъехал» с концами.

– А что, помочь не смогли?

– Как тут поможешь?

– Прекращай. Берешь соль, вывариваешь ее и по вене этим. Именно по вене. Десять-пятнадцать кубов, сколько можно. Если не помогает – ноги в кипяток. Прям конкретно в кипяток. И спать не давать, а то на воле многие так «отъезжали». Вроде бы привели в себя и ушли. Он остался один, заснул и «отъехал». Но, главное, тут болеешь, ищешь – ни у кого нет, прям натуральные «голяки», а он от передоза отъехал, прикинь!

– Теперь начнется: «ногам» – хуй. Все заморозится, и «хозяину» – пиздец. За труп не погладят, спросят. Попал «хозяин».

Наблюдая за речью и всем поведением прокурора на суде, я сделал неутешительный вывод, что человек существо бестолковое и более того – зловредное.

Из показаний: …вываливался из машины, как по диагонали, так и по вертикали…

Парень был симпатичный, а побрили его – и все! Ушла с волосами вся его симпатичность.

– Твой оптимизм, Вова, можно консервировать и продавать за очень большие деньги.

Очень хочется быть умнее всех, жаль, что не всегда это получается.

Я смотрю на мир, а мир смотрит на меня.

Бритый его череп имел весьма своеобразную форму, как будто давно он перенес трепанацию черепа, но по окончании операции верхнюю часть забыли поставить на место, кожу просто натянули прямо на мозг, отчего верхняя часть головы повторяла сложный рельеф мозга.

Бритые человеческие головы имеют подчас очень странные конфигурации, что позволяет мне непрестанно удивляться разнообразию природы.

Голый человек по большей части имеет весьма отталкивающий вид. Смотришь на него и думаешь: а ведь он наверняка имел женщину, кто-то с ними спал, целовал это странное лицо и тело… И все они, все без исключения, были когда-то маленькими.

Такое большое количество явно пьющих, но на удивление трезвых людей удивляет и навевает мысль, что это не просто так.

– Если я выпиваю стакан молока, то мир мгновенно наполняется смыслом, звуком и запахом.

 
Хрустальный звон
И пузырьки в шампанском,
Янтарный фон
В собрании дворянском.
Руки изгиб, На шее жемчуга,
Я нарочно груб.
Дрожит рука.
Свинец тяжелый – небеса
Ссыпают дребедень.
Возможны в жизни чудеса,
Увы, не в этот день,
Мороз, замершая рука.
Разлука в тыщу миль,
Гнетет полынная тоска,
Скрипит тихонько ель,
Хрустальный звон, он в голове,
И пузырьки в мозгу,
Не знаю, что сказать тебе,
А правду не могу.
 

Гниющая кожа, чесотка, вши, сифилис, СПИД, гепатит, наркомания, самые страшные проявления разврата, пьянство и полное падение нравов – все это стало привычным и обыденным. Я перестал стесняться открытых туалетов, теперь на глазах у незнакомых людей я могу справить нужду, большую и малую. Я престал морщиться от дикого и примитивного мата. Меня не коробят эпилепсия и суицид во всех видах. Уже не вызывает резкого омерзения, когда бьют кого-то или «лечат» пидарасов. Я свободно принимаю еду от «помогал» и уже не мучаюсь, когда приходится отдавать вещи в стирку «стирщику».

Что еще? До каких глубин можно упасть и до каких пределов дойти? Сколько можно и, главное, зачем меня лечить?

А кругом выродки, уроды, мутанты. Да, народишко дрянь, мелкий, гнилой, жадный, хитрый, тупой и бездарный. Все их интересы – это собственная шкура, кишка и хуй во всех их проявлениях.

Первое время я еще пытался умничать. Понял глупость своих действий и перестал. Глупость моя в том, что им не нужны умные разговоры вообще. И умные вещи и явления им не нужны. Они жили, живут и будут дальше жить без всего этого.

У молдаван при всей их какой-то общей деревянности встречаются симпатичные, человеческие лица и качественные фигуры (пропорциональные, с выраженной мускулатурой).

Карло Коллоди. О, как ты велик! Провидец! Ведун! Вещун! Именно: Пиноккио. Пиноккио и Буратины! Не может у них внутри происходить сложных процессов. Они же деревянные, сплошь деревянные. И болезни у них могут быть только соответствующие: трухлявость, короеды, высыхание, гниение, чага. Все! И утонуть они не могут. Дерево, как известно, не тонет. Не люди, сваи! Хороши также для изготовления плотов и дубин.

Они идут потоком, текут рекой. Приходят и уходят. Совершенно разные и абсолютно одинаковые. Никчемность и бездарность, уже уставшая от нищеты, но не понимающая, что обречена на нее вечно.

У них, как правило, ничего нет. Нет денег, профессии, семей, детей, жен, счастья, родных, флага, веры, хобби. Нет даже голубой мечты, не считая абстрактного желания, абстрактного богатства. Сначала я думал, что они глубоко несчастные люди. Потом понял: я не прав. Это порода такая – простец-неудачник, простец-ленивец, простец-алкоголик.

Жизнь меня загнула и неторопливо имеет.

Видимо, дело в том, что в какой-то момент я потерял смысл жизни. Она стала для меня несущественной и тягостной, я стал гнить изнутри. И – на, получи лекарство от жизни.

Телефон требует разговора. Он питается им, а я не хочу разговаривать. Я не знаю, что говорить. Мне нечего сказать.

Бандитизм, как и алкоголизм, – одна из черт русского характера.

Низкий, пожилой, тихий «гардаш», засунув руки в карманы древних треников, стоял, наклонив голову, напротив телевизора. «Гардаш» спал стоя, как старая кляча. За шесть месяцев знакомства я слышал от него не больше двух десятков слов. В основном когда он изредка и не нагло просил сигарету. Статья у него была сто тридцать первая (изнасилование).

Узбек чем-то неуловимо напоминал Майкла Дугласа. Голову его покрывала благородная седина, а пятки – такие жуткие мозоли с глубокими грязными трещинами и еще какие-то жуткого вида струпья, что, когда я увидел их перед собой, свисавших с верхней шконки, то пришел в ужас. Сколько же лет надо было ему ходить в страшно неудобной обуви? Сколько каменистых дорог нужно было пройти, чтобы так истоптать ноги?

Лицо «помогалы» в буквальном смысле напоминало залупу. Погоняло у него было Моряк.

Унылость его носа говорила не только о тяжелом прошлом, но и о невеселом будущем.

«Продольные» – дежурные работники тюрьмы, а еще, наверное, где-то есть поперечные и перпендикулярные.

– Гондон штопаный! – кричал он.

Я попытался представить себе презерватив в состоянии заштопанности и не смог, фантазии не хватило. Может быть, правильнее было бы «гондон клееный?», мелькнуло у меня в голове.

– Ей бы я засадил! – время от времени сообщал кто-нибудь, увидев красивую женщину в телевизоре.

Вне всякого сомнения. Но кто ж тебе даст это сделать?

Телевизор смотрели в камере круглые сутки. Причем было решительно все равно, что там показывают: передачу, фильм, мультфильм или рекламу. Когда под утро телевизор выключали, многие еще долго продолжали сидеть, просто пялясь в пустой экран. Что было у них в голове? Какие мысли, идеи, воспоминания? Скорее всего ничего. Так же пусто, как на экране.

Когда собака не хочет жить как собака, а хочет жить как волк, ее обычно убивают.

Можно ли верить людям? А можно ли верить погоде? Можно ее использовать, беречься от нее, приноравливаться к ней, но верить?!

Его лицо никак не говорило, что у владельца много ума. Но когда за одну ночь он сделал наколку на лице, я понял, что ума в его голове нет вообще.

Аэродром для сбитого летчика.

Если тебе изменила жена, то радуйся, что тебе изменила она, а не отечество.

Сапог пыжился, пыжился, напрягался, напрягался и стал валенком.

Руки у него были золотые, жалко, что росли не из того места.

Он был как огурчик – такой же зеленый и в пупырышках.

Ленин был живее всех живых, а я трупее всех трупых.

В тяжелой ситуации всегда выручает кладбищенский юмор.

Горец рассказывал:

– У нас апельсин-мапельсин, мандарин как говно. Того маму в рот чих-пых. Мы их корова даем. Я их не кушаю. Дома накушался – во! – И он ладонью провел по горлу.

14 ноября. Все! Все! Все! Раньше была эта проклятая неизвестность. Теперь она прояснилась.

Вера в честность довела до цугундера и до бедности. Так на кой хрен она, эта вера, нужна?

В голове бродили беспомощные сгустки мыслей.

Все идет по плану. План идет по кругу. В общем, кайф получила вся компания.

Чего стоит твой внутренний мир, если он заперт в четырех стенах?

Через что должен пройти человек, чтобы просто умереть?

 
Качанье маятника часов,
Качанье чашечек весов,
Круженье звезд над головой,
Вопрос извечный половой.
Любовь, рождение и смерть,
Желанье денег, чем измерить?
Страх, пафос, жажда власти.
Простые и земные страсти.
 

Социальная справедливость – это честное распределение чужого.

Он стойко переносил чужие удары судьбы.

Пулевые следы звезд на темном своде небосклона.

Клятвы и обещания прошлого – это вериги и оковы будущего.

Все удары судьбы он воспринимал как стук судьбы в дверь. В результате напора судьбы дверь рухнула.

Можно ли верить женщине? Как можно верить кошке, ветру, морю, погоде?

Он почти ненавидел ее, когда она была доступной, близкой, верной. Стоило ей вильнуть хвостом, изменить ему, как ревность резиновым молотом ударила его по голове. Ревность и желание рвали его душу на части. Он прикладывал невероятные усилия, чтобы вернуть ее. После возращения все повторялось сначала.

Не люблю ловить кота в мешке.

Поэзия – это пыльца звезд, рассыпавшаяся и рассеянная в пространстве нашей жизни. Ее можно вдыхать, получая наслаждение, а можно и чихать от нее, зарабатывая аллергию. Она может благоухать, а может и смердеть. У людей с отсутствием поэтического обоняния она может не вызывать вообще никакой реакции.

Смотрит на тебя умными человеческими глазами. Кажется, все понимает. И вдруг такой вопрос задаст, что становится понятно: проще было бы разговаривать со стенкой или со своим отражением в зеркале.

При упоминании фамилии Абрамович у него резко падало настроение. Он начинал возмущаться, что, мол, он, Абрамович, украл наши деньги. Не было понятно, какое отношение он имеет к чукотским деньгам и вообще к Чукотке. Надо сказать, что за всю свою жизнь дальше Ялты он никуда не ездил. В Сибири не был никогда, да и не собирался.

 
Исчез, утек двадцатый век,
Империй крах,
Иллюзий прах,
Где пытки с опытом мешались,
А благородство всем мешало.
Век ядерных реакций,
Эсеров, эксов,
Прочих акций,
Социальных потрясений,
Трясений рынков,
Хиросимы,
Век коммунизма,
Анархизма,
Где кхмеры с неграми братались
И лозунги кругом болтались,
Гагарин, скрючившись в ракете,
Елизавета в пенопластовой карете,
И всюду обнаглевший Голливуд,
Как спрут.
Компьютер книги пожирал.
Ну, а ти-ви,
Как по-китайски «ти» и «ви».
Все размешалось и смешалось,
Ломалось, гибло
И болталось.
И этот исторический кисель
Питает всех.
Успех,
Что живы мы покуда,
Но электрический Иуда
Подстерегает нас повсюду.
Он обновлен,
И он окреп.
Смертельный грипп,
Он расшатал у мира нерв,
Явив некоронованное чудо.
Закрылись страны,
Считая раны.
Мир в панике.
Игра по-новой.
Мы, вперившись в экран,
Живем иллюзией победы
С предчувствием беды.
 

– Зверь-дрожун.

– От страха дрожит, что ли?

– Нет, от нервов. Очень нервный зверь.

Легко сохранять устойчивость, когда тебя приперли к стенке.

Можно отказаться от славы, денег, удобств. Будет неудобно. Можно отказаться от друзей, родственников, детей, родителей. Будет больно и плохо. Можно отказаться от здоровья, свободы. Будет очень, очень плохо, но будет. Если отказаться от жизни, не будет вообще ничего. Правда, и проблем тоже не будет.

Был настолько деревянным, что не тонул в воде.

– Видел ли я летающие тарелки? Да. Да что там, я пролетающие унитазы видел.

– Сыколько время? – спросил азербайджанец.

– Двадцать два сорок семь.

– Сыколько-сыколько?

– Двадцать два сорок семь, – очень раздельно и внятно произнес я.

– Сыколько же это будет? – Азербайджанец, что-то подсчитывая, удалился.

Мансур – Большая Голова не любил работать. В очередной раз стараниями брата выйдя из тюрьмы, он стараниями того же брата был устроен на склад. За месяц Мансур украл семьдесят шесть холодильников и сделал ноги. Брату пришлось выплачивать недостачу. Теперь брат почему-то недолюбливает Мансура – Большую Голову.

 
Шуршали в голове кроты.
Кому какое, впрочем, дело!
Душа желала высоты,
Любви хотело тело.
Мне вены рвали торопливые пульсы,
То жар, то холод, то нервоз,
Надсадно лаяли цепные псы,
Когда я шел с букетом роз.
Все это было, как обвал,
Как полное затмение луны,
В душе кипел девятый вал,
И мир был полон новизны.
Потом все поменялось – мы на «ты».
Все это стало уровнем рефлекса,
Душа теперь желает высоты,
А тело хочет секса.
 

В ожидании выживания.

Боксер выступал в весе прыгающих трусов.

Что раньше подбрасывали мусора, чтобы безвинного человека упрятать в тюрьму? Ну, патроны, наркотики, пистолет. В крайнем случае – гранатомет. Вовану же они подбросили избитого, окровавленного полуживого банкира!

По телевизору бесконечным потоком шли модели. Разные. Они шли и шли.

– Ты знаешь, откуда они берутся? – лежа на шконке и задумчиво рассматривая модельную реку, спросил Дмитрий.

– Откуда?

– Не знаешь? – Его удивление было неподдельным. – Их выращивают на острове Маврикий. И стоит каждая от пятисот тысяч долларов за штуку. Потом их всякие шейхи себе в гаремы покупают. – Мечтательно заведя глаза к потолку, Дмитрий продолжал: – Вот освобожусь и поеду туда. Пятисот тысяч у меня нет, но у них же есть выбраковка, производственный брак, некондиция. Вот ею я и воспользуюсь.

А модели все шли и шли.

– Подсудимый! Согласны с минетом защиты?

Поразмыслив, я решил создать такую конструкцию: Банк человеческой глупости.

• Глупая доброта.

• Случай происходит тогда, когда происходит синхронизация обстоятельств.

• При удачной синхронизации нужные события происходят сами.

• Выплыть можно, когда плывешь.

• Событию предшествует импульс – сначала метафизический, потом физический. Многочисленные метафизические импульсы рано или поздно приведут к физическому импульсу.

• Жестокость во имя доброты.

• Тяжело вести диалог с кошкой. Невозможно только при помощи логических доводов, обращенных к монументу, заставить его сдвинуться с места. В первом случае нужен «Вискас», во втором – лом или динамит.

• Хочешь проблему – дай денег в долг. Хочешь проблемы – влюбись.

• Когда можно всем и всё – это анархия. Когда никому ничего нельзя – диктатура. Вот между ними и прыгает демократия. Как мячик.

• Хочешь встретить старость в нищете – понадейся на государство. Старость с проблемами – на родственников. В лишениях и лишаях – на женщин. В сомнениях – на детей. В шоколаде – на себя.

• Деньги любят не только счет, но и пересчет и учет. Но больше всего они любят тишину.

• Спортсмен – это первая половина жизни за счет второй.

• Наркоман – это просто первая половина жизни.

• Ложь – более ходовой товар, чем правда.

• Всем нужна стабильность… иллюзий.

• Хочешь быть кем-то? Будь дураком. Проще, надежнее, выгоднее. Дешево и быстро. Главное, очень и очень удобно. Дураку верят, доверяют, не боятся и, самое главное, ни в чем не подозревают, в наличии ума уж точно. Дурак – это оплот и главная надежда государства.

• Кто определяет и направляет течение реки? Берега.

• Дураку доверяют деньги, тайны, даже женщин.

• Угрызения совести – глупость. Угрызения после совершения глупости – двойная глупость.

• Умение помнить – очень важное умение, но иной раз умение забывать бывает важнее.

• Дурак не может упасть лицом в грязь.

• Гнев сродни разлитию реки в наводнение. Наводнение разрушительно и бесцельно.

• Способности упорно ищут случая. Талант всегда находит случай и использует его.

• Укор в жизни хорош только для театра. Он пафосен и абсолютно бессмыслен.

• Про умного говорят: ишь умный какой! И всегда с ноткой неприязни. Умный одним своим существованием подчеркивает чужую неполноценность. Дурак же своим существованием подчеркивает чужое превосходство.

• Чемодан без ручки тяжело нести, но легко приспособить под сиденье.

• Умному нужно постоянно что-то доказывать, дураку ничего доказывать не надо.

• Говорить пошлости – то же, что портить воздух.

• Наркомания – сначала из любопытства, потом со скуки, а в конце из невозможности бросить.

• Умный напрягает – дурак расслабляет.

• Талант нужен для всего, даже для преступления.

• Присутствие умного все время требует подтягиваться или делать вид, что тянешься к его уровню. С дураком проще, ничего этого не нужно.

• Халява – это традиционная русская мечта. Емеля и щука. Емеля и печка. Скатерть-самобранка. Сапоги-скороходы.

• Манна небесная – вариант еврейской халявы.

• Христианство как вариант халявы. Верь – и тебе воздастся, то есть верь – и тебе будет дадено. Дадут. Не делай, не напрягайся, а только верь. Вселенская халява!

• От дурака не ждешь подвоха.

• Бездарному приятно думать, что вокруг все такие же, как он. Удобно. Но крайне неприятно и раздражительно обнаружить рядом талантливого. Талант служит укором бездарности.

• Очень опасны деятельные дураки в сезон активизации их деятельности.

• В подавляющем большинстве люди скупы, бездарны, неинтересны. Русский понимает это глубже всех. Понимая – тоскует и напивается.

• Как избавить Россию от пьянства? Да поставить ее раком. В таком положении пить неудобно. А если еще повесить на дыбу, то и невозможно.

• Он сохраняет социальное равновесие: дурак, за ним следует обыкновенный, дальше умный. Нет дурака, дураком становится обыкновенный.

• Состояние неуверенности – это состояние потери равновесия. Любой может оказаться в таком состоянии. В быстроте выхода из этого состояния проявляется характер человека.

• Место дурака в обществе всегда свободно.

• Героические поступки зачастую совершаются из-за чьей-то трусости или безвыходности положения.

• Трусость – двигатель прогресса. Она придумала щит, ружье, самолет, танк, ракеты и многое другое.

• Смелость – это умение управлять трусостью.

• Смелость – это степень трусости.

• Дураку не поручают ничего сложного.

• Динозавр – это тот же петух, но с гребнем во всю спину.

• От дурака не ждут ничего путного.

• В разлуке смысл любви становится отчетливее.

• Дурака жальче, чем умного.

• Что лучше: иметь ближнего в виду или иметь его на виду? Может быть, лучше его вовсе не иметь? Но если ты его не будешь иметь, то он будет иметь тебя. Только вот не знаю как: в виду или на виду.

 
Одно понятно: на беду
Имеешь ближнего в виду.
 

• Дураку всегда нужна помощь.

• С дурака не спрашивают.

• Переизбыток приводит к вырождению.

• Дураку закон не писан.

• Дай почувствовать другому себя умным, сообщив, что ты дурак.

• У каждого человека на каждом плече сидит по ангелу. Один добрый, другой злой. Нет добра и зла, есть извечный спор этих двух ангелов. И человеческая сущность и есть суть этих ангелов. Нечто и Ничто – вот это и есть человек.

• Демонстрация ума унижает человека, демонстрация глупости – возвышает.

• Мораль – это общественное платье, скроенное по моде сегодняшнего дня.

• Мудрость реки: всегда течь между берегами к устью.

• Дуракам везет.

• Жизнь – это миг удивления вселенной своими бесконечными возможностями.

• Если помнить, что ты трус, можно совершить массу славных дел.

• Ничего не боится только покойник. Покойник же не боится, потому что ему уже все равно – он разговаривает с вечностью.

• Неприятен амбициозный дурак. Простого, скромного дурака любят все. Про него ласково говорят: «Наш дурак».

• Есть ли совесть у кварка? А у солнца? У луны?

• Есть старый принцип «на дурака». Нет и не было принципа «на умного».

• Совесть не угрызает, а огрызается.

• Дурак – явление природы.

• Самый умный универсальный совет – это серьезное молчание.

• Качественный дурак – редкое явление природы.

• Есть йети, а есть те эти.

• Как это нет йети, а горцы, по-вашему, кто?

• Умных пруд пруди, а дурака поискать еще надо.

• Дурака всегда ищут. Он в цене. Есть даже народная поговорка: «ищи дурака».

• Дурак дурака видит издалека.

• Дурак не может упасть в чужих глазах, только подняться.

• Звонишь на телефонный номер и, услышав ответ, грозно спрашиваешь: «Чего надо?»

• «Любимый, ты меня любишь?» – «Чего?»

• Дурак ничего не знает. Дурак не является носителем информации.

• Какой спрос с дурака?

• Какие могут быть чувства у дурака?

• Дураку денег не нужно, и их у него не просят.

• Зато у дурака всегда много махорки.

• Место дурака всегда свободно.

• «Почему женщины торгуют телом?» – «А чем еще? Ну не умом же».

• Гондон никогда не сможет стать воздушным шариком. Как его ни надувай, он всегда будет только надутым гондоном.

 
Шумит вода. Свежо. По телу дрожь.
Темнеет рано, тоска и грусть.
В тоску вогнал меня осенний дождь.
Тарелка, трещина, в тарелке груздь.
Сопливый груздь один.
Усталость, холод, пустота.
На голове прибавилось седин.
В кривой усмешке скомканы уста.
Не знаю, проживу ли осень.
Быть может, прожует меня она.
Устал я очень.
Чужая тень застыла у окна.
Холодной влагой осень пропотела,
Звенящую печаль оставила в душе.
Души не стало, есть лишь тело.
А тело трансформировалось уже.
Сопливый груздь печалится в тарелке,
В окне застыла темнота.
Скудеют мысли, чувства мелки,
И пустота уже пуста.
 

Жизнь, с ее бесконечной суетой, есть увертюра к тишине.

То рубашка короткая, то хуй длинный.

Если не можешь выполнить план, тогда хотя бы выкури его.

Не украсть, не покараулить.

Фамилия старшего участкового была Гноевой. Прежде чем ответить на вопрос, он издавал губами цокающий звук, словно высасывая содержимое воробьиного яйца.

19 августа. Не курю уже 11 дней. Сигареты – наркотик. Умом все понимаю и чувствую; без них хорошо, а курить хочется.

Из ТВ.

– Как чувствует себя твоя жена?

– А что ей будет, если она всю жизнь пьет мою проспиртованную кровь?

– Ну-ка! Объясни ему, чем эпоха отличается от возрождения.

Густо и тошнотворно пахло салом. Он поморщился:

– Свинья.

– Ясное дело, сало жарится.

– Я и говорю: свинья, а не кабан.

Моему удивлению не было предела:

– Ты что, по запаху жареного сала определяешь пол убиенного животного?

– Конечно. Свинья пахнет противнее.

В бане (тюремный душ) видел сверчка. Бедолага, незнамо как попавший в воздуховод, выглядывал из разбухшей от ржавчины крашеной решетки, тренькал и жил своей жизнью. Одному богу ведомо, как в тюремный душ попал сверчок.

А парень приехал из Новороссийска.

– Приехали ко мне двое. Я, собственно, тогда уже решил: спрыгнул с системы и не употреблял. Колбасило на кумарах страшно, но терпел, держался. Они же двигались «черняшкой».

– Героином, что ли?

– Нет. Это скорее морфий. Маковый сок переваривают, и им двигаются.

– И сколько так можно?

– На системе? Долго. Ну как долго? Двадцать лет так можно.

– А героин?

– На системе? Нет. Ну пять-семь лет – и все. Кирдык. Так вот, я им даю повара и говорю: «Вот повар, машина, документы, ключи. Меня не трогайте».

Ладно, лежу в ванной на кумарах. Этих нет. Где шарахаются? Врывается варщик. Рожа белая, губы трясутся. У меня, грит, в квартире двое с остановкой сердца. Ну, говорю, повар, если они помрут, ты покойник. Короче, прыгаем в машину – и к нему. Приезжаем. Двое лежат. Лица цвета сырой земли. А лежат, субчики, на полу голова к голове. Слышу, один хрюкнул, другой хрюкнул. Ага, думаю, живы еще. Что делать? А они за сто кило каждый. Покидали их в машину и повезли в наркодиспансер. А уже ночь. Часов двенадцать, больше. Приезжаем – все закрыто. Долблюсь в двери, окна. Появляется такая крыса в окошке. Я ей: родная, там двоим плохо, передоз, помоги! Ага, говорит радостно. Щас. Она исчезает, окно закрывается. Я понимаю, что сейчас она вызовет мусоров. Что делать? Тихо-тихо назад в машину, несемся в городскую больницу. А там что ты будешь делать – аж четыре уазика мусоров. Видать, случилось что-то.

«Ну, говорю, повар, молись». Решил повезти их к морю.