Текст книги "История одной сволочи"

– Живешь там же?

– Ну да, в трехэтажке. Родители в дом съехали, а мы с Ольгой в квартире теперь.

Мы жили на одной из пяти улочек нашей деревни, которая тянулась вдоль тополиного парка. Я с мамой – в одноэтажном коттедже на два хозяина, Коля со своей Олей – в трехэтажке, что стояла выше по улице, за детским садом.

Проводив взглядом машину моего тезки, я повернулся к своей калитке. Вот я и дома. Сколько я здесь не был? Полгода. И, говоря по правде, если бы не мои городские проблемы, не приезжал бы сюда еще полгода. Нечего в деревне зимой делать. Нечего. Как собственно и в другие времена года.

Ну да ладно. В любом случае, после того, как я окончательно убедился в своем желании навсегда остаться в Городе, домой я всегда приезжал с желанием. А первые несколько дней дарили мне только положительные эмоции. Общение с друзьями, решившими, что поговорка «Где родился – там и пригодился» про них, и уж, конечно же, моя дорогая мамуля.

Толкнув калитку, я вошел во двор. Цыган – наш верный сторожевой пес – залаял, но не грозно, как он обычно встречал незнакомых людей, а скорее приветствуя меня. Несомненно, собака учуяла запах молодого хозяина.

– Привет, мужик! – нараспев протянул я, поглаживая вытянутую, насколько позволяла цепь, черную морду. – Как ты тут? Не мерзнешь?

– Не мерзнет, не мерзнет, – услышал я за спиной родной голос. – Не видишь, что ли? Будка у него новая, теплая.

– Привет, мам! – сказал я, так, будто попрощался с ней сегодня утром.

– Привет, сынок, – улыбнувшись, сказала мама точно таким же тоном.

С момента моего поступления в университет так начиналась каждая наша встреча. Не было долгих причитаний, слез радости и прочих сантиментов. Мне это нравилось. Маме, наверное, тоже.

– Голодный?

– Ты знаешь, да.

– Ну пойдем, что стоять мерзнуть?

Прежде чем пройти в дом, мы все-таки обнялись. Дома было не то что тепло, а даже жарко. Централизованное отопление в купе с традиционной деревенской печью делали свое дело.

– Мам, а зачем ты печку топишь-то? – спросил я, скидывая ботинки.

– Да ты знаешь, по привычке. Вторая зима уже, а я все никак не привыкну, что батареи в доме есть.

Два года назад мама получила половину коттеджа по какой-то областной программе поддержки медработников на селе. Она у меня врач. Одна на деревню в тысячу человек. Все делает. И прививки ставит, и роды, если надо, принимает. Вот и обеспечили благоустроенным жильем. Централизованное отопление, туалет в доме (что немаловажно, для городского гостя) и вода. Правда холодная, но водонагреватель решил эту проблему.

На кухне пахло жареным мясом. Настоящим, деревенским. Экологически чистым, как принято сейчас говорить. На столе стояли две тарелки. Одна с солеными домашними огурцами, а вторая с нарезанным хлебом с деревенской пекарни.

Ла-ла-ла-ла, ла-ла… Все будет хорошо…

Я рефлекторно потянулся в карман, но опомнился – на моем Айфоне уже стояла другая мелодия. А песня доносилась из…

– Муз-ТВ? – удивленно выпалил я.

На холодильнике стоял небольшой плазменный телевизор, на котором был включен музыкальный канал. Меня поразил даже не телевизор, которого летом не было, а именно наличие на нем Муз-ТВ.

– Что ты так удивляешься? Думаешь, у нас тут совсем деревня? – улыбаясь, спросила мама.

– Мам, откуда?

– Телевизор?

– Муз-ТВ! У нас же отродясь два канала было! – я все еще не мог поверить своим глазам.

– Правильно, было, – сказала мама, накладывая в тарелку с толченой картошкой мяса. – А теперь во дворе спутниковая тарелка стоит.

– Чего? – еще больше удивился я.

– Того! Шестьдесят два канала, между прочим. И интернет, – с гордостью поведала мне мама и чуть скромнее добавила: – Только компьютер настроить не могу.

– Еще и компьютер? Мам, откуда?

– Как откуда? Из магазина. Раньше ж тебе помогала, теперь ты мне помогаешь. Вот, обставляю домик помаленьку.

Я удивлялся все больше и больше тому, что блага цивилизации пришли в наши палестины. Но вместе с тем все больше и больше радовался тому, что не обошли стороной эти блага наш дом. Телевидение на любой вкус и интернет! Да пожалуй, тут можно и пару неделек отсидеться, а там, глядишь, действительно ситуация изменится. Вот только пару недель, без снега…

– Ты ешь давай! – сказала мама, ставя передо мной тарелку с ужином. – Мыться будешь? Я воды тебе нагрела. На день рождения-то немытым как идти?

– А ты откуда знаешь? – еще больше удивился я.

– Как откуда? С Колькой Ступиным я ж сегодня говорила.

– А, ну да. Смотрю, поднялся тезка. Машину купил.

Мама вдруг изменилась в лице. И из старшей подруги, с пониманием относящейся к поступкам молодого поколения, превратилась в опасающуюся всего и вся женщину.

– Коль, я, конечно, понимаю, вы с Колькой дружите, но ты смотри все-таки аккуратнее, – сказала она негромко.

– В смысле? – снова удивился я, но уже скорее с отрицательной стороны.

– Машина знаешь у него откуда? Дурь он городским сдает. Они к нам за картошкой приезжают, на грузовичках небольших. Дно кузова листьями застилают, а сверху уже картошку насыпают. Так и возят.

– А ты-то откуда знаешь?

– Коль, ну деревня-то у нас маленькая, все у всех на виду.

Не понравилась мне эта информация от мамы. Я-то думал, что Колька заработал на авто более законным способом. А еще мне почему-то вспомнился Максим. Может быть от того, что у меня уже начиналась легкая – пока еще – ломка.

Как бы то ни было, у Кольки должна быть травка. Что ж, если нет снега, сойдет и зелень…

– Это мой кабинет, – сказал Коля, открывая дверь в третью комнату своей квартиры, куда мы отправились после третьего тоста – за родителей его невесты.

– Больше похоже на комнату в общаге из американской комедии, – ответил я, оглядываясь по сторонам.

Стены этого «кабинета» украшали… гербарии из характерных листьев! А в шкафу со стеклянными дверцами стояли несколько икебан из того же материала. На столе, по обе стороны от которого стояли два глубоких кресла, лежали трубки разной конструкции. Весь этот квартирный пейзаж дополняли несколько подушечек, разбросанных в углу вокруг большого кальяна.

– Ну-с, чего изволите? – поинтересовался мой тезка.

– Коля, ну ты даешь… – только и смог выдавить я.

– Ну, так как?

– Да как угодно, – махнул я рукой.

– Располагайся, – указал он на одно из кресел.

Мой тезка сел напротив, открыл ящик стола и извлек оттуда пакет с вакуумной застежкой. Черт возьми! Действительно, как в американской комедии!

– Коля, зачем такой размах? – спрашиваю я.

– Какой размах? – не понимает тезка.

– Кабинет твой! Что-то мне подсказывает, что ты сюда только покурить и заходишь.

– Ну, храню еще… и готовлю, – отвечает Коля.

– А ты не боишься, что наркоконтроль придет?

– Я тебя умоляю! Ко всем, к кому они могли прийти, они уже давно пришли. Никого, правда, не посадили, но популярно объяснили: будут позволять себе лишнего – в казенный дом.

– Так и к тебе могут прийти… – пытаюсь объяснить я свои опасения, но по хитрой улыбке моего друга, мне становится понятно: к нему не придут. – Убрал конкурентов?

– Не, не убрал, – он сделал паузу, назидательно подняв вверх указательный палец, и, понизив голос почти до шепота, продолжил. – Распределил нагрузку. Ты ж понимаешь, деревня у нас маленькая. Работы нет, а жить как-то надо. Вот я и подкинул местным ментам идейку – крышевать наш бизнес.

– То есть, ты сам предложил ментам начать им отстегивать? Но зачем? – непонимающе интересуюсь я.

– Как зачем? Тридцать процентов дани в обмен на то, что я сам контролирую весь этот бизнес! Смотри, я ж все хитро сделал. Деревенские мужики и не подозревают, что я что-то с ментами имею. Все они платят по десять процентов, но имеют право отгрузить городским не больше одной машины раз в два месяца.

– Машины?

– Ну да, как ты думаешь, ее, родимую, вывозят? Застилают кузов грузовика, а сверху картошкой засыпают. Ни один пес не найдет. Если заранее не знают, что там, под корнеплодами.

Слушая еще раз технологию вывоза, я второй раз за вечер вспоминаю Максима. Снова не понимаю почему, но все тело начинает чесаться.

– Так вот, – продолжает Коля. – Я же за свои тридцать процентов, могу вывозить три машины каждый месяц.

– А что мешает им больше продавать?

– Как что? Менты! Превысил норму – либо сесть можешь, либо твоих клиентов на трассе возьмут. А если возьмут, то, считай – бизнес закончен. К тебе больше не приедут. Вот так и живем.

– Слушай, а зачем все так сложно? Ведь можно было просто сдать конкурентов тем же ментам, и отстегивать им те же десять процентов, – делюсь я своими соображениями и очень вовремя прикусываю язык, чтобы не сказать «Я сам практически так и сделал».

– Да ты что, Колян! Жадность фраера сгубила! Запрети я им полностью растительность городским сдавать, меня либо убьют, либо областному наркоконтролю сдадут. А так – и волк сыт, и овцы хоть что-то едят.

– Ну да… – соглашаюсь я и понимаю, что есть в этом что-то символичное. Убрать конкурентов, чтобы, скрываясь от них в деревне, слушать лекцию на тему о правильной работе с соперниками по бизнесу.

– Так что, как видишь, на хлеб с маслом хватает, да и сам могу расслабиться, не опасаясь, что сюда маски-шоу ворвутся.

– Слушай, а как Оля твоя к этому всему относится?

– Так она и сама иногда со мной… Ладно, пошли уже за стол, а то Оля обидеться может. Все-таки сегодня ее праздник.

Однако нашего отсутствия, похоже, никто не замечает. Во всяком случае, когда мы возвращаемся за стол, выясняется, что один из гостей – Ваня Кропоткин, который был года на три младше меня, поругался со своей девушкой – пятнадцатилетней Таней Ивановой и покинул праздник. Сама Таня была младшей сестрой Ани – лучшей подруги именинницы Оли. И сейчас все гости увлечены спором вокруг произошедшей ссоры.

– Ну, что такого? – вопрошает у сестры довольно пьяненькая Аня. – Вы же уже все равно договорились сделать это на новый год. – Подумаешь, неделей раньше, неделей позже.

– Вот именно, – поддакнул Ане ее парень – Димка Кречетов. – Как можно строить нормальные отношения без секса?

– Что происходит? – спрашиваю я у Кольки, но вопрос слышат все.

– Таня у нас девственница, – отвечает Оля. – Они договорились с Ваней, что в новогоднюю ночь займутся сексом. Но Ваня захотел сегодня. А Таня сегодня не хочет, вот и поругались. У мужика кипит уже все, могла бы и дать.

– Но он хочет без презерватива! – всхлипывает Таня. – А я боюсь!

– Ну, он же ничем не болеет! – подключается к разговору еще одна гостья – Карина. – Зачем тогда презерватив?

– Вот именно! – снова поддакнул Кречетов. – Терпеть не могу резинки! Нихрена не чувствуешь!

– А ультратонкие не пробовал? – не выдерживаю я. Внешне я спокоен и мой тон остается достаточно вежливым, но внутри меня все кипит. – Господи, люди! Ей же всего пятнадцать!

– Ну и что? – вопрошает Аня. – Я в ее годы уже вовсю с парнями сексом занималась!

– Эй! Ты же говорила, что до меня у тебя был только один! – здесь Кречетов, похоже, высказал первую собственную мысль за вечер.

– Ну это же я так, образно! – пытается отмазаться Аня, но по лицу Ивановой-старшей видно, что «вовсю» – не просто образ.

– Да какие нафиг образы! – вскрикивает Дима, вскакивает и направляется к выходу.

– Ты куда? – кричит вслед Аня.

– Пойду покурю! Успокоюсь!

– Правильно, успокойся, – говорит ему вслед мой тезка.

Пока за столом разыгрывается убогая пьеска пьяной ссоры, я подсаживаюсь к плачущей Тане и пытаюсь ее успокоить.

– Я же люблю его! И вполне готова к сексу! И даже хочу его! Но я не хочу без презерватива! – сквозь слезы продолжает повторять Таня. – А он говорит, что успеет высунуть. И если мы не начнем заниматься с ним сексом, то он меня бросит. А я же люблю его!

– Послушай, – говорю я, обнимая плачущую девочку. – В одной книжке для подростков я как-то вычитал следующее: «Мужчины используют любовь, чтобы получить секс. Женщины используют секс, чтобы получить любовь».

Пожалуй, точнее и не скажешь. Беда в том, что если «мужской» план срабатывает в девяноста процентах случаев, то «женский» гораздо чаще дает сбои. И если ты побывала в постели с парнем, пусть даже не раз и не два, то это вовсе не означает, что остаток жизни он будет действовать на нервы именно тебе.

Знаешь, про мужчин часто говорят, мол, вы думаете членом. Но не зря кто-то придумал выражение про то, что в том месте, которым думают мужчины, у женщин вообще дырка. Наши ошибки – это разводы, ну, иногда, – венерические заболевания. Но ошибки женщин – это не вовремя рожденные, а оттого никому не нужные дети. Думаю, никто здесь не будет спорить, что обделенный вниманием молодой мамаши малыш – это не трихомонада, которая лечится курсом антибиотиков.

Так что, если тебе так не терпится лишиться своей невинности, по крайней мере, подумай о первом опыте головой, а не дыркой. Выбери нормального мужчину. Не того, которым можно будет похвастаться перед подругами, или чего хуже пожаловаться соседкам по очереди к гинекологу. Выбери того, кто, может и не будет с тобой всю оставшуюся жизнь, но, по крайней мере, со всей ответственностью отнесется к такому подарку судьбы, как ты. И вместо того, чтобы похваляться своей реакцией, как заведенный повторяя фразу «Я успею его вытащить», просто молча наденет презерватив.

– Эко тебя вставило! – сказал Коля, когда я закончил свой неожиданный монолог, хотя по правде говоря, к тому времени меня как раз отпустило. – И это сказал арт-директор ночного клуба – колыбели разврата и порока!

– При всем при этом, я остаюсь джентльменом, – сказал я и поймал себя на мысли, что у меня случился очередной приступ звездной болезни.

Все собравшиеся за столом смотрели на меня с немым восхищением в глазах, и я ловил от этого самый настоящий кайф. Но в тоже время, мне было не по себе от взгляда Тани. Как бы не влюбилась в меня девочка.

– В общем, вы тут подумайте о преимуществах безопасного секса и планирования беременности, – сказал я, вставая из-за стола, попутно сбрасывая с себя танины руки. – А мы с моим тезкой пойдем, обсудим более взрослые дела.

– Точно-точно! – сказал Коля, подталкивая меня в спину, и добавил: – Сколько можно тебя ждать?

– Да иду, иду… – ответил ему я, поразившись, как тяжело даются слова.

– Куда ты идешь, балбес? – услышал я и открыл глаза.

Я лежал на диване в зале у себя дома. Судя по тому, как било в окно солнце, приближался полдень. Коля сидел в кресле у окна, закинув ногу на ногу, и смотрел на меня.

– Так куда ты там идешь? – усмехнувшись, повторил он свой вопрос.

– Да хер его знает, – я сел на постели и окинул взглядом комнату.

Я совершенно не помнил, как попал домой и испытывал по этому поводу некоторый стыд. Не столько перед мамой – она, честно говоря, к этому привыкла и относилась совершенно спокойно. Стыдно мне было перед своим тезкой. Мало ли что я вчера натворил.

– А я вчера…

– Отрубился ты мигом, – недослушав вопрос, ответил Коля. – Мы тебя кое-как разбудили.

– А…

– Я тебя до дома проводил, в руки мамы твоей передал, и сам спать пошел. Голова не болит?

– Да вроде нет, – сказал я, хотя на самом деле еще не понял: пронесло меня похмелье или же вот-вот настигнет кара за веселый вечер.

– О, очнулся! – сказала мама, входя в зал. – Хорошо вчера гульнули, а?

– Не то слово, Елена Николаевна! Колька нам вчера показал городской уровень веселья! – сказал Ступин и расхохотался. Мама засмеялась вместе с ним.

– Как голова-то? А то может за пивом сбегать? – ехидно спросила мама.

– Не дождешься, – принял я шутливый вызов. – Так, водички попью, сушняк сбить.

– Ну смотри, – мама пожала плечами так, словно действительно могла сходить мне за пивом, и вышла из комнаты. Я недоуменно проводил ее взглядом, после чего перевел внимание на тезку.

– Эх, Еремин, золотая у тебя все-таки мама! – с белой завистью в голосе сказал он.

– Я знаю. А ты-то сам чего приперся?

– В смысле «Чего приперся»? – поднял брови Колька. – Мы ж договаривались к Димке сегодня съездить…

– О, блин… Точно, – потирая лоб начал вспоминать я.

Вчера, незадолго до того, как моя память отказалась записывать происходящее вокруг, мы договорились, что Колька свозит меня на кладбище, на могилку к Димке Фролову, который насмерть разбился почти три месяца назад.

– Дай мне пятнадцать минут, – сказал я, вставая с постели.

По истечении этого срока мы сидели за кухонным столом. Я бодро жевал глазунью из деревенских яиц (городские я терпеть не мог), а Колька, отказавшись, хоть и не без усилий, от завтрака, скромно пил кофе.

– Сегодня опять в разгуляево пойдете? – поинтересовалась мама.

– Да не, надо перерывчик сделать, – ответил я, подмигнув тезке. – Интернет настрою, будем с тобой скайп осваивать.

– Кого? – не поняла мама.

– Это программа такая, для видеозвонков, – опередил меня Коля, чем вызвал на моем лице искренне удивление.

«То ли я давно в деревне не был, то ли просто недооценивал своих друзей, то есть попросту зазвездился», – подумалось мне в тот момент.

Внезапно появившаяся в голове мысль никак не хотела меня покидать. Даже тот момент, когда, одевшись, я достал из сумки специально взятую с собой бутылку «Джека Дениэлса». Это был любимый напиток Димки, но в деревне он казался каким-то дешевым понтом. Хотя, на тот момент я даже забыл, сколько он стоит.

Мысль о звездной болезни была со мной и тогда, когда стоя на могиле одноклассника, я отвинтил крышку и молча вылил часть содержимого на землю. После этого мы с тезкой сделали по глотку, и я бы назвал это дешевым позерством, если бы не то, что произошло дальше.

Я вдруг почувствовал такую вину перед этим парнем, чьи останки тлели в гробу под двухметровым слоем промерзлой земли. Почему я так высоко взлетел, а он, получив удар судьбы даже не на ранней стадии полета, а лишь на подготовке к запуску, так сильно грохнулся вниз.

Из моих глаз потекли крупные слезы. Я упал на колени и уперся лбом в деревянный крест, бессвязно бормоча какие-то фразы типа «Любим, помним, скорбим».

И в этот момент я вдруг отчетливо осознал, что это всего лишь мини-спектакль, который я разыгрываю для единственного зрителя – своего тезки Кольки. Толи я так вошел в роль, толи от того, что мне стало безумно противно от этой миниатюры, но остановиться я был уже не в силах.

Я продолжал рыдать даже тогда, когда Кольке стало неловко наблюдать за происходящим, и он вернулся к машине, оставив меня в одиночестве.

– Ну ладно… Ладно, хорош уже… – слышу я за спиной одновременно с тем, как чья-то рука ложится мне на плечо.

Подняв голову, я вздрагиваю. Рядом со мной стоит Димка. Совершенно живой, о чем свидетельствуют румяные щеки и блеск в глазах.

– Не бойся, Ники, это же я! Не видишь что ли? – вопрошает он, глядя, как я дергаю голову в сторону машины своего тезки. Колька стоит спиной ко мне, оперевшись на капот иномарки, и в этот момент его больше занимает сигарета, нежели мое выступление у могильной плиты.

– Д-д-д-дима? – спрашиваю я дрожащими губами. – Н-н-н-но ты же…

– Да, Коля, умер я. Рано умер. Так не должно было быть, но так случилось. Ничего уже не изменить в моей судьбе. А вот в твоей можно.

– К-к-как?

– Ну ты же умный, придумай! Неужели ты просто возьмешь и бросишь все то, что у тебя уже есть? Так же как я, просто возьмешь и сбежишь? Вернешься сюда, чтобы день за днем спиваться, и, в конце концов, либо замерзнуть зимней ночью, либо нарваться на нож сбредившего собутыльника? Тебе повезло, ты вырвался. Ну так держись же за этот шанс! Подумай, на чем можно поймать этих стареющих плейбоев? Наверняка есть у них слабое место!

– Есть, – говорю я, совершенно не представляя, что это за место. – Я их сделаю! Я смогу! Я буду держаться!

– Вот и славно, – улыбается Димка.

Я встаю, мы жмем друг другу руки, после чего я иду к машине.

– Пришел в себя? – спрашивает Колька.

Я просто киваю в ответ головой. Оборачиваюсь – Димка стоит возле собственной могилы и машет мне рукой, прощаясь.

– Поехали! Я должен их сделать, и я их сделаю, – говорю я, и в моем голосе в этот момент столько твердости, что тезка даже не пытается поинтересоваться: кого я там собрался сделать.

В машину я сажусь в полной уверенности, что стал свидетелем настоящего чуда. Предназначенного только для меня. Чуда, которое вернет мою жизнь на круги своя. Чуда, которое все расставит по местам.

На самом же деле, в тот момент уже вовсю начал раскручиваться маховик превращения меня в наркомана.

Глава двенадцатая. Педофилы не пройдут!

– Да, братуха, вот уж влип ты, по самые помидоры… – сказал тезка, шумно выдыхая воздух, когда узнал истинную причину моего неожиданного визита домой. Мы сидели у меня дома, и я, пользуясь тем, что мама поехала в райцентр, выложил Кольке всю правду.

– Ну, вот ты скажи, ну нафига тебе понадобилось закрывать их клубы? Делай как я, и живи спокойно! – учил он меня жизни.

– Как нафига? – пытался объяснить я собственную бизнес-недальновидность. – Полцарства на кону! Там особо о возможных рисках не думаешь. Да и потом, кто мог догадаться, о том, что все это я замутил?

– Ну, тут, конечно, тебя явно кто-то сдал. Но, это дело пятое. Как думаешь ситуацию исправлять?

– Да хрен его знает. Посоветуй что-нибудь, – попросил я.

– А Максим-то этот твой что-нибудь предпринимает?

– Да пообещал найти людей крутых, но позже. У него сейчас дела в Москве.

– Что-то мне кажется, что у него там такие же дела, как у тебя здесь, – усмехнулся тезка, но мне его смех не понравился.

– Ты на что это намекаешь?! А?! – мгновенно взорвался я. – Ты хочешь сказать, что он тупо ударился в бега?! Да ты понимаешь, на кого ты гонишь?!

– А ты в бегах что ли? – спокойно спросил Ступин, начисто сбив с меня гнев.

Я упал в кресло и шумно вздохнул. Тезка заманил меня в западню. Я не мог признаться ни себе, ни ему, что я сейчас в самых настоящих бегах, а значит, не мог предъявить ему претензии по поводу сказанного о Максиме.

– Ты, братуха, не обижайся, но я думаю, он в Москву тоже поехал просто отсидеться, выждать, посмотреть, как события будут развиваться, что ты придумаешь.

– А почему это я должен думать? – я снова был готов начать метать молнии, но на этот раз уже в направлении столицы, где сейчас прохлаждался Максим.

– А почему ты не должен думать? Вы же, насколько я понял, компаньоны теперь. Равноценные. И кашу всю эту ты заварил, так что на тебе даже большая ответственность, чем на нем, – развел руками Ступин и добавил, чуть приглушив голос. – Кола наверняка остыла уже, тащи.

Я отправился на кухню, достал из морозилки двухлитровую бутылку «Кока-колы». Подхватив со стола две кружки – стаканов под виски у нас дома не водилось – я вернулся в зал. Колясик читал очередной номер «Региональных Вестей». Из газеты я все-таки уволился, но мама продолжала выписывать этот еженедельник.

– Не читайте до обеда… – начал было я цитировать Булгакова, но тезка перебил меня.

– Советских газет нет давно. Разве что, «Советский Спорт», но его я по утрам не читаю, разве что после очередного игрового дня в КХЛ. Кстати, Колясик, что-то чернухи многовато у вас стало.

– У них, – поправил я друга.

– А, ну да, – сказал Коля, выглянув из-за раскрытой газеты, после чего вновь принялся за чтение, бормоча еле слышно: – Самоубийственный декабрь… В первые две недели последнего месяца года в Городе в пять раз возросло количество самоубийств. Просто чудненько, Коля, – чуть повысил он голос, обращаясь ко мне.

Я тем временем принялся смешивать в кружках коктейли. Мы совершенно бесцеремонно решили допить оставшийся с кладбища вискарь.

– Или вот, – продолжал тезка изучать заголовки моей бывшей газеты. – Педофил-каменщик предстанет перед судом. А в прошлом номере, если мне память не изменяет, судили педофила-сантехника. Как думаешь, какой профессии будет педофил на будущей неделе?

– Тебе ли не все равно? – спросил я, пробуя концентрацию виски в своей кружке. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось думать об извращенцах.

– А я думал, ты спросишь, откуда я знаю, что в следующем номере будет статья про педофила? – искренне удивился тезка и положил газету на журнальный столик, разделявший наши кресла. – Ну, ты и циник, Еремин!

– А причем здесь цинизм? В том, что меня не удивляют статьи про педофилов в газете? Вот только не надо мне сейчас говорить о том, что журналисты чернуху в массы гонят. Это жизнь! Не мы виноваты в том, что расплодилось педофилов, – я так сильно обиделся на его «циника», что начисто забыл, что сам журналистом уже не являюсь. – Если их реально стало дохера, почему мы должны об этом молчать? Да и народу, как это не прискорбно признавать, нравится.

– Ага, особенно другим педофилам. Коля, а тебя не настораживает, что эти черти именно сейчас повылазили?

– Стоп! – я так резко поставил кружку на стол, что брызги виски с колой полетели на газету. – Братан, вот только не начинай тут речей о том, что грядет конец света, и педофилы его предвестники.

– К-к-колян, да ты что! – с трудом выдавил из себя Ступин, после чего его все же накрыл приступ такого хохота, будто мой тезка сдолбил перед этим пару косяков.

– Ты чего, дунул с утра? – поинтересовался я, дав Кольке отсмеяться.

– Ну ты меня, конечно, повесели-и-и-л, – протянул он последнее слово. – Таких глюков даже в мой прокуренный мозг не приходило. Очнись, Коля, все закономерно! Гляди, почему педофилы, собственно, «повылазили»?

– Да я ж откуда знаю? Может вспышки какие на солнце?

Видимо, в этот день смешить друга было моей участью. Благо, в этот раз смеялся он не так долго.

– Коля, ну какой ты в жопу пиарщик? Если таких очевидных вещей не видишь?

По правде говоря, я все еще не понимал, к чему он клонит – все мои мысли были заняты поиском способа вернуться в Город. А потому, замечание по поводу моих профессиональных навыков, вернее о частичном их отсутствии, не так сильно задело меня, как обвинение в цинизме.

– Короче, – сдался я. – Объясни мне, куда ты клонишь.

– Хм… – Коля широко улыбнулся – ему явно было приятно уесть меня, журналиста и пиарщика, объяснить то, чего я сам понять не могу.

Он сделал большой глоток коктейля, поставил кружку на стол и начал излагать свои мысли.

– Почему мы сделали вывод, что педофилов стало больше?

– Не мы, а ты! – поправил его я.

– Неважно, – отмахнулся тезка. – Потому что пресса стала о них больше писать.

– Да, но писать мы о них стали больше потому, что их стали больше ловить! – возразил я.

– Допустим, но сейчас их стали ловить гораздо чаще! Ты зайди на сайт областной прокуратуры – минимум два раза в неделю о суде над очередным развратником сообщают. Их что, раньше не было? Были, только ловить их с такой прытью начали после того, как президент на всю страну объявил войну педофилии. После этого и понеслась душа в рай: органы – ловить, пресса – писать, депутаты – законы ужесточать.

– А что плохого? По-твоему, лучше, когда всякие уроды детей насилуют? Да что с тобой? Ты сам что ли, того? – не выдержал я.

– Да ничего я не того! Так-то, Коля, правильно все они делают. Но, ты уверен, что все, о ком пишут в газетах – педофилы? Что все они действительно детей насилуют?

Я лишь пожал плечами.

– Видишь ли, при такой кампании, которая сейчас развернулась, ни один судья не решится оправдать обвиняемого в педофилии. Его же разорвут вместе с тем, кого он оправдал. Ты ж наверняка слышал историю нашумевшую, как отцу за просто так тринадцать лет дали?

– Честно говоря, нет, – я действительно не знал этой истории.

– Ну ты даешь! В моче семилетней девочки якобы нашли мертвых сперматозоидов, но она при этом девственница по-прежнему, гинеколог подтвердил. А во время психологического теста, девочка кошку нарисовала, у которой хвост трубой торчал. Так психолог сказала, что это-де фаллический символ, что свидетельствует о разврате. Вот на основании этого и дали мужику тринадцать лет колонии.

– Охренеть! – поразился я. – Но тебя-то что это так волнует?

– Да понимаешь, Коль, таким макаром можно любого человека в тюрьму упрятать. Лет на тринадцать. А ужесточат законы, так и на все двадцать пять. Я вот Коля чего боюсь, вот появятся у нас с Олечкой дети, начнут спрашивать – откуда они собственно взялись. Я расскажу, а эта старая кляча Борисовна возьмет и заявление в прокуратуру напишет, мол, я деток собственных развращаю. И поеду я, братан, зеков на зону обслуживать.

– Да уж, – только и сказал я. – Получается, вне подозрения только те, кто совсем с детьми не общается.

– Вот только нет таких людей, – сказал Коля, после чего допил первый коктейль. – Наливай. О, кстати, смотри.

Мой тезка указывал на газету. Когда я расплескал свой коктейль, брызги как раз попали на подверстку к статье про очередного педофила (хотя, сейчас я уже не готов был называть так этого человека). Под стандартным заголовком «А между тем» располагалась небольшая заметка о том, что в Городе набирало обороты интернет-движение «Педофилы не пройдут!».

– Ну-ка, что тут? – Ступин снова взял газету в руки. – Ага, кучка искателей приключений объявила охоту на педофилов. Ого! Уже пять штук поймали! А ты на их сайте был?

– А сам как думаешь?

– А я был.

– Я смотрю, ты серьезно изучал вопрос, – язвительно сказал я, но друг на мою реплику внимания не обратил.

– Знаешь, как действуют ребята? Создают на сайтах знакомств странички, типа они двенадцатилетние девочки. От лица малолеток знакомятся с педофилами, договариваются о встрече. В назначенный час на место приходят с камерой, снимают на нее педофила, а съемку потом у себя на сайте выкладывают. Этакая, галерея уродов.

– А что, хорошая идея! Молодцы ж ребята! – я был искренне восхищен находке горожан.

– Ага, хорошая. Вот только не мне, деревенщине, рассказывать тебе, городскому жителю, о том, что интернет обезличивает, – с нескрываемым удовольствием произнес Коля. – Вот смотри, перешел ты кому дорогу, решили тебя убрать. Фоток твоих в интернете пруд пруди, да ты их и сам в контакте пачками выкладываешь.

– И что?

– Как что? Берут твою фотку, создают анкету и давай к малолеткам приставать с непристойными предложениями. Когда те соглашаются встретиться, то стрелку набивают в том месте, где ты часто бываешь. И вот ты, например, приезжаешь в магазин сигарет купить, а там тебя встречают пятеро молодчиков с камерой, бьют тебя по голове фиолетовым фаллосом и называют педофилом. А потом все это видео, вместе с перепиской, где твоя фотка светится, в интернет кидают. Попробуй – отмойся! Да так любого, чьи фотки в открытом доступе лежат, убрать можно!

– Да-да-да-да-да! – мое лицо так резко просветлело, что Коля поначалу даже не понял, какую идею он мне подкинул. – Братан! Да ты же просто гений! Мы же этих стареющих плейбоев сейчас в раз уберем!

– То есть, ты предлагаешь, натравить на них этих чудиков? – уточнил тезка.