Текст книги "История одной сволочи"

И тут же хит Фомина разразился с новой силой. И только тогда я понял, что это надрывается мой Айфон, лежащий на столике, рядом с отключенным ноутбуком. Муз-ТВ в мамином телевизоре побудило меня вернуть этот рингтон. Мельком глянув на экран, я взял трубку.

– Макс, какого хера? Три часа ночи!

– Ой, бля, извини, про разницу во времени забыл.

– Что, до утра подождать не судьба? – продолжал я злиться.

– А ты разве не празднуешь? – после извинений за разницу во времени вопрос прозвучал совершенно нелогично.

– Что я должен праздновать?

– О-о-о! В Городе такие события творятся! Николаич со Степанычем, оказывается, малолеток потрахивали! Вечером сегодня очередную девочку развратить хотели, суки, да девочка эта оказалась совсем не девочкой, а охотником на педофилов! Такой шухер поднялся! Николаич успел за кордон съебать оперативненько, а Степаныч замешкался, так у него под домом такая толпа негодующих собралась! Под прикрытием ОМОНа в ментовскую машину сажали!

– Ага, – только и смог выдавить я.

– Ты чего, Ники? Не рад? Ты понимаешь, все, можно в Город возвращаться! Надеюсь, в самое ближайшее время расслабимся с тобой как следует!

И только тут до меня дошел смысл сказанного Максимом.

Сработало! Мой план удался!

– Да-а-а-а-а! – заорал я от радости за скорое возвращение в Город. Тогда я еще не знал, что в деревне мне придется задержаться.

Глава тринадцатая. Тест на сволочь

Собрать вещи.

Добраться до райцентра.

Сесть на ближайший автобус до Города.

И все вернется на круги своя! Захватывающие вечеринки в «Армагеддоне»! Друзья и любимая девушка! И море. Бескрайнее снежное море!

Но сначала… блевать, блеать.

Это был уже пятый подход к керамическому снаряду в это утро. В моем нутре было пусто, но эти данные, похоже, желудок забыл отправить глотке, с завидной регулярностью выдававшей возвратные спазмы.

Справедливости ради, стоит отметить, что каждый раз глотка просила голову болеть поменьше, так что, учитывая нереальное по силе похмелье, процедуру преклонения унитазу мне даже нравилась.

В очередной раз вывернув дожелта желудок, выжав за компанию и пищевод, я отправился на улицу, чтобы умыться снегом – так становилось еще легче, хоть и ненадолго.

За ночь деревню здорово завалило снегом. Во дворе лежали свежие сугробы сантиметров в тридцать глубиной. И небо продолжало засыпать улицу белой массой. Мамины следы от крыльца до калитки, оставленные ею полтора часа назад, были почти невидны.

Зачерпнув в ладоши свежего снега, я тщательно умыл лицо, словно пытаясь втереть мягкие кристаллики в кожу. Ох, как мне хотелось сейчас, чтобы наш, русский, снег превратился в колумбийский…

Слегка покачиваясь, я стоял с закрытыми глазами и поднятой головой, вдыхал свежий деревенский воздух и чувствовал, как снежинки тают на моем лице.

Хруст снега.

Стук калитки.

Звон бутылок.

Именно в таком порядке. Пораженный алкоголем мозг разложил смесь этих звуков на отдельные дорожки, а мгновение спустя я услышал голос «ди-джея».

– Здорова, жаркий парень. Не боишься в снеговика превратиться?

Слегка наклонив голову, я посмотрел левым глазом на Коляна. Тезка тоже был не в состоянии стоять строго вертикально. Однако его небольшое отклонение было скорее следствием несбалансированной ноши. В левой руке он держал увесистый пакет, в правой же была лишь полупустая бутылка «Миллера».

Увидев, что я не тороплюсь ему на встречу, Коля подошел сам и поднес бутылку к моему рту. Издав нечленораздельный рык, я отвернул голову. Никогда не был любителем «Миллера», хотя в старших классах школы это пиво было одной из новогодних традиций. Первое января, мы с Колясиком на моем диване, «Миллер» и английская премьер-лига по «России 2».

Но сейчас мой отказ был вызван опасностью очередного горлового позыва и весом пакета в руке моего друга.

– Выпей, выпей, полегчает, – медленно, но уверенно произнес тезка, давая мне понять, что эта бутылка для него далеко не первая.

– Коль, напьемся же, – возразил я сквозь накатывающую головную боль. – А мне еще в Город сегодня возвращаться.

– Угму, – кивнул головой друг, проглатывая пиво. – Ага, размечтался. Вишь, сколько снега навалило. А на трассе вообще труба. В общем, пока циклон не пройдет, о Городе даже не мечтай. Перекрыты все дороги. Так что пей, пока есть, – Коля ловко достал из пакета бутылку, свинтил пробку и протянул мне. – А то такими темпами, скоро днем с огнем не сыщешь.

Сказанное Колей оказалось для меня таким стрессом, что даже боль, готовая достигнуть степени «адская», отступила на второй план. Онемев от шока, я взял у него бутылку и сделал большой глоток.

– Ну как, полегчало? – одобрительно глядя на меня, поинтересовался Колян.

– Надолго накрыло? – не заметив его вопроса, спросил я.

– Синоптики говорят дня на три, – пожал плечами друг.

Услышав такой прогноз, я выронил бутылку и выплюнул пиво в сугроб. Ну почему циклон не пришел днем позже? Когда я бы был уже в городе? А теперь – еще три дня в этой глуши!

– Ну, ты поаккуратнее, – недовольно произнес Колян, поднимая упавшую в снег бутылку. – Я же тебе говорю, скоро не останется во всем районе.

– Вообще никак не прорваться? – я продолжал думать лишь о возвращении в Город.

– Да ты что, Коля? – удивился моей настойчивости тезка. – Гаишники трассу только номинально перекрыли. Они на нее тупо выехать не могут, как и остальные тачки. Я в райцентр с утреца прорваться пробовал – так бесполезно. Если только на тракторе попробовать…

– А можно? – тракторная надежда яркой звездой вспыхнула в моем сознании.

– Тебя что, димедрол до сих пор не отпустил? Я ж образно, – окончательно добил меня Колян. – Ну, что? Мы лечиться-то будем?

– Пошли, – начиная закипать от собственной невезучести, ответил я.

В доме мое раздражение ситуацией стало расти. Катализатором послужил пришедший с благими намерениями друг. Скинув обувь у порога, Коля прямо в одежде прошел в зал, где кинул на диван усыпанную снегом куртку.

– Коля! – вскрикнул я. – Ну она же в снегу! Неужели не мог отряхнуться? И вешалка же есть!

– Коль, я вообще-то всегда так делаю. И ты, когда ко мне приходишь так же делаешь, – смущенно ответил тезка. – Забыл что ли?

На мгновение мне стало так стыдно, что первой мыслью было провалиться в подвал. На протяжении всей нашей дружбы мы принципиально не пользовались вешалками в гостях друг у друга. Первая традиция двух Колянов. Так мы это называли. И сейчас я об этом забыл. Еще и на друга наорал. Впрочем, былое раздражение вернулось быстро, но я все же решил вести себя более сдержанно.

– Извини, братан, это похмелье, – сказал я вслух, а про себя подумал, что было бы неплохо делать в соблюдении традиций поправки на погоду.

– Во-во, я ж говорю, возьми – подлечись, – протянул мне бутылку Коля.

Открутив крышку, я сделал несколько больших глотков. «Миллер» показался неожиданно кислым, от чего я недовольно поморщился.

– А нормального пива не мог взять? – недовольно поинтересовался я у друга.

– Ну, я думал, как обычно в Новый год. Приду к тебе с «Миллерочком»… – начал было оправдываться Коля.

– Блядь, Коля, до нового года еще две недели. Неужели нельзя было взять нормального пива? – с наездом спросил я.

– Блядь, Коля, я не понял. Я пришел тебя похмелить. И сейчас вместо благодарности – одни упреки, – с нарастающим недовольством ответил мне тезка.

– Да потому что я сейчас должен в Город ехать, а не похмеляться с тобой в этой глуши! – закричал я.

– Это – Родина твоя, – спокойно сказал мой друг. – Что там тебе? Медом намазано?

Угадал Ступин. Только не медом – снегом. Но другу об этом было знать не обязательно.

– Там теперь мой дом, Коля! – резко ответил я. – У меня там работа, девушка любимая.

– Что-то ты своей девушке, любимой, за три дня не позвонил ни разу.

– Она думает, что тут связи нет, – сходу назвал я истинную причину отсутствия телефонных разговоров между мной и Настей, после чего ушел в собственные мысли.

Действительно, я сказал Насте, что в деревне проблемы с сотовой связью. Зачем? Наверное, боялся, что стареющие плейбои будут меня искать. А может просто не хотел, чтобы меня искали другие персонажи из моей городской жизни. Так или иначе, но за это время Настя не позвонила мне ни разу, не прислала ни одного сообщения. Как, собственно, и я.

Более того, я не выходил на связь не потому, что не хотел рушить легенду о коммуникационной отсталости, мне совершенно не хотелось ни звонить, ни писать своей девушке. И самое странное, что такое поведение на тот момент было самым искренним проявлением моих чувств. Словно я ограничил наше общение до нуля, чтобы… обострить чувства, вывести их на новый уровень.

Копаясь в собственных мыслях, я так и стоял с отсутствующим взглядом посреди зала, держа в руке бутылку пива. Я почти не заметил, как Коля встал, хлопнул меня по плечу, после чего взял с дивана куртку и ушел.

Как ни странно, свалившееся на меня одиночество оказалось до жути приятным, словно именно этого мне не хватало все эти дни, а то и месяцы.

Опустившись в одно из кресел, я залпом выпил бутылку «Миллера». Тут же открыл вторую, сделал еще несколько глотков, закрыл глаза. Головная боль отступала под напором новой волны опьянения. Чтобы закрепить успех, я практически без перерывов убрал пять или шесть бутылок пива и не заметил, как убрался сам.

Подцепив пакет с остатками антипохмелина, я отправился в свою комнату, намереваясь почитать на лентах информ-агентств о последствиях моей вчерашней провокации. Однако меня ожидал облом – ноутбук упорно отказывался становиться частью всемирной паутины.

– Да и хрен с вами, – ударив пальцами по клавиатуре, пробормотал я, глотнул еще пива и, завалившись на бок, уснул.

Сон был рваным. Я просыпался всякий раз, когда кабель от спутниковой тарелки, раскачиваясь под порывами ветра, молотил по оконному стеклу. Один раз меня разбудил голос вернувшейся мамы. Зайдя в комнату, она принялась выговаривать мне за вчерашнюю пьянку и сегодняшний неосторожный опохмел. Я сделал вид, что сплю, и мама, высказав все, что может думать врач по поводу ранних стадий алкоголизма, оставила меня.

Окончательно я проснулся, когда пришел Коля поинтересоваться моим состоянием. Но видеть тезку мне не хотелось – слишком сильно он взбесил меня несколькими часами ранее – поэтому я продолжал делать вид, что сплю. Правда, нестерпимо хотелось в туалет, а Ступину вздумалось о чем-то поболтать с моей мамой. Так что, когда он все же ушел домой, я радовался еще сильнее, чем днем.

Говорить о чем-либо с мамой мне тоже не особо хотелось, так что когда она о чем-то спросила меня на пути в туалет, я пробормотал что-то нечленораздельное, словно пытался изобразить, что все еще сплю и, если бы не нужда, продолжал бы лежать в кровати.

Вернувшись в комнату, я заглянул в пакет. Три оставшихся бутылки «Миллера» я счел неплохой перспективой. Разбудив ноутбук, я снова попытался выйти в сеть – безрезультатно. Видимо, циклон нарушил не только дорожное сообщение.

Дневное возлияние высушило горло, так что на стол из пакета быстренько перекочевала бутылка пива. Вставив горлышко в рот, я запрокинул голову и стал жадно глотать. Вкус теплого «Миллера» был близок к противному, но выходить из комнаты, чтобы поставить оставшиеся бутылки в холодильник, я не хотел.

Опустошив стеклянную емкость на две трети, я взял со стола Айфон. Сеть была, стало быть, и интернет должен работать. Увы, это был не день Еремина. Скорость была такой низкой, что даже почту было нереально просмотреть, не говоря уже о новостных сайтах.

– Лять, – выдохнул я. – Во попал!

Перспектива на оставшиеся два дня вырисовывалась не слишком радужная – если вслед за интернетом деревня осталась и без спутниковых телеканалов, то суждено мне по второму-третьему разу пересматривать комедии в моем ноутбуке. Впрочем, поскольку телевизор в моей комнате предусмотрен не был, протухшие комедии ждали меня уже сегодня вечером.

Однако удача все же сжалилась надо мной. Невесть откуда на жестком диске обнаружились первые три сезона старых добрых «X-Files»!

– Слава истине, которая где-то рядом! – выдал я, устраиваясь поудобнее на диване и открывая предпоследнюю бутылку пива.

Одни из главных героев детства – Фокс Малдер и Дана Скалли – распутывали очередной клубок правительственных тайн, когда монитор прыгнул мне навстречу, и я оказался рядом с ними.

Мы находимся в квадратной комнате шириной метра в четыре. Единственная лампочка на потолке едва горит, так что в круг света попадает лишь офисное кресло, стоящее в центре комнаты.

Малдер жестом предлагает мне присесть. Кресло оказывается удобным настолько, что первая мысль, которая приходит мне в голову – немного вздремнуть. Но я лишь кладу руки на пластиковые подлокотники и с интересом жду развития ситуации. Оно не заставляет себя ждать, но сразу принимает неожиданный оборот.

Добрые агенты ФБР подходят ко мне с двух сторон и, пока я с интересом рассматриваю их, ловко привязывают мои руки толстыми веревками к подлокотникам кресла. Сзади слышатся шаги, а через мгновение я чувствую запах сигаретного дыма.

Видимо Курильщик, как звали его в сериале, прятался в одном из углов комнаты, куда не доходил свет от лампочки. Так же, как в экране телевизора, он молчит. Только лишь пристально смотрит на меня, делая одну затяжку за другой. Немая сцена продолжается несколько минут, но окурок сигареты во рту Курильщика не сокращается ни на миллиметр. Сей факт нисколько меня не смущает – где-то на задворках разума еще жива мысль о том, что все происходящее не более чем сон.

Вдруг сигарета все же дотлевает до фильтра. Курильщик бросает ее на пол и давит носком ботинка. Затем он шагает мне на встречу, наклоняется, словно хочет взять меня за руку, но вместо этого он слегка сжимает пальцами подлокотник и толкает его в сторону.

Движение выглядело не сильным, но кресло, и я вместе с ним, начинает крутиться словно волчок. Комната, как и герои сериала, пролетают передо мной безумным калейдоскопом. Вестибулярный аппарат начинает бить тревогу: выпитое перед сном пиво грозит вырваться наружу.

Кресло продолжает крутиться, и с каждым витком силуэты стоящих рядом людей начинают меняться. Вернее, меняются только Малдер и Скалли. Строгие костюмы превращаются в пестрые наряды клубных тусовщиков. Стареющих тусовщиков.

Стареющих плейбоев.

Карусель закончилась в тот самый момент, когда я узнал тех, в кого превратились агенты ФБР. Последний виток, и кресло останавливает меня аккурат напротив Анатолия Николаевича и Сергея Степановича.

Во рту Курильщика снова наполовину истлевшая сигарета. Он делает затяжку, выпускает в мою сторону струйку сизого дыма и молча выходит из комнаты. Я остаюсь один на один со своими конкурентами, а в голове стучит только одна мысль: сон закончился, это все по-настоящему.

– Ну что, Ники, думал, тебе это с рук сойдет? – начинает первый.

– Решил, что у тебя все-таки выросла единица? Со взрослыми дядьками в игры играть вздумал? – поддерживает его второй престарелый плейбой.

Они говорят напористо, но спокойно. И это хладнокровное спокойствие повергает меня в ужас. Я понимаю, что просто так мне из этой комнаты не выйти. Страх сильный настолько, что я не могу пошевелиться. С одинаковой беспечностью от меня отказываются руки, нижняя челюсть и язык.

– Говоришь, мы малолеток потрахиваем? – продолжает тем временем один из плейбоев.

– Откуда узнал-то, а? – спрашивает второй.

Ответить им я по-прежнему не в силах. Но мои слова без надобности. Они пришли не говорить со мной, а мстить.

– Ники, ты даже представить себе не можешь, насколько маленькими были те, с кем мы спали.

– Сейчас мы тебе все покажем.

Они синхронно достают из карманов небольшие серебряные шкатулочки. Точно такая же есть у Максима. В ней он носит с собой порошок. Так же синхронно стареющие плейбои открывают небольшие крышечки и высыпают копошащееся содержимое на мои руки.

Я с ужасом наблюдаю, как сотни маленьких рыжих муравьев отлипают друг от друга, почуяв еду. Они настолько маленькие, что проникают мне под кожу не оставляя внешних повреждений. Зуд нарастает, я понимаю, что маленькие твари внутри меня, но закричать по-прежнему не в силах.

Зато сил вполне хватает на то, чтобы разорвать веревки, сковавшие меня. Освободившись из плена, я вскакиваю на ноги и, крутясь взад-вперед, с остервенением начинаю чесать свои руки. Сначала, чтобы сбить зуд, потом – в попытке разодрать кожу и достать гадов.

Мой жуткий танец проходит под аккомпанемент дружного хохота стареющих плейбоев. Внезапно он стихает, а свет в комнате гаснет. Я остаюсь в темном помещении один, поедаемый насекомыми изнутри.

В очередной бессмысленной попытке вытащить муравьев из-под кожи, я не удерживаю равновесия и падаю. Почему-то пол в комнате оказывается таким мягким, что я даже слегка утопаю в нем. И в этот момент узкая полоска света разрезает темноту. Она становится все шире и шире и вот уже это залитое светом окно. Насекомые испугано покидают мое тело, уползая в неизвестном направлении, и я просыпаюсь.

На диване подо мной не осталось ничего из постельного белья. Одеяло, подушка и даже простыня валялись рядом на полу. Это был всего лишь ночной кошмар.

– Фу-у-у-у… – вздохнул я. – Всего лишь…

«Сон», – хотел сказать я, но в этот момент посмотрел на свои руки. Что левая, что правая были расчесаны и расцарапаны от запястий до плеч, а под ногтями – запекшаяся кровь.

– Твою ж мать! – выругался я негромко. – Еще не хватало чесотку подхватить. Мам! – позвал я, но никто не ответил.

Подхватив со стола Айфон, я посмотрел на время – половина двенадцатого. Ну да, откуда маме быть дома. Найдя в телефонной книге ее номер, я дотронулся до иконки вызова.

– Я в райцентре. Ты проснулся? – вместо приветствия спросила мама.

– Ага. Мам, я, кажется, фигню какую-то подцепил. Руки себе во сне в кровь расчесал.

– Пить меньше надо. Аллергия на алкоголь у тебя, – поставила мама диагноз.

– Думаешь? – честно говоря, аллергия на алкоголь (пусть даже об этом мне сказал самый родной человек) вселяла оптимизм. Всяко лучше, чем чесотка.

– Да уверена в этом. Ты как приехал, еще ни дня трезвым не был, – в голосе мамы появился упрек, а значит, надо было сворачивать беседу.

– Ладно мам, жду тебя дома, – быстренько попрощался я.

– Только сегодня не пе… – послышалось из трубки, прежде чем связь прервалась окончательно.

Отложив телефон, я сел на кровати и прислушался к собственному телу. Руки еще зудели, но сейчас это ощущение рождали скорее царапины на коже, нежели несуществующие насекомые под ней. Голова не болела и даже не гудела. Видимо, последствия самогона с димедролом наконец оставили меня.

Я вдруг подскочил, словно ужаленный. Этот телефонный разговор почему-то казался мне спасательным кругом. Но от чего? Я начал перебирать в голове фразы, сказанные мамой.

Так, по ее словам, у меня не чесотка, а всего лишь аллергия на алкоголь. Этому я обрадовался, но было что-то еще… Что? Закинув скомканное постельное белье на диван, я снова сел на его край, но лишь для того, чтобы тут же подскочить, словно муравьи из сна вернулись.

– В райцентре! В райцентре! В райцентре! – кричал я, пританцовывая по комнате.

Мама была в райцентре. Это означало, что дорогу туда уже расчистили. А раз снегоуборочная техника вышла на трассу, то освобождение из снежного плена городской магистрали было не за горами. Если уже не произошло. При условии, конечно, что снежный циклон ушел.

К окну я подлетел быстрее, чем Нео из «Матрицы». Нервными движениями протер запотевшее стекло…

Мороз и солнце – день чудесный! Свежий снег блестел так, будто я находился на горном склоне. Но главное, что снег просто лежал, не падал. И ни ветерка.

Все еще не веря в свое счастье, я взял со стола трубку и снова набрал маму.

– Коль, ну чего тебе, я же работаю, – недовольно отреагировала на звонок мама.

– Мам, так дорогу до райцентра расчистили?

– Расчистили-расчистили, – быстро ответила она, пытаясь свернуть разговор.

– А до Города?

– А тебе лишь бы пораньше свалить! Не знаю, вроде трактора ушли утром.

– Спасибо, мам! – я дождался, пока связь прервалась, и заорал во весь голос: – Йе-ху-у-у-у-у! Да! Еду домой!

Я осекся. Домой? Так, стало быть, теперь мой дом все-таки там, в Городе? Что ж, когда-то это должно было случиться. Я стал городским.

– Ну что, горожанин? Пакуем вещички! – сказал я своему отражению в потухшем экране.

Звонок от Ромки был таким неожиданным, что появившаяся на экране фотография на момент показалась мне собственным портретом.

– Привет, Сестренка! – с легкой подколкой в голосе ответил я.

– Привет, привет! – Ромка, как обычно, не подал виду. – Ты дома?

– Я у мамы.

– У мамы? Ты в деревне? – удивлению Сестры Милосердия не было предела.

– Ага.

– А чего не сказал? Я бы своим передал чего-нибудь, – в Ромкином голосе послышалась напускная обида.

– Чего-нибудь? Рома, не гони. Все спонтанно получилось.

– Что-то случилось?

– Да нет, дома все в порядке. Просто проснулся в пятницу утром и решил на выходные сгонять в гости.

– Так сегодня-то уже понедельник…

– Ром, дорогу завалило снегом. Завтра вернусь. Что хотел-то? – резко ответил я.

– Ну, я в общем это… Ну… – начал мяться Сестра Милосердия.

– Это чего?

Ромка тяжело вздохнул и выпалил:

– Денег у тебя хотел занять.

– Всего-то? Сколько тебе?

– Двести. Пятьдесят. Тысяч, – отрывисто сказал Ромка.

– Сколько? – охренел я. – Зачем тебе столько?

– Машину. Купить. Хочу, – друг продолжал говорить отдельными словами.

– У меня столько нет.

Это было правдой, но лишь частично. Я успел скопить около ста пятидесяти, недостающую часть можно было запросто взять в клубе – доходы от вечеринок позволяли. Но… Я успел привыкнуть к тем деньгам, которые лежали у меня дома в сейфе. Они стали своеобразным символом моей независимости. Удовольствие, которое я испытывал, когда добавлял к ним очередные десять тысяч невозможно было сравнить ни с чем. И расстаться с ними – пусть и на время, пусть и для друга – я искренне не хотел. Несколько десятков бумажек с изображением Хабаровска и Ярославля были для меня, что волосы для Самсона.

– А сколько есть? – не унимался друг.

– Ну…

Я задумался о сумме. Сколько денежных волос я смогу срезать со своей сейфовой головы, чтобы не потерять силу. Сто? Семьдесят? Пятьдесят?

– Двадцать, – назвал я окончательную сумму.

– Блин… Двадцать – это очень мало… – расстроено сказал Ромка.

– Рома, ну извини, больше у меня нет.

– А может… У Максима спросишь? У него-то, наверное, точно есть.

– Ром, а может, ты тогда сам у него спросишь? – я начинал закипать от настойчивости Сестры Милосердия. Машину, видите ли, ему захотелось!

– Ну, он же твой… – Рома сделал паузу, словно подбирал слово. – Друг.

– Да, но машина-то тебе нужна! Что, общественный транспорт у нас уже не котируется?

– Просто вариант предложили очень хороший. Боюсь, уйдет машина. Может быть ты все-таки поговоришь с Максимом? – не оставлял попыток Рома.

– Рома, как ты себе это представляешь? Максим, ты не мог бы занять двести пятьдесят штук моему другу Ромке? Так?

– Ну ты же можешь для себя попросить.

– Если ты забыл, то у меня машина есть.

– Но…

– Рома, хватит. Если не можешь раздобыть денег на машину, значит тебе еще рановато ее заводить. Копи. Все, пока, – строго сказал я и отключился.

Разговор мог продолжаться бесконечно. Рома сейчас находился в состоянии маленького мальчика, который капризничает перед витриной магазина, не понимая, что денег на игрушку у родителей нет. Хотя, у меня-то эти деньги были. Но помочь другу я не захотел. Чтобы не расслаблялся. Пусть всего сам добивается, как я.

Телефон зазвонил снова. На этот раз на экране появилась фотка нашего танцора – словившего белочку Санька. Поначалу я решил, что Ромка подговорил его попросить у меня денег, поэтому и начал разговор с финансовой темы.

– Саня, ну я же объяснил Ромке, что нет у меня столько денег.

– Каких денег? – не понял Санек.

– Извини, Сань, тут мне до тебя Сестра Милосердия звонил. Двести пятьдесят штук просил занять, представляешь? У меня-то столько нет, я ему так и сказал. Думал, он не поверил, тебя подговорил позвонить, попросить.

– Хм… А нафига ему столько?

– Машину купить собирался. Видимо, у социальных работников не в чести теперь общественным транспортом пользоваться. Как сам-то? Выписали?

– Нет пока, говорят, недельку еще полечусь. Кстати, а ты уже вернулся что ли?

Вопрос Санька меня насторожил. Откуда ему было знать, что я куда-то уезжал?

– А ты откуда знаешь? – спросил я неопределенно. Если это какая-то ловушка, пускай он сам в нее попадется.

– Девчонки вчера заходили. Настя сказала, ты к маме поехал, а там связи нет. Вот я и спрашиваю: вернулся ли ты? Раз связь есть, значит, ты вернулся.

– Да ты прямо Шерлок Холмс! – усмехнулся я в трубку, но подтверждать, либо опровергать мысль о собственном возвращении в город не стал. Для чего же он все-таки позвонил? – Сань, мне тут дела надо разгрести сейчас. Я к тебе заскочу через пару дней. Или у тебя что-то срочное?

– Да как сказать… Наверное, да, срочное.

– Ну говори уже…

В этот раз я закипел гораздо быстрее. Сначала Ромка кота за хвост тянул, теперь Санек. Что ж друзья-то у меня такие нерешительные? Видимо, от того, что такие бедные.

Если бы Санек попросил бы сейчас денег в займы, меня бы это ни сколько не удивило. Но Саню интересовали отнюдь не деньги.

– Настя твоя…

– Что с ней? – Санек произнес имя моей девушки таким траурным тоном, что у меня подогнулись колени, и, чтобы не упасть, я сел на диван.

– У нее кто-то есть кроме тебя, – дрожащим, но, как не странно, уверенным голосом произнес Саня.

– Друг, да ты ебанулся что ли?! – закричал я в трубку.

– Не ори, дай я тебе все объясню… – попытался оправдаться друг, который к тому времени со скоростью реактивного самолета приближался к статусу «бывший».

– Да какие нахер объяснения? – продолжал кричать я. – Ты совсем, что ли, дебил? Кто у нее может быть кроме меня?

И тут мой мозг ловко собрал параноидальную цепочку, подогнав под нее все звенья, существующие до этого момента совершенно отдельно друг от друга. Мне стало ясно, откуда растут ноги. Вернее, чьи они.

Лешик-гандон, все никак успокоиться не может со своей коллекцией. Решил нас с Настей снова поссорить. И откуда зашел! Через Саню!

– Ну а ты-то, блядь, друг! – я сам не заметил, как продолжил свои размышления вслух. – Блядь ты, а не друг! Как ты вообще мог на это повестись? И какие же он тебе доказательства предоставил? А, подожди, дай сам угадаю: Андрюша свидетелем выступил. А этот гопник вообще в курсе, что Лешик сам его Вику ебал, когда они вместе были?

На протяжении минут десяти из моей глотки вылетал отборный мат. Как только я не называл Саню, Лешика и других неизвестных мне участников этой интрижки. Когда именно Саня положил трубку – в начале моей тирады или где-то по пути – я не знаю, но когда бранные слова закончились, я обнаружил, что их слушают лишь окружающие меня предметы.

– Да и хуй на тебя! – сказал я, глядя на потухший экран Айфона и запустил телефон на кровать.

Четыре дня! Всего четыре дня меня не было в Городе. Целых четыре дня я провел в этой глуши, которая когда-то была моим домом. И каков итог? Один друг достал так, что видеть его больше не хочется. Не знаю почему, но если бы сейчас ко мне заявился Ступин, то я послал бы его туда же, куда отправил Санька.

А Санек… Нет, ну тоже додумался какую хрень мне сообщить. Или не хрень? А вдруг у нее действительно кто-то есть? Или появился за то время, что меня не было? Или же он был в тот момент, пока мы не были вместе? Да, пожалуй, это был самый вероятный вариант. Но какого хера? Она же говорила, что никого не было!

Меня начало трясти. Зерно сомнения, которое Санек обронил в моем мозгу, быстро прорастало, и за считанные секунды на нем созрели несколько увесистых плодов ревности.

Я схватил телефон и принялся набирать Настин номер.

– О, привет, милый, ты вернулся? – услышал я голос своей девушки, и тут до меня дошло то, чего я не понял поначалу во время разговора с Саньком. Я же сказал ей, что тут связи нет!

Я так разволновался, что мигом прошла ревность, а все домыслы быстро улетучились. Я сбросил звонок и отключил телефон.

– Фу-у-у-у-у… – шумно выдохнул я. – Чуть было не спалился! И чуть было не напортачил…

Гнев сменился стыдом. Как же я мог подумать такое о Насте? Это же Настенька моя. Она же меня, дурака такого, любит. А я? Мало того, что спасая собственный зад, свалил из Города, подвергая ее смертельной опасности – мало ли что могли предпринять стареющие плейбои, чтобы добраться до меня. Причем не просто свалил, еще и сказал, что тут связи нет. Чувства хотел обострить.

Ну-ну, обострил. До такой степени, что поверил первому встречному, что Настенька на два фронта отношения строит. Ну, я и дебил! Мудак! Или точнее всего будет…

– Ну и сволочь же ты, Еремин, – сказал я сквозь зубы, глядя в глаза своему отражению в зеркале за рядами хрусталя на полках шкафа. – Самая натуральная сволочь.

И словно в наказание за мое поведение, ко мне вернулось похмелье. Вернее, так мне казалось тогда. Головная боль накатила с такой силой, что весь день я провел в постели. Я лежал, боясь пошевелиться, ибо вместе с головой разбушевался и отдел пищеварения – тошнота была такой, что в отдельные моменты я уже готовился бежать в туалет.

Но под вечер пошевелиться все же пришлось. Вспоминая свой ночной кошмар, я так живо представил себе рыжих муравьев, что они снова «закопошились» под моей кожей. Причем это был уже не просто зуд, а именно отчетливое ощущение чужеродного присутствия. Мне стоило больших трудов убедить себя в абсурдности существования насекомых под моей кожей.

Тем более, что вернувшаяся с работы мама, снова по началу списала все на аллергию. Однако, обратив внимание на мой шмыгающий нос, она изменила диагноз. Напихав меня таблетками, она вынесла окончательный вердикт: еще неделя под ее присмотром.

Услышав это, я взбесился так сильно, что потерял над собой контроль. Я накричал на маму так, что она выбежала из моей комнаты, хлопнув дверью, и часа полтора проплакала на кухне. Что именно я говорил ей в припадке гнева, я помню смутно – настолько сильной была ярость.

Спустя два часа я все же вышел из своей комнаты и принялся просить у мамы прощения. За время прошедшее с момента моего срыва, я успел придумать историю о том, почему мне так необходимо вернуться в Город. Я наврал маме про несуществующую церемонию вручения премии «Клубная жизнь», главным фаворитом которой был «Армагеддон» со своим арт-директором – ее любимым сыном Колечкой.

Кажется, мама поверила. По крайней мере, она сказала, что не злится на меня за то, что я ей наговорил. Раз такое дело, то мне действительно нужно ехать в Город. Однако я дал обещание: два раза в день отчитываться о состоянии своего здоровья.