Текст книги "История одной сволочи"

Семейные дела были улажены, и я отправился соблюдать одну из своих домашних традиций. Ее суть по большому счету сводилась к двум вещам – сбору вещей и прослушиванию музыки, лежа на диване. Однако на самом деле вторая и главная часть этой традиции имела для меня огромное значение.

Я не просто валялся на диване, нацепив наушники. Для этой процедуры у меня был приготовлен особый, душевный, плей-лист. «Серебро» Би-2, «Парень и леший» Короля и Шута, «Крайние меры» Кукрыниксов и два десятка других моих любимых песен, которые мы пели под гитару на наших пьянках в старших классах школы.

Эта музыка погружала меня в какой-то особенный транс. Первое чувство, которое я испытывал – была безграничная радость, близкая к вселенскому счастью, от того, что до моего отъезда в Город оставались считанные часы, связанные в одну ночь. Целую ночь! Ночь, окончания которой я ждал с нетерпением. Затем свое место на пьедестале сознания занимала непонятно откуда взявшаяся грусть.

Ночь. Всего одна ночь оставалась до того, как я покину мамин дом. И когда приеду в следующий раз – неизвестно. Вроде бы всего-ничего – четыреста с лишним километров от Города, а бываю здесь в последние годы крайне редко.

Грусть становилась больше. Больше именно в географическом смысле. Мои мысли покидали пределы родного дома, выходили со двора в парк, напротив которого был построен новый мамин коттедж. Тропинки между тополей, сейчас занесенные снегом, а в июне заваленные тополиным пухом. Памятник погибшим в Великую Отечественную, возле которого проходила летом ночная жизнь деревни.

Не сказать, что местная молодежь не чтила память ветеранов, просто почему-то именно за оградой небольшого скверика, разбитого у монумента, был вкопан столб, на котором висела одна единственная на весь парк лампочка. Была здесь и розетка, куда можно было подключить магнитофон. Эх, сколько всего происходило на этих деревенских оупен-эйрах!

Мысли пролетали парк насквозь и оказывались у первого коммерческого магазина, в котором лет десять назад мы с пацанами купили свою первую бутылку какой-то шоколадной настойки. Фуршет по этому поводу состоялся практически тут же – за нашим домом культуры, клубом в простонародье. Хотя, по сравнению с тем, что творилось в городских клубах, этому действительно больше подходило словосочетание «Дом культуры».

Мысли меняли плоскость и уносили меня в детство. Эх, помню в июне, когда сразу после окончания учебы открывался пришкольный лагерь, в деревенском клубе учителя устраивали нам практически все игровые шоу, что шли тогда по одному из двух телеканалов, показывающих в деревне: «Звездный час», «Поле чудес», «Брейн-ринг»…

М-да… Ничего этого уже не будет никогда. И не потому, что крыша клуба прохудилась настолько, что районная комиссия официально запретила эксплуатацию здания. Деньги на ремонт кровли, может быть, когда-то найдут. В конце концов, сам накоплю, сделаю подарок малой Родине. Просто нас уже там не будет.

У Димки Фролова – причина уважительная. У всех остальных? Да, мы сможем туда прийти, сможем даже снова встать за журнальные столики и поднимать картонные таблички с нарисованными гуашью цифрами, а наши постаревшие учителя за правильные ответы будут выдавать нам звезды из желтой бумаги…

Но вот нужно ли нам это? Те, кто остался в деревне, в детство возвращаться не привыкли – здесь это считается слабостью. Пожалуй, мы все рано повзрослели. Иначе в деревне нельзя. Здесь мужиком ты становишься лет в двенадцать, когда уже в состоянии выполнить большинство работ, которые выполняют взрослые.

Многие из нас достаточно рано стали мужиками и в сексуальном смысле. Девочками мы начинали интересоваться в таком юном возрасте, что порой доходило до абсурда. Помню, как мы с Ромкой днем, спрятавшись за сплошным забором нашего двора, играли в машинки, а вечером – надевали стандартные китайские костюмы, брызгались дешевым, но клевым «Суперкопом» и шли гулять с представительницами противоположного пола.

Эх, какие были времена, когда единственной проблемой было отсутствие денег на самогон и сигареты, а единственным последствием любого неверного шага было лишь порицание взрослых. Вроде и лет-то с тех пор прошло немного, но ведь время это не расстояние. Нельзя отмотать назад даже двадцать минут, словно это двадцать метров тропинки, не говоря уже о десятилетии.

Ну что ж, такова жизнь. Надо идти вперед и быть в ногу со временем. По крайней мере, со своим собственным, биологическим временем. Но, все же так иногда хочется снова стать маленьким…

Мой «мыслелет» заложил крутой вираж, разом преодолевая время и пространство, возвращаясь в настоящее, на диван моей комнаты. Детство прошло, и теперь мне тоже нельзя туда возвращаться. Город показал мне свой звериный оскал. Объяснил популярно, что слабым там не место. Чтобы выжить, я должен стать сильным, стать взрослым и всегда им быть.

И как только эта мысль обрела очертания, стала по-взрослому сильной, меланхоличная грусть покинула меня, кажется навсегда. Я принял бой с Городом, одержал не одну победу, отступил на время, но лишь для того, чтобы провести очередную атаку и выиграть войну.

Маленького Коли больше нет. Остался лишь большой Николай. Или просто Ники. Через четырнадцать часов я снова буду в Городе! Черт побери, еще четырнадцать часов! Но они пройдут, выхода другого у них нет!

Я ощутил такое возбуждение, что пальцы моей правой руки начали конвульсивно сжиматься, словно искали телефон. Сигнал дошел до руки прежде, чем мысль успела сформироваться – сейчас мне действительно хотелось сделать один телефонный звонок.

Запустив яблочную трубку, я тут же получил сообщение о том, что Настя звонила мне семь раз. Сейчас ей, скорее всего, придет смс о том, что я снова в сети. Плевать! Позвонит – снова отключусь. В конце концов, всегда можно сказать, что связь тут кое-где уже есть, но прием все равно неуверенный. К тому же, если я не буду медлить, то позвонить мне Настя уже не успеет.

Найдя в телефонной книге нужное имя, я нажал соответствующую иконку. Мне повезло. Абонент оказался доступен, не занят, но, самое главное, он, вернее она, взяла трубку.

– Еремин, привет! Как дела?

– Да ты знаешь, уже все хорошо. А у тебя как?

– Просто замечательно! Вещи собираю!

– А я уже собрал, – усмехнулся в трубку я.

– О, да, кстати, ты куда уехал?

– К маме ездил на несколько дней. А ты куда намылилась?

– Я в Москву.

– Ого! Надолго?

– Навсегда, Коль. Я замуж выхожу.

– Ого! Нифига себе! Блин, ну ты даешь! Я… я… – выпалив все культурные слова, передающие мое удивление, я попросту лишился дара речи.

– Ты хоть рад за меня?

– Еще бы! Слушай, ну я тебя поздравляю!

– Спасибо. А чего позвонил-то?

– Да, поболтать хотел, – после новости про свадьбу мне не очень-то хотелось грузить подругу своими размышлизмами. – Кстати, а ты откуда знаешь, что я уехал?

– Так я в субботу была в этом вашем «Армагеддоне».

– Ну и как? – я аж на ноги вскочил от любопытства.

– Есть у вас там ди-джей такой, Уиллис.

– А, Брюс?

– Его что, действительно так зовут? – удивилась собеседница.

– Да нет, Уиллис – это псевдоним. А Брюс – кличка подпольная.

– А… Интересный мальчик. Стандартная схема: «На плечо, на объект, в сторону» сработала на раз. Коктейлями напоил, экскурсию провел.

– Ну, ты как обычно, в своем репертуаре. Смотри голову мальчику не вскружи.

– Ой, да ладно тебе. Я ему сразу сказала, что у меня свадьба скоро. Честно представилась твоей подругой. Он мне весь расклад и выдал.

– И какой же? – насторожился я.

– Ну, ты же знаешь, я в тебе никогда не сомневалась. Из «Армагеддона» ты, конечно, конфетку сделал. Отдельные моменты – это вообще гениально! А Настенька твоя – губа у вас не дура, господин Еремин.

– Ну, а ты как думала?

– Да, собственно, так и думала. Кстати, ты чего звонил-то? Узнать как я в «Армагеддон» сходила?

– Да нет, я ж не знал даже, что ты там была. Так, кое-какими мыслями поделиться хотел.

– Так давай, рассказывай.

Я максимально кратко, но стараясь не упускать важных деталей, рассказал о том, как провел время в деревне и о мыслях, пришедших в мой мозг в последние несколько часов.

– Слушай, Коль, а чего ты маму в Город не перевезешь? Она у тебя, судя по твоим рассказам, женщина вполне современная.

– Наверное, чтобы было куда приезжать. Люблю я эту деревню.

– Так, а зачем тебе туда ездить? Понимаю, любишь, малая Родина твоя. Но если тебя даже в день отъезда раздирают противоречия? Ты и радуешься, что уезжаешь, и грустишь по тому же поводу.

И тут меня осенило.

– Слушай, а я ведь и езжу сюда, по большому счету, ради этого «Вечера накануне». Знаешь, такой своеобразный «Тест на сволочь».

– Ну и как очередной тест? Прошел?

Я сделал короткую паузу, прежде чем ответить. Меня осенило не только по поводу «Вечера накануне», ко мне пришло четкое осознание, что этот вечер – последний.

– Да понимаешь, Даш, в том то и дело, что нет. Не прошел.

Глава четырнадцатая. Начало конца

Время неоднородно. Эту мысль посеяла в моем мозге школьная учительница физики. Помню, как-то она посвятила добрую половину урока рассказам о разных экспериментах ученых, проводимых в Гималаях, в пирамидах – египетских и построенных в других местах науки ради, в специальных магнитных комнатах и других местах. Где-то оно течет быстрее, где-то медленнее.

Мне же казалось, что время может менять свой ход абсолютно везде. Я даже научился улавливать эти изменения. Слушая в тысячу какой-то раз линкипарковский Faint, я чувствовал, что эта песня необъяснимым образом звучит с разной скоростью. Будь это кассета в старой деке, можно было бы все списать на барахлящий моторчик.

Но iTunes никаких механических приспособлений не использовал. Один и тот же mp3-файл. Две минуты, сорок две секунды. Только в один момент – скажем, днем, в машине – песня звучала как надо. В другой – под утро, в наушниках, когда надо было уснуть как можно быстрее, потому что времени на сон было крайне мало – песня немыслимым образом ускоряла свой ритм. А в моменты ожидания чего-либо – становилась медленной, тягучей. Как сейчас.

Faint играла уже в пятый или шестой раз подряд. Я сидел за столом и наблюдал за тем, как нехотя уменьшается время обратного отсчета на экране Айфона. Таймер подсказывал, что прослушать песню мне придется еще пару раз. До шести часов вечера, когда прозвенит будильник, оставалось пять с небольшим минут.

Мой взгляд медленно скользнул по столу, сместился левее – туда, где своего часа ждали белые дорожки. С прошлого раза прошло почти четырнадцать часов, и тело начинало зудеть, а в голове зарождалась ноющая боль, но надо было терпеть. Всего пять минут.

Целых пять минут!

Вот уже несколько недель я пытался доказать себе, что могу вести нормальную жизнь без снега. А потому сознательно растягивал время между ускорениями. Получалось, откровенно говоря, не очень. Обычно мне удавалось держать паузу в десять-двенадцать часов. По истечении этого времени ломка, как правило, принимала невыносимый характер.

Так что все, чего мне удалось добиться – это установить некое «снежное» расписание. Да и то получалось соблюдать с трудом. Приступы чесотки, сопровождаемые тошнотой и мигренью, приходили тогда, когда им вздумается. Так что порой приходилось нарушать график.

Часы показали 17:59 и… замерли? По мне – так прошла целая вечность, прежде чем сработал будильник. Мелодичные звуки прервали бешеный крик Честера Беннингтона, а я, с силой выдернув из ушей наушники, накинулся на порошок.

Твою мать, какая же все-таки говняная партия пришла в этот раз. Публике, привыкшей к бодяженному порошку, было все равно. Но меня, он просто кидал в реку какой-то непонятной меланхолии. Обнажал все несовершенство окружающего мира.

Вот и сейчас, я откидываюсь на стуле, вставляю в рот сигарету и прикуриваю от бензиновой зажигалки. На корпусе китайской «Зиппы» фотография Насти в одном из сценических нарядов – подарок на Новый год.

Дешевые газовые зажигалки с фотографиями наших «зажигалок», вот уже несколько месяцев разлетались «на ура» в комплекте с сигаретами по сто, а то и сто двадцать рублей. А вот бензиновая, пусть и не настоящая «Zippo», была только у меня.

Я затягиваюсь, вытираю рукой выступивший на лбу пот, и предаюсь размышлениям об устройстве мира и человеческих взаимоотношениях.

В этот раз я размышляю о дружбе.

Как же странно получается. Еще каких-то полгода назад, у меня не было людей ближе, чем Ромка, Санек и Лешик – в Городе, и Кольки Ступина – в деревне.

А теперь? Лешик – оказался предателем, готовым ради непонятной, нужной лишь ему, сексуальной победы, поступиться дружбой. И дело даже не в том, что он пробовал клеиться к Насте, когда мы расстались. А в том, что расстались-то мы, собственно, благодаря ему. Это ведь он рассказал моей девушке о моих же сексуальных похождениях. Сама Настя уклонялась от прямого ответа на вопрос «Кто меня сдал?», но я-то чувствовал, что это был именно Леша.

Санек – из той же оперы. Пусть даже оговорить Настю его подговорил не Леша, пусть он сам на это решился. Но ради чего? К чему он поделился со мной своими догадками, основанными главным образом на паранойе, доставшейся нашему танцору вместе с белой горячкой.

Коля Ступин… По большому счету, это был самый спорный момент. Тезка не сделал мне ничего плохого, даже наоборот – придумал, как вызволить меня из западни, в которую загнали наши конкуренты по клубному бизнесу. Но вот только те несколько дней, что мы провели бок о бок, пока я был в деревне, словно развели нас в разные стороны. Я отчетливо понял, что меня тяготит его общество, что… мне больше не нужен друг Коля Ступин? Да, пожалуй, так.

Единственным, кто ухитрился сохранить статус моего друга, оставался Ромка. Наверное, просто потому, что он практически полностью удалился из моей жизни. В этом году мы виделись всего однажды, да и то случайно столкнулись в супермаркете. Тогда я с удивлением узнал, что Сестра Милосердия начал курить. Пожалуй, это единственное, что я знал о теперешней жизни моего друга. Созванивались мы, наверное, раз пять, но все разговоры получались короткими, похожими один на другой:

– Привет, братуха!

– Привет, братуха!

– Как дела?

– Да все в норме. Как сам?

– Да тоже ничего. Давно не виделись.

– Да, надо как-нибудь пересечься.

– Ну, да, только сейчас завал. Давай, как-нибудь созвонимся, выберем время и встретимся.

– Договорились! Давай, до связи!

– До связи!

Вот и все. Так мы и дружили. Он не лез в мою жизнь, а я никак не соприкасался с его.

Потерю трех с половиной старых друзей (половина – это как раз про Ромку) жизнь с лихвой компенсировала мне новым. Который стал не просто лучшим другом, а самым натуральным старшим братом.

Он дал мне все, что сейчас было у меня в жизни. Любимую работу, которая сейчас переросла в бизнес. Квартиру, где я жил и куда почему-то упорно не хотела переезжать Настя. Машину, которая пусть и не была пределом мечтаний, но вызывала зависть даже у некоторых мальчиков-мажоров, которых теперь было в «Армагеддоне» в изобилии. Наконец, даже появлению в моей жизни Насти, я был в какой-то степени обязан Максиму.

В общем, я не особо переживал по поводу той рокировки, что произошла среди моих друзей. Неудачники откололись, их место занял самый настоящий счастливчик, который и меня превратил в баловня судьбы.

Мои размышления прерывает трель телефона.

– Кто стучится в мой Айфон? – цитирую я Хэнка Муди, хотя прекрасно знаю, кто звонит.

– Сколько уже времени прошло, как ты его купил? А до сих пор хвастаешься при каждом удобном случае… – доносится из трубки несколько обиженный голос Сестры Милосердия.

– Ты что, Калифорникейшн не смотришь? – удивляюсь я.

– Нет.

– А, тогда забей. Как дела-то?

– Да нормально. Как сам?

– Да тоже неплохо, – отвечаю я, предвидя скорую и стандартную концовку разговора. Но Ромка меня удивляет.

– Давно не виделись. Может, сегодня пересечемся?

Опа! Что-то новенькое.

– Конечно! – соглашаюсь я. – Приезжай в клуб.

– А может где-нибудь в другом месте? Там же шумно, толком не поговоришь.

– Да брось ты, на випе сядем, там не шумно. Иначе я никак не смогу.

– Ну ладно, – соглашается друг. – Во сколько приезжать?

Я смотрю на часы – семь. Пора собираться.

– Я там буду в восемь. В принципе, можешь в это время подъезжать.

– Договорились! До встречи!

– Пока, Ромка…

Когда я подъехал к «Армагеддону», меня почти отпустило. Меланхолия сменилась раздражительностью. По дороге я обматерил несколько ценителей отечественного автопрома. Без причины, в общем-то, просто потому, что они встретились на пути. А теперь я шел на работу, попутно размышляя о том, кто станет следующей жертвой.

Она нашлась достаточно быстро. За рамкой металлоискателя сидел, закинув ноги на небольшой столик, охранник. Новенький, раньше я его не видел. Ну-да, Сергееич говорил, что собирается взять еще одного паренька.

– Извините, клуб закрыт, – равнодушно сказал новенький, не отводя от лица мобильник, и продолжил воркование.

– Я знаю, – кивнул я головой.

Увидев, что я не собираюсь останавливаться, парень бросил в трубку быстрое «Я перезвоню», вскочил на ноги и уперся мне рукой в грудь, останавливая.

– Ты че, тупой? Я ж сказал, клуб закрыт.

– А я тебе ответил, что я в курсе, – резко сказал я.

– Не, ты в натуре тупой, – уже утвердительно сказал уже бывший охранник «Армагеддона». – Че ж ты тогда прешься сюда?

– Слышь, дебил, – взорвался я. – К твоему шефу у меня разговор есть. На месте Сергееич?

Услышав отчество шефа, парень опустил руку, но пройти по-прежнему не давал. Достал рацию, сказал в нее.

– Первый – главному, прием.

– Главный. Что там у тебя?

– Владимир Сергеевич, тут к вам посетитель.

– Посетитель? Ко мне? Кто? – голос начальника охраны был таким удивленным, что парень снова почувствовал себя хозяином положения и повторно уперся мне рукой в грудь.

Ох, как я не люблю таких, как этот паренек. Людей с непреодолимым комплексом власти. Охранники на входе в клубы и магазины, вахтеры в общежитиях и на предприятиях. Рядовые-то в общем должности, а ведут себя, как будто короли! Долго я вычищал охрану «Армагеддона» от таких вот личностей, но тут не уследил.

– Ты кто? – поинтересовался у меня охранник.

– Ники, – ответил я, представляя, как резким движением хватаю закомплексованного парня за руку, ломаю запястье, а потом сильно бью ногой в живот, от чего он отлетает к стенке и теряет сознание.

Увы, у меня таких боевых навыков нет. Так что придется «избить» морально.

– Ники, – сказал он в рацию.

– Ники? – еще больше удивился Сергееич. – Ну-ка дай ему рацию.

– Э… Держи, – растерянно подчинился охранник.

– Да, Сергеич, – произнес я, принимая рацию.

– Ники, что за дела?

– Это я у тебя хотел спросить. Прихожу, а твой новенький меня не пускает. Еще и разговаривает со мной так, будто я буян из стоп-листа, а не учредитель.

Последнюю фразу я произнес нарочно. Свой эффект она дала. В глазах парня появился испуг. Он понял, как накосячил.

– Ники, извини, он действительно новенький.

– Он теперь не новенький, Сергееич, он теперь бывший, – сказал я, отключая рацию. И набросился на парня. Словесно, естественно. – Слушай сюда, балбес. С гостями клуба, кто бы они ни были, надо быть вежливыми. Это они хозяева положения, а не ты. Это раз. Надо знать в лицо не только всех, кого включили в стоп-лист, но и тех, кому этот клуб принадлежит. Это два. На посту надо работать, а не по телефону пиздеть! Это три. И последнее: все это ты будешь делать уже на другой работе, если конечно, найдешь новую работу. Я тебя по городу так прославлю, что только в дворники тебя и возьмут. Собирай вещички, сука! Если через пять минут ты отсюда не исчезнешь, я тебя скопцом сделаю!

Кто такие скопцы, парень видимо не знал, но мой тон подсказывал ему, что помещение клуба лучше покинуть даже раньше отмеренного времени.

– Ники! Я извиняюсь! – вниз по лестнице уже бежал начальник охраны.

– Сергееич, этого козла в клубе больше не будет, – заорал я. – Впредь всех кандидатов на должность охранника согласовывать со мной! Ясно?

– Ясно, – примиряюще поднял руки Сергееич. – Но дай парню хотя бы достоять, пока другие не придут.

– Пока другие придут, этот увалень может тут таких дел натворить, что к нам люди вообще ходить перестанут! Так что его – вон, а на посту сам постой пока.

Закончив кричать, я начал подниматься вверх по лестнице, остановился на полпути.

– Да, кстати, там ко мне Ромка должен заехать. Помнишь его? – Сергеич кивнул. – Не вздумай не пустить.

– Есть, – махнул рукой Сергеич.

Сердце билось где-то в районе глотки, сбивая дыхание. Вспышка ярости постепенно уходила, но я все еще чувствовал, что любая мелочь может вернуть меня в состояние бешенства. Я знал, как умерить свой пыл.

Взяв на баре пачку «Парламента», я отправился в свой кабинет, по пути открывая сигареты. Пленку и золотинки я бросил прямо на пол – в конце концов, есть, кто за уборку мусора деньги получает. В кабинете я достал из сейфа пакет с чистым порошком, зачерпнул сигаретным фильтром…

Убрав порошок в сейф, я закурил ту же самую сигарету.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказал я повелительно, ожидая увидеть либо Сергеича, либо проштрафившегося паренька, либо обоих сразу. Но вошел Ромка. – Привет, старик! Располагайся, – протягивая руку, кивнул я ему на свободный стул.

– Привет, – Сестра Милосердия пожал протянутую руку и, не успев сесть, достал пачку «Милд Севена», обыкновенного, русского.

– Возьми лучше японского, – сказал я, доставая из кармана мягкую пачку.

– О, спасибо! Этот-то получше будет, – Ромка с радостью откликнулся на предложение.

– Забирай все, у меня еще есть.

– Ну, спасибо. А чего сам-то «Парламент» куришь?

– Чего? – я удивленно посмотрел на окурок в собственной руке. Я уже и забыл, какую сигарету курю. – Да… На столе пачка лежала, лень было в карман лезть, – на ходу придумал я отмазку.

– А, ну понятно. Я, собственно, что зашел… – Сестра Милосердия замялся, опустил глаза. Не нравилось мне такое начало беседы.

– Ром, если ты денег занять – ну двадцатку, ну больше не могу, – соврал я, решив, что Ромка снова будет просить занять денег на машину. К этому моменту дома в сейфе у меня лежало уже больше полумиллиона, но расставаться с ними мне не хотелось. Даже ради друга.

– Спасибо, конечно, но, я не поэтому, – смущаясь еще больше, сказал мой друг.

– А почему?

Несколько секунд Ромка молчал, а потом выпалил, как на духу.

– В общем, я теперь и наркозависимыми занимаюсь. Завтра, кстати, очередная группа. Так вот, там пара человек – бывшие завсегдатаи «Армагеддона». От наркозависимости лечатся… Извини.

– А чего ты извиняешься?

– Они… В общем, они сказали, что порошок в клубе покупали.

– Что?! – наигранно возмутился я. – Как в клубе? Да я… Братан, спасибо, что сказал. Сегодня же…

– Да успокойся ты, – Ромка махнул рукой с таким видом, будто мои последние двенадцать слов он слушал пятую неделю подряд. – Они сказали, что ты тоже сидишь.

Последнюю фразу Ромка произнес совершенно без эмоций. Без гнева, без укора, без обид. И от этого мне стало невыносимо стыдно. Так, как бывает стыдно первокласснику, которого за раскуриванием поднятого с земли бычка застает учительница.

Впрочем, стыд быстро сменился гневом. Я почувствовал, что снова завожусь.

– Послушай, Рома, – сказал я, все еще сдерживаясь. – Я не сижу на наркотиках, где их взяли те двое – тоже не знаю. Наверняка эта парочка устроила в клубе дебош и попала в стоп-лист. А теперь мстит мне.

– Коля, если ты действительно стал зависимым, скажи мне. Я тебе помогу. Верну к нормальной жизни.

– К нормальной?! – вскипел я, вскакивая из-за стола. – А что, по-твоему, есть нормальная жизнь? Съемная квартира, одна на четверых, потому что зарплата двадцать пять тысяч, и в одиночку съемную хату не потянешь, а свою никогда не купишь? Работа, на которой у тебя каждый второй начальник, требующий таких трудовых подвигов, на которые сам никогда способен не был? Когда за неделю до зарплаты на бич-пакеты с пустым чаем переходишь, потому что больше жрать нечего? Когда даже на дешевую десятилетнюю иномарку тебе кредит не дают? Это, по-твоему, нормальная жизнь? Да вертел я такие нормальности!

– Коля, это все – лишь красивая оболочка, не более… – попытался вразумить меня Сестра Милосердия. – На самом деле…

– На самом деле внутри все так же прекрасно, как и снаружи! Потому что я сам эту оболочку создаю. Сам! Понял?

Ромка встал, посмотрел на меня обиженно, сделал шаг в сторону двери.

– Ладно, ты мальчик большой уже. Но когда все это… – он обвел взглядом кабинет. – …рухнет, позвони мне, я тебе помогу.

– Не надейся! – выкрикнул я, подчиняясь приступу паранойи. – Ах, вот оно в чем дело! Рома, Рома, какой же ты мелочный. Ты же мне просто завидуешь, что я в шоколаде живу. И злишься от того, что я тебе денег не занял. Брось ты своих алкоголиков! Займись нормальным делом, где деньги платят, а не гроши!

Конец этой тирады слушали лишь стены кабинета и закрытая дверь, которой Ромка хлопнул на прощанье.

– Да и хуй с тобой, – махнул я рукой. – Еще одним неудачником меньше.

В дверь снова постучали.

– Войдите! – ответил я все тем же повелительным тоном. Наверное, Ромка извиняться пришел. Но в кабинет вошел начальник охраны. – Чего тебе, Сергеич?

– Коль, я за Ваську похлопотать пришел.

– За какого еще Ваську?

– Ну, за парня, который тебя сегодня встретил.

– Встретил? Сергеич, да если этот дебил всех так будет встречать, к нам ходить никто не будет!

– Знаю-знаю, ты уже говорил. Но Коль, пацан первый день работает. Ну, с кем не бывает? Мой косяк, надо было ему твою фотку показать…

– Надо было! – вставил я.

– Ну, может не надо с ним так резко? Ну, оштрафуй, ну увольнять не надо, а? У него жена в роддоме. Вот-вот родит. Сам знаешь, как сейчас с работой.

– Знаю. Поэтому и выгоняю его. Уроком будет на всю жизнь! – я сам не заметил, как снова перешел на крик. – Жена у него! Ну и хер с ней! Такого же закомплексованного идиота родит. Нехуй было из себя хозяина клуба корчить и несуществующую власть демонстрировать. Нет у него никакой власти. Он – охранник! Разнорабочий, считай. Надо делать свое дело и не рыпаться! Потому что я здесь хозяин, у меня власть! И сейчас я своей властью шлю его нахуй! Так и передай!

Сергеич слушал меня с каменным лицом, а когда я замолчал, прищурился, словно пытался разглядеть что-то у меня внутри.

– Коля, а помнишь, как мы с тобой того паренька в больницу везли? Как ты его с того света вытянул?

– Да, а что?

– Я еще сказал, что ты – единственный нормальный. Так вот сейчас мне кажется, что ошибся я. Ты ведь тогда не танцора этого спасал и даже не репутацию клуба. Ты свою жопу спасал. Потеряй паренек сознание где-то на улице… да даже пускай в клубе, но не от передоза, а сам, просто от болезни какой, ты бы и пальцем не пошевелил. Скурвился ты совсем, как и все здесь. Затянуло тебя. Хочешь – увольняй Васю. Только я, наверное, тоже заявление напишу, – начальник охраны вздохнул и повернулся, чтобы выйти.

– Сергеич, постой, – схватил я его за руку. – Не горячись. Пацан за дело вылетает. На, возьми… – я попытался вложить в его руку всю наличку, что была в кармане – тысяч пятнадцать. – Премия тебе.

– Не надо премий. На зарплату, слава Богу, не жалуюсь, а совесть, как и честь, не продается… – он замолчал на пару секунд, потом все же взял деньги. – Впрочем, давай. Отдам Ваське, скажу – выходное пособие. Ему сейчас нужнее.

Да, уел меня начальник охраны. Уел. Нет, ну не давать же мне заднюю, оставляя этого идиота на работе. А вот Сергеича надо удержать. Все-таки профессионал. Ладно, разберемся.

Я полез в сейф, бормоча:

– Блядь, да что ж за день такой? Все меня жизни учат! Все сволочью считают. Заебись, я пидарас, а все вокруг Дартаньяны в белом!

– Кто-кто ты? – знакомый голос раздался за спиной так неожиданно, что я чуть было не рассыпал порошок.

– Макс! Ты чего так пугаешь?

– А что ты дверь не закрываешь? Так что ты там про Дартаньянов говорил?

– А, забей. Просто не мой день. Все жизни учат, все в успешности упрекают.

– Ну, тогда сам забей, – улыбнулся Максим. – Одна умная баба сказала однажды: Если мои завистники увидят, как я иду по воде, они скажут: «Это потому что она не умеет плавать».

– Коко Шанель это сказала, – подсказал я. – Да, пожалуй ты прав.

– Рассыпай, – махнул рукой мой лучший друг, названный брат и бизнес-партнер. – Сейчас расскажу тебе такое, что твои завистники на желчь изойдутся.

Привычная уже меланхолия настигает одновременно с выступившими на лбу каплями пота. Но Максим разгоняет тоску свежими новостями.

– В общем, Ники, тема такая. Оба наших старых знакомых обосновались где-то в Мексике и возвращаться в Россию не собираются. С малолетками их очень вовремя спалили.

Я едва удерживаюсь, чтобы не рассказать Максиму о том, кто их спалил. Но эту свою победу я все-таки решил держать в тайне. В конце концов, что знают двое, знает и свинья. Но в Городе об этом знал только я. А Ступин… Ну, кому он расскажет? Он же не знает, что больше не является моим другом.

– Так вот, – продолжает Максим. – Клубы-то их бесхозными остались. С «Плазмой» – там без мазы, столько гемора будет бомбоубежище лицензировать в пожнадзоре. А вот «Ковчег» – кусочек лакомый, там надо лишь кое-какой ремонтик сделать.

– Так-так… – уже понимая, куда клонит Максим, улыбаюсь я.

– Ну что, покупаем «Ковчег»?

– А с «Армагеддоном» что?

– Как что? Тоже нашим останется. Ты ведь сам прекрасно понимаешь, что «Армагеддон» уже всех желающих не вмещает. А так будет у нас два клуба. Куда бы народ не пошел отдыхать, денежки все равно нам платить будут. Я же тебе говорил, что этот Город будет нашим!

– Но я не думал, что так скоро! – говорю я и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы радости.

Вот это да! Ведь действительно, сегодня – «Армагеддон», завтра – «Ковчег», послезавтра – откроем еще один клуб с нуля – в Городе или в соседнем регионе. «Мы покупаем доли в клубах, вот как я живу!» – так, кажется, Тимати поет? Скоро у меня будет столько же денег, сколько у мистера Блэк Стара!

– Да, кстати, завтра в Москву летишь.

– Чего? – в этот момент моя рука рефлекторно подается к голове – придержать отвисающую челюсть.

– Того! Я не могу, в другое место лечу. Так что, дела в столице ты порешаешь. В конце-концов, ты мой деловой партнер или сопля на палочке?

– Партнер, – киваю я.

– Так давай, помогай мне с ведением дел.

– А надолго? И что я там делать буду?

– Да насколько захочешь. Только учти, меня тоже недели три не будет. А клубом, пусть пока только одним, тоже управлять надо. Да и с покупкой «Ковчега» тоже уже суетиться пора. Так что, недельку, думаю, можешь потусить. Сходи в столичные клубы, посмотри как там.