Текст книги "Валашский дракон"

В тронной зале княжеского дворца спешно собрался совет. Все смотрели на вестника, который стоял и отвечал на вопросы. Это оказался совсем простой человек. По возрасту он был чуть постарше Влада, но из-за пыли в волосах казался полуседым. Небогатый кафтан тоже весь покрылся дорожной пылью.

– Сколько пришло турок? – спрашивал румынский государь, напряжённо глядя в глаза вестника. Внутри у Влада всё клокотало, поэтому, задавая вопросы, он сам тоже стоял, а с ним и бояре, не имевшие права сидеть при государе.

– Пришло много тысяч. Около тридцати. Они осаждали мадьярскую сторожевую крепость Северин возле Дуная, – отвечал вестник.

Влад тут же вспомнил, как приносил вассальную клятву венгерскому королю, так что теперь, если турки напали на венгерскую крепость, это являлось уже не только делом венгров.

– Чем закончилась осада? – спросил князь. – Крепость взяли?

– Взяли и сожгли, – доложил вестник, – но туркам, наверное, показалось мало добычи, потому что половина турецкого войска ушла, а половина осталась и начала грабить окрестности, в том числе наши земли.

– Как давно начался грабёж?

– Четыре дня назад. Сегодня пятый день. Наверное, турки уже переправляют добычу через Дунай. Много нашего народу будет угнано в рабство. Помоги нам, государь, – вестник упал на колени.

– От чьего имени ты просишь? Кто тебя прислал? – спросил Влад.

– Никто, – отвечал вестник. – Я сам себя прислал. Турки жену мою забрали, и двух сыновей, и сестру. Помоги, государь. Я пять лет служил тебе верой и правдой, с тех самых пор, как вступил в твоё войско. Я получал от тебя милости. Ты дал мне землю возле Дуная, и даже конь, на котором я приехал сюда, дан тобою. Я получил его в награду за храбрость после молдавского похода. Будь милостив и в этот раз, государь!

Румынский князь смотрел в лицо этого человека, которое казалось знакомым и в то же время незнакомым. История, рассказанная только что, была историей многих, ведь пять лет назад, когда Влад, чтобы вернуть себе корону, набирал войско из румын, живших в Трансильвании, в это войско вступили несколько тысяч человек. Затем он, когда утвердился на троне, дал всем этим людям землю в Румынии. Наделы давались из государевой вотчины с условием, что по первому же зову получатели снова поднимутся воевать.

Князь помнил и о том, как в Молдавии после второй, окончательной битвы с Петром Ароном делил со Штефаном добычу, а затем из своей доли награждал храбрейших воинов. Была роздана почти тысяча коней – разве упомнишь всех, кому они достались? И всё же Влад чувствовал себя так, будто виноват, что не помнит каждого воина в своей армии поимённо.

Князь оглянулся на боярина Молдовена, который по-прежнему служил у него начальником конницы:

– Скольких конников мы сможем собрать сегодня до вечера?

Молдовен уже ждал этого вопроса, поэтому ответил сразу:

– Сотен пять-шесть.

– Хорошо, пусть пока столько и будет, – ответил Влад. – Выступаем завтра утром. Пойдём к Дунаю, а по дороге будем рассылать гонцов во все концы, и так наберём ещё конников.

Остальные бояре, присутствовавшие на совете, не стали дожидаться, пока Влад к ним обратится, и сами изъявили желание идти в поход, а первым заговорил, конечно же, Войко.

– Государь, я тотчас пошлю гонца в своё имение и велю, чтобы там все садились на коней.

– И я велю, государь. И я. И я, – говорил каждый.

– Хорошо, – кивнул румынский князь. – Значит, у нас будет тысяч пять.

– Государь, – осмелился спросить один из бояр, – почему мы собираем только конных людей? Хорошо бы собрать и пешее ополчение. Ведь турецкая армия велика. Что мы сможем со своими пятью тысячами против тридцати тысяч врагов?

Влад повернулся в сторону говорившего:

– Что мы сможем? Прежде всего, мы сможем нашего врага догнать, а это самое главное. Нет смысла собирать пешее ополчение, если оно не успеет прибыть к месту битвы вовремя.

– У Северина мы всё равно уже никого не застанем, – заметил боярин.

– Мы пойдём не к Северину, а к Видину, – ответил Влад и добавил, обращаясь уже ко всем. – Скажите это гонцам, которых сейчас отправите, а затем приходите в мою трапезную. Там я покажу вам карту и объясню, почему надо двигаться именно к Видину.

Бояре поклонились и начали выходить из зала вон, а князь посмотрел на вестника, по-прежнему стоявшего на коленях:

– Встань. Ты сейчас пойдёшь со мной и расскажешь обо всём, что видел на западной границе, дабы и я через тебя увидел всё, как будто побывал в этом месте сам.

Крепость Видин, как и крепость Северин, стояла на берегу Дуная, но располагалась значительно южнее. Влад рассудил, что турки, переправив добычу через реку, погонят пленников на юг, через болгарские земли, как обычно и делали, так что румынское войско, пойдя напрямик к Видину, могло срезать угол и таким образом выиграть время.

– Если турки занимались грабежом хотя бы четыре дня, то нагнать грабителей мы сможем, – говорил Влад уже в трапезной, в той самой комнате, где он когда-то принимал Штефана и говорил о молдавском походе.

Теперь же здесь присутствовали не двое бояр, а весь совет. Бояре стояли вокруг стола, на котором вместо яств находилась большая карта, а румынский государь расставлял по ней шашечные фишки. Белые фишки показывали местоположение румын, а чёрные – турок.

Румынский государь строил свои расчёты на том, что расстояние, которое лошадь проходит за день, человек осилит лишь за два дня, даже если непрестанно подгонять. А ведь среди пленных были и дети, которые шли ещё медленнее, чем взрослые.

– Но что мы сделаем, когда нагоним? – спросил Молдовен, и этот вопрос был совсем не праздный. – Врагов-то в несколько раз больше.

– Мы сразимся и победим, – ответил Влад. – Удача точно будет на нашей стороне, потому что дорога, по которой они пойдут, не слишком удобна для большого войска. Она ведёт через горы. Тракт тянется через узкие долины. Там турецкая армия не сможет развернуться во всю ширь, не сможет воспользоваться численным преимуществом.

Румынский государь указал на карту, где чёрные фишки теперь выстроились вдоль дороги длинной змейкой.

В середину этой змейки Влад пристроил пять белых фишек и добавил:

– К тому же среди пленников, как мне сказал наш вестник, есть много мужчин, которые не станут, подобно тупым скотам, безучастно взирать на битву, которая решит их судьбу. Когда начнётся битва, пленники наверняка помогут нам, поднимут бунт. Главное, успеть нагнать турецкое войско до того, как оно минует узкие долины.

Помолчав, Влад обернулся к вестнику и произнёс:

– Ты правильно поступил, проведя последнюю ночь в дороге. Ты выиграл мне лишний день. Возможно, этим ты спас свою семью.

«Время, время», – повторял себе Влад на протяжении всего пути. Это же слово он повторял вечером того дня, когда стоял на берегу Дуная и сквозь туманную пелену, окрашенную розоватыми лучами солнца, смотрел на крепость Видин, еле заметную на той стороне. Очертания мощных четырёхугольных башен и низких четырёхскатных крыш еле вырисовывались на бледно-розовом небе.

Только что окончился дождь. Потому и поднялся туман, а из-за тумана турецкий гарнизон в Видине не мог заметить пятитысячное конное войско, вышедшее к Дунаю и поглядывавшее на крепость. Влад знал, что гарнизон в крепости сильный, но турки, даже увидев пришедших румын, не осмелились бы напасть. Разве что стали бы стрелять из пушек, поэтому от крепости следовало держаться в отдалении.

Туман казался кстати, если переправляться через реку сейчас. Он мог скрыть плывущих конников, в то же время не мешая им ориентироваться по солнцу. Оставалось ещё часа два до того, как золотой диск станет багровым, а затем опустится за горизонт, как раз позади крепости.

– Мы переправимся сегодня, – сказал Влад Молдовену, стоявшему рядом.

– Лошади устали, и плыть им будет трудно, – заметил боярин.

– Я знаю, – ответил румынский государь, – но мы ведь всё равно вымокли из-за дождя. Лучше войдём в воду сейчас, а на той стороне высушимся как следует. Да и туман нам в помощь. А вот завтра погода может быть ясная.

– Те турки, что в крепости, всё равно не нападут, – заметил Молдовен.

– Если увидят нас издали, то пошлют гонца, – нахмурился Влад. – Гонец предупредит тех, за кем мы гонимся, а это нам не нужно. Если же нас заметят только на том берегу, то никого слать не станут. А даже если станут, мы перехватим.

– Да, это верно, господин, – кивнул Молдовен. – Значит, переправляемся.

Всадники плыли вместе с лошадьми. Все тяжёлые доспехи были переправлены на лодках местными рыбаками. На том берегу Влад и его люди уже не стали таиться, разожгли костры, но выставили дозоры, и не напрасно – турки всё же попытались отправить гонца. О большом турецком войске, которое недавно сожгло Северин, гонец ничего не знал, но наверняка наткнулся бы на это войско позднее.

Ночь прошла спокойно, а следующее утро и вправду выдалось ясным. С рассветом румынская армия поднялась и, быстро собравшись, двинулась в горы, которые казались куда ниже тех, что в Трансильвании, – почти пологая синяя полоска на дальней границе полей.

Скоро местность сделалась холмистой. Проезжая по дороге, конники смотрели, как в низинах серебрятся речки, окружённые лесом, а вот на верхушках холмов лес уже давно оказался сведён под пашни и луга. Удобно было следовать по верхам, обозревая окрестности – враг не подобрался бы незамеченным.

Через полдня пути встретилась ещё одна маленькая турецкая крепость, Кула. Она стояла на широкой равнине у самой чащи – четыре круглые приземистые башни, соединённые стенами. Яркие горизонтальные полоски красного кирпича в белом камне, видные даже издали, говорили о том, что эту крепость, ныне турецкую, построили не турки и даже не болгары. Ни те, ни другие не заботились о красоте крепостей. Это строение напомнило Владу о стенах города Константинополиса, виденных не так давно, – мощные белокаменные укрепления с такими же горизонтальными полосками красного кирпича.

Константинополис был уже семь лет как завоёван и теперь назывался Истамбул, что наводило на размышления. «Держава греков когда-то простиралась очень широко, но оказалась не вечной, – сказал себе румынский государь, глядя на стены Кулы. – А теперь Мехмед хочет создать другую державу, подмять под себя все прежние владения греков и присоединить новые земли, но эта держава тоже не станет вечной. Ни один исполин не вечен. Не надо бояться бросать вызов исполинам».

Небольшой турецкий гарнизон в Куле, наверное, с опаской смотрел, как большое войско шло мимо. Никто не осмелился высунуть носа из крепости. Даже гонца послать не пытались.

Следующие полдня не встречалось ни крепостей, ни деревень, а к вечеру войско спустилось в долину, где находилось селение Заечар. Жили там одни болгары, хотя это место находилось почти на самой границе с сербскими землями.

Влад не мог не отметить, что живут здесь бедно. Дома каменные, но обшарпанные, давно не белённые. Ворота старые. И даже у колодцев вертушки разболтанные, будто некому починить. Скотина в полях тощая. Возможно, жители лишь притворялись бедными, зная, что турки всегда могут взять у них всё, что пожелают. А может, у здешних болгар и вправду было брать уже нечего.

Так или иначе, но приходу румынского войска они не радовались и на вопросы отвечали неохотно.

– Были здесь турки?

– Были, – угрюмо отвечал усатый селянин.

– А куда пошли?

– Туда, – селянин указал на дорогу, что вела на юг.

– Как давно ушли?

– Позавчера.

На ночь войско встало лагерем близ Заечара. Влад допоздна засиделся у костра, напряжённо думая о предстоящей битве с врагом, в несколько раз превосходившим румынское войско по численности.

Шесть дней назад на совете князь говорил своим боярам «мы победим», однако сам в глубине души сомневался в успешном исходе дела. Сомневался и сейчас. Но не пойти в поход не мог. Следовало хоть попытаться освободить пленников! Хоть попытаться! Румынский государь надеялся, что турки, возможно, струхнут, когда увидят румынскую конницу. «Будет хорошо, если враги поймут, что сражаться, имея в тылу большой полон, опасно, – рассуждал Влад. – Тогда они просто бросят свою добычу и уйдут налегке. Хорошо, если всё обернётся именно так». Однако слишком рассчитывать на это не стоило.

К огню подошёл Войко, присел на бревно напротив. Боярин выглядел спокойным. Неужели совсем не тревожился о предстоящей битве? В монастыре он говорил, что надо надеяться на Божью помощь. Неужто и вправду на неё надеялся? «Да, помощь свыше сейчас не помешала бы. Но где же она?» – подумал Влад и уже хотел спросить об этом Войко, как вдруг услышал топот скачущей лошади.

Примчался дозорный, чуть не на ходу спрыгнул с седла, поклонился, доложил:

– Государь, к нам с севера идёт конное войско!

– Что за войско? – Влад сразу вскочил на ноги.

– Не понять. Ясно одно – это не турки. Перекрикиваются не по-турецки, а что за язык, издали не разобрать.

– Перекрикиваются? Значит, идут, не таясь, – проговорил князь, немного успокоившись. – А сколько их?

– Не больше, чем нас.

Влад велел всем надевать доспехи, браться за оружие и построиться в боевой порядок. Передовой отряд, взяв в руки зажжённые факелы, поехал навстречу неизвестному войску. Оно тоже зажгло огни, и это было хорошим предзнаменованием, ведь ночью воин с факелом в руках – удобная цель для лучника. Если неизвестная армия, приближавшаяся с севера, не пыталась использовать темноту, чтобы скрыться, значит, не собиралась нападать.

Через некоторое время передовой отряд вернулся и доложил, что армия впереди – венгры, которых ведёт Ошват Силадьи.

– Он хочет говорить с тобой, государь, – доложил Владу начальник передового отряда.

– Ошват? – переспросил князь. – Это ведь младший брат Михая Силадьи. А где же сам Михай?

– Мы не знаем, – ответил начальник передового отряда. – Мы спросили, кто главный в войске, и нам сказали, что Ошват. А как только Ошват узнал, что ты, государь, находишься здесь, то сразу захотел говорить с тобой.

Влад вместе с Войко присоединились к отряду и поехали вперёд, а им навстречу уже двигалось небольшое число всадников.

Румынский государь сразу узнал Ошвата. Тот походил на Михая так, как брат может походить на брата, – те же вьющиеся каштановые волосы, те же усы и даже в лице некое неуловимое сходство с Михаем. Однако Ошват ещё не состарился, как Михай, ведь был моложе его лет на пятнадцать.

Младший брат Михая явно приехал сюда не случайно, потому что облачился в боевой доспех. Шлем, кираса и латные рукавицы тускло поблёскивали в свете факелов.

– Рад видеть тебя, Ладислав, – произнёс Ошват, называя Влада на венгерский лад, ведь говорил сейчас на венгерском языке.

– И я рад видеть тебя, Ошват, – так же по-венгерски отвечал ему румынский государь. – Ночью на чужой земле куда лучше встретить друга, чем врага. Мне донесли, что к моему стану приближается войско, и я рад, что это оказались не турки.

– Турки? – переспросил Ошват. – Я как раз гонюсь за ними. Они сожгли нашу крепость недалеко отсюда. Ту, что зовётся Северин.

– Я знаю, что турки сожгли крепость, – ответил Влад. – А ещё они напали на мои земли и увели в плен несколько тысяч моих людей, мирных поселян. Я тоже гонюсь за этими нехристями, чтобы заставить их отдать пленников.

– Если так, то давай объединимся, – предложил венгр. – Со мной пять тысяч всадников. А у тебя сколько?

– Тоже пять тысяч, – ответил румынский князь. – Я готов объединиться, но сперва ответь, почему с вами нет Михая.

– Мой брат в плену у нечестивых, – пророкотал Ошват.

– В плену? – для Влада это была новость. – Я ничего не знал. Михая взяли в плен в Северине?

– Нет, гораздо раньше. Его захватили близ Базиаша, когда он стоял там с небольшим войском, – досадливо произнёс Ошват и добавил: – Но я не оставляю надежды вернуть Михая, и как раз сейчас подходящий случай.

– В самом деле? – румынский князь не понимал.

– Ты знаешь, кто ведёт войско, которое сожгло Северин? – осведомился венгр.

– Нет.

– Махмуд-паша!

– Великий визирь? Первый человек после султана? – для Влада это была ещё одна новость.

– Да. Именно он! – кивнул Ошват. – Я хочу взять Махмуда-пашу в плен и обменять на Михая. Султан считает Михая необыкновенно ценной добычей, даже отказался от выкупа, но если я предложу сменять Михая на Мухмуда-пашу, то султан меняться станет. Непременно станет!

На рассвете румыны и венгры выступили вместе. Влад с Ошватом ехали рядом, но разговаривали мало, всё больше смотрели по сторонам и думали о предстоящей битве.

Румынскому государю не давала покоя мысль, пойдут ли турки в сторону Пирота или повернут в сторону Ниша. На пути к Пироту было больше мест, удобных для битвы, но Влад не слишком надеялся на удачу. Один раз уже повезло – благодаря встрече с венграми вероятность победы сильно увеличилась, – но ведь никому обычно не везёт дважды подряд. Значит, турки должны были пойти к Нишу… однако и теперь всё сложилось наилучшим образом – враг выбрал дорогу на Пирот.

Войко, ехавший неподалёку от господина, опять молчал, но всем своим видом будто говорил: «Видишь? Бог помогает нам! Это Его рука направляет события к нашей победе».

«Хорошо, если так», – мысленно отвечал Влад, но не радовался, потому что думал о своих людях, о той части пленников и воинов, которые уже не вернутся домой, за Дунай, ведь на войне нельзя без смертей, даже если сам Бог помогает победить.

После Заечара не требовалось ни у кого спрашивать, куда пошли турки. Вражеская армия оставляла за собой страшный след – трупы на обочинах дороги. Мужчины, женщины, дети лежали в траве, уже больше похожие на тряпичных кукол, чем на людей, и были облеплены мухами. Очевидно, Махмуд-паша понимал, что за ним, возможно, погонятся, поэтому старался идти побыстрее, пусть и не все пленники могли это выдержать. Тех, кто падал, оказываясь не в силах идти дальше так скоро, как нужно, добивали, после чего бросали на обочину.

Влад знал, что вражеская армия гонит с собой не только людей, но и скотину – овец, коров, которые тоже не могли идти слишком быстро, однако отстающих животных резали и клали на повозки, чтобы съесть на ближайшем привале, а вот людей… Туркам приходилось просто добивать их. Оставлять обессилевшего пленника в живых было нельзя, ведь тогда другие пленники тоже отказались бы идти вперёд, стали бы притворяться уставшими и больными, надеясь отлежаться в придорожной траве, а затем как-нибудь дойти обратно к дому. Турки добивали ослабевших, чтобы оставшиеся уяснили – домой не вернётся никто.

Румынскому государю уже доводилось видеть это раньше на дорогах Болгарии, но в прежние времена на обочинах лежали чьи-то другие люди, по большей части сербы. Их было жаль как единоверцев, и всё же для Влада это были не его люди, а теперь он видел своих! Недавние слова Войки о том, что Румыния подвергнется разграблению и опустошению подобно сербским землям, даже если сохранять с турками мир, теперь звучали для князя как пророчество.

«После такого не может быть мира с турками, – говорил он себе. – После такого – только война! Но почему же это случилось? Ведь я исправно платил дань и ничего не скрывал от султана. Я сам рассказал ему о том, что принёс вассальную клятву Матьяшу, и султан не разгневался, а лишь начал расспрашивать, что делается при дворе. Я не пытался тайно увезти сына из Турции, а испросил позволение и получил таковое. Если бы меня хотели за что-то наказать, то уже сделали бы это. Почему же Махмуд-паша разорил мои земли? Почему?»

Было ли от Мехмеда повеление, или великий визирь сделал всё по собственному желанию, Влад уже не мог спросить. Он мог лишь гадать. Румынский государь знал, что султан сейчас далеко – усмиряет восставших греков в Морее. Возможно, именно поэтому Махмуд-паша решил проявить вольность и самочинно напал на того, с кем его повелитель решил жить в мире. А может, это всё же было испытание? Неужели Мехмед хотел проверить, насколько дорожит миром с Турцией румынский князь?

«Но даже если бы я не стал идти в поход, а смиренно поехал бы к турецкому двору, прося справедливости, разве я получил бы её? – рассуждал Влад. – Разве султан стал бы по моей жалобе наказывать Махмуда-пашу, своего великого визиря, второго человека в государстве? Нет. Разве мне вернули бы моих людей? Нет. Только я сам могу их вернуть».

На исходе дня войско остановилось на привал. Как и в две прежние ночи, вперёд по дороге были отправлены разведчики на самых выносливых и быстрых конях. Через несколько часов была получена хорошая весть – турки гораздо ближе, чем ожидалось, и их удастся нагнать не к завтрашнему вечеру, как думал Влад, а почти с утра. Наверное, пешие пленники были вконец измотаны дорогой, поэтому шли еле-еле, несмотря ни на какие угрозы.

– Завтра мы нагоним нашего врага, – сказал Влад Ошвату. – Надо решить, как станем нападать.

Румынский князь понимал, что Ошват – гордый человек, поэтому не станет биться под чужим началом, а сам Влад не хотел биться под началом венгра, не слишком доверяя его военному искусству. До недавнего времени Ошват всё время состоял при своём старшем брате Михае и вряд ли успел научиться управлять войском без чужой подсказки.

«Значит, придётся подсказать, но незаметно, исподволь», – решил Влад и начал беседу о предстоящей битве так, будто советуется, а не решает за всех.

Напасть решили в том месте, где путь пролегал через извилистое ущелье. Справа и слева высились огромные горы, заросшие лесом. Дорога вилась меж ними, а рядом с ней текла речка, так обмелевшая из-за летней засухи, что вода в ней не доходила даже до колен. Влад предполагал, что подобное место существует, ведь он имел подробную карту, но теперь представил всё точно, расспрашивая людей Ошвата, которые неплохо знали здешний край, потому что когда-то воевали в этих местах под началом Яноша Гуньяди.

Как ни странно, но румынский государь чувствовал всё меньше ненависти к Яношу и говорил себе, что у него можно чему-то поучиться, раз Янош успешно сражался в этой стране. Венгры охотно рассказывали, что помнят, и вот уже на утоптанной земле возле костра появились две извилистые гряды из остывших углей, расположенные рядом. Глубокая линия, прочерченная меж ними, означала реку, а менее глубокая – дорогу. На дороге змейкой выстроились камушки, которые для всех были турками.

Ошват и сам когда-то воевал под началом Яноша:

– Помню, много лет назад мы шли по этому тракту и добрались до крепости Пирот, которую взяли, хоть она и казалась сильной, – хвастался Михаев брат.

Румыны в том давнем походе не участвовали, поэтому Владу нечего было рассказать в ответ, но в любом случае теперь следовало не похваляться былыми победами, а готовиться к новой общей битве.

Общей её сделать было не так-то легко, ведь венгерская и румынская конница сильно разнились. Венгерские всадники носили тяжёлый доспех и даже лошадей старались одеть в латы, а вот конница Влада была лёгкой. Румынские лошади не имели никакой защиты, а всадники носили только кольчугу и шлем, да и то не все. Некоторые довольствовались лишь кожаным панцирем вместе с такими же кожаными нарукавниками, но это не означало, что румыны хуже.

Пусть румынская конница не обладала такой мощью, как венгерская, и не могла смять врага подобно лавине, но зато не боялась бездорожья – легко преодолевала заросли, крутые откосы, а также мелкие горные речки. Венгры могли идти только по ровному месту, а на осыпающемся откосе или скользких речных камнях тут же превратились бы в кучу барахтающегося железа. Вот почему Влад «отдал» венграм дорогу в ущелье, предложив, чтобы те, разогнавшись, как они это умели, пролетели по ней и сбросили турок в реку, а уж там врага «встретила» бы румынская конница, чтобы добить окончательно.

Румынский князь учёл и то обстоятельство, что венгры и румыны преследовали разную цель, хоть и гнались за одним и тем же врагом. Ошват хотел захватить Махмуда-пашу и не слишком заботился о судьбе пленных, а вот для Влада важнее были пленные. Именно из-за них князь пришёл сюда, хотя искренне желал Ошвату удачи.

– Ошват, – сказал Влад, – ты для меня как старший брат, и потому я уступаю тебе честь первому начать битву. Сбрось врага с дороги, а пока я буду бить турок на реке, ты продвинешься дальше, в голову турецкого войска, где будет Махмуд-паша. Когда он увидит, что делается в задних рядах, то начнёт удирать, но, возможно, не успеет. Возможно, ты сможешь нагнать его и захватить в плен.

Ошват согласился и отправился спать, а Влад никак не мог заснуть и всё ждал завтрашней битвы. С тревогой ждал её и Молдовен, а Войко ждал боя с нетерпением.

Казалось, только турки совсем ничего не ждали и потому были застигнуты врасплох. Когда утром они услышали за спиной конский топот, то лишь немногие догадались взять луки и пускать в приближающихся врагов стрелы, но и это продолжалось недолго. Всадники Ошвата двигались по дороге единым железным клином, сметавшим всё на своём пути. С откоса в реку падали и люди, и целые возы вместе с лошадьми. Влад со своим войском медленно двигался следом по реке и сёк врагов, пока те не успели опомниться. Прозрачная проточная вода под ногами коней тут же превратилась в мутную жижу, смешанную с кровью.

Влад опасался, что в пылу боя точно так же сброшенными в реку окажутся и пленники, но до них железный клин не добрался, остановился сам собой, увяз в длинном змеином теле турецкой армии, которая, проходя через ущелье, растянулась очень сильно. Венгры раздробили турецкой змее хвост, а она, шипя и извиваясь, никак не могла повернуть голову, чтобы ужалить тех, кто на неё напал.

И всё же турки попытались что-то сделать. Вот турецкая конница спустилась с дороги в реку и пошла в лоб прямо на румын, но река сыграла с турками злую шутку. Румыны неспроста двигались по каменистому руслу шагом и даже не пытались перейти в рысь, а вот турки попытались разогнаться, но их лошади оскальзывались и падали.

Влад велел пустить стрелы, и пусть конные румынские лучники успели выстрелить только один раз, но и это внесло достаточную сумятицу в турецкие ряды, поэтому наскочить на врага у турок не вышло. Турецкая и румынская конница просто сошлись, и начали отчаянно рубиться, как вдруг в турок откуда-то сбоку полетели камни. Румынский князь, сам сражаясь в первых рядах, нанося и отбивая мечом сабельные удары, не имел возможности лишний раз оглянуться, поэтому понял, что происходит, лишь тогда, когда камень ударил в голову турка, с которым князю в данную минуту пришлось биться. Турок на мгновение растерялся от неожиданности и тут же упал, сражённый княжеским мечом, а у Влада появилось несколько мгновений, чтобы осмотреться.

Откуда взялись камни? «Вот уж чудеса», – подумал государь и тут же понял, что это не чудеса. Женщины и дети, которые ещё утром понуро брели в толпе пленных, теперь кидали в турок камни с обочины дороги. Меж тем мужчины из числа пленников помогали Ошвату. Они похватали оружие только что убитых турок, но главное – пытались освободить путь, наглухо перегороженный возами турецкого обоза, мешавшими венграм продвинуться вперёд.

Влад видел всё это краем глаза, а меж тем турецкая конница дрогнула, попятилась, а затем развернулась и начала удирать. Румынский князь, по-прежнему помня, что по каменистому руслу нельзя передвигаться быстро, приказал вновь пустить стрелы, и эти стрелы догнали многих. Так предопределился исход битвы. Турки после поражения своей конницы окончательно утратили надежду на то, что смогут отбиться, хотя их было гораздо больше, чем нападавших. Головная часть турецкого войска бросилась по дороге прочь из ущелья, оставив и товарищей, и пленников.

Почти две трети армии, возглавляемой Махмудом-пашой, полегло в ущелье. Всех турок, что уцелели после битвы и теперь сами оказались в плену, Влад велел добить и бросить на обочине. Ошват не препятствовал. У него имелись заботы поважнее, потому что захватить Махмуда-пашу так и не удалось.

Наверное, великий визирь принялся удирать одним из первых, ведь ни венгры, ни румыны не увидели его даже издали, но, как бы там ни было, Ошват порывался идти дальше, искать беглеца.

– Я рад бы пойти дальше и бить нехристей, – отвечал Влад, – но мне нужно возвращаться, чтобы благополучно вернуть домой всех женщин и детей, которых мы освободили. Отправить их к Дунаю одних я не могу. Без меня они снова попадут в плен.

– А как же мой брат? – спросил Ошват. – Разве ты не хочешь освободить его?

– Я очень хотел бы ему помочь, но сейчас я не могу оставить своих людей, – повторил румынский государь.

Ошват никак не понимал и даже обиделся:

– Тогда я со своими воинами пойду один.

– Лучше не ходи, – покачал головой Влад. – Ты попадёшь в турецкий плен так же, как Михай. Кто же тогда вызволит Михая?

Ошват был раздосадован, но послушался, потому что его люди говорили то же, а Махмуда-пашу, как позднее выяснилось, никто всё равно бы не догнал, потому что великий визирь удирал слишком быстро – ехал почти без передышек до самой Софии и всех уверял, что на него напало «огромное» войско венгров. Про румын он почему-то умолчал. Возможно потому, что тогда пришлось бы объяснять причину их нападения и рассказать про собственный налёт на румынские земли.

Влад освободил всех, кого пленили турки, в том числе несколько тысяч сербов, которые теперь изъявили желание переселиться в Румынию и воевать за её свободу, если получат там землю. Влад обещал дать землю всем просящим и тут вспомнил о вестнике, благодаря которому узнал о турецком набеге.

«Выжил ли он в битве? Нашёл ли свою семью?» – задумался князь. Ответ на эти вопросы наверняка знал Войко, но Влад предпочёл всё же не спрашивать, чтобы случайно не услышать плохие вести. Румынскому государю и так было невесело.

* * *

Господин придворный живописец закончил выравнивать тоновые переходы и теперь задумался, что делать дальше. Как и предвидел ученик, на портрете получился монах в келье, а не узник в темнице. Лицо светлое, черты мягкие и даже нежные – почти святой лик! Глядя, как учитель озадаченно замер перед картиной и теребит остатки бороды, Джулиано не мог сдержать улыбку. Узник тоже подошёл взглянуть, удивлённо поднял брови, но ничего не сказал.

Старый флорентиец меж тем продолжал теребить бороду и искать пути исправления картины. О чём он так долго думал, неизвестно, ведь решение напрашивалось само собой – если лицо кажется светлым, надо добавить тёмного оттенка! Злодей на то и злодей, чтобы быть тёмным. Главное – не переборщить с чернотой. Ведь в живописи, как в жизни – навести тень ничего не стоит, а исправить трудно. Возможно, именно этого опасался придворный живописец, разглядывая лицо на картине, – переборщить с чернотой, но в итоге он осознал неизбежность нанесения глубоких теней и взялся за дело.