Текст книги "Индийский хлопок и британский интерес. Овеществленная политика в колониальную эпоху"

Идейное обоснование путей выхода из состояния сырьевого дефицита и ограниченности рынков началось еще с конца XVIII в. В уже упоминавшемся труде Адама Смита помимо отношения к восточным колониям и монополиям были сформулированы в целом основы науки «классической политической экономии, которая начинается в Англии с Уильяма Петти, а во Франции с Буагильбера и завершается в Англии Рикардо, а во Франции Сисмонди» [Маркс, Энгельс 1959, XIII: 39][137]137
  Другая, более распространенная позиция, сводится к тому, что классическая политэкономия исчерпала себя позже во второй трети XIX в. трудами Дж. С. Милля.


[Закрыть]. Английские политэкономисты развили представление о существовании объективных экономических законов (спроса и предложения), не зависящих от воли человека, которые способны создать равновесие в экономике. Естественное функционирование рыночных сил могло быть обеспечено за счет невмешательства государства в экономические процессы (laissez-faire), предоставление гарантий неприкосновенности собственности граждан, неукоснительного выполнения обязательств по контрактам и сделкам, снятием барьеров для торговли в виде пошлин, тарифов, государственных субсидий и грантов и ликвидации монополий (фритред). Однако в тех случаях, когда участие государства способствовало стабилизации и укреплению бизнеса и сулило увеличение прибылей, оно приветствовалось и рассматривалось как крайне желательное. Исходя из этих же утилитарных соображений, подпитываемых теорией Томаса Мальтуса о населении, социальная деятельность государства, направленная на вспомоществование бедным слоям населения, пауперам, рассматривалась как нецелесообразная и даже вредная. Индустриальная Британия нуждалась в привлечении как можно большего числа рабочих рук. В соответствии с представлениями того времени заставить трудиться эгоистичного (по природе) и ленивого (по низкому происхождению) человека могла только перспектива или высокой заработной платы, или голодной смерти. Труд провозглашался основой благосостояния государства. Чем больше вложенного труда, тем состоятельнее должна была быть нация. Достижением британских политэкономистов стало обоснование системы, центром которой была универсальность производительного труда как созидателя стоимости и богатства и разработка трудовой теории стоимости. С присущим талантом и чувством юмора английский писатель Чарлз Диккенс описал устами одного из своих героев, во что выливалась на практике экономическая политика, направленная на приращение и преумножение капитала: «Как я сам считаю, по-вашему, для чего я создан? Для дела и ни для чего большего. Разбудите меня утром пораньше, дайте наспех проглотить чего-нибудь, и за работу! Да нажимайте на меня хорошенько, а я буду нажимать на вас, а вы еще на кого-нибудь. Вот вам и весь священный долг человека в коммерческой стране» [Диккенс 1957–1963, XX: 210].

Для британских текстильных промышленников претворение в жизнь этой доктрины, сулившей рост их благосостояния, означало, среди прочего, получение доступа к индийским территориям вплоть до возможности приобретения там земель в частную собственность и прямой контакт с сельскохозяйственными производителями при минимальной регулирующей роли Ост-Индской компании, функции которой должны были ограничиваться вопросами организации и налаживания комфортных условий для бизнеса.

Однако и сама Индия требовала ясных формулировок по вопросам ее управления. Дальнейшее расширение британских территориальных владений там, возраставший груз административных задач, необходимость мирного освоения завоеванных земель и ресурсов и осуществления систематического контроля и управления огромными массами населения обозначили к началу XIX в. очевидную потребность в выработке четкой стратегии ведения внутренней политики в Индии. Хотя в первой половине столетия среди тех, кто имел отношение к Индии, не существовало полного единодушия относительно конкретных внутриполитических шагов и мер, однако все они в той или иной степени разделяли ряд основополагающих идей относительно будущего колонии, главная из которых заключалась в том, что именно процветающая Индия станет несомненным благом для Британии. Отсюда следовало, что британское присутствие в Индии должно способствовать интенсивному экономическому развитию колонии, что в свою очередь обеспечит рост личного благосостояния индийцев, высокие поступления в казну, которые напрямую зависят от уровня собираемых налогов, и увеличит торговые обороты между двумя странами.

Не менее важными представлялись изменения в культурной сфере, которые должны были освободить местное население из плена суеверий и предрассудков и предложить взамен блага рационального знания. Теоретики и сторонники классической политэкономии и либеральной доктрины нередко состояли на службе Ост-Индской компании, оказывая заметное влияние на выработку внутренней индийской политики. Кроме того, такие факторы, как укомплектование штата компании в Индии выходцами из среднего класса и отсутствие серьезных по сравнению с метрополией политических препятствий проведению программы реформирования в Индии позволили превратить эту колонию в своего рода лабораторию для практического внедрения новых экономических идей, набиравших все большую популярность в обществе. В своей знаменитой работе «Английские утилитаристы в Индии» Эрик Стокс подметил: «Поразительно, как много течений европейской жизни апробировали свои силы на индийском материале» [Стокс 1959: xii]. Самыми известными политэкономистами, оставившими свой след в истории Индии в первой трети XIX в., были Томас Мальтус и Джеймс Милль. С 1805 г. и до самой смерти в 1834 г. Мальтус преподавал в колледже Ост-Индской компании Хейлибери в Хертфордшире историю и политическую экономию. Последняя была включена в программу обучения в качестве обязательного предмета с первого же года существования колледжа. Основатели колледжа рассчитывали, что практическая польза от изучения политэкономии должна была, по крайней мере, состоять в грамотной организации и управлении системой земельного налогообложения в качестве главного источника ост-индской казны [Барбер 1975: 147]. В своем труде «Принципы политической экономии» (1817), отталкиваясь от идей Д. Рикардо, Мальтус развил теорию дифференциальной ренты и с ее помощью объяснил и обосновал причины экономического отставания Индии и массовой бедности населения. В 1819 г. Джеймс Милль, друг Д. Рикардо, Дж. МакКулох[138]138
  МакКулох Джон Рамсей (1789–1864) – шотландский экономист, профессор политэкономии в университете Лондона.


[Закрыть], И. Бентама[139]139
  Бентам Иеремия (1748–1832) – английский философ, теоретик политического либерализма, основатель утилитаризма.


[Закрыть], получил назначение на пост помощника инспектора в департамент переписки Ост-Индской компании. Этому назначению поспособствовало написание Миллем трехтомной «Истории Индии». В ней он критиковал британские захваты индийских территорий, способы управления ими и указал на негативные последствия коммерческой монополии [Милль: 1817].

Если военные, дипломатические, субсидиарные договоры подтверждали формальное право присутствия британцев в Индии, то весь этот свод идей был призван обосновать полезность и благотворность их пребывания на землях Индостана. На теоретическом уровне либеральные мыслители определили отличающиеся от них общества как стоящие на более низкой ступени развития. Обладая, как полагали европейцы, опережающим опытом развития, они считали правомерным и даже обязательным «придать завершенность тому, что было незакончено, статично, архаично, и указать путь к новым вершинам стабильности, свободы и целеустремленности…» [Мехта 1999: 191]. Окончательно эта концепция оформилась позже, когда популярность обрели различные эволюционные теории. В эссе «О свободе» (1859) Дж. С. Милль, говоря о личной свободе индивидуумов как об одной из главных жизненных ценностей, подразумевал людей, уже достигших некоторого заметного уровня гражданско-нравственного развития. Люди должны не просто обладать свободой обсуждать все общественные вопросы, но и уметь использовать ее для осуществления взвешенного выбора и на благо общества. Отсюда логически вытекало рассуждение, в котором была сформулирована идея цивилизаторской миссии Англии по отношению к неевропейским народам, примирявшая расхождения между либеральной риторикой и нелиберальным по форме правлением британцев в «зависимых землях», в частности в Индии: «…Вряд ли нужно говорить, что это относится лишь к взрослым. Тех, что все еще нуждаются в заботах других, следует защищать и от собственных действий. По этой же причине оставим в стороне отсталые народы, где сам период можно считать несовершеннолетием. Деспотизм – законный метод управлять варварами, если цель благая и действительно достигается. Свобода в принципе неприменима к обществу, предшествующему эпохе, где можно спокойно совершенствоваться путем свободных и равных дискуссий» [Милль 1993: 12]. Такая установка делала центральной идеей колониального правления «волю или стремление к улучшению», по выражению Т. М. Ли. Диагностика недугов у подчиненного населения и определение средств лечения были характерной чертой такой формы гегемонии [Ли 2007: 7]. В этом отношении обращает на себя внимание сверхчастое употребление в текстах, имеющих отношение к Индии этого периода, слов «улучшать» (to improve) и «улучшение» (improvement), которые стали одними из главных цементирующих элементов колониального дискурса.

Для представителей текстильной отрасли Великобритании доктрины свободной торговли и цивилизаторской миссии были способом вытянуть, вытащить, заполучить нужный материальный ресурс из Индии, заставить его «работать» в наиболее выгодном для них статусе, в данном случае в качестве предмета международной торговли. Поэтому они были крайне заинтересованы в реализации этих идей на практике и всячески старались оказывать давление на формирование британской политики в Индии. Одним из главных объектов их нападок была Ост-Индская компания, которая воспринималась как препятствие не только свободной торговле, но и проникновению в Индию всех прогрессивных веяний в сельскохозяйственной науке.

Накануне 1813 г., когда в очередной раз должна была пересматриваться Хартия Ост-Индской компании, в английском обществе особенно громко звучали слова о свободной торговле[140]140
  Подробнее см. [Протокол 1813].


[Закрыть]. Материалы четвертого Отчета специального парламентского комитета по ост-индским делам за 1812 г. свидетельствовали о преобладании в предпринимательских кругах мнения о том, что именно монополия Ост-Индской компании препятствовала превращению Индии в главного поставщика хлопка нужного качества и по разумной цене. Выступавший в качестве свидетеля перед комитетом полковник Томас Манро, будущий губернатор Мадраса, утверждал, что свободная торговля уменьшит стоимость фрахта, обеспечит бо́льшую включенность британских коммерсантов в торговлю сырьем, поддержит цены на хлопок в Индии и приведет к увеличению его производства индийскими крестьянами. Манро утверждал, что британские купцы, знакомые с нуждами мануфактур, смогут проинструктировать индийского производителя на предмет требуемых стандартов товара. Он считал, что только открытие Индии позволит талантливым провинциальным купцам закупать дешевое волокно в больших объемах. Свободная конкуренция обеспечит отзывчивость к нуждам британского рынка, чего никогда не делала Компания (цит. по [Уэбстер 1990: 409–410]). В 1813 г., отвечая на вопрос о пользе фритреда для Индии, Манро заявил, что «фритред способствует росту производства мануфактурных изделий и сырья, это в свою очередь обеспечит увеличение благосостояния жителей. Я не сомневаюсь, что растущий спрос по крайней мере на один продукт, хлопок, будет очень полезен для Индии» [Протокол 1813: 131].

Конечно, план подчинения индийского производства сырья законам рынка для удовлетворения нужд британских предпринимателей не предполагал превращение Индии в главного поставщика. Скорее речь шла о признании Индии в качестве вспомогательного источника, позволяющего удерживать цены низкими, а также замещающего основных поставщиков в периоды кризисов [Там же]. Таким образом, отмена монополии означала серьезный шаг на пути либерализации торговли. Создалось лобби провинциальных британских городов, где была сконцентрирована текстильная промышленность. Его напористости способствовали ухудшившиеся в 1810 г. отношения между Великобританией и США, переросшие в войну (1812–1815). Вероятность морской блокады США, сократившиеся поставки хлопка оттуда заставили текстильных промышленников более пристально смотреть в сторону Индии. Во избежание кризиса в ставшей одной из главных отрасли английской экономики и социальных катаклизмов на фоне неблагоприятной международной обстановки, осложнявшейся помимо американского театра военных действий еще и европейскими наполеоновскими войнами, британское правительство поддержало лоббистские выступления.

Новая хартия 1813 г. сохранила за Компанией монополию на торговлю с Китаем, но отменила ограничения на импортную и экспортную торговлю с Индией и Юго-Восточной Азией. Частные корабли грузоподъемностью 350 т и выше могли заходить в и выходить из любых портов Англии. Однако свободная торговля в Индии была ограничена только главными факториями. Политический контроль над Индией и право сбора налогов оставались в руках Ост-Индской компании, которая курировалась Контрольным Советом[141]141
  Контрольный Совет – орган, созданный в 1784 г. по Акту Питта, закрепившему участие Британского государства в деле управления Индией. В Контрольный Совет входило 6 человек, назначаемых британским монархом. Archives of India. 7^th March 1835, Home Department, Public Branch. № 15. P. 1. Подробнее о развитии начального образования в Индии в первой половине XIX в. с целью воспитания грамотных производителей см. [Сидорова 2010].


[Закрыть]. В Хартию были включены пункты, позволявшие вести миссионерскую деятельность в Индии, основать церковный департамент (Ecclesiastical Department) и оговаривавшие ответственность Компании за развитие образования в колонии. В частности, в § 53 указывалось, что не менее 100 тыс. рупий из бюджета Компании должно было расходоваться ежегодно на «возрождение и развитие литературы, поощрение индийцев к образованию, внедрение и продвижение научных знаний среди населения британских территорий; а для этого учреждать школы, публичное лекторство и другие институты в президентствах Форт-Уильяма (Бенгалия – С. С.), Форт-Сент-Джорджа (Мадрасская провинция – С. С.) и других территориях Британской Индии»[142]142
  Minute by the Honorable T. B. Macaulay dated 2 February 1835 // National


[Закрыть]. Как писал в своих воспоминаниях Дж. К. Маршман, сын известного миссионера Джошуа Маршмана:

«В период с 1893 по 1813 г. новые промышленные интересы возникли в Англии, которые начали оказывать влияние на национальные министерства. Манчестер превратился во влиятельный центр. Мануфактуристы и коммерсанты Англии возвысили свой голос в защиту их права участия в торговле с Индией и свободного доступа туда. Это, в свою очередь, заставило Министерство[143]143
  Имеется в виду Контрольный Совет.


[Закрыть] почувствовать невозможность дальнейшего сдерживания проникновения в Индию и религиозных влияний. Таким образом, коммерция стала своего рода служанкой религии, под их общим влиянием были открыты ворота Индии сразу же и для хлопчатобумажных товаров и для библейских истин» [Маршман 1859, II: 46].

Однако эти меры носили ограниченный характер и не меняли ситуацию кардинально. Более того, непростое положение текстильной области усугублялось расцветом меркантилисткой политики в Англии, рассчитанной на поддержание аграрных классов страны. Всего через два года, в 1815 г., был принят хлебный закон, запретивший ввоз пшеницы при цене на нее английском рынке ниже 80 шиллингов за квартер и обложил высокими пошлинами другие хлеба, что зафиксировало высокие цены на главный продукт питания основной массы жителей королевства. «Причины такого шага были связаны с последствиями континентальной блокады, установленной Наполеоном. Она привела к значительным изменениям в аграрном секторе Британии. Сокращение импорта зерновых способствовало резкому увеличению цен на хлеб и расширению собственного производства. Фермеры стали использовать земли неудобные, малопригодные для выращивания зерна, что оправдывалось высокой ценой на рынке. Снятие блокады и поступление дешевого товара из Восточной Европы грозило разорением землевладельцев, фермеров и арендаторов, т. е. подавляющей части населения страны… Сохранение же высоких цен на хлеб способствовало поддержанию уровня жизни многочисленной армии людей, трудившихся на земле, но существенно ухудшала положение горожан» [Айзенштат 2007: 97]. Именно представители торгово-промышленных центров наиболее активно протестовали против этого закона.

Хлебные законы не были исключительно внутренним делом Британии. В 1824 г. журнал The Oriental Herald опубликовал «Письмо о скрытых ресурсах Индии» г-на Уитли, калькуттского адвоката, адресованное президенту Контрольного Совета, в котором он напрямую увязывал действие хлебного закона и деятельность Ост-Индской компании с неблагополучным положением колонии:

«Так как все богатство нации состоит из сельскохозяйственной и промышленной продукции или продукции деревень и городов, то для увеличения богатства она должна все время прибавляться. Если вся земля, принадлежащая нации, обрабатывается, и весь урожай собирается, то невозможно обеспечить дополнительный прирост доходов деревень. Если все излишки сельскохозяйственной продукции поступают в города, где обмениваются на промышленные товары, то при отсутствии импорта иностранного зерна или продовольствия города производят ровно столько продукции, сколько надо для обмена на деревенский товар. Поэтому нет возможностей для увеличения городского производства. В таких обстоятельствах отсутствуют перспективы увеличения богатства нации без ввоза иностранного зерна в города, которые за счет этого смогут повысить количество своей продукции… Если же не сделать этого, то производительные силы государства исчерпают себя. Таково реальное положение дел в Англии… После того как железо и уголь обеспечили безостановочную работу паровых двигателей, а наши машины стали намного превосходить по качеству станки из других стран, не может быть сомнений, что наши города смогут в течение длительного времени создавать продукцию более дешевую, чем города в других государствах, и таким образом обеспечивать приток дешевого зерна именно к себе… Если открыть торговлю зерном, то оно хлынет в Англию из разных независимых стран. Но Англия обладает огромными возможностями по увеличению своего богатства за счет ее обширных и продуктивных колоний. Но до тех пор пока политика по отношению к ним, а также система у нас дома не изменятся, никакой материальной выгоды не будет ни для Англии, ни для них. Так как наибольшие сельскохозяйственные излишки можно заполучить из Индии, то очень важно проанализировать политику именно там. Невозможно не отчаиваться от того, сколь мало было сделано за годы обладания ею для улучшения ее положения и подъема на наш уровень цивилизации… Почему у нее не должно быть таких же больших и богатых городов, хороших дорог, протяженных каналов, больших парков, прекрасных площадок для отдыха; почему сельское хозяйство, промышленность и навигация не должны быть столь же совершенны, сколь и наши…».

Далее говорилось о перенаселенности Индии и крайней бедности ее жителей. И в качестве панацеи предлагалась СОВЕРШЕННО ДРУГАЯ СИСТЕМА. Для ее внедрения нужно было сделать две вещи: изменить систему равного наследования земли (когда земля делится между наследниками) на наследование по праву первородства. Вторая мера предполагала разрешение британским подданным становиться СОБСТВЕННИКАМИ ЗЕМЛИ в Индии…

«Будь это так, сейчас в Англии было бы много собственников индийских угодий, которые преумножали бы богатство Индии за счет отправки туда мануфактурной продукции в качестве расплаты за изъятые сельскохозяйственные излишки… Если бы такие изменения произошли… если бы дана была возможность свободному проникновению европейской науки и навыкам за счет НЕОГРАНИЧЕННОЙ КОЛОНИЗАЦИИ, то Индия давно уже напоминала бы Англию по уровню благосостояния. Индийскими сельскохозяйственными излишками могли быть продовольственная и сырьевая продукция. К первой относятся зерно, мука, сахар, кофе, рис, специи, табак, чай и т. д., ко второй хлопок, шелк, шерсть, индиго, селитра, лаки, кошениль, древесина и т. д… Крайне досадно для Англии, что хлебный вопрос находит столь малое понимание даже у представителей кабинета» [The Oriental Herald 1824: 275–281].

Это лишь один из многочисленных примеров, демонстрирующий отношение к меркантилисткой политике британского государства и к деятельности Компании. Такого рода публикации то и дело попадались на страницах английской и индийской прессы в рассматриваемый период, однако серьезного воздействия на власть предержащих пока оказать не могли.

* * *

Тем не менее деятельность чиновников Ост-Индской компании, в частности Р. Дженкинса, в рамках предоставленных ему полномочий вполне соответствовала провозглашенным задачам по укреплению мира, порядка и налаживанию системы земельного налогообложения и созданию благоприятных условий для ведения бизнеса. Стоит обратить внимание на то, что в отчетах, текстах договоров, письмах нагпурских резидентов, суперинтендантов и их адресатов в Калькутте начал складываться определенный набор языковых клише, которые являлись маркерами колониальных текстов на протяжении всего XIX в., и отражали уже сформулированные к тому времени интересы метрополии в Индии и, как следствие, подходы к ее управлению. Появились такие слова и словосочетания, как «защита частной собственности», «порядок», «мир и спокойствие», «правила и нормы», «стабильность благосостояния» и т. д. Зазвучали патерналистские ноты по отношению к радже, который удостаивался слов похвалы за «хорошее» правление, выражавшееся в поддержании внедренных британцами практик администрирования, сохранении мира. Ф. Б. С. Уайлдер, сменивший Дженкинса на посту резидента (1827–1830) так отзывался о Рагхуджи III: «он очень разумен и сообразителен, у него мягкий и покладистый характер, он выказывает желание улучшать свою страну и способствовать счастью своих подданных…»[144]144
  Р. Дженкинс следил за воспитанием и обучением юного раджи.


[Закрыть] (цит. по [Синха 1967: 169]). Хотя прямого вторжения со стороны английского бизнеса на поля индийских крестьян еще не произошло, но благоприятная почва для него уже подготавливалась.

В 1826 г. Рагхуджи III исполнилось 19 лет. Переход управления из рук британцев к нему был оформлен договором, который долго согласовывался Дженкинсом с калькуттскими властями. В то время как резидент считал эти действия преждевременными, правительство в Бенгалии при поддержке лондонских чиновников настаивало на незамедлительной передаче власти, что явно не совпадало с чаяниями заинтересованных в индийской торговле британцев о «неограниченной колонизации». Договор, подписанный 1 декабря, передавал под полный контроль раджи только дистрикт Девгад (ниже Гхтов, с Нагпуром), другие дистрикты Девгад (выше Гхатов), Чан-да, Чхаттисгарх и Венганга оставались под британским суперинтендантством. Суперинтенданты действовали от имени раджи, но подчинялись приказами резидента. Однако доходы от этих дистриктов в размере 17 лакхов рупий после покрытия военных и гражданских расходов поступали в нагпурскую казну[145]145
  Полный текст договора см. [Эйтчисон 1909: 425–433].


[Закрыть]. Сразу после этого Дженкинс покинул Нагпур. Административная система, основанная им, сохранилась при правлении Рагхуджи III. Спустя три года, в октябре 1829 г., генерал-губернатор Бенгалии Уильям Бентинк (1828–1835) инициировал пересмотр статей договора с тем, чтобы «поддержать независимость и достоинство раджи» (цит. по [Синха 1967: 174]), чему Уайлдер, также как и Дженкинс, воспротивился. Однако новое соглашение было подписано. По его условиям оставшиеся дистрикты передавались под управление раджи. В обмен на это он должен был ежегодно уплачивать британскому правительству 8 лакхов рупий для поддержания субсидиарных войск. Армия раджи полностью передавалась ему и находилась на его содержании. Также статья 3 договора предусматривала, в случае если «будут иметь место серьезные и систематические нарушения в процессе администрирования, игнорирование советов и замечаний, нарушение общественного спокойствия, угроза стабильности благополучию населения, тогда Его Высочество передаст обязанности по управлению достопочтимой Компании, которая назначит своих чиновников на срок, который сочтет необходимым»[146]146
  Полный текст договора см. [Эйтчисон 1909: 434–436]. Также см. письмо А. Стиргинга, заместителя секретаря генерал-губернатора Бенгалии, Ф. Уайлдеру от 27 ноября 1829 г. [Синха 1954: 256–261].


[Закрыть].

Материальный же строй колонизаторов в Нагпурском княжестве в первой трети XIX в. выстраивался на уровне организации инфраструктуры, призванной поддержать порядок, а также обустроить жизнь ставшей уже многочисленной колонии ост-индских чиновников. Помимо уже упоминавшихся деятелей следует назвать суперинтедантов дистриктов – капитана Гордона (Девгад ниже Гхатов), капитана Уилкинсона (Венганга), полковника Эгню (Чхаттисгарх), капитана Монтгомери (Девгад выше Гхатов), капитана Пью (Чанда). Относительная массовость присутствия британцев в центре Индии и их рассеянность по ее территории обусловили иную схему размещения и состав «чужеземных вещей» – разбросанные вдоль дорог подобно верстовым столбам европейские могилы сменились кладбищами[147]147
  Все британские надгробия в Центральной Индии и Бераре, перечисленные в книге Крофтона, сгруппированы по различным кладбищам [Крофтон 1832].


[Закрыть], а главными дорожными маркерами чужестранцев постепенно становились почтовые станции. Частные дома европейцев и деловые конторы резидентов и суперинтендантов начали складываться в «белые» районы городов по контрасту с «туземными». В Нагпуре это был форт на холме Ситабалди и районы к западу от него. Единообразные бумажные формы, пронумерованные, помеченные исходящей датой, стекались из всех дистриктов в центр, где сортировались, раскладывались по папкам и полкам, архивировались. Бумага, таким образом, была уже не только носителем информации, но и материальной основой институционального оформления процессов делопроизводства и бюрократизации, создаваемых в Нагпурском княжестве по британским образцам. И, конечно, провозвестником грядущих перемен были английские ткани, добравшиеся до рынков труднодоступной Центральной Индии.

Кроме того, британцы втягивали «починенные» индийские вещи в свою среду обитания, наделяя их свойствами, заимствованными из европейского модерного мира, и заставляя их функционировать по другим правилам. Речь идет о тех же бунгало, конструктивно перекликавшихся с местной архитектурой, но наполненных предметами европейского быта и окруженных английскими лужайками и садами[148]148
  О расцвете культуры английских садов в колониальной Индии во второй половине XIX в. см. [Сидорова 2016б].


[Закрыть]. Или о нагпурских рупиях, сильно обесценившихся из-за махинаций на монетном дворе за годы правления последних Бхосле, и особенно Аппа-сахеба, чем и занялся Дженкинс. Рупии разного веса и с пониженным содержанием серебра создавали трудности для торговых операций, сбора налогов. Но более всего британцы беспокоились о выплатах солдатам своей армии, которые делались местными деньгами в районах дислокации войск. Дженкинс стандартизировал нагпурскую рупию, каждая из которых должна была содержать 157,5 гран серебра такой же пробы, как и фарукхабадская и калькуттская рупия, из них 11/12 частей чистого металла, 1/12 часть сплава[149]149
  Письмо Дж. Суинтона, секретаря генерал-губернатора Бенгалии Дженкинсу от 1 октября 1824 г., письмо У. Гордона, казначея нагпурского резидентства, Р. Дженкинсу от 31 января 1826 г. [Синха 1954: 220–222; 230–231]. Подробнее см. [Синха 1967: 130–141].


[Закрыть]. Она же использовалась при расчетах по торговым операциям с хлопком на рынках в Амраоти. Последний, подешевев после отмены внутренних пошлин, заметно ускорил свое движение из глубинных районов Индии и все больше приобретал черты экспортного товара. Кроме того, хлопок в английских отчетах был зафиксирован уже не только в повозках по дороге на рынки, но и в качестве сельскохозяйственной культуры на земле, являвшейся главным источником дохода в княжескую казну.