Текст книги "Квартирный вопрос (сборник)"

Старейшина поднял над головой потрепанный Свод Правил.

– Здесь – истина. И сказано в ней: «Тела отдавать Уничтожителю!» Таковы Правила, такова наша воля!

Старейшина положил тетрадку на трибуну и сплел пальцы в замок. На перстнях заиграли блики.

Родители Кати перенесли тело дочери в вагонетку, которая по рельсам должна была отправиться в Уничтожитель. Через несколько минут распахнутся затворки, страшно хрустнут железные челюсти машины, перемалывая человеческие останки, и новое имя появится на доске навсегда ушедших. «Катя, 19 лет» – символы, которые ничего не скажут о человеке.

На трибуну взбирались люди с памятными вещами: первой прочитанной книгой; колечком, подаренным папой; платьем, сшитым мамой на День Этажа…

Последним на трибуне оказался Андрей. Старейшина вручил ему пульт, запускающий механизм Уничтожителя. Молодой человек сказал лишь одно слово перед тем, как нажать на кнопку:

– Прости.

Вагонетка тронулась с места, машина завибрировала, ожила, словно дрожала от голода. На секунду Сергею показалось, что парень вполне может сигануть в жернова вслед за погибшей девушкой. Но тот просто стоял на месте и смотрел, как закрываются затворки и машина перемалывает часть его жизни.

«Не надо идти следом! – подумал Сергей. – Живи. Ради нее…»

Сергей свернул в коридор боковой улицы и ускорил шаг. Люди еще долго будут стоять возле Уничтожителя – говорить, вспоминать, грустить. Делать все, что угодно, лишь бы не осознать очевидное: пока они тратят время, дети нуждаются в помощи. Впрочем, главное, что весь Этаж пуст. Дорога к Лифту свободна…

Сын

Иван подошел к покореженной двери Лифта. За спиной у него был рюкзак с парой брикетов. Юноша не попрощался с Борисом и Анной. Его терзал жгучий стыд за Миру и за все свое поколение, которое ответило черной неблагодарностью собственным предкам. Его последней надеждой оправдаться было разыскать семью своего деда, Федора Антоновича, и поговорить по душам, но отсек Шестовых оказался опечатан, что по Правилам Этажа означало одно: его обитатели уже совершили последний путь в Уничтожитель.

Судьба смешавшихся поколений на Этаже оставалась неопределенной: одна часть жителей требовала изгнать внуков по шахте обратно к родителям, вторая говорила о принудительных работах и Тюрьме. Но никто толком не знал, что делать с запасами брикетов. Потенциально их хватило бы на несколько лет совместного существования. Но что потом?

Иван предложил отправиться вверх по шахте на разведку. Ведь если Лифт вез их туда, но сломался по дороге – значит, стоило продолжить движение в этом направлении. Его никто не поддержал. Затея выглядела слишком опасной. И теперь, в полном одиночестве подходя к зияющей щели между створками Лифта, юноша чувствовал панический страх. Но оставаться здесь означало смириться с положением нахлебника. Где бы ни был заветный Этаж, его надо найти и попытаться привести туда своих друзей.

Иван осторожно протиснулся в темноту между приоткрытыми створками Лифта, уцепился за торчащую из стены холодную скобу, подтянулся и начал карабкаться вверх по перекладинам.

Отец

Кабина Лифта была погружена во тьму. Кровавые следы на стенах и на полу засохли и напоминали странные мазки, нанесенные сумасшедшим художником.

Сергей остановился в шаге от открытых дверей и оглянулся назад. Этаж, на котором он провел двадцать лет своей жизни, выглядел заброшенным и никому не нужным. Словно игрушка, забытая ребенком в песочнице. Пустые улицы. Детские комнаты, превращенные одинокими родителями в музеи для воспоминаний. Бесконечная череда однообразных дней в ожидании смерти. И ради этого они живут? Нет, существуют.

Впервые в жизни Сергей видел Этаж таким, каким тот, наверное, был всегда, – клеткой со своими законами и обычаями. Правила играли роль цепей: живи как все, не задавай вопросов. Расставляй книжки по алфавиту, разгадывай загадки, читай стишки про песика Шекли… А смысл? Просто убить время, чтобы не сойти с ума.

Повинуясь мимолетному желанию, Сергей набрал полную грудь воздуха и шагнул в кабину. Не оглядываясь, дошел до противоположной стены и надавил на кнопку. Двери стремительно сомкнулись, погрузив кабину во тьму. Вздрогнул пол, Лифт рывками начал движение… вверх?

И в самом деле, Лифт двигался вверх. Сергей чувствовал давление на ноги. Но это было не самое странное. Неожиданно откуда-то сверху раздался незнакомый женский голос:

– Компания «Факел Жизни» приносит извинения за технический сбой. Лифт доставит вас на первый Этаж. Приятного путешествия!

И кабину заполнил оглушительный дивертисмент симфонического оркестра.

Сын

Иван полз вверх по шахте, цепляясь за металлические скобы, – один, в полной темноте, где-то между Этажами. Иван никогда не слышал, чтобы кто-нибудь путешествовал по Обиталищу подобным способом. Впрочем, наличие скоб в шахте подразумевало, что такой путь возможен.

Порой Иван промахивался мимо очередной скобы и его сердце в ужасе замирало: а вдруг дальше нет пути? Но чем выше он забирался, тем больше его мучило другое предположение – что подъем будет длиться бесконечно и рано или поздно он оступится и, ослабев, рухнет в шахту.

Неожиданно Иван понял, что может различить в темноте очертания скоб. Где-то наверху забрезжил свет. Одновременно с этим силы покинули Ивана. Пальцы норовили разжаться и соскользнуть, ноги дрожали. Из последних сил юноша дотянулся до освещенного проема в стене шахты и упал на пол нового Этажа.

Пару минут Иван не двигался, наслаждаясь возможностью лежать неподвижно. Потом перевернулся на спину, медленно встал и огляделся.

Лифтовые двери отсутствовали, словно кто-то выбил их из пазов. Пол покрывал густой слой пыли и мусора: бумаги, обертки от брикетов, обломки мебели… Даже свет на Этаже горел не ровно, а как-то тускло, периодически мигая.

– Эй! Есть кто живой? – позвал Иван, но ему ответило лишь эхо.

Он отправился в центр Этажа по пустынным улицам. Двери в отсеки были распахнуты. Под ноги попадались запылившиеся предметы: книги, разбитая посуда… Вокруг не было ни души, но Ивана не оставляло ощущение, что за ним наблюдают. Иногда скрипели приотворенные двери, где-то за углом раздавался шорох, и несколько раз в пыли Иван отчетливо увидел следы.

– Помогите! Мне нужна помощь!

Иван заглянул в Библиотеку. Книги в ней были отсортированы по алфавиту до конца, но несколько стеллажей оказались разрушены. Увесистые тома кучей лежали на полу. Иван рассеянно поднял одну из книг. Она была написана от руки: «Стихи про Песика Шекли». Юноша раскрыл книгу и прочел вслух:

 
– Если стало одиноко,
Если цель твоя далеко,
Если друга встретить надо,
Оглянись – вдруг Шекли рядом?
 

Строки, которые столько раз читал ему в детстве отец, эхом отразились в пыльных коридорах Библиотеки. Ивану даже показалось, что последние слова вместе с ним прочел кто-то еще.

Стараясь, чтобы голос не дрожал, Иван двинулся к выходу, держа перед собой раскрытую книгу:

 
– Если потерял дорогу,
Если не спешит подмога,
Если выход не отыщешь —
Шекли где-то рядом рыщет.
 

Чуть левее, прямо за заполненным стеллажом, на пол с грохотом упала книга. Иван едва сдержал крик. В ответ кто-то хихикнул.

– Я вас слышу! – закричал Иван, прижимая к себе книгу, как щит. – Выходите!

Ему ответил скрежещущий голос, похожий на скрип жерновов Уничтожителя:

 
– Если от друзей отбился,
Если путь домой закрылся,
Ты дрожишь от страха весь —
Значит, Шекли уже здесь!
 

С последним словом стихотворения из-за книжного стеллажа прямо навстречу Ивану выскочил человек – маленький, скрюченный, одетый в лохмотья. Его седая борода развевалась, глаза сверкали, рот перекосился.

– Значит, Шекли уже здесь! Здесь! – прокричал человек, схватил с полки первую попавшуюся книгу и швырнул в Ивана.

От неожиданности юноша не успел отвернуться, и книга угодила ему прямо в лицо. Иван пошатнулся, цепляясь рукой за полку. Двигаясь странной, пританцовывающей походкой, человек приблизился еще на несколько шагов и бросил в Ивана новую книгу.

– Да что вы делаете? – разозлился юноша.

Он провел рукой по лицу – на пальцах остались следы крови.

– Шекли уже здесь! – еще раз проорал безумец и бросился вперед.

Иван перехватил нападавшего и отбросил на книжные полки.

Библиотека ожила. Раздался шепот, топот ног, шуршание страниц, грохот падающих книг. Иван побежал вглубь Библиотеки, лихорадочно вспоминая, есть ли отсюда еще один выход. Погоня настигала его. Сквозь неразборчивое бормотание стали проступать слова: «Чужой… догнать…»

Несколько раз свернув наугад, Иван оказался в тупике – узком длинном коридоре, заставленном книгами.

– Я не причиню вам зла! – закричал он.

Книжный шкаф качнулся и накренился в его сторону. Тяжелые фолианты посыпались с верхних полок, и один из томов ударил Ивана по голове. Навалилась темнота.

* * *

Хлопали створки Лифта. Раз! Еще раз!

– Лифт… – пробормотал Иван. – Мы должны войти в Лифт…

Лязг металла. Еще раз. Еще.

«Почему здесь пахнет чем-то гнилым?»

Иван разлепил глаза, прищурился. Все вокруг расплывалось.

– Пить… – прошептал он.

В лицо ему плеснули стакан воды. Отфыркиваясь, Иван замотал головой и кое-как пришел в себя. Он был привязан к стулу. Металлический лязг исходил не от Лифта, а от Уничтожителя. Иван находился вблизи его хищных челюстей.

Площадку перед Уничтожителем заполнили люди – человек двадцать. Сморщенные лица, белые волосы и такого же цвета бороды. Некоторые передвигались с видимым усилием, но человек, плеснувший воду на Ивана, двигался легко – это был безумец из Библиотеки. На нем юноша с изумлением увидел потускневший значок Старейшины. В руках у человека была тетрадь, в которой Иван узнал основательно потрепанный Свод Правил.

– И сказано было: «Обиталище наше обильно и бесконечно!» – просипел безумец тем же скрежещущим голосом.

– Обиталище наше обильно и бесконечно! – вразнобой ответили ему остальные.

– Надежный дом, живем в котором мы вечно! – продолжил он. – А кто посягнет на покой Этажа… – Старейшина оторвался от книги и читал по памяти: – Факел Жизни погасят того сторожб!

– Эй! – Иван задергался, пытаясь ослабить путы. – Этого нет в Правилах! Что вы делаете?

– Вы слышали написанное! – прокричал Старейшина. – Этот человек посягнул на наш покой! На наш Этаж! На наши иссякающие запасы! Что гласит Закон?

– Смерть! Смерть! – с готовностью скандировали остальные.

Стул, на котором сидел Иван, наклонили и потащили к лязгающим створкам Уничтожителя.

– Стойте! – Иван пытался докричаться через крики толпы. – Я не чужой вам! Меня зовут Иван Шестов, я сын Сергея Шестова, внук Федора Шестова! Я жил на другом Этаже! Отпустите меня, я вам ничего не сделал!

– Подождите! – Старейшина взмахнул рукой, и Ивана перестали тащить к створкам Уничтожителя.

– Ты знаешь его? Знаешь Федора Шестова? Он жил здесь когда-то, правда? – прохрипел Иван.

Старейшина подошел ближе. Тряся седой головой, он присел на одно колено и пристально вгляделся в лицо Ивана.

– Он знает имя того, кто ушел… – прошептал безумец. – Того, кто ушел в глубины Обиталища. Никто не должен возвращаться оттуда!

Иван лихорадочно ощупывал путы у себя за спиной: кажется, узлы были завязаны не очень надежно.

– Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, – голос Старейшины вновь перешел на крик: – Кто пришел к нам из небытия – в небытие вернется!

Ивана снова потащили, но ему уже удалось развязать узлы. Выбросив руки вперед, он оттолкнул Старейшину, перекатился по полу и стряхнул с себя остатки веревки. Угрюмые люди обступили его полукругом, протягивая к нему свои костлявые пальцы.

Не дожидаясь встречи с жерновами Уничтожителя, Иван ринулся вперед. Старики пытались остановить его, но им не хватало сил; юноше удалось растолкать их и рвануть в центр Этажа. Его преследователи бежали по пятам – одни отставали, зато появлялись другие, словно весь Этаж был населен кровожадными безумцами. В суматохе Иван заблудился, но все-таки смог найти дорогу к Лифтовой Площади.

Там его уже ждали. Старейшина безумцев со своей свитой пришел сюда более короткой дорогой.

– Вы не понимаете! – затравленно озираясь, закричал Иван. – Я из поколения ваших потомков!

– Я знаю это, – неожиданно спокойно ответил Старейшина. – Новое поколение должно уйти вниз. Таковы Правила.

Он кивнул, и «свита» навалилась на Ивана. Его схватили за руки и за ноги и потащили к зияющему проему шахты. Старейшина отошел в сторону, пропуская пленника в пустоту.

– Возвращайся туда, откуда пришел! – бросил он напоследок, и Ивана швырнули во тьму.

Во время падения юноше почудились звуки музыки.

Отец

Лифт двигался плавно и беззвучно. Сергей сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и смотрел вверх, откуда доносилась музыка.

«Может старый консерватор и прав? – подумал он. – Сказано в Правилах не входить дважды в Лифт – значит, не надо. Кто-то же эти Правила писал…»

Неожиданно музыка стихла и кабина замедлила ход. Вздрогнув, как в начале движения, она остановилась. Двери Лифта медленно разошлись в стороны. Ослепительный свет разогнал по углам тьму. Сергей прищурился и, прикрыв глаза рукой, осмотрелся.

– Эй, есть кто? – почти неслышно спросил Шестов, поднявшись на ноги.

Ответа не последовало. Сергей осторожно высунулся из кабины и окинул взором Лифтовую Площадь. Никого.

«Видимо, сюда должны были прибыть наши дети», – рассудил Шестов, сделав первый шаг по незнакомому месту. Он вспомнил, как двадцать лет назад вместе с ровесниками прибыл на свой Этаж. Там тоже было чисто и безлюдно, но не так…

«Здесь кто-то живет», – предположил Сергей, уловив в воздухе приторный запах моющего средства.

Он вышел в центр Лифтовой Площади и огляделся. Судя по всему, новый Этаж был точно такой же, как и остальные в Обиталище.

В животе заурчало, и Шестов вспомнил, что уже давно не ел. Ноги сами принесли его в Кладовую, где он увидел целую гору брикетов. Столько Сергей видел разве что в детстве. Сложенные грудой в углу Кладовой, они словно ждали, когда проголодавшиеся дети войдут сюда и развернут первые обертки.

Доедая на ходу содержимое первого попавшегося брикета, Сергей дошел до Центрального Парка – и вновь не поверил собственным глазам. Возле входа в Парк располагалась статуя – метровая фигура собаки, сделанная из гипса. Четвероногий друг сидел на задних лапах и задумчиво вглядывался вдаль. На позолоченной табличке, привинченной к постаменту, было выгравировано коротенькое стихотворение: «Знает взрослый, знают дети: Шекли – лучший друг на свете!» И чуть ниже шел постскриптум: «Мы тебя никогда не забудем!»

Сергей наклонился, поравнявшись с мордой животного, и всмотрелся в глаза.

– Гав-гав! – вспомнил он, как учил его отец.

– Р-р-р! – раздалось за спиной Шестова протяжное рычание.

Сергей испуганно обернулся и сделал шаг назад, едва не столкнувшись со статуей. В нескольких метрах от него, выгнув спину, затаилась… живая собака со свалявшейся от грязи бурой шерстью! В отличие от статуи, выглядела она не так дружелюбно. Суженные глаза пса хищно следили за каждым движением Шестова. Из распахнутой пасти, обнажавшей острые клыки, текла слюна.

– Шекли детям лучший друг! Дети, дети, встаньте в круг! – попытался найти общий язык с животным Сергей, швырнув псу остатки брикета.

– Р-р-р! – ответила собака и сократила дистанцию, проигнорировав подачку.

Сальная шерсть животного торчала во все стороны. На ошейнике мерно покачивался медальон с надписью «Шекли №…». Номер прочитать Шестов не успел.

Пес оттолкнулся задними лапами от пола и прыгнул на Сергея. Шестова спасла реакция. Он инстинктивно отскочил влево и пес на полном ходу влетел в статую. Гипсовая фигура пошатнулась и рухнула на мраморный пол, разлетевшись на осколки. «Шекли №…» приземлился более удачно. Раздосадованно чихнув, оказавшись в облаке гипсовой пыли, животное проскользило на лапах к кадке с растениями и развернулось. От взгляда, направленного на Сергея, могла бы закипеть вода.

– Шекли любит поиграть – убегать и догонять, – вспомнил Шестов еще одно детское стихотворение.

Сергей побежал к жилым отсекам в надежде укрыться в одной из квартир. «Шекли №…» рванул следом. Животное двигалось быстрее, но Шестову, удачно выбравшему траекторию движения, почти удалось оторваться. В решающий момент нога зацепилась за шланг, подсоединенный к фонтану, и Сергей упал лицом на пол. Разгоряченная погоней, собака мгновенно впилась зубами в ногу беглеца. Боль, пронзившая тело, оглушительным криком вырвалась из груди Шестова.

Сергей резко перевернулся на спину и зарядил кулаком по морде обезумевшей твари. Животное обиженно заскулило, но отступать не собиралось. Наоборот – собака норовила укусить жертву за шею. Шестов снова замахнулся, но не попал. Пасть Шекли с каждым разом смыкалась все ближе к сонной артерии.

«Это конец!» – обреченно подумал Сергей.

Отец и Сын

Иван не промахнулся. Найденный на крыше кабины кусок мрамора угодил точно в лязгающую зубами цель. Собака истошно завыла, пошатнулась и замертво рухнула набок. Из глубокой раны в черепе потекла кровь.

– Ваня? – Сергей приподнялся на локте и удивленно взглянул на сына.

Перед глазами все поплыло, словно превращая реальность в желанный сон.

– Спокойно, пап! – бросился к отцу Иван. – Лежи тихо, не двигайся…

Юноша оторвал от одежды кусок ткани и перетянул укушенную ногу, из которой хлестала кровь.

– Плохо дело! – выдохнул Иван.

Все медикаменты находились в Больнице, но та располагалась слишком далеко. Отец столько не продержится.

«Старейшина! – вдруг осенило Ивана. – У него в отсеке всегда была аптечка».

Юноша вскочил на ноги.

– Пап, держись, я мигом…

– Не уходи, сынок! – бредя, произнес Сергей.

Он протянул руку к сыну, который почему-то превратился в темное пятно на белом фоне.

– Ты живой. Я тебя…

Пятно стремительно таяло в ослепительной белизне.

– …нашел.

Сергей широко улыбнулся. Окружающая реальность окончательно утонула в белом океане света.

«Так вот он какой – Рай! – подумал старший Шестов, закрывая глаза. – Последний Этаж, где все снова находят друг друга…»

* * *

Иван буквально влетел в отсек Старейшины и по винтовой лестнице устремился на верхний уровень. Именно там, под самым потолком, находился кабинет главы Этажа. Задыхаясь от усталости, Иван толкнул плечом дверь и вбежал в комнату.

В помещении стоял мерзкий запах, который не могли развеять даже гудящие вентиляторы. Источник зловония сидел в высоком кресле напротив стола Старейшины. Мертвый старик выглядел старше, чем деды или даже прадеды Ивана, – казалось, само время нанесло покойному на лицо мириады тонких и глубоких морщинок. На полу рядом с трупом валялась распахнутая аптечка. Баночка со снотворным была пуста. В паре метров от старика располагалась невысокая лестница, упирающаяся в закрытый люк.

Иван подошел ближе и заметил на столе белый конверт, подпертый миниатюрным пультом с четырьмя выстроившимися в столбец кнопками. Юноша осторожно надорвал край и развернул аккуратно сложенные листы бумаги.

«Сегодня я умру, – прочел Иван. – Больше нет ни сил, ни желания бороться…»

Праотец

«Сегодня я умру. Больше нет ни сил, ни желания бороться со смертью. Сто лет – это потолок для любого человека. Факел Жизни продолжит гореть как-нибудь без меня.

Если верить тем, кто нас здесь запер, мы выполняем важную миссию – сохраняем человеческий род. Решаем квартирный вопрос на современный лад: как выжить на планете, которой больше нет. Земля уничтожена. Находиться на ее поверхности невозможно. Как минимум, в ближайшие несколько сотен лет.

Помню, как я проснулся в этом проклятом месте с остальными уцелевшими – прямо на площади, возле закрытых дверей лифта. Как безжизненный женский голос из динамиков зачитал приговор нашей планете: «Доброе утро! Примите наши поздравления: вы – последняя надежда человечества!»

Женский голос назвал это место Обиталищем. В нашем распоряжении большая Библиотека, где найдется книга на любой вкус. Изысканные музыкальные пластинки. Разнообразные интеллектуальные игры. Никакой работы. Целая гора брикетов с едой. Единственное условие проживания – соблюдение Правил, созданных для выживания человечества как вида:

– Этаж перезагружается после смерти последнего обитателя. Первые два года – ваше время для того, чтобы обзавестись потомством. Начиная с третьего года, на Этаже автоматически включится режим излучения, исключающий возможность зачатия. В последний день двадцатого года на Этаж прибудет Лифт, в котором должны уехать все дети, родившиеся на Этаже. Рацион питания на каждого жителя Этажа – три брикета в день. Это гарантирует вам наличие продуктов до конца жизни. Тела и мусор отправлять в Уничтожитель для переработки…

Правил было много. А еще женский голос предложил избрать Старейшину, который будет следить за порядком. На тот случай, если ситуация на поверхности Земли улучшится, в кабинете главы Этажа имелся специальный люк и лампочка-индикатор. Когда она загорится зеленым, Обиталище можно будет покинуть.

Наверное, никто из нас сразу и не понял, о чем идет речь. Люк. Уничтожитель. Кладовая. Излучение. Лифт… Набор слов.

«Вы о чем? Где я?»

Помню, как удивленно мы переглядывались, когда впервые исследовали Этаж. Это напоминало дурацкий розыгрыш.

Среди уцелевших было поровну мужчин и женщин. Все примерно одного возраста – около двадцати лет. Первым делом мы отправились изучать Этаж. Я постучал кулаком по дверям Лифта – ответа, разумеется, не последовало. Мы разыскали кабинет Старейшины и действительно обнаружили там люк в потолке. Лампочка возле него пульсировала алым цветом, предупреждая о возможной опасности. Надпись на люке предупреждала, что открыть его можно только с этой стороны. Никто не решился даже прикоснуться к люку: мало ли что случится.

В Обиталище было чисто и уютно: оно больше походило на санаторий, чем на временное убежище. На всех хватало отсеков для проживания, в кладовой отыскались внушительные запасы: контейнеры с серой униформой, брикеты с едой. Мы сидели на лавочках в месте, похожем на парк, и впервые разворачивали фольгу брикетов. Я разговорился с девушкой по имени Дина. Она, как и я, любила рисовать. Красивая. Умная. В такую легко влюбиться с первого взгляда – и потом долгие месяцы не решаться подойти ближе, чтобы сказать «привет».

Нашлась на этаже и огромная Библиотека. Там нас ждал сюрприз: под одним из книжных стеллажей мы обнаружили собаку с большим животом. Насчет собаки нам не оставили никаких инструкций. Иногда я думаю, что кто-то из тех, кто закрыл нас тут, в последний момент решил сымпровизировать, впустив в Обиталище свою собаку, чтобы спасти и ее. Какой-то шутник предложил назвать ее Шекли, взяв наугад книгу со стеллажа, под которым ее нашли. Дурацкое имя для собаки, но оно прижилось.

Люк мы так и не открыли. Вдруг там, на поверхности, какая-то зараза? Мы, конечно, могли отправить наверх группу и потом впустить ее обратно, но что если наши разведчики принесли бы вместе с информацией смертельный вирус?

Мы не рискнули. Я держал Дину за руку и старался не думать о будущем.

Поначалу жизнь здесь казалась сказкой. Никакой работы. Полная свобода в пределах стен Этажа. Мы избрали Старейшину. Разбились на пары. Поженились, воссоздав церемонию бракосочетания. Целыми днями мы с Диной рисовали. По вечерам ужинали под открытыми сводами площади или в парке, играя со щенками Шекли.

Периодически мы проверяли люк. Лампочка продолжала пульсировать, будто падали капельки крови из свежей раны. Время медленно стекало по запястью, оставляя за собой засохший след из воспоминаний.

Через год появились первые дети. Все прекрасно помнили о Правилах. Каждая пара спешила успеть стать родителями. Когда дети перестали рождаться, все поняли, что начало действовать излучение. Это было разумной мерой: кто бы ни посадил нас в Обиталище, они явно рассчитали, сколько человек должно находиться на Этаже, чтобы брикетов хватило на каждый рот. Перенаселение означало бы голодную смерть для всех раньше срока.

Мы с Диной были среди тех, кто успел, – нашего сына мы назвали Антоном. Дети Этажа росли. Мы создали для них школу, передавая знания, накопленные в наземной жизни. Малыши с трудом понимали, о чем мы говорим. Для них миром было Обиталище. Шекли стала для них главным развлечением – ей доставались самые вкусные из брикетов, а короткие стишки, написанные в ее честь, исчислялись сотнями. Она была любимицей, символом Этажа. Как же все плакали, когда она умерла! Какой-то умелец даже статую изваял.

Кажется, именно после ее смерти меня начала мучить паранойя. Я по любому пустяку поднимался в кабинет Старейшины и смотрел на лампочку. Зеленый не загорался. Ночью я долго ворочался в постели, отбиваясь от тревожных мыслей. «А что если не было никакого конца света, а все это Обиталище – извращенный эксперимент, дурацкое реалити-шоу?»

Я начал подмечать странное поведение обитателей Этажа. Несколько человек решили расставлять книжки в Библиотеке по алфавиту. Они их даже не читали, но каждое утро неизменно расставляли, расставляли, расставляли… Кто поумнее – разгадывал задачки по физике или математике, писал стихи про Шекли, возведенную после смерти чуть ли не в ранг святых.

Старейшина без конца вносил поправки в Правила Обиталища. Собирал Совет, выслушивал мнения других жителей. «Не убей, не укради, живи в мире и согласии…» Люди придумывали длинные речи, пафосные ритуалы. Появилась первая молитва в честь Этажа.

Время летело слишком быстро… Но мы помнили о том, что наши дети не всегда будут с нами. Они росли, требовали всё больше места, всё больше пищи… И они хотели жить своей жизнью, завести свою семью. Мы со страхом ждали того дня, когда Лифт заберет их у нас… И одновременно втайне боялись, что Лифт не приедет. Но Правила не обманули: в назначенный день двери Лифта открылись и дети покинули этаж. Мы больше никогда не видели нашего Антона. Все потеряло смысл. Теперь я был уверен, что зеленый не загорится никогда…

С нами остались только неизбежно вырождающиеся потомки Шекли. Если излучение и действовало на этих тварей, то не так, как на людей: каждое новое малочисленное поколение собак оказывалось злее и уродливее предыдущего. А люди… люди просто старели и умирали один за другим. И Дина не была исключением – ее не стало несколько лет назад.

Господи, я прожил в этой клетке целую вечность! Последний обитатель Этажа. Кроме последнего потомка Шекли, никого не осталось. Но с этой псиной я водиться не стану. Бешеная она. Пищу в брикетах есть отказывается, постоянно рыщет возле Уничтожителя с костями в пасти. Чует мое сердце, очень скоро эта тварь доберется и до меня… Плевать. Мне недолго осталось.

Одиночество с каждым днем становится невыносимей. Чтобы не сойти с ума, я убираю Этаж. Швабру в зубы и вперед – сметать пыль с мертвого Города. По вечерам ужинаю, глядя на двери Лифта – вдруг те откроются.

Я хотел бы увидеть своих детей. Внуков. Правнуков. Увидеть, чтобы рассказать правду о настоящем мире. Поверят ли они мне? Вряд ли. Для них Обиталище – это единственный мир. Они двигаются вниз, этаж за этажом, поколение за поколением. Верят в то, что живут, а не выживают. Сохраняют редкий умирающий вид, запертый в террариуме. Вид, который сам себя загнал в эти рамки.

Впрочем, это не самые плохие новости. Этим утром я наконец открыл сейф Старейшины. Понадобилось каких-то двадцать лет, чтобы подобрать шестизначную комбинацию. В сейфе лежал только один предмет – пульт наподобие того, который запускает Уничтожитель. Всего четыре пронумерованные кнопки. На обратной стороне предупреждение: «Не пользоваться во время движения кабины!»

Невозможно описать те чувства, которые меня наполнили в тот момент. Все это время у Старейшины был пульт от чёртова Лифта! Все это время мы могли провести рядом со своими детьми, но из-за одного человека, возомнившего себя богом, были вынуждены жить вдали! Я долго думал, почему Старейшина так поступил. Чего испугался? Есть только одно разумное объяснение. У него не было детей, и он боялся потерять власть над нами. Правила, молитвы, ритуалы – какой в них смысл, если нет массовки?

Однако радость от находки была недолгой. Час простояв на площади и нещадно давя на кнопки, я убедился, что пульт не работает: или батарейки сели, или Старейшина сам его сломал.

В любом случае, с меня хватит борьбы за выживание. Такой старик, как я, все равно ничего не изменит. Обиталищу важно молодое поколение. Четыре кнопки – четыре этажа. Двадцатилетние, сорокалетние, шестидесятилетние, восьмидесятилетние… И я – единственный столетний старик, которому пора освобождать квартиру. Какая ирония: мы думали, что Обиталище бесконечно – а оно оказалось обычной коммуналкой.

Рано или поздно наши молодые потомки вернутся сюда. Что потом? «Этаж перезагружается после смерти последнего обитателя», – мы все это слышали, но никто толком не понимал, что это значит. Мне кажется, я знаю ответ. Автоматика загрузит новую порцию брикетов, медикаментов, одежды. Излучение отключится еще на два года. Новое поколение придет и, сменяя лица и мечты, будет путешествовать по этажам, передавая Факел Жизни по кругу, пока лампочка не загорится зеленым.

Впрочем, из-за моей несдержанности этого уже никогда не произойдет.

Останется только рискнуть…

Иван Шестов».

Отец и Сын

Иван подождал, пока отец закончит чтение.

– Что думаешь, пап?

Сергей задумчиво покачал головой. Перебинтованная нога ныла от зубов последнего потомка Шекли, не давая сосредоточиться. Сбивчивый рассказ Ивана про Этаж дедов, бунт Миры и путешествие по шахте и так казался бредом, а тут еще это послание в конверте…

– Даже не знаю, что думать! – покачал головой старший Шестов. – Я и половины из прочитанного не понял. Единственное, что тут точно ясно, – у него наша фамилия, – он указал на прикрытое простыней тело в кресле. – Получается, это наш предок.

– Последний житель Этажа, – многозначительно произнес Иван, вращая в руках пульт, о котором говорилось в послании. – Как думаешь, о каком «настоящем мире» он хотел нам рассказать? Это там, где небо, ветер и облака? Пап, разве это не сказки?

Сергей пожал плечами. Он лежал на диване, изнывая от боли. Лекарства туманили сознание. Усталость, вызванная потерей крови, наполняла веки свинцом. Сын в безопасности – это главное. Остальное подождет.

– Пап, а что если все эти сказки – на самом деле правда? – Иван подошел к люку. Лампочка была разбита и скалилась острыми краями. – Оставаться в Обиталище – тупиковый путь. Я видел, что стало с прадедами, – они выжили из ума. И всех нас ждет та же участь. Мы должны подняться наверх!

– Опасно! – возразил Сергей. – Ты же читал: люк открывается только с одной стороны.

– Если что-то случится, ты откроешь, – предложил Иван. – Условный сигнал: три удара – «всё в порядке», четыре – «нужна помощь».