Текст книги "Последнее прощение"

– «Отче наш, сущий на небесах», – она собиралась прокричать это на костре, но гомон толпы доказал, что ее не расслышат. И все же ей хотелось объявить всем, что они сжигают невинную. – «Хлеб наш насущный дай нам на сей день!»

– Прекратить!

Голос был сильным, грубым и повелительным. Она решила не останавливаться. Она слышала, как Верный До Гроба что-то твердил про богохульство, однако продолжала молиться.

– «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». – Она собиралась с духом, готовясь твердо встретить волну ненависти. Капитан все еще был рядом с ней. «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого, ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».

– Аминь, – передразнил ее грубый голос.

Она открыла глаза и увидела сидящего верхом всадника, который протиснулся к телеге. Весь в коже и стали, он одной рукой в перчатке удерживал своего огромного коня, а другой ухватился за торчащий на телеге шест. Более зверского лица, чем то, что смотрело на нее, ей до сих пор не доводилось видеть. Борода стального цвета обрамляла широкий жестокий рот. Один глаз, окруженный морщинами, говорившими о среднем возрасте, будто передразнивал ее, а правый скрывала кожаная повязка. В этом человеке было что-то невообразимо жуткое и дикое, будто это – животное под названием человек, которое сама война выпустила на волю. Незнакомец легко подчинил себе весь двор.

– Вот это и есть ведьма? Капитан все еще находился в телеге.

– Да, сэр.

Бородач со шрамом пошарил в сумке и протянул капитану свиток:

– Это ордер на нее.

Капитан взял его, развернул, и Кэмпион увидела болтающуюся на короткой ленте огромную красную печать. Капитан был в растерянности.

– Вы полковник Хэррис, сэр?

– Нет, я король испанский. Кто, черт возьми, я, по-вашему, такой?

Капитан отступил перед этой дикой вспышкой. Он снова посмотрел на ордер:

– Кажется, здесь все в порядке, сэр.

– Кажется? Ты, ублюдок! Кажется? Ты что, еще сомневаешься?

Полковник Хэррис положил руку в кожаной перчатке на видавшую виды рукоятку меча:

– Так в порядке, мразь ты этакая, или нет?

– Да, сэр! Да! – Капитан был в смятении от обрушившихся на него проклятий.

– Тогда отрежь ведьму от телеги и отдай мне. – Хэррис заерзал в седле. – Мэйсон!

– Да, сэр! – Один из трех спутников Хэрриса пришпорил лошадь и выехал вперед.

– Проверь, на месте ли эта проклятая лодка.

Он обернулся к ошеломленному капитану, который так и не шелохнулся. Хэррис улыбнулся своей страшной улыбкой и уже тише произнес:

– Как тебя зовут, мальчик?

– Уэллингс, сэр. Капитан Роберт Уэллингс.

– Разрезай веревки, Уэллингс, или я вырежу твои чертовы внутренности. Шевелись!

Уэллингс все еще держал в руках ордер. В явном замешательстве он перекладывал его из руки в руку. Ножа у него не было, поэтому, засуетившись, он наполовину вытащил меч. Хэррис взорвался:

– Ублюдок! Она что, заколдовала тебя, что ли? Раздался скрежет, потом последовало столь стремительное движение, что Уэллингс заморгал, и в руках у Хэрриса оказался длинный меч. Он посмотрел на Кэмпион:

– Наклонись вперед, ведьма. Я сказал, наклонись!

Она напряглась и подалась вперед, натянув веревку, которая привязывала ее к телеге. Она услышала свист меча, закрыла глаза и поняла, что лезвие прошло возле самого ее затылка. Кэмпион вскрикнула, почувствовала толчок, но капитан Уэллингс уже поддерживал ее. Хэррис разрубил веревку, не задев девушки, и теперь засовывал меч назад в прямые ножны.

– Что происходит? Кто вы такой?

Полковник, начальник Уэллингса, проталкивался сквозь толпу солдат. Он раскраснелся, вспотел, разозлился из-за непредвиденной задержки.

Толпа уже скандировала, требуя сожжения ведьмы.

Хэррис протянул руку Уэллингсу.

– Ордер.

– Да, сэр.

Полковник Хэррис обратил единственный глаз на вновь пришедшего.

– А вы еще, черт возьми, кто такой? Краснолицый полковник представился:

– Прайор.

Хэррис обвел взглядом солдат.

– Это ордер, согласно которому папистская ведьма должна предстать перед комитетом безопасности. Вот это, – он притронулся к печати, – печать парламента, поставленная сегодня утром спикером палаты общин. Если кто-то из вас хочет оспаривать ордер, говорите сейчас.

Никому как-то не захотелось спорить с полковником Хэррисом, но Прайор отважился слабо возразить:

– Она должна быть сожжена нынче утром!

– Сгорит как-нибудь в другое утро.

– Но толпа!

Полковник Прайор махнул рукой в сторону арки, за которой нарастали скандирование и вопли. Охранявшие дорогу солдаты боролись с нетерпеливой толпой.

– Боже всемогущий. – Хэррис наклонился в седле. – Знаешь ли ты, червь, что в тысяча шестьсот двадцать девятом году я девять месяцев удерживал крепость против армий Священной Римской империи? Ты хочешь мне сказать, что не сможешь защитить Тауэр от сброда женщин и подмастерьев? – Он перевел взгляд на капитана Уэллингса. – Не маячь здесь, мразь! Снимай ее с телеги!

Солдаты, заполнившие пространство между внешними стенами Тауэра, зароптали. Когда Уэллингс помогал Кэмпион спуститься, волнение усилилось, и Хэррис приподнялся на стременах.

– Молчать! – гаркнул он, ожидая тишины. – Вы, черт возьми, не дети! Она сгорит у вас на глазах, но только не сегодня!

– А почему нет? – раздался голос из задних рядов.

– Почему нет? Потому что вы, ублюдки, – Хэррис снова рассвирепел, – ее судили за колдовство и убийство, но никто не смекнул спросить про это проклятое распятие, которое она носила. А вдруг оно из Рима или Испании? Вам хочется воевать не только с этим треклятым королем, но еще и с армией папы?

Солдаты неохотно прислушивались. Хэррис попытался задобрить их.

– Она вернется погреться, но сначала мы зададим ей несколько вопросов. Ответить мы ей поможем легкими пытками. – Он развернулся. – Закройте ворота!

Данное Хэррисом обещание применить пытки и несомненная подлинность печати палаты общин, которую передали полковнику Прайору, смягчили солдат. Они ворчали, но Хэррис пообещал, что она вернется в течение недели, а это будет для них новым праздником. Верный До Гроба Херви потребовал показать ему ордер, но когда Хэррис мрачно взглянул на него, быстренько отступил.

– Сэр, лодка на месте!

Это вернулся спутник Хэрриса.

– Тащи девчонку, Мэйсон. Хэррис легко соскочил с лошади.

– Вы двое! Берите лошадей и ждите нас у Вестминстера.

– Слушаюсь, сэр!

Вдруг все пришло в движение. Два человека Хэрриса развернули своих коней, взяли под уздцы оставшихся лошадей и поскакали к закрывающимся воротам Тауэра. В воздухе чувствовалась ярость толпы. Уэллингс снял Кэмпион с телеги, пытаясь быть как можно предупредительнее, за что полковник Хэррис над ним посмеялся:

– Тебе приглянулась ведьма, Уэллингс?

– У нее руки связаны, сэр.

– Она может прыгать или она не умеет? Боже! Эти новые солдаты и с карликом не справятся. Пошли, девочка. – Он взял ее за плечо, потянул, потом взглянул на полковника Прайора. – Эбенйзер Слайз здесь?

Полковник Прайор задумался, но Верный До Гроба поспешил с ответом:

– Он на крепостном валу.

– Хочет получше все разглядеть, да? – Хэррис засмеялся. – Я не могу ждать. Шевелись, ведьма!

Хэррис и Мэйсон провели ее мимо колокольни к скользким, вонючим речным воротам. К Воротам Предателя. В проходе, ведшем к ступеням, на волнах среди мусора покачивалась большая лодка. В ней с нетерпеливым видом ждали шестеро гребцов – эти ступени вели лишь к топору, петле или костру. Хэррис толкнул Кэмпион вниз по лестнице. Был отлив, и нижние ступени стали предательски скользкими.

– Залезай.

За ними следовал полковник Прайор, предупредивший:

– Вы не пройдете под мостом, полковник.

– Конечно, не пройду, – огрызнулся Хэррис. Под узкими арками Лондонского моста лодки могли проходить лишь в часы прилива, да и тогда это было делом опасным.

– Нас ждет экипаж у Медвежьей верфи. Вы что же, думали, я поведу ее сквозь эту проклятую толпу?

Мэйсон посадил девушку на скамью на корме. Полковник Хэррис плюхнулся рядом, заскрежетав ножнами по дну лодки, и скомандовал гребцам:

– Трогайте!

Отталкиваясь веслами, как шестами, они проследовали по мрачному сырому каменному тоннелю и проскользнули под огромной опускающейся решеткой, которая могла перегородить выход. Кэмпион увидела, как нос лодки вырвался на солнечный свет, потом ощутила тепло на лице – гребцы разворачивали лодку вверх по реке. Они подались вперед, поднажали, сделали гребок – и стены Тауэра остались позади.

– Смотри, ведьма! – Хэррис показал направо. Ей показалось, что лицо под стальными прутьями шлема смеялось.

Кэмпион увидела огромное скопище людей на холме. В толпе был проделан проход, который должен был привести ее к сложенному хворосту и шесту, ясно различимому на невысокой вершине холма. На лодку обрушился шум, точнее гул, который будто распространялся по всему городу. Все это заставило ее сжаться.

Хэррис потрогал ее хлопковую рубашку.

– Я смотрю, ты оделась в предвкушении теплого дня. Он то ли залаял, то ли засмеялся. Гребцы хмыкнули, дружно налегая на весла.

Кастомз-Хаус скрыл из виду Тауэр-Хилл, но гул толпы все еще преследовал ее. Ее неудержимо трясло. Она спаслась от костра, но ради чего? Какими щипцами, прутьями и факелами станут теперь мучить ее?

Гребцы нагнулись к ней, снова выпрямились, но их глаза продолжали следить за Кэмпион. Она плакала и сама не знала – от облегчения ли или от того, что ее мучениям не суждено завершиться быстротечным кошмаром. Может быть, теперь они продлятся еще неизвестно сколько. На воде играли солнечные блики. Впереди громоздились высокие дома, выстроенные на Лондонском мосту.

– Медвежья верфь, – проревел Хэррис.

Гребцы с правого борта пропустили один взмах, лодка развернулась и направилась к разваливающемуся деревянному пирсу со стороны города. Матрос, сливавший помои с голландского шлюпа, уставился на проскользнувшую под кормой лодку.

– Пошли, ведьма.

Хэррис взгромоздил ее на пирс, кинул кошелек загребному и быстро повел девушку к ожидавшему их экипажу. Кожаные занавески были задернуты и прибиты гвоздями. На кучерском месте ждал человек. Мэйсон устроился рядом с ним, а Хэррис втолкнул Кэмпион в темный экипаж. Они рванулись вперед.

Она не могла бы сказать, сколько времени они ехали. Казалось, недолго. Она слышала, как кучер ругался, когда встречались какие-то препятствия, чувствовала, как раскачивался на поворотах экипаж, маневрируя по узким улочкам, а иногда, когда они выезжали на солнце, к ней пробивались узенькие полоски света сквозь щелки, оставшиеся в тех местах, где были прибиты занавески. Она не знала, ехали они на юг, на север, на запад или на восток, она знала только, что ее везут навстречу новым мучениям.

Потом захлопнулись ворота и отсекли уличный шум, она услышала, как от стен эхом отдается стук подков по камням. Хэррис распахнул дверцу. Экипаж остановился, раскачиваясь на кожаных рессорах.

– Выходи.

Она очутилась в каменном дворе. Стены были без окон. Единственный сводчатый вход вел внутрь здания.

– Входи, ведьма.

Кэмпион подумала о книге мучеников, которую ей дарили в детстве. Она знала, что у нее не хватит мужества вынести кусачки, факелы, когти и дыбы правды. Она разрыдалась.

Хэррис подгонял ее вниз по длинному холодному коридору. Его сапоги гулко топали между каменных стен, Кэмпион вся сжалась в ожидании пыток.

Полковник Хэррис остановился перед дверью. Он достал нож и рассек веревки, все еще врезавшиеся ей в запястья. Она услышала, как он заворчал, орудуя ножом. Касавшиеся ее кожаные перчатки были грубы. Он распахнул дверь.

– Входи.

Горел камин. Он ждал ее.

Кровать ждала. Там была новая одежда, еда, вино. Кэмпион решила, что ее вот-вот схватят грубые руки, а вместо этого к ней подошла по-матерински ласковая женщина и нежно обняла. Женщина успокаивала ее, гладила по волосам, крепко обнимала, заслоняя от ужасов.

– Ты в безопасности, дитя! В безопасности! Тебя спасли!

Но Кэмпион уже ничего не понимала. Она заплакала, упала, и в мозгу у нее возникли картины огня, который разгорался, чтобы сжечь ее. Но этому огню ее не отдали, хоть пока она этого еще и не понимала. Она была в безопасности.

Глава 23

Полковник Джошуа Хэррис был адъютантом графа Манчестера, генерала, командовавшего парламентской армией Восточной ассоциации, той самой, благодаря которой в основном и было выиграно сражение при Марстон-Муре. Поэтому, когда полковник Хэррис потребовал ордера у спикера, дабы воины смогли выяснить, была ли упоминавшаяся в «Mercurius» Доркас Скэммелл участницей заговора католиков, имевшего целью собрать новые силы для борьбы с парламентом, спикеру ничего не оставалось, как согласиться. Нужно было потакать прихотям армии, выигрывавшей войну. И спикер с облегчением подумал, что не ему придется объяснять вопящей толпе на Тауэр-Хилле, почему развлечения откладываются.

Однако не исключено, что спикер пребывал бы в не столь благодушном настроении, если бы знал, что в день, избранный для казни Кэмпион, полковник Джошуа Хэррис в большом кафедральном соборе в Йорке воздавал благодарение Господу за успешную осаду круглоголовыми этого самого города.

Человеку, называвшему себя полковником Хэррисом, тоже следовало бы быть в Йорке. Он тоже был полковником парламентской армии, но, в отличие от настоящего полковника Хэрриса, не стал бы благодарить Господа за победу круглоголовых. Полковник Вэвесор Деворэкс был человеком короля, втеревшимся в ряды врага.

Когда Вэвесор Деворэкс вернулся в комнату Кэмпион, он уже расстался с кожаной полумаской, но и без нее его вид наводил ужас. Глаза были серые, холодные, загорелая кожа в морщинах, от линии волос до седой бороды протянулся кривой рваный шрам, проходивший совсем рядом с глазом. У Вэвесора Деворэкса было суровое лицо, говорившее о том, что он уже всего навидался и ничто в этом мире не способно его удивить.

Он встал рядом с кроватью.

– Что ты ей дала?

– Настойку опия, – с сильным иностранным акцентом сказала женщина.

Он пристально смотрел на Кэмпион, теребя подкладку своей засаленной кожаной куртки. Потом перевел взгляд на собеседницу.

– Сбрей мне бороду.

– Бороду? – удивилась она.

– Боже мой, женщина! Пол армии ищет сейчас одноглазого мужчину с бородой, – он посмотрел на Кэмпион, чьи веки смежил сон, – и все из-за нее.

– Вы полагаете, она этого не стоит?

– Кто знает?

Он вышел из комнаты.

Женщина посмотрела на закрытую дверь, пробормотав:

– Пойди напейся, Деворэкс.

В ее голосе звучала сильная неприязнь.

Вэвесор Деворэкс напивался каждый день. Его лицо было обезображено войной и пристрастием к спиртному. Утром он чаще всего бывал трезв, в течение дня тоже, однако редко выдавалась такая ночь, когда бы Вэвесор Деворэкс не прикладывался к бутылке. В компании он бывал пьян и жизнерадостен, но оставшись один, пил угрюмо и дико.

У него были друзья. Те, кто пустился в бешеную скачку, когда Вэвесор Деворэкс прочитал «Mercurius». Все они были солдаты, которые гордились им и в некотором смысле могли считаться его друзьями. Это тоже были искатели приключений, наемники, сражавшиеся вместе еще со времен религиозных войн в Европе, и преданы они были не королю, не парламенту, а одному лишь Вэвесору Деворэксу. Когда тот приказывал, они повиновались.

У полковника же был свой хозяин, которому он столь же беспрекословно повиновался. Вэвесор был человеком Мордехая Лопеса, хотя никто не знал почему. Ходили слухи, будто богатый еврей выкупил англичанина с мавританской каторги. Другие, наделенные, возможно, более живым воображением, утверждали, что Деворэкс – незаконнорожденный сын еврея от благородной женщины, но никто никогда не отваживался спросить об этом самого Деворэкса. Ясно было только одно: Деворэкс был послушен велениям Мордехая Лопеса.

Марта Ренселинк, добрая женщина, успокаивавшая натерпевшуюся ужасов Кэмпион, не любила Вэвесора Деворэкса. Ей не нравилось, что он имеет влияние на ее хозяина, она не переносила случавшиеся у него приступы необузданности, боялась его небрежного, колючего языка. Марта была экономкой Лопеса, всецело ему преданной. Только ее Мордехай привез в Лондон по Северному морю. Остальньм слугам в Амстердаме было приказано говорить, что их хозяин тяжело болен. Тем временем Лопес сел на первый же корабль, отправлявшийся в Англию. При нем были документы, согласно которым он числился агентом банка Амстердама, прибывшим для переговоров о заеме, предоставляемом парламенту. Фальшивые документы помогли им быстро убедить солдат, охранявших лондонские доки от агентов роялистов. Затем хозяин и слуга направились в этот самый дом, и здесь, впервые с тех пор, как он прочитал заметку в «Mercurius», Лопес позволил себе расслабиться.

– Вэвесор здесь, Марта. Он здесь. Все будет хорошо! Лопес был доволен, уверен, что теперь девушку спасут, и Марта, чтобы угодить хозяину, скрывала свою неприязнь к здоровенному, грубоватому английскому вояке.

Кэмпион потребовалось три дня, чтобы оправиться, Она не спешила доверять своим спасителям и еще не ощутила себя в безопасности. Все это время о ней заботилась только Марта. Лишь на третий вечер Марте наконец удалось уговорить Кэмпион встретиться с тем, кто ради нее приплыл сюда из Амстердама, – с Мордехаем Лопесом.

Кэмпион нервничала. Одеваясь, она думала лишь о том, что не верит любым хранителям печати. Марта Ренселинк посмеивалась над ее подозрительностью. «Он хороший человек, дитя мое, добрый человек. А теперь присядь, пока я буду тебя причесывать». Комната, в которой Марта оставила ее, была великолепна. Окна выходили на реку, и Кэмпион впервые поняла, что находится на южном берегу Темзы. Справа виднелся лондонский Тауэр, лучи закатного солнца освещали самые высокие из его валов. Слева простирался огромный мост, высоко вздыбившийся над водой. Сама комната была обшита темными панелями, пол устилали восточные ковры. Одна стена была заставлена книжными полками. Переплеты с золотым тиснением поблескивали в свете нескольких зажженных свечей. Она настороженно шагнула к окнам, из которых открывался великолепный вид, но тут же отпрянула и вскрикнула, потому что в алькове среди книг качнулась тень.

– Не бойтесь! Подойдите, Доркас! Я очень рад познакомиться с вами. Наконец-то.

Навстречу ей двинулся старик. Он был худощав, прям, а зачесанные назад седые волосы придавали благородство его загорелому, морщинистому лицу. У старика была заостренная, аккуратная бородка, такая же седая, как и волосы. Одет он был в черный бархат, скромно отделанный белыми кружевами.

– Я Мордехай Лопес. Этот дом принадлежит мне, а все, что в этом доме, – ваше.

Он улыбнулся собственному цветистому приветствию, церемонно поклонился ей.

– Не угодно ли посидеть со мной у окна? Закат над мостом – лучшая картина в Лондоне. Просто великолепно. Не думаю, что Венеция может похвастаться чем-то столь же прекрасным. Прошу вас.

Говорил он ласково. Был изысканно вежлив. Но двигался медленно, будто резкий жест мог напугать ее. В течение нескольких минут Лопес рассказывал о доме, в котором они находились.

– Моему народу не рады в Англии. Раньше я жил в Лондоне, но нас выселили, так что я заколотил свой роскошный особняк в городе, но тайно сохранил этот дом. Сюда я могу приплывать на лодке и так же на лодке исчезать. Дом стоял прямо на реке, Кэмпион ясно различала звук плещущейся о сваи воды. Мордехай Лопес угостил ее вином.

– Теперь этим домом пользуется Вэвесор. Тут он скрывает своих друзей-роялистов. Когда-нибудь это, наверное, станет известно, и я увижу здесь лишь следы разорения, – Он подал ей хрустальную рюмку с чудесной гранью. – Вам понравился Вэвесор?

Марта рассказала Кэмпион, что «полковник Хэррис» на самом деле Вэвесор Деворэкс. Кэмпион все еще волновалась. Она взглянула на проницательного, добродушного еврея:

– Вид у него очень страшный. Лопес рассмеялся.

– Да, дорогая, так оно и есть. Очень страшный!

– Кто страшный? – Со стороны двери неожиданно раздался рык. Кэмпион, вздрогнув, обернулась и увидела высокого седого полковника. Она бы не узнала его, если бы не голос. Бороды у Деворэкса больше не было, повязки тоже, но лицо оставалось свирепым. Безжалостное лидо. Он смотрел на нее, подходя ближе.

– Закат, который вы и не рассчитывали увидеть, мисс Слайз? Или вас называть миссис Скэммелл?

Заикаясь, она выговорила:

– Мисс Слайз.

Ей казалось, что от Деворэкса исходит угроза.

– Она заговорила! О чудо! – Он поднял бутылку, будто провозглашая тост. – Поблагодарили бы лучше меня, мисс Слайз. Я избавил вас от поджаривания.

Сердце у нее готово было выскочить из груди.

– Благодарю вас, сэр.

– И правильно, черт возьми.

Вэвесор Деворэкс плюхнулся в кресло, вытянув на ковре ноги в грязных сапогах. Он подмигнул Лопесу:

– Я тут бродил по улицам этого некогда прекрасного города. Говорят, ее спас дьявол! Дьявол! – Он засмеялся, потирая подбородок, который был бледнее, чем все остальное лицо.

Лопес говорил терпеливо, даже с любовью:

– Ты напиваешься, Вэвесор?

– Очень сильно. – Эти слова он произнес злобно, потом взглянул на Кэмпион. – Если вам когда-либо потребуется осушить бутылку, мисс Слайз, спасти девушку или предать чье-либо дело, я к вашим услугам.

Он опрокинул бутылку. На кожаную куртку потекли две тоненькие струйки. Бутылка встала на место, а его холодные, жесткие глаза уставились на Кэмпион.

– Как, по-вашему, из меня хороший дьявол получается, Мисс Слайз?

– Не знаю, сэр.

– Сэр, она называет меня, «сэр»! Вот что значит постареть, Мордехай. – Он покачал головой и вдруг осуждающе посмотрел на Кэмпион: – Тот священник, что был рядом с вами в Тауэре, жилистый мужчина с тиком, это Верный До Гроба Херви?

– Да, – подтвердила она.

– Жаль, что я тогда этого не знал. Боже мой! Я сегодня видел этрго ублюдка, проповедовал в церкви Полз-Кросс, называл меня дьяволом! Меня! Мне бы надо было прихватить с собой эту скотину, когда я вас спасал, и кастрировать его ржавым ножом, правда, сомневаюсь, что там есть, что кастрировать.

– Вэвесор! – пристыдил его Лопес – Ты оскорбляешь слух нашей гостьи.

Деворэкс беззвучно затрясся. Циничные глаза смотрели на Кэмпион.

– Вот видите, я вовсе не страшен, меня может отчитать хозяин. Человек, которого можно отчитать, уже не страшен. – Он посмотрел на Лопеса. – Мне нужны деньги, хозяин.

– Конечно. На еду?

– И на вино, и на женщин. Лопес сделал приглашающий жест:

– Есть можешь с нами, Вэвесор.

К облегчению Кэмпион, высокий солдат отказался.

– Нет, Мордехай. Сегодня я куплю своим людям свинину. Твоя жуткая религия запрещает это. А мне нужна свинина, выпивка, плоть, и еще такое место, где женщин не оскорблял бы мой говор простого солдата. – Он встал. – Так как насчет денег?

Лопес поднялся, предупредив Кэмпион:

– Я вернусь через минуту.

Она осталась одна. Хоть Вэвесор Деворэкс и спас ей жизнь, в его присутствии она ощущала скованность.

Садившееся за мостом солнце было, как и говорил Лопес, великолепно. Под огромным мостом, выделявшимся в малиновом угасающем свете, темнел восточный плес. Наступал отлив, и вода с силой рвалась сквозь узкие арки. Лучи невидимого солнца преломлялись в мириадах брызг, и чудилось, будто весь огромный мост плавает в расплавленном золоте, льющемся в темную воду. То, что она здесь и смотрит на всю эту красоту, представлялось Кэмпион нереальным. Ей бы хотелось увидеть Тоби или леди Маргарет. Ей нужны были друзья, а не чужие.

– Он вас сильно пугает, да?

Она обернулась и заметила на пороге Мордехая Лопеса. Тот прикрыл дверь и приблизился к ней.

– Не надо его бояться. Это мой, человек, он мне предан, и я обещаю, он будет вас защищать.

Он сел напротив, устремив на Кэмпион проницательный взор:

– Вы полагаете, он недобрый человек? А я думаю, что, наверное, добрый, только очень несчастный. Ему уже под пятьдесят, а он так и не познал счастья. Он стареет и ищет забвение у проституток или на дне бутылки. – Лопес помолчал. – Вэвесор – солдат, может быть, один из лучших в Европе, но что делать солдату, когда он становится слишком стар? Вэвесор похож на старого, опытного волкодава, который боится, что уже не сможет угнаться за сворой.

Кэмпион понравилось это сравнение. Лопес заметил ее улыбку и остался доволен.

– Не забывайте, что некогда он был молод, у него были свои надежды, мечты, планы, но теперь ничего этого не осталось. – Он покачал головой. – Он может быть отвратительным, грубым, шумным и страшным, но все ради того, чтобы заглушить тоску. Так что не бойтесь его. Даже старый волкодав заслуживает косточку-другую. А теперь, – он резко переменил тему, – Марта зажжет побольше свечей, растопит камин, и мы побеседуем.

Кэмпион гадала, в состоянии ли она проникнуться состраданием к такому человеку, как Деворэкс, но за обедом она позабыла про солдата и почувствовала расположение к деликатному старику, оказавшемуся удивительно внимательным слушателем. Он уговорил ее рассказать о своей жизни все до конца, и, смущаясь, она поведала даже, как ее называет Тоби. Имя ему понравилось.

– Можно, я буду называть вас Кэмпион?

Она кивнула.

– Я так и сделаю. Спасибо. – Он указал на ее тарелку. – Утка из Голландии, Кэмпион. Обязательно попробуйте.

Когда обед закончился, Лопес снова подвел ее к стульям у окна. На улице была черная ночь, в темноте виднелись освещенные свечами окна на мосту и кормовые фонари стоявших на якоре кораблей, отбрасывавшие длинные желтые полосы света на струившуюся под ними воду. Мордехай Лопес задернул шторы, и шум перестал доноситься.

– Вам бы хотелось известить Тоби, что вы спасены?

– Да, пожалуйста.

– Я отправлю в Оксфорд кого-нибудь из людей Вэвесора. Вы говорите, лорд Тэллис?

Она снова кивнула, вспомнив записку преподобного Перилли.

Лопес сказал: – Кстати, он конечно же теперь сэр Тоби.

Об этом она ни разу не подумала. Кэмпион как-то неуверенно, – ведь уже так давно не было случая – рассмеялась:

– Думаю, что так.

– А вы будете леди Лэзендер.

– Нет!

Сама мысль была забавна – не та, чтобы выйти замуж, а та, чтобы приобрести титул.

– Да-да, и к тому же богаты!

При этих словах она вся напряглась. Ни разу еще Мордехай Лопес не заговаривал с ней о печатях, хотя и внимательно слушал, когда она рассказывала, сколько усилий приложили сэр Гренвилл Кони и ее брат, чтобы завладеть печатью святого Матфея. Кэмпион почувствовала, что теперь настал тот самый миг, которого она, ничего не ведая, ждала в доме сэра Гренвилла Кони. Она отправилась туда за разгадкой тайны и стала жертвой своей неосведомленности. Лопес встал, подошел к столу, положил на него сумку, и, когда он повернулся к окну, Кэмпион догадалась, что находится на пороге значительного открытия. Ей стало страшно.

Мордехай Лопес не заговорил. Просто молча положил руку на стол, посмотрел на девушку и вернулся к своему стулу. На столе остался какой-то предмет.

Она и не глядя знала, что там такое.

– Это ваше, забирайте, – произнес Лопес.

При свете свечей золото блестело как бы еще ярче. В золотом цилиндре с ободком из драгоценных камней она видела причину всех своих страданий. Она едва осмелилась прикоснуться к нему. Из-за такого же украшения пал замок Лэзен, был убит сэр Джордж, перерезали горло Сэмьюэлу Скэммеллу, сама она оказалась на волосок от гибели.

Поднимая печать, Кэмпион затаила дыхание. И снова ее поразила тяжесть золота.

Печать святого Матфея изображала топор, от которого и принял смерть этот великомученик, печать святого Марка была сделана в виде крылатого льва. На нее походила и эта печать святого Луки, украшенная крылатым быком с высоко задранной большой головой, – символ третьего евангелиста.

Кэмпион развинтила половинки и не могла сдержать улыбки, разглядывая маленькую серебряную статуэтку. Внутри святого Матфея находилось распятие, святой Марк скрывал обнаженную женщину, млеющую от наслаждения, внутри же святого Луки был заключен крохотный серебряный поросенок.

– Внутри каждой печати, Кэмпион, находится символ того, чего больше всего боится ее владелец.

Голос Лопеса звучал спокойно. Происходящее казалось Кэмпион почти невероятным – тайна раскрывалась.

– Мэттью Слайзу досталось распятие. Сэру Гренвиллу Кони – обнаженная женщина, а я получил свинью. – Он усмехнулся. – Но не считаю это большим оскорблением.

Она сложила вместе половинки и посмотрела на старика:

– А что внутри четвертой печати?

– Не знаю. Все их заказывал владелец печати святого Иоанна. Мне тоже хотелось бы узнать, чего же боится больше всего он сам.

Кэмпион притихла. Ей вдруг стало страшно спросить о том, что она стремилась выведать в течение года.

– Кристофер Эретайн – это человек, которому принадлежит печать святого Иоанна?

– Да. – Лопес продолжал смотреть на нее, голос его был по-прежнему приветлив. – Пришло время узнать все, Кэмпион.

Он отхлебнул немного вина, прислушиваясь, как постреливают за каминным экраном выловленные из реки влажные дрова. Каждая секунда была для Кэмпион томительной. Наконец Лопес заговорил снова:

– Начнем с моего друга Кристофера Эретайна. Взгляд его был рассеянным. Он рассматривал печать словно какой-то давно забытый, малознакомый ему предмет.

– Говорили, что Кит Эретайн – самый красивый мужчина в Европе, думаю, так оно и было. К тому же он был настоящим повесой, острословом, поэтом, борцом и лучшим собеседником, которого я знал.

Лопес грустно вздохнул и продолжал рассказ, двигаясь к книжным полкам.

– Он обожал женщин, Кэмпион, хотя, думается мне, женщинам его любить было опасно.

Он дотянулся до верхней полки, покряхтел и достал книгу.

– Кит страдал чудесной формой безумия, не уверен, что даже смогу объяснить ее. По-моему, он не ведал страха, был слишком горд, слишком зол, никогда ни перед кем не склонял головы. Я иной раз думаю, не ненависть ли руководила им в его поисках любви.

Лопес улыбнулся своему предположению, снова сел и положил книгу на колени.

– У Кита Эретайна могло бы быть все, Кэмпион, абсолютно все. Он мог бы быть графом! Старый король предлагал ему графский титул, но Кит отмахнулся от него.

Он сделал паузу и отхлебнул еще вина. Кэмпион переспросила:

– Отмахнулся?

– Да, дорогая моя. Поймите, что король Иоанн был похож на сэра Гренвилла Кони. Ему нравились любовники-мужчины. По-моему, он влюбился в Кита, но тот об этом и слышать не желал. Ни в какую. Король предложил ему все, а взамен Кит подарил ему стихотворение. – Лопес заулыбался. – Опубликовано оно было анонимно, но все знали, что его автор – Кит Эретайн. Он даже хвастался этим! В этом стихотворении он назвал короля «шотландским чертополохом с бесполой колючкой».

Лопес засмеялся, радуясь, что и Кэмпион улыбнулась. А потом грустно произнес:

– И стихотворение было плохим, и замысел никудышным, и кончиться все это могло только одним, Кит оказался там, где были вы, – в Тауэре. Все говорили, что он обречен, что оскорбление было слишком серьезным и слишком публичным, чтобы оставить его неотмщенным, но мне удалось вызволить его.