Текст книги "Райский уголок"

Глава 15

Джейк лежал без сна в своей постели и мечтал о Джейн Беннет.

Ничего нового в этом не было. Почти все свое время он проводил в размышлениях о ней и, судя по состоянию своего тела, все ночи тоже принадлежали мечтам о ней. Каждый раз, когда он просыпался, что случалось часто, он чувствовал крайнее напряжение.

Прошло четыре дня после той истории с Джейн и медузой. Она поправлялась. Он поправлялся.

Все было в порядке.

А возможно, и нет.

– Эй, очнись, Холлистер, – пробормотал он, взбивая смятую подушку. Он нагнулся и поднял сползшую простыню.

Ему нужно было подумать о чем-то другом, кроме Джейн, ради него же самого… того немногого, что от него еще осталось.

Цветовая гамма.

Наконец-то гениальное решение всех его проблем! Ну что ж, по правде говоря, возможно, не гениальное решение, но все-таки решение, которое у него было здесь и сейчас. Коттеджи «Самсон» и «Далила» были абсолютно одинаковы в технике постройки: одинаковые полы, одинаковые площади и расположение комнат; одинаковы в каждой детали, за исключением их цветового решения.

Джейку не нравились цвета, использованные в «Самсоне», – коричневый, оттенка коровьего помета, и тыквенно-оранжевый. Да и «Далила» была немногим лучше в своих ярких оттенках розового и пурпурного.

Прошлым летом он предложил свои услуги для того, чтобы бесплатно перекрасить интерьер сдаваемых в аренду коттеджей, предлагая выполнить его в нежных пастельных бежевых или белых тонах для «Самсона» и, возможно, в пастельном зеленом или голубом – для «Далилы». Сестры Мейфэр и слышать об этом не хотели, а ему не хотелось вступать с ними в спор. В конце концов его нынешний дом, в котором он был просто временным жильцом, принадлежал именно им.

Он был здесь единственным жильцом и не раз испытывал желание намекнуть на это. Ему удалось устоять перед искушением.

Именно мисс Рэйчел однажды упомянула в разговоре с ним, что каждые три или пять лет на протяжении всего времени, которое она только могла припомнить, коттеджи тщательно перекрашивались в их первоначальные цвета. Рэйчел была старшей из сестер; девочке едва исполнилось двенадцать лет, когда ее семья переехала в Рай.

– Отцу точно так же, как и вам, не нравились коричневый и оранжевый цвета, – сообщила она Джейку. – И пурпурный всегда казался нам, девочкам, таким странным выбором. В конце концов, папа был известным и уважаемым священником в Виргинии, откуда родом семья Мейфэр. – Здесь мисс Рэйчел помедлила, чтобы вставить историческую справку: – Мейфэр жили в Виргинии с тех пор, как она стала королевской колонией в 1624 году, о чем вы, разумеется, прекрасно знаете.

Конечно же, он вовсе об этом не знал.

– Так или иначе, мама всегда была истинной леди, от прелестных волос, которые она убирала в высокую прическу, и до кончиков ногтей на изящных ножках. По-моему, сестра Наоми похожа на нашу мать как две капли воды. – Рэйчел Мейфэр позволила себе небольшой вздох и продолжила: – Мы никогда не понимали, почему мама отдала предпочтение именно этим цветам. Но она настояла на них.

Честно говоря, Джейк не имел ни малейшего представления почему, но с удовольствием слушал воспоминания старой леди.

– Мама взяла с нас слово – и каждую из нас попросила поклясться на самой Книге добра, – чтоцвета никогда не будут изменены. – Мисс Рэйчел недоуменно качала головой, в свои семьдесят так и не поняв выбора своей матери. – Естественно, мы уважали пожелания мамы и держали данное нами слово все эти годы.

Итак, «Самсон» остался уродливым коричнево-оранжевым, а «Далила» била в глаза пурпурными оттенками.

Разумеется, о Реверенде Езекиле Мейфэре, его красавице южанке жене Лорене и о том, чтозаставило их переселиться на отдаленный карибский остров, ходило множество слухов.

Домыслы.

Шушуканье.

Намеки.

Прелюбодеяние.

Скандал.

К несчастью, прозрачно намекалось, что Реверенд не только исповедовал своим прихожанам природу первородного греха, особенно леди, оказавшимся среди его паствы, но и сам погрузился в его омут.

Мысли Джейка вновь вернулись на круги своя. А ведь именно о сексе он так старался не думать, лежа на своей кровати и уставившись на отвратительные коричневые стены своей спальни.

Спальня «Далилы» была хлопково-сладко-розовой.

Очевидно, единственными, кто не имел ничего против отвратительных цветов, были добрые духи, которые согласно гарантии, данной Бриллиантом Чангом Джейн, все еще витали вокруг коттеджа.

Джентльмен также сообщил ей, что она была на верном пути в своих жизненных ощущениях, что она была женщиной с чуткой интуицией и что она не должна бояться тех даров, которыми так щедро наградили ее боги. Однако Джейк относился к этому с чувством юмора, впрочем, так же, как и ко всему остальному.

Какое это слово использовала Джейн?

Прогон, вот что.

Джейк отнюдь не был возвышенной личностью. Он любил идеи. Он любил концепции. Он любил доказательства. Он предпочитал нечто осязаемое. Все, что он не мог услышать, к чему не мог прикоснуться, почувствовать запах и вкус или доказать посредством компьютерных вычислений, внушало ему беспокойство.

Как только ситуация переходила в сферу фокуса-покуса, он начинал не на шутку тревожиться.

Разумеется, у него всегда было это шестое чувство. Именно оно обострялось, предупреждая о том, говорили ему правду или лгали.

Он всегда помнил о нем, даже когда был ребенком.

Черт, как может защитить себя ребенок от посягательства на его душу?

В возрасте семи или восьми лет Джейк не уделял этому много размышлений. Он не пытался это вычислить. Он не задавался по этому поводу вопросом, и, конечно же, никогда никому об этом не говорил. Это просто было его частью, как склонность к математике или способность видеть определенные связи между идеями, на первый взгляд совершенно разнородными.

Он был хорош во многом: математика, физика, пространственные концепции, решение проблем и, наконец, все, что связано с компьютерами. Но только одно было превыше всего в маленьком городке Индианы, где прошло его детство, – баскетбол.

А Джейк ненавидел баскетбол.

К несчастью, его отец любил все, что относилось к игре в баскетбол, – любил играть в него, любил наблюдать за игрой, любил говорить о нем, был даже тренером или судьей. И он ожидал – нет, вовсе не требуя, – что его старший сын будет относиться к этому так же.

Ожидания отца не сбылись.

И тогда между отцом и сыном разверзлась пропасть глубиной приблизительно с Великий каньон.

Спустя пять лет его младший сводный брат Джоби превратился в звездного атлета, и мечта отца сбылась. Джоби добился звания лучшего игрока на чемпионате штата по баскетболу среди команд средних школ.

Затем Джоби получил полную атлетическую степень и – от благодарного бывшего питомца колледжа – прекрасный красный автомобиль с откидным верхом, кучу денег на карманные расходы, хорошеньких девочек, готовых всегда примчаться по первому его зову, и все пиво, которое он только мог выпить.

Тем временем Джейк пробирался своей дорогой через университет штата, не имея ни цента поддержки от своей семьи, часто вынужденный одновременно наниматься на две или три работы. В итоге он окончил университет с высочайшими похвалами и степенью бакалавра, получив диплом экономиста.

Предложения работы потекли рекой.

Он принял одно из них: ему предстояло уехать в другую часть страны с изобретательной и престижной командой молодых гениев. Он собрал то немногое, что принадлежало ему, кое с кем попрощался и уехал.

Он никогда не оглядывался назад.

Ни разу.

В последующие несколько лет Джейк начал преуспевать так, как ему и во сне не снилось. Природа наделила его талантом делать деньги, и он не упустил своего шанса. Еще не отпраздновав свой тридцатый день рождения, он стал президентом собственной корпорации, уставный фонд которой составлял многие миллиарды долларов.

Тем временем на втором году учебы в колледже Джоби получил травму, но отнюдь не на баскетбольной площадке, а на буйной студенческой вечеринке. Он растерял все свои атлетические степени, был отчислен из колледжа, в котором его в лучшем случае всегда считали середнячком, и в свои девятнадцать обнаружил на себе ярлык «бывший».

А бывших баскетбольных звезд колледжа и героев родного города было больше чем в избытке даже в Индиане… особенно в Индиане. И это была та единственная, печальная и непредвиденная правда, предстать перед лицом которой не были готовы ни сам Джоби Холлистер, ни его тщеславный отец.

Джейк никогда так и не смог понять, почему он сделал это.

Черт, он до сих пор не знал почему.

Но он согласился взять Джоби в свою компанию, несмотря на вопиющий факт, что его младший сводный братец не обладал ни навыками, ни образованностью, ни умом, ни амбициозностью, необходимыми для того, чтобы выжить в мире Джейка.

В конце концов это ведь были настоящие джунгли.

Джейк понял это, пройдя свой тернистый путь. И он был безжалостным. Он должен был быть таким. Он играл жестоко и проигрывать не собирался. Именно поэтому ему удалось добиться того положения, которое он занимал теперь, и остаться там, где был.

Джоби был сделан совсем из другого теста, что не замедлило сказаться. Он привык жить на всем готовеньком, не имея ни малейшего понятия о том, как добиться чего-нибудь самому. Не зная, как делать деньги, он знал только, как тратить их, а по мнению старшего брата, проматывать.

Джейку и в голову никогда не приходило, что его младший сводный брат вздумает присвоить себе невероятный успех, которого добился Джейк.

Джоби всегда был признанной звездой.

К Джоби всегда относились как к любимому сыну.

Именно Джоби обладал обаянием пола, невероятно широкими плечами и прелестными светлыми волосами. Именно Джоби знал, как заправлять огромной вечеринкой и устраивать для всех веселое времяпрепровождение. Именно Джоби привлекал к себе женщин, как мед пчел.

И вот вскоре этот самый Джоби нашел восходящую голливудскую звезду, которая обладала скорее яркостью, чем истинной красотой, и скорее смазливостью, чем хоть какими-нибудь мозгами или талантами, и решил жениться на ней.

Джейк был против этого брака с самого начала.

В солнечной Калифорнии, где хорошеньких старлеток было пруд пруди, он сотни раз до этого встречал женщин, подобных Кэролайн. Она была юной кокеткой, стремительно катившейся в никуда, и сама прекрасно это понимала. Но Кэролайн все еще не отказалась от мысли иметь лучшее, и Джоби был лучшим в ее записной книжке.

Однако Кэролайн вовсе не была такой уж глупышкой, какой казалась. Ей потребовалось меньше трех месяцев для того, чтобы выяснить, что Джоби был звездой номер два. И именно тогда она решила приступить к охоте на Джейка.

Джейк отказал ей.

Эта женщина в конце концов была женой его брата.

Кэролайн не привыкла получать отказы. Однажды вечером, вернувшись домой, Джейк обнаружил красотку в своей постели. Обнаженная, она ожидала, сгорая от желания.

Он приказал ей убираться.

И тут как назло появился Джоби в поисках своей заблудшей жены. Он был пьян. Последовала безобразная сцена. Все закончилось тем, что Джоби довольно ощутимо двинул справа в челюсть старшему брату – Джейк не собирался ухудшать ситуацию, нанося ответный удар, – после чего прыгнул в свою дорогую спортивную машину и умчался, дав полный газ. Только и остался паленый запах протекторов.

Кэролайн исполнила свою роль безупречно: слезы ручьями хлынули по ее прелестному личику. Настоящие они были или нет, Джейк так никогда и не узнал наверняка. Слуга, который позволил ей войти в дом – взятка была искушающей стодолларовой банкнотой, – был мгновенно уволен и отправлен собирать вещи той же ночью. А Джейк, проглотив пригоршню аспирина и положив на челюсть пакет со льдом, отправился в постель.

В тот момент Джейк даже не представлял, что кошмар только начинался.

Посреди ночи в дверь его дома заколотили полицейские. Джоби не заметил вероломного крутого поворота на шоссе. По словам очевидцев, он ехал со скоростью не меньше ста миль и, проломив заграждение, сорвался в раскинувшийся внизу каньон. Ударившись о камни, спортивная машина мгновенно оказалась охваченной бушующим пламенем.

Так пришел конец младшему брату Джейка Холлистера, а заодно и его собственному душевному спокойствию.

Кэролайн сыграла роль безутешной вдовы. Спустя полгода Джейк прочитал в газете о ее бракосочетании со звездным защитником из профессиональной футбольной команды.

Разумеется, отец Джейка никогда не простил его.

Сам Джейк никогда не простил себе.

Он пытался. Но ничего не получилось. Спустя несколько месяцев он продал свою компанию алчущему сопернику за кучу миллионов, положил деньги на банковский счет и отправился куда глаза глядят.

С тех пор он продолжал странствовать, нигде не находя себе места. В поисках чего? Раскаяния? Душевного спокойствия? Прощения? Способа найти в этом какой-то смысл? Обрести какую-то цель?

Господи, как он устал! Джейк лежал в постели, уставившись в потолок своего бунгало.

Устал, но не чувствовал приближения сна.

Неожиданно ему вспомнились слова Бриллианта Чанга в одной из недавних бесед. Однажды они сидели в маленькой рощице, прихлебывая зеленый чай.

Это была очередная история Чанга. Джентльмен славился своими историями.

– Когда-то давным-давно существовал древний китайский философ по имени Хуанцзы, – начал он.

Истории Бриллианта Чанга нередко начинались с упоминания древнего китайского философа, заметил Джейк, скрывая улыбку.

Чанг, казалось, вовсе не спешил продолжать. Он сделал несколько глотков чая из своей пиалы, осторожно смахнул маленького жучка с руки и затем наконец продолжил:

– Однажды ночью Хуанцзы приснилось, что он бабочка.

– Бабочка? – повторил Джейк в изумлении. Бриллиант Чанг удостоил своего собеседника загадочной улыбкой и завершил свою непривычно короткую историю следующими словами:

– До конца своей жизни Хуанцзы не мог понять, был ли он человеком, которому приснилось, что он бабочка, или он был бабочкой, которой приснилось, что она человек.

Именно об этом размышлял Джейк Холлистер тропической душной ночью, лежа без сна в своей постели.

Не о прелестной Джейн Беннет из соседнего бунгало.

Даже не о трагической смерти сводного брата.

О сне древнего китайского философа, имя которого он не мог даже произнести.

– Чертов Чанг, – выругался Холлистер, отвернувшись к стене и в который раз пытаясь заснуть.

Кошмар начался так, как всегда это случалось.

Джейк снова был мальчиком, бегущим через поле золотистых колосьев, колышущихся на ветру – так ветер дует только в Индиане, – вдогонку за своим младшим братом, крича ему, чтобы подождал, что впереди может быть опасность. Джейк всегда предупреждал Джоби, что должен идти первым. В конце концов он был старшим и знал лучше.

Никогда не слушал его Джоби.

Он только бежал еще быстрее, оглядываясь назад и смеясь над Джейком; на его красивом мальчишеском лице царило безмятежное выражение молодой самоуверенности: никогда ничего плохое не может случиться.

Именно так всегда начинался кошмар.

Он обычно заканчивался видом петляющей, коварной горной дороги в Калифорнии, полицейскими сиренами, пронзительно воющими вдалеке, вспыхивающими огнями телевизионных камер на заднем плане – красными, белыми, голубыми и желтыми, – множеством репортеров вокруг, горящими останками того, что некогда было Джоби Холлистером и его любимой спортивной машиной, внизу, в пустынном каньоне.

За исключением сегодняшней ночи, финал был другим. Сегодня кошмар закончился не видом мужчины, стоящего и взирающего на развернувшуюся перед его глазами трагическую картину, а бабочкой.

Джейк стремительно сел в постели.

Простыни были мокрыми, и покрывало тесно обмоталось вокруг его ног. Он с головы до пят покрылся потом. Его всегда бросало в пот, когда ему снился один и тот же сон.

– Черт, – выругался он вслух. – Приснится же такое!

Неожиданно ему захотелось пить. Он потянулся к стакану с водой, который всегда держал на ночном столике, и неуклюже опрокинул его. Ударившись о пол, стакан разбился вдребезги.

Холлистер перекатился на другой бок и свесил ноги с противоположной стороны кровати. Он уберет осколки позже. Ему необходимо искупаться в бухте. Это было единственное, как выяснилось, средство, которое помогало в подобных случаях.

Он был абсолютно обнажен. Схватив джинсы со стула, стоявшего возле кровати, он натянул их на свое скользкое от пота тело. Выйдя из двери «Самсона» и пройдя полпути между двумя бунгало, он услышал собственное имя:

– Джейк?

Он замер на месте затаив дыхание.

– Джейк, это ты? – Голос доносился с матерчатого гамака, привязанного к двум большим деревьям, росшим между коттеджами.

– Да, это я, – выдавил он.

Конечно, это была Джейн. Никто не произносил его имени так, как Джейн. Никто не делал этого в прошлом. Никогда не сделает это в будущем. В ее устах оно прозвучало, как будто имя Джейк было ответом на мольбу.

Она поплыла к нему навстречу через ночь как призрачное видение.

– Куда ты идешь?

– На пляж. – У него не было ни малейшего желания вдаваться в подробности.

– Ты не можешь заснуть?

– Я заснул.

Она была настолько близко, что Джейк увидел ее задумчивые глаза.

– Ты проснулся?

Он не ответил на ее вопрос. Вместо этого он сам спросил:

– Который теперь час?

– Поздно, – рассмеялась Джейн несколько смущенно. – Раж? – признала она наконец. – Смотря с какой стороны взглянуть.

Джейк неожиданно осознал, что на ней была короткая, похожая на паутинку ночная рубашка и только. Босые ноги. Роскошные, шелковистые волосы распущены по плечам.

– Что ты здесь делаешь? Наступило короткое молчание.

– Не могла заснуть, – смущенно вымолвила она.

В Джейке проснулось любопытство:

– Почему?

Джейн тут же перешла в наступление:

– А почему ты не мог заснуть?

– Я уже сказал тебе… – он засунул руки в карманы джинсов, – я заснул.

Она была настойчива. У него вдруг мелькнуло в голове, что из нее вышел бы неплохой юрист.

– В таком случае что тебя разбудило?

– Сон. – Он остановился и уточнил: – Кошмар с бабочкой.

– О, большая, плохая бабочка, – протянула она. – Однажды мне приснился кошмар с колибри.

– С меня довольно. – Он язвительно усмехнулся. – Это каким-то образом связано с одной из историй Бриллианта Чанга.

Она нахмурилась:

– Бриллианта Чанга?

– Да так, – сказал он.

Джейн покачивалась из стороны в сторону, как маленькая девочка.

– Хочешь, пойдем поныряем обнаженными в бухте?

– Ты не боишься?

– Чего?

– Снова оказаться ужаленной медузой – прошло всего четыре дня.

Она покачала головой:

– Это как молния. – Молния?

– Как часто она ударяет дважды в одного и того же человека? – Ее вопрос не был лишен логики.

– На самом деле шансы быть пораженным молнией даже однажды…

– Астрономически малы, – закончила она за него.

– Да, астрономически. – Джейк многозначительно улыбнулся. – Я все еще думаю, что нырять обнаженными не очень хорошая идея.

– В таком случае отдохнем в гамаке.

Джейн не стала терять времени на слова. Она просто подошла к нему в ночи, взяла за руку и потащила за собой к убежищу под деревьями.

«Ныряние обнаженными имело бы более безопасный исход», – запоздало подумал Джейк, растягиваясь на полотне гамака, в то время как Джейн укладывалась подле него.

Глава 16

– Однажды я бежала по Хитроу и остановилась возле книжного киоска, чтобы купить что-нибудь почитать во время перелета из Лондона в Нью-Йорк, – начала Джейн, устраиваясь поудобнее.

Джейк что-то проворчал, давая знать, по-видимому, что слышит ее.

Когда она нервничала, на нее нападала болтливость, что, честно говоря, с ней, женщиной под тридцать, случалось не часто. В данный момент она на удивление сильно волновалась и болтала без умолку.

– Я взяла журнал, кажется, номер «Путешественника», и мне бросился в глаза заголовок статьи, рекламируемой на обложке. Она называлась «Сон. Как легко купить кусочек рая». – Повернув голову набок, она принялась изучать его профиль в лунном свете. – С тех пор я все думаю.

Джейк спросил дрогнувшим голосом:

– О чем ты все думаешь с тех пор?

– Как по-твоему, действительно можно купить частичку рая?

– В противоположность чему?

Джейн сделала неясный жест плечом, который наиболее близко напоминал пожатие. Другое ее плечо было крепко втиснуто в изгиб руки Джейка.

– Не знаю, – мысли беспорядочно роились в голове. – Получить ее в наследство? Заработать? Создать ее для себя?

Казалось, Джейк размышлял вместе с ней:

– Или ничто из всего вышеперечисленного. Она кивнула, но это было такое незаметное движение, что он мог просто не уловить его.

– Возможно, если тебе повезет… – засомневалась Джейн.

– Да?..

– Тогда ты можешь получить частичку рая, просто попросив о ней.

– Ты имеешь в виду даром?

– Полагаю, да. – Она и сама точно не знала, что имела в виду.

– Не было ли поговорки, пословицы или какой-нибудь мысли о том, что все лучшее в жизни дается даром? – Джейк повернул к ней голову, и гамак ответил на его движение, начав раскачиваться во все стороны под их весом.

– Наверное, была.

Жесткий мужской подбородок немного приподнялся, и глаза под темными ресницами устремили свой взгляд сквозь гущу деревьев на усыпанное звездами небо над головой. В воздухе витали только еле уловимый намек на тропический бриз, запах моря и пальмовых деревьев.

– Прекрасная ночь, – сказал он.

– Да, – согласилась Джейн.

– Она не стоит ни цента.

– Нет.

– Думаю, это делает ее бесплатной.

– Думаю, да, – отозвалась она.

– Нам даже не нужно было о ней просить.

– Да.

Джейк тихо выдохнул. Его вздох показался ей непривычно тоскливым.

– Хотелось бы мне, чтобы все в жизни было столь же просто, – сделал он неопределенный жест рукой. – Это просто было бы там, и каждый из нас мог бы решить, хочет он это или нет.

– А разве это уже не происходит?

– Ты о чем? – спросил он.

– О жизни.

Он не отвечал целых тридцать секунд или дольше.

– Полагаю, большинство вещей в жизни предстает перед нами с ценником. И вопрос заключается только в том, хотим ли мы заплатить предложенную сумму или рассчитываем, можем ли себе такое позволить, – сказал он. – Иногда нам, конечно, приходится расплачиваться независимо от нашего желания.

Джейн почувствовала, как намек на меланхолию пробрался в их разговор, и сменила тему:

– Чем бы тебе хотелось заняться? Ее вопрос застал Джейка врасплох.

– Заняться?

– Да. Чем бы тебе хотелось заняться? Именно здесь. Именно сейчас, – сказала она оживленно.

Он хрипло рассмеялся. В его смехе было что-то притягательное и откровенное, отчего ее волнение усилилось. Несмотря на теплую ночь, руки и ноги Джейн вдруг покрылись пупырышками.

– Я не должен отвечать на этот провокационный вопрос, – ответил Джейк, и его голос гортанно прозвучал в ночной тишине.

Джейн одернула свою ночную рубашку. Она случайно задралась и теперь была совершенно нескромно поднята высоко над коленом.

Расправив свое облачение, она спросила:

– О чем бы тебе хотелось поговорить?

– Ни о чем, – без обиняков сказал Джейк.

– Ни о чем?

– Мы ведь не обязаны поддерживать беседу, не так ли?

– Ты совершенно прав, – признала Джейн. – Мы можем просто лежать здесь, ничего не делать и молчать в конце-то концов.

Их поглотила тишина.

– Именно это у тебя на уме? – спросила она. Затем решила зайти с другой стороны: – Если бы ты был один, ты бы именно этим занялся?

Джейк помедлил.

– Наверное.

– Я так не думаю.

– Не думаешь?

Она не уступала ему в прямоте:

– Ты бы постарался накупаться до одури, чтобы забыть об этом?

– О чем?

– Аффект, травма, эмоциональный спад, разочарование, физическое беспокойство, последствия – как бы ты там ни называл – своего кошмара.

– О!

Джейн не собиралась останавливаться:

– Или ты раскинулся бы на песке, размышляя, что бы он мог означать?

Джейк невесело рассмеялся:

– Ты, вероятно, права.

– Обычно я бываю права.

– Никакой скромности.

– У меня есть интуиция на подобные вещи, помнишь?

Она была достойной ученицей Бриллианта Чанга.

Джейн умолкла.

Тишина длилась минуты две-три.

– С чего бы это, черт побери, взрослому мужчине снились бабочки? – взорвался Джейк, беспокойно ерзая в гамаке, пока они снова не встретились глазами.

– Лепидоптерофобия?

– Боязнь бабочек? Не думаю. – Он посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом. – Ты уверена, что это действительно правильное слово?

– Нет, – призналась она, боясь упустить нить своей мысли. – Возможно, бабочки имеют какое-то значение в твоей жизни.

– Не могу себе этого представить. Джейн продолжала размышлять:

– Они могут выражать желание обрести свободу.

– А точнее?

– У бабочки есть крылья. Она может летать. Возможно, для человеческого существа это может олицетворять свободу. А если у человека нет крыльев, она может символизировать недостаток свободы.

– Ты, случайно, не специализировалась по философии в колледже?

Джейн покачала головой.

– История искусства, – ее допрос не был завершен, – не так уж далека от философии. Тебя раньше преследовал этот кошмар?

– Его версия.

– Ты хочешь говорить об этом?

– Не особенно.

Она изучающе смотрела на него.

– Есть ли этому причина?

Иногда Джейк Холлистер мог кого угодно вывести из себя своей немногословностью.

– Это ничего не изменит.

Превосходная возможность для Джейн процитировать один из ее любимых афоризмов: «Ничто не вечно, но подвержено изменению». Она даже добавила немного оптимизма:

– Изменение всегда возможно. И тебя больше не будет преследовать этот кошмар.

– Кто сказал это?

– Только что я.

– Я имею в виду цитату. Кому она принадлежит?

– Гераклиту. Джейк нахмурился.

– Он, кажется, был грек, и довольно древний.

– Он есть. Он был. Гераклит был греческим философом, который жил в пятом веке до Рождества Христова. Говорят, его идеи оказали решающее влияние на Сократа, Платона и Аристотеля.

– О, великая троица! – Казалось, Джейка это не очень интересовало. – Что еще сказал Гераклит?

Джейн старательно вспоминала.

– Видишь ли, я не знаток, к тому же не могу сказать, что всегда согласна с ним, но Гераклит также написал: «Путь вверх и путь вниз одинаковы».

– Если так считал Гераклит, он, должно быть, был болваном, – заявил Джейк, и они оба засмеялись, осознавая, что он имел в виду самое заметное и очевидное состояние мужской анатомии – его мужской анатомии, – а вовсе не аксиому греческой философии.

– Меня не преследуют кошмары, – сказала Джейн, возвращаясь к их разговору, – но я действительно иногда страдаю от того, что французы называют «nuit blanche».

– Белые ночи, – перевел Джейк. Ее брови взлетели вверх:

– Ты говоришь по-французски?

– Я говорю по-французски так же, как ты говоришь по-латыни, – отозвался он.

– А если точнее, бессонные ночи.

– Ты страдаешь от бессонницы?

Джейн не ответила.

– А не страдаем ли мы все иногда от бессонницы?

Он еще не удовлетворил свое любопытство:

– Не кажется ли тебе, что твоя бессонница каким-либо образом связана с кошмарами?

Он не сводил с нее пытливых глаз. Она зашевелилась, устраиваясь поудобнее.

– Я так не думаю. Я просто просыпаюсь среди ночи и уже не могу снова заснуть. – Джейн подложила руку под голову. – А что с тобой? Она вызвана твоими кошмарами?

– Еще какими!

– Это часто происходит?

Он замолчал, обдумывая ответ.

– Раньше это было чаще – раз или два в неделю. Теперь, возможно, раз в месяц.

– Ты говоришь, что бабочка стала недавним дополнением к твоему кошмару?

Джейк окинул ее оценивающим взглядом.

– Я ведь могу сказать тебе, да?

– Можешь.

– Хорошо, но я буду краток. И поверь мне, эта история – не из приятных.

Она так и предполагала. Джейк глубоко вздохнул и приступил к рассказу:

– У меня был младший сводный брат по имени Джоби. Мы были разными, как ночь и день. Там дома, в Индиане, я был квадратной свиньей в круглой дыре, а Джоби являлся для нашего отца олицетворением всех его отцовских честолюбивых надежд.

Джейн почувствовала, как пульс ее уже начал набирать скорость.

– Являлся кем?

Джейк произнес это для нее простыми и легкими словами:

– Настоящим человеком с большой буквы. Спортивной звездой. Непревзойденным игроком в баскетбол.

– Что-то случилось не так?

– Очень даже не так.

– И что же? – Джейн ожидала услышать о чем-то трагическом и непоправимом.

– Я уехал и нашел свое место в мире, который я выбрал, а Джоби сорвал много похвал в своем. Но случилось так, что настал момент, когда у него не осталось больше никакого выбора и он попытался стать частью моего мира, но брат был сделан из другого теста.

– Он не смог?

– Он умер.

– О мой Бог, Джейк, прости.

– Это была автомобильная катастрофа. Джоби был пьян. Он ехал слишком быстро. Он попал в аварию и буквально сгорел.

– Ты видел все своими глазами?

– Я приехал на место трагедии через полчаса. Я обвиняю себя.

– Почему?

– Потому что я не сумел уберечь его от гибели. – Джейк замер. – Я мог сделать это и не сделал.

– Вина – тяжелая ноша, которую нельзя нести с собой все время, – заметила она.

– Да, это так.

– Ты пытался поговорить с отцом и матерью об этом?

– Мачехой.

– Отцом и мачехой. Он молчал.

– Сколько времени ты провел в родном городе вместе с родителями после несчастного случая?

Он все еще молчал.

– Ты не возвращался?

– Я приехал на похороны. Мой отец тогда дал мне ясно понять, что больше не хочет меня видеть. Джоби был для него всем. Он обвинил меня в смерти Джоби. Он всегда обвинял. Все было кончено.

– Это не может длиться вечно, Джейк. У твоего отца было время подумать об этом. Он потерял одного сына. Но он вряд ли захочет потерять вас обоих.

Джейк неопределенно хмыкнул.

Не разговаривала ли Джейн с каменной стеной?

– Тебе следует вернуться в Индиану, как только ты покинешь остров. Ты должен попытаться помириться со своим отцом и с самим собой.

О, знала ли она, что впервые Джейк подумал о жизни – и мире – за пределами Рая, с тех пор как паром доставил его в Пургатори больше года назад! Тогда он впервые задумался о возможности вернуться обратно.

– Ты ужасный молчун, – заметила она.

– Я думал. Она ждала.

– Возможно, ты права, – признался он. – Мне, наверное, снова следует попытаться. В то время я сделал все, что мог.

– Что это было?

– Кое-что в память о Джоби.

– Кое-что?

– Например, спортивные школы. Я дал деньги колледжу на строительство мемориала Джоби Холлистера. И еще кое-что. – Джейк устремил свой взгляд в вечность. – Все на свете имеет цену, даже душевное спокойствие.

– Однако душевное спокойствие нельзя приобрести за деньги.

Его глаза снова устремились на нее.

– Ты слишком мудрая женщина для своего возраста.

– Я не так уж и молода, – упрямо возразила она, – и вообще, ты не знаешь, сколько мне лет.

– Нет, знаю.

– Ты просто догадываешься.

– Я совершенно точно знаю, сколько вам лет, мисс Беннет. Вы сказали мне это в ту первую ночь на берегу.

– Неужели?

Он кивнул и одарил ее самодовольной улыбкой:

– Вам двадцать девять лет, и вы накануне празднования своего тридцатого дня рождения.