Текст книги "Настоящее сокровище"

Глава 24

– Я не считаю, что наши труды пропали даром, – с неожиданным оптимизмом сказала Тори. – Шкатулка сама по себе представляет ценность – это красивая старинная вещь.

– Ах! – Его тон свидетельствовал если не об огорчении, то, во всяком случае, об унынии. – Еще одна фамильная ценность, продав которую мы сможем залатать протекающую крышу замка и отремонтировать несколько служебных помещений.

Он повернулся к ней спиной и отошел от часовни. Тори последовала за ним и села рядом на большой каменный валун.

Дождь закончился, и небо прояснилось. Теперь на нем не было видно ни облачка. Природа наконец смилостивилась и решила подарить им чудесный вечер.

– Я бы с радостью помогла тебе, – сказала, помолчав, Тори. Она хотела предложить ему деньги, но не знала, как подойти к этому деликатному вопросу, чтобы не задеть его дурацкую мужскую гордость.

Митчелл смотрел на обманчиво тихие воды пролива.

– Ты и так уже достаточно мне помогла. Наконец Тори решилась.

– Помнишь костюмированный бал в Сторм-Пойнте? Он рассмеялся, но в смехе его чувствовалась горечь.

– Помню.

Помолчав, она вздохнула и сказала:

– В тот вечер на мне был рубиновый гарнитур.

– Большинство твоих гостей только и говорили, что о твоих драгоценностях. Я слышал, как миссис Ван Аллен сообщила мисс Олбрайт, что эти рубины пролежали в банке все десять лет после смерти твоей матери.

«Спасибо вам, миссис Ван Аллен, – мысленно поблагодарила Тори. – Сами того не зная, вы необычайно помогли мне».

– Кстати, это правда. Рубины действительно пролежали в банке без всякой пользы больше десяти лет, собирая там пыль.

– Зачем ты говоришь мне это, Тори?

– Я хотела бы подарить эти рубины жителям острова Сторм.

– Спасибо, конечно, но вряд ли эти игрушки смогут пригодиться фермерам и рыбакам.

– Я сказала это не в буквальном смысле. Естественно, я не собираюсь раздавать им камни, – поспешила объяснить Тори.

Он молчал, ожидая дальнейших пояснений.

– Мы могли бы продать камни. Например, на аукционе Сотби. А деньги употребить на починку старых жилищ. Я думаю, следует начать с дома Старого Неда. Мне показалось, что в углу, над камином, у него протекает крыша. Во всяком случае, он подставил там кастрюлю на случай дождя.

Митчелл встал и потянулся.

– Оставь свои рубины себе, Тори, – сказал он. В голосе его слышалось сожаление.

– Почему ты не разрешаешь мне помочь тебе? Он взглянул на нее:

– Стормы никогда не принимали подаяний, и я не хочу стать первым, кто нарушит эту традицию.

– Но это не будет подаянием. Ты просто вернешь то, что когда-то принадлежало тебе.

– Я не хочу ничего, что когда-то принадлежало мне. Не таким образом. И не от тебя.

Она встала и посмотрела ему в лицо:

– Вы упрямый осел, Митчелл Сторм.

Горькая усмешка тронула уголки его рта.

– С этим ничего не поделаешь. Ведь моя родина – остров Сторм. Все, кто возглавлял клан Стормов, были неисправимыми упрямцами.

– Черт! – пробормотала она сквозь зубы.

Он пожал плечами, вернулся в часовню и подошел к развороченной стене.

– Ну, по крайней мере мы раскрыли тайну и положили конец слухам о спрятанных на острове сокровищах, – сказал он.

– Красивая шкатулка, – заметила Тори. – Она тяжелая?

Митчелл с легкостью поднял ее.

– Не особенно.

– Можно я взгляну на нее?

– Конечно.

– Как ты думаешь, леди Виктория не будет возражать, если мы поставим ее на крышку гробницы?

– Я думаю, ей все равно.

Митчелл поставил шкатулку на крышку каменной гробницы возле окна. Солнечный свет хорошо освещал ее, и Тори могла как следует рассмотреть украшавшую ее гравировку.

– Какая искусная работа! – прошептала она.

– Да, – согласился Митчелл.

– Посмотри, чего здесь только нет! И огромные города, возвышающиеся посреди пустынь, и великолепные дворцы – по-моему, это ранний венецианский стиль, – и шотландские горы. Здесь есть даже эпизод, повторяющий один из витражей.

– Где?

– Вот, видишь, леди Виктория поднимается по лестнице, а наверху ее ждут ангелы.

– Но шкатулка, наверное, была изготовлена значительно раньше, чем леди Виктория заказала витражи для часовни. Как ты думаешь?

У Тори опять появилось предчувствие, что сейчас она сделает открытие.

– Я думаю, мы можем предположить, что она тщательно изучила картины, изображенные на этой шкатулке, прежде чем замуровать ее в стене. Наверное, сцена восхождения на небо настолько понравилась ей, что она решила изобразить ее на одном из витражей своей часовни.

– Возможно.

Тори продолжала разглядывать серебряную шкатулку. Вдруг ее сердце учащенно забилось, руки слегка задрожали, дыхание стало прерывистым.

Митчелл сразу заметил это.

– Что с тобой? Тебе плохо? Она покачала головой.

– У тебя был трудный день. Пора возвращатьсядомой. Там я прикажу заварить тебе…

– Знаменитого чаю миссис Пайл.

– Двойную дозу.

– Мы пойдем домой, только не сейчас.

– Но ты вся дрожишь.

Тори действительно колотила дрожь.

– С тобой правда все в порядке?

– Да.

– Тогда в чем дело?

– Пока я не могу сказать.

Она постояла несколько минут с закрытыми глазами, пытаясь собраться с мыслями. Потом открыла глаза и еще раз посмотрела на сцену, изображенную на шкатулке. Потом выпрямилась и подошла к витражу, где была изображена леди Виктория, поднимающаяся по лестнице к небу.

– У тебя появилась какая-то мысль? – тихо спросил он.

– Да.

Митчелл ждал.

– Может быть, ты поделишься со мной своими соображениями? – не выдержав ожидания, спросил он.

– Есть некоторые различия. Он сдвинул брови.

– Какие различия?

– В сценах, изображенных на витраже и на шкатулке.

– А почему бы им не быть? Ведь они создавались в разное время, разными мастерами и скорее всего с разными целями.

– Но они почти идентичны.

– Почти?

– За исключением двух небольших деталей.

– Каких?

– На шкатулке изображена мужская фигура, а на витраже – женская.

– А второе различие?

– Картина на витраже не завершена. А на шкатулке она изображена полностью. – Она вдруг остановилась. – А что, если это только видимость, что картина на витраже не завершена? Может быть, это было сделано намеренно?

– Зачем?

Тори всплеснула руками:

– Конечно же, для того, чтобы сохранить секрет. Митчелл напряженно застыл.

– Какой секрет?

– Куда леди Виктория в действительности спрятала сокровища, вывезенные Мичелом из Франции или откуда он их там привез.

Митчелл застонал:

– Я считал, что мы покончили с поисками сокровища. Послушай, дорогая, мы нашли прекрасную старинную шкатулку. Что еще ты надеешься найти?

– Я думаю найти сами сокровища. Послушайся меня еще один раз, Митчелл. Только один раз.

Он молча смотрел на нее, потом сказал:

– Хорошо, я тебе верю.

Она подвела его к витражу, о котором говорила.

– Ты согласен, что это довольно распространенный религиозный сюжет для того времени?

– Согласен.

– А ты не замечаешь ничего необычного?

Он всмотрелся пристальнее и отрицательно покачал головой.

– А как насчет изречения, написанного внизу?

– Но на каждом из этих четырех витражей есть какое-нибудь изречение или цитата из Библии.

– Ты не забыл, что мы решили рассматривать все четыре витража как одно целое?

– Вместе они производят более сильное впечатление.

– Правильно.

– Первая надпись воспроизводит клятву тамплиеров, включая обет бедности. Другая сообщает, что причиной гибели рыцаря явилась его жадность. Девиз клана провозглашает, что ни один человек из клана Стормов не отпустит врага безнаказанным. И каково было наказание?

– Мичел поплатился жизнью.

– Да, но, возможно, он потерял не только жизнь. Прочитай четвертую надпись. – Тори прочитала вслух: – «Не все золото, что блестит» и «Дорога в рай вымощена золотом».

Митчелл внимательно слушал ее.

– Продолжай.

– Лестница, по которой поднимается леди Виктория, сделана из простого камня.

– Я вижу.

Тори схватила его за руку и снова подвела к шкатулке.

– А что ты видишь на этой шкатулке? – сказала она,указывая на ту же сцену.

– Не может быть! – воскликнул Митчелл. Тори наслаждалась своим триумфом.

– Но неужели ты думаешь…

– Не просто думаю. Я чувствую это. Знаю. В шкатулке нет сокровищ, которые мы искали, Митчелл. Шкатулка – это ключ, оставленный леди Викторией тому, кто найдет ее.

Тори снова посмотрела на шкатулку. Сомнений не оставалось: лестница на серебряной шкатулке была инкрустирована золотом.

– И почему это самую черную работу приходится выполнять мужчине? – жаловался Митчелл, поочередно работая кайлом, ломом и лопаткой, в то время как Тори просто сидела рядом и наблюдала.

– Каждый должен заниматься своим делом, – отвечала Тори. – Я работаю головой, а тебе остается работать руками.

Митчелл стоял у подножия холма, в том месте, где начинались каменные ступени, которые вели к часовне святой Виктории.

Перед тем как начать работу, он на всякий случай еще раз уточнил:

– Ты действительно веришь, что под этими плитами могут быть спрятаны сокровища?

– Мне так кажется. Каждый день она поднималась по ним в часовню, чтобы помолиться там и взглянуть на то место, где утонул ее возлюбленный Мичел. И каждый год в день его смерти она поднималась по лестнице на коленях. Такое наказание она выбрала для себя за его погубленную душу. Леди Виктория построила сначала лестницу, а потом часовню. Да, я уверена, что она спрятала сокровища под ступенями этой лестницы.

Митчеллу пришлось признать ее правоту, несмотря на кажущееся безумие всей затеи.

– У тебя есть все, что нужно: лопатка, лом и кайло, – перечислила Тори. – Тебе нужно только немного приподнять каменную ступеньку, чтобы я смогла заглянуть под нее.

– Всего-то?

– Ну хорошо, если тебе трудно, мы можем дождаться возвращения Маккламфы с материка. Но учти, что, после того как он разберется с полицией, он может пригласить Элис куда-нибудь пообедать или пойти с ней в кино. Так что раньше ночи их не жди. Мы, конечно, можем подождать до завтра, но вряд ли ты сумеешь заснуть, мучаясь вопросом, есть там сокровища или нет.

Митчелл взял лом и воткнул его в землю под каменной ступенькой. В воздух взметнулась пыль.

– Копай там, где земля темнее, – посоветовала Тори. – Там она еще мягкая после дождя, тебе будет легче.

Он наградил ее таким выразительным взглядом, что Тори надолго умолкла.

Митчелл открыл для себя, что поиски сокровищ – дело весьма трудоемкое и главный труд заключается в том, чтобы рыть землю. «Причем работа эта ложится почему-то только на мои плечи», – бормотал он про себя, обливаясь потом и глядя, как Тори потягивает из термоса лимонад, приготовленный для нее экономкой миссис Пайл.

Тори стала любимицей миссис Пайл.

По правде говоря, она стала всеобщей любимицей на острове Сторм.

– Ну, наверное, хватит, – сказала наконец она, отставляя в сторону термос.

– Пожалуй, теперь я смогу просунуть под ступеньку лом и немного приподнять ее. Но долго продержать ее я не смогу. Так что будь наготове. У тебя будет всего несколько секунд, чтобы посмотреть, есть ли там что-нибудь, – предупредил он ее.

– Я поняла. Думаю, этого времени мне хватит. Итак, на счет три?

А как же иначе?

На этот раз счет вела Тори:

– Раз. Два. Три.

Митчелл всем своим весом навалился на конец стального лома и изо всех сил надавил на него.

– Поднимается… Достаточно! – воскликнула Тори. Она быстро нагнулась и заглянула под камень. Митчелл обливался потом. Его мышцы напряглись до предела.

– Ну?! – прохрипел он. Тори изумленно ахнула.

– Что ты видишь? – выдавил он сквозь зубы.

– Золото! – воскликнула Тори.

Митчелл выдохнул и отпустил лом. Тяжелая каменная ступень упала на место.

– Ты уверена, что действительно видела золото? Может быть, это была просто игра твоего воображения?

Лицо Тори горело от возбуждения.

– Говорю тебе, там было золото! Монеты, яркие сверкающие золотые монеты. Они просыпались из старого кожаного мешка.

Она посмотрела на поднимающиеся вверх ступени. Митчелл проследил за ее взглядом.

– Какие мысли бродят на этот раз в вашей хорошенькой умной головке, мисс Сторм? Не думаешь же ты…

Она кивнула:

– Думаю.

У него внезапно закружилась голова.

– Под каждой ступенькой?

– Под каждой, от подножия до самой вершины, – подтвердила она.

Глава 25

Он больше не нуждается в ее помощи.

Теперь у него достаточно денег, чтобы починить крыши во всей Шотландии.

Она больше не нужна ему.

Пришло время прощаться. В конце концов, она с самого начала знала, что это всего лишь временный визит и что ее пребывание в Шотландии будет недолгим. О переезде навсегда не было и речи. А Виктория Сторм была из тех людей, которые уезжают, не дожидаясь, когда их об этом попросят.

Тори шла к морю. У причала качалась на волнах «Барбара Аллен». Сегодня девушка решила отправиться на свой остров одна. Ее последнее путешествие к дереву, которое ей подарил Сторм. Она хотела попрощаться с ним без свидетелей.

Тори отвязала лодку, взялась за весла и короткими быстрыми движениями начала грести к острову.

Она вдруг вспомнила, что так и не придумала ему название. А теперь на это уже не оставалось времени.

Может быть, когда-нибудь тот же путь проделает другая женщина, и это будет уже ее остров и ее дерево. Жаль, что она не воспользовалась возможностью самой выбрать ему имя.

К тому времени как Тори подплыла к острову, у нее уже ныли плечи и на ладонях появились пузыри. Девушка втащила лодку на песчаный берег укромной бухты и пошла к роще.

Она хорошо запомнила туда дорогу.

Ей казалось, что она проходила этот путь уже тысячи раз, а не однажды.

И вот впереди показалось ее дерево, раскинувшее ветви с густой тенистой листвой.

Она подошла к нему, дотронулась рукой до его толстого ствола, прислонилась щекой к шершавой коре и прошептала:

– Здравствуй, это я, Виктория. Я пришла попрощаться.

Она оставляла здесь не только дерево, не просто остров Сторм, где успела приобрести стольких друзей, не только свою милую Элис и свою возлюбленную Шотландию – она оставляла здесь свое сердце.

Тори вскарабкалась на дерево и, выбрав удобный сук, уютно устроилась на нем, прислонившись спиной к стволу. Потом взяла в ладонь свой медальон, висевший на золотой цепочке, и ощутила знакомое тепло и покой.

Митчелл настоял, чтобы она оставила медальон с портретом леди Виктории себе, и она согласилась принять его. Он много лет был частью ее жизни. Ей было бы трудно расстаться с ним.

Но когда Митчелл предложил пригласить опытного ювелира, чтобы вытащить миниатюрный портрет и посмотреть надпись на обратной стороне, Тори отказалась. Она не хотела знать правду. Она чувствовала ее сердцем.

Тори вспоминала первую встречу со Стормом. Шел костюмированный бал, и Митчелл неотступно следовал за ней, не отрывая от нее пристального взгляда.

Элис приняла его за официанта.

Но Тори знала, что ее подруга ошибается.

Тори сказала тогда и была готова подтвердить это сейчас, что Митчелл Сторм – необычный человек.

Но она не собиралась отдавать ему свое сердце и уж никак не ожидала, что так сильно полюбит его. Так сильно, что не сможет без него жить.

Тори чувствовала, что общение с Митчеллом изменило ее, и ей хотелось сохранить в себе это прекрасное чувство навсегда.

Стихи Роберта Бернса, которые прочитал ей Митчелл, когда привез ее на остров в прошлый раз, сейчас показались Тори особенно подходящими.

Кто видал тебя, тот любит, Кто полюбит, не разлюбит. Не любить бы нам так нежно, Безрассудно, безнадежно, Не сходиться, не прощаться, Нам бы с горем не встречаться!

Тори полагала, что в этом стихотворении Роберт Берне хотел сказать, что лучше потерять любовь, чем не знать ее совсем. Она разделяла его мнение, но сейчас это служило ей малым утешением.

Роберт Берне. Каждый год во всем мире чествуют день рождения поэта и устраивают литературные фестивали. «Гомер – миф, – гласит девиз фестиваля. – Данте – туча. Шекспир – сила. Берне – брат каждому жителю планеты».

Но главное торжество, конечно же, проходит в Шотландии 25 января. Но увы, она не попадет на него.

Для Виктории Сторм наступала новая жизнь. Но какой она должна быть, жизнь полушотландки-полуамериканки?!

Тори было всего двадцать лет, когда один за другим умерли ее родители. Эта потеря была страшным потрясением для ее еще не окрепшей души. Пережитая трагедия заставила девушку повзрослеть раньше времени, но, несмотря на это, Тори навсегда осталась испуганным ребенком. Теперь же пришло время повзрослеть окончательно.

Тори призналась себе, что не хочет возвращаться в Штаты и выходить замуж за Питера Николсона. Многолетняя дружба с ним так и не переросла в любовь, из чего нетрудно было сделать вывод, что они никогда не были бы счастливы вместе. Они поддерживали отношения, потому что так было удобно для обоих, потому что от них этого ждали и потому что ни он, ни она не встретили другого человека, которого смогли бы по-настоящему полюбить.

Так было раньше.

А что изменилось теперь?

Теперь Виктория Сторм хотела остаться в Шотландии и жить с человеком, которого полюбила.

Тогда почему бы ей не сделать это?

Тори всегда старалась быть честной с собой.

– Потому что ты боишься, что больше у него нет оснований желать брака с тобой, – сказала она вслух и добавила уже про себя: «Потому что боишься, что Сильвия Форбс не ошиблась, когда предположила, что у Митчелла есть только три причины, по которым он хотел бы жениться на тебе: деньги, месть, секс».

Ее деньги ему не нужны. Он отказался от ее рубинов еще до того, как нашел золото, спрятанное леди Викторией. А теперь они не нужны ему и подавно.

Месть?.. Сколько столетий минуло с тех пор, как между ветвями клана разгорелась вражда! Тем более что, уезжая, Виктория оставляла Митчеллу всех «Викторий», вывезенных им из Америки. Почти всех. Себе она взяла только медальон с портретом леди Виктории.

Что же касалось непреодолимого физического влечения их друг к другу, то Тори была не настолько глупа, чтобы считать его достаточным основанием для брака. Она хотела любить и быть любимой не только в молодости, но и тогда, когда от ее молодости и красоты останутся одни воспоминания.

Митчелл хочет ее. Но он ни разу не сказал ни одного слова о любви. А то, что он сказал в часовне Надин, было просто тактическим ходом, чтобы спасти ее.

Пора возвращаться.

Тори спрыгнула с дерева, погладила на прощание его ствол и направилась к берегу.

Грести обратно было труднее: плечи ныли еще сильнее, кожа на руках стерлась до крови. Но вот уже показался главный остров. Тори подняла голову и увидела, что у причала ее ждет Сторм.

Глава 26

Не найдя ее, Митчелл почувствовал тревогу.

Он убеждал себя, что она не могла уехать не попрощавшись, но с каждой минутой его тревога росла все больше и больше. Не выдержав, Митчелл побежал на холм и заметил, что у причала нет лодки. Как же он не догадался, что она захочет проститься со своим островом и старым деревом? У него вырвался вздох облегчения.

Последние несколько дней Тори прощалась с островом и его обитателями. Как ему уговорить ее остаться?

Лодка подошла к причалу совсем близко, Митчелл схватил веревку и закрепил ее.

– Сегодня хорошая погода, – только и сказал он.

– Да, правда, – согласилась она.

– Ты еще не назвала остров? – Он протянул ей руку, Тори схватилась за нее и выбралась из лодки на причал. – Твой остров, – сказал он, когда они оказались лицом к лицу.

– Я пока думаю, как его назвать, – ответила она, избегая его взгляда.

– Только не забывай, что это твой остров. Он всегда будет твоим, – тихо добавил Митчелл.

Они прошли через причал и медленно двинулись к дому. Вскоре показалось жилище Старого Неда.

Митчелл понимал, что все время молчать нельзя. Он долго собирался с духом, но неожиданно для себя вдруг сказал:

– Я слышал, ты навещаешь Старого Неда.

– Да, я часто бываю у него. – Тори не поднимала глаз от своих мокрых сандалий.

– Он сказал мне, что не может понять, что происходит.

Это заставило ее поднять голову.

– Странно. Мне казалось, он умнее многих.

– Да, это верно. И тем не менее он не понимает, почему невеста Сторма покидает остров.

– А-а, – только и смогла она сказать.

– Он меня пристыдил.

Тори протянула было руку, чтобы дотронуться до него, но передумала и опустила ее.

– Надеюсь, ты объяснил ему, что в этом нет твоей вины.

Митчелл тяжело вздохнул:

– Он не поверил мне. Весь остров Сторм считает -меня виноватым в том, что ты уезжаешь.

Они подошли к окружавшему замок саду.

– А кто сказал, что я уезжаю? Он изогнул бровь:

– Мы, шотландцы, – наблюдательные люди, Тори.

– В том, что я уезжаю, нет твоей вины, Митчелл. Ты должен объяснить это всем. Просто мне незачем тут оставаться, вот и все. Когда приходит время уезжать, надо уезжать.

Ее слова эхом отозвались у него в голове: «Просто мне незачем здесь оставаться».

Неужели он так ошибался? В ней? В себе? Зачем он пытается обмануть себя? Митчелл пожал плечами:

– Я как-то забыл объяснить всем, что мы объявили опомолвке только для того, чтобы заставить уехать Сильвию Форбс.

– По-моему, это дело касается только нас двоих.

– Я пытался объяснить людям, что в Америке у тебя

– Это правда.

– Я сказал, что ты городская девушка… – он остановился и кашлянул, – …что ты городская женщина и что жить большую часть года на далеком острове тебе будет скучно.

«Скучно», – повторила она про себя. Черт. Так они ни к чему не придут. В конце концов надо что-нибудь сказать, что-нибудь сделать. Митчелл сделал еще одну попытку:

– Ты знаешь, я не говорил тебе этого, но сейчас хочу сказать.

Они остановились под кружевной аркой, заросшей душистыми белыми цветами.

– Что ты хочешь мне сказать? – спросила Тори.

– Спасибо тебе.

– Спасибо?

– Спасибо за все, что ты сделала для меня и для всех жителей Сторма. Теперь остров расцветет: здесь будет хорошо жить, работать, растить детей.

– Я думаю, большинство тех, кто здесь живет, и раньше думали так же, – заметила она.

Они переходили от одной цветочной арки к другой, потом встретили садовника – он обрабатывал поздние летние розы.

Садовник приподнял шляпу.

– Леди Виктория. Милорд.

– Здравствуйте, у вас чудесные цветы, – улыбнулась ему Тори. – Только я не леди Виктория. Я просто Виктория, – сказала она Митчеллу, когда они отошли на достаточное расстояние.

– Для него ты леди, и, уж поверь мне, тебя можно назвать как угодно, но только не просто Викторией.

«Ну же, говори, Сторм», – подбадривал он себя.

– Прошлой ночью я не мог уснуть, – признался он наконец.

– Бессонница?

– Не думаю.

Это вызвало у нее смех.

– Если ты не мог уснуть, Митчелл, значит, у тебя была бессонница.

Иногда он становился упрямым как бык. И даже еще упрямее.

– Я не страдаю бессонницей.

– Тогда почему ты не мог уснуть прошлой ночью? – задала она вопрос, которого он так упорно добивался.

– Потому что мне не нравится спать одному.

– А разве большую часть своей жизни ты спал не один? – спросила она. И тут же спохватилась: – Можешь не отвечать. Это не мое дело.

Он продолжал, будто не слыша ее:

– Когда рядом с тобой нет нужного человека, тогда, конечно, лучше спать одному.

– Согласна, – кивнула Тори.

– Вот видишь, – быстро отреагировал он.

– Что вижу?

– Мы во многом с тобой согласны. Я бы даже сказал: почти во всем.

Тори искоса взглянула на него:

– Пожалуй.

Митчелл глубоко вздохнул. Он боялся, что не выдержит, схватит ее в объятия и будет целовать до тех пор, пока она не начнет соглашаться со всем, что он сделает или скажет.

Засунув руки в карманы, Митчелл начал опять:

– А что, если этот нужный человек…

– Нужный человек? – перебила она.

– Ну да, тот, без которого лучше спать одному.

– Ах, вот ты о чем.

– А что делать, если нужный тебе человек не считает, что ты ему нужен? – продолжал он.

Тори нахмурила лоб.

Черт, сколько можно ходить вокруг да около.

– Я думаю, у этого человека будут проблемы.

– Этот человек – я. У меня есть проблемы, – с отчаянием произнес Митчелл.

– У тебя проблемы? – Тори удивленно взглянула на него.

Он кивнул:

– Я люблю женщину, которая хочет меня бросить.

Она побледнела и застыла как вкопанная.

– Может быть, ты выразишься яснее, – сказала она, глядя прямо ему в лицо.

Сначала она ожидала услышать от него три коротких слова: «Я люблю тебя».

Но вместо этого он начал нести какую-то чушь и благодарить ее за помощь.

Потом, когда они шли по саду, самому прекрасному саду на земле, она пыталась убедить себя, что Митчелл любит ее, но жениться не собирается.

Ведь любовь не всегда заканчивается браком.

И вдруг он сказал, что его хочет покинуть женщина, в которую он влюблен.

После этих слов Тори оставила всякую надежду.

Больше она не позволит себе надеяться, что он любит ее, до тех пор пока не услышит от него настоящего признания в любви.

На меньшее она уже была не согласна.

– Ты считаешь меня смешным? – спросил Митчелл.

– Смешным?

– Ну, забавным.

– Я считаю тебя шутником, – сухо ответила она.

– Нет, серьезно. Ты считаешь меня остроумным?

– Ну, предположим.

– Я могу тебя рассмешить?

Тори рассмеялась:

– Конечно, ты все время смешишь меня.

– Ну, вот видишь, уже одно очко в мою пользу и в твою тоже, потому что ты тоже очень остроумная.

– Спасибо. Я знаю.

– А тебе нравится мой голос?

– Да. – Это был простой хороший вопрос, на который она могла дать простой хороший ответ.

Он улыбнулся:

– А мне нравится твой. Я люблю, когда из холла доносится твой смех. Он у тебя такой чистый и звонкий, как колокольчик.

Тори взяла его за руку. «Господи, кажется, он все-таки любит меня».

Митчелл посмотрел на их сплетенные руки и сказал:

– Я люблю, когда твоя рука лежит в моей. Мне нравится прикасаться к тебе и нравится, когда ты прикасаешься ко мне. – Последние слова он произнес, глядя ей в глаза.

– Я счастлива слышать это, – призналась она.

– У нас много общего.

– Например?

Он несколько секунд подумал.

– Мы оба не любим обманывать.

Тори кивнула.

– Мы оба любим собак, фейерверки и прогулки под дождем.

Насчет прогулок под дождем она не была уверена на сто процентов. Это зависело от того, насколько сильным был дождь. Насколько холодной была погода. И от того, гуляла она одна или с любимым человеком.

– Я люблю гулять под дождем вместе с тобой, – уточнила Тори.

– У нас одинаковые фамилии.

– Верно.

– Если бы мы поженились, тебе даже не пришлось бы менять фамилию. Только подумай, какое удобство.

– Я не думаю, что это может быть основанием для того, чтобы пожениться.

Митчелл усадил ее на каменную скамью, потом опустился на одно колено и посмотрел ей прямо в глаза:

– А мы поженимся?

У нее закружилась голова.

– Кто «мы»?

– Я и ты.

У нее так сильно заколотилось сердце, что стало больно в груди.

– Я… не знаю.

– Мы стали очень хорошими друзьями, – заметил он.

– Да, мы стали очень хорошими друзьями. – Она вдруг осознала, что это действительно так.

– Я понимаю тебя, – продолжал он. – Как правило, понимаю.

– А я понимаю тебя. Как правило.

– Нам хорошо вместе в постели.

– Вы говорите о сексе, лорд Сторм?

– И да, и нет. Я предпочел бы выразиться так: мне нравится заниматься с тобой любовью.

– Мне тоже нравится заниматься с тобой любовью. – Она решила, что пора говорить напрямик.

Теперь Тори уже не сомневалась в том, что Митчелл стоит перед ней на коленях. Он взял ее за руку.

– Так случилось, Виктория Сторм, – я до сих пор не понимаю, как это произошло, – что ты стала нужна мне как воздух… – Тори затаила дыхание. – Без тебя я буду самым несчастным человеком на свете, и никакое золото не сможет меня утешить.

Она почувствовала, что вот-вот расплачется. Именно этих слов она ждала, именно эти слова хотела услышать.

– Если ты уедешь, я никогда не буду счастливым и мне нигде не будет покоя.

Глаза ее наполнились слезами.

– Любимая, почему ты плачешь?

– Потому что мы будем так счастливы вместе, – сказала она.

Митчелл приблизил лицо к ней вплотную и долго смотрел ей в глаза.

– Я люблю тебя, Виктория Сторм. Я боготворю тебя и преклоняюсь перед тобой. Я хочу каждый день своей жизни быть рядом с тобой. Ты останешься? Ты будешь моей женой?

– Буду, – прошептала она, и он припал к ее губам долгим поцелуем.

Ему казалось, что он может завоевать весь мир… что вся вселенная в его власти.

Так казалось Митчеллу Сторму, графу Сторму, главе клана Стормов, просто Сторму, когда он шел обратно в замок, обнимая женщину, которую любил и которую вскоре должен был назвать своей женой.

Он обещал сделать ее счастливой.

И он сделает это.

Он обещал любить ее.

И он будет любить ее.

Он обещал заботиться о ней, лелеять, чтить и уважать.

И он будет это делать до конца своей жизни.

В главном его дед оказался прав. Он велел Митчеллу плыть в Америку и разыскать Викторию. И действительно, если бы не Виктория, он никогда не сумел бы отыскать сокровища.

Теперь уже Митчелл не был уверен, что дед, говоря о сокровищах, имел в виду золото.

Солнце клонилось к закату, когда они забрались на самую высокую вершину острова, откуда было далеко видно море. Небо светилось, как расплавленное золото, и вода отражала его. И даже зеленый остров в лучах заходящего солнца казался золотым.

Они молча стояли рядом и смотрели на золотое солнце. А потом со стороны замка послышались звуки шотландской волынки. Митчеллу почему-то подумалось, что это Маккламфа.

Музыкант выводил знакомую мелодию: «Храбрая Шотландия, родина моя».

«Вот моя родина», – внезапно осознал Митчелл Сторм с чувством удовлетворения, знакомым только очень немногим людям, только очень удачливым людям.

Шотландия – его родина, и рядом с ним стоит любимая женщина.

Что еще нужно человеку?