Текст книги "Леди ангел"

Они задержались на яхте дольше, чем планировали, поскольку Мэй нашла в каюте коробку со своими игрушками, а Кит заинтересовался оснащением «Акулы» и ее навигационными приборами, недавно приобретенными Анджелой. Она продемонстрировала ему новые секстант и компас, показала, как ими пользоваться. Кит собирался покупать такое же оборудование для «Дезире» и поэтому сейчас с величайшим интересом опробовал оба прибора. Они поговорили о маршрутах, которыми плавал каждый из них, о том, в какое время года лучше всего путешествовать в Ла-Манше, в Гибралтаре и Северной Атлантике. Полностью совпали их мнения относительно оптимальных способов такелажа, о том, как прекрасны моря по ночам, и что парусная регата, пожалуй, самое восхитительное зрелище на свете. В эти минуты их души и тела были едины, беседа доставляла обоим истинное наслаждение, и в воздухе было разлито блаженство.

Внезапно Анджела заметила, что солнце уже начинает погружаться в морские волны, и воскликнула:

– Боже мой, мне уже пора!

– Прости меня, – извинился Кит. Захваченный их беседой, он и сам начисто потерял счет времени. – Это я виноват – задержал тебя здесь. Думаешь, в Истоне уже подняли переполох?

– Нет, но нам с Мэй надо немедленно возвращаться!

– Что ж, я все равно увижу тебя вечером.

– Да, но я боюсь, что уже очень поздно. Сегодня у меня будет полно хлопот.

– Понимаю.

Наконец Мэй удалось оторвать от игрушек, но перед тем, как ее посадили на лошадиный загривок впереди матери, она настояла на том, чтобы обнять Кита на прощанье.

– И поцейовать! Поцейовать! – пищала она, запечатлевая влажные поцелуи на его щеке.

Уже оказавшись в материнских руках, девчушка махала Киту ладошкой и кричала:

– До завтья!

– До завтра! – отвечал тот, и его мужественное лицо озарила прекрасная улыбка.

– Спасибо, – мягко поблагодарила Анджела, не отрывая взгляда от глаз любимого. – Спасибо за все!

В Стоун-хаус Анджеле удалось прийти только за полночь.

– Я разжег камин и охладил шампанское. Давай прежде немного посидим и выпьем.

Однако через несколько минут она уже спала в его теплых объятиях. Кит знал, что так и случится – тяжкие хлопоты последних дней и бессонные ночи оказались не под силу его хрупкой возлюбленной. Такие нагрузки были больше впору ему – при той беспутной жизни, которую он вел, несколько бессонных ночей кряду не являлись для Кита чем-то из ряда вон выходящим.

Шевелясь осторожно, как только мог, чтобы ненароком не разбудить спящую женщину, Кит плотнее укутал ее в плед, пододвинул поближе к себе бутылку с шампанским и удобно устроился на софе. Медленно потягивая игристый напиток, он любовался Анджелой, очарованный ее беззащитной красотой, восхищаясь не знающей сомнений любовью, которую она будила в его душе, и, чувствуя, что он уже не может обходиться без нее.

Как быстро изменилась его жизнь, думалось Киту. Один лишь взгляд он бросил на нее в тот вечер в Коузе, и его судьба тут же легла на другой галс! Сколько он рыскал по миру в бездумных поисках новых наслаждений, пробуя их на вкус и тут же отбрасывая с небрежной самоуверенностью, и вот, появилась она, околдовав его в тот же миг.

Сначала Кит называл это по-другому. Слишком долго он вел беспутную жизнь, чтобы в одночасье признать настоящую любовь. Но, возможно, он был готов к ней с самого начала и только ждал случая, чтобы встретить ее на своем пути. Выходит, Саския все же была права. Кит печально улыбнулся пылающим поленьям.

Сидя в укутанном тенями зале Стоун-хауса, Кит задумался о том будущем, которое их ждет, терпеливо перебирая все мелочи и раскладывая их по полочкам в своей голове. Начал он с адвокатов. Ему придется сделать невозможное, чтобы освободить Анджелу от этой грязной скотины – ее мужа, особенно учитывая нынешнее состояние брачного законодательства в Англии. Кроме того, не следует забывать о сыне Анджелы, который сейчас находился на каникулах в Европе. Как отнесется он к внезапному крушению семьи? Об этом тоже стоит задуматься.

Кит мысленно перебирал все возникавшие в его мозгу варианты, заранее пытаясь найти ответы на возражения, которые он непременно услышит от своих юристов и банкиров. Он сразу даст им понять: его не интересует, сколько это будет стоить. Любой ценой он должен избавить ее от Гревилей!

Он должен освободить ее, чтобы она смогла выйти за него замуж.

Когда взошло солнце, Кит лениво потянулся, чтобы размять затекшие мускулы, и разбудил Анджелу нежным поцелуем.

– Гости разъезжаются сегодня утром, – прошептал он.

Она проснулась сразу же, на губах ее играла улыбка радости. – Какая хорошая новость! – промурлыкала Анджела и вновь закрыла глаза.

– Они захотят, чтобы ты их проводила, милая, – мягко напомнил Кит, улыбаясь оттого, что его любимая никак не может вырваться из объятий дремоты. Он еще ни разу до этого не видел, как она просыпается, и сейчас Анджела напоминала ему сонного ребенка. – Или ты хочешь, чтобы вместо тебя с ними попрощался я?

Анджела резко села и обвела комнату взглядом, стремясь окончательно прийти в себя, а затем с озорной улыбкой ответила:

– Я очень хочу, чтобы ты мне помог, милый, но только не с этим.

– Ты боишься, что мое появление на прощальной церемонии будет расценено твоими друзьями как вызов обществу? – пошутил Кит.

– Нет, на самом деле я боюсь, что Присцилла запихнет тебя в свою карету да и будет такова.

– Пока я дышу, такого не случится.

– Ответь, а ты бы и впрямь женился на ней?

– В свое время это выглядело вполне разумным шагом, – пожал он плечами.

– Как цинично это звучит!

– Давай не будем обсуждать проблему браков по расчету, mon ange, – мягко парировал Кит, – иначе нам придется сравнивать степень моего цинизма с твоим!

– Конечно. Извини, – откликнулась она. – Ты прав. Ты всегда прав. – В глазах Анджелы вспыхнул недобрый огонек. – И я докажу это тебе сегодня после обеда. Тебя устроит, если я искуплю свои вину именно таким образом?

– Искупление грехов, когда оно совершается женщиной твоего темперамента, не может не вскружить голову. – На губах Кита появилась лукавая улыбка, которая вполне соответствовала его взлохмаченным волосам. – Я с большим нетерпением буду ожидать сегодняшнего вечера, чтобы получить это вознаграждение.

– Ты не занимался со мной любовью этой ночью.

– Но ты ведь уснула.

– Ты должен был разбудить меня.

– У нас впереди – сколько угодно времени.

– Какие радужные перспективы! – мечтательно проговорила Анджела.

– А теперь тебе пора идти.

– Но сначала ты меня поцелуешь.

– Нет, отправляйся немедленно, – твердо приказал Кит, поднимая ее на ноги. – Иначе не успеешь проводить своих гостей, – мягко добавил он, также поднимаясь с софы и отходя на безопасное расстояние. Он никогда не умел сопротивляться позывам своей плоти, вот и сейчас боялся, что не сможет ограничиться одним лишь поцелуем. Анджела была такой теплой, такой сонной, и сейчас это никак не способствовало бы охлаждению его пыла.

– Ты не поцелуешь меня?

– Нет. Все это так ново для меня, милая… Эта бескорыстная добродетель. Лучше я не стану этого делать.

– Неужели мне придется ждать вечера?

– Я думаю, так будет лучше.

– Ты будешь думать обо мне? – игриво приставала она к нему.

Кит посмотрел на Анджелу, сузив глаза.

– Убирайся отсюда! – рявкнул он, чувствуя, что начинает терять контроль над собой.

Она засмеялась и прежде, чем выбежать из комнаты, все же успела чмокнуть его в щеку.

После этого Кит принял холодную ванну, но она помогла ему лишь отчасти.

17

Воскресенье положило начало блаженной идиллии, полной слепых надежд, искрящегося счастья и любви, свободной от любых оков. Анджела с крошкой Мэй и игрушечным Питером-кроликом зашли за ним в час дня, и затем они вместе отправились обратно в Истон. Выстроившись в ряд, слуги встречали их у дверей, как если бы домой вернулся хозяин. Они приветствовали Кита с почтением и приветливыми улыбками. Он не сомневался, что так захотела Анджела. Они прошлись по парку, и она показала ему свои владения, испытывая гордость от того, чего ей удалось здесь добиться. Кит увидел новый сельскохозяйственный колледж, несколько построек которого были почти полностью закончены, начальную и среднюю школы, содержавшиеся на средства Анджела, а также пошивочные мастерские. Она организовала их для тех девушек, которые были слишком хрупкими, чтобы работать в поле со своими родителями. Именно по этой причине в свое время на Анджелу обрушилась консервативная пресса, обвинив ее в том, что она балует жителей своих владений. Кит

повстречался и с самими крестьянами, жены и дети которых устроили радостный переполох вокруг малютки Мэй.

Сама Мэй восседала на руках Кита с тем же сознанием собственного совершенства и величием, которые сквозили и в поведении ее матери. В тот день, обследуя владения Анджелы, они прошли, наверное, несколько миль, и однажды даже зашли в дом одного из ее слуг, чтобы передохнуть и выпить чаю. Мужчины горячо и заинтересованно обсуждали молотилки – так, словно были знакомы всю жизнь.

– Как тебе все это нравится? – обратилась к нему Анджела, когда они направились обратно к дому. Мэй уже крепко спала на руках у Кита.

– Идеальное поместье. Мне никогда не приходилось видеть ничего лучше. Но ты ведь и сама это знаешь, не так ли? – ответил он, улыбаясь Анджеле. – Графиня, которая занимается сельским хозяйством! Это впечатляет!

– Все остальное я покажу тебе завтра. Но нам придется поехать верхом.

– С удовольствием. У меня тоже есть несколько плантаций на Яве. Когда-нибудь я тоже покажу их тебе.

В ответ она улыбнулась и, нежно прикоснувшись к его руке, промолвила:

– Мне кажется, что ты жил здесь всегда.

– Привыкай, – ответил он. – Я собираюсь здесь остаться.

Изолированные в Истоне от всего окружающего мира, словно робинзоны, они еще две недели жили в этом сказочном мире – любя и занимаясь любовью, говоря о любви, пылая, теряя голову и сгорая от владевших ими чувств.

Из-за крошки Мэй они поднимались рано, и эти утренние пробуждения нравились Киту больше всего, несмотря на то, что прежде он нередко и посередине дня все еще бродил в ночной рубашке. Они наслаждались нехитрыми радостями деревенской жизни, помогая крестьянам убирать овес и косить. Кит удивлял сельчан своим умением скирдовать сено и весело уговаривал Анджелу попробовать в этом свои силы. Каждый день они навещали плотников, что заканчивали постройку сельскохозяйственного колледжа, и Анджела радовалась, как ребенок, видя, что работа быстро продвигается.

Часто по вечерам, после того, как Мэй уже отправлялась в кроватку, они садились верхом на лошадей и ехали по дороге, что тянулась вдоль побережья, глядя на луну, заливавшую трепещущим светом болотистые окрестности, и наслаждаясь счастливым уединением, помешать которому был не в силах весь остальной мир.

Нередко они плавали на «Акуле», беря с собой минимум команды, – вверх вдоль восточного побережья, а затем обратно. Однажды в непогоду, когда, несмотря на сильный ветер, все паруса были подняты, Анджела показала, на что она способна, управляя яхтой, стремительно летевшей по направлению к Дувру.

Как-то ночью она рассказала ему о своем отце, которого никогда не знала – высоком человеке с золотистыми волосами, полковнике, известном своей железной волей, атлетическими навыками и блестящей верховой ездой. Она едва помнила отца – он умер, когда дочери было всего три года.

– Я всегда отождествляла себя с ним, – призналась Анджела, лежа рядом с Китом в своей спальне. – Возможно, потому что мы с мамой были такими разными. Да и с сестрами – тоже, хотя я никогда не переставала любить их всем сердцем. Мои сестры были голубоглазым воплощением добропорядочности и послушания, меня всегда бранили за мои дикие выходки.

– Мне кажется, я сразу разглядел в тебе эту твою замечательную импульсивность. Еще в тот вечер, в яхт-клубе, – заметил Кит, привольно раскинувшись на постели возле нее. – Какая другая женщина с такой готовностью вспрыгнула бы на палубу! – Он лениво повернул;

голову и улыбнулся. – Я уже тогда понял, что мне не терпится испробовать этот дикий характер в постели.

– А я легкомысленно согласилась на это. С моими сестрами такой номер не прошел бы у тебя ни за что.

– Значит, мне повезло вдвойне, – сказал он, с дерзкой улыбкой глядя на возлюбленную.

– А мне повезло, что ты согласился под дождем добираться до Истона.

– И ты пожалела меня из-за того, что я насквозь промок…

– То, что я испытала по отношению к тебе, мой милый, с жалостью не имеет ничего общего, – ничуть не стесняясь, ответила Анджела. Ее обнаженное тело светилось в темноте ночной комнаты, а лицо выглядело помолодевшим на десяток лет.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Кит, быстро перекатившись и оказавшись поверх любимой. Он лишь немного опирался на локти, чтобы ей не было слишком тяжело. – Знаешь, о чем я подумал? – прошептал Кит. Губы его находились всего в сантиметре от ее рта. – Поскольку мы давно, я думаю, уже десять минут, не занимались любовью… может, э-э-э… ты заинтересовалась бы моим предложением возобновить наши замечательные сексуальные упражнения…

– А я уж подумала, что ты никогда об этом не заговоришь! – ответила Анджела дерзко и вызывающе. – Поскольку целый вечер именно я приставала к тебе, то и решила… быть менее настойчивой.

– Не волнуйся, – расхохотался Кит, – я умею говорить «нет».

– Неужели?

– Думаю, у меня бы это получилось.

– Но делать этого тебе не приходилось, не так ли? – Кит помедлил, задумавшись, как бы повежливее ответить.

– Только не лги!

– Да нет же, конечно, приходилось, – все же солгал он. На лице Анджелы появилась умиротворенная улыбка.

Двумя днями позже Анджела и Кит, удобно устроившись в больших плетеных креслах на террасе, наблюдали, как Мэй с огромной скоростью катает по садовой дорожке

кукольную коляску. Неожиданно на дорожке появилась мужская фигура. В руках гость держал дорожную сумку, однако до него было еще слишком далеко, и они пока не могли различить его черты. Но вот человек вышел из тени, что отбрасывали огромные липы, и солнце отразилось в его золотых волосах.

– Фитц! – закричала Анджела, узнав своего сына. Выпрыгнув из кресла, словно спущенная пружина, она побежала – быстрее, вниз, по ступеням! – ему навстречу.

– Это мой б'атик, – по-детски картаво пояснила Мэй, остановившись возле кресла Кита. – Он меня юбит.

– Твой братик был на каникулах, правильно? – поддержал разговор Кит.

– Узе венулся, – сообщила Май. – Пивез мне подали. – И поскольку им не оставалось ничего другого, кроме как ждать на террасе. Мэй пустилась объяснять Киту, какие подарки обещал привезти ей братик.

Светящаяся от счастья Анджела вернулась на террасу под руку с высоким стройным юношей.

– Это мой сын. Гордон Фитцджеральд, – сказала она Киту, который стоял рядом с Мэй на верхней ступеньке крыльца. – Фитц, это – мой друг из Америки мистер Брэддок. Он сейчас гостит у нас.

Мужчины пожали друг другу руки, и, улыбнувшись, юноша сразу стал похож на свою мать.

– Вы – тот самый Брэддок, который выиграл Кубок Королевы, не так ли? – спросил Фитц. – Ронни Леннокс говорил, что у вас потрясающая яхта.

– Да, я купил в Плимуте новый стабилизатор. Когда его установят, смогу поспорить с вами, что у меня будет самое быстроходное судно на всех морях. Приглашаю вас как-нибудь опробовать его самому.

– Благодарю вас, сэр, я сделаю это с удовольствием! – Юноша стоял, выпрямившись, его глаза находились на одном уровне со зрачками Кита.

– Я надеюсь, у тебя с собой – тот подарок, что ты обещал Мэй, – вмешалась в разговор Анджела, пытаясь одновременно приструнить девчушку, которая прилагала все усилия, чтобы открыть дорожную сумку своего брата.

– Что тебе нужно? – спросил Фитц, с улыбкой обращаясь к сестричке.

– Все-все… – взвизгнула Мэй, прыгая с ноги на ногу и потряхивая своими кудряшками.

– Ну что ж, тогда иди сюда, кукла, – сказал Фитц, взъерошив волосы сестренки. Затем он поставил свой саквояж на пол и, встав на колени, принялся его расстегивать.

Раздача подарков сопровождалась смехом и восторженным визгом малышки Мэй. Анджела получила первое издание писем Расина и горячо поблагодарила сына.

– Я нашел их в «Галантаре». Ты хорошо знаешь этот парижский магазин, мама. Оказываясь там, ты всегда хотела купить абсолютно все. Господин Форней хорошо помнит тебя и сказал мне, что в свое время ты спрашивала у него эту книгу.

– Я действительно искала ее, – подтвердила Анджела, любовно поглаживая потрепанный кожаный переплет. – Она просто великолепна!

За ужином они слушали рассказы Фитца о его путешествии по Германии и Франции, о шутках его компаньона, о друзьях, которых он навестил.

– Кстати, тетушка Вики тоже прислала тебе подарок, но он – в моем багаже, оставшемся на станции, – сказал Фитц. Так фамильярно он называл вдову германского императора Фридриха. Английский посол в Париже представил юношу нескольким молодым дамам, и он танцевал с ними на летнем балу у герцога де Грамона.

– Они, правда, не любят плавать на яхтах, – добавил он так, словно оценивал всех, руководствуясь этим критерием.

На следующий день все они плавали на «Акуле» и наслаждались морем, а когда возвращались домой, было уже поздно и залитая лунным светом болотистая местность напоминала блестящую парчу, которую чья-то огромная рука раскинула до самого горизонта. С радостью вернувшись к своим привычным обязанностям, Фитц нес на руках уснувшую сестренку, а затем помогал укладывать ее в кроватку и по-родственному обменивался шутками с Берджи, расспрашивал ее о семье и о том, как они отпраздновали день рождения ее жениха. Через некоторое время все они спустились вниз – к чаю и напиткам, после которых Фитц, отправляясь спать, поцеловал мать в щеку и пожелал Киту доброй ночи так тепло, словно тот был самым желанным гостем.

Провожая взглядом юношу, поднимавшегося по лестнице, Кит подумал, что тот выглядит старше своих лет. Несомненно, преждевременному взрослению этого молодого человека в немалой степени способствовала взаимная отчужденность его родителей. «Если я не ошибаюсь, – подумал Кит, – в его возрасте я уже предпринял свое первое путешествие в Китай».

На следующий день, после завтрака, Анджела и Мэй отправились в библиотеку на поиски книги с описанием средневековой часовни с могилой рыцаря, которую они собирались осмотреть в тот день. Фитц аккуратно положил на скатерть нож с вилкой, откашлялся и, обращаясь к Киту, сидевшему по другую сторону стола, произнес:

– Если не возражаете, я хотел бы задать вам вопрос… – Еще раз деликатно кашлянув, Фитц быстро провел ладонью по светлым волосам. Было видно, что он испытывает большую неловкость, однако полон решимости выяснить то, что хотел. – Я хотел бы спросить вас, сэр, каковы ваши намерения в отношении моей матери.

Щеки его слегка покраснели, а пальцы обеих рук встретились на скатерти и тесно переплелись. Кит с легким удивлением понял, что молодой человек пытается защитить свою мать – это от него-то, от Кита!

– Видите ли, с мамой никто никогда не жил… – с трудом пояснил юноша.

– До сего момента, – мягко поправил его Кит. Молодой человек согласно кивнул. Его ясный прямой взгляд был неотрывно устремлен на Кита.

– Я попросил твою мать выйти за меня замуж, – сказал Кит, – однако получил отказ. Твоя мать – несвободная женщина, и она объяснила свой отказ тем социальным и семейным давлением, которое она испытывает. Что касается меня, то я женился бы на ней хоть завтра, если бы это было в моих силах!

Фитц облегченно вздохнул.

– Я очень рад это слышать, – торжественно заявил он, а затем радостно улыбнулся и совершенно по-мальчишески протараторил:

– Вы ей очень нравитесь, я это точно вам говорю!

– Мне тоже так кажется, – с легкой улыбкой согласился Кит. – Было бы хорошо, если бы ты помог мне убедить ее в том, что ей следует произвести некоторые изменения в своей жизни.

– Вы подразумеваете де Грея?

Кит сдержанно кивнул, еще не зная, насколько откровенным можно быть с этим юношей. Ведь как-никак речь идет о его отце.

– Он мне не нравится, сэр. Он не заслуживает мамы.

– Я согласен с тобой, – сказал Кит. Наконец-то он получил ответ на свой вопрос. – Однако нам еще предстоит убедить в этом твою мать.

– К сожалению, она не принимает от меня советов, – печально поделился Фитц, – хотя неизменно терпеливо выслушивает их, – быстро добавил он, не желая показаться дурным сыном.

– Очевидно, это вызвано неспособностью любой матери поверить в то, что ее ребенок наконец стал взрослым человеком. Моя мать отправила меня сюда, в Англию, чтобы я нашел себе жену. Удивительно, но я не смог отказать ей, а ведь я намного старше тебя!

– Кому это ты не смог отказать? – ревниво спросила внезапно появившаяся в комнате Анджела.

– Моей матери, пославшей меня в крестовый поход за ее внуками.

Щеки Анджелы залил румянец.

– Эй, вы, двое, о чем это вы тут говорите?

– О матерях – вообще и в частности. О том, как мы их любим. Верно, Фитц? – с широкой улыбкой на лице сказал Кит и заговорщически подмигнул юноше.

– Да, сэр, – ответил тот, и в глазах его вспыхнул лукавый огонек.

– Ну, так что же, мы поедем осматривать эту вашу часовню? – перевел Кит разговор в другое русло. – Ну-ка, сперва расскажи нам о ней.

По сельской низине они подъехали к маленькой часовне у Кэйпл-Грин. Стояла типичная осенняя погода – солнечная и влажная, и из открытого ландо они могли всласть любоваться открывавшимися вокруг них видами. Подкатив к незамысловатой каменной постройке, сооруженной норманнами спустя десять лет после их первой высадки на острове, экскурсанты залюбовались витражными окошками и прекрасными чертами рыцаря и его дамы, высеченными на каменных надгробиях. Фитцу больше всего понравились витражи с батальными сценами, что украшали восточную сторону часовни, а Мэй ввел в заблуждение букетик цветов, вложенный скульптором в руку дамы. Цветы выглядели настолько реальными, что малышке пришлось несколько раз прикоснуться к ним прежде, чем она убедилась в обратном.

Кита глубоко тронули слова пылкой любви и преданности, высеченные на надгробиях. Рыцарь и его жена прожили долгие по меркам тех времен жизни, и, как следовало из дат, выбитых на камне, через год после смерти своей супруги рыцарь последовал за ней в мир иной. На каменных складках ткани, струившейся по надгробию, были вырезаны слова: «Любимые наши, утратив вас, мы стали несчастны». Рядом на светящемся розовом мраморе были выбиты инициалы супругов в окружении искусно вырезанных диких розочек.

Рыцарь был уже не молод, когда его настигла смерть. Он был на добрый десяток лет старше своей жены и, видимо, любил ее самозабвенно, поскольку вырезал на крышке саркофага своей супруги такую печальную эпитафию:

«Я обрету счастье, лишь снова встретившись с тобой».

Под прохладными сводами часовни Кит на несколько мгновений прижал к себе Анджелу. Он подумал о том, насколько быстротечна жизнь и как мало времени отведено смертному до той поры, когда все его планы, надежды и мечты теряют всякий смысл.

– Они очень любили друг друга, – сказала Анджела, поднимая к нему свое лицо.

– Как мы с тобой, – шепотом ответил он, еще крепче обнимая ее за талию. – И если мы проживем столько же, сколько они, я смогу любить тебя еще несколько десятилетий!

– Эта мысль делает меня счастливой.

Кит кивнул и подумал, как больно могла ударить его судьба в тот вечер в яхт-клубе. Ведь он чуть не ушел тогда!

В этот момент, стоя в крохотной часовне, построенной много веков назад, и купаясь в разноцветных лучах солнца, пробивавшихся сквозь витражи, они вдруг почувствовали себя близкими этим двум давно умершим людям, которые так сильно любили друг друга. Их души наполнились надеждой и радостью. И – благодарностью судьбе за то, что они нашли друг друга.

Но тут их медитация была нарушена. В часовню вбежала Мэй, возбужденно вопя о том, что на надгробие уселся ястреб.

– Какая же она еще малышка! – ласково проговорил Кит, глядя, как это крохотное существо вприпрыжку выбегает на улицу.

– Когда она вырастет, ей придется найти кого-нибудь вроде тебя. Кого-нибудь, кто не любит застенчивых женщин.

– Почему же это? Мне, например, очень нравятся застенчивые!

– Неужели? – недоверчиво подняла брови Анджела.

– Но только на расстоянии. Неужели я забыл это добавить?

– Благодарю тебя, – усмехнувшись сказала она. – Ты – само очарование.

– Я готов на все, чтобы только сделать тебя счастливой, Ангел. – Улыбка Кита была ярче осеннего солнца.

Еще некоторое время они провели на маленьком кладбище возле часовни, читая эпитафии, любуясь ястребом, который также оказался каменным изваянием, и другими скульптурами, украшавшими могилы. Перед Китом и Анджелой словно вставала история маленького церковного прихода, тянувшаяся из глубины веков. А затем они поехали обедать в соседнюю деревушку и расселись вокруг стола, вынесенного на улицу и поставленного в тени огромного древнего дуба.

Девушка-служанка оказалась хлопотливой болтушкой. Пока гости утоляли голод обедом из холодного цыпленка, жаркого и пирога из яблок нового урожая, что росли в саду позади сельской гостиницы, она поведала им множество историй из местной жизни. Затем они отведали кислых яблок со свежей сметаной и эля местной выгонки, а когда, насытившись, отдыхали после обильной трапезы, девушка принесла Фитцу и Мэй фунтики с конфетами. Фитц колебался, размышляя, не слишком ли он взрослый, чтобы принимать сладости, предназначенные для малышей, но девушка улыбнулась и приободрила его:

– Ну же, юный господин, берите. Сладкое – к сладкому!

После этого сомнения юноши улетучились. С удовольствием взяв конфеты, он дал девушке золотой соверен за ее улыбку, и она еще несколько минут не отходила от их стола, развлекая гостей рассказами о славном рыцаре и его прекрасной даме.

– Говорят, жена рыцаря была белокурой, как весеннее солнце. Прямо как ваша леди и ее дети, – добавила она, взглянув на Кита. – Вы тут – один брюнет. – И она снова улыбнулась.

– Ничего, может быть, следующий будет больше похож на меня и родится с темными волосами, – ответил Кит, не спуская взгляда с Анджелы. Та густо покраснела.

Фитц быстро перевел взгляд с Кита на свою мать и обратно, а Мэй потребовала:

– Есе конфетку.

Это категоричное требование разрядило атмосферу. Только поздно вечером, когда Кит поднялся наверх, относя Мэй уже пятую чашку воды, – после съеденных ею конфет крошку мучила жажда, – Фитц решился заговорить с матерью. Расположившись в маленькой гостиной, они смотрели из окна на лужайку, что раскинулась с восточной стороны дома.

– Тебе следовало бы подумать о разводе с де Греем, – начал юноша.

Не ожидавшая такого оборота, Анджела на несколько мгновений потеряла дар речи, а затем уклончиво сказала:

– Это не так просто.

Она не хотела расстраивать Фитца подробными объяснениями, тем более что он все равно никак не мог повлиять на поведение своего отца.

– Но ведь некоторые супруги разводятся?

– Да, в принципе такая возможность существует, – все так же уклончиво ответила мать. Она-то знала: стоит ей только подать на развод, как Брук замучит угрозами и ее саму, и детей, поэтому подобная возможность казалась Анджеле весьма маловероятной. Слишком многих людей она была обязана оберегать от грубости и мстительности своего супруга.

– Если бы ты это сделала, нам бы никогда больше не пришлось его видеть, – продолжал настаивать Фитц. – Похоже, тебя такая перспектива не пугает. – Но ведь тебе нравится Кит, разве не так?

– Да, очень.

– И ты тоже нравишься ему, я это знаю.

– Уж не вздумал ли ты выступать в роли свахи?

– Он не стал бы обижать тебя подобно де Грею. На них одновременно нахлынули страшные для обоих воспоминания, и в комнате на некоторое время повисла тишина.

– Конечно, он никогда не стал бы обращаться со мной так, как твой отец, – согласилась Анджела. Однако сердце ее наполнилось грустью. Женщина подумала о том, какую боль ей придется испытать, если Кит покинет ее. А в том, что это рано или поздно случится, она не сомневалась. Он не может оставаться в Англии на неопределенное время и в подобной неопределенной ситуации.

Ей же, несмотря на все увещевания сына, вряд ли удастся так просто развестись.

Однако в последующие дни тягостные мысли как-то сами по себе отпустили ее, и ничто больше не омрачало семейного счастья, воцарившегося в Истоне. Киту прислали из Лондона его пони и снаряжение для поло, и они с Фитцем целыми днями упражнялись в этом виде спорта.

Кит обучал Фитца начальным навыкам этой игры. Они разметили поле, и юноша прилежно учился рассчитывать силу удара клюшкой, постигал науку резких поворотов, сопоставления необходимой скорости и расстояния, а также прочих премудростей. Снова и снова они пересекали поле – то шагом, постоянно останавливаясь и обсуждая каждое движение, то галопом, крича и улюлюкая, словно два озорных мальчишки.

Наблюдая дружбу, все крепче связывавшую ее сына и мужчину, которого она любила, Анджела испытывала огромную радость и умиротворение. Они с Мэй часто сидели на крыльце дома, наблюдая за тем, как мужчины резвятся на игровом поле. Игроки присоединялись к ним за обедом, а после трапезы всех слуг отпускали, и, оставшись в семейном кругу, они наслаждались обществом друг друга.

Кит предпочитал трапезничать на кухне, где Мэй пыталась сама готовить чай, и это являлось для малышки предметом огромной гордости. Она тщательно считала количество ложек чаю, высыпаемых ею в заварочный чайник, и принимала помощь взрослых только для того, чтобы снять с плиты большой чайник с кипятком. Она уже научилась определять по часам, когда пройдут пять минут, необходимые, чтобы чай заварился, и, разливая его по чашкам, прямо-таки светилась от счастья. Ну кто другой мог так очаровательно спросить:

– С мойоком или с Йеменом?

Оказавшись под теплым присмотром Кита, менялся и Фитц. До этого момента в его жизни никогда не было мужчины, с которого он мог бы брать пример. Теперь юноша все чаще улыбался и смеялся. Он даже позволял себе шутить над своей неудавшейся помолвкой, и в его словах звучало веселье, которого он был начисто лишен, когда покидал Англию в июле.

– Привыкай, – подшучивал над ним Кит. – Прежде чем ты найдешь ту единственную, которую полюбишь, тебе придется научиться удирать от бесчисленного количества женщин, которые станут гнать тебя, как зайца. – С этими словами он улыбался, глядя на Анджелу, и та прощала ему всех тех женщин, которые в свое время охотились на него.

– С женщинами-то я справлюсь, – с легкой улыбкой отвечал Фитц. – Вот кто меня пугает по-настоящему, так это де Грей. – Его брови сошлись, как бывало всякий раз при упоминании о его отце.

– О де Грее мы с твоей матерью позаботимся, а насчет женитьбы не беспокойся, тебе об этом думать еще рано.