Текст книги "Леди ангел"

– Я не поеду на похороны, – решила Анджела.

– Никто от тебя и не ждет этого.

– Неужто все уже позади? Не верится… – Ее голос был тих и бесцветен, как у человека, уставшего от долгих испытаний.

– Да, позади, – негромко подтвердил он.

– Что же я скажу Мэй и Фитцу?

– Фитцу лучше сразу же сказать всю правду. Ты же знаешь, какими чудовищными деталями обрастают слухи. А они наверняка поползут из всех углов, хотя Хейвершэм и уверял меня, что не допустит огласки некоторых особо щекотливых подробностей. Иное дело Мэй – она совсем еще малышка. Вот когда подрастет, тогда и решишь, говорить ли ей все о случившемся.

– Но как быть с крошкой, которая появится на свет? – Она улыбнулась, и в глазах ее затеплился огонек надежды.

Эта улыбка – первая за долгое время – ободрила его. С того момента, когда в доме прогремели выстрелы, убившие троих, Анджела пребывала в состоянии крайней подавленности.

– Эта крошка и ведать не будет, что в мире есть зло, – нежно произнес Кит. – Вот увидишь, родная. Обещаю тебе.

Им не удалось отплыть в путешествие к Жемчужной реке – формальности, связанные со смертью Брука, требовали присутствия Анджелы в Англии. Но едва была поставлена последняя подпись на бумагах, а все вопросы наследства и выполнения брачного контракта утрясены в суде, оковы пали. Теперь можно было отправляться куда угодно.

Они планировали пожениться тихо и незаметно. В часовенке Истона под Рождество должна была состояться скромная церемония бракосочетания, на которой помимо новобрачных присутствовали бы только их близкие родственники, дети и самые близкие друзья. Столь узкий круг гостей был продиктован нравами общества, которое не могло не осудить столь поспешное замужество графини после гибели мужа. Тот факт, что при жизни Брук как мог тиранил и даже пытался убить свою жену, не имел в глазах света никакого значения.

– К дьяволу общество! – жизнерадостно заключил Кит с пренебрежительной улыбкой, которая неизменно придавала его облику особое обаяние. – Можно подумать, что мне не терпится увидеть на собственной свадьбе Джо Мэнтона.

– Или Оливию, – вкрадчиво добавила Анджела.

– Вот видишь, – согласился с ней жених, с уст которого не сходила самоуверенная усмешка, – и в скромной церемонии при желании можно найти свою прелесть.

– Во всяком случае, мне не придется отваживать от тебя Оливию.

– Или мне от тебя твоего самого преданного любовника, – не остался в долгу Кит, которого трудно было смутить.

– Ты обещал мне никогда больше не смотреть на других женщин, – напомнила ему Анджела. – Запомни, я не прощу тебе. Я и без того ревнива, а теперь, когда с каждым днем становлюсь все толще, то и подавно стану сущей мегерой.

– Тем больше я люблю тебя, mon ange.

– Обещай же.

– Я же сказал, что не буду.

– Чего не будешь? – настаивала она, желая услышать от него полный ответ.

– Никогда не буду смотреть на других женщин. Теперь довольна? – Ее улыбка была лучезарна, как солнце.

Рассмеявшись, Кит заключил Анджелу в объятия, чтобы изведать вкус солнца.

30

Матушка Кита и семейство Брэддок-Блэк в полном составе прибыли на свадьбу. Получив телеграммы с уведомлением о предстоящем бракосочетании, они незамедлительно отправились в путь. Присоединившись к «семейному каравану» в Хелене, штат Монтана, мать Кита вместе с Блейз и Хазардом Блэками, а также их, чадами и домочадцами поехала на восток частным поездом, который весело бежал по рельсам фирмы «Этьен Мар-тель» – железнодорожной компании герцога де Века. После женитьбы на Дейзи Блэк он, не теряя времени, скупал в Америке акции паровозных товариществ.

Совершив четырехдневное путешествие в Нью-Йорк по железной дороге, многочисленное семейство пересело на пароход и еще десять дней качалось на волнах Атлантики, пока не увидело берега Англии. Наконец 20 декабря они прибыли в Истон, где смогли увидеться со сводными сестрами Анджелы и прочей ее родней. Особняк был богато убран к предстоящим рождественским праздникам: запах сосны и восковницы наполнял все комнаты; венки и гирлянды украшали стены, каминные полки, перила, двери, оконные рамы; повсюду стояли гигантские вазы с остролистом, белыми и красными розами; пышные бледно-зеленые орхидеи из собственной оранжереи Анджелы своим нежным цветом и запахом придавали дому особое очарование. Огромный особняк никогда еще не был столь многолюден. Толчею и неразбериху усиливало присутствие тринадцати детей. К двум чадам Анджелы добавилось пятеро отпрысков Милли и Долли, четверо – Трея и Эмпресс Брэддок-Блэк (самым младшим из них был двухлетний карапуз) и, наконец, двое детей герцога и Дейзи – девочка четырех лет от роду и мальчик, который только начал ходить.

Короче говоря, это был ад кромешный, в котором, тем не менее, было так приятно находиться.

– Мне нравится твоя семья, – призналась Анджела в первый вечер, когда они с Китом, перезнакомившись со всеми и поужинав в широком родственном кругу, ближе к полуночи остались наедине.

Она обессиленно раскинулась на широкой кровати, в то время как ее жених вынимал из манжет запонки и бросал их на поднос на туалетном столике.

– Хорошо, что никто из них не настаивает на пышной церемонии, – добавила Анджела. – Все они такие милые. А твоя мать, слава Богу, не имеет ничего против того, что я не восемнадцатилетняя девственница.

– Я же говорил, что тебе незачем ее опасаться, – обернулся к ней Кит с ободряющей улыбкой. – Она доверяет моему выбору. Кстати, о чем это вы так долго беседовали вдвоем после ужина?

– О том, каким хорошим ты был в детстве. Он ухмыльнулся, глядя в зеркало.

– У мамы короткая память. В детстве я был чудовищем.

– Маленьким, милым чудовищем, – нежно улыбнулась ему Анджела. – Теперь я знаю все о том, каким ты был от года до шести. Завтра мне будет рассказана вторая глава твоей биографии.

Кит застонал от отчаяния.

– Я скажу маме, чтобы она оставила тебя в покое.

– Но мне нравится слушать о тебе. И мне нравится твоя мать. Так что твое вмешательство будет излишним, – сказала Анджела, и тон ее, утратив мягкость, стал решительным. – К тому же с утра она поможет мне подобрать музыку к свадебной церемонии.

Познакомившись с матерью Кита, Анджела тут же поняла, кому он обязан своим неотразимым очарованием. Бьянка Герберт-Брэддок, красивая и обаятельная светловолосая женщина, с первых же слов обворожила ее. Им достаточно было нескольких часов общения, чтобы Анджела почувствовала к ней даже большую привязанность, чем к собственной матери.

– Подумай только, она согласилась музицировать во время нашего бракосочетания. Это так прекрасно! – с воддушевлением воскликнула Анджела.

Видно было, что Киту это тоже доставило удовольствие. И если бы Бьянка Брэддок не полюбила его отца, то наверняка стала бы блестящей пианисткой. «Что делать, я любила его больше музыки, – частенько говаривала она, – так что ни о каких гастролях не могло быть и речи. А уж когда родился ты, то тебя я тем более не могла оставить».

– Скажи матери, чтобы она сыграла мою любимую вещь – ноктюрн Шопена ми бемоль мажор, – попросил Кит. – Там есть места, которые я обожаю.

– Все будет так, как ты скажешь, мой повелитель. – Уловив в ее голосе призывные нотки, Кит оторвал взгляд от зеркала.

– Должно быть, ты чего-то от меня добиваешься, – подозрительно протянул он. – Эта твоя покладистость – явно неспроста.

– Мне нужна сущая безделица, если ты, конечно, не слишком утомлен, – проворковала невеста с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами. Она уже сбросила туфельки и наполовину расстегнула платье, оголив одно плечо.

– Та же самая безделица, о которой ты уже просила меня сегодня утром, а потом, во второй раз, перед ужином? – осведомился он, насмешливо подняв бровь.

Ее улыбка была кокетливо-дразнящей.

– У меня разыгрался волчий аппетит. Должно быть, это следствие беременности.

Его голос понизился до хриплого шепота:

– Не исключено, что в предстоящие несколько месяцев мне придется отказаться от многих дел, если ты и впредь будешь столь же требовательной.

– Вот хорошо-то было бы, – мечтательно протянула она, приподняв подол платья и нижние юбки, чтобы он увидел, что под облаком шифона и серебристых кружев ничего больше нет.

При виде столь соблазнительной картины Кит плотоядно улыбнулся.

– Я купил для тебя кое-какие безделушки. Ты не будешь возражать, если я преподнесу тебе рождественский подарок чуть раньше срока?

– Я просто жажду увидеть его.

– Подумай… Так мне нести его?

– Ну-у… Да, да, да!

Выйдя ненадолго в туалетную комнату, Кит тут же вернулся со шкатулкой из атласного дерева. Это был небольшой футляр для драгоценностей. Присев на краешек кровати, он вручил шкатулку Анджеле.

– С Рождеством тебя, дорогая, – сказал он. – Уж и не знаю, понравится ли. Возможно, что-то из этого у тебя уже есть.

Подняв крышку, Анджела зачарованно уставилась на драгоценности, переливавшиеся всеми цветами радуги – ожерелья, браслеты, броши, серьги, кольца.

Подняв глаза, она улыбнулась.

– Значит, ты решил купить всего понемногу.

– Тебе нравится? – спросил он с напускным безразличием. – Взгляни хотя бы на этот браслет с бирюзой и бриллиантами. Гляди, как интересно выполнена застежка, – в виде птички.

– Все очень красиво. Но это все безумно дорого. Тебе не следовало быть столь расточительным. – Она застенчиво улыбнулась. – Боюсь, ты еще не раз услышишь от меня эту фразу.

– Но мне нравится покупать тебе подарки.

– Ты слишком щедр. Мне вовсе ни к чему столько драгоценностей.

– Тогда продай их, а на вырученные деньги сделай новую пристройку к своей школе. Только не продавай вот эту маленькую штучку, – показал он на бархатную коробочку в уголке футляра. Кит и без того собирался выстроить для ее школы новое здание, однако не торопился сообщать об этом подарке, который тоже был припасен на Рождество.

– Но почему же я не могу продать это? – поинтересовалась она, осторожно притронувшись кончиком пальца к коробочке, обтянутой голубым бархатом.

– Открой – тогда поймешь.

Приподняв крышку, Анджела замерла, явно заинтригованная.

– Серьги? – не совсем уверенно спросила она. На дне коробочки лежали две изящные золотые прищепочки, очень напоминавшие клипсы. Одна из них была покрыта зеленой эмалью, другая – красной, и к каждой был подвешен крохотный колокольчик.

– Рождественские колокола, – пояснил Кит.

– Но не серьги…

– Нет.

– Значит, на эти штучки вряд ли скоро найдется покупатель.

– Во всяком случае не здесь.

– Тогда их можно продать… – Она озадаченно нахмурила брови, но затем слегка улыбнулась, словно о чем-то начала смутно догадываться.

– …в Кении, – подсказал он.

– Из чего можно заключить, что эта драгоценность не от Картье.

– Они сделаны на заказ специально для тебя.

– Обожаю подарки, которых больше ни у кого нет.

– Вот и я так подумал.

– Так ты покажешь мне, как их носить? – Кит загадочно улыбнулся.

– Если хочешь…

– А сам-то ты как думаешь?

– Думаю, что ты едва сдерживаешься, чтобы не завопить: «Ну поскорее же!»

– Редкая проницательность, – произнесла Анджела с обворожительной улыбкой, передавая ему коробочку.

Взяв с колен красавицы, которая должна была вскоре стать его женой, шкатулку, Кит закрыл ее и отложил в сторону. Небрежно бросив бархатную коробочку на кровать, он помог Анджеле расстегнуть до конца все крючки на платье и снять его. Как и всякий нетерпеливый любовник, он действовал с исключительным проворством. Вслед за вечерним туалетом на пол полетели нижние юбки и корсет. Уложив возлюбленную на груду подушек, он окинул ее чуть насмешливым взглядом из-под полуопущенных темных ресниц и вынул из коробочки первую подвеску.

– Надеюсь, меня нельзя обвинить в излишней медлительности? Ты довольна подарком?

В тишине спальни прозвучал тоненький звон колокольчика, наполнивший душу сладостным ожиданием. Ответом был благодарный кивок Анджелы. Она погрузилась в волну блаженства, омывшую все ее тело, когда бедра с внутренней стороны ощутили ласкающее прикосновение ладоней Кита. Воистину он был послан ей Богом.

Осторожно раскрыв ее, Кит подвесил крохотное украшение с зеленой эмалью к малым губам. Зажим специально был ослаблен, чтобы не причинить неудобства нежной плоти. Потом наступила очередь красной подвески. Завершив деликатную работу, Кит осторожно провел рукой по розовым холмам, которые теперь вдобавок были украшены хрупкими драгоценностями.

– Поверь, Ангел, это самые восхитительные из всех новогодних украшений, которые мне доводилось видеть, – пробормотал он, тронув маленькие колокольчики. – Теперь ты сможешь встретить праздник во всеоружии. Ты чувствуешь их?

Анджела издала тихий стон. Щекочущее прикосновение крохотных побрякушек к трепетной плоти доставляло ей утонченное наслаждение.

Кит еще раз притронулся к колокольчикам, и пульс наслаждения участился. Ее тело сотрясалось от знакомых требовательных толчков.

– С Рождеством, – прошептал он. Ее ресницы вспорхнули, и в глазах зажегся манящий огонь.

– Ты – мой лучший рождественский подарок, – прошептала она в ответ.

– А ты – мой. – Склонившись, Кит приник к ее губам и продолжал целовать Анджелу до тех пор, пока она не почувствовала, что становится бестелесной. – Будь добра, – проговорил он, отстранившись, – подойди к зеркалу, пока я раздеваюсь. Посмотрим, понравится ли тебе их звук.

– Чуть позже, – проворковала она, – после… Однако он, невзирая на мольбы, поднял ее с кровати и поставил лицом к большому зеркалу. Все ее движения сопровождались пленительным серебряным перезвоном.

– Иди, – тихо, но властно приказал Кит. Оглянувшись на него, Анджела игриво прощебетала:

– Смотри же, разденься к тому времени, когда я вернусь. Сегодня вечером терпение не входит в число моих добродетелей.

– Как будто это качество было присуще тебе раньше, – иронично ухмыльнулся Кит, вытаскивая рубашку из брюк. – Не беспокойся, я не задержусь, – успокоил он ее. – Иди же.

Она пошла по комнате, и колокольчики снова зазвенели – томно, возбуждающе, призывно, будто сознательно привлекая внимание к красоте и страсти этой женщины, я влажному средоточию ее желания. К наслаждению, затаившемуся в ожидании между ее ног.

Несколько секунд Анджела стояла перед зеркалом, пытаясь разглядеть в своем отражении хоть что-нибудь, что говорило бы о существовании необычного украшения, которое заставил ее надеть Кит. Но нет, ничто в матово-бледном, обольстительном облике не выдавало тайны спрятанных колоколь-чиков. Сейчас, когда она неподвижно замерла на месте, никто и не догадался бы, какая жажда сжигает ее изнутри, как всесильна ее страсть, как горит и пульсирует ее плоть, все больше распаляясь от маленьких золотых зажимов.

– Так ты идешь? – спросил Кит. Его голос приобрел зовущий, бархатный оттенок.

Она обернулась, и это движение тут же отозвалось в ее ушах сладострастным тонким звоном.

– До чего же сладок этот звук, – с наслаждением проговорил Кит. – Можно ли считать его сигналом твоей готовности? Что касается меня, то я давно уже готов. – Он лениво раскинулся на кровати – обнаженный, дьявольски красивый, с вставшим на дыбы горячим скакуном, говорящим о крайней степени возбуждения. Его зеленые глаза горели бесстыдным огнем вожделения. – Иди ко мне.

Перезвон колокольчиков сопровождал ее на пути к возлюбленному, алчно взирающему на нее со своего ложа. Буквально пробежав последние несколько метров, Анджела упала в раскрытые объятия Кита, который тут же навалился сверху, обуреваемый диким желанием, и мгновенно вошел в нее. В этот момент они не хотели ничего, кроме друг друга.

А крохотные колокольчики аккомпанировали им, создавая неповторимую мелодию желания, томления, страсти и сладкой, сочной любви.

Так начались рождественские праздники.

Это Рождество выдалось на редкость щедрым на празднества, веселье и подарки. Слуги, фермеры-арендаторы и прочий сельский люд принимали в увеселениях самое действенное участие, а потому Истон буквально бурлил всевозможными вечеринками, на которых было место всем – от грудных младенцев до стариков. Подарки раздавались направо-налево, и в этом Анджеле помогали Фитц и Мэй. В огромном зале яблоку негде было упасть – дом, который, казалось, уменьшился в размерах из-за огромной наряженной елки, был полон гостей и многочисленных слуг. Служба в часовне в ночь на Рождество была исполнена старомодного очарования. Сельские ребятишки старательно исполняли рождественские гимны, и директриса средней школы, которая дирижировала хором, прямо-таки светилась от гордости за своих юных воспитанников.

Потом был праздничный ужин. Анджела и Кит, восседавшие во главе стола, уделили каждому гостю без исключения максимум внимания. И каждый чувствовал, что именно ему предназначено тепло и внимание хозяев. Детям по случаю праздника было позволено сидеть вместе с взрослыми, и они, сияя от счастья, перемигивались и улыбались друг другу через стол. Наконец Кит, сам весело подмигнув своей избраннице, встал и поднял бокал.

– За наше первое Рождество и, верю, не последнее! – провозгласил он тост, широко улыбнувшись и бросив на Анджелу влюбленный взгляд. – За радость, счастье и любовь!

Следующим поднялся Хазард.

– За семью! – коротко сказал американец, обведя взглядом компанию и встретившись в конце концов глазами с красавицей-женой. – И за семейное счастье, – добавил он после небольшой паузы, вспомнив о том, сколько радостей принесло им обоим супружество.

И тогда уже встали все, чтобы приветствовать поднятыми бокалами с вином наступившее Рождество. Дети радовались и ликовали больше взрослых. Застольные церемонии приводили их в неописуемый восторг.

Это было самое лучшее Рождество из всех, которые были в жизни Анджелы.

Ночь перед свадьбой по традиции принадлежала мужчинам, которые собрались в Стоун-хаусе на «холостяцкую» вечеринку, чтобы устроить Киту проводы честь по чести.

– Только без женщин, – заранее предупредил всех виновник торжества. – Кстати, мне придется оставить вас довольно рано. Но вы не обращайте внимания, это не должно послужить помехой вашей попойке, – предупредил он, не желая, чтобы из-за его невесты, изнывающей в постели в ожидании жениха, страдала мужская компания.

Однако вопреки всем строгим наказам Кита относительно женщин Трей и Этьен все же умудрились притащить в Стоун-хаус танцовщиц. И в этом им помогли Карсонс и Сазерленд. Посовещавшись, заговорщики пришли к выводу: без представительниц прекрасного пола холостяцкая вечеринка – никакая не вечеринка, а поминки.

Вечером, когда перед собравшимися невесть откуда появились полуодетые девицы в сопровождении музыкантов, Кит, не в силах сдержать улыбку, повернулся к Трею:

– Несомненно, это твоя работа.

– Всего лишь для придания колорита нашей вечеринке, – широко улыбнулся Трей в ответ, – египетские танцовщицы.

Впрочем, в его словах почти не было лукавства. Всех собравшихся мужчин действительно интересовали танцы. И в этом проявилось разительное отличие тех, кто сидел за столом в Стоун-хаусе, от любого другого сборища богатых господ. В отличие от большинства своих современников, для которых двуличие было нормой жизни, а внебрачные связи считались чуть ли не священным правом, эти мужчины были беззаветно преданы своим женам. А потому они искренне аплодировали редкому мастерству, таланту и красоте исполнительниц экзотических танцев, но вместе с тем твердо отклоняли заманчивые предложения более близкого знакомства.

Этьен, который говорил на родном языке танцовщиц гораздо лучше, чем те говорили по-английски, терпеливо объяснил им, что отказ мужчин от соблазнительных предложений не означает пренебрежения или неодобрения. «Да, вы красивы, очень красивы, – польстил он надувшимся обольстительницам, решившим, что мужчины попросту грубо пренебрегли ими. – И очень соблазнительны… потому что прекрасно танцуете… Нет, эти господа не предпочитают мальчиков, – пришлось ему продолжить объяснения, потому что шквал недоуменных вопросов не утихал. – Кстати, не согласятся ли дамы принять дополнительное вознаграждение в качестве знака преклонения перед их красотой?» Это предложение растопило лед непонимания, и женщины наконец заулыбались.

Чуть позже, после того как прекрасные танцовщицы и музыканты удалились, рассыпаясь в благодарностях, бутылка виски снова пошла по кругу, и разговор переключился на Кита, вернее, его дела в Англии. Никто в Монтане ничего не слышал о нем, если не считать присланной им телеграммы о победе на гонках парусных судов в Коузе, и хотя за последние дни в ходе общих разговоров кое-что стало понятным, некоторые немаловажные факты до сих пор требовали объяснения. Так Киту в выражениях, доступных мужскому пониманию, пришлось изложить всю цепь невероятных событий, произошедших с ним с августа.

– Что ж, тебе давно уже пора остепениться, – заметил Трей после того, как Кит завершил свое повествование, которое при всем желании вряд ли можно было назвать пространным. – Погулял, и хватит. – Несмотря на то, что они были одногодками, Трей уже несколько лет был женат.

– Не жалеешь, что не остановил свой выбор на Присцилле? – спросил с улыбкой Сазерленд.

Кит затряс головой, округлив глаза притворном ужасе:

– Это было временным умопомрачением.

– Ты знаешь, что она выходит замуж за старого лорда Конгрива? – продолжил зять Анджелы. – Его жена недавно скоропостижно скончалась, и уже на следующий день наш старичок делает предложение юной особе. И, конечно же, надеется сохранить это в глубокой тайне. Они условились объявить о помолвке только через полгода.

– Просто идеальная пара! – насмешливо воскликнул Кит. – Она прибирает к рукам его деньги, а лорд получает драгоценную возможность любоваться ее молодым телом – на большее он вряд ли способен. Правда, ей беспокоиться не о чем: ребята с конюшни – всегда к ее услугам.

Мужчины недоуменно переглянулись.

– После одной из наших верховых прогулок по Гайд-Парку я случайно услышал, как один из них достаточно фривольно обратился к ней. И вместо того, чтобы поставить его на место, она начинает с ним флиртовать. Не исключаю, что какой-нибудь из этих молодых ухарей первым стоит в очереди на нежное свидание, которое состоится, как только старик Конгрив по истечении медового месяца освободит супружеское ложе, – пояснил Кит с плутовской улыбкой.

– До чего все тонко рассчитано – просто замечательно, – тихо пробормотал Карсонс.

– В таком положении можно позволить себе все, что угодно, – никто и слова не скажет. Бьюсь об заклад, что после свадьбы она будет хранить верность не дольше двух недель.

– Во всяком случае, свежая кровь роду Конгривов не помешает, – язвительно заметил Сазерленд. – Наследник и внук Конгрива не блещут здоровьем. Ничего не поделаешь, вырождаются древние семейства.

– Несомненно, Присцилла приняла во внимание этот факт, когда столь поспешно ответила согласием на предложение старого повесы. Если она произведет на свет еще одного наследника, то тем самым наверняка обеспечит собственное будущее.

– Лорд Конгрив давно уже немолод, – вставил свое замечание герцог де Век. – Сейчас ему по меньшей мере семьдесят.

– По меньшей мере! – подчеркнул Карсонс. – Моя бабка хорошо его знает.

– Но главное, он богат, – веско произнес Кит, – а это единственный решающий критерий для Пемброуков.

– Кстати, о деньгах, – вмешался в разговор Хазард, которому наскучили до боли знакомые пересуды о браках старых сластолюбцев и молоденьких решительных особ. – Мы потратили часть твоих средств на покупку железной дороги в Калифорнии. Этьен сделал им предложение, перед которым невозможно было устоять. Теперь в наших руках четыре равные доли пакета акций еще пяти тысяч миль рельсов. Дорога проложена к северу от Сан-Франциско.

– Спасибо, Этьен, – поблагодарил Кит. – Теперь, когда у меня будут дети, мне придется более серьезно заняться делами. Делать деньги – теперь моя святая обязанность. – Странно было слышать это от человека, который буквально играючи сколотил за последние десять лет гигантское состояние.

Теперь разговор окончательно свернул на капиталовложения. Обширное семейство Брэддок-Блэк было известно тем, что проворачивало финансовые операции по всему свету.

Попивая бурбон, принесенный Хазардом, мужчины говорили о железных дорогах, новых медных копях, недавно перешедших в руки клана Брэддок-Блэков, о торговле с Китаем, кофейных и сахарных плантациях, о состоянии алмазных приисков в Южной Африке. Это была сплоченная команда – уверенные в себе, знающие люди, которые к тому же по-настоящему любили друг друга. Зятья Анджелы не могли надивиться на то, сколь Брэддок-Блэки не похожи на Брука де Грея.

Потребовалось еще два раза наполнить бокалы, прежде чем Карсонс решился поднять тему смерти Брука. Выпитое наконец помогло любопытству взять верх над здравомыслием.

– Брук был отъявленным негодяем, – проговорил он заплетающимся языком. – И я рад, что ты пристрелил его. Правда, я слышал, он был не один.

Кит без лишних эмоций рассказал о случившемся в ту роковую ночь, не упомянув, конечно, какую радость доставило ему убить этого человека. Скупо описав бурные события, он подвел итог:

– Брук заслуживал смерти.

При этих словах Хазард и Трей переглянулись. Это был взгляд полного понимания. Во времена молодости Хазарда месть была неотъемлемой частью кодекса чести. К тому же им с Треем на протяжении ряда лет не раз приходилось с оружием в руках отбивать попытки захвата их владений в Монтане. Даже в 1896 году правосудие на северных равнинах этого американского штата зачастую принимало формы личного сведения счетов.

– Все вокруг у тебя в долгу, – вымолвил наконец Сазерленд. – Де Грей был бешеным псом.

– Анджела достаточно вытерпела от него, – спокойно произнес Кит и, взглянув на часы, поставил свой бокал на стол. – Мне пора, – добавил он с улыбкой. – Уже почти одиннадцать. Но это вовсе не означает, что вам необходимо заканчивать. Просто я обещал Анджеле вернуться к одиннадцати часам.

– И я обещал своей Дейзи то же самое, – вспомнил де Век, поднимаясь со стула. Они с женой были практически неразлучны, хотя их супружество насчитывало уже четыре года. А поскольку она в очередной раз ждала ребенка, ей было спокойнее, когда супруг нахедился с ней рядом. К тому же сейчас ей пора было ложиться спать.

– Завтра нас ожидает длинный день, – мечтательно протянул Хазард, вставая, в свою очередь. – Торжества, празднества… Пойду-ка я вместе с вами.

Остальные тоже решили не задерживаться, и вся компания направилась к особняку. Ночь была тиха, зимний воздух бодрил, и луна смотрела на землю с неба, усыпанного звездами.

За болтовней с другими женщинами и шампанским время летело незаметно, и все же Анджела не забывала о часе, когда должен был возвратиться Кит. Удобно расположившись в ожидании его на мягком диване, она внимательно прислушивалась к разговору. У Кита оказались очень приятные родственницы – необычные, интересные и вдобавок вовсе не склонные перемывать косточки ближним. В этом заключалось их главное отличие от многих подруг Анджелы.

Предметом разговора был… рынок ценных бумаг.

Блейз и Эмпресс всерьез занимались капиталовложениями. Дейзи была их партнером, однако в отличие от них не могла посвящать бизнесу с инвестициями все дни напролет, поскольку ее главной обязанностью было ведение юридических дел целого ряда компаний, принадлежавших семейству Брэддок-Блэков. Впечатленные откровениями Блейз и Эмпресс о секретах их успеха, Милли и Долли загорелись идеей создать собственную инвестиционную фирму.

А мать Кита, как ни странно, интересовали капиталовложения совсем другого рода: она покровительствовала десяти молодым музыкантам, подающим большие надежды. После свадьбы сына Бьянка направлялась прямиком в Милан, где в театре «Ла Скала», в «Итальянке в Алжире»[17]17
  Опера Джоаккино Россини.


[Закрыть], дебютировала одна из ее воспитанниц. Своим серебряным сопрано девушка приводила знатоков в неописуемый восторг.

Ну и, конечно, как всегда бывает в женской компании, вечер не обошелся без рассказов о детях. Младшее поколение Брэддок-Блэков становилось все более многочисленным.

– Должно быть, я тоже беременна, – робко призналась Дейзи, когда Анджела поведала, насколько лучше, себя чувствует сейчас, после того как ее, наконец, почти перестала мучить тошнота по утрам. Две женщины тут же начали сравнивать симптомы и ощущения, доставлявшие им беспокойство. Их разговор был теплым и доверительным – так обычно общаются лишь близкие подруги, у которых нет друг от друга секретов. А Дейзи и Анджела во всяком случае были ровесницами. Выяснилось, что однажды они в одно и то же время побывали в Ньюпорте. Это случилось в августе, когда Анджела пришла туда на своей «Акуле», чтобы участвовать в парусных гонках. Сближало их и многое другое. Обеих женщин не оставляла равнодушными судьба обездоленных: как Анджела, так и Дейзи активно участвовали в филантропических начинаниях.

Незадолго до одиннадцати вечера двери распахнулись, и в гостиную ввалилась ватага раскрасневшихся мужчин, принеся с собой в этот блистающий позолотой зал ночную свежесть и сладкий аромат виски.

– Я не опоздал ни на минуту! – весело выкрикнул Кит, стремительно войдя в комнату и бросив многозначительный взгляд на часы. – А это значит, что свадьба все-таки состоится. Заметь, даю согласие без всякого принуждения, – озорно подмигнул он Анджеле.

– Тебе милостиво дарован глоток свободы напоследок, – томно проговорила та, и в глазах ее тоже сверкнули искорки веселья.

– Твое великодушие просто безмерно, – прошептал Кит, подходя к ней вплотную. Его взгляд был откровенно чувственным. Опустившись рядом с нею на диван, он поднял ее ноги и положил себе на колени. – Я в самом деле жду не дождусь нашей свадьбы, – серьезно проговорил нетерпеливый жених, поглаживая ее щиколотки, – и медового месяца.

– Осторожно, твоя мать может заметить, – тихо напомнила Анджела и с обеспокоенным видом одернула платье, прикрыв ноги юбкой.

– Она не смотрит на нас. – Его голос был глух, а улыбка нежна. – Сейчас она беседует с Милли. Ты успела соскучиться по мне? – Кит наклонился, чтобы поцеловать Анджелу.

Другие женщины тоже потеснились, чтобы дать место своим мужьям. Гарнитур в стиле Людовика XV не был рассчитан на большое количество гостей.

– Ты рано вернулся, – сказала Блейз Хазарду, когда он расположился рядом с ней на канапе.

– Очевидно, Киту было велено не слишком задерживаться, – ответил тот с улыбкой человека, умудренного долголетним браком. – К тому же де Век соскучился по своей Дейзи. Стоит ему разлучиться с ней хотя бы на минуту, как он тут же не находит себе места. И я решил присоединиться к ним, потому что, если честно, тоже скучал без тебя, – добавил Хазард с невыразимой нежностью. – Вот мы и явились сюда всей компанией. А вы тут, наверное, тем временем неплохо развлеклись?