Текст книги "Что я сделала ради любви"

– Нет! – ахнула Джорджи.

Пол оперся локтями о колени и низко опустил голову.

– Боль, которую я испытал, узнав о ее смерти, была почти невыносимой. Ты не понимала, что она ушла навсегда, и все время плакала. Я не мог тебя утешить. У меня едва хватало сил накормить тебя. Она так сильно любила нас и очень расстроилась бы, узнав, как я слаб. – Он потер лицо ладонями. – Я перестал ходить на пробы. Не мог снова пережить эту боль. И пообещал себе, что никогда не буду любить другого человека так сильно, как любил ее.

У Джорджи мучительно сжалось сердце. Легкие не пропускали воздух. Она задыхалась.

– И ты сдержал обещание, – прошептала она.

Он поднял на нее глаза, полные слез.

– Нет. Не сдержал, и смотри, куда это нас привело.

До Джорджи не сразу дошел истинный смысл его слов.

– Так это я? Ты так сильно любишь меня?!

– Ты удивлена? – горько усмехнулся Пол.

– Я… в это трудно поверить.

Он ногой отбросил разбитую камеру.

– Полагаю, я тогда действительно хороший актер.

– Но… почему? Почему ты был так холоден, так…

– Потому что нужно было держаться, – свирепо прошептал он. – Ради нас. Я не мог позволить себе расклеиться.

– Все эти годы? Но она так давно умерла.

– Отчужденность вошла в привычку. Стала безопасным местом, где можно спокойно существовать.

Впервые на ее памяти он выглядел старше своих лет.

– Иногда ты так похожа на нее. Твой смех. Твоя доброта. Но ты более практична, чем она, и не так наивна.

– В этом я больше похожу на тебя.

– Ты такая, какая есть, и именно за это я тебя люблю. Всегда любил.

– Но я никогда не чувствовала себя… слишком любимой.

– Знаю, и я не… не мог понять, как это изменить, поэтому делал все, чтобы твоя карьера была успешной. Но постоянно сознавал, что этого недостаточно. Совсем недостаточно.

Жалость росла в ее душе вместе с грустью. Как же много он ей недодал! Несомненно, ее мать, женщина, которую описывал Пол, совсем не хотела видеть его таким.

Он снял очки. Потер переносицу.

– Когда я видел, что творилось с тобой после ухода Ланса и как ты страдала, я был готов его убить. Но сам не сумел тебя утешить. Наверное, из-за этого ты вышла за Брэма. Я не могу забыть прошлое, но если ты любишь его, попытаюсь…

Джорджи едва не запротестовала, однако вовремя прикусила язык.

– Пап, я понимаю, что обидела тебя, сказав, что сама займусь своей карьерой. Но я хотела, чтобы ты просто… был моим отцом.

– Ты ясно дала это понять. – Сейчас он выглядел скорее встревоженным, чем оскорбленным. – Но у меня в связи с этим возникла проблема. Слишком хорошо я знаю этот город. Может, я эгоист или зря беспокоюсь, однако не верю, что кто-то еще поставит твои интересы выше своих.

В отличие от него. Он всегда прежде всего заботился о ней, даже если результаты оказывались не совсем удовлетворительными.

– Пожалуйста, доверься мне, – мягко попросила она. – Я всегда готова узнать твое мнение. Но окончательное решение – верное или неверное – будет моим.

Отец нерешительно кивнул.

– Полагаю, давно пора, – вздохнул он и, нагнувшись, подобрал разбитую камеру.

– Прости. Не сдержался. Я куплю тебе другую.

– Ничего страшного. У меня есть запасная.

Оба замолчали. Обоим было неловко. Но они знали, что самое трудное позади.

– Джорджи… не знаю, как это случилось, но, похоже… – Он повертел пустой корпус камеры. – Появилась весьма слабая… очень слабая возможность того, что я… могу возобновить свою карьеру.

Он рассказал о визите Лоры, о ее настойчивом желании стать его агентом, об уроках актерского мастерства, которые стал посещать. Он казался пристыженным и немного сбитым с толку.

– Я и забыл, как люблю свою работу! Чувствую, что наконец делаю то, чем стоило заниматься все это время. Словно… вернулся домой.

– Не знаю, что сказать. Это чудесно. Я потрясена! – Джорджи коснулась отцовской руки: – Ты блестяще читал в ту ночь роль отца Дэнни. А я ничего тебе не сказала. Но искренне восхищалась. Когда у тебя проба? Я хочу знать все!

Он кратко изложил содержание сценария, описал персонаж, и Джорджи показалось, что она видит человека, начинающего ломать эмоциональные оковы, в которых оказался по собственной воле.

Разговор зашел о Лоре.

– Я не могу винить ее за то, что она ненавидит меня, – виновато пробормотала Джорджи. – Может, мне не следовало делать этого, но я хотела начать все сначала и не видела другого выхода.

– Ты не поверишь, но Лора, кажется, совсем на тебя не сердится. Не проси меня понять это. Ты лишила ее всех доходов, но вместо того, чтобы впасть в депрессию, она… не знаю… взволнована, полна энергии; не могу точно определить, что с ней творится. Она необычная женщина. Куда храбрее, чем я считал. Она… мне интересна.

Джорджи пристально всмотрелась в него. Отец поднялся. Снова наступила неловкая пауза. Он уперся рукой в колонну.

– И как все теперь будет между нами, Джорджи? Я бы хотел стать отцом, который тебе нужен, но, кажется, уже слишком поздно. Я понятия не имею, что делать.

– На меня не смотри. Мне нанесена душевная травма, после стольких лет жестоких избиений, на которые ты был так щедр.

Вечно она со своим дурацким остроумием! Неужели нельзя сдержаться хотя бы в такую минуту? Но ей нечего было сказать, разве что попросить, чтобы он обнял ее. Просто взял и обнял.

Джорджи скрестила руки на груди.

– Может, ты хочешь начать все сначала, раскрыв мне отцовские объятия?

К ее удивлению, Пол поморщился как от боли.

– Похоже… я совсем забыл, как это делается.

Его полнейшая беспомощность тронула Джорджи.

– Может, все-таки попытаешься?

– О, Джорджи… – Он выбросил руки вперед, притянул ее к себе и стиснул так сильно, что ребра едва не треснули. – Я так тебя люблю.

Он прижал ее голову к своему подбородку и стал укачивать Джорджи словно ребенка. Неуклюже, неловко и очень нежно… И это было так чудесно!

Она уткнулась носом в воротник его тенниски. Им обоим было нелегко. Ей придется взять инициативу на себя, но теперь, когда между ними не осталось недомолвок, она ничуть не возражала.

Глава 22

Серая громада Элдридж-Мэншн служила декорацией для дюжины фильмов и телевизионных шоу, но никто и никогда не видел портика с входными дорожками под высокими тентами. Тот, что побольше и пороскошнее, кипенно-белого цвета, с надписью «Скофилды», предназначался для главного входа. На зеленом, что поменьше, было написано: «Только для слуг».

Гости, смеясь, выходили из лимузинов «бентли» и «порше». Те, кто был одет в духе того времени, в вечерние платья, смокинги, костюмы: белые теннисные или от Шанель, – задирали носы и двигались к главному входу. Джек Пэтриот, которого никто не назвал бы безмозглым хлыщом, поступил иначе. Легендарная рок-звезда в своих самых удобных джинсах и рабочей рубашке, с парой садовых перчаток и пакетами семян, заткнутыми за пояс, энергично направился к служебному входу, ведя жену под руку. Простое черное платье Эйприл, из тех, какие обычно носят домоправительницы, могло бы показаться совсем скромным, если бы не модный лиф-корсет на косточках и большое декольте. Пара ключей на черном шелковом шнуре свисала до самой ложбинки меж грудей. Длинные светлые волосы были уложены в мягкий и очень сексуальный узел. Рори Кин, в скромном платьице горничной-француженки, догнала Джека и Эйприл. Сегодня ее сопровождал приятель – жизнерадостный венчурный капиталист в ливрее дворецкого. Он был всегдашним компаньоном Рори на подобные случаи: друг, но не любовник.

А вот родители Мег прошли главным входом. Актер и драматург Джейк Коранда был в белом, а его жена, великолепная Флер Савагар Коранда, надела прихотливо вьющееся вокруг ног цветастое шифоновое платье с американской проймой и складками, начинавшимися от высокого ворота. Мег, в костюме лучшей подруги Скутер, хиппи Зоэ, предпочла пройти через служебный вход вместе со своим спутником на этот вечер, безработным музыкантом и копией Джона Леннона.

Чаз стояла в трех шагах от дверей бального зала, втайне поражаясь себе. Интересно, с какой радости она позволила Джорджи выбрать ей костюм? И вот теперь она здесь, одетая как гребаный ангел, в сверкающем серебряном платье и с нимбом, прикрепленным к большому оранжевому парику. Всякий раз, подняв глаза, она могла видеть оранжевые локоны, закрывавшие лоб. Идея возникла после просмотра тринадцатой серии «Скип видит сон». Чаз долго стервозилась из-за костюма, но Джорджи одарила странной улыбкой и заверила, что Чаз – ангел в обличье смертной.

Ей полагалось помогать Поппи, устроительнице вечеринок, следить, чтобы все прошло гладко, но Чаз в основном пялилась на входивших в зал звезд. Если верить Поппи, эта вечеринка считалась главным событием лета и многие знаменитости, даже не знакомые с Брэмом и Джорджи, добивались приглашения.

– Никаких дизайнеров сумок, – твердила Джорджи. Чаз сначала не поняла, однако когда Джорджи все объяснила, тут же согласилась.

Стенные и потолочные панели из полированного дерева сверкали в свете хрустальных люстр. Круглые горчично-желтые столы были накрыты скатертями из тафты в голубую и сиреневую клетку. Пышные шапки голубых гортензий, изображенных на вступительных кадрах сериала, украшали столы: букеты стояли в ярко-желтых заварочных чайниках. Рядом с каждой тарелкой красовался крохотный сахарный особняк Скофилдов и серебряная рамка для фотографий с выгравированным меню, фамильным гербом Скофилдов и крохотным отпечатком лапы Баттерскотча, кота Скутер. На четырех огромных телеэкранах беззвучно транслировался сериал.

Чаз увидела, как в зал входит Эрон с миленькой, но туповатой на вид брюнеткой: очевидно, это и была Бекки. У Эрона не хватило бы храбрости пригласить ее, если бы не Чаз, которая вцепилась в него как бульдог и не отстала, пока не добилась своего. Благодаря Чаз он выглядел гораздо лучше.

– Все, что тебе нужно, – это хороший костюм, – твердила она, уговаривая его одеться адвокатом Скофилдов. – Такой, чтобы был сшит по тебе. И заставь Джорджи заплатить за него.

Нужно отдать Джорджи должное: скупердяйкой она не была, – и даже послала Эрона к портному отца.

Приличная прическа, контактные линзы, постройневшее тело и нормальная одежда вместо идиотских футболок и разъезжавшихся по швам джинсов – и Эрон стал другим человеком.

– Чаз, это Бекки.

Бекки была немного полновата, зато могла похвастаться блестящими темными волосами, круглым личиком и застенчивой дружелюбной улыбкой. Чаз понравилось, что она не пыталась разглядывать собравшихся в зале знаменитостей.

– Привет, Чаз. Мне нравится ваш костюм.

– А мне в нем не по себе. Но все равно спасибо.

– Бекки работает в кадровой службе одной из компаний медицинского страхования, – пояснил Эрон, словно Чаз этого не знала. Ей было известно и то, что родители Бекки приехали из Вьетнама. Но сама она родилась на Лонг-Бич.

Оглядев белую блузку с треугольным вырезом, короткую черную юбку, темные колготки и черные четырехдюймовые шпильки, Чаз кивнула:

– Из вас получился классный водитель.

– Это Эрон предложил.

Собственно говоря, именно Чаз предложила Эрону нарядить Бекки в костюм Лулу, сексуальной штучки, водителя адвоката Скофилдов. Она предвидела, что Бекки будет ужасно нервничать и ей лучше надеть что-то попроще: не о чем будет беспокоиться.

– Это, типа, идея Чаз, – выпалил Эрон, хотя Чаз не набросилась бы на него с упреками, если бы он промолчал.

– Спасибо, – повторила Бекки. – По-правде говоря, я нервничала из-за сегодняшнего дня.

– Классное первое свидание. Верно?

– Просто невероятно! Я до сих пор поверить не могу, что Эрон меня пригласил.

Бекки повернулась к Эрону с такой широкой улыбкой, словно он был суперкрутым парнем, чего о нем никак не скажешь, хотя он и выглядел куда лучше, чем раньше. Когда Эрон ответил такой же улыбкой, Чаз почувствовала укол ревности: не потому, что хотела сама встречаться с Эроном, просто привыкла о нем заботиться. И ей нравилось вести с ним долгие разговоры. Она даже рассказала ему о том дерьме, в которое попала не по своей вине. Но если у них с Бекки начнется роман, Эрон, наверное, захочет беседовать по душам только с возлюбленной. Может, Чаз немного ревновала еще и потому, что ей бы понравилось, если бы на нее заглядывался настоящий, настоящий, настоящий славный парень. Не какая-то дешевка и слизняк. Заглядывался так, как Эрон смотрит на Бекки. Может, когда-нибудь…

– Это Саша Холидей, – оживился Эрон, показывая на высокую худенькую женщину с длинными темными волосами. Очки для чтения, прикрепленные к цепочке, лежали в вырезе темного элегантного платья. Совершенная копия секретаря миссис Скофилд, только намного сексуальнее.

– Саша одна из лучших подруг Джорджи, – продолжил Эрон.

– Я узнаю ее по рекламе «Холидей хелти итинг», – кивнула Бекки. – Она классная. И стройнее, чем на снимках.

Чаз же посчитала, что Саша выглядит слишком тощей и взгляд у нее очень напряженный, но вслух ничего не сказала.

Они втроем продолжали стоять на месте, стараясь не таращиться на продолжавших прибывать в особняк звезд: Джейк Коранда и Джек Пэтриот, все актеры из «Скип и Скутер» и партнеры Джорджи по другим фильмам. Мег помахала ей с другого конца комнаты. Чаз махнула в ответ. Спутник Мег походил на лузера, и Чаз подумала, что та достойна лучшего. Судя по выражению лица папаши Мег, он придерживался того же мнения.

Чаз удивилась, заметив Лору Моуди, прежнего агента Джорджи. Но Поппи выглядела так, словно находится на грани инфаркта. Лора была приглашена еще до своего увольнения, однако никто не ожидал, что она придет.

– Где мисс Йорк или мистер Шепард? – прошептала Бекки Эрону.

Как странно слышать, что кто-то называет их так! Эрон поглядел на часы.

– Готовится их торжественный выход. Идея Пупи[24]24
  Дурачина, олух.


[Закрыть]. – Он тут же залился краской. – Я хотел сказать «Поппи». И нечего смеяться, Чаз. Ведешь себя инфантильно и… непрофессионально.

Но он тут же рассмеялся сам и объяснил Бекки, что устроительница вечеринок – неприятная особа и они с Чаз терпеть ее не могут.

Пока гости пробовали закуски, к компании подошла Рори Кин, что было суперкруто, поскольку все в комнате посчитали, будто они – вип. К ним присоединилась и Лора. Она вела себя так, словно ничуть не смущена пребыванием здесь, хотя все знали, что Джорджи уволила ее, да и спутника у нее не было.

Поппи и официанты принялись направлять гостей в парадный холл: ожидался торжественный выход новобрачных. Чаз заволновалась. Джорджи привыкла к сцене, но сегодня все будет иначе. И она не хотела, чтобы жена Брэма споткнулась или опозорила себя каким-то образом перед всеми этими людьми. Заиграли музыканты, и из двери первого этажа вышел Брэм. Чаз впервые видела его в смокинге, сидевшем так, словно Брэм носил его каждый день. Настоящий Джордж Клуни, Джеймс Бонд или Патрик Демпси, только волосы посветлее. Он выглядел богатым и знаменитым, и Чаз буквально раздулась от гордости: ведь это ей доверено заботиться о нем.

Он подошел к широкой лестнице и поднял голову. Музыка нарастала. И тут появилась Джорджи. Чаз неожиданно ощутила все тот же прилив гордости. Джорджи сияла здоровьем. Чаз сделала для этого все. Она взглянула на Брэма и увидела, что тот тоже нашел Джорджи прекрасной.

* * *

Джорджи решила, что на вечеринку они прибудут поодиночке, так что Брэм видел ее впервые за этот день. Он почти ожидал, что она появится в костюме скунса, как угрожала раньше, но ему следовало бы не слишком надеяться на ее слова.

Джорджи выглядела так, словно голая пробежала через хрустальную люстру. Платье смотрелось изящной колонной из сверкающих льдинок, льнувшей к ее высокой стройной фигуре. Застежка из кружева прихватила бретельки на одном плече, оставив другое обнаженным. Тонкая кружевная вставка рассекала тело по диагонали, позволяя увидеть сквозь крохотные петельки белоснежную кожу.

Именно этого ждала публика целых восемь сезонов: видения, которое так и не появилось из-за идиотского поведения Брэма. Превращения Скутер Браун из бездомной сироты в элегантную женщину с благородным характером и жизнерадостной искренностью, которыми не обладал ни один Скофилд.

Брэм был потрясен. Он мог играть чувствами Скутер, но это умное, утонченное создание казалось… почти опасным.

А ее волосы! Какая прическа! Темные мягкие локоны заколоты сзади, и лишь несколько прядей со стильной беспорядочностью обрамляют лицо. И хотя Джорджи считала, что во всем полагается на Эйприл, все же точно знала, что ей идет, и не сделала ошибки, испортив светлую от природы кожу искусственным загаром. И не навесила на себя тонну драгоценностей. Дорогие бриллиантовые серьги с подвесками – вот и все украшения. Она ничего не надела на шею.

Рядом стоял Пол. Рука дочери лежала на рукаве его смокинга. Просить отца сопровождать ее вниз по лестнице не входило в первоначальные планы, и выражение лиц Пола и Джорджи, улыбавшихся друг другу, смутило Брэма.

Пол и Джорджи стали спускаться по лестнице. Брэм не мог отвести от нее глаз. По голливудским стандартам она не считалась красавицей, но проблема была не в ней, а в стандартах. Она была куда интереснее и, несомненно, оригинальнее, чем увлекавшиеся ботоксом, липосакцией, пластическими операциями и силиконом так называемые калифорнийские красотки.

Когда она остановилась на площадке, Брэм запоздало сообразил, что должен был подняться наверх и встретить ее. Но она давно привыкла к тому, что он забывает свои реплики, и не обиделась. Он наконец отклеил ноги от пола и взбежал по лестнице, остановившись на три ступеньки ниже. Повернулся к гостям вполоборота и протянул руку к Джорджи. Сентиментально? Слащаво? Но она достойна самой романтической сцены.

Пол поцеловал Джорджи в щеку, кивнул Брэму и освободил сцену жениху и невесте. В руку Брэма скользнула теплая ладошка Джорджи. Гости разразились аплодисментами, когда она спустилась к нему.

Они повернулись к залу. Джорджи смотрела на Брэма. В ее глазах светилась нежность. Он поднял ее пальцы к губам и осторожно поцеловал. Ничего, он сумеет сыграть гребаного Волшебного Принца не хуже Ланса Лузера.

Но ему пришлось сильно потрудиться, чтобы не выйти из роли циника. Пусть сегодня все видят не что иное, как голливудскую сказку, где иллюзия казалась реальностью.

А Джорджи так хотелось, чтобы иллюзия стала реальностью. Эта ночь, магическое сверкающее платье, друзья вокруг и непривычно мягкое лицо отца. Только вот рядом стоит не тот человек. Но и он сейчас не казался настолько уж чужим.

Они общались с гостями, одетыми на удивление разнокалиберно: от джинсов и теннисных юбок до смокингов и школьной формы. Трев и Саша вызвались произносить тосты, а когда все расселись, Пол неожиданно встал и поднял бокал:

– Сегодня мы празднуем обеты, данные друг другу этими удивительными людьми. Одного из них… – он глянул на Джорджи, и голос его прервался, – я очень люблю.

Глаза Джорджи наполнились слезами. Пол откашлялся.

– Второй… нравится мне все больше.

Все, включая Брэма, рассмеялись. Последняя неделя, проведенная с отцом, была странной и чудесной. Сознание того, как сильно он любит ее, как сильно любил мать, было для Джорджи важнее всего на свете. Но когда Пол стал выражать надежду на светлое будущее жениха и невесты, улыбка Джорджи застыла на лице искусственной маской. Сказать отцу правду, вместо того чтобы пытаться скрыть свои ошибки из страха разочаровать его, станет следующим шагом на ее пути к полной самостоятельности.

Пол выждал до сегодняшнего утра, чтобы признаться, что пригласил на вечеринку Лору в качестве своей спутницы. Джорджи была рада, что он подумал об этом, как бы неловко она ни чувствовала себя в присутствии Лоры.

– Ей будет приятно, – сказал он. – И все увидят, что ты по-прежнему считаешь ее частью своего ближнего круга.

– Это еще и прекрасный способ дать понять окружающим, что ты возвращаешься в профессию и что Лора отныне представляет тебя, – попыталась пошутить Джорджи.

Лицо Пола омрачилось.

– Джорджи, это не то, что ты…

– Я знаю, – поспешно заверила она. – Я не хотела тебя обидеть.

Они устанавливали новые отношения, и оба шли ощупью, пытаясь ничем не обидеть друг друга, не нарушить хрупкое равновесие.

Она ткнула локтем отца, пытаясь рассмешить.

За первым тостом последовали другие: Трева, не относящиеся к делу, и Саши, теплые и дружеские. И те и другие были забавны и остроумны. Когда начался обед, гости то и дело стучали по столу стаканами для воды, вынуждая Джорджи и Брэма целоваться. Их публичные поцелуи уже не казались фальшивыми. Она впервые была с человеком, который бы так любил целоваться… и который целовался так хорошо. Она впервые была с человеком, чьими поцелуями так сильно наслаждалась.

Лора, сидевшая за соседним столом, лениво ткнула вилкой в лобстера и незаметно поправила бретельку лифчика. Сегодня она собиралась надеть платье для вечеринки в саду, как многие из гостий, но в последнюю минуту передумала. Это деловое мероприятие, и она не может позволить себе подтягивать лиф, который неминуемо сползет, или беспокоиться о том, что руки недостаточно загорели. Вместо этого она выбрала простой бежевый офисный костюм: блузон с драпированным вырезом и жемчуг: именно такой наряд носила миссис Скофилд. И все бы ничего, если бы не постоянная проблема с бретельками лифчика.

Предложение Пола было для нее чем-то вроде шока. Она позвонила передать, что первая проба понравилась, но агент по кастингу захотел увидеться с ним насчет другой роли, и только попыталась пуститься в обычные, проливающие бальзам на душу утешения, как вдруг он перебил:

– Пробы я не прошел, но зато мой первый показ был неплохой практикой.

И пригласил ее на вечеринку.

Нужно было быть последней дурой, чтобы отказаться. Появление в таком звездном окружении вернет некоторый блеск ее профессиональной репутации, что прекрасно сознавал Пол, однако она невольно насторожилась: его холодный, несговорчивый, властный характер находился в вопиющем противоречии с красивым лицом и другими мужскими достоинствами. Но в последнее время Пол казался странно уязвимым, и ее так и подмывало выяснить, в чем дело.

К счастью, Лора прекрасно догадывалась, куда могут завести женщину фантазии. Она знала, чего хочет от жизни, и не собиралась испортить все на свете, жертвуя упорядоченным существованием лишь потому, что Пол Йорк оказался более интересной и сложной натурой, чем она себе представляла. Что из того, что она иногда чувствует себя одинокой? Те дни, когда она позволяла мужчинам отвлечь ее от реальных целей, давно позади. Пол только клиент. А ей выгодно показаться на этой вечеринке. И больше ничего.

Весь вечер он был внимателен к ней: ну просто идеальный джентльмен. А Лора слишком сильно нервничала, чтобы спокойно есть. Пока сидевшие за столом были заняты беседой, она наклонилась ближе к Полу и сказала:

– Спасибо, что пригласили. Я у вас в долгу.

– Вы должны признать, что не испытали слишком большой неловкости от встречи с Джорджи.

– Только потому, что ваша дочь – превосходная актриса.

– Не стоит ее защищать. Она вас уволила.

– Ей было необходимо это сделать. А вы двое весь вечер улыбались друг другу, так что не трудитесь разыгрывать крутого парня.

– Мы поговорили. Только и всего.

Он показал на уголок губ, давая понять, что она чем-то измазалась. Застыдившись, Лора схватила салфетку, но ткнула не туда и Полу пришлось вытереть ей губы.

Когда он отнял руку, она схватила стакан с водой.

– Должно быть, разговор был интересным.

– Очень. Напомните все рассказать вам, когда я в следующий раз буду пьян.

– Не могу представить вас пьяным. Для этого у вас слишком сильна самодисциплина.

– Такое бывало.

– Когда?

Она ожидала, что он не пожелает ответить. Но он ответил:

– Когда умерла жена. Я напивался каждую ночь, дождавшись, когда уснет Джорджи.

Этого Пола Йорка Лора только начинала узнавать. Она долго смотрела на него, а потом спросила:

– А какой была ваша жена? Не отвечайте, если не хотите.

Он отложил вилку.

– Поразительной женщиной. Блестящей умницей. Веселой, милой. Я не заслуживал такого счастья.

– Должно быть, она придерживалась иного мнения. Иначе не вышла бы за вас.

Пол немного растерялся, словно так привык считать себя недостойным жены, что иного и быть не могло.

– На момент смерти ей едва исполнилось двадцать пять. Совсем девочка, – прошептал он.

Лора нервно теребила жемчуг.

– И вы по-прежнему ее любите.

– Не такой любовью, как представляете вы.

Он повертел в руках миниатюрную копию особняка Скофилдов.

– Полагаю, во мне всегда будет жить молодой парень, только все это было давным-давно… Она была ужасно рассеянной. Я мог найти ключи от машины в холодильнике, а иногда в ее сумочке. И она совершенно не заботилась о своей внешности. Это доводило меня до безумия. Она всегда теряла пуговицы, рвала вещи…

По спине Лоры прошел озноб.

– Трудно поверить, что вы с ней уживались. Вы всегда встречались с такими элегантными женщинами!

– Жизнь – штука беспорядочная, – пожал плечами Пол. – Это я стараюсь найти в ней хоть какую-то упорядоченность.

Лора скрутила лежавшую на коленях салфетку.

– Но вы не влюбились ни в одну.

– Откуда вам знать? Вдруг я влюбился, но был отвергнут?

– Сомнительно. Вы Гран-при во всех ставках бывших жен. Порядочный, умный и красивый.

– Я был слишком занят карьерой Джорджи, чтобы снова жениться.

В его словах слышался упрек себе.

– Но вы вырастили прекрасную дочь и сделали для нее все, на что были способны. Я слышала много историй о том, что в детстве Джорджи не могла устоять перед микрофоном и балетными туфельками. И перестаньте терзать себя за несуществующую вину.

– Джорджи любила выступать. Стоило мне отвернуться, как она взбиралась на столы и танцевала. – На его лицо снова набежала тень. – Но все же мне не стоило так давить на нее. Ее матери это не понравилось бы.

– Эй, легко смотреть сверху, как кто-то другой поднимает тяжести, навешивая на штанги все новые блины.

У Лоры хватило дерзости подшучивать над его святой женой, и выражение лица Пола стало замкнутым и холодным. Раньше она бы из кожи вон вылезла, чтобы вымолить его прощение, но теперь и бровью не повела, даже когда он мрачно насупился. Вместо этого наклонилась к нему и прошептала:

– Постарайтесь пережить это и оставить прошлое прошлому.

Пол резко вскинул голову.

Лора смело встретила его взгляд.

– Это давно пора сделать.

Лора ждала, что он, как обычно, уйдет в себя, отвернется, но этого не произошло. Наоборот. Лед в его глазах растаял.

– Интересно. Джорджи сказала мне то же самое.

Он поднял оброненную Лорой салфетку, и от его долгого взгляда она едва не растаяла.