Текст книги "Чокнутая будущая"
Автор книги: Тата Алатова
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 9
Ткань была сложная – с бархатом всегда так, – и я ползала по полу, разрезая ее по выкройке.
Выкройка тоже была сложная – простых путей мы не любим, и я в который раз с благодарностью вспоминала бабушку Ануш, научившую меня шить себе наряды.
Алеша скорбел над планом завтрашнего урока по актерскому мастерству, вздыхал и маялся. Он был непревзойденным мастером импровизаций, а вот теория давалась ему тяжело.
– Милый, – тихо позвала я, орудуя ножницами, – а где ваши с Антоном родители?
– На Верхневолжском, – ответил он, явно обрадовавшись поводу отложить план занятия.
Мою бабушку похоронили на том же кладбище, но география не была ответом на мой вопрос.
– От чего они умерли? – уточнила.
– На даче замкнуло проводку, мы с Тохой тогда в городе остались. Не очень я жалую все эти дачи и огороды, брр.
Понятно теперь, почему его было не заманить в мой частный дом.
Думал ли Алеша, скрипя старыми половицами, о том, когда в моей развалюхе в последний раз меняли электрику?
– Что это ты вдруг? – спросил он.
– Не знаю. – Я отложила ножницы и села, разглядывая мужа.
Какой же красивый.
Его брату не досталось ни красоты, ни обаяния.
Наверное, обидно.
Если бы у меня была старшая сестра куда симпатичнее меня – любила бы я ее или ненавидела? Стала бы хорошей героиней или плохой?
– Твоя Римма шпыняет Антона в хвост и гриву. Не жалко тебе брата?
– А, история о том, как она варила ему бульоны и таскала тетрадки, – развеселился Алеша. – Что тут скажешь? Римме изрядно досталось от него, когда мы были женаты. Только представь – мы молоды, бедны, полны амбиций, у нас грудной ребенок. А Тоха то из дома сбежит, то школу начнет прогуливать, то приведет целую ораву какой-то шантрапы из подворотни… Я работал на трех работах, а Римма воевала одна и с маленьким Олегом, который то и дело болел, и с бунтующим Тохой. Бегала его искать, выслушивала претензии учителей, однажды к нам даже пришел инспектор по делам несовершеннолетних, чем довел ее до полного изнеможения. В один прекрасный день она просто сломалась – тихо ушла, не взяв с собой даже сына. Потом оказалось, что плюсом легла затянувшаяся послеродовая депрессия, и первые два месяца она просто спала, вырвавшись из нашего дурдома. Явлинский, режиссер, из-за которого она меня бросила, даже приходил мне морду бить – мол, как можно было довести женщину до такого состояния. Но Тоха спустил его с лестницы. Я запил, а он перепугался до чертиков, нянчился и со мной, и с Олегом. Думаю, он до сих пор чувствует себя виноватым из-за того, что разрушил наш брак. Тогда-то он и взялся за ум. Я постепенно вернулся в строй, Римма выспалась и забрала Олега… но ко мне уже не вернулась.
– Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему, – процитировала я задумчиво. – Не затянулась епитимья-то?
– Тоха уже взрослый и может за себя постоять… если захочет. – Алеша довольно беззаботно пожал плечами.
Он вообще рассказывал эту древнюю историю без надрыва, с улыбкой даже. Так говорят об отболевшем. Отговорила роща золотая, ну, вы понимаете, – светлая грусть об ушедшем, не более того.
Я спросила себя: долго бы смогла продержаться в Алешиных женах, прилагайся к нему злобный младший братец, или сбежала бы, теряя тапки, еще быстрее, чем Римма? У меня ведь не было гантелей на ногах в виде ребенка.
Мои размышления прервал длинный звонок в дверь, Алеша поплелся открывать, а я вернулась к своему голубому бархату.
– Арина? – раздался его удивленный, но в то же время ласковый голос.
Алеша любил свою дочь, но порой она была настоящей мелкой злодейкой, и приходилось включать актерские способности, изображая родительскую доброжелательность.
Бум! Бум! Это стукнулись о стену ее кроссовки, которые девчонка энергично стряхнула со своих лап. Экспрессией детонька пошла в папеньку. Вот-вот начнет декламировать: «Недаром нас не взяли на Парнас», обычную распевку Алеши. Или как там это у актеров называется, когда они калибруют тембр своего голоса.
– Я с этой женщиной больше жить не буду, – провозгласило дитятко и в ту же минуту появилось на пороге.
Не сказать, что из коридора в зал пролегал длинный путь.
Увидев меня, Арина явно растерялась. Кажется, она успела забыть, что любвеобильный папенька снова женился.
– С какой женщиной? – не понял Алеша.
– С твоей бывшей женой, вот с какой!
– Ты говоришь о маме?
Девица молчала и пыхтела.
Я продолжала щелкать ножницами, опустив голову.
Кажется, пора домой. Семейные разборки – не мой конек.
Я со своей-то матерью не знала, что делать, куда мне было возиться с чужими детьми.
– Что случилось? – растерялся Алеша. – Вы поссорились?
Ее маменька – тихоня бледная Лиза, бухгалтерша, которая попыталась обокрасть Антона, – мне тоже не сильно-то нравилась. Эта женщина отправила меня выторговывать для нее алименты! Но это же не значит, что теперь я должна воспитывать ее девятилетнюю дочь?
– Мы расстались навсегда, – сообщила Арина.
В ее голосе звучало столько пафоса, что сразу стало понятно: Алеша переборщил, таская дочь на репетиции.
Я бы людей, которым не исполнилось двадцати, туда не пускала. Русская классика способна до основания разрушить неокрепшую психику.
Впрочем, Алеша в минуты душевного волнения вообще переходил на греческие хоралы. Вот и сейчас его голос сорвался в неведомые дали.
– Что ты говоришь, дочь моя?
– Что буду жить здесь! Что это такое? – И Арина подняла кусок голубого бархата.
– Бальное платье, – пояснила я неохотно.
Мне захотелось отобрать у нее лоскут, как будто мы были в одной песочнице с ограниченным количеством пластмассовых лопаток.
– Ты что, собралась на бал?
– Пока нет. Но когда бал начнется, у меня будет платье.
Арина замолчала, обдумывая услышанное, потом тряхнула белобрысыми волосами.
– Мне надо учить уроки, я пойду в свою комнату. – И потопала в нашу спальню.
Ну да, больше-то ей идти некуда.
Значит, нам с Алешей оставался неудобный диван в проходном зале.
Ох, почему бабушка не научила меня любить богатых мужчин?
Алеша принялся искать мобильник, а потом отправился на кухню выяснять ситуацию у своей жены номер два.
Жена номер четыре, то есть я, принялась аккуратно собирать ткань.
Бежать, немедленно.
В глушь, в Саратов.
Карету мне, карету!
Я уложила свое будущее платье в рюкзак, на цыпочках прокралась в коридор и нацепила шлепки.
Сквозь неплотно закрытую дверь доносилось Алешино:
– Что значит – невыносима? Это твоя дочь!
Подобно татю в ночи я торопливо обшаривала карманы мужа в поисках мелочи на автобус. Я ведь выскочила из дома без телефона, а отправляться в очередной пеший вояж не хотелось. Кто знает, который из бесконечных новоявленных родственников подкараулит меня на трассе в этот раз.
Наконец, обнаружив смятый полтинник, выскользнула на лестничную площадку.
Свободна!
Свободна!
Дайте мне швабру, и я улечу на ней прочь.
* * *
Телефон звонил и звонил.
Просыпаться не хотелось – было то славное утренне-ленивое время, когда солнце уже пробилось сквозь занавески, но его лучи еще не достигли моей кровати.
Телефон звонил.
Из открытого окна пели птички – блаженство. Еще бы кто-нибудь выключил этот неприятный звук.
Наконец я нащупала телефон и, не глядя, ответила:
– Да?
– Мирослава, – нетерпеливый женский голос, – Арина забыла спортивную форму. Ее надо привезти в школу к третьему уроку.
– Какой затейливый спам, – сонно удивилась.
– Мирослава, уже девять утра. Ты еще спишь, что ли?
– Кто это?
На секунду в трубке воцарилось молчание, потом женский голос перешел на раздраженное шипение:
– Мирослава, это Лиза, жена Алеши.
– Да нет же, его жена – это я.
– Ты издеваешься? Просто отвези эту чертову форму!
Ах да, тихоня-воровка.
Падчерица.
Злая мачеха.
У меня есть муж.
Как все запутано.
– Не могу форму, – пробормотала, переворачиваясь на другой бок, – у меня сегодня полная запись. Да и вообще… ненавижу все школьное. Я там была белой вороной, понимаешь?
– Понимаю, – насмешливо фыркнула Лиза. – В это как раз легко поверить. Но тебе придется преодолеть свои детские комплексы.
– С чего бы это мне их преодолевать? Я что, похожа на преодолеватора? Такая супер-дева, которая достает из кармана бластер и уничтожает всех своих противников, так ты меня видишь? Типа, я несу возмездие во имя луны?
– Ты несешь чушь!
– Это спорный вопрос…
– Ты отвезешь форму или нет?
– Нет.
Кажется, такой ответ не был прописан в Лизиных скриптах, и она зависла.
– В каком это смысле? – не поняла она.
– В таком, что пока я сплю. А потом буду пить кофе и слушать подкаст про удобрения для роз. А потом спасать человеческие судьбы, раздавая мудрые и полезные советы за умеренную плату. По средам, кстати, скидка для первичных клиентов.
– Ах так, – протянула Лиза презрительно. Кажется, она только что внесла меня в список смертельных врагов. Никогда прежде мне не удавалось попасть в такой список еще до того, как я встала с постели. – Ну-ну. Я все поняла. Извини, что побеспокоила.
Яд втекал мне в ухо прямо из мобильника.
Я могла бы стать тенью отца Гамлета.
– Сразу надо было позвонить Антону, вместо того чтобы тратить на тебя свое время!
И она отключилась.
Вот-вот.
Звоните сразу Антону.
Официальный мальчик для битья у вас он.
День прошел в привычной рутине: расклады, клиенты, сад.
Время от времени звонил Алеша и слезно умолял вернуться домой. Требовал. Обижался. Напоминал, что долг жены – быть рядом с мужем. И учить с его дочерью уроки.
– Мне вечером в театр, – бушевал он. – Куда я дену ребенка?
– Посади ее в суфлерскую будку, – сердобольно советовала я.
Он бросал трубку, но снова звонил, и к вечеру я просто выключила телефон.
Великое Алешино обаяние меркло перед неудобным диваном и уроками.
Посмотрите на меня. Я похожа на человека, который любит делать уроки? Да я даже свои собственные не делала!
Учеба – не моя стезя. Мы, Миловановы, славимся не академическими достижениями.
Мобильник я включила только в субботу, вспомнив, что обещала сводить Антона в театр.
Если, конечно, это обязательство еще актуально. Возможно, Алеша уже вычеркнул мое имя из официального реестра своих жен.
Как знать, может, он успел даже подать на развод, проклял меня в веках и посыпал порог солью.
Я бы на его месте так и сделала – жена декабриста из меня явно не вышла.
Вдруг я попаду в книгу Гиннесса из-за самого короткого брака в мировой истории?
Пропущенных, к слову, было не так чтобы много.
Набравшись мужества, я набрала номер Алеши. Как легко было отключить телефон и как беспокойно – слушать сейчас гудки.
Мучителен час расплаты.
– Привет, – у Алеши был обычный веселый голос, – я вроде как соскучился. Дождись меня сегодня после спектакля, ладно? Вместе поедем домой.
Я растерянно заморгала.
Так мы еще женаты? Он на меня не сердится?
– А Арина? – спросила робко.
– Ее Тоха к себе забрал, – радостно сообщил Алеша. – Он же только ее мать не выносит, а племянницу любит.
Боже мой.
Да мой муж был еще большим увиливателем, чем я!
Он так ловко увиливал от своих отцовских обязанностей, что составил бы идеальную пару моей матери.
Говорят, дочери выбирают мужчин, похожих на отца. Я, видимо, перепутала гендеры.
Впрочем, что я знала о родном папеньке? Только то, что он капитан дальнего плавания, покоряющий рыжевато-красные просторы планеты Марс.
– Значит, Антон сегодня с Ариной и наш театр отменяется? – Я приободрилась.
– Понятия не имею. Позвони ему сама.
– У меня вроде нет его номера.
– Запиши немедленно! Как ты выживешь, если не начнешь звонить Тохе в любой непонятной ситуации? – засмеялся Алеша.
У него было превосходное настроение.
Сатир.
Антон ответил на звонок официально-вежливым тоном:
– Добрый день.
– Это Мирослава.
– Ми-ро-сла-ва, – повторил он нараспев, расщекотав меня под ребрами.
Я вдруг поняла, что перестала дышать.
Молчала.
Глядела на муху, ползущую по подоконнику.
Прошел дождь, и теперь листья деревьев сверкали на солнце.
– Давай поужинаем перед театром? Только не в этой твоей шашлычной… В пять в «Рахманинове», удобно? Тебя забрать или ты сама доберешься?
Я слушала его и ничего не понимала.
Какой еще ужин? Какой еще «Рахманинов»?..
Ресторан располагался напротив театра, спектакль начинался в семь.
О чем можно ужинать два часа?
Сколько раз за это время можно грехопасть? А с прелюдией? А без?
Он уже начал меня соблазнять или просто проголодался?
Почему ресторан «Рахманинов» открыли перед драматическим театром, а не музыкальным?
– Мирослава?
– Я.
– Так ты поужинаешь со мной?
Ах ты искуситель коварный!
– Ладно, – пролепетала я, взволнованная, как стрекоза под стеклом, – сама приеду.
Ой-ой-ой-ой.
Я заметалась по комнате, стремительно соображая, что же делать.
Никакого красного, это точно. Кто же бежит навстречу собственному греху, размахивая флагом «возьми меня скорее»?
Кажется, Антон просил меня соблюдать какой-то дресс-код.
Черный.
Да, я должна быть мрачной и неприступной, иначе все становилось чересчур очевидным.
Да и щекотки под ребрами все-таки недостаточно, чтобы…
Чтобы – что?
Это всего лишь ужин, а не вакханалия!
Все люди ужинают.
Некоторые даже в ресторанах.
У меня было два черных платья, и ни одно из них не подходило для сегодняшнего Антона.
Одно простенькое, траурное, в нем я ходила на похороны старушек по соседству.
Второе – маленькое черное платье, которое, как известно, должно быть в гардеробе каждой девушки. Ни разу его не надевала, уж очень откровенное.
Отчаявшись, я решила прибегнуть к крайним мерам – бабушкиному комоду.
У нее точно было платье в стиле «Шапокляк» – черное с белым воланом по низу и белым отложным воротничком. Жарковато для лета, но надежнее брони не придумать, а я точно нуждалась в доспехах, раз уж самый обычный разговор по телефону вызвал во мне настоящую бурю.
Да ты с ума сошла, Мирослава.
Антон уже ждал меня за столиком.
Я прибыла в семнадцать-ноль-ноль строго по расписанию.
Шла к нему, проклиная узкий длинный подол и тупоносые лакированные туфли, скользящие по гладкому полу.
Без косметики, зато с ридикюлем и волосами, забранными в старомодный пучок.
Благопристойная, благонравная, старомодная и добропорядочная Мирослава.
Бабушка долго смеялась бы, увидев меня сейчас.
У Антона тоже промелькнуло на лице веселье, но он быстро опустил глаза.
– Говори, – разрешила, аккуратно опускаясь на стул напротив него, – все, что ты сейчас подумал.
– Всего лишь спросил себя, почему ты приходишь в похоронное бюро, одетая как для ресторана, и в ресторан – одетая как для похоронного бюро, – осторожно проговорил он.
– Это зависит не от того, куда я иду, а от того, зачем я иду, – объяснила. – Ладно уж, перестань ходить вокруг да около и обрушь на мою голову весь гнев, который у тебя накопился. Скажи, какая я ужасная эгоистка, обругай за то, что сбежала и оставила тебя разбираться с этой малявкой, Ариной. Спроси меня, почему я не выполняю свои обязанности злой мачехи, а перекладываю эту головную боль на тебя. Почему думаю о себе, а не о тебе? Почему веду себя так инфантильно и безответственно? Разве для того я выходила замуж, чтобы теперь игнорировать все семейные проблемы?
Ох ты ж репейные колючки!
Клянусь, я и не думала ни о чем таком, оно все вдруг совершенно внезапно вырвалось на свободу. И вдруг оказалось, что все дни с выключенным телефоном это самоедство тлело где-то в глубине моего подсознания, чтобы сейчас обрушиться на Антона.
Я замолчала, глубоко пораженная масштабами рефлексии.
А Антон… его глаза становились все более квадратными с каждым моим словом, а на лице проступало… недоверие, что ли?
А потом он вдруг улыбнулся, и я снова разучилась дышать.
Нет, в нем не было легендарной ослепительности старшего брата, но это была изумительно искренняя и открытая улыбка, без фальши и двойного дна, без натянутости и искусственности.
Улыбка, которая не превратила его в неземного красавца, чудес не бывает, но заставила напрочь забыть о несовершенствах и неправильностях его лица.
И тут он отчебучил совсем уж невероятное: медленно встал, сделал шаг ко мне и целомудренно прикоснулся прохладными губами к моей щеке.
Меня как будто хлестанули по лицу крапивой.
Онемев, я заторможенно наблюдала, как он возвращается на свое место.
Такой церемонный, такой плавный.
– Что это было? – потрясенно спросила я.
Антон все еще улыбался.
– Не знаю, – сказал он. – Благодарность? Я уж и не помню, кто и когда задумывался в последний раз о моих удобствах. И задумывался ли вообще?
– Перестань прибедняться, – взмолилась я, схватилась за вилку, выронила ее, и она запрыгала по полу, звеня. – Так я чувствую себя еще хуже.
Антон наклонился и поднял вилку. У него были густые волосы с легкой проседью, а Алеша начал лысеть, а не седеть. Любопытно.
– В любом случае, – заметил он, убирая прибор подальше от остальных, чтобы отдать позже официанту, – очень мило с твоей стороны обругать саму себя, Мирослава. Свежо.
А можно специально для него выпустить специальный закон, который запрещал бы Антону произносить мое имя? Он словно перекатывал его во рту, как карамельку.
От этого на языке появлялась тягучая сладость.
– Беда в том, – вздохнула, – что я совершенно не чувствую в себе порывов исправляться к лучшему. Мне не хочется становиться удобнее. Даже для того, чтобы упростить жизнь своему мужу или его брату.
Он кивнул.
– Я завидую тебе, – проговорил Антон спокойно. – Быть неудобным куда проще, чем удобным.
Это было бы смешно, серьезно. Но почему-то получилось очень грустно.
– Все дело в любви и нелюбви, – сообщила я авторитетно, открывая меню. – Ты, очевидно, любишь брата и племянников, поэтому всегда спешишь на помощь, как Чип и Дейл. Я, очевидно, люблю тишину и покой, поэтому предпочитаю свой дом. Алеша, очевидно, больше всего любит увиливать, поэтому научился ловко прикидываться беспомощным. Каждая придворная карта в этом раскладе занимает свое место. Ты, как Король Мечей, из нас самый ответственный.
К нам подскочил официант – идеальная выправка, профессиональная улыбка.
– Мне, пожалуйста, борщ, – я захлопнула меню, так и не прочитав, что там написано, – с пампушками и салом. И рюмку водки, пожалуйста.
Антон, изучавший меню с таким вниманием, будто там раскрывались все тайны Вселенной, закашлялся.
– Стейк из говядины, – выдавил он, – с овощами-гриль. И эспрессо, пожалуйста.
Официант принял у него поднятую с пола вилку и умчался.
– Король Мечей? – тут же спросил Антон. – И что это значит?
– Что далека дорога твоя, далека, дика и пустынна. – Мне не хотелось углубляться в эту тему, и я поспешила свернуть в другую сторону: – Так что, Арина пока живет у тебя? Куда ты ее пристроил на этот вечер?
– Отправил с Лизой в аквапарк. Арина – славная девочка, но не может же она вечно не разговаривать с матерью, так что надеюсь, что все закончится семейным примирением. Перед аквапарком, знаешь ли, ни один ребенок не устоит.
Славная девочка?
Ну, если вы предпочитаете огнедышащих драконов вместо котиков.
– Так для чего этот ужин, Антон?
– Вряд ли я способен переварить три часа искусства на голодный желудок, – хмыкнул он. – А раз уж ты так удачно вписалась в легион жен, которые перебрасывают на меня проблемы вашего ненаглядного Алеши, то добро пожаловать в семью, Мирослава. – И он отсалютовал мне стаканом с водой.
Прозвучало обидно. Если он все-таки злился на меня за то, что ушла с радаров, зачем надо было целовать меня в щеку?
Если не злился, то зачем было нас всех равнять под одну гребенку?
Как будто мы, жены, были друг другу клонами.
Хотелось завопить, что я не такая, как они. Они – манипуляторши и эгоистки, а я вольный дух, свободный от скучных обязательств, но правда в том, что я была точно такой же.
Женщина, которая приходила к Антону с просьбами. Пусть они и не касались лично меня, но все же, все же.
А с другой стороны – он сам себе верблюд. Взвалил на себя чужую поклажу, плюется, но тащит. Еще и гордится, наверное, собой – ах, я такой благородный. Нет, милый мой, ты обычный вьючный верблюд.
А совсем с другой стороны – кто-то должен тащить. Нам всем выгодно, чтобы Антон оставался верблюдом.
– Думай что хочешь, – вяло произнесла я, закружившись во всех этих концах света. Стрелка моего внутреннего компаса вертелась как бешеная, накручивая разные неприятные мысли. – В конце концов, совершенно не важно, какой ты меня видишь. Наше будущее так или иначе предопределено.
– И какое оно? – скептически уточнил он.
– Кто читает книгу с конца?
– Ты, Мирослава.
И снова карамелька растаяла на языке. Остро-сладкая барбариска.
Вернулся официант с подносом еды.
Я молча наблюдала, как ловко он расставляет тарелки.
– Ты же не веришь в мои предсказания, – напомнила я, затопив карамельку водкой.
– Зато ты в них прям уверена. Это пугает, знаешь ли.
– Знаю, – согласилась я. – Сама напугана.
Он сидел, откинувшись на стуле и не прикасаясь к еде. Кофе остывал, забытый.
А вот мой борщ был очень вкусным – в меру горячим, наваристым, острым.
Только есть его под таким пристальным взглядом было неловко.
– Почему-то, – сказал Антон, – я никогда раньше не видел, чтобы женщины заказывали в ресторанах суп.
– Это потому, наверное, что обычно ты водишь женщин по ресторанам на свидания, – сообразила я. – А на свиданиях вечно заказывают что-то вычурное – карпаччо, или креветок, или стейк…
И замолчала, опустив глаза в его тарелку.
Ну что я несу?
Прозвучало так, будто я думала, что он пригласил меня на свидание?
Как намеренная провокация?
Как флирт?
Да нет, не прозвучало.
Ведь я выглядела человеком, который шел себе спокойно прямиком из прошлого и на минутку заскочил перекусить борща после долгого пути сквозь века.
Шапокляки не флиртуют.
И опять – выразительное молчание и пронзительный взгляд.
Ветер раздувал пиратские паруса, а треуголка сползла на одно ухо.
Из потрепанного мужчины в мешковатом костюме Антон на глазах оборачивался романтическим персонажем.
Вот дает.
Просто оборотень какой-то.
– Гадание по выбору блюд? – насмешливо обронил он, пытаясь сгладить мою неуместность.
Ради этого Антон даже взялся за приборы.
Руки у него были красивыми, с тонкими запястьями и длинными пальцами.
– А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб? Я, милый мой, на чем попало не гадаю. С тобой говорит мой жизненный опыт. Я была, чтобы ты знал, на трех настоящих свиданиях и еще помню, как там и что происходит.
– Целых три настоящих свидания, – с непередаваемой интонацией протянул он.
Основным аккордом в этой композиции выступала ирония, в базовых нотах числился легчайший аромат растерянности, в послевкусии слышалась растроганность.
– Невероятно богатая личная жизнь, – закивала я, – три свидания с тремя разными мужчинами. На повторное почему-то никто не отваживался.
– Может, все дело в том, что ты и тогда раскладывала карты?
Теперь это был сарказм без примесей.
Я фыркнула.
– Хорошо, что Леха на тебе женился, – ни к селу ни к городу брякнул Антон.
– Это еще почему? – Я насторожилась.
– Все прежние жены страдали от его легкомысленности, старались обеспечить ему комфорт, пока не выбивались из сил. Лехе нужна нянька, а не жена. Женщина, которая решала бы его проблемы, а не создавала новые. Ты не похожа на такую женщину, Мирослава. Кажется, впервые в жизни он выбрал ту, кто еще более летящий, чем он, – пояснил Антон и злорадно закончил: – Настала пора ему пожинать плоды.
Помрачнев, я меланхолично жевала пампушку.
Смейся, смейся, скоро тебе будет не до смеха – будешь пылать, охваченный запретной страстью, бедняга. Тогда-то я на тебя и посмотрю.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.