Текст книги "Чокнутая будущая"

Глава 32

Утром Антон ушел на работу, а я все никак не могла проснуться, ворочалась с боку на бок. Первая клиентка намечалась к обеду, и можно было себе позволить немного побездельничать, да только опять так тошно стало, просто невыносимо.

Измучившись от нахлынувших переживаний – без Антона не было нужды притворяться сильной и веселой, я все-таки написала богической Римме, спросив, как там Алеша.

Потом с трудом встала, ощущая себя разбитой и уставшей.

Наполовину разобранный чемодан так и стоял в углу спальни. Я присела перед ним и откинула крышку.

Ворох футболок, носков и трусов. Несколько джемперов. Рубашки. Галстуки.

Вообще-то я хотела все это разложить-развесить, но вдруг всхлипнула, набрала целую охапку пахнущего стиральным порошком и кондиционером барахла и рухнула с ним на кровать, уткнувшись носом в мягкий пуловер.

Вы бы отвернулись сейчас – ни к чему смотреть на потерянную женщину, плачущую в мужские шмотки. Это довольно жалкое зрелище.

Зазвонил телефон.

– Как Алеша? – яростно спросила Римма. – И ты еще смеешь спрашивать! Такой позор на весь город!

– При чем тут город? – Я растерялась.

– Ты серьезно не знаешь? Как такое может быть? Я пришлю тебе ссылку.

Ссылку? Какую еще ссылку?

Похолодев, я рывком села, откинула волосы с лица и с наползающим ужасом кликнула по сообщению.

Это была страничка театра в соцсетях – обсуждение Алешиного спектакля. Я пролистала вниз, торопливо пробегая взглядом по восторженным отзывам, и увидела наконец.

«В последнее время исполнитель вялый и неубедительный, фальшь чувствуется в каждом слове, каждом жесте. Впрочем, неудивительно, что он не в форме, учитывая, что молодая жена внаглую ходит налево», – написал некий пользователь по имени Ваня Иванов.

И прикрепил фото. Оно было не слишком хорошего качества, но я разглядела: мы с Антоном целовались на фоне огромного панорамного окна.

Театр в торговом центре. Премьера. Межлестничье. Тусклое освещение.

Снято было сбоку и сверху, лица было видно плохо, но Алеше не составило бы труда узнать жену и брата, а также сообразить, когда именно был сделан снимок.

В вечер его триумфа.

Ниже в комментах разверзся ад. Преданные поклонники Алеши сыпали проклятиями в мой адрес, кто-то ехидно писал о том, что нечего старикам жениться на молодых шалавах, кто-то искренне жалел любимого артиста, кто-то требовал удалить ветку обсуждений, кто-то обещал в качестве поддержки купить билеты на все спектакли, кто-то шутил о распущенных нравах бомонда.

Телефон зазвонил снова.

– Теперь довольна? – ядовито спросила богическая Римма. – Ты не только разрушила Алеше жизнь, но и превратила его во всеобщее посмешище. Ты представляешь, сколько слухов, сплетен и насмешек теперь в театре? А его поклонники? А репутация?

– Откуда? – только и смогла прошептать я непослушными губами.

– Кто-то из театральных. У Алеши полно завистников, а тут и премьера на носу, и третий спектакль под него собирались ставить… Не все обрадовались, когда к нам перешел такой известный и талантливый артист. Все творческие коллективы – это клубок змей, – завершила она с ненавистью.

– Что теперь? Ну, с театром…

– Пока мне удалось добиться трех недель отпуска для Алеши, но это все очень сложно. У нас замкнутая экосистема: если кто-то выпадает из обоймы, надо искать замену, менять репертуар, все летит к чертям, у всех куча проблем… Мне действительно интересно, как ты собираешься жить дальше, – вдруг перебила сама себя Римма с безжалостностью тигрицы, защищающей детеныша. – Сможешь смотреть на себя в зеркало без омерзения?

– Мне жаль, – только и смогла выдохнуть я и повесила трубку.

Отправила Антону ссылку и снова упала на кровать, сглатывая редкие слезы.

Даже на то, чтобы как следует прореветься, у меня не было права.

Антон ответил через несколько минут: «Это же официальная страница театра. Какого черта они до сих пор не удалили обсуждения, у них есть права администрирования. Кстати, ты помнишь, что вечером я поеду к Лехе? Не теряй меня».

Иногда он бывал таким черствым!

Ничего не ответив, я снова зарылась лицом в его пуловер.

* * *

Повешенный. Смерть. Страшный суд.

Клиентка взглянула на карты и перепугалась.

– Все очень плохо?

– Ничего плохого, – возразила я безжизненно.

– А выглядит так себе, – не поверила она.

– Ваша жизнь выходит из режима ожидания. Смерть – это окончание важного жизненного этапа, но и начало нового тоже. Вас ждут великие перемены, перемены закономерные, давно ожидаемые. И пусть порой довольно болезненные, но это определенно движение вперед. Примите все без сожалений. В Таро вообще нет плохих и хороших карт, – добавила я, видя, что она все еще напугана. – Случаются предупреждения о непростых периодах, но разве это не то, что мы называем жизненным опытом?

Клиентка неуверенно улыбнулась.

Я опустила глаза, разглядывая карту, на которой архангел трубил в трубу Судного дня.

Все – лишь опыт, Мирослава, а не конец света.

Кто бы еще верил этим гадалкам.

Ближе к восьми часам вечера Антон написал, что останется ночевать в городе.

Я как раз разглядывала пузырек с пустырником, размышляя, поможет ли он мне от желания выть на луну или мне понадобится что-то более действенное вроде серебряных пуль.

Прочитав сообщение, я все-таки тяпнула пустырника, покружила по дому. Вы когда-нибудь видели диких лис в зоопарке? Помните, как они мечутся по клетке, не находя себе места? Тогда вам несложно представить мою хаотичную беготню.

Антон возненавидит меня – рано или поздно, так или иначе. Никто не сможет любить женщину, с которой будут связаны постыдные воспоминания. Все нежное, трепетное, страстное окажется погребенным под бесконечным чувством вины.

Перед поломанным Алешей.

Но даже если и так, пусть это случится не сегодня. Если я останусь одна в этом доме на всю ночь, то с утра вы обнаружите спятившую, седую как лунь старуху.

Решившись, я лихорадочно вызвала такси и как была – в халате и домашних тапочках – отправилась к Антону на квартиру.

У меня давно были ключи, так же, как и у него от моего дома.

Я несколько раз позвонила по дороге, но мне никто не ответил.

О чем они разговаривают с Алешей? Получается ли у них вообще разговаривать? Получится ли хоть когда-нибудь?

То, что Антон решил ночевать в городе, это ведь хороший знак?

Значит, беседа затянулась настолько, что ему проще остаться у себя, чем тащиться в такую даль.

Я просто спокойно подожду его.

Так ведь можно сделать?

В квартире было темно. Замерев на пороге, я позвонила еще раз – телефон тихо завибрировал, подсветившись на столе кухни-гостиной.

Антон дома?

Я миновала коридор и медленно толкнула дверь спальни.

В неясных огнях уличного света Антон казался неподвижным манекеном. Он сидел на полу, прислонившись спиной к кровати. Рядом стояла бутылка, тоскливо пахло коньяком.

Я вдруг оробела.

– Извини, – пролепетала испуганно. – Ты хотел побыть один, а я ворвалась. Прости, я немедленно…

– Мирослава, – тихо позвал он, повернув ко мне голову. Лица не было видно, но мне хватило и голоса: усталого, несчастного. – Ты можешь остаться?

Упав перед ним на колени, обхватила руками его голову, прижимая к груди. Укачивала, что-то бормотала, гладила и целовала.

Один нервный срыв на двоих. Бывает.

Пробуждение наступило с головной болью, а я ведь даже не пила. Зато много плакала.

Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, где я и что я.

За стеной с кем-то разговаривал Антон.

Часы показывали семь тридцать утра. С кем можно трындеть в такую рань?

Поправив халат и кое-как пригладив волосы, я осторожно выглянула из спальни.

Антон жарил яичницу и болтал по телефону, зажав трубку плечом.

– Только нормальное помещение… в центре. Стоянка, да…

– Доброе утро? – неубедительно предположила я.

Он сбросил звонок, оглянулся, улыбнулся.

– Кофе?

Ой-ей. Вечером в потемках не было видно, зато сейчас полюбуйтесь только: губа разбита, под глазом фингал. Кажется, братская встреча удалась на славу.

– Кофе, – согласилась я. – У тебя молоко хоть есть?

– Сгущенка сойдет?

– О да.

Антон поставил передо мной тарелку с завтраком, перегнулся, аккуратно коснулся губами моих губ. Он уже успел принять душ, выглядел бодрым, свежим и энергичным. За одну злосчастную ночь умудрился восстать из пепла.

– Ты заметила, что примчалась ко мне в халате? – спросил он весело.

– Только в такси и поняла.

– Так сильно соскучилась?

– Просто отвыкла спать одна.

– Это хорошо. – Он улыбнулся шире, поморщился от боли в губе, но продолжил улыбаться. – Это очень хорошо.

– Ты меня пугаешь, – сообщила я озадаченно.

Антон еще немного посновал по кухне, досервировывая стол, потом сел напротив. Уставился на меня, блестя глазами.

– Ну что? – поторопила его. – Чему мы так радуемся, можно узнать? Кажется, Алеша спустил тебя с лестницы.

– Еще как спустил. Но это совершенно неважно. Я покупаю им с Риммой театр.

– А? – рот распахнулся варежкой. – Как это?

– Выкуплю помещение, сделаю ремонт, оплачу оборудование. Римма уже села рисовать смету, она женщина расчетливая, хладнокровная. Леха-то точно не приспособлен к административной деятельности, поэтому я и привлекаю его первую жену как совладельца.

– Но это, наверное, дорого – вдруг взять и ни с того ни с сего стать Карабасом-Барабасом?

– Скорее всего. Я выставил на продажу эту квартиру. Да все равно не хватит. – Он на мгновение задумался, потом дернул плечом и принялся за еду. – Влезу в кредиты, не впервые же.

– Подожди, – взмолилась я, не успевая за ним.

– Что? Я все равно собирался переезжать к тебе. Примешь меня нищего и бездомного, Мирослава?

– Ты собираешься переехать ко мне? Насовсем? Навсегда? Со всеми вещами? – переспросила я, чувствуя головокружение.

– Не хочешь? – Он растерялся. – Ах да, сгущенка же! Подожди минутку.

Вскочил, захлопал дверцами шкафчиков, нашел нужный пакет, обернулся.

Я положила вилку, обошла стол и отобрала у него сгущенку, не глядя, швырнула куда-то в сторону.

Антон следил за мной настороженно, не в состоянии понять реакции.

Кажется, он был готов ко всему. К сердцу прижмет, к черту пошлет, плюнет, поцелует… Ну вы понимаете, да?

Что-то нашло на меня – темное, яростное, жадное. Ухватив в кулак его футболку, притянула Антона к себе, лицом к лицу. Синяк под глазом наливался фиолетовым.

– Если посмеешь передумать, – хрипло пригрозила я, – если только посмеешь не переехать!..

Он выдохнул с облегчением. Прижал мою голову к своему плечу, и я дышала его запахом, дышала, дышала… В груди медленно раскручивались узлы, которые вот уже несколько дней причиняли тянущую боль.

– Ну вот и договорились. – Антон за руку вернул меня за стол, поцеловал в макушку. – Завтракай спокойно. Мы же вчера не ужинали, у меня желудок к спине прилип. Правда, – он вздохнул, – может, не от голода, а от страха, вдруг ты меня не пустишь.

Я показала ему кулак – кто не пустит? Что за разговоры такие?

– Но, Тош, – теперь, когда стало понятно, что Антон никуда от меня не денется, способность мыслить неохотно восстанавливалась, – ты думаешь, Алеша примет этот театр?

– Не сразу, – что-то прикидывая в голове, ответил он. – Через некоторое время. Ему просто деваться некуда – из русской драмы он вырос, а в экспериментальном театре не прижился. Директор ведь видел всю эту грязь в комментах, видел и ничего не удалял, пока я ему судом не пригрозил. Других вариантов в этом городе для Лехи нет.

– Зачем они вообще его взяли?

– Главреж давно на Леху глаз положил, да и Римма настаивала. А вот остальной гадюшник… Плевать на них. Режиссера Римма с собой утащит, остальных Леха сам подберет – сколько актерских курсов он провел? Сколотят новый молодой коллектив. Денег эта затея, конечно, не принесет, искусство вообще не про деньги, но зато все будут при деле.

– Он тебя все равно не простит.

– Ну разумеется. Впрочем, я далек от идеи христианского раскаяния, а вот идея с покупкой индульгенции кажется мне весьма здравой. – Антон ухмыльнулся.

Он был человеком действия.

В любой непонятной ситуации ему нужен был четкий план и поэтапное его исполнение.

Страдания ради страданий не казались ему привлекательным времяпровождением.

– У меня есть просьба, – сказал Антон, подбирая сгущенку.

– Угу. Наверное, пришла пора убрать бабушкины вещи. Тебе понадобится место.

Перемены. Перемены.

Необратимые.

Долгожданные? Вовсе нежданные?

– Это как хочешь. – Вернувшись за стол, он протянул руку, поймал мою левую ладонь. – Ты не могла бы взять меня с собой, когда поедешь к отцу в следующий раз? Не оставайся одна в такие важные моменты.

– А я поеду?

– А разве нет? Все равно ведь не утерпишь.

– Возможно, но пока мне не до этого.

– С чего бы? И чем таким неотложным ты занята? Угрызениями совести? А смысл?

– Разве люди, – я помялась, – не должны терзаться после того, как совершили что-то ужасное? Разве не это признак морали?

– Посмотри на происходящее с другой стороны, – предложил Антон с улыбкой. – Если бы мы с тобой не были такими похотливыми мерзавцами, хрен бы Леха получил собственный театр. Кроме того, мы создали ему такую рекламу, что количество подписчиков его личной страницы увеличилось втрое.

– Тебя послушать, так он нас еще и благодарить должен. – Я усмехнулась.

Яичница показалась необыкновенно вкусной, а кофе со сгущенкой и вовсе волшебным.

– Это вряд ли. Но Леха великодушно снизойдет до театра, точно тебе говорю. Все наладится, Мирослава, – заверил он меня.

А я взяла и поверила.

Глава 33

Моя кожа выглядела гораздо более темной, чем у Антона, и этот контраст завораживал. Как и мои длинные черные волосы, струившиеся по его плечам и телу, и мелкое дробное дыхание, и длинная царапина от шеи до груди… простите, я не специально.

Он был полностью в моих руках – теплый, отзывчивый, нежный. Антон занимался любовью вдумчиво и основательно, и его серьезность меня заводила отдельно.

Вы чувствовали себя когда-нибудь самым важным человеком во Вселенной? Повелительницей галактик и мирозданий, королевой созвездий и… разнузданной куртизанкой к тому же. Не знаете, бывают повелительницы-куртизанки? Не суть, я стану первой.

Где-то звонил телефон, на него никто не обращал внимания.

Из открытых окон доносились голоса соседок, громко обсуждающих в проулке огурцы.

Все эти обыденные звуки, привычные запахи, наивные цветочки на наволочке, скомканные простыни под коленями плотно переплетались с ощущением обжигающей новизны. Да привыкну ли я хоть когда-нибудь к Антону – внутри этого дома, внутри меня самой?

Кожа горела огнем, губы горели огнем – слишком много прикосновений, но остановиться не было никакой возможности. Плавность ритму задавала гипнотическая медитативность, размеренная необратимость – даже случись сейчас апокалипсис, вряд ли он мог бы на что-то повлиять.

В таком положении – сверху – я предоставляла полный доступ к своему телу, чем Антон охотно пользовался. Я уже не понимала, где его руки и что именно они со мной вытворяют, удовольствие накатывало волнами на самой границе чувствительности, и нужно было еще совсем немного, чуть-чуть…

О-о-ох.

Распластавшись по Антону, я не спешила выпускать его из себя.

Отяжелев и обессилев, просто хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

Антон не противился ни моему весу, ни тому, что наша кожа слиплась от пота. Просто перебирал мои волосы, поглаживая другой ладонью по спине.

– Знаешь, – спустя довольно продолжительное время пробормотала я хрипло – голос сорвался еще ночью, – мне надо перестать относиться к тебе как к трофею, который я заполучила, сразив целую орду соперников. Будь моя воля, я бы на тебя штамп поставила «мое» и посадила бы у твоих ног цепного пса, который рычал бы на каждую тетку, которая захотела бы приблизиться.

Он засмеялся.

– Все повелительницы-куртизанки такие ревнивые?

Я что, вслух это сказала?

Но даже на то, чтобы смутиться, меня не хватило. Только прикусила зубами плечо Антона – чуть-чуть, осторожно, а то подумаете, что я совсем уж озверела.

– Ты первая женщина в мире, которая относится ко мне как к трофею, – едва ли не хвастливо проговорил Антон. – И полагаю, что единственная.

– Очень на это надеюсь.

Скатившись с него, я упала на спину и посмотрела на потолок. Белый.

– Это был десертный секс, – сообщила глубокомысленно.

– А?

– Ну, когда ты уже так объелся, что и вздохнуть не можешь, а все равно хочется тортика.

– Мирослава-а-а, – простонал он.

– Что? Это моя теория классификации секса.

– Боже ты мой.

– Смотри: секс-фастфуд – когда ты слишком голоден, чтобы выбирать еду. Тебе надо что-то съесть немедленно, а то кирдык. Помнишь, как ты примчался с работы и разложил меня прямо на веранде, даже садовые перчатки не дал снять… Я потом специально ходила смотреть, видно ли нас было из-за забора. Повезло, что сирень густая, а то соседи получили бы шок-контент, который не ждали. Еще бывает секс как комплексный обед, ты плавно переходишь от салата к супу, от поцелуев к оральным ласкам… классика. В отличие от секса-фуршета, где ты пробуешь то одно, то другое, всего понемногу, порой весьма странные сочетания вроде креветок и шоколада…

– Ну спасибо тебе, – иронично сказал Антон, – теперь и гамбургера не съесть, чтобы не возбудиться. Не говоря уж о креветках и шоколаде.

У него снова зазвонил телефон – в который раз за воскресное утро.

Антон потянулся через меня, задержался, чтобы поцеловать в живот, достал мобильник и поморщился. Показал мне: бледная Лиза.

Я лежала достаточно близко, чтобы услышать поток ее возмущения.

– Как ты мог отменить поездку на море, Антон, – сердито выговаривала она. – Разве так можно? Пообещал – и не сделал!

– Море придумала Римма, чтобы Леха отошел от развода, – ответил он с привычным ленивым терпением, – вы были просто за компанию. Леха передумал ехать, значит, все отменилось.

– Но Арина уже настроилась, мы купили сарафаны. Как ты можешь так поступать с ребенком!

– Поедете на море в осенние каникулы. Сейчас не до этого. Я сам поговорю с Ариной, она разумная девочка…

– Это свинство с твоей стороны.

– Лиза, со своими деньгами я могу делать все, что мне вздумается.

– И ты решил их грохнуть на тупую затею с театром? С какой стати все достанется Римме? На что нам с Ариной жить, когда эти двое все растратят?..

Антон хмыкнул и сбросил звонок. Отправил Лизу в черный список – в очередной раз.

– Что-то я проголодался… Мирослава?

– Это что же получается, – до меня только сейчас дошло, – теперь Арина будет все время торчать здесь? И по выходным, и на каникулах? Ты же ее любимый дядюшка, она же постоянно живет у тебя.

– И почему у тебя такой напуганный вид? – Он встал с кровати и пошлепал на кухню.

Я поспешила следом. Ну как поспешила…

Со скоростью обтрахавшейся улитки.

– Я же ей совершенно не нравлюсь!

– Ты не нравишься Арине, потому что она не нравится тебе. Это называется взаимностью, крошка.

– Просто я понятия не имею, что делать с чужим ребенком. Не знаю, о чем с ней разговаривать и как себя вести. И как ты ей объяснишь, что сначала я жила с ее отцом, а потом с дядей?

– Брось, – ухмыльнулся он, жуя пирожок, – этот ребенок растет на веб-новеллах, чем мы можем ее удивить? Не переживай так, я подумаю, как вас развести по разные стороны.

Мыслитель нашелся!

Выпив два стакана воды, чтобы не помереть от обезвоживания, я отобрала огрызок пирожка и слопала его.

– Лучше подумай о том, как нас подружить.

– Достаточно будет, если ты не станешь посвящать ее в теорию классификации секса.

– Классная же теория, чего ты.

Антон, улыбаясь, растрепал мои и без того косматые волосы.

– Секс как пирожковый перекус? – задумался он.

Надеюсь, что в шутку. Потому что и без того болели все мышцы, даже там, где они не предусматривались.

– Изыди.

– Кстати, вечером у меня стратегический ужин с Риммой.

– Это еще что такое?

– Она подбила смету и вообще… Поедешь со мной?

У меня на мгновение дар речи пропал.

– Я? К Римме? Чтобы она сожрала меня со всеми потрохами?

– И что? – Антон налил себе холодного молока и взял еще один пирожок. С яйцом и зеленым луком – первым в этом году, особо ядреным. – Так и будешь прятаться до конца жизни?

– Всего неделя прошла после твоего переезда.

– Да плевать.

Я сначала переполошилась, а потом подумала – если Римма считает, что я не смогу без омерзения смотреть на себя в зеркало, то ей-то еще хуже придется.

Ей придется выбирать: принять Антона в компании со мной или отказаться от его денег. Ах, вечная дилемма между золотом и душой. Когда мне еще выпадет полюбоваться на такое?

– Смотри не пожалей, – пригрозила я Антону. – Ты знаешь, когда мне не по себе, я становлюсь странной.

– Пфф.

Хотела ли я предстать перед демонической Риммой в виде несчастной запуганной Мирославы? Ха! Вы что, так плохо меня знаете?

Переворошив все шкафы и устроив дикий беспорядок, я выбрала старенькое, но очень милое белое платье, расшитое голубыми васильками. Две косы. Блестки на губы и веки.

Сама невинность, глазками хлоп-хлоп.

– На детский утренник собралась? – спросил Антон, придерживая для меня дверцу машины.

– А что? Если ко мне прилепился ярлык коварной соблазнительницы, то пристало носить только красное и черное?

– И чулки в сеточку, – поддакнул Антон с энтузиазмом.

– Милый мой, у тебя и так мозоль на члене. Чулок в сеточку ты можешь и вовсе не пережить.

Он покачал головой и аккуратно закрыл дверцу.

– Просто мне вдруг показалось, что я сплю со школьницей, – признался он, опускаясь на водительское сиденье.

– Ой, спасибо-спасибо. – Я польщенно вспыхнула.

Не сказать, что Римма мне обрадовалась. Не буду врать: чего не было – того не было.

Но и в глотку не вцепилась. Лишь молча посторонилась, пропуская нас в свою квартиру без стен. Я вспомнила, как мы когда-то пили здесь шампанское и Римма мне доказывала, что Алеша – не тот человек, который способен восхищаться кем-то, кроме себя.

Что ж, теперь рядом со мной человек, который вообще не способен восхищаться собой. Что это, как не закон кармического маятника?

Если это был ужин, то весьма странный. Из еды на столе присутствовала только сырая курица в миске. Зато – полно бумаг.

– Ой, – Римма с недоумением уставилась на курицу, – совсем про нее забыла.

– Закажу чего-нибудь, – решил Антон.

– Да ну вас! – Я решительно повязала фартук. – Что может быть проще, чем запихать в духовку одну дохлую птицу?

– Детонька, – в голосе Риммы льда было больше, чем в Арктике, – я все-таки не злая мачеха, которая заставляет сиротку чистить котлы и перебирать крупу.

– Совсем вы, театральные примы, оторвались от реальности, – подивилась я, забирая миску и перемещаясь к раковине. – Котлы, крупа… что за странные фантазии! У меня есть теория: женщины с таким удовольствием стали примерять на себя образ злодеек, потому что мысленно представляют себя Анджелиной Джоли в «Малефисенте», а не безобразной старухой с клюкой.

Римма уставилась на меня с таким изумлением, что даже забыла удержать на лице неприязнь.

Антон засмеялся, сказал горделиво:

– У Мирославы полные карманы различных теорий. – И бездумно чмокнул меня в плечо.

Из Риммы вылетело нечто вроде змеиного шипения, но она быстро его погасила.

– Ладно, – пробормотала, решительно усаживаясь спиной ко мне, – ближе к делу. Есть два подходящих нам здания. Первое – купеческий особняк прошлого века, хорошее расположение, уходит по тендеру по низкой цене, из минусов – обязательства по сохранению и реставрации фасада, запрет на вывеску, а также необходимость масштабного ремонта, там до сих пор деревянные перекрытия. Второе – бывший магазин электротехники, стоит вдвое дороже, но он в самом центре. Мне нравятся стеклянные витрины, простор для перформансов, и мы можем забацать такую огромную вывеску, которую только разрешит мэрия.

Антон помолчал, разглядывая фото и документацию.

– Мирослава, что думаешь? – спросил задумчиво.

– Электротехника, – ответила я без заминки, – витрины и все такое. Купеческие особняки классные, но тесные.

– Согласна. – Римма, увлеченная планами, в этот раз шипеть не стала. – Часть стоимости я внесу сама.

– Откуда у вас вообще деньги? – удивился Антон.

– Копила на квартиру Олегу. Ну ничего, поживет еще немного в бабушкиной однушке.

– Уверены?

– Я не собираюсь приходить на правах бедной родственницы, – вспыхнула она. – Мне нужно быть полноправным совладельцем и иметь возможность послать Алешу куда подальше в любой момент. Поэтому, собственно, я и кручусь сейчас как белка в колесе. Например, удалось договориться с салоном отделочных материалов «Монмартр», директор – мой давний поклонник и большой ценитель муз, – насмешка в ее голосе прозвучала вполне ощутимо. – Они сделают нам ремонт в обмен на тематическое оформление фойе в парижском стиле и с их логотипом. Пусть, не жалко. Вчера я ужинала с губернатором…

– Тоже поклонник? – весело уточнил Антон, кажется, изрядно впечатленный.

– Ну не зря же я столько лет прыгаю по сцене, зайчик мой… Мы оформим грант – не бог весть какая сумма, на зарплаты только. Там, конечно, требуется школьная программа, Пушкинская карта, но это пусть у режиссера голова болит. И надо будет привлечь меценатов, кого получится, сколько сможем. Алеша у нас теперь фигура трагическая, овеянная флером несчастной любви… На волне хайпа замутим проект «Возрождение» или типа того. Будем создавать театр в прямом эфире, рассказывать про каждый чих, сделаем подписчиков сообщниками, пусть они будут вовлечены… Ну и бизнес подтянется – где аудитория, там и реклама.

Я давно забыла про курицу, переместившись так, чтобы видеть вдохновленное лицо Риммы. Вот оно как бывает, когда человек вдруг понял, какая у него мечта, а потом ринулся ее исполнять.

– Леха согласится? – спросил Антон.

– Разумеется, – кивнула она без тени сомнений. – Он ведь окажется в центре всеобщего внимания, станет главным героем. Для Алеши это как валерьянка для кота. Основная проблема в том, что он не командный игрок. – Римма нахмурилась. – Придется нашему мальчику ломать себя, и обучать молодых актеров, и подсвечивать их сильные стороны, и позволять блистать другим. Ничего, я еще сделаю из него человека, – кровожадно заключила она.

Антон встал и, почтительно склонившись, поцеловал ее руку.

– Браво, – проговорил он восхищенно. – Римма Викторовна, вы действительно удивили меня.

Она кокетливо-колокольчиково рассмеялась, и тут раздался сигнал домофона.

– Кого это принесло? – озадачилась наша богиня и пошла открывать.

А я вспомнила про курицу.

– С ума сойти, – пробормотала я, начиная разделывать тушку, – кто бы мог подумать… А у меня даже мечты нету…

– Алеша пришел, – крикнула Римма из коридора.

От неожиданности я едва не порезалась, но вовремя отдернула нож.

– Спокойно, – тихо произнес Антон, – так даже лучше.

– Чем лучше? – нервно огрызнулась я.

– Оптом.

После нашего разговора, когда я стояла в ванной и боялась, что бывший муж меня вот-вот ударит, прошло две недели. С тех пор я много об этом думала. Меня никогда, ни разу в жизни никто и пальцем не трогал. Даже подзатыльников не было! Откуда же взялся этот внезапный страх? В какой подсознательной прошивке он прописан? Откуда?

Глупость какая.

Хлопнула дверь.

– Я все придумал! – возбужденно заговорил Алеша в коридоре. – Это будет бесшовное пространство, никакой сцены, никакой границы… Оу, у тебя гости?

– Антон с Мирославой пришли. – Надо отдать должное Римме: она сообщила это совершенно обыкновенно, будто мы каждый день вместе ужинали.

Воцарилась долгая пауза.

– Не беси меня, – вдруг властно рявкнула Римма. – Быстро разулся и пошел на кухню. И чтобы без фокусов!

Даже у меня глаз дернулся.

Я достала противень и вывалила на него курицу. Посмотрела на длинный ряд приправ, которые, казалось, были здесь только для вида, в одинаково наполненных красивых баночках.

– Добрый вечер, – раздалось высокомерно-королевское.

Так и захотелось присесть в реверансе.

– Привет, – легко откликнулся Антон. – Ты знал, что Римма Викторовна у нас гений?

Но Алеша не собирался переходить к будничной трепотне. В нем еще все бурлило и клокотало. Этой ярости требовался выход.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять – придется пережить нехилую нервотрепку. За минувшие дни Алеша не только не успокоился, но еще больше раздраконил себя.

– А что, – обронил он со всей заносчивостью, на которую был способен, – вы теперь не только по углам тискаетесь, но еще и по гостям шлендраете? Разве это был не разовый перепихон мне назло?

Разовый?

Ох, Алешенька.

– Римма Викторовна, а у вас есть какие-нибудь овощи? Чтобы салат сделать, – спросила я, совершенно некстати упав в щенячье настроение.

Был бы хвостик – завиляла бы. Сколько самых разных перепихонов у меня появилось! И так, и этак, и вдоль, и поперек. А сколько еще будет! И все мои! Все для меня!

– Мирослава, детонька, загляни сама в холодильник. – Римма снова перебирала свои бумаги. – Смотри, Антон, следующая большая статья расходов – оборудование. Свет, звук… Предлагаю пока взять подержанное, в Питере как раз продают.

– Уверена, что мы не потеряем больше, погнавшись за дешевизной?

В холодильнике нашлись помидоры, сыр и кое-какая зелень. Сойдет.

Алеша громко откашлялся.

– А давно ли, Мирослава, ты стала кухаркой в чужом доме?

И тут богическая Римма выкинула нечто:

– Если ты, радость моя, немедленно не заткнешься, я попрошу Антона вообще не брать тебя в проект. Без тебя справлюсь.

Мы все так обалдели от ее наглости, что просто не смогли найти слов.

Театр, который задумывался в качестве утешения для Алеши, изначально не имел к ней особого отношения. Но Римма настолько погрузилась в расчеты, что вся затея стала уже ее собственным делом, и теперь она была готова снести любую преграду на своем пути.

– Ты совсем спятила, мать, – отмер наконец Алеша, – да ты тут вообще сбоку припека.

Антон, здраво рассудив, что не стоит соваться к двум сцепившимся кошкам, утащил у меня кусок сыра, задорно подмигнув.

– Или ты принимаешь театр, – не осталась в долгу Римма, – и перестаешь всем дергать нервы, или ты отказываешься, и тогда – на здоровье. Продолжай клевать печень брату хоть до скончания веков.

Надо было сразу подкупить ее, чтобы она стала нашим адвокатом.

Любо-дорого посмотреть: какой напор, какая экспрессия. Амазонка. Воительница. Красавица. Никогда в жизни я не любила эту женщину сильнее.

Казалось, вот-вот Алеша встанет и уйдет. Он покрылся красными пятнами, но при этом побледнел от гнева. Губы мелко задрожали, как у обиженного ребенка.

Беда с этими артистами, не поймешь – то ли новое представление, то ли настоящие чувства.

– В общем, – ломким высоким голосом заявил он, – я решил отменить сцену. Мы сделаем просторное помещение, в нем в хаотичном порядке разместим удобные кресла, поставим свет. И пьеса будет идти в центре зала, а актеры – свободно перемещаться между зрителями.