Текст книги "Хренодерский переполох"

Пока жрец обдумывал, как же ему исхитриться сообщить о своих подозрениях кому-нибудь из начальства и миновать объяснения с местными жителями, в первые ряды, активно работая локтями и щедро одаривая окружающих тычками, пробрался дед Налим. Первым делом он яростно погрозил клюкой, затем развернулся к хренодерчанам и, потрясая длинной бородой, завопил:

– Что стоите?! Упустили нежить? А ведь это она ведьму нашу выкопала и из мертвых вызвала. Видели, какая зверюга ее возит? Такому могилу разрыть, что нашему Ганелю кружку пива выдуть.

Народ понимающе загудел. Как пьет Ганель, все знали, этого пьяницу никто и никогда не видел трезвым. Зверя все дружно зауважали. Надо же, какой полезный в хозяйстве монстр! Такой, поди, и поле вспашет – не вспотеет, да и вообще по хозяйству не лишним будет, траншею там какую выкопать, и вообще… Сельчане дернулись бежать, причем все в разные стороны, и каждый точно знал, что бежит в единственно верном направлении. Сам инициатор массового забега бестолково заметался из стороны в сторону, призывая бегущих вернуться и разъяснить, куда все-таки следует бежать и почему именно туда. Но никто не внял стариковским воплям. Налим пометался еще немного, а затем похромал за Панасом, рассудив, что голова на то и голова, чтобы быть умным. А раз он умный, наверняка лучше всех знает, куда следует бежать.

Флоднег с удивлением обнаружил оживление хренодерчан уже на подходе к поляне, на которой видел избушку. «И что им неймется?» – с тоской подумал он. Вздохнул, поплевал на руки и полез на ближайшее дерево от греха подальше. И вовремя. Как только он оседлал подходящий сук, внизу, прямо под ним, в подлеске послышался громкий треск, и появились Тарам и Сарат.

– Кажется, я только что кого-то видел, – неуверенно протянул Тарам.

– Где?

– Да здесь.

– Так нет же никого, – пожал плечами Сарат, который радовался счастливому избавлению от гнева головы и его строгой супруги и принимал участие в общей охоте на нежить просто ради того, чтобы не отрываться от коллектива.

Тарам с удивлением огляделся, словно всерьез рассчитывал увидеть в ночном лесу нечто стоящее и достойное внимания. Где-то в чаще, в самой ее глубине, протяжно завыл вервольф. Или это был один из двуипостасных, вышедший на охоту в полнолуние? Парни невольно присели, внезапно сообразив: кто бы ни рыскал там в темноте, встретиться с ним человеку – не самая лучшая идея.

– Показалось, – севшим голосом выдавил Тарам. – А знаешь, что я думаю?

– Что?

– Кто остался в Хренодерках? Только дети со стариками? А если в наше отсутствие в село забредет еще какая-нибудь напасть? Кто же их защитит?

– Твоя правда. Негде им искать защиты.

– Надо бы нам вернуться и посмотреть, все ли у них благополучно.

– Согласен. Кто-то должен о них позаботиться. Кто, если не мы?

Парни дружно развернулись и кинулись в сторону Хренодерок во все лопатки. Каждый утешал себя тем, что заботится об общем благе.

«Дурачье, – спокойно констатировал Флоднег, без зазрения совести подслушавший разговор парней. – Однако спускаться не стоит. Мало ли с кем еще столкнусь». Предусмотрительный маг стянул с себя жилетку и привязался к дереву ремнем. Теперь можно было не только расслабиться, но и подремать без риска сверзиться вниз и сломать шею. И тут его руку обожгло огнем. Маг еле удержался, чтобы не взвыть от неожиданной боли, и с удивлением уставился на источник дискомфорта. Перстень подчинения для ошейника Лютого словно выгорел изнутри. «Ничего себе…» – ошарашенно подумал Флоднег. На его памяти такое случалось впервые. Сам собой напрашивался неутешительный вывод: Лютый мертв. «И что теперь докладывать начальству? – совсем расстроился он. – Лучший вервольф потерян, узник благополучно прячется где-то в чащах Безымянного леса, а сам я сижу на дереве?»

Еще никогда Флоднег не был так близок к провалу.

Глава 9

Светлолика злобно шагала по лесу предположительно в сторону собственного дома. Недавние события настолько выбили девушку из колеи, что, к своему стыду, она умудрилась проскочить мимо избы и спохватилась, только оказавшись в незнакомой части леса. Как ей удалось сюда забрести, она и сама не могла ответить, хоть режь на части, хоть пытай. Со всех сторон окружали незнакомые деревья, тропинки между ними не было. Ведьма смогла определить примерное расположение избы. Оставалось радоваться умению безошибочно находить родной дом вне зависимости от освещенности, да и за годы проживания в гордом одиночестве за околицей деревни, когда в любой момент дня и ночи страждущие исцеления могут постучать в дверь и позвать на помощь, она приобрела неплохое ночное зрение. С совой и кошкой, конечно, не сравнить, но все-таки.

В кустах послышался какой-то треск, затем раздалось еле сдерживаемое рычание. Девушка невольно вздрогнула и притормозила. Путь ее лежал мимо колючих ветвей кустарника. Что именно скрывалось там внутри, неизвестно, а если обойти, уклонившись в сторону, можно потерять направление.

– Кто здесь? – громко спросила Светлолика, прекрасно зная, что местное зверье ее не тронет, а чужие здесь не ходят.

Звук повторился, и из кустов, рыча и скаля зубы, появился, продираясь сквозь ветви, огромный серый зверь. В его горящих янтарных глазах было нечто такое, что заставило девушку испуганно попятиться. Конечно, она и раньше выдела двуипостасных в волчьей ипостаси, но всегда старалась обойти их десятой дорогой, памятуя историю, приключившуюся в одной из соседних деревень.

Девушка из лесной деревеньки дровосеков была диво как хороша собой. Все парни заглядывались на стройную девичью фигурку, соболиные брови, пухлые губки цвета спелой земляники и аппетитные округлости. Отец привез ей с ярмарки дорогую шапочку чудесного красного цвета. Говорят, такой можно получить только с помощью порошка из раковин моллюсков Южного моря. В поселке не было девушки лучше одетой. На ее беду, заболела у девушки в дивной красной шапочке ее бабушка. Вроде бы ничего страшного, но старушка была одинока и проживала на окраине Репиц, на переезд в деревеньку дровосеков отвечала решительным отказом, а в Репицах за ней ухаживать было некому. Поэтому внучку отрядили к бабушке, снабдив ее пирожками, закутанными в полотенца, травяными отварами и наставлениями по уходу за престарелой родственницей. Результат лечения оказался неожиданным для всех: Красная Шапочка в Репицах не появилась, вернулась примерно через сутки, без корзинки, изрядно помятой, впоследствии оказалась беременна и родила двойню. Злые языки поговаривали, что причиной размножения Красной Шапочки был очаровательный двуипостасный, нагло соблазнивший девицу, пока она шла через лес. Обозленные за порчу красавицы дровосеки рыскали по лесу в поисках виновного, но призвать к ответу никого не удалось. Двуипостасные заняли четкую позицию по данному вопросу: раз все случилось по любви – значит, виновны оба. Если дети к моменту взросления обнаружат способности к изменению облика, в Волчьей слободе примут детей, и они ни в чем не будут нуждаться. На этом и расстались.

Вервольф злобно зарычал. Девушка попятилась, наступила на полу плаща и больно плюхнулась на пятую точку, уронив в пожухлую прошлогоднюю траву косу.

– Я не Красная Шапочка, – замотала головой она, белокурые локоны выбились из-под капюшона и разметались вокруг лица светлым ореолом. – Со мной такой номер не пройдет. Давай разойдемся по-хорошему: ты меня не видел, и я тебя не видела.

Лютый, а это был именно он, очень удивился тому, что девушка не бросилась с визгом прочь, как обычно поступали все, а спокойно принялась рассказывать ему о головном уборе, правда, смысла фразы он все равно не понял. Вервольф мягко придвинулся ближе. Светлолика испуганно моргнула, оценив сдерживаемую мощь мускулистых лап, и пожалела, что не может, как некоторые могучие маги, испариться, чтобы появиться где-нибудь еще. Желательно дома, в теплой постели. Рукой девушка безуспешно пыталась нащупать древко косы, но пальцы неизменно натыкались на корни деревьев, путались в траве, а мысли в панике метались в голове, как перепуганные белки. Она судорожно сглотнула стоящий в горле комок, отчетливо понимая всю безнадежность побега. Как быстро ни удирай, вервольф все равно быстрее, а внезапное бегство почти наверняка спровоцирует нападение. Пока она беспомощно таращилась на медленно надвигавшегося монстра огромными перепуганными, серыми с зелеными искорками глазами, зверь придвинулся ближе, и до нее вдруг донесся сильный мускусный запах волка. В области желудка Лики собрался гнетущий жар предвкушения чего-то непонятного, но очень приятного на вкус. Кровь разогрелась и горячей влагой побежала по венам, отдаваясь напряженным гулом в висках. Девушке вдруг показалось, что раздвинь она губы – и поранится о собственные клыки. Она даже поднесла руку ко рту, чтобы пощупать, не выросло ли из десен что-нибудь опасно острое, жаждущее чужой крови. Но зубы были как зубы, ничего особенного с ними не произошло.

Мокрый холодный нос Лютого ткнулся в щеку девушки. Жест, который шокировал не только девушку, но и самого зверя. Раньше он не замечал в себе особого дружелюбия к людям. Живые существа делились у него на несколько незатейливых категорий: те, которых есть можно; те, которых хотелось бы съесть, но нельзя; и те, кого приходилось слушаться, но которых он с удовольствием растерзал бы, если б не дурацкая штука на шее. Беспомощная девушка отчего-то будила в сердце оборотня противоречивые чувства. С одной стороны, отчетливый, яркий запах страха призывал звериную суть растерзать добычу, а с другой – было в ней нечто такое, отчего подсознательно хотелось лечь у ног, положить лобастую голову на колени и с мольбой в янтаре волчьих глаз ждать, когда она снизойдет почесать за ухом.

Светлолика попятилась и наткнулась спиной на гладкий ствол дерева. «Это конец», – шевельнулась усталая мысль в девичьей голове. Повернуться спиной к зверю она не решалась. Нет, это не смелость заставляла светло-серые с зелеными искорками глаза упорно смотреть своим страхам в лицо. Просто повернуться спиной и каждое мгновение ожидать удара могучих когтей вервольфа было выше ее сил.

Вервольф облизнулся, по серой морде медленно прошелся розовый влажный язык, выделявшийся на шкуре хищника в неверном свете луны как более светлое пятно. Он гибким, текучим движением опустился на пузо и пополз к девушке, скаля зубы. Лютый никак не мог выбрать, что же лучше – погрузить клыки в человеческую плоть или лизнуть руку, чтобы девушка успокоилась?

Ведьма наблюдала за маневрами зверя со смесью ужаса и удивления на лице, совершенно не понимая, что он вообще от нее хочет. Если съесть, он выбрал очень оригинальный способ сделать это. Но как только вервольф приблизился на расстояние вытянутой руки и сквозь подол свадебного наряда бабки Дорофеи по ногам побежало тепло дыхания зверя, вместе с ним живот скрутило болезненной голодной судорогой. Девушка зашипела сквозь зубы от боли, и это решило для Лютого все. В нем проснулся мощный инстинкт хранить и защищать хрупкое человеческое создание от неведомых врагов. Он кинулся к Светлолике с энтузиазмом, конечно, не успел затормозить и врезался в нее, как осадное орудие в ворота замка. Девушка вскрикнула и упала. Сверху приземлился вервольф. Надо отдать должное зверю, сделал он это мягко, словно заранее все спланировал, даже не задел распростертую под ним ведьму. Сама же Светлолика пыталась выровнять дыхание после того как неожиданное падение на спину вышибло из нее дух. Зверь осторожно лизнул девичье лицо, извиняясь за свою неловкость.

Лика хотела было оттолкнуть преисполнившегося нежности волка, тем более клыков у него в пасти меньше не стало, но почувствовала, как под рукой ощутимыми толчками бьется сердце в мохнатой груди оборотня, и голод прорезался с новой силой. Она не могла даже толком вздохнуть от серии спазмов в животе. Ее голод плыл над ней и вервольфом, как ощутимая вязкая субстанция, глядел из расширенных удивленных глаз ведьмы, мерцал в зеленых искорках ее очей, чувствовался в судорожном вздохе ее легких. Тонкие девичьи пальцы нащупали ремень ошейника, обхватили его, и глаза удивленно расширились.

– Первый раз вижу домашнего вервольфа, – прошептала она.

Лютый готов был отдать любую часть своего тела, от мокрого носа до кончика хвоста, лишь бы она помогла избавиться от ненавистного ошейника подчинения. Гордый оборотень сделал то, чего не делал даже в нежном беспомощном щенячестве – заскулил, просительно заглядывая в глаза, и потерся щекой о ее щеку с риском вывихнуть девушке челюсть.

Голод Светлолики усилился до судорог, не давая толком сосредоточиться на происходящем. Ей до дрожи в теле хотелось вцепиться в горло, и плевать, что зверь может сотворить в ответ. Но была одна проблема. Ошейник. Надежда прокусить плотную кожу монстра еще была, а вот ошейник зверски мешал процессу. Светлолика даже всхлипнула от обиды и принялась ощупывать магическую вещицу на предмет застежки. Вервольф сначала искренне пытался помочь, но быстро понял, что зря суетится, этим только мешает, и замер, опасаясь лишний раз вздохнуть.

Девушка была ведьмой; деревенской, но все-таки ведьмой. Дар у нее имелся, просто она не обучалась в Академии магии, которую заканчивали все лицензированные маги Рансильвании. Поэтому насколько сильно дарование и в чем именно оно состоит, никто не знал. Да и не факт, что в Академии могли досконально изучить силу и склонности каждого поступившего мага. Бывали случаи, когда дар раскрывался во всей красе только со временем, да и то случайно.

Тонкие девичьи пальцы медленно скользили, чутко прислушиваясь к ощущениям на самых кончиках. Начерченные письмена рун отзывались горячим покалыванием в глубине. Иногда это было просто тепло, словно живой организм, обтекающее и пробующее на вкус ее пальцы. Через несколько минут упорных поисков застежка так и не была обнаружена, зато она нашла несколько мест, где руны прерывались. Если разрезать в этом месте кожу ошейника, почти наверняка можно его снять. Но ножа не было. Светлолика пристально посмотрела на Лютого, словно подозревала, что зверь прячет остро заточенную сталь где-то в недрах лохматой шкуры. Оборотень, конечно, не мог понять значения ее внимательного взгляда, но постарался сделать как можно более честные глаза и выжидательно уставился на нее в ответ. Девушку вел голод, и ее не устраивали игры в гляделки до утра, поэтому, ведомая скорее инстинктом и нетерпением избавиться от ненавистной преграды, она сделала то, на что никогда в жизни не решилась бы – сцапала его лохматую лапищу, выпростала саблевидный коготь, зацепила ошейник в нужном месте и дернула. Материал с треском разошелся, руны опасно вспыхнули, девушка взвизгнула и поспешно отбросила сломанную вещь в сторону. Послышался громкий хлопок, магический артефакт воспламенился синим пламенем, зашипел, задымился, скукожился весь и погас.

Лютый радостно взвизгнул, вильнул хвостом и даже облизал лицо избавительнице. Ошейник всегда чрезвычайно удручал вервольфа, но самостоятельно избавиться от него он не мог. Зверь услужливо предоставил спасительнице шею. Лика ткнулась было, пытаясь укусить, но тут же наглоталась шерсти и расчихалась.

– Какой ты волосатый, – разочарованно протянула она, отодвигаясь в сторону и отплевываясь.

Девушка уперлась ладошками в мощную грудь зверя, пытаясь сбросить его с себя. Теперь, когда облегчение внезапного непонятного голода ей не светило, ток крови в жилах зверя не казался уже таким соблазнительным. Следовало найти другую еду, и желательно сделать это еще до рассвета. Почему она так решила? Да просто знала, и все. Инстинкт настойчиво звал ее на охоту, и сопротивляться ему не было ни сил, ни желания.

Но Лютый вовсе не собирался сдавать своих позиций. Он сам не понимал, зачем ему понадобилось изображать из себя добычу. В стае зверь всегда доминировал и никогда не позволял никому из членов даже помыслить, что может быть иначе. Оборотни четко делили зверей на две категории: хищники и добыча. Хищников следовало оценить по степени опасности, понять, дружить с ними или враждовать, или просто избегать случайных встреч. Добыча – она добыча и есть. Ее следовало загнать, убить и съесть. В моменты особенного сытого великодушия можно, конечно, позволить полакомиться остатками самкам с детенышами. Но это уже на усмотрение вожака. Опасаясь, что ведьма выскользнет и просто уйдет, оставив зверя свободным, но одиноким, Лютый сделал то, что ни разу не пришло в его лобастую голову за всю его жизнь: начал перекидываться, чем вверг Светлолику в ступор. По роду своей деятельности ведьма не могла похвастаться особой чувствительностью, но вид вервольфа, в муках меняющего свой облик, шокирует кого угодно.

Зверь изогнулся в агонии превращения, под шкурой с влажным чпоканьем ходили кости, вонзившиеся в землю когти стали уменьшаться, втягиваясь в почти человеческие пальцы. Лика взвизгнула, вывернулась из крепких объятий, но далеко не убежала, упала в ближайших кустах, согнувшись в рвотных позывах.

Валсидал почувствовал нестерпимый приступ дурноты. Некоторое время он стоял, обнявшись с шершавым стволом дерева, отчаянно борясь с неожиданно накатившей реакцией обратного пищеварения, и пытался припомнить, что же могло вызвать подобный эффект. Не обнаружив ничего особенного, загрустил. Последним донором была неудавшаяся упырица, которая вместо того, чтобы помогать своему создателю охотиться, холить его и лелеять, бродит неизвестно где и пугает местное население лопатой, которую он, между прочим, стащил из села с риском для жизни. Масштаб черной неблагодарности потряс вампира до глубины души. Однако надо было убираться отсюда подобру-поздорову, пока селяне, обозленные восставшей из могилы ведьмой, не отправились на поиски шутника, которому пришла в голову светлая мысль сначала умертвить девушку, а затем поднять ее из гроба. Что-то в глубине души вампира подсказывало, что местные при встрече вряд ли поднесут ему символический ключ от деревни вкупе с расшитой золотом бархатной подушечкой и уж точно не вручат букет цветов, перевязанных атласной лентой. Скорее всего, это будет радостная встреча нежити с вооруженными деревянными кольями людьми, а ее не вернувший былую форму вампир явно не переживет.

Валсидал судорожно сглотнул, вспоминая неблагодарную девицу. Уходить в одиночку было не с руки. Куда бы он ни пошел, придется питаться исключительно подножным кормом, а зверье передвигается гораздо быстрее человека. Да еще по следу наверняка пустят кого-то из охотников на нежить. Неожиданно он ощутил себя в хрупком девичьем теле. И без того измученный организм содрогался в мучительных рвотных спазмах. Рядом в неловких попытках утешить суетился какой-то подозрительный мужик, одетый только в подозрительные белые хлопья непонятного происхождения. Лицо любителя погулять по лесу без одежды могло перепугать до мокрых штанов не только слабонервных, но и людей покрепче. И действительно, необычно вытянутые вперед лицевые кости наводили мысль скорее о звериной морде, чем о человеческом лице. Наличие выступающих клыков только усиливало впечатление.

Доверчивость девушки поразила вампира до глубины души. Что бы ни происходило в лесной чаще между обнаженным субъектом и неудавшейся упырицей, это не было похоже на встречу хищника и жертвы. Нормальные женщины, завидев подобного монстра ночью в лесу, улепетывают со всех ног, оглашая окрестности истошным визгом. А эта ничего, прислонилась к деревцу, и все. Видимо, инстинкт самосохранения у местной ведьмы оставлял желать лучшего.

Валсидал потрясенно уставился на звездное небо Безымянного леса. Оказалось, он упал на землю и совершенно не помнил, как это произошло. Откуда-то из кустов вылез небольшой зверь, размером с обычную дворовую собачонку, только гораздо клыкастее, и осторожно куснул вампира за безвольно лежащую кисть. Зверь был голоден и надеялся, что найденное существо мертво, а значит, удастся набить тощее брюхо раньше, чем о нежданной поживе узнают более грозные обитатели лесной чащи. Вампир скосил на мелкого хищника взгляд своих медовых глаз. Вставать было лень, но и терпеть чьи-то наглые посягательства на свой довольно потрепанный, но тем не менее нежно любимый организм он не собирался. Худая кисть с острыми ногтями лениво мазнула зарвавшегося хищника по морде. Последний, жалобно взвизгнув, отпрыгнул в сторону и с досадой уставился на так некстати ожившую жертву с безопасного расстояния.

Валсидал вовсе не собирался гнаться за мелкой нечистью и мстить за укус, но ему хотелось выразить свое возмущение несправедливостью жизни хоть кому-нибудь.

– Ох уж эти мне женщины, – задумчиво протянул он. – Стоит только мужчине отлучиться на минутку, тут же находится какой-нибудь небритый тип и начинает вертеться рядом. И главное, где она нашла эту отвратительную личность? Хотя… мы же в Безымянном лесу, тут особо не повыбираешь, ассортимент не тот. С другой стороны – я же лучше? Конечно, я лучше. А она меня лопатой… От него ее тошнит, но она позволяет ему находиться рядом. И где, спрашивается, логика?

Впрочем, по его личному мнению женщины и логика почти никак не сочетались. Он даже не стал бы ставить рядом эти понятия в одном предложении.

– С другой стороны, мужчину найти в Безымянном лесу – проблема. Наверное, пришлось брать что было.

Сделав такой вывод, вампир приободрился. Конечно, первый опыт общения с упырицей оказался неудачным, но это вполне можно списать на растерянность новообращенной после пробуждения. Да и раньше ему как-то не приходилось становиться создателем нежити. Первый опыт вполне мог оказаться неудачным. Наверное, следовало, как писали в некоторых легендах, закопаться на дневной отдых вместе со своим созданием. Но кто же знал? Пособия по созданию упырей или не написали, или оно просто не попадалось Валсидалу на глаза; гадай теперь, что именно сделал не так. Хотя если сейчас покойница вполне терпимо относилась к присутствию уродливого мужчины и не стремилась вырвать ему глотку в приступе безудержного голода новообращенной нежити, то уж к своему создателю наверняка отнесется радушно.

Вампир рывком поднялся на ноги. Зверь, как раз наладившийся повторить неудачную попытку оторвать себе какую-нибудь часть философствующей добычи, шарахнулся в сторону, зарычал и оскалился из кустов, сверкая красным отблеском в глазах.

– И ты туда же! – сам не зная на что, обиделся вампир, лишивший мелкую нежить сытного обеда. – Ну и сиди здесь один.

Валсидал сделал несколько шагов, но тут понял, что понятия не имеет, где именно сейчас находится созданная им упырица. При ментальном контакте удалось увидеть ее в компании деревьев и странной личности. Первых в лесу было пруд пруди, а потому за ориентир их принимать нельзя. Компаньон же укушенной ведьмы хоть и имел примечательную внешность, но где его искать, было совершенно непонятно.

– Так где же ее искать? – недоуменно развел руками новоиспеченный создатель воинственной упырицы. – Ну не прочесывать же лес?

Прочесывать лес было долгим и бесперспективным занятием.

Притаившийся в кустах хищник воспрянул – его будущая трапеза изваянием застыла на месте. Нечисть даже сделала несколько шагов поближе на трясущихся от нетерпения лапах, но испугалась, что жертва заметит и ускользнет, поэтому тяжело вздохнула, облизнулась и уселась, вывалив ярко-розовый язык.

Пребывавший в полной растерянности Валсидал задумчиво почесал затылок, что само по себе было делом нелегким. Во время пребывания в антисанитарных условиях в камере Сартакля волосы успели позабыть о существовании расчески и спутались в такой колтун, который приводил в отчаяние даже видавших виды местных вшей. По-хорошему стоило, конечно, связаться с Мербом и поинтересоваться, что пишут о способах поиска непокорных упырей в старых манускриптах. Но недавний опыт общения с домашним демоном явственно свидетельствовал о несостоятельности последнего в подобных вопросах. Значит, лишний раз дергать его не стоило. По крайней мере, пока.

Вампир тяжело вздохнул. Изведенный долгим ожиданием последнего вздоха жертвы, мелкий хищник нетерпеливо дернул пушистым хвостом и пододвинулся ближе. Валсидал попробовал еще раз дотянуться до строптивой подопечной, может, удастся разглядеть хоть какие-то ориентиры, хотя надежды на это практически не было никакой, так как местность вокруг была сплошь незнакомая. Чтобы узнать какой-то ориентир, нужно иметь колоссальное везение, а судя по тому, сколько времени он провел в Сартакле, с везением у вампира плоховато. Мужчина сделал медитативный вдох-выдох, медленно сосредотачиваясь на растрепанном белокуром образе покусанной ведьмы. Мысль текла вязко и тягуче, словно патока, но девичья фигура в воображении складывалась вполне узнаваемая, и даже аппетитней, чем была во плоти. Особенно удалась лилейно-белая шейка с соблазнительно пульсирующей голубой жилкой. Затем картинка сменилась. Почему-то хрупкая девичья шея обросла мышцами явно мужского происхождения и перетекала во внушительный разворот обнаженных плеч. Пока вампир удивленно таращился на предъявленную часть мужского тела, мучительно гадая, все ли в порядке у него с половой ориентацией после долгого заточения (суровый Сартакль способен изменить кого угодно), в нос явственно ударил волчий мускусный запах, а во рту Валсидал с удивлением обнаружил металлический вкус крови. Удовольствие проголодавшегося вампира от потребления вожделенной крови, к тому же удивительной силы, оказалось настолько велико, что он опрокинулся на спину и принялся кататься по земле в невыразимом экстазе.

Нежить радостно оскалилась и сунулась было к беспомощной добыче, но не тут-то было. Валсидал умудрился целых три раза прокатиться по визжащей от ужаса нежити, расплющив несчастную своим худосочным, костлявым организмом о довольно жесткую почву. Мелкий хищник насилу уполз в густой, еще лишенный листвы подлесок, уволакивая лапы от несостоявшейся жертвы. Отдышавшись в кустарнике и проверив пострадавшее тело на целостность, бедняга пришел к утешительному для себя выводу, что это был опасный ужин, неизвестно чем грозящий впоследствии. Лишние травмы в этом суровом лесу ни к чему. Как, спрашивается, выживать, если из-за боли в лапах станет невозможно охотиться? Хищник в последний раз втянул мокрым черным носом воздух, чтобы навсегда запечатлеть в памяти запах опасного ужина и впредь обходить его десятой дорогой.

Вампир еще некоторое время смаковал послевкусие ведьминской трапезы, с чувством облизывая губы и нежно поглаживая землю ладонями. Каждое ощущение отчего-то казалось новым, неизведанным ранее, возможно, давно забытым и счастливо обретенным только что. Конечно, это не могло сравниться с теплой кровью повелителя неба, но тот, из чьих жил пила упырица, не просто жертвовал добровольно, но и оказался не лишен неповторимого привкуса сверхъестественного. Не иначе был одним из многочисленных порождений Безымянного леса. «Ну и пусть, – толкнулась в голове Валсидала первая мысль. – Не все ли равно, кого употребила на свой первый ужин новоявленная кровососка?» Он смутно помнил, что чем сильнее кровь жертвы, тем быстрее прогрессирует упырь. Или это были слухи? С упырями ничего нельзя знать наверняка. Создатели собственных свор нежити редко делились опытом, в первую очередь оттого, что собственные собратья осуждали подобные вольности, весьма опасные как для вампиров, так и для окружающих.

– Главное, чтобы очнувшаяся от экстаза закуска сама не решила закусить упырицей, – пьяно хихикнул Валсидал, внезапно осознавший, что звездное небо над головой напоминает прекрасную россыпь брильянтов на темном бархате.

И как он раньше этого не замечал? И вообще, ночь на редкость прекрасна, а воздух свеж и пахнет грядущей весной. Но тут его осенило. Упырица могла пострадать! Благодарная она или нет, но вампир чувствовал свою ответственность за ту, что создал. Валсидал тяжело вздохнул. Все-таки тяжелая это ноша – быть чьим-то создателем. Сплошные хлопоты, просто ни днем ни ночью покоя нет. Все еще пребывая в легкой степени экстаза, он рывком поднял себя на ноги, затем, пошатываясь и хихикая всякий раз, когда спотыкался, отправился на поиски ведьмы. Валсидал и не подозревал, что этой ночью в поисках Светлолики по лесу бродит далеко не он один.

Лютый в панике метался по поляне. Все его звериное нутро отчаянно сигналило о необходимости срочно спрятать виновницу своих необычных ощущений как можно дальше от случайных глаз. То, что в Безымянном лесу праздношатающихся субъектов особо не встретишь, оборотня не волновало. Инстинкт вопил: «Спрятать – и точка!» А вот куда девать хрупкое девичье тело, отчего-то не уточнял. Видимо, предоставлял зверю самому решать сложную задачу, тренируя заодно изворотливость ума. Сама ведьма без чувств лежала тут же под деревом, не принимая в метаниях вервольфа ровно никакого участия. Как только она получила порцию крови монстра, так и обмякла в спасительном обмороке. Трудно сказать, почему случилось именно так. То ли сказался ужас происходящего, то ли с девушкой слишком многое произошло в один день, вот она и не выдержала, взяла небольшую паузу. Вдруг дальнейшие события будут еще хлестче, а она совершенно не отдохнула. Вервольф, на чьем горле крепкие девичьи зубы оставили глубокие рваные отметины, даже не переживал по поводу столь пустячного ранения, залечив его простым превращением из человека в человека-волка. Он даже тихо порадовался, что процесс прошел пусть и болезненно, но гораздо проще.

В это время на поляну, где в полном смятении находился монстр, опрометью выскочили трое. Возглавлял забег Панас. Столкнувшись лицом к лицу с приличных размеров вервольфом не в человеческой ипостаси и к тому же в полнолуние, глава Хренодерок удивленно охнул, осадил назад и споткнулся. Он в полном изумлении осел на землю и хотел было зажмуриться, но не стал, решив смело встретить опасность лицом к лицу. Впрочем, факел на всякий случай выставил вперед, как элемент устрашения нежити.

Лютый не то чтобы испугался, огня он не боялся, так как всю свою жизнь прожил в тесном соседстве с людьми. Просто он не хотел, чтобы с лежащей позади него девушкой что-либо случилось, пока он разбирается с неадекватным местным жителем. Поэтому вместо того, чтобы разорвать голову Хренодерок на части, человек-волк предпочел стратегическое отступление. Сделав пару шагов мощными лапами назад, он оскалился, показывая, что дальше отступать ему некуда, и если что, станет драться. Панас пантомиму монстра понял правильно, не зря же он столько лет проживал по соседству с двуипостасными. Голова перекрестился факелом с видимым облегчением на лице, выдавил из себя что-то вроде «ладно-ладно, я уже ухожу… Не стоит так нервничать, это вредно для здоровья», поднялся на карачки и попытался покинуть место встречи, передвигаясь на четвереньках. Но не тут-то было.