Текст книги "Марь"

Его тонкие пальцы ласково пробежались по гладкой палке, которую он держал в руках.

– Надо только дождаться.

– Чего дождаться? – спросили они с Катюшей одновременно.

– Дождаться, когда болото разрешит мне выбрать материал.

Глава 15

Мешок с углем обнаружился в сарае рядом с мангалом. На обратном пути Арес заскочил в деревенский магазин, закупился всем самым необходимым на первое время и по просьбе Стэфа обследовал полки с алкоголем. Среди стандартного набора обычного сельского магазина неожиданно обнаружился весьма приличный односолодовый виски по неожиданно гуманной цене. Бутылка стояла на полке так давно, что покрылась слоем пыли. По словам продавщицы, проработавшей в магазине уже пять лет, виски стоял на этом самом месте еще до ее трудоустройства, потому что только полный идиот решит заплатить за какой-то заграничный самогон такие деньжищи. Говорила она это, бережно и трепетно стирая с бутылки пыль, а на Ареса смотрела со смесью восторга и жалости. По крайней мере, именно так утверждал Арес.

Фермерское мясо оказалось отменного качества. Стэф даже подумал, что в будущем стоит наладить прямые поставки. Но это потом. А сейчас они с Аресом колдовали над шашлыком и разговаривали. Парень делился новостями и впечатлениями. Стэф по большей части молча слушал.

– Ты чувствуешь запах дыма? – спросил Арес, когда его рассказ подошел к концу.

– Нет. – Стэф покачал головой, разливая виски по найденным в доме толстостенным бокалам.

– Вот и я не чувствую. Как думаешь, это означает, что торфяники еще не горят?

– Не знаю. – Стэф протянул ему бокал. – Может, и не горят.

– А куда сгинули наши предшественники? Потонули в трясине или провалились в торфяную ловушку? Кстати, Митрофаныч тебе про них ничего не рассказывал?

– Нет. – Стэф мотнул головой.

– Я в какой-то там особенный газовый состав местного воздуха верю не особо. – Арес сделал осторожный глоток виски, поморщился. – Пахнет шпалами!

– Есть такое. Весьма недурственный ты добыл виски!

– Точно недурственный? – Арес посмотрел на него с легким недоумением.

– Точно. – Стэф усмехнулся. – А по поводу особого газового состава у меня тоже есть очень большие сомнения. Даже если предположить, что где-то поблизости есть выход метана, те, кого им накрыло, не смогли бы уйти далеко. Их тела неминуемо нашли бы в доме или поблизости.

– Это ты намекаешь, что в доме нам ничто не угрожает и в противогазах спать не придется?

– За безопасность дома я со стопроцентной уверенностью не поручусь. По крайней мере, пока. А вот насчет противогазов могу тебя успокоить, – ответил Стэф.

– И что не так с домом? – тут же оживился Арес. – Нормальный же домик! Я бы даже сказал, комфортабельный! И с запретом на купание в заводи все более или менее прояснилось. Видишь, любому дремучему поверью можно найти научное объяснение.

– Не любому, – сказал Стэф задумчиво. И парень тут же спросил:

– Есть печальный личный опыт?

– Есть.

– Но делиться им с младшим товарищем ты не станешь?

– Пока в этом нет необходимости.

– Тогда возвращаемся к первому пункту. Что не так с домом?

Вопрос был правильный. Пока Арес добывал пропитание, Стэф осмотрел дом. С домом и в самом деле было что-то не так. Когда-то давно он явно служил не только жилищем, но и форпостом.

– Ну? – спросил Арес с нетерпением.

Стэф ничего не ответил, лишь молча поманил его к открытой входной двери, включил в мобильнике фонарик и, направив луч света на порог, сказал:

– Смотри.

На почерневшем от времени дереве были отчетливо видны вырезанные символы.

– Это что? – спросил Арес, присаживаясь на корточки перед порогом. – На каком это языке?

– Ты мне скажи. Ты же у нас историк.

– Похоже на руны, но это точно не они. Вот это, – Арес ткнул пальцем в один из символов, – Уроборос какой-то.

Изображение и в самом деле было похоже на свернувшуюся кольцом змею.

– А вот это рыба. – Палец Ареса сместился на другой символ. – Только странная какая-то. Что у нее на спине вместо плавника? Не пойму.

– Елки, – сказал Стэф скучным голосом.

– Какие елки?

– Которые деревья. – Он присел у порога рядом с Аресом и указал лучом фонарика на следующий ряд символов. Среди них тоже имелись картинки. Длиннотелый, длинноухий и длиннолапый волк. Существо, отдаленно напоминающее человека, но с дырами на месте глаз. И, кажется, дети. Они были нарисованы будто детской рукой, без соблюдения пропорций: головы их были большими, а на лицах вырезаны лишь круглые рты. Ни глаз, ни носа, ни ушей не наблюдалось. Все эти фигурки были плотно оплетены похожей на сеть вязью, а от верхнего ряда картинок их, точно рвом, отделяла глубокая, тщательно прорезанная в древесине черта.

– Может, дитё хозяйское развлекалось? – предположил Арес.

– С ножиком и стамеской в руках?

– Спички детям не игрушка! Я понял! – Арес вытащил из кармана собственный телефон и сфотографировал порог. – Погуглю на досуге.

– Я уже погуглил. – Стэф выключил фонарик. Какое-то мгновение вырезанные на пороге символы продолжали светиться. Кажется, Арес это тоже заметил, потому что выражение его лица сделалось озадаченным.

– И что нагуглил? – спросил он.

– Ничего. Нет в сети подобных изображений. Я думаю, это что-то вроде защитных рун.

– Типа, уродцы-гидроцефалы, красавчик с картины Мунка, волк-мутант, змея и рыбка, которая еще больший мутант, чем волк, должны защищать этот прекрасный дом? От кого?

– Я думаю, дом защищают всего два символа: рыба и змея. А остальные ребята – это те, от кого нужно защищаться. Черту видишь? Это граница.

– Граница между чем и чем? – спросил Арес.

– Между чем угодно: добром и злом, светом и тьмой, этим миром и тем.

– И где ты в этом мире видел уроборосов и рыб с елками вместо плавника?

– Не знаю, но хозяева дома ставили защиту не просто так.

– А когда ставили защиту, у них дрогнула рука, и они нарисовали еще парочку уродцев?

– У тебя есть другое объяснение? – Стэф сунул телефон в карман.

– У меня нет, – признался Арес.

– В этой местности люди, очевидно, чего-то боялись. Или даже боятся до сих пор. Если принять во внимание специфические топонимы, запрет на купание и ловлю рыбы в местных водоемах, то боялись они именно змей и рыб. Со змеями все более или менее понятно, их мало кто любит. А вот с рыбой пока не ясно.

– Ага, все ж любят рыбу с елкой на спине! – Арес скептически хмыкнул, а потом добавил: – Кстати, это ж какого размера должна быть рыбка?!

Он перешагнул порог и осмотрел дверь с внутренней стороны.

– На двери нет никаких символов. Я проверял, – сказал Стэф.

– А это для чего? – Арес потрогал вбитый в дверь ржавый крюк. – Это вместо вешалки из «Икеи»?

– Я думаю, крюк нужен был вот для этого. – Стэф заглянул в кладовку, снял с полки еще одну свою находку, вынес на крыльцо под лучи заходящего солнца. Лучи окрасили находку в красно-розовый цвет, чем еще больше усилили драматизм момента.

– Охренеть! – восторженно воскликнул Арес. – Это чьё такое? Это ж динозавра какого-то! Где ты нашел эту хрень?

– В кладовке и нашел. – Стэф задумчиво смотрел на череп. – В дальнем углу верхней полки.

– А не подделка? – Арес осторожно, словно череп мог цапнуть его своими острыми зубами, постучал по белой кости и сам себе ответил: – Если и подделка, то очень качественная.

– Это не подделка. – Стэф был в этом полностью уверен.

– Тогда чья это черепушка? Я, конечно, в зоологии не силен, но какая-то она странная. И это я сейчас даже не про размер. Хотя к размеру тоже есть вопросы.

– Я тоже не особо силен в зоологии, но очевидно, что этот череп сочетает в себе черты как рыбьего, так змеиного. Этакая переходная форма.

– А такая переходная форма существует? – В глазах Ареса зажегся азартный огонь. – Или существовала? Это ж древняя хрень!

– Насколько мне известно, ничего подобного раньше не находили. Но я планирую отправить фотографии черепа знакомому криптозоологу.

– Криптозоологу?! – изумился Арес. – Ты сейчас серьезно?!

– Вполне. – Стэф пожал плечами.

– Ты готов доверить изучение такой бесценной вещи шарлатану, который верит в существование лох-несского чудовища и бигфута? А может, ты сам того?..

– Чего того? – вежливо поинтересовался Стэф.

– Может, ты из плоскоземельщиков?

– Я из круглоземельщиков. Уймись! – Стэф успокаивающе похлопал Ареса по плечу. – Но «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».

– Я этих ваших Шекспиров не читал и вообще привык верить только собственным глазам, – сообщил Арес, приседая на корточки перед черепом.

– И что говорят тебе твои глаза? Что перед тобой?

– Я не знаю. Да и не обязан знать! Ты мне другое скажи. – Глаза Ареса снова загорелись. – Сколько эта хрень может стоить? Мы же ее продадим? – добавил он с надеждой.

– Нет. – Стэф покачал головой. – Мы не станем ее продавать. По крайней мере, до того, как изучим.

– А потом? Не забывай про мою скромную долю от наших изысканий.

– А потом я выкуплю у тебя твою долю.

– И кто будет оценивать черепушку? Криптозоолог?

– Наймем профессионального эксперта.

– Ты же сейчас не шутишь? – спросил Арес.

– У меня нет повода для шуток. Наоборот, мне кажется, что это дело очень серьезное. А еще я думаю, что пора готовить шашлык.

Стэф бережно поднял с пола черепушку, своей увесистостью намекавшую на немалые размеры доисторического хозяина. На самом деле он отправил подробнейшие фото черепа не только криптозоологу, но и профессору палеонтологии, но Аресу об этом говорить не стал. Стэфу хотелось понаблюдать за его реакцией. Реакция была ожидаемой. Арес был готов верить в собственные сверхспособности, но не допускал и мысли, что на земле могут обитать существа более древние и необычные, чем человек. У самого Стэфа имелся опыт общения с одним из таких существ, поэтому череп то ли рыбы, то ли змеи не вызвал у него ни особого восторга, ни особого удивления, но утвердил в мысли, что они на правильном пути.

Шашлык получился очень вкусный. Под него прекрасно зашли остатки виски. Неопытному Аресу виски больше не вонял ни шпалами, ни солидолом. Нормальный такой оказался виски! А Стэф вдруг решил после окончания экспедиции угостить парня хотя бы шестнадцатилетним «Лагавулином», чтобы показать ему, что есть настоящий торфяной виски.

Ночь подкралась, как на мягких волчьих лапах, тихо и незаметно. Сумерки, до этого сиренево-дымные, так же незаметно сделались чернильно-черными. Их разбавлял лишь желтый свет нарождающейся луны и непривычно крупных звезд.

– Какие планы на завтра? – спросил Арес.

Они, сытые, захмелевшие и расслабленные, сидели на крыльце. Думать о каких-то там планах никому из них не хотелось, поэтому Стэф предпочел отделаться банальщиной:

– Утро вечера мудренее, – сказал он, вставая и потягиваясь. – Пойдем спать!

Глава 16

Оказалось, в трясину Стеша провалилась совсем близко от дома. Не прошло и пяти минут, как они вышли на клочок суши, отделяющий болото от Змеиной заводи. Пока шли, у Стеши не было сил на разговоры. Все силы уходили на то, чтобы сохранить остатки тепла и не клацать зубами. Серафим тоже не задавал вопросов, и даже Катя затаилась. Она лишь искоса поглядывала на Стешу, да время от времени касалась ее озябшей руки, словно проверяла, жива ли сестра.

Стоило им выйти из болота, как туман исчез. На его место пришли влажные, подсвеченные стальным блеском воды сумерки. В окнах дома слабо мерцал свет. Стеша точно помнила, что не зажигала лампу. Значит, вернулась из деревни баба Марфа.

Она и в самом деле вернулась: вышла на крыльцо в тот самый момент, когда их маленький отряд поравнялся с домом. Стояла, скрестив на груди руки, хмуро наблюдала за ними из-под низко надвинутого на лоб платка.

Серафим выступил вперед.

– Вот, тетя Марфа. Я их привел!

Выглядело так, будто он пытается защитить их с Катей от гнева старухи. А чего им теперь ее бояться? Что еще она может им сделать? Она уже сделала все, чтобы их будущее казалось не только туманным, но еще и невыносимым.

– Вижу, что привел, – сказала баба Марфа. Смотрела она теперь только на Стешу, оглядывала ее с головы до ног. – Где ты была, Стэфа?

Стеша ничего не ответила, погладила Катю по голове и сказала:

– Пойдем в баню, Катюша! Будем купаться и греться!

В этот момент жарко протопленная баня была единственным местом, в которое ей хотелось попасть, в котором ей было бы хорошо. В бане уже все было готово для купания. Стеша позаботилась об этом заранее. Значит, не придется заходить в дом, не придется ничего объяснять этой злой, уже совершенно чужой старухе. Она взяла сестру за руку и, медленно переставляя ноги, направилась к бане. Их никто не окликнул. Баба Марфа так и осталась стоять на крыльце.

Только в жаркой парной, сбросив с себя насквозь мокрую, пропитавшуюся грязью и водой одежду, Стеша поняла, насколько сильно замерзла и устала. Она вылила на себя ведро теплой воды, смывая с волос и кожи болотный дух, выкупала Катю, расплела и старательно вымыла ее волосы, завернула в льняное полотенце и выставила в предбанник, велев никуда не уходить и дожидаться ее там.

В парной было хорошо: жарко и спокойно. Стешу не тревожили ни жар, ни пар. Ей невыносимо сильно хотелось прилечь на полок и закрыть глаза. Наверное, она задремала. Организм не справился с пережитым потрясением или просто решил, что теперь, когда Стеше больше ничего не угрожает, можно дать слабину. Наверное, она задремала и потому не сразу поняла, что в парной теперь не одна. На лавке, расплетая свою смоляную косу, сидела баба Марфа.

– Смотри не угори, – сказала она буднично, словно не было между ними того тяжелого разговора, словно ничего не изменилось в Стешиной жизни.

– Где Катя? – Стеша вскинулась, и от этого резкого движения закружилась голова.

– В доме с Серафимом. Он за ней присмотрит. Ночевать сегодня будет тут, постелю в бане. – И снова разговор бабушки с внучкой. Вот только Стешу больше не проведешь.

– Мне нужно время, – сказала она так твердо, как могла. – Дайте мне время высушить одежду, а потом мы уйдем. Обещаю.

– Парилась ты когда-нибудь по-настоящему? – спросила баба Марфа, вынимая из шайки распаренный веник.

– Вы меня слышали? – спросила Стеша.

– После таких купаний дубовый веник – лучший помощник.

Баба Марфа если и слышала, то делала вид, что не слышит. Она что-то плеснула на раскаленные камни из стоящей тут же на лавке склянки. Запахло терпко, пряно и головокружительно вкусно.

– Ложись! – Голос старухи доносился до Стеши словно издалека. Она послушно растянулась на полке. – Прибери волосы, закрой глаза.

Стеша откинула прилипшие к спине волосы, положила голову на скрещенные ладони, зажмурилась в ожидании боли.

Боли не было. И руки бабы Марфы, и дубовый веник были мягкими и ласковыми. Они несли покой и расслабление каждой клеточке измученного Стешиного тела. Это была не экзекуция, это был подарок. Прощальный подарок. И Стеша принимала его если не с благодарностью, то со смирением. Пусть этот момент будет ее последним воспоминанием о женщине, которая так и не стала ей бабушкой.

– Можете остаться.

Веник больше не гулял по спине, а мягко скользил вдоль позвоночника. Стеша не сразу осознала услышанное, а когда осознала, приподнялась на локтях, обернулась.

Баба Марфа стояла в клубах пара и казалась совсем молодой. Наверное, из-за того, что тело ее было крепким, совсем не дряблым, а волосы черными. А может, виной тому был отвар, который она плеснула на камни.

– Что вы сказали? – спросила Стеша враз осипшим от волнения голосом.

– Я сказала, что вы с малой можете остаться. Теперь вам нет смысла куда-то бежать.

– Почему?

Это был странный разговор. Еще более странный, чем тот, который состоялся у них утром. Теперь все стало с ног на голову. Теперь получалось, что это не баба Марфа гнала их прочь, а они сами бежали в поисках спасения. Но ведь это не так! Это не правда!

– Я тебе говорила… – Баба Марфа присела на лавку. Лицо ее по-прежнему было плохо различимо из-за горячего пара. – Я предупреждала тебя, Стэфа, что нельзя ничего брать у болота.

– Я не брала. – Стеша тоже села на полке, свесила вниз ноги. – Я ничего не брала у вашего чертова болота!

– Теперь это наше с тобой болото, – сказала баба Марфа, и в голосе ее послышалась горькая усмешка. – Мое и твое, Стэфа. А когда-нибудь станет только твое.

– Я не понимаю…

– Это моя вина. Нужно было выставить вас за порог сразу, как только вы явились, а я не смогла. Родная кровь не водица.

– Родная кровь не водица, – повторила Стеша. – Да мы никогда ни одной секундочки не чувствовали, что мы вам родные. Вы, бабушка, не позволяли нам это почувствовать!

Нельзя вот так, нельзя своими собственными руками рушить этот хрупкий момент то ли примирения, то ли единения. Но у Стеши больше не было сил молчать. Зато у нее появились другие, доселе неведомые силы. От ее злого крика пар в парилке в одночасье замерз. Замерз и просыпался на пол острыми льдинками. Стеша подставила ладонь под одну такую льдинку, мгновение понаблюдала, как та тает от тепла ее кожи, и беспомощно опустила руку.

– Успокойся, Стэфа, – сказала баба Марфа тихим и непривычно ласковым голосом, встала с лавки, подбросила в печь несколько полешек. – Успокойся. Криком беде не поможешь.

В бане снова стало тепло и парно. Может быть, ей все это почудилось?

– Какой беде? – спросила Стеша, проводя ладонями по лицу, смахивая с него то ли пот, то ли слезы.

– Никакой беде ни криком, ни слезами не помочь. Раз взяла ты эту ношу, так и принимай теперь с достоинством.

– Какую ношу? Что я взяла? Что за чепуху вы несете? – Стеша старалась говорить спокойно, взвешивать каждое слово. Получалось не слишком хорошо. – Вы велели мне ничего не брать у болота, а потом вы велели нам с Катей убираться к чертовой матери! А теперь вы говорите, что мы можем остаться. Так что изменилось?

– У тебя оно забрало платок. Оно всегда что-то забирает, даже если ты не хочешь ему ничего давать. А потом отдаривается всякими чудесными вещами, от которых почти невозможно отказаться.

– Поэтому вы хотели, чтобы мы уехали?

– Отчасти. Я не желала такой доли ни одной из своих девочек.

– Какой доли?

– Той, которую ты сегодня выбрала для себя. Знаешь, как больно резать по живому? Как больно отрывать от сердца тех, кто тебе дорог и вышвыривать их за порог?

– Вы так же поступили с моей мамой? Вы вышвырнули ее? – спросила Стеша. – Поэтому мама никогда не рассказывала о вас?

– Да. – Баба Марфа кивнула. – Я надеялась, что у нее будет обычная жизнь, как у всех. Я надеялась, что ее минет этот крест.

– Наша мама мертва, – сказала Стеша, глотая слезы. – У вас ничего не вышло.

– Да, у меня ничего не вышло. Ни с ней, ни с тобой.

– Что я взяла у болота? – спросила Стеша, кутаясь в колючую и жесткую льняную простыню. – Я ничего у него не брала: никаких подарков, никаких цветов.

– Ты взяла зверя, Стэфа. Ты первая из нас всех взяла зверя. А это ее зверь.

– Чей? – Стеша уже знала ответ. Знание это пришло само собой, просочилось сквозь кожу с паром, который теперь пах болотными травами и туманом. Да, теперь она знала, как пахнут болотные травы.

– Мари. Это псы Мари. Она их хозяйка. А теперь получается, что и ты.

– Вы шутите? – Стеша замотала головой. – Я просто вытащила этого несчастного звереныша из трясины. Я не брала его себе. Он мне не нужен!

– Ты не просто вытащила звереныша из трясины, Стэфа. Ты рисковала собственной жизнью, чтобы его спасти. Я знаю, Серафим мне все рассказал.

– И что теперь? – спросила Стеша. – Я же не оставила его себе. Я вернула его матери. Он не мой!

– Он твой. – Баба Марфа усмехнулась. – Теперь он больше твой, чем ее. И она это знает.

– Кто? Эта ваша Марь?

– Она отдаст его тебе, когда придет время.

– Зачем? Скажите на милость, зачем мне дикий зверь?

– Я не знаю. – Баба Марфа покачала головой. – Это ведь ты его выбрала.

– Хорошо. – Стеша сделала глубокий вдох. Горячий воздух ворвался в легкие, вызывая приступ кашля. – Пусть так, – сказала она, откашлявшись. – Но что изменилось после того, как я вытащила из трясины этого… кого? Кто он такой на самом деле? Волчонок? Щенок? Что изменилось?

– Ты поделилась с ним собственной жизнью. Псы Мари рождаются очень редко, а живут очень долго. Они помнят все: и зло, и добро. Они тебя запомнили. Все они. Запомнили твой запах. Это хорошо.

– Для кого?

– Для тебя. Псы Мари – древние и опасные существа. Для многих людей смертельно опасные. Но не для тебя, Стэфа.

– У них странная шерсть, – сказала Стеша рассеянно. – Черная с сине-зеленым отливом, как…

– Как что? – спросила баба Марфа. Даже сквозь пелену пара было видно, как напряглось ее лицо. – На что похожа их шерсть, Стэфа?

– На чешую, – сказала Стеша после недолгой паузы.

– А где ты видела такую чешую?

– Я не видела. Я думаю, мне примерещилось из-за гипоксии. Гипоксия – это…

– Я знаю, что такое гипоксия, – оборвала ее баба Марфа. – Где ты видела чешую?

– Под водой, когда тонула. Вода была прозрачная, как в колодце или роднике. Я парила в ней, а вокруг меня плавало это… это существо. Я не видела его целиком. Оно огромное. Ни рыбы, ни змеи не бывают такого размера. А потом оно вытолкнуло меня на поверхность. Мне кажется, что это было именно оно, но я не уверена. На твердую землю меня вытащил уже Серафим. Это вы отправили его ко мне на помощь? – Стеша посмотрела на бабу Марфу.

– Он пришел сам. Серафим чувствует болото куда лучше, чем я. Ее чувствует.

– Рыбу?

– У нее есть имя – Марь. Имя есть, а постоянного облика нет. Она может быть огромной, а может крошечной. Может быть рыбой, а может змеей. Иногда она становится змеей с рыбьей чешуей. – Баба Марфа усмехнулась. – Мне кажется, она так развлекается. От скуки.

– Кто она на самом деле? Что это за существо?

– Никто не знает. Наверное, она и сама уже забыла, кем была изначально. – Баба Марфа покачала головой. – Наше болото огромное и непроходимое. Это ее царство, ее территория. Она здесь испокон веков. А мы, человечки, лишь незваные и докучливые гости. Некоторых из нас она убивает, некоторых терпит, а некоторых любит.

– А мы? Как она относится к нам? – Стеше отчего-то было очень важно знать ответ на этот вопрос.

– Меня она терпит, – ответила баба Марфа с легкой грустью в голосе. – Я не самая примерная из ее дочерей. Я всегда была строптивой. Такой, как ты, Стефания.

– Значит, меня она тоже терпит?

– Тебя она любит. Она очень стара, и ей очень скучно. Веками она развлекается созданием диковинных тварей. На это уходят столетия, а может быть, даже тысячелетия. Не все ее дети жизнеспособны. Не все порождения ее скуки и силы прекрасны. Некоторые уродливы и смертельно опасны, но она все равно позволяет им жить. Псы – это ее любимые творения. А ты спасла одного из них. Рискуя собственной жизнью, ты сохранила жизнь ее частице. Теперь ты тоже одна из ее любимых тварей.

– Тварей… – Стеша горько усмехнулась.

– Не обижайся, Стефания. Все мы твари разной степени красоты или безобразности. Людей она почти не выносит, закрывает им дорогу. Иногда хватает просто тумана и страшных звуков, чтобы отвадить…

– Звуков? – перебила бабу Марфу Стеша. – Я не слышала странных звуков.

– Это потому, что она очень долго спала. Мне кажется, больше сорока лет.

– А теперь проснулась?

– Выходит, что так.

– Из-за меня?

– Не знаю. Но силу твою она точно почуяла. Даже я ее почуяла. А во мне этой силы малая крупица.

– Вы сейчас про воду? Про то, что с ней творится что-то неладное?

– Это не с водой творится, Стефания. – Баба Марфа вздохнула. – Это ты сама творишь. Опыта у тебя нет, потому и получается… абы что. Но вода тебя слышит. Пока еще не особо слушается, но со временем ты научишься.

– Я не хочу такому учиться! – Стеша покачала головой. – Двадцатый век на дворе, наука двигается вперед семимильным шагами, а мы тут с вами обсуждаем какое-то… мракобесие!

– Можем не обсуждать. Но уезжать вам с малой больше не надо. Она вас теперь не отпустит. По крайней мере, тебя. Обижать не будет. Болото теперь для тебя будет все равно, что лужайка, но уйти далеко ты не сможешь.

– А если попробую?

Стеша не верила собственным словам. Всего несколько часов назад она убивалась из-за того, что баба Марфа гонит их прочь, а теперь задает такие глупые, такие опасные вопросы.

– Я попыталась, – сказала баба Марфа с тихой грустью в голосе.

– И что случилось?

– Сначала ничего, а потом навалилась такая тоска, что жизнь не мила стала. Она всегда дотянется. Даже если ты сбежишь на край света и будешь думать, что всех обыграла.

– Как? Как она это делает?

– Через сны. Она будет подсылать в твои сны своих тварей. Не тех, что из плоти и крови, а тех, что так же призрачны и неуловимы, как она сама. Иногда они добрые, даже забавные, но чаще злые и голодные. Представь, Стефания, что из ночи в ночь ты тонешь в трясине, захлебываясь водой.

Стеше такое и представлять было не нужно. Пар на ее коже мгновенно превратился в снег и так же мгновенно истаял.

– Или блуждаешь по бесконечному болоту и понимаешь, что это навсегда. Или тебя рвут на части, пожирают заживо, откусывая кусок за куском от твоей плоти. Ты просыпаешься, а тело продолжает помнить все, что случилось с ним во сне.

– Вы все это чувствовали? – спросила Стеша шепотом.

– Да. – Баба Марфа кивнула. – Она спала уже много лет, и я… Я подумала, что смогу ее обмануть, что она даже не узнает о моем уходе. У моей дочки, твоей мамы, как раз родился первенец. Ты родилась, Стефания. И я решила попробовать жить нормальной жизнью.

– И что случилось? – Стеша знала ответ. Осознание выкристаллизовывалось льдинками на ее разгоряченной коже, закручивалось поземкой вокруг босых ног.

– Они не пришли ко мне.

– Но это ведь хорошо, правда?

– Они пришли к тебе, Стефания. Это тебя они рвали ночами на части, это ты расплачивалась за мое решение отказаться от данного однажды слова.

– Я не помню, – сказала Стеша испуганно.

– Тебе не нужно такое помнить. – Баба Марфа вдруг с неожиданной лаской погладила ее по мокрым волосам. – Я рада, что ты все забыла.

На самом деле не все. Кошмары время от времени прорывались в Стешины сны. В этих кошмарах ее не рвали на части, в них она просто бродила в тумане и не находила выхода. Что это было? Отголоски пережитого в младенчестве ужаса? Слишком живое воображение? Особая настройка гипоталамуса, отвечающего за сновидения? Но Стешу сейчас больше всего волновал другой вопрос.

– Я не давала никаких клятв, – сказала она. – Я ей ничего не обещала.

– И не обещай! – Губы бабы Марфы сжались в тонкую линию. – Никогда ничего ей не обещай, Стефания! Не заключай с ней сделок.

– А вы заключили?

– Да.

– Можно спросить, какую?

– Нет. – Баба Марфа резко встала с лавки, помахала ладонью перед лицом, разгоняя пар, и сказала: – Постирай одежду и приходи в дом. Малую я сама спать уложу. Ты поешь и тоже ложись. Еще неизвестно, какая нас ждет ночь.