Текст книги "Марь"

– Ваша старшая внучка ничего не знает о тайнах этого болота? – Фон Лангер неспешно встал из-за стола. – Предпоследняя в роду?

Он только вставал медленно, остальное он делал со змеиной скоростью: метнулся к Стеше, припер ее к стене и упер дуло пистолета ей в лоб.

– Ну что ты хочешь мне рассказать, маленькая фройляйн? – прошипел он. Лицо его было так близко, что Стеша отчетливо видела его по-рыбьи холодные глаза. Вот так: движения змеиные, а глаза рыбьи. То ли рыба, то ли змея… – Ну!

Ствол больно вдавился в лобную кость, и Стеша отстраненно подумала, что непременно останется гематома. Если он не выстрелит… А если выстрелит, останется дырка, маленькая и аккуратная спереди, но большая и безобразно-уродливая сзади. И будет много крови, которую бабе Марфе придется отмывать ледяной колодезной водой. Вот такой у Стеши был в этот момент несерьезный, даже смешной страх.

– Я не знаю, – сказала она, глядя прямо в стылые глаза фон Лангера.

Но если постараться, если сосредоточиться, можно сделать так, чтобы кровь заледенела. И не фигурально, а буквально. И тогда с уборкой будет меньше хлопот.

– Говори! – Свободной рукой фон Лангер сжал ее горло.

А если очень-очень постараться, то кровь может заледенеть не в ее, а в его жилах. Начать можно с глаз. Они все равно стылые, как болотный лед.

– Она не знает, Герхард! – Крик бабы Марфы вырвал Стешу из оцепенения. Сначала крик, а потом громкий плач Катюши. – Анна была единственной!

Давление ствола сначала ослабло, а потом и вовсе исчезло. Фон Лангер разочарованно вздохнул, с явной неохотой разжал пальцы на Стешиной шее. Стеша тут же закашлялась. Вместе с воздухом, ворвавшимся в легкие, в душу запоздало начал вползать ужас.

– Я мог бы убить ее, – прохрипел фон Лангер. – Убить обеих ваших внучек у вас на глазах, а потом вздернуть вас на ближайшем дереве и оставить ваш труп на съедение воронью. Или что водится в этих ваших болотах?

– Ни одна из нас не знает, как попасть на этот остров, – повторила баба Марфа. – Марь сама решает, кому и когда открыться.

– Значит, Марь все-таки существует? – Фон Лангер сощурился.

– В легендах существует точно. Анна думала, что нашла ее.

– Хорошо. – Фон Лангер поправил сползшие очки. – Значит, нам с вами нужно просто подождать, когда это случится.

– Это может не случиться никогда.

– Я оптимист. Я попытаюсь найти способ ускорить этот процесс. Думается мне, что существует нечто, какой-то механизм, открывающий эту дверь.

– Удачи тебе, – сказала баба Марфа сухо.

– Удача здесь ни при чем. Если бы удача существовала, тетушка Ханна не умерла бы в адовых муках, а вы не прожили все свою жизнь на болоте, боясь лишний раз взглянуть на свое отражение. Вы говорите, что не знаете, как найти Марь, но она умеет до вас дотягиваться. Однажды уже дотянулась.

Фон Лангер шагнул к бабе Марфе, хлестнул перчаткой по шраму на ее лице. Баба Марфа поморщилась, но не от боли, а от отвращения. Это было настолько очевидно, что Стеша испугалась, как бы не заметил и фон Лангер.

– Тетушка Ханна рассказывала, что Марь дает шанс каждой из своих девочек.

– А про то, какой бывает плата, Анна тебе не рассказывала? – Баба Марфа смотрела прямо ему в глаза, словно искала в омутах его радужки отражение своей ярости.

– Вы просто не умеете правильно формулировать свои желания, – сказал фон Лангер. – Ваши желания настолько ничтожны, что не стоят внимания.

– Бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться. – Баба Марфа отстранилась, на лице ее оставалось выражение гадливости.

Фон Лангер посмотрел на нее с интересом. Баба Марфа отступила еще на шаг, словно боялась замараться.

– Как вам с вашей родословной удалось выжить в этой дикой стране? Почему большевики не вздернули вас на виселице или не отправили в лагеря? Урожденная графиня Каминская! Вы же кость в горле у нынешней власти! Так почему она не тронула ни вас, ни вашу дочь, ни ваших внучек?

Баба Марфа молчала. Взгляд ее сделался отсутствующим, а Стеша тщетно пыталась понять, о чем говорит этот ужасный человек.

– Молчите? А я вам скажу! Это она вас защищает. Вас и весь ваш род. Вы ей зачем-то нужны. Блудные, непослушные и непокорные дочери. Для вас она мать. Пусть жестокая, своенравная, но все же мать. И как знать, вдруг она проявит себя, если одной из ее девочек будет угрожать опасность? – Фон Лангер многозначительно замолчал.

– Ты хочешь испытать судьбу, Герхард? – спросила баба Марфа вкрадчиво. – Хочешь на собственной шкуре почувствовать силу ее ярости? Ты же знаешь, как жестока она может быть к собственным детям. Представь, что она сделает с чужаком.

– А я ей не чужак. – Теперь уже сам фон Лангер отступил на шаг. – В моих жилах тоже течет болотная вода.

– Болотная вода никуда не течет, Герхард. Она застаивается и начинает смердеть.

– Еще посмотрим, тетушка! – Фон Лангер натянул перчатки, направился к выходу, по пути сделав знак Феликсу следовать за ним. – Я не прощаюсь, – сказал, не оборачиваясь.

Ответом ему стала гробовая тишина. В этой тишине оглушительно громко хлопнула входная дверь, а потом так же оглушительно взревел мотор мотоцикла. Стеша несколько долгих мгновений собиралась с духом, а потом спросила:

– Почему он назвал вас тетушкой?

Глава 23

Дорога обратно была еще мучительнее из-за вошедшего в зенит и раскалившегося добела солнца. Арес стащил с себя футболку, обмотал ею голову на манер бедуинской чалмы. Его боевой дух поддерживали лишь скорая встреча с родником и купание в реке. Поход к Михалычу оказался бесполезной тратой времени. Стоило это признать.

Аграфена настигла его у родника. Арес как раз успел окунуться и обсохнуть, и в момент встречи с упоением хлебал ледяную водицу.

– Иванушка, не пей из копытца, козленочком станешь!

Аграфена подкралась к нему бесшумно. Наверное, подкатила на своем байке, когда он принимал водные процедуры. Интересно, как долго сидела в засаде и сколько успела увидеть? Арес поддернул сползшие на бедра джинсы и, всем корпусом развернувшись на голос Аграфены, сказал:

– Ехала бы ты отсюда, сестрица Аленушка.

– А то что? – спросила Аграфена, оглядывая его обнаженный торс оценивающим взглядом. Ну, пускай оценивает! Зря он, что ли, по три раза в неделю таскает железо?

– А то козленочек ненароком может превратиться в волка. – Арес улыбнулся, обнажая зубы в подобии оскала.

– Ой, да ладно, Павлик! Не пугай пуганную! – Она зачерпнула из родника воды, сделала несколько жадных глотков, сказала с удовлетворением в голосе: – Вкуснющая! У папеньки на участке скважина. Вроде та же вода, но не такая!

– Ты за мной гналась, чтобы поделиться впечатлениями об органолептических свойствах здешней воды? – Спросил Арес, вытирая влажные ладони о джинсы.

– Я за тобой гналась, чтобы поговорить без посторонних, Павлик!

– Слушаю тебя внимательно, Агриппина! – Как же она его бесила этой своей борзостью и безбашенностью!

– Я Аграфена, – поправила она с ухмылкой.

– А я Арес. Приятно познакомиться.

– Туше, Арес! – Ухмылка Аграфены сделалась чуть симпатичнее, но все равно немного не дотянула до улыбки. – Так можем мы поговорить?

– А есть о чем?

Арес уселся прямо в траву. Аграфена совершенно неграциозно плюхнулась рядом. От нее пахло чем-то вкусным, какой-то гремучей смесью запахов. Арес различил аромат земли после дождя, папоротника и, кажется, жженых покрышек.

– Есть! Я так поняла, папенька мой не желает вводить тебя в мир здешних легенд и преданий.

– Подслушивала?

– Вас и подслушивать было не нужно: голоса у вас громкие, молодецкие.

– И? – Арес вопросительно приподнял бровь.

– А я готова ввести.

– Разумеется, за умеренную плату? – Он скосил на нее взгляд.

– Возможно, даже за неумеренную. Это уж как пойдет.

– И ты уверена, что у меня есть такое бабло?

– У тебя, разумеется, нет. – На этом моменте стало обидно, но Арес продолжил хранить невозмутимое молчание. – А вот у твоего дружка, я уверена, деньги имеются.

– Откуда такая уверенность? – спросил Арес с любопытством.

– Я его срисовала. Еще в городе, когда вы только приехали.

– И по наличию крутой тачки сделала скоропалительный вывод, что денег у него куры не клюют, а сам он спит и видит: как бы поделиться ими с тобой?

– Вообще-то не по тачке. Просто у меня фотографическая память и склонность к анализу. Не суть! Я готова предоставить вам информацию, но мне хотелось бы участвовать в вашей экспедиции.

– Становись в очередь, – буркнул Арес, вспоминая свой недавний телефонный разговор с Командором.

– Смешно! – Аграфена фыркнула совершенно по-кошачьи. – Никто ни в Марьино, ни в Гадючьем логе не станет вам помогать. Так что не надо мне рассказывать про очередь, дружок!

Арес молчал. Иногда дамочкам, особенно таким экспрессивным, нужно давать выговориться. И тогда есть вероятность, что они сами разболтают даже то, о чем не планировали сообщать. Такой вот у него был жизненный опыт. Так и вышло.

– Хорошо! – сказала Аграфена, уразумев, что Арес – кремень и непрошибаемая стена. – Давай так: в знак доброй воли я расскажу тебе о детках!

– О каких детках? – По непрошибаемой стене пошли трещины.

– О тех детках, про которых ты расспрашивал у моего папеньки. Ну, рассказывать?

– Давай! – Непрошибаемая стена рухнула, на лету рассыпавшись в прах.

– К вам приходили двое. Так?

Он молча кивнул.

– Мальчик и девочка лет шести-семи?

Арес снова кивнул. Эту информацию она могла подслушать во время его разговора с Михалычем. Не было в ней никакого эксклюзива.

– И были они чудесные малыши, напуганные, потерянные и босые?

Вот про то, что детишечки были босыми, он точно не упоминал! Арес с вниманием посмотрел на Аграфену, которая, почуяв его интерес, победно усмехнулась.

– Типа ботиночки в болоте потеряли, пока блуждали. Так?

– Так.

– А вид детишечек не показался тебе странноватым?

– В каком смысле? – уточнил Арес.

– В том смысле, что выглядели они по идее… – Аграфена прищелкнула пальцами. – Олдскульно! Ну, одёжа несовременная: стопроцентный натюрлих, никакой синтетики!

А ведь и правда, выглядели детишечки олдскульно! Арес понимал, что детишки-мутанты не были порождением современного мира, но откуда такие подробности знать Аграфене?

– И в дом просились. А вы не пускали?

– Скажи уже что-нибудь такое, чего я не знаю, – Арес зевнул.

– А когда поняли, что в дом им путь заказан, превратились милые детишечки в ужасных уродов с пастями, полными острых зубов.

– Еще и с длинными языками.

– Точно! Еще и с длинными языками! – Аграфена по-свойски хлопнула его по плечу, не сильно, а даже как-то нежно. Во всяком случае, прикосновение ее прохладной ладони не вызвало раздражения. – Я вот только одного понять не могу: как твой друг додумался не пустить их в дом? Это же детки, бедные сиротки-потеряшки! Всякий нормальный современный человек просто обязан проявить заботу и участие!

Аграфена уставилась на Ареса своими синими, как августовское небо, глазами, улыбнулась. Захотелось рассказать ей все, выложить все тайны, коды и шифры. Пришлось брать себя в руки и напоминать себе, что это он должен задавать вопросы. Он и задал.

– К чему ты клонишь, Агриппина? – Специально обозвал ее неправильным именем, чтобы встряхнуть. И ее, и себя заодно.

– На пороге того дома, в котором вы сейчас живете, нарисованы символы и фигурки, – сказала Аграфена, не обратив внимания на его выходку. – Весьма условное изображение ваших вчерашних визитеров там тоже есть. А еще там нарисованы существа с дымящимися головами, волки, змея и рыба. Ничего не забыла?

– Вроде ничего. Но ты снова не сообщила мне ничего нового. Каракули на пороге ты вполне могла видеть. Может, этот ваш Митрофаныч водит в дом экскурсии за умеренную плату! Ты мне лучше скажи, что это за символы и кто эти детишки?

– Это марёвки, – сказала Аграфена и взъерошила свои и без того дыбом стоящие волосы. – Болотные духи. Согласно легендам, марёвки когда-то были обычными детьми, но умерли на болоте насильственной смертью. Может, утопили их. А может, сами утонули. Или еще какая беда приключилась. В общем, получились из милых малюток неупокоенные души. Причем злые, зловредные и вечно голодные. Бывают, конечно, исключения, но обычно марёвки охотятся парами.

– Охотятся?

– Ну а как по-другому это назвать? – Аграфена пожала плечами. Плечи у нее были острые и загорелые. Захотелось до них дотронуться, но Арес себе не позволил. Нельзя отвлекаться от важного ради всякой ерунды. – Обычно они не выходят за границы болота, но к домику на Змеиной заводи иногда наведываются. Подозреваю, что бывает, и внутрь заходят.

– Пару месяцев назад могли зайти?

– Намекаешь на тех мужиков, что рядились экологами, а сами шастали по болоту с металлоискателем? Никто не знает, куда они на самом деле девались, но чисто гипотетически они могли стать жертвами марёвок.

– Как они охотятся? – спросил Арес. – В смысле, чем питаются?

– Не плотью, – усмехнулась Аграфена. – Они присасываются к жертве языками.

– Кровососы, что ли?

– Скорее энергососы. Марёвки жертву высасывают, но не на физическом, а на ментальном уровне. Гипотетически. – Аграфена снова усмехнулась. – Присасываются они либо к солнечному сплетению, либо к основанию черепа.

– Какие удивительные анатомические познания, – пробормотал Арес.

– И в том, и в другом случае финал один! – Аграфена взмахнула рукой. – Жертва теряет рассудок. Если марёвку вовремя успевают оторвать от донора, дело заканчивается той или иной степенью амнезии. А если помочь некому, то все, конец. Они сами уходят в топь.

– Марёвки?

– Жертвы! Бредут, не разбирая дороги, пока не попадают в трясину. Или, если умудряются дойти до торфяников, падают в торфяные ловушки. Говорят, пару раз добирались даже до Марьино, но я в это не особо верю.

– Откуда такие подробности? – Арес глянул на Аграфену с недоверием.

– Насчет марёвок или насчет жертв?

– Давай начнем с жертв.

– Мне рассказал дед. В молодости он работал в бригаде мелиораторов. Ну, знаешь, такие активисты-сподвижники, мечтавшие реки вспять повернуть и полюса местами поменять. – Аграфена поморщилась. – Так вот, мой дед собственными глазами видел, что может сделать с живым человеком марёвка. Однажды его бригада задержалась на болоте: то ли трактор сломался, то ли еще какая ерунда приключилась. Короче, не успели убраться в деревню до темноты. А своевременная эвакуация с болота – это у местных первейший пункт в технике безопасности. Но из местных там были только мой дед да еще один мужик из Гадючьего лога. Остальные – пришлые, незнакомые со здешней спецификой. Дед со вторым мужиком пытались их образумить, уговаривали вернуться по свету в деревню, а те ни в какую. В общем, они решили одни уходить, раз уж остальные такие дураки упрямые. Отошли недалеко, услышали крики-вопли и кинулись обратно. Тогда ж времена какие были?

– Какие? – спросил Арес с интересом.

– Хоть и дремучие, но с идеологией. Коммунизм, товарищество, долг перед Родиной и все дела! Вот они и бросились долги раздавать, но не успели. Как им потом рассказал бригадир, один из рабочих отошел за елочку по нужде. Вроде и отсутствовал не долго, но когда вернулся, стало ясно: дело швах. Он, не глядя под ноги и не обращая внимания на крики, брел прямиком в трясину. Бригадир ближе всех к нему был. Говорит, выглядел мужик как идиот: улыбка блаженная, глаза стеклянные, по подбородку слюна течет. Зомби, по-нашенски говоря. Они и оглянуться не успели, как его засосало. Кинулись вытаскивать, а он не дается: за палку не хватается, на крики не реагирует, улыбается. Так и ушел под воду с улыбкой. Представляешь?

Арес представил и поежился. Картинка получалась безрадостная. А Аграфена продолжила:

– Вот пока остальные пытались того бедолагу спасти, дед марёвку и увидел. Стоит, говорит, дитё малое и улыбается так, что волосы на загривке дыбом встают. Еще и ручкой машет, подманивает. Один из рабочих кинулся было к ней, но дед со вторым мужиком его удержали. Им всем тогда повезло, что она уже была сытая, а то б положила в ту трясину полбригады.

– Она куда потом делась, эта марёвка? – спросил Арес.

– Не знаю. – Аграфена снова пожала плечами. – Наверное, ушла.

– Почему марёвки? Откуда такое странное название?

– Это производное от Мари. Про Марь, небось, уже слышал?

Арес кивнул.

– Ну вот, они ее порождение. Потому и марёвки. Я так думаю, они накидывают на человека морок, чтобы не сопротивлялся и не брыкался. Они ведь маленькие.

– Маленькие да удаленькие, – пробормотал Арес, вспоминая милых детишек. – Что еще интересного ты можешь про них рассказать?

– Я их видела, – сказала Аграфена.

– На картинках в какой-нибудь местной книге?

– Я их видела вот точно так, как вижу сейчас тебя.

– Шутишь?

– Нет, я совершенно серьезна. – Она и выглядела серьезной и собранной. Было даже непривычно.

– И где ты их видела? Ты же только что говорила, что дальше Змеиной заводи они не суются.

– Я видела их на болоте. В детстве.

– А что ты делала в детстве на болоте? – Пока в сказанное верилось с трудом.

– Я заблудилась. То есть это предки мои думали, что я заблудилась. Дед пошел на болото за клюквой, а я с ним напросилась. Родители не знали. Если бы знали, то ни за что не разрешили.

– Хорошо. – Арес кивнул. – Допустим, твои родители думали, что ты заблудилась. А что случилось на самом деле?

– Я просто решила прогуляться по болоту.

– Сколько, говоришь, тебе тогда было?

– Семь лет. И я все отлично помню, если ты намекаешь на мою слабую память.

– Я ни на что не намекаю. Я просто пытаюсь понять, насколько маленькой и безмозглой ты была, чтобы сунуться в трясину.

Получилось как-то не слишком вежливо. Но Аграфена не обиделась, лишь понимающе улыбнулась.

– Я была маленькой, но не безмозглой. Я была… – Она задумалась, а потом сказала: – Странной.

– Так ничего и не изменилось. – Арес снова скосил на нее взгляд.

– Ой, да ну! Сейчас я намного более социализированная! – Аграфена сорвала былинку, сунула ее в рот. – Но ход твоих мыслей, Павлик, мне понятен.

– Я не хотел тебя обидеть. – Раскаяние было запоздалым, но уж как есть.

– Хотел, – сказала Аграфена, но без злости. Аресу вдруг подумалось, что она привыкла к обвинениям в странности. Стало как-то совсем уж неловко. Но слово не воробей… – Ладно, проехали! – Она широко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами с зажатой в них былинкой. – Я была странной с малолетства. И я давно смирилась с этим фактом. Ну так вот! – Аграфена хлопнула в ладоши. – Пока дед собирал клюкву, я сделала ноги.

– Далеко убежала? – спросил Арес, чтобы спросить хоть что-то, чтобы хоть как-то поддержать беседу.

– Далеко. Забралась в самую топь.

– И не утонула?

– Как видишь. На самом деле это было легко!

– Что?

– Гулять по болоту. Легко и увлекательно. Мне даже казалось, что я запросто смогу выйти обратно.

– Но что-то пошло не так.

– Что-то пошло не так. – Аграфена кивнула. – Наступила ночь. Если ты еще не заметил, на болоте ночь наступает, как на экваторе. Только что было светло, а потом – бац! – и тьма египетская!

Арес представил себе семилетнюю Аграфену одну ночью посреди топи и как-то сразу прочувствовал весь ужас ситуации.

– Испугалась, наверное? – спросил он сочувственно.

– Испугалась. Но не болота, а того, что родители заругают, когда узнают, что я ушла.

– Объяснимо. – Кивнул Арес с видом знатока.

Он и был в этом деле знатоком. Сколько раз по малолетству сбегал из дома и возвращался лишь ночью. Бывало, по его заднице даже прохаживался дедов ремень. Не больно, но оскорбительно.

Аграфена посмотрела на него с любопытством, а потом продолжила:

– Ну вот, значит, сижу я на какой-то зеленой кочке, отмахиваюсь от комаров и реву в голос. А меня кто-то так осторожно хлопает сзади по плечу и говорит:

– Не плачь, девочка.

– Я б там и помер, – признался Арес, а Аграфена расхохоталась. Смех у нее был звонкий и заразительный.

– Сейчас я бы, наверное, тоже, – сказала она. – А тогда я просто обрадовалась, что не одна. Что меня в этом болоте кто-то нашел.

– И кто тебя нашел? Марёвки?

– Да. Мальчик и девочка. Стояли за моей спиной, держались за руки и смотрели на меня с интересом.

– С гастрономическим?

– Нет, с обычным человеческим. Если такое определение вообще применимо к марёвкам. Девочка была побойчее. Она спросила, чего я реву и как меня зовут. Я, разумеется, рассказала. Спросила, как их зовут. Они представились.

– У них есть имена?

– У них были имена когда-то давно. Так давно, что они уже и забыли. Поэтому разрешили называть их марёвками. Я сказала, что реву, потому что боюсь папиного наказания. А они о чем-то пошептались и предложили наказать моего папу. Я чуть было не согласилась, а потом подумала, что папа ни в чем не виноват и наказывать его не за что.

– Мудрое дитя, – похвалил Арес.

– Накатывает иногда. А марёвки спросили, кого бы я в таком случае хотела наказать. Я сказала, что никого, и что если они хотят помочь, то пусть проводят меня до Змеиной заводи.

– Проводят или покажут дорогу? – уточнил Арес.

– Дорогу я и сама знала. Мне просто было страшно и немного скучно идти по болоту одной.

– То есть как это: знала дорогу? Тебя брали на болото с младенчества?

– Нет, конечно! Я просто знала.

– И болотные детки тебя проводили?

Аграфена молча кивнула.

– И пока провожали, ни разу не попытались присосаться и отформатировать твою память? Может, все-таки отформатировали?

– Нет, – сказала Аграфена твердо. – Ничего они не форматировали. Мы просто шли и болтали. Они рассказали, что живут на болоте очень давно, что здесь им скучно и все время хочется кушать. У меня с собой были конфеты, я им предложила. Они отказались.

– Ну разумеется!

– Отказались и предложили сыграть в прятки.

– А ты?

– Я тоже отказалась. Я была странной, но здравомыслящей девочкой и прекрасно понимала: чем больше времени я проведу на болоте, тем сложнее будет объясняться с родителями.

– Они расстроились?

– Не особо. Они пригласили меня в гости. Сказали, что в прятки можно поиграть и днем.

– И за все время вашего милого общения они ни разу не сделали попытку трансформироваться в монстров? Не пойми меня неправильно, но я видел эту жуть собственными глазами.

– Нет, они вели себя со мной как самые обыкновенные дети. Они вывели меня к Змеиной заводи. Перед домом как раз собрались мужики из Марьино и мои родители. Начинался инструктаж.

– И они, эти чудо-дети, не предприняли попытку перекусить кем-то из собравшихся? – спросил Арес.

– Мальчик все время ныл, что хочет кушать, но девочка сказала, что они дали мне слово. А друзей обманывать нельзя.

– А вы подружились?

– Ну, мне тогда так казалось. Им, наверное, тоже. Короче, из болота к дому я вышла одна. Разревелась, конечно, по пути. Мне тогда казалось, что так будет безопаснее.

– Сработало?

– Сработало! – Аграфена улыбнулась. – Обнимали, целовали, плакали. Даже папа пустил скупую мужскую слезу.

– Я бы тоже, наверное, пустил, – сказал Арес, вспоминая брутальную внешность Михалыча и мысленно представляя на его небритом лице слезы. – А дальше что было?

– На этом все. Тебе мало?

– История, конечно, любопытная, но какой в ней практический толк? – Эта девчонка нравилась ему чуть больше, чем в момент их первой встречи, но транжирить деньги Стэфа он не собирался.

– Я могу быть вашим проводником, – сказала Аграфена с легким вызовом. – Да, я хожу на болото. Не в том смысле, что дохожу до клюквенных плантаций и возвращаюсь назад. Я знаю дорогу вглубь болота, в самую топь. Ну и на торфяниках пару раз бывала.

– А как ты туда ходишь? У тебя есть карта?

Вот это находка! Если Аграфена не врет, то им даже Командор не понадобится.

– У меня есть навигатор, – сказала Аграфена и постучала себя пальцем по виску. – Вот тут. Я знаю, куда идти и что делать, чтобы не провалиться в трясину или торфяную ловушку. Я знаю, как найти плавающие острова и болотный домик. Ты уже слышал про болотный домик? – Она требовательно уставилась на Ареса.

– В общих чертах, – ответил он уклончиво.

– Ну вот! Не знаю, зачем вам нужна эта экспедиция, но я могу проводить вас, куда захотите.

– А взамен? Зачем мы тебе, если ты прекрасно справляешься в одиночку? – спросил Арес.

Прежде чем ответить, она долго молчала. Наверное, взвешивала все «за» и «против», а потом решилась:

– Мне нужно кое-что найти.

– На болоте?!

– На болоте.

– И тебе для этого нужны сопровождающие?

– Нет.

– Тогда я ничего не понимаю.

– Я тоже, – сказала Аграфена, а потом с вызовом вздернула подбородок и продолжила: – Говорят, снова активизировались псы, и лучше не соваться на болото в одиночку.

– Какие псы? – спросил Арес, вспоминая рисунок на пороге.

– Их зовут псы Мари. Это то ли одичавшие много веков назад собаки, то ли особый вид волков. Не важно! Важно, что они снова появились, и они очень опасны. Мне будет спокойнее, если рядом со мной будут крепкие и благородные мужчины.

Вот умеют же некоторые лицедействовать! Арес даже восхитился той искренности, с которой Аграфена только что соврала. Но, как бы то ни было, а она знает, как добраться до болотного домика. Такой себе проводник, но на безрыбье и рак рыба. К тому же до него только сейчас дошло: Стэф пообещал за шаолиньскую бабку немалое вознаграждение, а Аграфена как раз и была той самой шаолиньской бабкой! Вот как удачно все сложилось!

– Мне нужно позвонить, – сказал Арес.

– Звони! – разрешила Аграфена и даже проявила деликатность, отошла к своему приткнутому на обочине байку. – И не забудь сказать, что забесплатно я не работаю!