Текст книги "Марь"

– Так может, не стоит испытывать судьбу в следующий раз, Паша? – спросил Михалыч вкрадчиво.

– Это вы к тому, что вслед за детишками может прийти кто-нибудь постарше?

– Я бы сказал, пострашнее. – Михалыч тяжело опустился на стул напротив Ареса, продолжил устало: – Уезжайте вы оттуда. Уносите ноги, пока не поздно. Если эти дорогу вспомнили, то и остальные придут. Я только одного понять не могу…

Он замолчал. Внимательно посмотрел на Ареса.

Арес тоже молчал. Выжидал.

– Ладно, не мое дело! – Михалыч махнул рукой и улыбнулся широкой, совершенно неискренней улыбкой. – А за Феню мою спасибо! За то, что вступился, не оставил в беде! Посиди тут, я сейчас принесу тебе мяса.

– Да не нужно мне мясо! – Арес ощутил разочарование. Игра с непонятными правилами закончилась ничем. Единственное, что он понял: Михалыч знает про существование детишек-мутантов. Знает, но не хочет про них разговаривать. – Можно последний вопрос?

– Нет!

– А я все равно спрошу. Кто-нибудь из той роты СС выжил? Хоть один человек?

Наверное, это был безопасный вопрос, потому что Михалыч расслабился.

– Феликс Фишер. По-нашему Рыбаков. Только он не был эсэсовцем. В то время ему едва исполнилось семнадцать. Молодой был и глупый.

– А где он сейчас? – спросил Арес, уже заранее зная ответ.

– На кладбище. Умер дед Феликс пару лет назад. А зачем он тебе?

– Уже незачем, раз умер. Спасибо за кофе! – Арес отодвинул от себя почти полную чашку.

– Он хороший был человек, – сказал Михалыч, когда Арес уже направился к выходу.

– Кто? – Арес замер.

– Дед Феликс. Он был хороший, что бы тебе про него не рассказывали.

Глава 21

Баба Марфа вернулась на рассвете. Стеша только-только успела прибраться в доме. Катя еще спала.

– Как он, бабушка? – задала Стеша вопрос, мучивший ее все это время.

– Раз до сих пор не помер, жить будет. – Баба Марфа устало опустилась на стул.

– Мне нужно к нему. Когда я могу пойти?

– Вот придет Серафим и отведет тебя. Одной тебе на болото пока ходить рано.

Стеша считала, что ей вообще не нужно ходить на болото. Если бы не Степан, она бы туда больше никогда не сунулась. Но теперь у нее был долг. Врачебный долг перед человеком, которому она, возможно, спасла жизнь.

– А ловко ты пулю вытащила, – сказала баба Марфа, стаскивая с ног сапоги.

– Папа научил. – Стеша улыбнулась, плеснула в чашку заварки, налила кипятку, поставила на стол перед бабой Марфой. – Не пули доставать, а вообще… основам, теории. Он меня с собой в операционную брал с первого курса. На втором я ему уже ассистировала. А потом… – Она замолчала, потому что и так было ясно, что случилось потом. Потом случилась война. Папа ушел на фронт, мама погибла, а они с Катюшей оказались на болоте.

– Ляг, поспи, – сказала баба Марфа, придвигая к себе чашку. – Как придет Серафим, я тебя разбужу. А пока отдохни.

Серафим пришел в полдень. С утра зарядил мелкий дождь, и Серафим в насквозь промокшей одежде выглядел понуро.

– Ну, что там? – спросила баба Марфа после того, как он выпил большую чашку чаю.

– Ищут, – сказал Серафим, а потом добавил: – А меня Марь позвала, велела к тебе идти. Что-то случилось?

– Случилось. – Баба Марфа кивнула. – Отведи Стэфу к болотному дому, покажи путь.

Другой бы непременно спросил: зачем Стеше к болотному дому? Что такого случилось, из-за чего нужно идти на болото в такую ненастную погоду? Серафим спросил другое:

– Когда пойдем?

– Сейчас, – опередила бабу Марфу Стеша. – Я только соберу все самое необходимое.

– Я уже все собрала, – сказала баба Марфа. – Ступайте. До темноты вы должны вернуться. Если немцы явятся раньше, скажу, что ты была в деревне, относила Серафиму сбор от кашля. Серафим, ты понял?

– Так и было, – ответил Серафим с улыбкой. – У Санечки температура и кашель. Ему нужны травки.

– Кто такой Санечка? – спросила Стеша.

– Мой племянник – сын моей младшей сестры. Он еще совсем маленький, ему три года. Ты приносила ему сбор, Стэфа.

Стеша молча кивнула. Это было хорошо, что в отличие от нее, баба Марфа продумывала все варианты. Сама она могла думать только о раненом и совсем не думала о собственной защите и безопасности.

– До темноты ты должна быть дома. Ясно? – Баба Марфа сняла с вешалки тяжелый брезентовый плащ с капюшоном, протянула его Стеше, а потом продолжила, не дожидаясь ответа: – Хорошо, что дождь. В такую погоду они на болото не сунутся. Ступайте, не теряйте время!

Словно услышав слова бабы Марфы, дождь усилился. Земля под ногами хищно чавкала, брызги холодной грязи летели в лицо, и Стеша не успевала их стирать. Серафим дождя словно бы и не замечал. Он шел бодрым шагом, по-аистиному высоко поднимая ноги. В одной его руке была корзинка с провиантом, а во второй – посох. Посохом он почти не пользовался. Серафим словно и в самом деле чувствовал болото, словно точно знал, на какую кочку можно поставить ногу, а какая может оказаться смертельной ловушкой. Стеша тоже чувствовала. После болезни болото начало восприниматься ею по-другому: не как что-то чужое и страшное, а как привычное, хоть и опасное.

Они с Серафимом шли след в след, поэтому поговорить не получалось. Шум дождя заглушал другие звуки, а кричать на болоте Стеше казалось неправильным. Она тронула Серафима за плечо, лишь когда земля под их ногами начала пружинить и покачиваться, как огромным мягкий плот. Идти стало тяжелее. Пришлось замедлить шаг.

– Что это? – спросила Стеша, указывая пальцем себе под ноги.

– Это мох, – ответил Серафим. – Он очень толстый и надежный. Не бойся, Стэфа.

Ей было не страшно. Ей было интересно.

– А что под ним?

Серафим пожал плечами.

– Болото.

– Вода? – уточнила Стеша.

– Болото. Оно как море, только пресное. – Серафим мечтательно улыбнулся. – И воду можно пить. Ты знала? – Он присел на корточки, проделал лунку в моховой подложке и, как только та наполнилась, зачерпнул воду и поднес к губам. – Она чистая, ее мох чистит, – сказал напившись. – И вкусная. Хочешь попробовать?

Стеша отрицательно покачала головой. Ей хотелось побыстрее оказаться в болотном домике.

– Долго нам еще? – спросила она.

– Скоро. – Серафим думал о чем-то своем. – Тут тоже есть острова Стэфа. Плавучие острова. Я тебе покажу. Это очень красиво. Тут вообще очень красиво. Оглядись!

Стеша огляделась. Место, в которое привел ее Серафим, и в самом деле было красиво какой-то особенной тихой красотой. Дождь как-то незаметно трансформировался в туман, подсвеченный невидимым, но все равно осязаемым солнцем. Капли тумана подрагивали на еловых лапах и в натянутой между ними паутине. Мох под ногами сделался ярким и пушистым, а болотные «оконца» становились все больше и все шире. Вода в них приобрела стальной отблеск, а из-за стелющегося у ног тумана казалось, что они идут не по болоту, а по небу, перепрыгивая с одного зеленого облака на другое.

– Красота… – сказала Стеша шепотом.

– Она не всем себя кажет с такой стороны. – Серафим выпрямился, вытер руки о куртку. – Только тем, кто может ее слышать и видеть.

– Ты можешь?

– Я могу. Ты тоже. Ты теперь можешь даже больше, чем я. – В голосе Серафима послышалась легкая печаль, которая тут же сменилась радостным возбуждением: – Вон болотный домик, смотри!

Стеша посмотрела в ту сторону, куда он указывал. Поначалу из-за тумана не было видно почти ничего, а потом проступили контуры: сначала косматого скособоченного дерева, потом такой же скособоченной избушки. А потом туман рассеялся, и стало понятно, что и домик, и дерево стоят на самом краю суши. А дальше болото и в самом деле превращается в бескрайнее море, по которому свободно дрейфуют зеленые острова.

– Это Марь? – спросила Стеша шепотом.

– Нет. – Серафим улыбнулся. – Это просто болото. Марь другая. Она особенная. Ты сразу поймешь, что это она, когда увидишь.

– А я увижу?

– Я не знаю, Стэфа. Мне она показалась, а тете Марфе – ни разу. Пойдем?

Не дожидаясь ответа, он бодро пошагал вперед. Стеша двинулась следом. Теперь она отчетливо понимала, где у них под ногами плавучий мох, а где настоящая земная твердь. Мха и тверди было пополам, но путь к избушке пролегал по твердой земле. А сама избушка – Стеша была в этом абсолютно уверена – построена как последний аванпост на границе между землей и водой. Подумалось, что здесь, в этих безбрежных водах, древней рыбе и ее детям настоящее раздолье, что никто и никогда не познает ни глубин, ни тайн этого удивительного места.

Их появление встретили тихим, но грозным окликом:

– Стой! Кто идет?

Стеша сразу узнала этот сиплый прокуренный голос.

– Дядя Василь, это я! – сказала она и выступила вперед, заслоняя собой Серафима, словно ее роста могло на это хватить.

– Стефания? Ну, слава богу! – Из тумана выдвинулась коренастая фигура, следом – худая и долговязая. – А кто это с тобой? – в голосе Василя появились настороженные нотки.

– Это я, Серафим. – Серафим вышел из-за Стешиной спины.

– И юродивого с собой привела.

– Как вы можете?! – Стеше стало так обидно за Серафима, что руки сами собой сжались в кулаки, а капли тумана вдруг выкристаллизовались в крошечные ледяные пики. Пока эти пики кружили на уровне ее глаз, но Стеша знала: стоит ей только захотеть, они полетят в лицо тому, кто посмел обидеть ее друга. А ей уже хочется. Как же ей хочется!

– Все хорошо, Стэфа. – На плечо успокаивающе легла ладонь Серафима. – Они просто не умеют слушать и видеть, как мы с тобой. Не злись на них. Не надо.

И его прикосновение, и его голос подействовали отрезвляюще. Ледяные пики истаяли, не успев коснуться земли. Интересно, заметили их остальные?

– Ерунду сморозил, простите, – проворчал Василь. – Место тут такое гнилое, что впору с ума сойти.

– Как раненый? – Стеша подошла к мужчинам, попыталась заглянуть за их спины.

– Бредит, – сказал Василь. – Рядом с твоей бабкой тихий был, спал всю дорогу. А как только она ушла, так и началось. Все время бормочет про какую-то огромную рыбу, которая плавает вокруг дома и заглядывает в окна. Рыба заглядывает в окна! Ты слышала такое, девочка?

Стеша слышала про огромную рыбу. И одного этого ей было достаточно, чтобы нервы ее натянулись как струны.

– Мне нужно его осмотреть, – сказала она строго и, протиснувшись между мужчинами, вошла в темное, пахнущее сыростью нутро избушки.

Степан, до подбородка укрытый шерстяным одеялом, лежал на самодельном топчане. Глаза его были закрыты, а воздух вырывался из легких с тихим свистом. Первым делом Стеша потрогала его лоб и проверила пульс. Определенно, у Степана был жар. Значит, вопреки прогнозам бабы Марфы, рана загноилась. Стеша осторожно отодвинула одеяло, осмотрела пропитавшуюся кровью, прикипевшую к ране повязку. Повязку она срезала охотничьим ножом, а рану промыла теплой водой. Судя по состоянию раны, подтверждались самые худшие Стешины опасения: началось заражение.

За Стешиной спиной послышались тихие шаги. Это вошел в избушку Серафим. В руках он держал котелок с кипятком и плавающими в нем травами. Наверное, заварил по наущениям бабы Марфы. Вот только не помогут против заражения травы. Или помогут?

– Серафим, – попросила Стеша шепотом, – принеси, пожалуйста, мха. Только выбери самый чистый.

– Мох всегда чистый, – сказал Серафим. – Он воду чистит. Я же тебе рассказывал, Стэфа.

Рассказывал, а она едва не пропустила это мимо ушей. Если мох обеззараживает воду, значит, и рану он тоже может очистить. Серафим вышел из избушки и спустя несколько минут вернулся с охапкой мха. Стеша прижала мох к ране, сверху наложила свежую повязку. Все это время Степан лежал с закрытыми глазами. Наверное, травки бабы Марфы делали свое дело. Когда с перевязкой было закончено, Стеша вышла из избушки и замерла, прислушиваясь к раздающимся из тумана голосам.

– Ночью дверь никому не открывайте. – Голос Серафима звучал ровно и спокойно. – Даже если станут стучаться, не впускайте. Даже если будут проситься и умолять.

– Фрицы стучаться не станут, – ответил долговязый очкарик.

– Фрицы сюда и не сунутся, Петя, – сказал Василь задумчиво. – Ты помнишь, как мы сюда шли? Если бы не баба Марфа, потонули бы в трясине еще в самом начале пути. Никто из чужаков не доберется до этого гиблого места. Будь моя воля, я бы здесь ни на минуту не задержался.

– Возвращаться вам никак нельзя, – мягко, но твердо сказал Серафим. – Вас ищут. В Гадючьем логе ночью была облава. А к нам в Марьино приходили утром. Обыскали дом, заглянули в подпол, сарай и на сеновал. Напугали криками Санечку. Санечка – это мой племянник, – пояснил он, как будто Василя с Петром могли заинтересовать такие подробности.

– А если в лесу перекантоваться? – спросил Петр, но не у Серафима, а у Василя. – В лесу ж оно поспокойнее будет, да?

– Не спокойнее. – В голосе Василя слышалось сомнение. – Пустят собак по следу – и конец.

– Стэфа, иди к нам, – позвал Серафим. Ее он теперь, похоже, чувствовал так же хорошо, как и болото.

Стеша двинулась в сторону голосов и через пару мгновений уже различила три фигуры.

– Для кого вообще строился этот дом? Какая на болоте охота? – Не обращая на нее внимания, продолжил Петр.

– На уток, – сказал Серафим с рассеянной улыбкой. – На болоте много разной живности.

Стеша подумала, что и «не-живности» на болоте тоже полно, но говорить об этом не стала.

– Вы, главное, до рассвета двери никому не открывайте. И все будет хорошо.

– Так некому открывать, – усмехнулся Петр. – Если только этой вашей рыбе.

– Рыбе тоже не открывайте. – Голос Серафима звучал пугающе спокойно. – Как стемнеет, из дома не выходите.

– А по нужде? – не сдавался Петр. Было видно, что он не из местных, что все эти пугающие полунамеки ему не по нраву. Образованный городской человек, которому чужды деревенские россказни.

– И по нужде не выходите. – Серафим кивнул, перевел взгляд на Василя, сказал, понизив голос до шепота: – Ночью могут прийти псы.

– Давно ж вроде не было. – Выражение лица Василя сделалось озадаченным.

– Давно не было. А теперь вот снова появились.

– Какие псы? – спросил Петр.

– Болотные псы. – Василь отмахнулся от него, как взрослый отмахивается от назойливого ребенка. – У них тут на болоте жили… живут то ли волки, то ли одичавшие псы. Говорят, опасные твари.

– И псы могут постучаться к нам в дверь? – Не сдавался Петр.

– Псы могут куснуть тебя за задницу, когда ты выйдешь по нужде, – осадил его Василь.

– Мракобесие какое-то, – проворчал Петр и отошел в сторону. Всего пару шагов и его долговязая фигура растворилась в тумане. – Лучше бы в городе прятались.

– В городе тебя бы уже давно нашли, умник, – буркнул Василь, а потом спросил, обращаясь к Стеше: – Что там с нашим Степкой? Жить будет? – И не успела она ничего ответить, как он продолжил: – Я его бате обещал, что присмотрю, что не случится с мальцом ничего дурного. Как война началась, Степка на фронт стал рваться. А его не взяли. Это он только с виду такой бугай. Понимаешь?

Стеша понимала. Если бы не Катя, она бы тоже была на фронте, рядом с отцом.

– Ну вот, – сказал Василь сам себе. – Выходит, не доглядел я, подвел старого товарища, пообещал, а слово не сдержал. Я, Стефания, с тебя слово брать не стану. Просто пообещай, что сделаешь для Степки все, что можно.

– Я уже делаю, дядя Василь.

– Баба Марфа сказала: если бы не ты, он бы помер. – Василь смотрел на нее сверху вниз. В глазах его было уважение пополам с недоумением. Наверное, в отличие от Степана, Стеша выглядела младше своего возраста и особого доверия не вызывала.

– Он не умрет. – Стеша вздернула подбородок. – Нам нужно возвращаться, а вы, если потребуется, перевяжите его рану. Просто сделайте все, как сделала я. А я завтра приду. Сразу, как только получится, приду.

Глава 22

Прийти сразу не получилось.

Ночью к ним в дом нагрянули немцы. Стеша сквозь сон услышала собачий лай, вскочила и, на ходу одеваясь, выбежала в переднюю комнату. Баба Марфа уже стояла в сенях перед закрытой дверью. В дверь громко и грубо заколотили прикладами автоматов.

– Не бойся, – сказала баба Марфа так тихо, что Стеша ее едва расслышала. – Успокой малую. Разговаривать с ними буду я.

Из спальни донесся испуганный плач Кати. Стеша метнулась к ней в тот момент, когда баба Марфа отодвинула засов на двери.

– Кто это? – прошептала Катя, утыкаясь мокрым от слез лицом Стеше в плечо. – Это немцы, да?

– Тише. – Стеша погладила ее по волосам. – Все будет хорошо. Оставайся в кровати, не выходи.

– А ты? – Катя цеплялась за нее обеими руками. Не хотела отпускать.

– Я вернусь. Узнаю, что им нужно, и вернусь. Не бойся!

Немцы уже хозяйничали в доме. Их было четверо: три солдата и офицер. Еще как минимум столько же осталось снаружи. Они что-то кричали на немецком, обыскивали дом от кладовки до чердака. А посреди всего этого хаоса стояла с невозмутимым видом Баба Марфа.

Стеша бросилась к ней, но дорогу ей заступил толстый, похабно ухмыляющийся фриц. Дуло его автомата уперлось ей прямо в живот. Стеша замерла.

– Не бойся, – сказала баба Марфа одними только губами.

В дом вошел невысокий молодой человек в штатском. Выглядел он совсем юным и напуганным. На Стешу и бабу Марфу он косился с той же опаской, что и на немцев.

– Доброй ночи, – сказал он и робко улыбнулся. – Меня зовут Феликс. – На его по-мальчишески гладких щеках вспыхнул смущенный румянец. По-русски он говорил чисто, но все же с явно ощутимым акцентом. – Феликс Фишер. Я буду переводить для вас.

Он вопросительно посмотрел на офицера. Тот молча кивнул, позволяя говорить дальше.

– Минувшей ночью кто-то подорвал железнодорожные пути, – начал Феликс Фишер. Голос его срывался то ли от волнения, то ли от страха. – Господин офицер желает знать, что вам известно касательно случившегося.

Господин офицер, молодой холеный щеголь, с отвращением посмотрел на бабу Марфу и с интересом на Стешу. А потом снова едва заметно кивнул, подтверждая слова Феликса.

– Ничего, – сказала баба Марфа. – Мы тут живем на отшибе, ни во что не вмешиваемся. – Она подождала, пока слова ее переведут, а потом продолжила: – В доме маленький ребенок, а ваши солдаты ведут себя как дикари.

Феликс уставился на нее растерянно и испуганно. Офицер нахмурился, дожидаясь перевода.

– Переводи, – приказала баба Марфа.

– Бабушка…

– Молчи, Стэфа! Пусть этот щенок переведет мои слова.

Феликс дернулся всем телом, словно стряхивая с себя оцепенение, развернулся к офицеру и что-то быстро залопотал по-немецки. Голос его дрожал еще сильнее.

Из спальни донесся громкий плач, а через мгновение тот самый толстяк выволок в переднюю комнату вырывающуюся Катюшу. Стеша попыталась броситься к сестре, но ей в живот снова уперся ствол автомата. Катюша захлебнулась криком и замолчала. Смотрела она только на Стешу. А Стеша смотрела внутрь себя, по кусочкам, по крупицам собирая силу, словно змея, готовясь к броску.

– Стэфа, успокойся, – сказала баба Марфа, поглядывая на стоящее на табурете ведро с водой. Воду на глазах покрывала корка льда. – Эти люди скоро уйдут.

Стеша хотела сказать, что это не люди, но прикусила язык. Тем временем снова заговорил офицер. Он смотрел только на Стешу и обращался только к ней.

– Господин офицер желает знать, не видела ли фройляйн кого-то из посторонних. Не приходили ли в этот дом партизаны? – перевел Феликс. Вид у него был одновременно несчастный и смущенный.

– Нет! – Стеша замотала головой. – Нет, что вы?!

Когда-то давно, в счастливое довоенное время, она ходила в театральный кружок. Родители считали ее талантливой, но она знала цену своим слабым потугам, поэтому в кружке задержалась меньше чем на год. И вот теперь Стеша вспомнила все, чему ее учили тогда, и таки открыла в себе актерское мастерство!

– Господин офицер! – Она сложила руки в умоляющем жесте. Она смотрела только на него, прямо в его холодные голубые глаза смотрела. – Молю вас! Ни я, ни моя бабушка никого не видели вот уже почти месяц. Мы живем уединенно! Господин офицер, прошу вас! Ваши солдаты пугают мою сестру!

Она говорила быстро и страстно, словно признавалась этому зверю в любви. Если бы потребовалось, она бы и в любви призналась!

Не пришлось. Выслушав перевод, офицер коротко кивнул, что-то сказал толстяку, и тот опустил автомат. Немцы убрались так же быстро, как появились. Стеша едва успела перевести дух и уложить перепуганную Катюшу в постель, как петли входной двери опять заскрипели, впуская очередного незваного гостя.

– Все хорошо, спи, – шепнула она на ухо сестре и снова вышла в переднюю комнату.

На стуле, положив на стол черные лайковые перчатки и фетровую шляпу, сидел фон Лангер. Феликс Фишер маячил у двери, не решаясь ни выйти, ни войти внутрь. Баба Марфа стояла посреди комнаты. Руки ее были скрещены на груди, на лице застыла маска равнодушной невозмутимости.

– Доброй ночи, фройляйн Стефания, – сказал фон Лангер с улыбкой, от которой у Стеши перехватило дыхание. Улыбка эта вызывала в ее душе те же чувства, что и оскал угарника.

– Здравствуйте. – Она встала рядом с бабой Марфой.

– Вы уже слышали про диверсию на железнодорожных путях? – начал он светским тоном, а потом перевел взгляд на Феликса. – Уверен, что слышали. Я распорядился, чтобы мой помощник все вам разъяснил. Для этого мне пришлось вытащить его из теплой кровати и напомнить, что долг каждого немца – служить своему фюреру в любое время дня и ночи. Так, Феликс?

Парнишка что-то ответил ему по-немецки. Лицо его из свекольно-красного сделалось смертельно-бледным.

– Я вижу, вы уже в курсе. – Фон Лангер удовлетворенно кивнул. – И уверен, понимаете, что подобное злодеяние не может остаться безнаказанным. Необходимо найти и наказать не только диверсантов, но и их пособников. – Стекла его очков хищно блеснули. Или это блеснули глаза за стеклами? – Уверен, вы слышали, что кое-какие упреждающие меры уже были приняты в этой вашей деревне… – Фон Лангер прищелкнул пальцами, словно помогая себе вспомнить название деревни.

Баба Марфа и Стеша молчали. Феликс прижался к стене и, казалось, хотел с этой стеной слиться. Фон Лангер бросил на него насмешливо-неодобрительный взгляд, продолжил:

– Мой юный друг считает эти меры излишне строгими.

Феликс побледнел еще сильнее. Стеше показалось, что еще чуть-чуть и он упадет в обморок.

– Мы ничего не знаем, – заговорила, наконец, баба Марфа.

– Разве, фрау Марфа? А мне казалось, что здесь ничто не может случиться без вашего ведома.

– Ты преувеличиваешь мою значимость, Герхард. – Баба Марфа покачала головой.

– Не думаю. Тетушка Ханна рассказывала мне о вас много интересного. – Тонкие губы фон Лангера снова растянулись в змеиной улыбке.

– Анна была психически нездорова. Мы оба это знаем.

– Лишь в последний год своей жизни. До этого ее можно было назвать весьма здравомыслящей особой.

Баба Марфа ничего не ответила. Но Стеша кожей чувствовала исходящую от нее ярость. Эта ярость была хорошо обуздана и не видна посторонним. В отличие от Стеши, ее бабушка великолепно умела владеть собой. На не обезображенной ожогом стороне ее лица не дрогнул ни один мускул.

– А в последний год бедняжку терзали кошмары, – продолжил фон Лангер. – Она чувствовала себя одинокой и потерянной.

– Что ей снилось? – спросила вдруг баба Марфа. Голос ее звучал ровно, почти равнодушно, но Стеша понимала: ей было важно узнать, что снилось перед смертью женщине, которую фон Лангер называл тетушкой Ханной, а сама она – Анной.

– Вам интересно, фрау Марфа? – Тонкие пальцы немца забарабанили по столу.

– Любопытно.

– Ей снились звери. Она называла их псами Мари. – Стеша затаила дыхание. – Удивительные создания, если верить ее кошмарам. Или все-таки воспоминаниям? Вы что-нибудь слышали о подобных зверях?

– Болотные псы. – Баба Марфа кивнула. – Одичавшие, забывшие людей. Здесь все знают, кто такие псы Мари.

– И вы их видели своими собственными глазами? – спросил фон Лангер. Стекла его очков снова блеснули.

– Я нет.

– А тетушка Ханна?

– Ты должен был спросить у нее самой.

– Как-то не сподобился. – Фон Лангер печально покачал головой. – В любом случае, псы были не самими страшными из ее видений. Гораздо страшнее были ночные встречи с другими существами. Как же она их называла? – Он поднял глаза к потолку, словно вспоминая, хотя было очевидно, что он точно знает, про кого говорит. – Угарники! Тетушка Ханна называла их угарниками. Они приходили в ее кошмары, обступали со всех сторон и дышали на нее смрадным дымом. Тетушка уверяла меня, что после таких снов даже волосы ее пахли дымом. Несколько раз она звала меня к себе в спальню, чтобы я учуял, убедился лично.

– Учуял? – спросила баба Марфа.

– Да. – Фон Лангер кивнул. – Я человек науки, но с некоторых пор начал верить в иррациональное. Во многом благодаря тетушке Ханне. Она обладала удивительным даром рассказчицы – ей невозможно был не верить. К тому же… – он на мгновение замолчал, а потом продолжил: – после пробуждения от кошмаров не только волосы ее пахли дымом. Постельное белье было в подпалинах, как если бы на него попали искры от костра. Можно было бы предположить, что причиной тому стало неосторожное обращение со свечами. В первый раз я, признаться, именно так и подумал. Я даже приказал обыскать ее комнату, но ни свечей, ни спичек тогда так и не нашли. К тому же в моем доме электрическое освещение, и нет нужды в подобном архаизме. Она словно бы прихватывала частичку своего кошмара в реальный мир. Представляете?

– Нет, не представляю. – Баба Марфа покачала головой, но Стеша знала, что она понимает, о чем говорит фон Лангер.

– Может быть, именно из-за этих кошмаров тетушке все время хотелось пить. В ее комнате стояли графины с водой, но она рвалась к пруду. Признаюсь, мне было немного неловко, когда она пыталась напиться прямо из него. – Улыбка фон Лангера сделалась смущенно-неискренней. – Она их боялась.

– Кого? – спросила Стеша, невольно прерывая этот странный монолог. На самом деле ей следовало бы спросить, кто такая эта тетушка Ханна и какое отношение она имеет к бабе Марфе. Но ей было важно услышать именно про причину страха.

Прежде чем ответить, фон Лангер посмотрел на нее долгим и очень внимательным взглядом. Наверное, после небольшой тренировки у него тоже получилось бы превращать воду в лед. Или живого человека в соляную статую.

– Я вижу, юную фройляйн очень интересует предмет нашей беседы. Ей тоже снятся странные сны?

– Мне?! – спросила Стеша с таким искренним недоумением, что преподаватель театрального кружка мог бы ею гордиться. – Просто вы рассказываете такие необычные истории, господин Лангер.

– Можете называть меня Герхардом. Мне будет приятно.

– Кого она боялась? – спросила баба Марфа скрипучим, неживым каким-то голосом.

Фон Лангер отвел взгляд от Стеши, и она только сейчас поняла, что дышала все это время вполсилы.

– Тетушка Ханна говорила, что он один из этих страшных существ. Один из угарников. Именно после его ночных визитов она была особенно плоха.

– Чего он хотел? – Баба Марфа выглядела задумчиво-невозмутимой, словно думала в этот момент о чем-то, совершенно не касающемся предмета разговора.

– Возмездия. Это существо хотело возмездия, но тетушка так и не сказала, за что. Даже когда однажды проснулась в клубах дыма, с тлеющими волосами. Волосы, к слову, пришлось сбрить, их было уже не спасти. Даже тогда она не открылась мне, не поведала свою страшную тайну. Вы ведь не сомневаетесь, что тайна была именно страшной, фрау Марфа?

– Я не сомневаюсь лишь в одном, – сказала бабушка таким тоном, что Стеша невольно поежилась.

– В чем же?

– В том, что каждому воздается по делам его.

– Даже так? – Фон Лангер иронично приподнял бровь. – И какой грех совершила моя бедная тетушка?

– Тебе стоило спросить это у нее в последний миг ее жизни. Говорят, стоя на пороге смерти, невозможно солгать.

– Но можно промолчать. Эту тайну тетушка Ханна унесла с собой в могилу. Но кое-что она мне все-таки шепнула.

Фон Лангер замолчал. Молчала и баба Марфа. От повисшей тишины у Стеши зазвенело в ушах.

– А вы не любопытны, – заговорил он наконец. – В позапрошлую нашу встречу у нас возникло некоторое недопонимание…

– В позапрошлую нашу встречу ты был почти покойником, Герхард, – сказала баба Марфа жестко.

– Это из-за недостаточной информации, фрау Марфа, – усмехнулся он в ответ. – На болоте тяжело остаться в живых, если у тебя нет путеводной нити. Но теперь у меня есть карта.

Он достал из кармана пальто аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги, расправил, положил на стол. Стеша подалась вперед. Она все еще не понимала, что связывает этих двоих, но ей было очень важно это понять.

– У тетушки Ханны определенно имелся немалый художественный талант и эйдетическая память. А у ее папеньки имелась карта. Вот ее точная копия! – Фон Лангер постучал пальцем по листу бумаги. – Здесь есть все, что нужно целеустремленному путнику: тропы явные и тайные, острова, старая гать, о которой не знают даже местные жители, болотный домик…

На этих словах у Стеши остановилось сердце. А фон Лангер продолжил:

– Здесь нет лишь одного, фрау Марфа. – Он снова помолчал, выжидая, поморщился и закончил уже другим, холодным и жестким тоном: – Здесь не указан один из островов. И не нужно делать вид, что вы не знаете, о чем я говорю. Моя несчастная полоумная тетушка не нарисовала на карте Марь.

– Марь?! – Баба Марфа коротко хохотнула. Это был сухой каркающий смех, от которого делалось не по себе. – Марь – это всего лишь выдумка! Чья-то глупая фантазия, Герхард! Ее нет на карте именно по той причине, что никто и никогда ее не видел. Это фата-моргана здешних болот!

– Никто не видел? – Фон Лангер подался вперед, словно приготовился к броску, смял рукой нарисованную карту. – Она его видела! Тетка Ханна видела этот чудо-остров!

– И много счастья ей это принесло? – спросила баба Марфа так тихо, что Стеша едва ее расслышала. А вот фон Лангер, который ловил каждое ее слово, услышал всё.

– Мы не о счастье сейчас рассуждаем, – сказал он таким же тихим, таким же вкрадчивым голосом. – Мы говорим о чем-то куда более грандиозном. Мы говорим о безграничных возможностях, которые дает нам знание. Вы были там? Вы ступали на этот остров? – Он вперил в бабу Марфу свой немигающий гадючий взгляд.

– Нет, – сказала баба Марфа. – Я не бывала на этом призрачном острове.

– Он реальный! – Фон Лангер покачал головой. – Он такой же реальный, как вот эта ваша деревенская изба! Он просто находится в другом измерении. Вероятно, он и есть вход в это другое измерение.

– Как бы то ни было, мне не довелось его даже видеть.

– А вам, фройляйн Стефания? – Фон Лангер резко развернулся к Стеше. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы не отшатнуться.

– Мне? – спросила она растерянно.

– Вам приходилось видеть этот остров?

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Герхард, она живет в этой, как ты выразился, деревенской избе без году неделю, – вмешалась баба Марфа. – Она вообще ничего не знает!