Текст книги "Марь"

Глава 13

Арес управился быстро. Стэф отдал ему свой Крузак. С Крузаком путь до фермерского хозяйства и обратно был плевым делом! А с деньгами, которыми снабдил его Стэф, мероприятие это делалось особенно приятным и даже увлекательным.

Ареса встретил сам хозяин фермы, высокий грузный мужик с внешностью окончившего карьеру боксера-тяжеловеса. На бокс намекали и пудовые кулачищи, и сломанный, слегка заваленный на бок нос. Под слоем жира все еще угадывались крепкие мышцы, и было очевидно, что мужик до сих пор на многое способен. Звали его Алексеем Михайловичем, для своих просто Михалыч. Арес прикинул, сколько придется отвалить фермеру за мясо и прочие экологические изыски, и решил, что он теперь очень даже свой. Михалыч не возражал, поглядывал на него с усмешкой, а когда сам Арес представился, многозначительно хмыкнул и спросил:

– Это тебя матушка так затейливо назвала?

– Это я сам себя так назвал. – Арес приосанился. Он давно привык игнорировать реакцию людей на свое имя.

– А матушка как зовет? – Не сдавался Михалыч.

– А матушка зовет Павлом.

– Значит, будешь Пашкой! А то понавыдумывают себе собачьих кличек!

Спорить Арес не стал. В конце концов, Павел ему тоже не чужое имя.

Михалыч долго и нудно выяснял, как и с какими специями Арес собирается готовить мясо, а потом выбрал для него два внушительных куска мяса. Незатейливость планируемого блюда его нисколько не расстроила, и вслед за мясом он протянул Аресу две крошечные баночки с приправами. Потом окинул его задумчиво критическим взглядом и поманил за собой в дом.

Дом у фермера Михалыча был большой и добротный. Не каменный или каркасный, а сложенный из настоящего деревянного бруса. В общем, дом у экологичного фермера был аутентичный и экологичный! На просторной, залитой солнечным светом кухне колдовала невысокая женщина, одетая в драные джинсы и футболку со смайликом. Выглядела она весьма аппетитно, даже несмотря на седину в коротких смоляных волосах и веер морщинок вокруг глаз.

– Супруга моя, Александра Васильевна! Хозяйка и, так сказать, хранительница очага!

Михалыч игриво шлепнул супругу пониже спины. Та замахнулась на него полотенцем, но не зло, а тоже вполне себе игриво. Похоже, у этих двоих все ладилось. Любо-дорого поглядеть. У Ареса, который никогда не видел своего папеньку, капитана дальнего плавания, привычно заныло под ложечкой. Не то чтобы он завидовал чужому семейному счастью, скорее просто удивлялся самому факту его существования.

– А это Паша! Посмотри, Саня, какой парень! На меня в молодости похож. Правда?

– Здрасьте! – вежливо поздоровался Арес.

– Если только прической, – усмехнулась Александра Васильевна. – Павел куда симпатичнее!

– Спасибо, сударыня! – Арес приложил руку к груди, поклонился со всей возможной галантностью.

– Видишь, он и манерам, в отличие от тебя, обучен! – Александра Васильевна отложила полотенце, оперлась поясницей о массивную дубовую столешницу, спросила: – Паша, будете кофе? У меня уже и штрудель готов.

В животе тут же предательски заурчало.

– Значит, будете! – Александра Васильевна понимающе усмехнулась.

– Саня, ты собери юноше пакетик зелени, – попросил Михалыч. – Ну, помидорок там, огурчиков, лучка, чесночка. У юноши сегодня мероприятие.

– Какое? – Александра Васильевна едва заметно приподняла бровь. – Каких масштабов мероприятие? На сколько персон?

– Шашлык у него, – сказал Михалыч.

– На две персоны, – добавил Арес.

– Вы из дачного поселка? – Александра Васильевна насыпала в турку кофе, поставила на огонь.

– Не, – Арес помотал головой. – Мы со Змеиной заводи.

Они посмотрели на него оба: Александра Васильевна испуганно, а Михалыч хмуро.

– Поясни, – велел Михалыч.

– Мы с моим… – Арес запнулся, а потом решил говорить правду. – С моим работодателем сняли дом на Змеиной заводи.

– Как это сняли дом? – переспросила Александра Васильевна. – Кто вам его сдал?

– Мужик из местных, кажется, смотритель. А что не так?

– Жарко, – сказал Михалыч и как-то по-особенному посмотрел на супругу. – Торфяники скоро начнут гореть.

– Как долго вы планируете оставаться в том доме? – спросила она.

«В том доме» прозвучало тоже как-то по-особенному, словно это был какой-то нехороший дом.

– Пока не знаю, – честно признался Арес. – Это уж как мой босс решит. А что там с торфяниками? – Он посмотрел на Михалыча.

– Гореть начинают торфяники. – Михалыч говорил медленно, как будто в этот самый момент что-то обдумывал.

– Когда горят торфяники, на болоте очень опасно, – заговорила Александра Васильевна. – Пожар на торфяниках – это особая история. Его очень тяжело, практически невозможно потушить. Он гаснет сам, но лишь по осени, когда грунтовые воды поднимаются достаточно высоко. Да и то не до конца.

– Насколько я понимаю, дому на Змеиной заводи уже очень много лет? – спросил Арес.

– Много, – с явной неохотой согласился Михалыч.

– И он до сих пор цел и невредим, несмотря на пожары. – Это был не вопрос, это было утверждение.

– Чудом, – сказал Михалыч и нахмурился.

– Там не сам пожар опасен, – начала было Александра Васильевна, но под предупреждающим взглядом супруга запнулась и продолжила уже другим, неестественно бодрым тоном: – Когда горят торфяники, дым иногда добирается даже до города. Представляете, что творится на болоте?

– Так пока не чувствуется никакого дыма.

– Это пока. Саня, ты следи за кофе, а то убежит, – проворчал Михалыч, а Аресу подумалось, что таким нехитрым образом он просто пытается вывести супругу из игры. – Поначалу все тихо, а потом может так накрыть, что все.

– Что все? – спросил Арес с интересом.

– Кранты! Угарите! – Михалыч потер небритый подбородок.

– Были прецеденты? – не сдавался Арес.

– Были. – Михалыч кивнул. – Болото у нас… специфическое. Когда горит, продукты горения вырабатываются тоже… специфические.

Александра Васильевна разлила кофе по чашкам и так посмотрела на мужа… У Ареса тут же возникло впечатление, что рассказ о специфических продуктах горения она слышит впервые.

– Садитесь к столу! – Она указала на стол, сделанный из дубового слэба. Аресу страшно нравились такие столы, но не цена на них. Цена ему была пока не по карману. – Сейчас принесу штрудель.

– И что там с продуктами горения? – вежливо поинтересовался Арес, усаживаясь за стол своей мечты и ласково оглаживая отполированную, пропитанную воском столешницу. – Что с ними не так?

– Угорают люди от болотного дыма. Вот что не так, – сказал Михалыч, усаживаясь напротив.

– Насмерть? Как от угарного газа? – Не верил Арес в эти байки, но ему было интересно, к чему клонят милые фермеры.

– Нет, не как от угарного газа. – Михалыч смотрел на него сквозь внимательный прищур. Сейчас он был особенно похож на боксера. – Митрофаныч, этот старый хрыч, наверное, забыл вам рассказать про экологов?

– Митрофаныч?

– Старик, который сдал вам дом. Кстати, незаконно. Он не владелец, и прав таких у него нет.

– А это не я с ним договаривался, а начальство, – сказал Арес. – Так что стало с экологами?

– Пропали. – Михалыч придвинул к себе чашку с кофе. В его огромных лапищах она казалась игрушечной. – Пару дней все было нормально, а потом начался пожар на торфяниках. И все…

– Что все? – Смотритель по ходу, и в самом деле был тот еще хрыч, если не упомянул о таком важном инциденте.

– Митрофаныч навещал их раз в три дня, закупался у нас продуктами, отвозил в дом. Вот приехал он утречком, а экологов нет. И на следующий день нет, и через два дня.

– Так, может, уехали? – предположил Арес. – Кому захочется дымом дышать?

– Уехали и оставили все свое снаряжение в доме?

– Какое снаряжение у экологов? – спросил Арес.

– А такое… – Михалыч криво усмехнулся. – Лопаты и металлоискатель. Вот какое.

– Мы тогда сразу поняли, что это были копатели, а не экологи. – Александра Васильевна поставила на стол штрудель, принялась ловко его разрезать.

– Ну, ясное дело, – поддакнул Арес, – экологам металлоискатель ни к чему. И какие ваши версии? Типа, надышались копатели дымом, угорели и ушли на болота?

– В деревне именно так и считают, – сказала Александра Васильевна, присаживаясь к столу рядом с мужем.

– А на болоте что с ними стало? Утонули?

– Могли утонуть, а могли провалиться в яму и сгореть. – Михалыч поморщился. Было очевидно, что это предположение доставляло ему мало радости.

– В какую яму? – не понял Арес.

– Вижу, ты про пожары на торфяниках ничего не знаешь.

– Ничегошеньки.

– И про торфяные ловушки тоже?

Арес покачал головой.

– Торфяников у нас здесь много, – сказал Михалыч задумчиво. – Ну ничего удивительного, болото ж огромное. Одно время, году так в пятидесятом, торфяники пытались разрабатывать. Организовали бригаду из пришлых, нашли какую-никакую технику.

– Почему из пришлых? – тут же спросил Арес.

– Потому что местные не согласились бы.

– Из-за каких-то здешних суеверий?

– Из-за болота. – Михалыч как-то неопределенно махнул лапищей. – Местные привыкли к болоту относиться с уважением и опаской. Мало кто рискует заходить далеко. За клюквой ходят, конечно, в сезон. Клюква на нашем болоте крупная и очень вкусная. Но далеко не забредают. Если только нечаянно. Так сказать, в азарте. Охотники, бывает, уток стреляют. Но тоже по краю, ближе к заводи.

– А как оно называется, это ваше болото? – Арес вдруг понял, что ни на одной из его карт у болота нет названия.

– А так и называется. Болото, – усмехнулся Михалыч.

– А в старину его называли Марь, – сказала Александра Васильевна.

– Марь, это от Марьи? – Слово было мягкое, шелковистое на слух и не вызывало плохих ассоциаций.

– Марь, это от марева. – Александра Васильевна задумалась. – По крайней мере, нам когда-то так наш учитель истории рассказывал. Мне кажется, это от того, что над болотом постоянно туманы или дым. Отсюда и марево.

А вот слово «марево» душу тревожило, заставляло задуматься.

– У нас тут фольклор очень своеобразный и связан исключительно с болотом.

– Да погоди ты, Саня, с фольклором! – Михалыч одним махом допил кофе, словно это был не кофе, а самогон. – Сначала нужно о технике безопасности рассказать!

Вообще-то Аресу про фольклор было интереснее, но спорить с Михалычем он не стал. Александра Васильевна тоже. Она молча разложила по тарелкам остатки штруделя.

– Ну так вот, парень, про технику безопасности! – Михалыч поднял вверх указательный палец. – Местные на болото никогда не суются, потому что там есть как минимум две опасности. Первая – это трясина. Шаг в сторону и все: засосет, пикнуть не успеешь. Вторая – торфяные ловушки. Они – последствие пожара. Огонь на торфяниках коварный. Чаще всего ты его и не увидишь. Ну, или увидишь поднимающийся над землей легкий дымок. Саня права, – он посмотрел на Александру Васильевну, – пожары наши может потушить только сама природа-матушка, да и то не всегда. Бывает, что уже и дыма нет. Казалось бы, все прекрасно, земля под ногами твердая, огонь потух.

Но не тут-то было! Торф тлеет под землей, месяцами может тлеть, выгорать до золы, до ям. И в ямах этих температура может долгое время оставаться очень высокой. Теперь представь: на поверхности тишь да гладь, да божья благодать, а под землей – пекло. И если человек провалится в такую ловушку – все, конец. Причем мучительный. Если там огонь – сгорит заживо. Если выгорело все – задохнется. Как ни крути, а ничего хорошего. И на нашем болоте таких ловушек очень много.

– И что стало с той бригадой? – спросил Арес, живо представляя картинку, описанную Михалычем.

– Пятеро провалились. Еще двое попытались их вытащить и тоже сгинули. Оставшиеся сошли с ума.

– Как это сошли с ума?

Арес, конечно, представлял, что пережили очевидцы тех страшных событий, но чтобы в одночасье сойти с ума…

– Так и сошли! Кое-как доковыляли до деревни, а потом начали рассказывать всякие сказки про огненного черта, который выбрался из торфяной ямы. И это, прошу заметить, после войны, в годы тотального атеизма, когда люди не верили ни в бога, ни в дьявола.

– Лёш, ну что-то мальчика пугаешь? – сказала Александра Васильевна с мягким укором. – Ну ведь россказни – это все! Ну какие черти на болоте?

– Вот и я думаю, что это не черт был, а просто одному из провалившихся перед смертью удалось выбраться из ямы. Но, ясное дело, у страха глаза велики. А может быть, болотные испарения или продукты горения так на тех работяг повлияли. – Михалыч многозначительно посмотрел на Ареса.

– Ага, как на экологов-копателей.

– Ну, типа того.

– И все это вы с какой целью мне рассказали? – спросил Арес с вежливой улыбкой.

– И все это я тебе, Паша, с той целью рассказал, чтобы вы с товарищем не наделали глупостей и не поперлись по глупой какой надобности на болото.

– Так мы и не планировали, – соврал Арес. Теперь ему еще больше захотелось исследовать болото.

– Вот и молодцы! – Михалыч ласково похлопал его по плечу.

– А почему в Змеиной заводи купаться нельзя? – спросил Арес, мужественно выдержав медвежьи похлопывания.

– Потому что Змеиная, – сказал Михалыч с усмешкой. – Очень много змей в округе.

– Водоплавающих?

– Почему водоплавающих? Обыкновенных!

– Так почему тогда в воду заходить нельзя?

– Днем заходи. Кто ж тебе запретит? А в темное время не суйся. В темноте на змею наступить – плевое дело, а места у нас тут глухие. Если змея куснет, «Скорая» может и не успеть. Ну что, наелся?

– Спасибо! – Арес сунул в рот последний кусок штруделя, пробубнил: – Все было очень вкусно, Александра Васильевна!

– На здоровье! Я сейчас вам овощей принесу. – Она встала из-за стола, скользнула загорелой ладонью по бритой макушке мужа, и тот довольно зажмурился от этой мимолетной ласки.

– А можно еще вопрос? – спросил Арес, когда Александра Васильевна вышла из кухни.

– Валяй! – разрешил Михалыч.

– Кто владеет домом на Змеиной заводи?

– Вот это вопрос! – Лицо Михалыча сделалось озадаченным. – Я знаю, кто раньше владел, еще в довоенные годы. А вот кто сейчас… Боюсь, этого даже Митрофаныч не знает.

– А кто были прежние хозяева? Интересно же! Дому столько лет. Стоит он, считай, на самой границе миров.

– Это ты верно подметил про границу миров. – Михалыч покачал головой. – Я знаю только про одну хозяйку. Ее звали бабой Марфой. То ли травница, то ли ведунья она была. Жила в доме до войны.

– А потом?

– А потом? – Михалыч озадаченно нахмурился. – Да кто ж ее знает? Может, съехала куда. А может, в болоте утонула. Хотя мой дед утверждал, что с такой, как она, на болоте ничего не случилось бы. Дед вообще думал, что бабу Марфу расстреляли немцы. Стояла у нас тут в деревне рота СС. Кстати, рота эта тоже сгинула при весьма загадочных обстоятельствах. Вот тебе, Пашка, пища для размышлений!

– Намекаете, что места тут гиблые? – улыбнулся Арес.

– Ну, гиблые или нет, не мне решать, но точно опасные. Вот скажи, какая у тебя и твоего товарища надобность? – Лицо Михалыча, до этого добродушное, даже простодушное, вдруг сделалась жестким, глаза превратились в узкие щелочки.

– Да никакой вроде надобности. – Арес пожал плечами.

– Совсем никакой? А не ты ли сюда в начале лета приезжал? Я тебя видел тогда лишь мельком, но память у меня на лица железная. И когда я про роту СС заговорил, глаза у тебя сразу загорелись. Ты тоже из этих?

– Из каких этих?

– Из черных копателей.

– Я из копателей. – Арес кивнул. – Но не из черных.

– Ты, типа, с принципами копатель? – Михалыч усмехнулся. – Типа, не крысишь на могилах?

– Типа того, – сказал Арес твердо. – Согласен, занятие мое не совсем законное.

– Совсем незаконное.

– Но могилы я не разоряю, бизнес на костях не делаю.

– А на чем ты делаешь бизнес, Паша?

– На мелочах: фляги, патроны, планшеты, знаки отличия.

– А в наши края тебя каким ветром занесло?

– Ну, вы же сами сказали, что тут стояла рота СС. Стояла, а потом вдруг сгинула.

– Так она как раз в болоте и сгинула. – Лицо Михалыча расслабилось и снова сделалось по-фермерски простоватым. Вот только Аресу он больше не казался этаким деревенским простачком. – А ты с товарищем часом не в болоте собираешься искать свои мелочи?

– Я пока не знаю.

– А твой товарищ?

– Мне кажется, он тоже пока ничего не знает. Мы решили осмотреться, пожить в доме, шашлыков пожарить.

– Шашлыки пожарьте, это не возбраняется! Но на болото не суйтесь. Уж послушайте доброго совета. Места у нас тут и в самом деле глухие… Случись что, могут и не отыскать.

– Это вы мне сейчас угрожаете? – спросил Арес с вежливой улыбкой.

– Это я тебе предупреждаю, дурень! – ответил Михалыч точно с такой же улыбкой, а потом громко сказал: – А вот и Саня с дарами природы! Сегодня тебе, Павел, овощи идут бонусом, а в другой раз придется платить. Уж не обессудь. Бизнес есть бизнес.

Он опять улыбнулся, на сей раз многозначительно.

Глава 14

Катюша тоже услышала то ли стон, то ли плач, испуганно сжала Стешину ладонь, спросила шепотом:

– Кто это?

Стеша не знала. И, если честно, не хотела знать. Единственное, чего она хотела, это поскорее выйти к дому. Здесь, на болоте, был какой-то особенный, пропитанной водой и туманами мир. Здесь ни в чем нельзя было быть уверенной, нельзя было доверять ни своим глазам, ни своим ушам.

– А если это они? – все так же шепотом спросила Катя.

– Кто они?

– Марёвки.

– Если это марёвки, то они прекрасно сами справятся! – сказала Стеша неестественно бодрым голосом. – Они же живут на болоте, так?

– Так. – Катюша кивнула, но в Стешину руку вцепилась еще сильнее, а потом сказала: – Пойдем быстрее домой.

Дальше шли молча, в полной тишине. Впрочем, не в полной. Болото жило своей невидимой глазу жизнью: тяжко вздыхало, пристально следило за чужаками. Пусть следит, только бы выпустило! Только бы не превратилось в одночасье в огромное, скрытое подо мхом и водой чудовище. Стеше казалось, что они уже у цели, что болото вот-вот кончится, когда звук повторился. На сей раз не было никакого сомнения, что это не просто звук, это плач! Так мог плакать только маленький, попавший в беду ребенок. Стеша замерла, прислушиваясь, пытаясь сообразить, откуда доносится плач. Она только сейчас поняла, что они с Катюшей бредут по колено в молочно-белом, осязаемо-плотном тумане. И туман этот искажает не только предметы, но и звуки.

– Стеша, там кто-то плачет…

– Тише! – шикнула она на сестру.

Катюша не обиделась. Она замолчала и затаилась. Кажется, даже дышать перестала, чтобы лучше слышать. И плач снова повторился. На сей раз тише, но не из-за расстояния, а из-за того, что ребенок устал, потерял остатки сил. Стеше хватило этого едва слышного звука, чтобы наконец понять, в какую сторону идти. Если бы не туман, если бы не ответственность за младшую сестру, она бы побежала. Но приходилось идти, пробираться вперед едва не на ощупь, крепко сжимая ледяную Катюшину ладошку.

Метров через сто стало ясно, что они уже близко. А еще стало ясно, что плачет не ребенок. Вернее, ребенок, но не человеческий. Кто-то жалобно скулил в тумане. Этот кто-то уже отчаялся и не надеялся на спасение. И был он совсем-совсем близко. Всего пару шагов – и Стеша увидит. Она сделала ровно тринадцать шагов по зыбкой, сочащейся водой моховой подушке и увидела.

Существо барахталось в болотном «оконце», уже не делая попыток выбраться на берег. Существо было черное и грязное. Стеша видела лишь острые уши и светящиеся тусклым оранжевым светом глаза.

– Волчок, – сказала Катюша за ее спиной.

А ведь и правда волчок. Не волчок даже, а маленький волчонок, бог знает как оказавшийся в трясине.

– Стеша, мы же его спасем, да? – Катя сделала шаг к краю «оконца».

– Стой! – Стеша схватила сестру за руку, оттащила от воды. – Катя, стой тут! Стой и не шевелись!

– А ты его спасешь? – Катя замерла и с надеждой посмотрела на Стешу.

– А я его спасу!

Она не знала, как будет спасать это измученное, потерявшее силы и надежду существо, но точно знала, что не сможет пройти мимо, не возьмет на душу такой грех. Самодельный посох все еще был при ней. Но поймет ли волчонок, что она хочет сделать? Хватит ли у него сил?

Стеша встала на четвереньки на берегу «оконца», выкинула вперед руку с посохом, сказала тихо и ласково, чтобы не напугать:

– Хватайся, маленький! Ну же, хватайся за палку!

Несколько долгих мгновений волчонок продолжал беспомощно барахтаться в болотной жиже, а потом его оранжевые глаза сделались ярче. Промелькнуло в них что-то: то ли понимание, то ли надежда.

– Хватайся! – повторила Стеша, подталкивая посох как можно ближе к волчонку. – Ну, давай!

Он оказался сообразительным, этот несчастный звереныш. Он вцепился челюстями в палку, он даже пытался загребать передними лапами, помогая Стеше. Стеша потянула палку, борясь с трясиной, не желающей отпускать свою жертву. Она почти справилась: волчонок был на расстоянии вытянутой руки от нее, когда его покинули последние силы. Под воду он ушел тихо и молча. Просто закрыл глазки, просто разжал челюсти. И Стеша сделала непоправимое: забыла про сестру, про свои обязательства и страхи. Соскальзывая с моховой кочки в ледяную воду, она думала только о звереныше.

Трясина сначала застыла, наверное, от неожиданности, что вместо одной жертвы получит сразу две, а потом радостно причмокнула. Твердь ушла из-под Стешиных ног. Теперь уже сама Стеша барахталась в черной, обжигающе холодной жиже. В ушах звенело то ли от холода, то ли от шока. Где-то далеко за пределами слышимости кто-то плакал и звал ее по имени, а она барахталась, пытаясь нашарить в трясине звереныша. У нее получилось не с первого и не со второго раза. Но когда она уже почти потеряла надежду, рука наткнулась на что-то маленькое и шерстяное. С диким победным воплем Стеша ухватила волчонка за загривок, выдернула из трясины.

Как долго он был без воздуха? Он все еще жив или уже мертв? Стеша не знала. Собрав остатки сил, она забросила звереныша на твердую землю. А когда забросила, поняла, что самой ей выбраться не суждено. Посох, ее единственная надежда на спасение, утонул, а у Катюши не хватит сил сломать или хотя бы согнуть для нее деревце. Да и нет поблизости деревьев. Ни деревьев, ни кустов.

– Катенька, – прохрипела она, отплевывая горькую болотную жижу. – Катюша, мы уже близко от дома. Просто иди вперед и никуда не сворачивай!

Стеша точно знала, что они близко. Чувствовала каждой клеточкой тела.

– Ты не бойся, Катя, все будет хорошо!

– А ты?

Сестра стояла у края «оконца». Слишком близко, опасно близко.

– А мы со щеночком потихонечку.

– Я позову бабушку, Стеша! – Катя отступила на шаг.

– Конечно! Позови бабушку, Катюша!

Бабушки нет дома, да и не успеет никто к Стеше на помощь. Но Катя не должна видеть, как она умрет. Не должно это стать ее последним воспоминанием о старшей сестре.

– Беги! – Стеша улыбнулась. Чего стоила ей эта улыбка, она и сама не знала. Она хотела, чтобы Катя запомнила ее улыбающейся. Наверное, так будет легче им обеим.

– А щеночек? – Катя присела перед зверенышем. – Он, кажется, умер, Стеша.

– С ним все будет хорошо! Иди, милая, не теряй время!

Катя отступила еще на шаг. Она пятилась и все смотрела и смотрела на Стешу, а потом, наконец, развернулась и побежала со всех ног. Стеша вздохнула. Это был вздох облегчения, один из немногих вздохов, которые у нее еще остались. В этот момент она жалела не себя, а Катюшу, которая останется в этом мире совсем одна, и звереныша, которого так и не удалось спасти. Звереныш лежал на моховой кочке неподвижной черной кляксой. Его грудная клетка не двигалась. Стеша тоже старалась не двигаться: каждое движение, каждый вздох приближали ее конец. Если не двигаться, можно протянуть чуть дольше. Не так долго, как хотелось бы, не до старости, но еще хотя бы несколько минут. На излете жизни эти несколько минут приобрели особое значение.

– Малыш, – позвала Стеша. – Эй, маленький, ну открой глазки! Ну, пожалуйста! Ну давай, покажи, что все было не зря, что я не совсем дура!

Стеша всхлипнула. По щекам ее катились злые слезы. Она медленно погружалась в трясину, но продолжала уговаривать, звать звереныша. Надежда покинула ее, когда черная вода подкралась к самому подбородку. Стеша больше не звала и не уговаривала. Не потому, что не хотела, а потому, что не могла открыть рот.

Под воду она ушла с открытыми глазами и угасающим уже сознанием успела удивиться, что вода эта не мутная и грязная, а кристально прозрачная, как в колодце. В этой кристальной прозрачности вокруг Стеши кружились мириады воздушных пузырьков. А потом она увидела то ли рыбу, то ли змею, коснулась онемевшими пальцами ее сияющего чешуйчатого бока, почувствовала, как что-то обвивается вокруг ее ног и тянет-тянет. Не вниз тянет, не на дно, а вверх, к небу. И когда вместо воды в горло хлынул воздух, кто-то закричал у нее над головой:

– Стэфа, хватайся! Хватайся за палку!

Не открывая глаз, она схватилась за что-то гладкое и твердое. Сейчас она сама была тем зверенышем, который повиновался сильнейшему инстинкту – инстинкту выживания. Сначала она схватилась, а потом ее схватили. Грубо, за шкирку, как неразумного щенка. Схватили и потянули из трясины.

Глаза Стеша открыла уже не берегу, после того, как с кашлем и ледяной водой из нее вышел до краев наполнивший ее ужас. Она лежала на боку, уткнувшись лицом в грязный шерстяной комок, а рядом сидел на корточках Серафим. В руках у него была отполированная деревянная палка, куда более красивая и куда более надежная, чем ее утонувший посох. А позади Серафима, прижав к груди ладошки, стояла Катюша. Ее желтый платок сполз с головы на плечи, в волосах застряли колючки, а на щеках виднелись сочащиеся кровью царапины.

– Живая, – сказал Серафим и улыбнулся. – А меня Катя позвала.

– Спасибо… – прохрипела Стеша, вставая на четвереньки. – Спасибо вам большое.

Теперь звереныш лежал прямо между ее рук, и она отчетливо видела его закрытые глаза, безвольный хвост и скрюченные лапы. Звереныш был мертв, но Стеша все никак не могла его отпустить. Вместо этого она подняла звереныша с земли, разжала его челюсть и сунула указательный палец в пасть. Она не знала, как реанимировать зверенышей, но знала, как реанимировать новорожденных. И те и другие были детьми. И тем и другим она должна была помогать.

Стеша делала непрямой массаж сердца зверенышу, растирала его невесть откуда взявшимся желтым шерстяным платком. Она делала все, что могла, но когда звереныш открыл оранжевые глаза и закашлялся, все равно не сразу поняла, что справилась.

– Стеша, он ожил! – Катя присела на корточки рядом с ней и зверенышем. – Видишь, какие у него красивые глазки!

Глазки были и в самом деле красивые, апельсиново-рыжие. Звереныш заскулил, принялся вырываться, но Стеша держала его крепко, прижимала к груди, делилась остатками собственного тепла. Она стояла на коленях, мокрая и грязная, едва не умершая сама, но таки спасшая звереныша. В этот момент Стеша была почти счастлива. А когда она закрывала глаза, перед её внутренним взором, как на экране в кинотеатре, проплывал сверкающий чешуйчатый бок то ли рыбы, то ли змеи.

– Стэфа! Отпусти его!

Она сначала услышала взволнованный голос Серафима и только потом грозное рычание. Не выпуская звереныша из рук, Стефа медленно обернулась. В тумане вспыхнули два оранжевых огня, а потом появилась волчица. Никогда раньше Стеша не видела таких больших волков. Никогда раньше она не видела такой шерсти. Шерсть была черной, но от движения перекатывающихся под ней мышц отливала зеленью, словно чешуя. Словно чешуя, превратившаяся в шерсть. Мысль была глупая, и Стеша хихикнула. Волчица оскалилась. Звереныш заскулил и принялся вырываться с удвоенной силой. У него уже были силы. Вот такое счастье.

– Отпусти, – прошептал за спиной Серафим. – Отдай ей ее ребенка.

Отдай ей ее ребенка… Только сейчас до Стеши начало доходить, что происходит. Только сейчас она начала понимать, в какой они все оказались опасности.

– Отойдите, – прошептала она, не оборачиваясь. – Серафим, возьми Катюшу и отойди. Я сейчас.

Сама она сделала шаг к волчице, присела, осторожно поставила звереныша на мягкую моховую подстилку, легонько подтолкнула вперед. Звереныш тихонечко взвизгнул, вильнул хвостом и сделал несколько неуверенных шагов к матери. Волчица в два прыжка оказалась рядом с ним, обнюхала, лизнула в нос, а потом, точно так же как до этого Стеша, мягко оттолкнула в сторону. Еще один прыжок – и бежать Стеше стало некуда: волчица была от нее на расстоянии вытянутой руки. Черные ноздри раздувались, втягивая сырой воздух, оранжевые глаза сощурились, шерсть на загривке вздыбилась.

– Я спасла твоего детеныша, – сказала Стеша. – Он умер, а я его спасла. Ты меня понимаешь?

Это был наивный и глупый вопрос. Звери не понимают человеческую речь. Звери живут инстинктами. У этой волчицы тоже есть инстинкт. Самый сильный, самый опасный – материнский. А Стеша со своими глупыми рассказами стоит у нее на пути. А запах Стеши запутался в шерсти ее волчонка. И теперь не убежать и не спастись. Вот только страха не было. Страх остался там, под водой, когда Стеша парила в облачке из пузырьков рядом с то ли рыбой, то ли змеей. Наверное, на руках до сих пор остался ее запах.

Стеша протянула руку, развернула ладонью вверх. Волчица вытянула шею, принюхалась. Ее апельсиновые глаза на мгновение сделались красными, как огонь, а потом на Стешином запястье сомкнулись мощные челюсти.

Боли не было, но кровь была. Белые клыки аккуратно, с хирургической точностью прокусили кожу, оставляя кровоточащие метки. Стеша вздохнула, а когда шершавый язык лизнул ее раскрытую ладонь, улыбнулась. Волчица понимала человеческую речь. Больше того, волчица понимала ее, Стешу. Понимала и благодарила. Как умела, так и благодарила.

Это странное единение длилось всего несколько мгновений, а потом волчица развернулась, схватила за загривок звереныша и исчезла в тумане. За спиной у Стеши послышался тихий смех. Катюша восторженно хлопала в ладоши, а Серафим с сосредоточенным видом стаскивал с себя телогрейку. С телогрейкой в руках он подошел к Стеше, потянул воздух ноздрями так же, как до этого волчица, удовлетворенно кивнул и набросил телогрейку Стеше на плечи. Только сейчас она осознала, что ее бьет крупная дрожь.

– Стеша подружилась с волчком, – сказала Катюша.

– Стеша подружилась не просто с волчком. – Серафим погладил Катюшу по растрепанной голове. – Стеша подружилась с матерью волков. – Он снова принюхался. – Стеша сделала свой выбор.

Улыбка Серафима была одновременно удивленной, восхищенной и грустной. От этой улыбки у Стеши защемило в груди.

– Почему мама волков тебя укусила? – Катюша осторожно коснулась Стешиного запястья. – Больно?

– Нет. – Стеша покачала головой. – Она не сильно, Катя. Даже следов не останется.

– След останется, Стефания, – возразил Серафим, а потом добавил: – Мне нужно вырезать болотного волка. Я никогда не видел их так близко.