Текст книги "Помощь призрака"

Глава 8

Песня Элтона Джона заставила меня встрепенуться на кровати. Задремала и не сразу поняла, в чём дело, пока не увидела мигающий дисплей мобильного телефона на тумбочке. Так и почудилось, что Андрей где-то здесь, сейчас выйдет из ванной и скажет своим хрипловатым голосом «алло». Сколько раз слышала эту мелодию, когда ему звонили его ученики, его друзья, просто знакомые. И вот сейчас тот, кто звонит, очевидно не знает, что Андрея больше нет.

Взяла в руки телефон и увидела надпись «Эмиль». Сердце сжалось в комочек – школьный друг Андрея. И я должна ему сказать… Должна. Иначе, зачем, я взяла себе его телефон, как не для того, чтобы, общаясь с его знакомыми, напасть на след убийцы?

– Эмиль, это Элоиза. Вы меня не знаете…

– Не знаю лично, но много о вас слышал, – голос Эмиля звучал приветливо. Сейчас он попросит позвать Андрея… – Приятно с вами познакомиться, пусть даже по телефону, надеюсь, что когда-нибудь Андрей…

Больше я не могла выдержать:

– Эмиль, произошло несчастье.

Его голос срывался, когда он расспрашивал меня. Рассказала, что знала, мы попрощались. Я дотянулась до бара, налила себе хорошую порцию виски, залпом глотнула. После этого смогла плакать и вспоминать.

Мы договорились встретиться у выхода из метро Маяковская. Эмиль пришёл раньше, и я сразу выделила его из толпы. Высокий, немного сутулый, прямая длинная челка падает на лоб, отвлекая внимание от больших карих глаз. Между ним и Андреем было что-то общее, как это часто случается у друзей.

Мы зашли в кафе на Тверской, чтобы обсудить предстоящие похороны. Ни у него, ни у меня просто не укладывалось в голове, что Андрея больше нет с нами, поэтому мы постоянно отвлекались

– Я не могу поверить в то, что его больше нет, – Эмиль с тоской смотрел на список его знакомых, который составлял. – Кто это мог сделать?

– Этим я и собираюсь заняться, – бросила я, глядя ему в глаза.

– Вы будете искать убийцу? – Эмиль казался удивленным. – Я думал, вы вернётесь в Париж.

– Нет, я остаюсь, пока не выясню это.

– Но как вы собираетесь это сделать? У вас есть опыт расследования?

– Опыта нет, но есть огромное желание найти убийцу. Возможно, найму детектива, но только после того, как пойму, что бессильна. Мне бы не хотелось вдаваться в подробности, но есть нечто такое, что я бы пока не хотела доверить незнакомому человеку.

– Понятно. – Эмиль недоверчиво посмотрел на меня. Вероятность того, что я могу найти убийцу, казалась ему минимальной. – Как бы там ни было, имейте в виду, что вы можете рассчитывать на меня. Любая помощь, информация. Я так же как и вы хочу, чтобы убийца понес наказание, хотя это и не поможет вернуть Андрея.

После этой встречи в моей жизни появился Эмиль, человек, которому я знала, что могу доверять.

Эмиль меня не разочаровал. Мы часто перезванивались и встречались, хотя, надо признаться, инициатива чаще исходила от меня, чем от него. Мне казалось, что он относился ко мне с неким подозрением, словно ожидал, что я прекращу игру в детектива и уеду Париж. Меня это не задевало. Я понимала, что мне понадобится много времени, чтобы близкие Андрея начали воспринимать меня серьезно. Впрочем, случай оказать помощь представился быстрее, чем я думала. Сбережений у Андрея не оказалась, а мне хотелось, чтобы все было сделано на приличном уровне. Так что все похоронные хлопоты? в том числе и поминки я взяла на себя.

На похоронах Андрея было много народу.

Я сняла квартиру недалеко от метро Белорусская, отнесла свои дорогие костюмы в комиссионный магазин и купила новую одежду.

Я дожидалась Эмиля в приятном ресторанчике Шенонсо, расположенном в старинном особняке. Было около четырёх часов, время, когда бизнес ланчи закончились, а до романтических ужинов, ещё далеко. Надо признаться, что мне нравилось это заведение тем подобием французского духа, который здесь пытались воссоздать картинами на сценах и французским меню. Наверно, я уже немного скучала по Парижу.

Я открыла свою записную книжку, в которой кратко записывало всё то, что мне удалось узнать. За прошедший месяц успела познакомиться с некоторыми знакомыми Андрея. В том числе появился один подозреваемый. Об этом я и собиралась поговорить с Эмилем.

Пока он шёл ко мне через весь зал, у меня появилась возможность понаблюдать за ним. Сегодня он был одет в бежевый костюм в полоску и светлую, почти белую, рубашку с галстуком. В сочетании с очками в тонкой золотой оправе, он выглядел интеллигентно и представительно, хотя и не был похож на бизнесмена, скорее на научного работника, корпящего над каким-нибудь изобретением.

– Привет! – Эмиль улыбнулся, усаживаясь напротив. – Извини, если заставил тебя ждать.

– Всё в порядке, я просто пришла раньше.

Официант подал нам меню и деликатно отошёл, оставляя нас в поле зрения.

– Чем кормят? – Эмиль рассеянно листал меню. – Никогда здесь не был – он бросил беглый взгляд вокруг, ничего, уютно. Снова уставился в меню, закрыл его, посмотрел на меня с легкой извиняющей улыбкой. – Что-то мне есть не хочется.

– Здесь пытаются готовить французские блюда, – заметила я. – Но, должна заметить, что у них не очень-то это получается. Если не голоден, можем просто выпить чаю с десертом. У них сейчас что-то вроде полдника.

Эмиль огляделся и понизил голос:

– Но…. это как-то неприлично.

– Нормально. Меня всегда поражала ваша чисто русская черта – пускать пыль в глаза. Здесь удобно разговаривать, вот, почему я выбрала это место. Как-то мы обедали здесь с отцом. Впрочем, если тебе не нравится…

– Нет, Лиза, нравится. Просто… Ну я не привык.

– Положись на меня. – Я жестом подозвала официанта и заказала нам обоим кофе с яблочным пирогом. – Молодой человек лет двадцати не отрывал взгляд от кольца у меня на пальце, всем своим видом выражая удивление, смешенное со скрытым негодованием. Уверена, ему показалось, что мы слишком хорошо одеты, чтобы пить чай. Это-то меня и задело. Мне всегда нравилось ставить людей на место. Наверно, это качество я унаследовала от отца. Скользнув взглядом сквозь официанта, после того, как он принёс нам заказ, я попросила его больше нас не беспокоить, от чего он просто готов был взорваться. Русское обслуживание было, как всегда на уровне. В Париже ты можешь провести в кафе с одной чашкой кофе весь вечер, в Москве, если ты пришёл, ты просто обязан потратить деньги. Иначе обслуживающий персонал будет всячески намекать тебе, что рассиживаться не стоит. Заказывай или убирайся.

– Ты кого-нибудь подозреваешь? – спросил меня Эмиль.

– Пока только один подозреваемый. Сменщик дяди Саши, сторож Тимур.

– Тимур? Этот студент, который подрабатывает в музее? – с недоверием спросил Эмиль. – Не думаю, что он мог бы… Да и какие у него могли быть основания для убийства?

Я молча посмотрела на Эмиля, думая стоит ли рассказать ему о найденных драгоценностях.

– Мне показался подозрительным. Однажды я попыталась с ним встретиться, и он очень неохотно согласился. И всё время пока мы общались, мне казалось, что он что-то скрывает.

– Но какой повод….

У него мог быть повод. Я снова пытливо посмотрела на ничего непонимающего Эмиля. Всё-таки мне придётся ему рассказать о нашей находке. Тем более, что мне нужна его помощь. Последнее время мен всё чаще посещала мысль, что я должна попытаться проникнуть в подвал, чтобы проверить на месте ли шкатулка.

Мы расплатились и вышли. Эмилю я заплатить не позволила. Всё-таки я не его девушка, а просто друг. Он тоже пытался сопротивляться, но я оказалась настойчивее. На улице взяла его под руку. Извилистыми переулками мы вышли на Патриаршие. Сердце пронзила тупая боль. Тупая. А это значило, что я начинаю привыкать к Андрюшкиной смерти. А не должна. Потому что только моя любовь даёт мне силы продолжать расследование.

Мы выбрали скамейку, на которой никто не сидел. И не вдаваясь в подробности моего дежа-вю, я рассказала о том, как нашла план. Реакция Эмиля оказалась более бурной, чем я ожидала.

– Но это же клад. Вам следовало заявить о том, что вы его нашли.

– Речь идёт не просто о кладе. Это драгоценности наших родных. И ты считаешь, что они принадлежат государству, которое отняло у них родину?

– Лиза, успокойся. Я понимаю твои чувства. Но это подсудное дело. Если об этом узнают, у тебя могут быть неприятности. И всё же мне не понятно, при чём здесь Тимур? Как он мог знать об этом?

– В тот вечер мы находились там вдвоём это точно. Но в большом зале установлена камера для наблюдения за посетителями. Мы с Андреем об этом совершенно забыли. Наш разговор мог записаться, и если Тимур случайно просматривал запись, то мог узнать, о существовании тайника. А пойти в подвал и найти место, где мы копали, не составит труда. – Я вздохнула. – Конечно, всё это предположение, но…

– Здесь есть два слабых пункта: зачем ему просматривать запись на камере и зачем убивать Андрея? Он мог просто взять драгоценности и исчезнуть. Уехать куда-нибудь, например.

– Его могли вычислить, если бы Андрей заявил в милицию об исчезновении клада. На Тимура, как на сторожа могло пасть подозрение. Его начали бы искать. А так он думал, что если убить Андрея и напугать меня, чтобы я вернулась в Париж, некому было бы заявлять. Кстати, однажды мне кто-то звонил и угрожал.

– Как-то мне в это не верится, – медленно сказал Эмиль, снимая очки. – Хотя надо признаться, что Тимур не внушает доверия. Я видел его однажды, какой-то он скользкий. Надо бы проверить на месте ли ваш тайник, – выразил он мою мысль. – Если ты, конечно, сможешь найти это место.

– Конечно, я помню, где мы закопали драгоценности. Я могла бы и одна это выяснить, но этот дом… – При одном воспоминании я почувствовала, как застучало мелко сердце.

– Ни в коем случае. Я пойду с тобой, – сразу сказал Эмиль.

Мы решили сделать это на следующей неделе. А когда прощались, Эмиль неожиданно протянул мне папку.

– Это дневник Степана. Думаю, тебе будет интересно узнать о нём больше. Андрей дал мне почитать, но я не успел, а сейчас думаю, что… Он помедлил. – Чёрт, я каждый раз не могу сдержаться, когда думаю, кому же понадобилось его убить?

– Мы выясним это, Эмиль.

Он молча кивнул, и я снова почувствовала, что он в это не верит. Придя домой, я открыла дневник Степана и начала читать.

Глава 9

Зачем я пишу? Для того чтобы оправдаться? Вовсе нет. Я знаю, покоя не будет. Моя душа справедливо обречена на вечные муки. И все же я, дважды виноватый перед тобой, хотел бы вымолить у тебя прощение. Не нужно было мне вмешиваться в ваши отношения с Сергеем. Я должен был найти в себе силы и похоронить свои чувства, а не писать тебе глупых и восторженных писем. Выйдя замуж за Сергея, ты бы уехала с ним во Францию и не погубила бы себя и своих родных.

Ты знаешь, как я верил в то, что революция изменит наш мир, и из-за этой призрачной мечты я предал семью.

Прошли десятилетия, а я так и не смог приехать на кладбище Сен-Женевьев – де – Буа, чтобы попросить прощения у матери. Она умоляла меня уехать из России, но я остался, тогда я действительно думал, что создаю новую жизнь. Впрочем, верил не долго, до тех пор, пока на моих глазах, не произошло разорение загородного дома одного нашего знакомого. Моё сердце содрогнулось, когда я видел, как срывали с окон и рвали на тряпки прекрасные гардины, как безжалостно разрушили старинный рояль, как запылали в костре содранные со стен полотна великих мастеров и горы книг, вытащенных из шкафа.

Но это оказалось лишь началом. Чтобы оправдаться перед новым правительством, мне, носящему известную фамилию Петушинского, приходилось быть более активным и жестоким, чем другие. Мы строили новую жизнь и нам внушали, что в наших сердцах не должно быть места для жалости. Как часто я, подобно многим, разочаровавшимся в Советской власти, думал о самоубийстве. Запирался в комнате, доставал из ящика стола пистолет и передумывал.

Милая моя девочка, я так часто вспоминаю нашу первую встречу у Стрешневых. Сидя в уголке я наблюдал за танцующими парами. Бал только начался. Я не любил танцевать и делал это только, чтобы не показаться невежливым. Сергей представил нас друг другу и отошёл к знакомым. Мы остались вдвоём, и я сразу захотел, чтобы это мгновение длилось вечно. Впервые в жизни испытывал ревность к брату. Весь вечер я сходил с ума, когда видел, как доверчиво лежала в его руке твоя маленькая ручка во время танца, и как ты улыбалась ему. Уехал рано, не простившись с хозяевами. Старался не бывать в тех домах, где мог встретить вас с братом. Но всё оказалось бесполезно.

В тот тихий семейный вечер, когда вы пришли в наш дом, мне не куда было уйти, и я сидел и слушал, как ты пела. Твой прекрасный голос разрывал мне сердце. Я не сводил с тебя глаз и несколько раз ловил твой испуганно-вопросительный взгляд. Сославшись на головную боль, ушёл к себе и написал письмо. Ответа не ждал, просто не мог молчать – в нашем доме уже вовсю обсуждали вашу предстоящую свадьбу.

Ты назначила мне свидание. Случилось чудо, из нас двоих ты выбрала меня, молодого шалопая, а не моего респектабельного брата, которого мне всю жизнь ставили в пример.

Семейный скандал я перенёс спокойно. Матушка, единственная, кто оказался на моей стороне, старалась меня поддержать. Всю свою жизнь она верила в любовь и надеялась, что смогу дать тебе счастье. Но вместо этого я отнял у тебя жизнь. То, что начиналось как бунт против респектабельной богатой семьи, закончилось моей настоящей верой в революцию. Не знаю, как получилось, но я стал стыдиться своей богатой семьи. Идея о том, что все должны быть равны, наполняла моё сердце сладкой музыкой.

Фаиночка, несмотря на кажущуюся лёгкость и беззаботность, я был очень впечатлительным. История, которую в нашей семье тщательно скрывали, оказала на меня большое впечатление. Вероятно, она и оказалась толчком, чтобы я задумался, кому мы обязаны своим богатством.

У нас жила горничная Марьяша. Милая, красивая девушка с длинной русой косой, следившая за порядком и прислуживающая за столом. Матушка очень любила её. За полгода до вашего знакомства Сергей соблазнил ее, и она забеременела. Аборт делали подпольно, у неё открылось кровотечение. Она лежала в своей маленькой комнатке и умирала. Я пришёл к ней и сел у её кровати. Положил ей руку на горячий лоб. Девушка открыла воспалённые глаза и прохрипела:

– Ненавижу вас, богачей! Ненавижу! Мы для вас что игрушки и невдомёк вам, что сердце у нас есть и что оно умеет любить. А я ведь на самом деле любила его, и он мне клялся, что любит. Только вот не нужна я ему оказалась, даже дитяти нашего стыдился. Уж как просила, чтобы он позволил мне оставить малыша. Я бы сохранила нашу тайну до самой смерти. А он меня под нож потащил. А иначе, говорит, выгоню на улицу.

Я знал эту историю от Сергея. Как-то вечером, выпив лишнего, он упомянул о том, что переспал со служанкой. Для него она совершенно ничего не значила, – просто мимолетное развлечение.

В тот момент я почти впервые понял, как несправедлив мир, разделивших людей на богатых и бедных. Я просидел всю ночь у Марьяши. Умолял Сергея, чтобы он спустился к ней. Он не пустил меня на порог.

– Не вмешивайся не в свое дело, братец.

После этого моё отношение к брату изменилось. Ещё долго звучали её слова: «Ненавижу вас богачей! Мы для вас игрушки».

Дальнейшее ты знаешь. Наверно, помнишь с каким энтузиазмом, я рассказывал тебе о своих новых знакомых.

Глава 10

Я закрыла коричневую тетрадь и поняла, что мне не давало покоя. Мелкий каллиграфический почерк с характерными завитушками казался знакомым. Где я могла его видеть? Степан не писал писем моему отцу и даже если писал, отец мне их не показывал.

Так ничего и не придумав, я стала вспоминать то немногое, что знала о Фаине.

Мы шли с Андреем по Тверскому бульвару, я держала его под руку, – как сейчас помню – мне это очень нравилось. Как-то неожиданно в тот момент я осознала, что устала от одиночества. Разодетые девушки на каблучках, проходящие мимо, бросали на него заинтересованные взгляды, но мне было настолько хорошо, что меня это не задевало.

Речь зашла о Степане, – давно заметила, что о чём бы мы не разговаривали, всегда возвращались к обсуждению одной и той же темы.

– Знаешь, на самом деле существовала ещё одна причина, почему твои родные избегали говорить о нем, – заметил Андрей. – И причина этому, как всегда, женщина. – Его рука слегка сжала мою ладонь.

– Как ее имя?

– Фаина. Её отец владел несколькими фабриками, и был одним из деловых партнёров Фёдора Васильевича. К слову сказать, он имел много награждений и среди них право маркировать свои ткани государственным гербом двуглавым орлом. Высшая честь, которой мог удостоиться промышленник в Российской империи. Мать Фаины происходила из дворянского рода, прекрасная пианисткой, знала несколько языков, рисовала. В общем, Фаина получила хорошее воспитание, слыла красавицей и умницей.

– И влюбилась в Степана?

– С первого взгляда. Он в семье Петушинских был самым красивым. Весельчак, проказник, шалопай. Совершенно не хотел изучать банковское дело. Дед с ним ругался, наказывал.

– В общем, неудивительно, что он остался в России? Революция казалась ему интересной?

– Да, в семье его считали бунтарем.

Внезапно меня осенило, что в доме Андрея среди старых альбомов, которые он мне собирался показать, могли сохраниться и фотографии Фаины.

Подошла к телефону и набрала номер бабы Насти. После убийства Андрея дядя Саша уволился из музея. Жили они на пенсию. Жалкое существование. Раз в неделю я привозила им продукты. Сначала они отказывались, но я настояла на своем. Когда я это делала, мне казалось, что нужна кому-то ещё.

Дверь мне открыла Варька. Вот кто, мягко говоря, меня не жаловал. А точнее игнорировал. Иногда я даже подумывала подговорить бабу Варю и отказать ей от комнаты. Варька всегда смотрела на меня, словно я собственными руками убила Андрея. Вот и сейчас, пробормотав что-то себе под нос, она повернулась ко мне спиной и демонстративно хлопнула дверью своей комнаты.

Помню, когда мы хоронили Андрея, она так рыдала и кидалась на гроб, что Эмиль с трудом ее удерживал.

Еще одной слабой ниточкой моего расследования, которую я тщательно проверила, был парень с внешностью бандита, ухаживающий за Варькой. Артём Кадыров. Если Андрей обмолвился Варьке о драгоценностях, а она проболталась хахалю, Артём вполне мог его убить. Но у Артёма оказалось железное алиби: в ту ночь он работал охранником в клубе и не мог оттуда отлучиться.

В квартире пахло свежеиспеченным пирогом.

– Сейчас обедать будем, – баба Настя поцеловала меня в щёку. Я по-хозяйски прошла на кухню и поставила сумку на табурет. – Лиза, ты опять что-то принесла? Я же говорила тебе, что у нас все есть.

Не обращая внимания на ее слова, я стала выгружать продукты на стол. Если бы меня сейчас видел отец, он бы очень удивился. Уборщица, домработница, кухарка освобождали меня от всех домашних обязанностей. В Москве я поняла, что мне нравится ходить по магазинам.

– Лиза, ты похудела, – заметила баба Настя. – Много работаешь?

– У меня всего несколько учениц.

– Ты ещё не отказалась от … своей идеи? – она так и не решилась выговорить: расследования убийства. Мы все старательно избегали этой темы. Наверно, каждому из нас, любившего Андрея, хотелось обмануть себя в том, что Андрей жив. – Домой не собираешься?

– Нет. У меня получилось продлить визу на год. Россия – чудесная страна. Всё можно сделать за деньги.

Мы пообедали вдвоём. Варька, когда баба Настя к ней постучала, буркнула из-за двери, что есть не хочет. И я знала почему – противная девчонка не хотела меня видеть. Впрочем, я не расстроилась и с аппетитом, – сама себе, я, конечно, не готовила, – набросилась на домашнюю еду: украинский борщ с пампушками, приправленный сметаной и укропчиком, а на второе: румяный пирог с капустой.

– Слушайте, баба Лиза, вы знаете, где лежат старые фотографии Петушинских? – решилась я спросить после обеда. – Андрей говорил мне, что есть целый альбом.

– Сейчас принесу, – баба Настя тяжело поднялась из-за стола, а я принялась мыть посуду. Старушка появилась на кухне минут через десять, видимо, искала.

Я бережно открыла бархатный коричневый альбом. Где-то здесь должна быть фотография Фаины. Перелистнула несколько страниц и увидела девушку в бальном открытом платье, затянутом в талии. На шее нитка жемчуга, волосы убраны в высокую прическу. Почувствовала, что мне не хватает воздуха. Этого не могло быть! Но я помню эту фотографию. Она мне нравилась, и я подарила её Степану. Стоп! Я потрясла головой. О чём это я? Уж не раздвоение ли у меня личности?

– Что с тобой? Ты так побледнела? – спросил баба Настя.

– Вы знаете кто это? – я показала ей фотографию.

– Конечно. Это Фаина. Та самая девушка, которая любила Степана. Из-за него она осталась в Москве. В 1918 году большевики забрали сначала в тюрьму родителей, а потом и ее. Там бедняжка и скончалась от пыток.

– А почему ее пытали? – спросила я, пытаясь не обращать внимания на мурашки, побежавшие по спине.

– Хотели узнать, где она спрятала драгоценности. Степан всю жизнь не мог себе простить, что не заставил её уехать. Он всё время говорил, что гибель Фанечки на его совести.

– Какие драгоценности?

– Не знаю. Степан рассказывал, что пришла к нему с этой шкатулкой и умоляла его уехать в Париж. Уж не знаю, что там дальше у них произошло, только этих драгоценностей никто больше не видел.

Я чуть не вскрикнула. Неужели драгоценности, которые мы нашли в подвале, принадлежали не Петушинским, а Гурьевым? И если предположить, что душа Фаины переселилась в моё тело, легко понять почему в Москве, всё мне казалось таким знакомым. Это единственное и разумное объяснение. И я так и не вышла замуж, потому что в каждом мужчине пыталась найти Степана. Наша прерванная любовь не давала мне покоя и в этой жизни.

– Баба Настя, вы случайно не знаете, где похоронена Фаина?

– Нет, милочка. Степан пытался найти могилку, но ему так и не удалось. Да я думаю, что и нет ее. Их же тогда расстреливали тысячами и закапывали всех вместе. Как собак. Ох, и страшное время было. Степан, когда рассказывал об этом, не мог сдержать слёз. Так всю жизнь он и не смог забыть Фанечку. Женился, правда, в конце концов. Так Бог вновь забрала мать Андрея.

Я вышла на улицу, и ноги сами понесли меня к знакомому дому. Стоя напротив парадной двери, закрыла глаза. Стук колёс экипажа, воздушное платье складками. Мужчина с остроконечной бородкой подаёт мне руку. Мы смеёмся.

Кто-то толкнул меня.

– Чего встала на дороге? – пробурчал мужской голос. Я открыла глаза. По Малой Никитской, торопясь успеть на зелёный свет, двигались автомобили. На противоположной стороне переговаривалась стайка подростков. Шумная Москва жила в своём бешеном ритме. Вот ведь чертовщина. Уж не схожу ли я с ума?