Текст книги "Бизнес-ланч для Серого Волка"

– Я и босса утешала, а он очень щедрый, – прищурившись, словно прицелившись, посмотрела на Асю сквозь фужер Полина.

– Я не сомневаюсь…

– Да, извечная история, что секретарша становится любовницей своего начальника. Но он меня не принуждал. Он – чудо! Я залезла к нему в штаны сама!

Аксинья выпила шампанское, ее уверенность в том, что Полина уже до ее прихода «приняла на грудь», утвердилась.

– А сейчас ваш босс развлекается с женой и детьми где-нибудь на Карибах, пока ты, бедная, маешься в этих Ессентуках? – предположила Аксинья, решив говорить на языке Полины.

– Ха-ха! Не все так категорично! Босс обещал завтра прилететь сюда лично. Он не резвится с семьей. Босс женат, но ему не повезло. После трех лет брака его жена сошла с ума. Оказалось, у нее это наследственное. Но до свадьбы ему никто об этом не сказал. И вот уже пять лет его жена Алла закрыта в одной из клиник для душевнобольных, и нет никакой надежды на то, что она выйдет оттуда. Алла буйно помешанная и абсолютно неадекватная.

– Какой ужас! – весьма искренне отреагировала Аксинья.

– Вот именно, а ведь босс ее не бросил. Он все время помогает ей, хотя нет никакой надежды на выздоровление. Прямо как в «Джейн Эйр»? – хихикнула Поля.

– Но босс находит утешение, не так ли?

– Он мужчина тридцати восьми лет. Чего ты хочешь? Конечно, находит! А кто его за это осудит?

– Думаю, что никто никого не вправе за это судить.

Полина снова наполнила бокалы, наклонившись и колыхнув мощным бюстом:

– А ты – серая мышка, Ася.

– В смысле?

– В самом прямом. Ты будешь меня уверять, что незнакома с моим боссом?

– Я его действительно не знаю.

– Он лично послал меня сюда, снабдив такими рекомендациями по отношению к твоей персоне, каких я не получала даже, когда встречалась с королевскими особами. Босс дает тебе неограниченный лимит денежных средств. И ты утверждаешь, что ты обычный, рядовой дизайнер? И что он все это сделал, даже не зная тебя? – У секретарши расширились глаза до устрашающего размера.

Ася задумалась.

– Действительно, звучит неправдоподобно, но это так. Я его не знаю…

– Врунишка! Не хочешь признаться, что тоже была его любовницей? Брось! Знаешь, сколько нас таких…

– Вот только еще любовницей твоего босса мне не хватало быть! А шампанское ничего…

– «Вдова Клико»! Любимое моего босса. В эту дыру только в один самый крупный супермаркет по заказу из Пятигорска привезли! – скрючила недовольную физиономию Полина. – Шеф приедет завтра и скупит все запасы в Пятигорске! – И снова раздался ее звонкий смех. Аксинья улыбнулась в ответ, но у нее неприятно защемило сердце. Она невольно вспомнила Никиту и его предложение выпить «Вдову Клико». – Ну, хорошо, Ася. Хоть я и не верю, но предположим, что ты не знаешь моего шефа. Тогда кто тебе предложил приехать сюда?

– Ты не поверишь! Тот толстый тип в тюбетейке, лежащий на полу в «Трех пескарях».

– Как же его? Наум Тихонович! Точно! Он прибыл сюда вчера и сразу же включился в процесс, то есть стал пить с хозяином кафе и уговаривать его съехать отсюда. Мол, здесь начинается грандиозная стройка. А тот ему только наливает… Они уже и подрались, и побратались, и снова… И этот процесс нескончаем.

– Узнаю широкую натуру Наума Тихоновича.

– Кто он?

– Мой босс.

– Сочувствую.

– Да нет, он – хороший человек. Просто несколько выходящий за рамки… Он организовал вокруг себя творческих людей и дает им работу.

– А вы отстегиваете ему процент? – Полина доказала, что в ее светлой головке извилины все же имеются.

– Ну да… Он меня сюда и направил. То есть я попросила работу, и Наум вскоре сообщил, что поступил заказ на дизайн интерьера вот этого дома.

– Да уж, работенки здесь… – вздохнула Полина. – Но ничего. Шеф вернется, он быстро со всем разберется. С ним шутки плохи. Он – человек добрый, но справедливый и может быть очень жестким. А уж как крепко он может обнять! – закатила глаза Полина.

«Понятно, этот Купцов – такой же козел, как и все остальные мужики. Впрочем, мне какое дело. Я же собираюсь на него просто работать. Человек готов платить бешеные деньги, а я должна оправдать его доверие и вложенные средства».

– А когда ваш шеф приобрел этот особнячок? Наверное, совсем недавно?

Полина глупо похлопала накрашенными ресницами:

– А он его не приобретал…

– Как не приобретал? – не поняла Аксинья.

– Так он ему всегда и принадлежал. То есть когда-то он его приобрел для своей любимой жены – не той, что в психушке, а первой… А потом там произошло что-то жуткое. Она погибла в аварии. Он несколько лет был безутешен, потом вот попробовал счастья во второй раз и, как уже сейчас известно, тоже неудачно. Чего ты так на меня смотришь? А почему именно сейчас он захотел вернуться в этот дом, я не знаю. Для этого надо быть с боссом близкой душами, а я с ним близка лишь телом… ха-ха-ха! В душу он никого не пускает!

– Это понятно… – вздохнула Ася.

– Вот я тебя и поймала! Ты знаешь его, если понимаешь! – воскликнула Полина.

– Глупости! Я его не знаю и настаиваю на этом! Но ты же рассказала мне, что у твоего босса первая жена погибла, вторая – в психушке. Естественно, после такого не будешь ни с кем откровенничать и никого пускать в душу. Я бы на его месте в третий раз и жениться не стала. Уже не верила бы ни во что хорошее.

– Так он и не женится, он со второй женой в законном браке, – доверительно сообщила Поля, разливая остатки шампанского. – Я сначала подумала, что боссу просто так удобно по жизни.

– В смысле?

– Не знаешь таких женатых мужиков, которые давно не живут со своими женами, но не подают на развод? Им так удобно. Встречаются со всеми девками подряд без всяких обязательств, а если кто посягнет на его свободу, мы же, женщины, это любим, так он сразу же достает паспорт. Я женат, крошка! Поэтому не раскатывай губу и успокойся! Я тебе ничем не обязан, ты знала, что я не свободен! Чао, крошка! Я полетел опылять следующий цветочек, более юный и свежий!

– Поняла, – набила себе рот целым персиком Ася.

– А у тебя таких не было?

Аксинья подавилась.

– У меня был, который говорил, что с женой не живет, а сам… жена у него забеременела. От Святого Духа, наверное!

Полина рассмеялась.

– Да, развели тебя! Так я сейчас не об этом! Я сначала думала, что и шеф мой такой же. Баб выше крыши, сам женат, хоть с женой по понятным причинам не живет. Но потом поняла, что он не разводится потому, что считает это подлостью. Ведь его жена неадекватна и не может сознательно согласиться на развод.

– Совестливый, – кивнула Аксинья.

– Он очень хороший, и он во всем разберется, – заверила ее Поля. – Так что ты не спеши с отъездами и скорыми выводами! Давай еще выпьем?

– Я – пас. Мне бы отдохнуть.

– Намек понят! Оставляю одну! – быстро засобиралась Полина.

Ася приняла ванну, вытерлась и легла в кровать. Сон не шел. Она лежала десять минут, двадцать, сорок…

Вконец измучившись, Ася оделась и решила немного пройтись по свежему воздуху. Она закуталась в дубленку, глубоко натянула шерстяную шапку и вышла из комнаты.

Во всем крыле здания стояла какая-то пугающая тишина. Ни звука, ни движения, только скрип половиц под ногами. Внезапно Аксинье стало очень страшно.

«Что я здесь делаю, абсолютно одна, в пустом доме? Любой с улицы может зайти и сделать что захочет… Никого нет рядом! Не то чтобы охраны, а вообще… Эти же пьянчуги из „Трех пескарей“ могут устроить настоящую оргию… Хорошо, если они совсем не в состоянии… Вот что значит дом без хозяина. Что я тут могу одна сделать? Господи, у меня в голове только мрачные мысли!»

Ася, чувствуя острую нехватку воздуха из-за нервного напряжения, спустилась по лестнице и вышла на улицу. Ночью стало холоднее, и вся слякоть замерзла, под ногами хрустел мелкий лед.

«А вот воздух здесь лучше, чем в Москве, – попыталась Ася найти в своем положении какой-то позитив. – Чистый, прохладный. Правда, дышать все равно тяжело, потому что очень высокая влажность, сразу становится холодно и промозгло».

Аксинья прошла мимо утихших «Трех пескарей», постепенно успокаиваясь.

«Ну, проспится завтра Наум Тихонович, я ему устрою! С ума сошел?! Что здесь творится? Куда он меня послал? Зачем он сам сюда прилетел? Чтобы устроить пьянку? Так для этого у Наума Тихоновича были созданы и в Москве все условия. Ой, как у меня к нему много вопросов! Очень много! Только бы он не успел нагрузиться с утра или не просох еще с вечера!»

Аксинья двигалась по тропинке сада, расположенного рядом с домом, мелкими и осторожными шажками. Она решила пройти весь сад до конца и посмотреть, чем он заканчивается. Все равно бессонница. А ведь новый хозяин, то есть старый, но давно не навещавший свой дом, может заказать ей обустроить и территорию вокруг дома. Как сделать из здания конфетку, если вокруг будет помойка? Конечно, чтобы дом смотрелся, придется облагораживать всю прилегающую зону. «Сейчас-то в темноте я вряд ли что путное разгляжу, но хоть оценю объем работы», – думала Аксинья.

Она остановилась у скульптуры мальчика-горниста и задумалась.

«Вот ведь уродство. Хотя тоже считается искусством. Такое, не дитя, а аборт… от искусства. Все эти горнисты, женщины с веслом, пионеры… другие символы времени. А ведь если придется все тут переделывать, мне будет жалко его уничтожать. Оставлю, оформлю как кич – это сейчас модно. Да, это будет – круто! Еще бы пару статуй! А может, и найду в глубине сада».

И тут за ее спиной хрустнула ветка. Ася моментально оглянулась и сквозь темные ветки деревьев и общий серый фон пейзажа увидела высокую светлую фигуру.

– Еще одна статуя… как заказывала! – вслух сказала Аксинья, чтобы подбодрить себя.

Она прищурилась. Длинное светлое одеяние на статуе колыхалось, словно флаг на флагштоке. Фигура имела явно женские очертания. Глаза Аси, как назло, слезились, но в любом случае скульптуры в своей каменной одежде не могут шевелиться, если их только не нарядили в пугало. Она с ужасом смотрела на фигуру в светлом.

«Мать твою… Кто это?»

– Поля? – произнесла она вслух. Фигура безмолвствовала, от этого Аксинье стало еще страшнее. – Эй! Ты кто?

«Может, мне кажется? И я разговариваю с каким-нибудь столбом или неодушевленным предметом?»

И вдруг это видение или привидение ответило ей:

– Вырой ее, вырой ее из этого ада! Докажи! Прошу тебя!

Ася от неожиданности вскрикнула и отступила на шаг. Она запнулась обо что-то на дороге, поскользнулась и опрокинулась на спину, стукнувшись головой обо что-то твердое.

Глава 12

«Все-таки я принцесса. Как ни сопротивлялась я этому чувству, а ведь придется признать очевидное… Это длинное красивое платье, эти тяжелые украшения, сковывавшие руки и ноги, и этот холодный гроб. Стоп! Почему снова гроб? Да я же „спящая царевна“ в красивом хрустальном гробу… Как там? Спроси у ветра, у ясеня… Бред, конечно, но что делать? Судьба у меня такая. Главное, что, когда я очнусь, а ведь без этого никак, я встречусь со своим принцем, а это так приятно и решает все вопросы. Вот только не смогу я его, принца, ждать. Во-первых, очень уж этот ветер расшатывает гроб, прямо до тошноты, и уж очень он холодный. Прямо как будто не из хрусталя, а изо льда. Замерзла я в нем уже совсем. Когда придет принц, я уже буду злая и замерзшая, и мне будет не до поцелуев… Огрею его веслом… Повисит в гробу, покачается, и пусть его не стошнит…»

– Поставьте, то есть положите, ее пока здесь, – услышала Ася.

И этот обычный земной голос вывел Аксинью из сказочного небытия. Ася открыла глаза и с изумлением поняла, что она на кладбище.

– Вот тебе и ясень сказал…

– Что? – наклонился к ней мужчина с обветренным лицом. – У нее бред. Знать бы, сколько часов она пролежала в холоде. – Асю совершенно не интересовала его болтовня. Она с ужасом смотрела на разномастные оградки, аккуратные могильные памятники и фотографии мертвых уже ныне людей. Скосив глаза, она увидела, что сама лежит на носилках под брезентом. – Вы как? – Он начал светить маленьким, но очень ярким фонариком в ее глаза.

– Вы с ума сошли! Что вы делаете?! Я же еще живая!

– Вижу, что живая… Хорошо, что в себя пришли.

– Прекратите светить мне в глаза, мне больно! Голова раскалывается… – простонала Аксинья. – Не зарывайте меня…

– О чем вы говорите? Зачем нам вас зарывать! – похлопал ее по руке мужчина. И сказал, обращаясь к пожилой женщине: – У нее шок, все-таки удар по голове не прошел даром.

– Не хороните меня заживо, – чуть не плача, просила Ася. Она попыталась пошевелиться, но толстый брезент держал ее крепко и сковывал движения. – Выпустите меня! Помогите! Господи, это не хрустальный гроб! Что происходит?! Отпустите!

– Так, два кубика транквилизатора внутривенно, – сдвинул на переносице брови суровый мужчина.

Но пожилая женщина отвела его указующий перст и нагнулась к Аксинье:

– Девушка, возьмите себя в руки. А то вас в психушку поместят!

Но Ася уже впала в настоящую истерику. Острая игла шприца воткнулась в ее кожу, и Аксинью сначала накрыла волна ужаса и боли, а потом она получила лекарственный удар по мозгам, что тоже было весьма неприятно, но Ася быстро погрузилась в забытье.

– Главное, не надо сопротивляться. Вот что угодно, только не сопротивляться, милая, понимаешь? Очень плохо тогда будет. Чего я только не видала. Ох, чего только… Некоторые всё рвались на свободу. Бились об стены, бились… И что происходило, знаешь? Лучше не знать и не видеть… Крылья-то у всех обломались, стали тихими и неговорливыми. Так и сгинули. А вот если молчать, со всем соглашаться, то появляется шанс выйти отсюда.

Все это Аксинья выслушивала от маленькой, сморщенной старушки в белом старомодном, словно из кадров военной хроники, халате и аккуратной медицинской шапочке. Она хлопотала над лежащей на спине и смотрящей в потолок Асей.

Та совсем недавно отошла от действия лекарства, очнулась и снова с ужасом рухнула в пропасть отчаяния. Ее руки и ноги были крепко прикручены к кровати старыми ремнями из грубой кожи со здоровыми пряжками. Асю тошнило и мутило.

– Почему я привязана? – спросила она у старушки.

– Так это… распоряжение Бориса Викторовича. Буйная ты.

– Господи… Это психушка? – пронзила сознание Аси острая и страшная догадка.

– Лечебница для душевнобольных, – кивнула бабулька, протирая запястья Аксиньи мокрой марлей.

– Я не сумасшедшая! Выпустите меня отсюда! – закричала и судорожно задергалась Ася, все еще надеясь, что она видит кошмарный сон.

– Ну вот, сердешная моя, что же ты делаешь-то?! – испугалась старушка. – Я же только что тебе все говорила, все объясняла! Остановись, милая! Сейчас же прибегут санитары и сделают укол, а потом еще и еще… И не отвяжут еще долго, пока не успокоишься. Я же говорила!

– Но это невозможно! Отвяжите меня! Как вас зовут? Ну же?

– Зинаида Михайловна я, тетя Зина, – ответила бабулька, которой реально можно было дать лет сто, а то и сто двадцать.

– Тетя Зина, дорогая! Отвяжите меня! Я не сумасшедшая. Как я здесь оказалась? Дайте мне телефон!

– Не положено.

– Тетя Зина, прошу!

– Я не могу, милая. Я ведь здесь никто – всего лишь санитарка и давно должна быть на пенсии. Я здесь держусь на одном честном слове. Одно нарушение, и меня отсюда выкинут. Борис Викторович давно говорил, что ему такие старые работники не нужны. Что он не хотел бы, чтобы я умерла на рабочем месте.

– Но вы же не можете здесь держать нормального человека! – воскликнула Аксинья.

– Да я-то что? Я – человек маленький.

Раздался лязгающий звук открывающихся засовов.

– Ну вот! Все теперь… Я же предупреждала! – ахнула Зинаида Михайловна.

В палату вошли двое мужчин, которых словно специально пригласили сюда на подработку из борцов сумо. Лица у них были очень недовольные, злые и опухшие.

– Чего орешь?! Что за шум?! – рявкнул один из них.

– Где старший? Развяжите меня!

– О! Похоже, наша королева еще не пришла в чувство. Она опять за старое. А старше он, – кивнул один здоровый мужик в сторону другого, – на три года.

– Развяжите меня.

– Ты не пришла еще в себя. Колян, неси шприц.

– Нет! Не надо! Пожалуйста! Да выслушайте же вы меня! Зинаида Михайловна! – в отчаянии выкрикнула Аксинья.

– Я ничего не могу. Если меня отсюда уволят, мне – смерть. Я не могу отсюда уйти! – зашевелила сухими бледными губами бабулька и попятилась к двери.

– Нет! Нет! – металась Ася.

Снова укол, снова боль и снова беспамятство.

– Тихо, тихо, довольно. Теперь-то уж тихо. Ведь опять накачают наркотиками, – доносилось до слуха Аксиньи сквозь какую-то пелену.

Она открыла глаза, и из их уголков потекли слезы. Вокруг простиралась полутьма и рядом – серьезное, несколько озабоченное лицо Зинаиды Михайловны.

– Где я? – Ася не узнала даже свой голос.

– Да все там же, милая. Все там же… Ты только не шуми, и все наладится. Ничем я тебе помочь больше не могу, хоть убей меня.

– Да что же это такое? Я приехала сюда работать. Как меня могли сюда привезти? За что?

– Да я многого-то не знаю. Вроде как головой ты сильно стукнулась и говорила, что беседовала со статуей. Да ты не горюй! Стукнулась головой, мало ли что привидится. Отлежишься, и все пройдет.

– Да я сначала с ней разговаривала, а уже потом испугалась, оступилась и стукнулась.

– Не надо только подробностей. Ну, поговорила со статуей, и хорошо.

– Да это, может, и не статуя была! Я не знаю, темно было.

– Хорошо, не статуя была! Договорились! – не перечила ей тетя Зина.

– Не говорите со мной, как с сумасшедшей!

– Хорошо, не буду! Ты только не волнуйся. Как с тобой говорить?

Старушка снова протерла ей руки влажной тряпкой.

Аксинья скосила глаза и посмотрела на кровавые марлевые бинты.

– Вот видишь, что получается, когда сопротивляешься, – перехватила ее взгляд старушка.

– Но нельзя же из-за одного этого отправлять человека в сумасшедший дом? – возмущалась Аксинья. – Почему меня не обследовал врач?

– Ты погоди немного возмущаться-то. Больница у нас небольшая. Психиатр у нас один – Адам Львович, он же главный врач. Сейчас он в отъезде, но через пару дней вернется и конечно же обследует. Если все будет хорошо, то и отпустит.

– Пару дней?! Да я не выдержу и часа! – ахнула Аксинья.

– А без него Борис Викторович, временно его замещающий, тебя не отпустит. Он в психиатрии ничего не смыслит. Он просто терапевт и всех больных всегда оставляет до приезда главного врача. Больше скажу, – приблизилась к ее уху Зинаида Михайловна, – Борис Викторович очень нехороший человек. Не зли его. Твое спасение одно – дождаться Адама Львовича.

– Я не выживу…

– Все будет хорошо, а я помогу, чем смогу. Сейчас судно принесу тебе, в туалет сходишь.

– Какое унижение.

– Да какое унижение? Все же мы люди! – засуетилась бабка.

– Зинаида Михайловна, а могу я поговорить с одним человеком? – спросила Аксинья, думая о Науме Тихоновиче. – Свидание я могу попросить?

– Это тоже решает Адам Львович. Борис Викторович не может адекватно оценить твое психическое состояние. Он всегда с себя снимает всю ответственность. И лучше у него не просить никаких свиданий.

– Вот это я попала…

– Да… Хочешь – поплачь, только тихо. Я посижу рядом.

– Спасибо вам, если бы не ваши объяснения и забота, я бы точно с ума сошла.

– Ничего, все обойдется, – погладила ее по руке тетя Зина.

– Сейчас какое время суток?

– Ночь уже.

– Так я и приехала сюда ночью, – напрягла память Ася.

– Так это уже вторая ночь, – вздохнула старушка. – Ты целый день под лекарствами проспала.

– Ужас! Как один миг…

– Люди тут так месяцами спят, никому никаких хлопот.

– Не думала, что когда-нибудь так попаду.

– Ой, все бывает! От тюрьмы и сумы не зарекайся! – вздохнула старушка.

– Так это от тюрьмы и сумы, а в психушку-то за что?

Зинаида Михайловна оглянулась по сторонам и прошептала ей на ухо:

– Если тебя отвяжут, я дам тебе погулять.

– Где?

– В саду лечебницы. У меня вас тут несколько цветочков-дурех, которых мне жалко. Я выпускаю их иногда гулять, по ночам. Санитары напиваются, а больше никого и нет в больнице. И тебя выпущу.

– Спасибо.

– Ну вот, уже успокоилась, и сердечко стало меньше стучать. Могу и сказку рассказать?

– Не надо, – впервые рассмеялась Ася. – Я буду ждать вашего главного врача. Надеюсь, что он поймет, что произошло недоразумение.

– А насчет свиданий, так ты не волнуйся. О тебе помнят. Сегодня кто-то приходил и спрашивал. Но Борис Викторович не разрешил, как я и говорила.

«Наум Тихонович», – поняла Ася.

– Ты только Адаму Львовичу не говори, что тебе казалось, будто тебя хотят заживо захоронить, как ты говорила.

– Когда меня несли к вам, я очнулась и увидела кругом могилы. Я решила, что меня принесли на кладбище и, естественно, запаниковала.

– Вот дурочка! Так это было настоящее кладбище! Здесь оно рядом с больницей. Настоящее старинное кладбище. Тебя там и несли на носилках. Машина подъехать не могла из-за дороги. Вот ты, стукнувшись головой, пришла в себя некстати и решила, что тебя хоронить несут!

– Так я права…

– Вот! Только очень прошу дождаться Адама Львовича. Лишь он поверит и проверит, – шептала ей в ухо баба Зина.

– Я поняла.

– Так сказку?

– Нет, не надо. Я не маленькая. Вы мне скажите, что такой хороший человек, как вы, делает в таком нехорошем заведении?

– Тише! Кто-то идет! – всполошилась бабулька.

И точно. Снова послышался лязг замков. В палату ввалился один из санитаров и зло уставился на Зинаиду Михайловну.

– А ты, карга старая, что здесь делаешь?

– Так вот, ранки обрабатывала… – показала кровавые бинты тетя Зина.

– Ну как она? Поутихла?

– Поутихла, милок, поутихла. Совсем спокойная. Молчит все.

– Утром отвязать, что ли? Чтоб ночью спокойным быть, – почесал затылок санитар.

– Да куда там до утра? Она уж сутки привязана! Затекут конечности-то. Адам Львович будет недоволен.

– Ну, бабка! Ну, смотри, со своим сердобольем! – потряс перед ее лицом большим кулаком санитар и развязал ремни, стягивающие руки и ноги Аксиньи. – Смотри у меня! – точно так же потряс он кулаком перед лицом Аси и удалился.

Аксинья испытала просто-таки самое настоящее счастье.

– Как мало, оказывается, человеку надо…

– Вот и цени!

Аксинья присела на кровати и наконец-то смогла осмотреться. На темно-зеленых стенах краска во многих местах облупилась. Пол был волнами от поднявшихся кверху старых досок и застелен старым линолеумом. А вот окон и вовсе не имелось, что выглядело совсем необычно. Было одно окошко с железными прутьями в клетку, и вело оно в коридор, где горел свет, похоже, что всю ночь.

Аксинья пошевелила затекшими конечностями.

– Ты сиди здесь тихонько. Я тебе покушать принесу, – сказала Зинаида Михайловна.

И Аксинья вдруг остро ощутила, что очень сильно голодна. Она вспомнила вкусную еду в придорожном кафе, но когда это было… Кто бы мог тогда предположить, что она окажется в психушке.

Зинаида Михайловна вошла в палату с каким-то кулечком.

– А я могу сейчас выйти из палаты? – спросила Аксинья.

– Нежелательно. Я тебя попозже выведу подышать свежим воздухом, когда уж точно никто не увидит. А сейчас покушай. Только вот сразу говорю, что еда у нас очень невкусная, бедная и пустая. – Тетя Зина достала два не очень аппетитно выглядевших бутерброда с сыром, одно маленькое зеленое яблочко и термос, поясняя: – Там чаек, я сама себе на работу со столовки завариваю его на ночь. Пить хочется, а из-под крана пить невозможно. Все трубы ржавые, такой привкус ужасный вода имеет. Тут трубы сто лет не меняли. А вообще, по городу воду можно пить прямо из-под крана. Чувствуешь себя прямо как в Европе.

Аксинья с удивлением уставилась на бабульку.

– Думаешь, откуда я знаю? – засмеялась она. – Да сама-то не была… Но люди рассказывали. И тут люди разные лёживали, и вполне вменяемые, поверь мне.

– Страшно это слышать. Хотя, если учесть, что и я здесь оказалась… Совершенно вменяемая.

– Вот именно! Ты меня-то слушай, поешь.

– Да я ем, – вяло ответила Аксинья, у которой от этих заскорузлых кусочков аппетит как рукой сняло. Она вцепилась руками в термос и с жадностью пила чай пересушенным ртом. – Но вы, Зинаида Михайловна, так и не рассказали мне, что вы тут делаете? Эти санитары так грубо с вами разговаривали…

– Да ты не переживай за меня! Я на них внимания не обращаю. Я с молодости, лет так с пятидесяти…

– С молодости? – переспросила Аксинья.

– Да… Я еще, знаешь, какая была в пятьдесят лет! Кровь с молоком! Огонь! Огонь-баба! Вот в пятьдесят лет я и попала нянькой в одну семью… Начиналось-то все неплохо. Муж, жена, дочка мужа от первого брака Кристина и их совместная дочка Юленька… Я к девочкам привязалась сразу. Своей семьи не завела. Жениха моего война подкосила, а другого не нашла. Ну а потом стала замечать некоторые странности. Муж выпивать начал, жена нервничать. На детей родители стали обращать все меньше внимания. Больше всех доставалось Кристине. Юленьку хоть мать иногда жалела. Потом спиртным увлеклись оба родителя. От меня отказались, так как деньги все уходили на водку. А я уже не могла без девчонок. Поселилась рядом с ними, они обе и бывали у меня каждый день. Кушали, отдыхали. Спасались от побоев и родительских разборок. Кристинка пошла работать, и мне стала помогать. Обе девочки выросли у меня на руках и называли меня бабушкой.

Из старческого глаза старушки вытекла прозрачная слезинка и спряталась где-то в глубоких и многочисленных морщинках.

Ася, заслушавшись ее, не заметила, как съела все бутерброды.

– А потом… Умерла мать девочек, отец совсем слетел с катушек. Жизнь Кристины превратилась в ад.

– А потом в ее жизни возник прекрасный юноша – ее принц на белом коне, и ей наконец-то повезло. Он купил ей усадьбу, женился…

– А ты откуда знаешь? – удивилась Зинаида Михайловна.

– Мне уже при въезде в ваш город рассказали эту историю. Я, между прочим, приехала работать именно в эту усадьбу.

– Дом Кристины? Кем?

– Я – декоратор и должна была возродить этот дом к новой жизни.

Зинаида Михайловна задумалась.

– А ведь когда Кристины не стало, ее муж сказал, что он никогда не продаст ее дом.

– А он, насколько я поняла, и не продал. Он просто решил обновить усадьбу.

– Да, дом-то развалился. Ремонт требуется большой.

– Он обещал приехать лично.

– Лично? Боже мой! Как я рада буду его видеть!!

– Вы его знали?

– Конечно! И видела его горе на похоронах моей внученьки, Кристины. Он – прекрасный человек! Просто прекрасный… – покачала головой Зинаида Михайловна, погружаясь в воспоминания.

– А что вы делали после гибели Кристины?

– После жизнь продолжилась, но боль и тоска не отпускали меня. К тому же смерть сестры не смогла пережить Юленька. Ведь Кристина была единственной, кто опекал ее, кто любил и заботился о ней. Она стала очень замкнутой, впала в депрессию, потом начала заговариваться. Ее сюда и определили.

– Вот почему вы здесь! – догадалась Аксинья. – Вы ухаживаете за ней?

– Да, дочка… Юленьке здесь будет очень плохо без меня.

– Я думаю.

– А у меня в жизни тоже осталась только одна внучка-то и всё. Тут уж и умру с ней.

– А отец? Ее отец? Он жив?

– Жив, – отвела глаза Зинаида Михайловна, но что-то в ее интонации и выражении лица Аксинье не понравилось.

– Что с ним?

– Да он мало интересовался дочками, когда они были семьей. А уж сейчас… – махнула рукой тетя Зина. – Кристины нет, Юленька здесь. Хотя он бросил пить, вроде взялся за ум, считая, что Бог его достаточно покарал. Но с Юлей у него контакта нет.

Внезапно шальная мысль пришла в голову Аси:

– А может, и Юля вполне нормальная? У вас тут страшная больничка. Метут всех подряд, без разбору.

– Да нет. Юленька с детства страдала аутизмом, а со смертью сестры стала совсем неадекватна. Нет, у нее бывают светлые моменты, и говорить с ней можно, но…

– Но?

– Говорит она только со мной, а это не норма в нашем социальном обществе. Ну да ладно слезы лить! Хочешь пройтись по двору, подышать свежим воздухом?

– Конечно хочу. Ноги затекли.

– Только сразу же предупреждаю, сбежать не удастся. Не из-за того, что я тебя прошу, а из-за того, что вокруг огромный бетонный забор с колючей проволокой.

– Я поняла. Жаль, конечно. Я бы отсюда бежала так… что пятки бы сверкали. Зачем мне эти Ессентуки? Зачем мне этот мрачный дом с такой нехорошей историей? Да еще и сама в психушку попала ни за что ни про что.

– Я понимаю… Но сбежать, повторяю, не получится. Идем за мной. Я с тобой пройдусь, а потом пойду к Юленьке.

– Хорошо.

Зинаида Михайловна открыла дверь палаты и направилась по длинному коридору. Аксинья тащилась за ней, холодея душой – не дай бог наткнуться на санитара! – и стараясь ступать абсолютно бесшумно. Но они прошли этот длинный путь совершенно беспрепятственно. Видимо, тетя Зина действительно знала, когда покидать палату, чтобы никто их не заметил.

Когда уже подуло холодом, Зинаида Михайловна свернула за угол, и они оказались под лестницей, ведущей на улицу, так называемый «черный ход».

Тетя Зина дала Асе телогрейку:

– Накинь! Мужики в ней курить ходят. А то совсем замерзнешь.

– Я что-то да… – стучала зубами Ася.

– Тебе бы коньячку, – покосилась на нее Зинаида Михайловна.

– Не спасет, – клацала зубами и даже не сразу попала в рукава огромной телогрейки Аксинья. – Я же отморозилась еще в Москве, когда Санта Клауса встретила на снегоходе. – Ася запнулась. – Ой! В смысле…

– Не надо ничего объяснять! – прервала ее Зинаида Михайловна. – Не надо лишний раз… Тут и Наполеон к некоторым приходит, прости господи… И еще кто-то. А в остальном – нормальные люди.

– Да я не так объяснила! – воскликнула Ася, но глотнула холодного воздуха из распахнутой Зинаидой Михайловной двери на улицу и замолчала.

Они вышли на улицу, и Ася осмотрелась. Территория психиатрической лечебницы чем-то напоминала местность вокруг заброшенного дома, куда Аксинья приехала работать. Те же голые и уродливые ветки деревьев, те же запущенность и налет старины. Только свалки мусора не наблюдалось.

– Ночью подморозило, – отметила Зинаида Михайловна, зевнув.

Они двинулись вдоль голого сада; хрустела под ногами тонкая, словно пергаментная, пленка наледи. Светила круглая луна, словно тоже была чему-то удивлена.

Аксинья задумалась:

– Говорят, при полнолунии обостряются психические заболевания.

– При полнолунии ночью на улице становится светлее, возникает бессонница, а с ней уже обостряется все остальное, – пояснила Зинаида Михайловна.

– Может быть… Я об этом не думала. Как тихо у вас здесь.

– Спят все. Пациенты в основном люди в возрасте. Молодежи фактически нет. Юленька моя… и ты…

– Вы поэтому ко мне так хорошо отнеслись? – покосилась на нее Аксинья.

– И поэтому тоже. Мне нравится, что ты успокоилась.

– Мне ничего другого не остается.

– Тоже верно.

– Холодно…

– Влажность большая, неприятно. Хочешь назад?

– Нет! Где угодно, только не в палате! Я еще здесь побуду!

– Куришь? – спросила Зинаида Михайловна.