Текст книги "Мятежная герцогиня"

Глава 12

За час до начала бала Долли стояла посреди своей спальни, поворачиваясь во все стороны перед зеркалом. Горничная Кати Поленька почти час колдовала над ее волосами, несколько раз начинала все сначала, но, наконец, удовлетворенная полученным результатом, отступила назад. Вся масса тяжелых вьющихся волос Долли была собрана в тяжелый узел на макушке, а вдоль лица и на шее Поленька выпустила несколько крутых локонов, подчеркнувших идеальный овал лица княжны и ее лебединую шею.

– Браво, – восхитилась вошедшая Катя, увидев отражение золовки в зеркале, – просто изумительно! Ты так красива, что затмишь всех дам.

– Ну, красивее тебя все равно быть невозможно, – вернула комплимент Долли, и она совсем не грешила против истины. Молодая княгиня в бальном платье из тончайшего шелка цвета слоновой кости, собранного в множество легчайших складочек, с рубиновым гарнитуром царевны Нины на шее, в ушах и на запястьях была неотразимо прекрасна.

– Вот и отлично! Будем стоять рядом, и пусть гости заключают пари, кто из нас красивее, я поставлю на тебя, а ты – на меня, а выигрыш поделим пополам. Здесь, в Англии, пари – любимое занятие мужчин, – пошутила Катя и стала около золовки, посмотрев на их отражение в зеркале. Луиза постаралась на славу – оба платья сидели идеально.

– Теперь тебе нужно выбрать украшения, – задумалась княгиня, – ты, наверное, можешь одеть только серьги с грушевидными жемчужинами – ожерелье с тремя нитками жемчуга, скорее всего, будет чересчур роскошным для первого выезда в свет, хотя правила были бы соблюдены.

Стук в дверь возвестил о приезде графини Ливен. Дарья Христофоровна была, как всегда, роскошно одета. Ее атласное платье цвета мёда, отделанное кружевом шантильи, подчеркивало стройную фигуру, черные волосы и блестящие черные глаза графини. Крупные бриллианты играли на ее шее, в ушах, на запястьях, и даже крутые локоны на ее голове были скреплены бриллиантовыми заколками. Она радостно поздоровалась с Катей и обошла вокруг Долли, внимательно разглядывая ее.

– Всё прекрасно, – наконец, изрекла графиня, – что вы решили с драгоценностями?

– Вот, посмотри сама, – предложила Катя, выкладывая на туалетный столик серьги с грушевидными жемчужинами, ожерелье и несколько колец с жемчугом.

– Серьги смело можно надевать, кольца надевать не будем – пусть руки будут только в перчатках, но вот ожерелье – вызывающе дорогое для молодой девушки… – засомневалась Дарья Христофоровна. – Хотя букву закона мы соблюдем – княжна будет в жемчужном ожерелье, да и едем мы не на бал дебютанток: на сегодняшнем приеме будет принц-регент, наш император, прусский король и куча немецких князей и герцогов. Нужно сразу показать, что ваша семья – одна из самых влиятельных в России. Решено – надевай и ожерелье.

Женщины совместными усилиями надели на Долли серьги и ожерелье, а потом горничная Зоя натянула на барышню шелковые перчатки выше локтя.

– То, что нужно. Тебя ждет грандиозный успех, мы найдем тебе мужа еще до Рождества, – в последний раз оглядев наряд своей подопечной, изрекла графиня, и женщины отправились вниз, где их уже ждал Алексей в парадном мундире генерал-майора своего гусарского полка.

– Алекс, – Долли вплеснула руками, – сколько у тебя, оказывается, наград.

– Война милостиво раздает награды тем, кого оставила в живых, – философски заметил Черкасский и, предложив руки Дарье Христофоровне и Кате, пошел к выходу.

Графиня Ливен села в свою коляску, а Черкасские – в свой экипаж, запряженный парой великолепных белых, без единого пятнышка лошадей, от которых Долли была без ума с того дня, как их только увидела.

– Поезжайте вы первыми, – крикнула Дарья Христофоровна. Князь Алексей отдал приказание кучеру, и кавалькада выехала из ворот дома на Аппер-Брук-стрит.

До Хартфорд-Хауз они доехали за сорок минут. Долли с любопытством смотрела на дворец, где сегодня должен был собраться весь цвет европейской аристократии, но он не произвел на девушку особого впечатления. Грубоватое прямоугольное трехэтажное здание из темного камня не отличалось ни красотой, ни изяществом, оно даже не казалось большим, и уж, конечно, не шло ни в какое сравнение с домами на Аппер-Брук-стрит.

Но когда она вслед за братом и невесткой вошла в вестибюль с коричневыми мраморными колоннами и изумительной красоты лестницей с кружевной кованой решеткой, отделанной позолоченной бронзой, княжна поняла, что в этом доме было главным: он изнутри походил на роскошный ларец. Здесь всё до последнего гвоздя было произведением искусства, и это совсем не напоминало изысканно-блеклую обстановку английских гостиных – здесь всё было ярко, роскошно и дорого.

Маркиз Хартфорд, веселый толстый человек около шестидесяти лет, и его милая жена, о которой в Лондоне шла слава превосходной хозяйки дома, встречали гостей, стоя на красной ковровой дорожке в начале лестницы. Они очень любезно приветствовали Черкасских, а Долли, наблюдая за хозяевами из-под опущенных ресниц, заметила быстрый взгляд, который маркиза бросила на рубиновые украшения Кати.

Княжна злорадно подумала, что у заносчивых англичан нет таких драгоценностей. Презрительный взгляд английского соседа до сих пор жег ее кожу, и немного подтрунить над его соотечественниками было очень приятно.

Черкасские поднялись по лестнице в овальный бальный зал, где, ожидая приезда государей, собралось множество гостей. Графиня Ливен, уже стоявшая рядом с мужем-посланником, помахала им рукой, приглашая подойти к ним.

Алексей, предложив руку обеим своим дамам, повел их к чете Ливен. Он и Катя на ходу здоровались со множеством людей. Старшим по возрасту и дамам князь представлял свою сестру, а молодых мужчин он сам представлял Долли. Пока они добрались до Дарьи Христофоровны, в бедной голове Долли все имена перемешались. Она схватилась за руку графини как за спасательный круг.

– Долли, – зашептала княжна на ухо Ливен. – Я уже всех перепутала, что мне теперь делать?

– Ничего не делать, улыбайся и говори всем, чьи имена забыла, «вы». Тебе нужно сегодня запомнить только троих: императора Александра Павловича, короля Пруссии Фридриха-Вильгельма и принца-регента. Им ты будешь говорить: «ваше императорское величество» и «ваше королевское величество», а принцу-регенту – «королевское высочество», – объяснила графиня, – с этим ты с легкостью справишься. К тому же никогда не забывай: ты – очень красива, очень знатна и очень богата – пусть они тебя запоминают, а не ты их.

Простые, хотя и циничные слова графини Ливен вернули Долли спокойствие, и она, расслабившись, начала смотреть по сторонам, ища знакомые лица. В нескольких шагах маячил, не решаясь подойти, ее московский поклонник Михаил Печерский. Он бросал на Долли ласковые и умоляющие взгляды, чем опять рассмешил ее. Княжна, чтобы скрыть неуместное веселье, наклонила голову, но подозревала, что ее веселую ухмылку всё равно видно из-за маленького перламутрового веера, которым она пыталась изящно обмахиваться.

Действительно, ее улыбка была очень заметной в этой толпе чинных, благопристойных, роскошно одетых людей, заполнивших зал, и она как магнитом притягивала взгляд герцога Гленорга. Чарльз приехал уже час назад и, встретив своего старого друга, сына гостеприимных хозяев, графа Ярмута, которого в веселой компании Принни любовно звали «Рыжая селедка», отошел с ним в одну из задрапированных бархатом ниш, где стояли кресла и стулья для гостей. Они выпили уже по паре бокалов шампанского, и Чарльз слушал рассказы друга о присутствующих гостях. Англичан он практически всех знал, и сейчас Ярмут рассказывал ему об иностранцах – немцах и русских.

– Вон, видишь группку из двух мужчин, высокой женщины постарше и двух молодых дам? – объяснял граф, указывая направление, – это – русский посланник граф Ливен и его жена Долли – неизвестно, кто из них является реальным посланником императора Александра. Официально же графиня держит лучший в городе литературный салон, а моя матушка сразу расстраивается, когда кто-нибудь начинает ей пересказывать, чем леди Ливен угощала гостей на очередном «русском дне». Высокий черноволосый мужчина в мундире – светлейший князь Черкасский, адъютант и доверенное лицо императора Александра. Молодая шатенка в рубиновых украшениях, которые уже отравили ядом зависти всех присутствующих здесь дам, – его жена, а девушка в светлом зеленоватом платье – его сестра, ее сегодня будут представлять императору Александру, прусскому королю и принцу-регенту.

Герцог смотрел на семью светлейших князей Черкасских и не мог понять, откуда эти русские пронюхали о завещании отца. Сегодня роскошные украшения, которые вчера были на девушке, носила жена главы семьи, значит, ей их дали только для того, чтобы продемонстрировать ему, насколько семья богата, а надеть красный балахон на голое тело – это, видно, была идея самой княжны. Но нужно было признать, что сегодня его соседка выглядела изумительно. Она была как сверкающий драгоценный камень – блестящая, с острыми опасными гранями, но ее веселая улыбка, которую он хорошо видел из темной ниши, делала классически правильное лицо девушки совсем юным, прелестным и ангельски нежным.

Герцог начал гадать, кто она – ангел или демон? И тут же рассердился на себя за то, что думает об этой распущенной девице. Почему-то известие о том, что девушка не замужем, а черноволосый красавец, встречавший ее в порту, приходится ей братом, было приятно Чарльзу, но он не хотел этого, не хотел иметь никаких дел с этой семьей, с этой девушкой. Он просто желал, чтобы его оставили в покое.

Шум у дверей возвестил о том, что прибыли августейшие особы. Первым в зал вплыл принц-регент, гордо демонстрируя высокую тучную фигуру в щегольском, черном фраке. За ним вместе вошли император Александр и прусский король, оба в военных мундирах, высокие и особенно стройные и подтянутые на фоне необъятной талии английского правителя. Все три монарха принялись обходить зал, здороваясь с гостями. Когда они приблизились к Черкасским и Ливенам, посланник выступил вперед, поклонился и попросил разрешения у государей представить им недавно прибывшую из России светлейшую княжну Дарью Николаевну Черкасскую.

– Конечно, представляйте, – весело сказал император Александр. Повернувшись к князю Алексею, он добавил, – ну, что, Алексей, вот и твои малышки выросли, а мы не успели заметить как.

– Да, ваше императорское величество, – согласился Черкасский, – княжна Дарья – моя вторая сестра. Графиня Ливен и великая княгиня Екатерина Павловна выразили желание опекать ее в этом сезоне.

– Ну, тогда у вас, сударыня, всё будет отлично, – засмеявшись, сказал император, поднимая Долли, присевшую в глубоком придворном реверансе, – каждая из этих дам заменяет стопушечный корабль – безопасность под такой охраной вам обеспечена, к тому же обе ваши покровительницы через несколько недель едут с нами в Вену, я приглашаю и вас поехать туда вместе с братом. Императрица Елизавета Алексеевна тоже будет очень рада принять вас под свое крыло.

– Благодарю вас, ваше императорское величество, – поклонилась растроганная приветливыми словами Долли.

Александр Павлович сам представил ее прусскому королю и принцу-регенту, тоже сказавшим девушке несколько комплиментов, и отправился к следующей группе гостей.

– Всё замечательно! – поздравила княжну графиня Ливен, ты не только представлена императору, но получила приглашение на конгресс в Вену, где государь поручит тебя заботам Елизаветы Алексеевны. Она ободряюще пожала девушке руку и поспешила за мужем, который присоединился к свите императора.

К Черкасским начали подходить еще не знакомые Долли гости. Многие молодые люди просили у князя разрешения навещать его сестру, и получали благожелательный ответ. Наконец, к ним пробился и Михаил Печерский. Оказывается, что он был уже знаком с Алексеем, поэтому попросил того представить его своим жене и сестре. Молодой человек робко взглянул в смеющиеся глаза княжны и пригласил ее на танец.

– Оставьте за мной вальс, пожалуйста.

– Хорошо, – согласилась девушка. Она так и не могла понять, почему граф Печерский так смешит ее, но потом догадалась – он так же при виде ее готов смеяться, и их веселье, зажигаясь друг от друга, удесятерялось. Княжна с сомнением подумала, что если они оба расхохочутся во время танца, ее обвинят в плохом воспитании.

Заиграла музыка, и пары начали выстраиваться, готовясь к котильону. Долли танцевала первый танец с братом, Катю пригласил император Александр, графиню Ливен – принц-регент, и бал закрутился веселой спиралью. Все танцы у Долли были расписаны, и она с удовольствием танцевала, поняв, что все в зале восхищаются ею. Кружась в вальсе, который оказался последним танцем перед ужином, она даже забыла про то, что собиралась не засмеяться, и вместе с Печерским летела по паркету, радуясь прекрасному вечеру и своему успешному дебюту.

– Но почему же вы не надели сюда сарафан! Представляете, какие бы были у всех гостей лица – как у меня тогда в церкви, когда отец Серафим обратился к вам как к княжне, – весело прошептал ей на ухо граф.

Долли подняла на него глаза, увидела умильную улыбку и засмеялась.

– Всё, выводите меня из круга, иначе я буду хохотать на весь зал, – стараясь сдержать смех, велела княжна.

Михаил кивнул и, плавно кружась, подвел ее к колонне.

– Не смейтесь, я сейчас принесу вам бокал пунша, – стараясь сам не расхохотаться, пообещал граф.

Долли прислонилась к колонне, но, поняв, что всё равно может попасть в неловкое положение, скользнула в нишу, декорированную бархатными портьерами, и рухнула в кресло. Она долго тихо смеялась и, постепенно успокоившись, вздохнула полной грудью. Девушка уже собралась выходить, когда перед нишей остановились двое мужчин, она только видела силуэты их фигур и цвет волос. Оба были высокие, один был поплотнее и рыжеволосый, а вторым был широкоплечий стройный мужчина с густыми черными волосами. Они говорили, явно считая, что их никто не слышит.

– Готовься, Гленорг, я думаю, ты тоже будешь одним из тех, кого Принни обяжет дать бал или прием для русских, – заметил рыжеволосый.

– Ничего я для этих варваров делать не буду – эти люди не имеют никакого понятия о приличиях и воспитании, они распущены и безмерно кичатся богатством. Вешают на своих женщин украшения, на которые можно купить пару графств, как вот сейчас на княгине Черкасской, и считают, что они – победители мира, – раздраженно ответил черноволосый.

Этого Долли стерпеть уже не смогла, она сразу узнала этот голос, и унижение от вчерашних событий снова кольнуло ее. Но когда высокомерный англичанин язвительно упомянул Катю, красная пелена гнева заволокла сознание девушки, она стремительно вышла из ниши и остановилась перед тем, кого встретила сегодня ночью.

– Мы, русские, может быть, и варвары, но мы никогда не перемываем кости нашим гостям за их спиной, – четко произнесла она, глядя в ненавистное лицо.

На лице Гленорга сначала застыло изумленное выражение, потом он глянул на побледневшего графа Ярмута, и холодный пот выступил у него на спине. Эта девчонка даже не понимала, что она публично оскорбила хозяина дома, принимающего у себя в гостях трех монархов. Герцог быстро глянул по сторонам – похоже, если и были свидетели разговора, то их было немного, нужно было спасать ситуацию, переведя оскорбление, нанесенное этой глупой гордячкой, в свой адрес.

– Граф, вы простите меня, мне нужно срочно поговорить с княжной Черкасской, этот разговор не терпит отлагательства, – вежливо сказал он и, не дожидаясь ответа Ярмута, крепко схватил девушку за локоть и потащил в нишу.

Швырнув Долли в одно из кресел, герцог навис над ней. Он с бешенством подумал, что если сейчас со всей силы ударить наглую девчонку в лоб, то либо ее куриные мозги станут на место, либо она навсегда освободит общество от забот о себе, но взяв себя в руки, все-таки начал разговор:

– Чего вы добиваетесь, международного скандала? Или хотите, чтобы Ярмут вызвал вашего брата на дуэль, а это самое малое, что он может сейчас сделать – свидетелей ваших обвинений не много, но они есть. Так что завтра граф и ваш брат будут стреляться, визит императора Александра в Англию будет провален, а ваша семья отправится в изгнание. Это уже будет похлеще, чем гуляние полуголой с царскими украшениями на шее в чужом саду!

– Вы сами виноваты, зачем говорили про Катю, – прошептала Долли, которая чувствовала себя так, как будто через несколько мгновений умрет.

– Здесь вы правы, – спокойно согласился герцог, – придется и мне за это расхлебывать ту кашу, что вы заварили. У нас есть единственный выход, чтобы спасти положение: представить всё это как ссору влюбленных. Сейчас мы оба подойдем к вашему брату, и я попрошу у него вашей руки – я думаю, что принц-регент попросит императора Александра отдать замуж за англичанина его подданную. И на этом скандал будет исчерпан. Я не буду предъявлять на вас супружеских прав, а через год мы разведемся на том основании, что у нас нет детей, я верну вам ваше приданое, и мы забудем друг о друге. Другого выхода спасти положение я не вижу.

Долли сидела совершенно раздавленная. Она, не сдержав свой поганый язык, погубила их всех… Девушка хорошо помнила опалу, в которую уже один раз попадал Алекс: больше четырех лет просидел он в своих поместьях, в свете его никто не принимал, и исправить ситуацию брат смог, только женившись по приказу императора на наследнице рода Бельских. И теперь несчастье с семьей повторится снова, только теперь пострадают и ее сестры.

– Лучше бы он меня тогда убил, – тихо сказала она по-русски, вспомнив Островского.

– Ну, что решили? – требовательно прозвучал холодный голос над ее ухом.

– Да, я согласна, – подтвердила Долли и подняла на герцога огромные зеленые глаза, в которых явственно метался ужас, – только на один год.

– Договорились, – жестко сказал Гленорг, потом поднял девушку со стула, но она не стояла на ногах, а болталась в его руках как тряпичная кукла.

Не зная, как расшевелить ее и вернуть краски на смертельно бледное лицо, Чарльз ничего не смог придумать, кроме поцелуя.

– Благодарю за оказанную мне честь, княжна, – вежливо проговорил герцог и, наклонившись, прижался к нежным, чуть припухшим губам.

Девушка не сопротивлялась и не отвечала, но она робко приоткрыла губы, и этот доверчивый жест вдруг разжег в герцоге такую страсть, что он, не владея собой, прижал податливое тело к себе, жадно ощущая упругую полноту груди, тонкую девичью талию и красивый изгиб спины. Поцелуй всё длился, захватывая его душу в плен, а когда губы девушки дрогнули, и она ответила ему, Чарльзу показалось, что их души соприкоснулись.

Герцог тихо отстранил девушку и внимательно всмотрелся в ее лицо. Она смотрела на него широко открытыми изумленными глазами, но краски вернулись на ее щеки, а нежный рот стал ярким.

– Всё, идем, – скомандовал он, – вы можете молчать, только кивните, когда вас спросят, согласны ли вы стать одиннадцатой герцогиней Гленорг.

Взяв девушку за руку, он вывел ее из-за занавесей и направился в зал. По тому числу праздно прогуливающихся гостей, собравшихся вокруг ниши, где они разговаривали, было ясно, что скандал набирает обороты. Теперь он уже не имел права не жениться на княжне, ведь он оставался с ней наедине, чему имелось множество свидетелей, но девушка, похоже, не понимала даже этого.

Им навстречу уже спешил брат его невесты, а его жена и графиня Ливен тревожно смотрели в лица приближающейся пары.

– Спасибо, что проводили мою сестру, – сухо процедил князь Алексей, протянув девушке руку.

– Прошу вас, ваша светлость, уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени, – твердо сказал герцог, не выпуская руки Долли.

– Слушаю вас, – нахмурился Черкасский, внимательно глядя на обоих.

– Я прошу у вас руки вашей прекрасной сестры, я – герцог Гленорг, ваш сосед по Аппер-Брук-стрит, справки о моей родословной, моих титулах и моем богатстве вы можете навести у принца-регента. Я восхищен княжной и готов отказаться от приданого, только чтобы получить ее руку, и уверяю вас, что со мной она никогда не будет ни в чем нуждаться.

– Долли, – побледневший брат повернулся к девушке и спросил, – ты хочешь выйти замуж за герцога Гленорга?

– Да, – княжна сама еле расслышала свой голос, и поэтому кивнула головой, подтверждая свой ответ.

Алексей обернулся и увидел, что вокруг них уже собралась толпа гостей, вышедших из-за дверей столовой, и что самое ужасное, к ним направлялись все три монарха. Взглянув в глаза англичанина, так внезапно свалившегося на его голову, он уловил в них поддержку и понимание.

– Примите предложение, прошу вас, – тихо, так, чтобы слышал только Черкасский, сказал герцог, – все вопросы мы решим потом, с глазу на глаз.

Толпа, собравшаяся вокруг них, расступилась, пропуская императора Александра, за ним подошел принц-регент, прусский король наблюдал за ситуацией издали.

– Алексей, – позвал император, вопросительно глядя на своего адъютанта.

– Ваше императорское величество, герцог Гленорг сделал предложение моей сестре.

– Самый стремительный дебют в свете на моей памяти, – хмыкнул император, – и что ты ответил?

– Прошу прощения, ваше императорское величество, – обратился Чарльз к Александру Павловичу, – я увидел княжну в день ее прибытия в Лондон и был сражен красотой и очарованием этой девушки. Я – сосед князя, наши дома на Аппер-Брук-стрит стоят рядом, и, глядя на соседку, гуляющую в саду, я понял, что покорен и что должен как можно скорее сделать предложение, пока другие молодые люди меня не опередили, а это было бы естественно при такой красоте княжны.

– Да, наши русские девушки – очень красивы, – согласился оттаявший Александр Павлович.

– Прошу у вас, кузен, руку вашей подданной для моего друга герцога Гленорга, – вступил в разговор принц-регент.

– Ответ должен дать брат девушки, я только могу присоединиться к вашей просьбе, – объяснил император и посмотрел на князя Алексея.

– Как опекун моей сестры, я принимаю предложение герцога Гленорга, – громко, чтобы слышали все гости, уже стоявшие сплошной стеной, окружая монархов, объявил светлейший князь Черкасский.

– Поздравляю! – радостно воскликнул император, к нему присоединился принц-регент.

Мужчины жали руки герцогу Гленоргу и князю Алексею, дамы целовали в щеку Долли, и только смертельно бледная Катя так и осталась сидеть у стены. Вытерпев еще четверть часа поздравлений, семья Черкасских в сопровождении новоиспеченного жениха уехала на Аппер-Брук-стрит. Перед отъездом герцог подошел к графу Ярмуту и поклонившись сказал:

– Граф, я приношу вам свои извинения за нервное высказывание моей невесты – она ожидала предложения руки и сердца, а я не мог найти нужные слова, чтобы выразить глубину моих чувств. Я надеюсь, что вы и ваши родители будете гостями на нашей свадьбе.

«Рыжая селедка» с видом глубочайшего удовлетворения выслушал самую наглую ложь, которую ему приходилось слышать в своей жизни, пожал герцогу руку, промямлил какую-то сентенцию об истинных чувствах и пообещал обязательно быть на свадьбе. Сам он еще в двадцать один год в пьяном угаре успел жениться на итальянской танцовщице по имени Мими. Он прижил с ней двоих детей и десять лет спустя разъехался с супругой, оставив ей дом в Париже. Мими, правда, не унывала. В свое время ее маменька была первой красавицей в итальянской труппе Лондона и имела самых богатых любовников, которых всё время обводила вокруг пальца. За право признания отцовства Мими ссорились между собой два эпатажных аристократа: четвертый герцог Куинсбери и Джордж Селвин. Оба «папаши» до конца своей жизни обожали молодую женщину, и оба оставили ей приличное наследство. Но сегодня благородный граф Ярмут понял возвышенные чувства друга и остался очень доволен тем, как завершилась убийственно скандальная ситуация в Хардфорд-Хауз.

А вот в экипаже Черкасских царило тяжелое молчание. Глядя на лицо Долли, Алексей и Катя боялись задавать какие-либо вопросы, а она просто не могла говорить. У ворот их догнал герцог Гленорг, который пообещал сразу после завтрака прибыть к князю Алексею для обсуждения брачного контракта. Он вежливо простился с дамами и направился к своему дворцу. Долли посмотрела ему вслед и даже не могла понять, что она чувствует. Но потом, вспомнив тот ужас, который сегодня пережила, она подумала, что герцог решительный и мужественный человек и он должен сдержать слово и отпустить ее через год, вернув ей ее приданое.

Около спальни Катя сделала робкую попытку поговорить с золовкой:

– Можно мне зайти и побыть с тобой?

– Давай поговорим завтра, сегодня я еще не готова, – страдальчески морщась, попросила Долли.

– Конечно, дорогая, как скажешь, – с жалостью глядя на бледное лицо княжны, согласилась Катя.

Простившись с братом и невесткой, Долли толкнула дверь в свою спальню. Подойдя к кровати, она, не раздеваясь, рухнула на покрывало. Пережитое испытание забрало все ее силы, и через несколько мгновений девушка заснула. Ночь дала ей утешение, и Долли снова приснился любимый сон, где она летит на Лисе и целый табун легконогих коней скачет за ними.

Утром Долли еще не открыла глаза, как почувствовала в комнате чье-то присутствие. Тонкие руки охватили ее ладонь и легонько сжали.

– Лиза, – не открывая глаз, прошептала Долли. Весь ужас вчерашнего происшествия снова лег ей на плечи, придавив непоправимостью несчастья, которое с ней произошло. Непроизвольно из глаз девушки потекли слезы.

– Тише, не нужно плакать, – ласковый голос сестры бальзамом пролился на измученную душу Долли, – ты сейчас испугана, но на самом деле ты будешь с ним счастлива. И еще – твой будущий муж окажет нашей семье неоценимое благодеяние, какое, я пока не знаю.

– О чем ты говоришь? – возразила Долли, садясь на постели, – ты ведь не знаешь правды, это – не настоящий брак, он только на год, потом герцог вернет мне приданое, и мы расстанемся. Просто я из-за своего несдержанного языка попала на вчерашнем балу в ужасно скандальную ситуацию, и герцог был вынужден сделать мне предложение.

– Может быть, и так, но это уже не имеет никакого значения. Мама и бабушка передали тебе свое благословение – это они сказали про услугу, которую окажет герцог. Еще они сказали, что ты будешь очень счастлива, да и я вижу вас идущими рядом: вы смеетесь, а вокруг прекрасный парк, и еще я вижу табун лошадей, похожих на твоего Лиса…

– Вот, теперь всё понятно: герцог окажет благодеяние нашей семье, когда через год отпустит меня, вернув приданое. Конечно, после этого я буду ему очень благодарна, и буду считать его лучшим другом. А потом я, наконец, стану разводить лошадей и буду очень счастлива.

– Не знаю, мне кажется, что они говорили про другое счастье, семейное, – засомневалась Лиза.

– Лиза, мы обо всем с ним вчера договорились: он не предъявляет на меня супружеских прав, и через год мы расстаемся по той причине, что у нас нет детей.

– Поступай как знаешь, дорогая, – согласилась Лиза, – я не буду за тебя волноваться – я теперь знаю, что у тебя всё будет хорошо.

В дверь, тихонько постучав, заглянула Катя.

– Можно мне с вами посидеть? – деликатно спросила она, боясь нарушить уединение сестер.

– Заходи, пожалуйста, – пригласила Долли.

Невестка села на стул около кровати княжны и задала вопрос:

– Долли, что это вчера было?

– А тебе не понравилась версия, рассказанная герцогом? – робко улыбаясь, спросила Долли.

– Может быть, она хороша для мужчин – недаром все августейшие особы были вчера в восторге, но для женщин она не выдерживает никакой критики.

– Придется нам тогда придумать женскую версию самим, потому что я не знаю, что сказать. Вчера мы с герцогом договорились, что этот брак мы заключаем на год и расстанемся в том случае, если у нас не будет детей, – Долли решилась сказать лишь полуправду, зная, как Катя предана мужу, и не желая заставлять ее иметь тайны от Алексея. Сказать брату правду она просто не могла.

– И ты, конечно, приложишь все усилия, чтобы в браке не было детей и герцог отпустил тебя на свободу вместе с твоим приданым? – догадалась Катя.

– Когда великая княгиня Екатерина Павловна и графиня Ливен озаботились поисками жениха для меня, я поняла, что они меня в покое не оставят, так уж лучше выйти замуж на своих условиях, договорившись с порядочным человеком, – начала на ходу импровизировать Долли, развивая мысль, подсказанную ей Катей.

– У тебя такой сильный характер, – восхитилась ее невестка, – в восемнадцать лет самой строить свою судьбу, заключая договор с мужчиной!.. Как же ты не боишься такого риска?

– Я всегда любила риск, наверное, это – мой недостаток, мы, русские деревенщины, – все такие.

– Ладно, деревенщина в лаптях, – засмеялась Катя, но потом серьезно сказала, – я, вообще-то, пришла позвать тебя к твоему брату – герцог только что ушел от него, Алекс хочет с тобой поговорить.

– Хорошо, я сейчас оденусь, – согласилась Долли.

Лиза позвала горничную Зою, совместными усилиями женщины быстро нарядили Долли в утреннее платье из кремового муслина и заплели ее волосы в толстую косу.

– Ну, с богом, – сказала Катя. – Если боишься, я могу пойти с тобой.

– Нет, не нужно, спасибо тебе за заботу, я справлюсь сама, – поблагодарила Долли и побежала на первый этаж в кабинет брата.

Князь встал навстречу сестре, и его вид не предвещал девушке ничего хорошего.

– Долли, объясни, почему герцог сделал предложение, как он утверждает, только увидев тебя из окна – может быть, было что-то еще, что как твой опекун я обязан знать?

– Нет, ничего не было, просто я решила, раз за меня взялись графиня Ливен и великая княгиня, они все время будут предлагать мне разных кавалеров и заставят меня принять какое-нибудь предложение. А я хочу жить самостоятельно, хочу разводить лошадей. Герцог даст мне свободу и вернет приданое через год, если в браке не будет детей.

– Да, действительно, это единственное условие, которое он поставил. Герцог объяснил тебе, почему ему так важно иметь детей?

– Нет, и я не спросила о причинах, меня это тоже устроило, – Долли радостно уцепилась за эту тему, чувствуя, что брат начинает ей верить.

– Его отец оставил сыну майорат из нескольких поместий и лондонского дома, а всё остальное имущество он передал в специально организованный фонд. Герцог вернет поместья и деньги из фонда только тогда, когда у него появится законный наследник мужского пола.

– А как же девочки? – непроизвольно вырвалось у изумленной Долли.

– Герцог заявил, что при том состоянии, что у него есть уже сейчас, он сможет обеспечить достойную жизнь и большое приданое двадцати дочерям, поэтому его волнует только то, чтобы его жена оказалась способной к деторождению, а там он надеется, с божьей помощью, получить и наследника.