Текст книги "Список мечт. Повести и рассказы"

– Что-то ты разболелась неожиданно, утром же всё нормально было? – Андрей раньше не видел жену в таком состоянии, и это его напрягало. Неспособный сочувствовать или сопереживать, он только и мог сказать:

– Ложись спать, может, к утру пройдёт.

Утром Аня действительно пришла в норму.

Ни температуры, ни озноба. Только горечь в сознании. Держаться за брак двумя руками? Поехать в Домашлино и поговорить с этой Любой? Устроить Андрею сцену из-за письма?

Все эти варианты Анна отмела с порога как чуждые её натуре. Расправив плечи, она пошла на работу, запрятав правду о муже далеко и глубоко – от себя самой…

20

На отчётный концерт Андрей не пошёл, сказав, что он там уснёт от скуки. После нескольких детских номеров пришла очередь танцующего педагога. Для родителей и гостей было важно видеть перспективы обучения детей в балетной школе, и кому как не выпускнице московского училища продемонстрировать их во всей красе?

Аня волновалась, ведь фактически это её первое выступление на настоящей сцене! Пусть в провинциальном театре, на детском концерте, но она танцует настоящую балетную партию, так, как её учили педагоги.

Большая сцена в театре давала ей простор и вдохновение. В паре с Зигфридом (в его роли был хореограф театра), в окружении своих учениц – девушек-лебедей, она исполняла партию Одетты и была не просто восхитительна, а полностью сливалась с образом заколдованной красавицы.

Погружённая в свои мысли о предательстве Андрея, она думала одновременно и о вероломстве хозяина Лебединого озера Ротбарте, наславшем злые чары на девушку. Что правда, что вымысел, где сцена, где жизнь – она уже не различала и танцевала, отдавая через движения тела свои душевные муки.

Музыка утихла, поклон зрителям под овации зала и букет красных роз от мужчины, взбежавшего по ступенькам на сцену. Никита? Кто его сюда пригласил? Ах да, его мама, Ольга Николаевна, тоже здесь, что удивительного?

И действительно, Никита, как и большинство детей творческих работников, с детства ходил на все мероприятия, в подготовке которых участвовала его мама. И в этот раз Ольга Николаевна хоть и не аккомпанировала в концерте, но сообщила за ужином своим домашним, что завтра отчётный концерт балетной школы.

– И твоя протеже, – сказала, обращаясь к Никите, – тоже будет там танцевать партию из «Лебединого озера». Хочешь посмотреть? Это совсем не те танцы, которые ты озвучивал для экрана. Высокое искусство! И Анечка, конечно, талантливая девочка, педагог прекрасный. А как воспитана! Сдержанна, культурна, манеры светские. Эх… Мне бы такую невестку… Рано она замуж вышла, да, Никита?

Никита молчал, не выдавая своих мыслей и чувств. На концерт пришёл на правах старого знакомого. Будет там муж, не будет – какая разница. Букет за танец, а не за что другое.

Ещё один поклон, уже с цветами, и Анна упорхнула за кулисы, а концерт продолжили её воспитанники.

– Цветы? Кто подарил? – Андрей удивился, увидев вечером дома в вазе на столе огромный букет.

– Это от родителей моих учеников. – Аня не собиралась говорить правду человеку, который сам далёк от искренности с нею. – Наверное, вскладчину, представляю, сколько стоит букет из пятнадцати роз.

– Всё? После отчетного концерта занятий не будет? Теперь у тебя наконец-то каникулы, – не то спросил, не то приказал Андрей.

– Ну, это у детей каникулы, а учителя – уходят в отпуск, но мне он не положен, надо хотя бы полгода отработать, а я с февраля только устроена. Можно попросить отгулы за дни репетиций, но ведь и уроков сейчас нет, после обеда можно уже домой.

Глава 4

21

В один из выходных дней, в середине лета, телережиссёр Светлана Сергеевна пригласила всех коллег с мужьями-жёнами на празднование своего сорокапятилетия, которое она решила отметить на арендованной яхте.

Аня тоже получила приглашение, но Андрей идти на торжество отказался: «Я в море уже наболтался, чего я там не видел? Если хочешь, иди одна, а я к маме съезжу, как раз картошку пора окучивать». С собой её он уже не звал.

Аня, до этого видевшая море только с берега, обрадовалась возможности побывать на островах, о которых столько слышала и от Андрея, и от девчонок на аэробике, и от учителей в школе.

На берегу у яхт-клуба всех гостей встречала именинница.

– Вот, молодец, что пришла. Где муж? Да и ладно, у нас своих мужиков хватает. Вадик с гитарой уже на яхте, сейчас ещё Никита с аккордеоном придёт – будет весело! У нас всегда весело, мы каждый год коллективом на острова ходим, так что присоединяйся к нашей компании и привыкай. Надеюсь, тебя не укачает с непривычки.

На борт большой белой лодки загрузилось человек двадцать. Операторы, журналисты, техники, инженеры – весь телевизионный состав, кто сам, кто со второй половиной. Пришёл и Никита,

с огромным футляром, улыбнулся Анюте: «Привет, красавица», и тоже поднялся на борт.

Сняв босоножки, Анюта устроилась на сиденье. Ей казалось, что яхта должна раскрыть паруса и, подгоняемая ветром, медленно отойти от причала. Но тут заурчал мотор, судно на малом ходу, без всяких парусов, вышло из марины яхт-клуба и, набрав скорость, помчалось по акватории залива.

Такого восторга девушка ещё не испытывала. Тёплый ветер запутывал её волосы, щекотал ими нос и губы, брызги от сопротивляющихся судну волн смочили её футболку и шорты, и красота, окружавшая яхту со всех сторон, ошеломила Анну.

Город отодвигался всё дальше, море становилось всё синее, через полчаса лодка нырнула в узкий пролив и вышла в тихую, без волн, бухту, со всех сторон закрытую сопками.

Аня уже знала, что все невысокие холмы, окружавшие Владивосток, местные жители называют именно этим словом – сопка. И не важно, сколько метров высотой эта возвышенность.

Пройдя вглубь бухты, яхта на тихой скорости подошла к берегу и встала к пирсу. Склонившись через борт, Аня посмотрела в воду. Море, ещё полчаса назад бывшее тёмно-синим, здесь оказалось не просто светло-голубым, а полностью прозрачным. Казалось, что гладко отполированные волной мелкие камни, ракушки и ещё какие-то красно-фиолетовые пятиугольники можно было достать рукой.

Компания выгрузилась на берег, затеяла шашлыки. Кто-то собрался купаться, кто-то – бродить по лесу.

– Ребята-девчата! – предупредила Светлана Сергеевна. – Обед в три часа, далеко не разбредайтесь. Рында будет всем сигналом.

Аня переоделась в купальник и, отойдя чуть поодаль, легла на прибрежный песок. Всё, что ей нужно было сейчас, – это лежать у кромки моря, слушать лёгкий шелест слабой волны, впитывать в себя ласковые лучи летнего солнца. И больше ничего, ничего ей не надо.

В этом состоянии девушка не думала ни о разбитом семейном счастье, ни о муже, ни о сопернице, ни о своём будущем – ни о чём. Лежать вот так на берегу, отгородившись от всех проблем, было для неё самым большим наслаждением.

Услышав звон судового колокола, Анюта пошла к импровизированному столу, накрытому на поляне метрах в десяти от берега.

Заздравные тосты, смешные истории, которым у журналистов не бывает конца.

«Какие всё-таки милые люди», – думала Аня, сидя на траве. Скоро год, как она работает в этом коллективе. И в школе тоже нормально, там дети, доверчивые, ласковые. И город, и море, и вообще всё здесь хорошо.

Прошлым летом она терзалась сомнениями, ехать ли ей на край света? Спасибо Нине, помогла решиться. А здесь совсем не край, если смотреть по карте, так наоборот, начало страны. И туда, дальше, за Урал…

Вот Иваново, например, глядя отсюда, это уже почти край страны. Что бы она там делала сейчас? Мама пишет, что по-прежнему трудно, конца не видно в этой нищете. Нина сообщила, что всё хорошо с Володей. И работает, как задумывала, танцам учит.

Аэробику и там, конечно, можно вести. Но вот партию Одетты на сцене исполнить – это вряд ли бы получилось. А здесь какая-то цепь приятных событий, все друг друга знают, помогают, советуют…

Вот только с Андреем неизвестно, как дальше будет… Ничего от неё не зависит, ничего. Может, осенью он уйдёт в рейс и забудет о Любе. А вдруг там новая появится, Надя какая-нибудь? Любовь, Надежда, потом Вера…

Девушка погрузилась в свои невесёлые мысли.

22

– Аннушка! – Так её звала только Светлана Сергеевна. – Пойдем, по бережку пройдёмся, морским воздухом подышим, надо утоптать до ужина всё съеденное.

Отойдя от компании на приличное расстояние, режиссёр скомандовала:

– Давай сядем, и ты мне расскажешь, что случилось? Что в семье?

Аня не готова была к такому штурму. За весь год она никому ничего не рассказывала об отношениях со своим мужем. Чтобы ни было – это их личное дело.

– Нормально всё. Андрей в деревне у мамы, а так мы вместе.

– Так вот это – и ненормально. Он у мамы, а ты здесь. Правильно будет, когда вы оба здесь, вместе, либо оба в деревне. За столом все веселятся, а на тебе лица нет. Поругались?

– Нет.

– Изменил?

Аня промолчала. Как можно признаться в том, что тебя предпочли кому-то?

– Он же у тебя морской?

– Да. Штурман, третий помощник капитана.

– Ещё и комсостав…

– Что это значит? – Аня не поняла значение слова.

– Это значит – командный состав. А ещё это означает, что за такими, как твой муж, кстати, как его зовут? – задала вопрос Светлана Сергеевна.

– Андрей.

– Так вот, за молодыми штурманами бабы на пароходах настоящую охоту устраивают. Специально идут в море буфетными, дневальными, поварами, чтобы найти себе мужика помоложе и с зарплатой повыше.

Как раз третий помощник – самое то. Только что после мореходки, не женат ещё, как правило, без алиментов, и зарплата нормальная, не как у матроса.

Ты можешь мне поверить, я сама до университета три года буфетчицей в моря ходила, мир хотела повидать. Мне повезло – я сразу за капитана замуж вышла. А куда ему было деваться? Восемь месяцев в бербоут-чартере между Азией и Европой. Жена старая, а я молодая. Она тут, а я – там, рядом с ним на пароходе.

Правда, судьба мне отомстила. Когда я уже заканчивала учебу на журфаке, ему в Греции плохо стало, сердце на жаре не выдержало, не откачали. Возраст уже, он на двадцать лет старше меня был, и нервная работа, ответственность за экипаж.

В тридцать лет я снова вышла замуж, за сухопутного. И, как видишь, мой Петрович и сегодня со мной. Детей бог не дал, ни с тем, ни с этим. Ну, не всем дано, что ж поделаешь. А нам с ним и вдвоём прекрасно.

Так вот что я тебе скажу, моя дорогая Аннушка, – режиссёр взяла паузу, думая, как сказать, чтобы не оттолкнуть девушку непрошеным советом, но помочь по возможности. – Если моряк после рейса пришёл к тебе домой, значит, на пароходе он всё забыл и оставил там. А если с парохода – в другой дом, к морской любовнице, тогда и так всё становится ясно.

– А если в другой дом спустя неделю после рейса, а потом ещё раз, спустя месяц? – Аня не выдержала, потому что предложенный режиссёром сценарий не соответствовал её персональному варианту.

– А это уже бардак. Форменное безобразие. Кобелино твой муж, вот как его фамилия тогда звучит по-итальянски, – Светлана Сергеевна была по-режиссёрски бескомпромиссна. – Но всё равно, деточка, ещё рано семье похороны устраивать. Побесится – и вернётся, может быть. Хоть и противно это, согласна с тобой. Ты-то что думаешь? Прощать?

– А что мне остаётся? Молчать. Как он решит, так и будет. Сама я семью своими руками рушить не буду.

– Он тебе сам сказал об измене?

– Нет. Но я не могу вам сказать, откуда я узнала, не спрашивайте. Это стопроцентно верная информация. И то, что его сейчас тут нет, – ещё одно тому подтверждение.

Светлана Сергеевна обняла девушку:

– Аннушка. Жизнь длинная. Сейчас тебе кажется, что мир рушится у тебя под ногами и завтра может не быть ничего. Послушай меня, старую мудрую обезьяну: отпусти, кого любишь. Вернётся – твой. Не вернётся – твоим никогда и не был. Всё, пойдём, дорогуша, надо мужиков отправить за гадами на ужин.

– За гадами? За змеями, в лес, что ли?

– Нет! – засмеялась старшая из собеседниц. – За гадами со дна морского. Гребешки, мидии, трепанг, если попадётся, на жарёху для ужина что-нибудь из морепродуктов, да соберут. Мы четыре сковородки взяли, чтобы на всех приготовить. С луком и морковкой будем жарить, соус соевый добавим для вкуса.

– А мне можно с ними? На чём они в море пойдут?

– На лодке резиновой, уже надули, наверно. Пойдём, спросим Петровича. Он обычно Никиту Никольского с собой берет, у него дыхалка хорошая, надолго под воду заныривать может. Музыкант, поёт хорошо тоже поэтому, наверно. Вот, кстати! Вот! Не пропусти! Никита – прекрасный юноша, пять лет у нас работает, культурный, из интеллигентной семьи, не пьёт, не курит. Ну не капитан, не всем рулём водить, но он хороший парень, надёжный. Ни разу не подвёл по работе, и на праздниках, на отдыхе тоже всегда молодец. Ты же с ним музыку подбираешь к занятиям?

– Да, он записывает мне кассеты, – только это могла сказать Аня в ответ. Ни о новогоднем танце, который Светлана Сергеевна не видела, так как ушла с мужем почти сразу после курантов, ни о встрече в подворотне, ни о букете на сцене она сказать не могла. Тайна!

– Вот и присмотрись к нему повнимательнее. Муж мужем, а запасной аэродром всегда нужен. Тем более муж твой, мне кажется, объелся не груш, а белены – такую девочку, как ты, на ложкомойку променять.

Большая чёрная резиновая лодка с вёслами не показалась Анне надёжным плавсредством.

– Да не боись! – Евгений Петрович, муж Светланы Сергеевны, усатый импозантный мужчина в майке-тельняшке без рукавов, протянул Ане руку, чтобы она забралась в лодку.

– Нас тут двое морских асов, спасём тебя, если что, да, Никита?

Молодой человек стоял с ластами и маской наготове, в руках держал странную то ли сумку, то ли сачок из железной сетки с мелкими ячейками.

Лодка отошла недалеко от берега, и Никита нырнул за дарами океана. Через минуту-другую он вынырнул, вытащив за собой из моря железную сетку, набитую белыми и чёрными ракушками, колючими шариками, странными скользкими фигурами с шипами, размером с огурец. Сняв маску и ласты, начал перебирать содержимое, раскладывать по пакетам.

– А это что? – спросила Аня, показывая на чёрно-зелёные колючие шарики.

– Это морские ёжики. На, возьми, не бойся, они не кусаются. – Никита положил в раскрытую ладонь Ани морского ежа.

Она стала рассматривать его иголки, осторожно перекатывая с руки на руку.

– А где у него рот, чем он ест вообще?

– Ты переверни его на ту сторону, где он более плоский, там дырочка есть. – Никита взял у Ани ёжика и пощекотал его между иголок. Открылось небольшое отверстие. – Видишь? Это животное ползает с помощью своих иголок по дну моря и собирает с камней планктон, водоросли, – всё, что попадётся на пути. Поэтому ему удобно, чтобы рот был внизу. Ты только не наколись об него, долго заживать будет. А если воткнётся в руку или ногу, то без хирурга не обойтись. Мы потом на берегу из него икру достанем, для общего стола.

– А в ракушках что? – спросила девушка, положив ежа к своим собратьям в пакет.

– В белых – гребешки, мы их пятаками называем, их можно с соусом сырыми есть. А в серых – мидии, устрицы такие, дальневосточные, их мы почистим и пожарим. А вот это, – Никита взял в руки чёрно-серое морское животное с мягкими шипами, – это хозяин здешних мест – трепанг.

– Страшный какой, его тоже едят? – Аня с ужасом смотрела на склизкую массу, шевелящуюся у Никиты в руках.

– Ещё как едят, – вступил в разговор Евгений Петрович. – Видишь, какие мы крепкие, приморские мужики!

Тут он согнул руки в локтях, показывая накачанные плечи. И все трое засмеялись. Лодку отвели вёслами в другое место, неподалёку, и Никита сказал:

– Ладно, я снова пошёл на дно.

В этот раз были разные ракушки и снова трепанги. Почему-то именно они поразили девушку больше всего. Надо же, такие страшные, а съедобные, оказывается, ещё и полезные.

В ресторан Аню муж не водил, ни в простой, ни в рыбный. Те шашлыки на Садгороде так и остались их единственным совместным выходом «в люди». Перед отъездом Андрея в деревню она спросила, будут ли они праздновать годовщину их свадьбы, ведь через две недели настанет эта дата.

– Надо же, ты даже число помнишь, а я уже забыл, – Андрей удивился вопросу жены. – Да нет, наверное. Мои друзья почти все в море сейчас, некого звать. Да и вообще, что деньги тратить? Живём, да и живём.

Перед очередным погружением Аня спросила Никиту:

– А звёзды там есть на дне?

– Звёзд там, красавица, больше чем на небе! Жди, сейчас достану.

И вместе с уловом в сетке оказались звёзды разных расцветок и форм. Фиолетово-красные пятиугольники, которые она увидела с борта яхты у берега, как раз оказались одними из звёзд. Пока Никита снова нырял, Аня рассматривала их шевелящиеся ножки-присоски на лучах. Положив звезду на ладонь, девушка с удивлением рассматривала, как лучи тут же облепляли форму руки.

– Евгений Петрович! – Аня обратилась к рулевому, контролирующему лодку над местом погружения. – Вот, я нашла – у них тоже рот на брюшке, как у ёжиков. А звёзд тоже можно есть?

– Нет, как-то не встречал в меню ни разу, – улыбнулся в усы мужчина. – Вот медуз едят, кальмаров, осьминогов. Песчанка ещё есть, вкусная ракушка, но здесь не водится, ей похолодней вода нужна. А звёзды, видимо, для украшения морского дна. Как для нас звёзды ночное небо украшают. Да, кстати, пора сворачивать нашу охоту, скоро стемнеет.

Лодку направили к берегу, где целая команда поваров-добровольцев уже собралась чистить и мыть только что выловленные живые морепродукты.

Когда стемнело, компания перебралась на яхту. На камбузе шкворчали четыре сковородки, управляемые Светланой и двумя помощницами. А на палубе собрались все остальные, незанятые. И Аня, как неопытный в морских делах повар, тоже. Анекдоты по кругу, песни под гитару… Кто-то сказал: неси, Никита, свой баян.

Парень нырнул вниз по трапу, в каюту, и поднялся вместе с футляром. Разобрав басы и голоса, протестировав гамму, Никита начал играть.

Сначала популярные мелодии – «Чистые пруды», «Тёмная ночь», а потом заиграл вальс «Под небом Парижа».

Аня, как заворожённая, безотрывно смотрела на ночное небо над морем. Эти две природные константы сливались воедино, без линии горизонта, без различия в цвете, и звёзды неба отражались на чёрной ровной глади моря без искажения.

Исчезли берега, растворился лес на склонах сопок, не видно уже ничего, кроме моря и неба. Какая-то феерия, неземное видение, сопровождаемое волшебным переливом клавиш аккордеона, бережно перебираемых Никитой.

Аня в эту минуту точно знала только одно: она никогда в жизни не забудет этот вечер, эту бухту, это небо. И этого парня с аккордеоном, уже в который раз испытывающего её душу музыкой – трепетной, нежной, незабываемой.

23

В начале сентября Андрей снова поехал к маме, копать всё ту же пресловутую картошку – железобетонный аргумент в пользу деревни. Аня не расспрашивала его ни о чём. И даже если бы ей попалось на глаза новое письмо от Бобровой из Домашлино – она бы не стала его читать: незачем, и так всё ясно в датском королевстве.

И он молчал, предполагая, что деревенские новости от мамы ей неинтересны. А про новости из соседней деревни и вовсе нельзя было сказать. Так и жил, а что? Как многие живут. Говорят, у бывалых моряков вообще в каждом порту по зазнобе. А тут всего одна. Может, их снова на пароход вместе определят, надо только Любе сказать, куда ему направление выпишут, чтобы и она туда же попросилась.

В конце этого же месяца пароходство направило его на курсы по выживанию в экстремальных условиях, потом начались зачёты на тренажёрах. Потом сертификаты, допуски – одним словом, моряк готовил документы для очередного рейса. Отпуск кончался через месяц, и нужно было ещё пройти медицинскую комиссию.

Тут-то и случился подвох, которого никто не ожидал. Терапевт сказала, что анализы не очень хорошие. Направила к другому врачу, та заставила пройти ещё какие-то обследования. И диагноз, мудрёный, что-то по почкам, а вернее, заключение медкомиссии: в плавсостав не годен.

Дома Андрей бушевал. Кричал, что он здоров, что это чьи-то козни, не может быть, чтобы у него что-то было не в порядке. Подумаешь, простыл на северах! Грозился пойти в кадры, надавить на кого нужно, может, и к самому начальнику пароходства надо идти.

Аня, притихшая, сидела в углу кухни и не знала, что сказать мужу. Утешать – бесполезно. Он же учился на моряка, это его профессия, чем он ещё может заняться на берегу? Снова учиться? Или идти в рабочие, на завод – так они позакрывались все, мама так про Иваново говорила, а здесь и вовсе, наверное, никаких заводов нет. Полгорода жителей с морем связаны, остальные ждут на берегу.

Муж сходил за пивом в киоск на «Торговку», сел за стол напротив жены, налил в два стакана:

– Будешь?

– Нет. Мне завтра к детям, запах будет.

– К детям?! К каким к чёрту детям! – Андрей снова вспыхнул, как будто и не было паузы для похода за пивом. – Да ты бесплодная, правильно мама говорила, в твоём тощем теле ничего завестись и не может! Поэтому и идёшь к чужим, потому что своих иметь не можешь. Балерина чёртова!

Андрей грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули бутылки с пивом и звякнули о соседние стаканы.

Ане поплохело. В голове зазвенели колокольчики, перед глазами поплыло розовое пятно от абажура. Держась руками за стол, потом за стены, тихо перебралась в спальню и легла, закрывшись с макушкой одеялом.

Не плакала. Её не знобило, не было жара. Ничего уже не было.

Хотелось заснуть здесь, а проснуться в тридевятом царстве, в тридесятом государстве… Аня начала про себя рассказывать сказку, про Машеньку и Медведя: сяду-сяду на пенёк, съем-съем пирожок… Не садись на пенёк, не ешь пирожок… Видения переплелись в её сознании: и Машенька уже не в лесу, а качается в лодке на море. Медведь по берегу ходит, добрый, зовёт Машу к себе. Сам доплыть не может, а у неё нет сил грести эту лодку вёслами к берегу…

Утром Аня тихо собралась и ушла на работу. Андрей спал на верхнем ярусе полатей.

Вечером Аню на столе ждала записка.

«Из-за тебя у меня всё пошло прахом в жизни. Как только на тебе женился, сразу начались несчастья. Я не хочу тратить свою жизнь на тебя. Подавай на развод, где ЗАГС, сама знаешь. Без детей нас быстро разведут.

Позвони Сашке Веркину, договорись насчёт квартиры, если он тебе её оставит. И скажи ему дату развода. Я ему из деревни перезвоню, узнаю и приеду на один день в город. Переночевать найду где, к тебе не вернусь. Всё, пока».

Всё, пока… Не прошло и полутора лет… Всё, пока…

Холодные осенние месяцы Анна провела как в анабиозе. Тело её ходило на работу, показывало детям новые упражнения. На репетициях аэробики руки-ноги выполняли все задуманные элементы. Привычка топила печь по вечерам (доктор Веркин сказал: живи, сколько сочтёшь нужным). Желудок принимал пищу, не особо задумываясь, что там, в тарелке. Всё шло как на автопилоте.

И только душа, измученная душа девушки, застыла и почти не дышала.

Не жила, не думала, не чувствовала.

Не ждала, не верила, не надеялась.

24

Перед новогодними праздниками в телевизионной столовке Никита стал свидетелем разговора между Светланой Сергеевной и диктором

Семёном Васильевичем, сидящими за обедом рядом с ним.

– Кто же в паре с тобой будет, Васильич? – услышал Никита часть разговора.

– Да, с Анютой в прошлом году удачно было, Снегурочка из неё шикарная была. Если из своих не найдём, надо из праздничного агентства брать.

– Кто же знал, что муж её таким негодяем окажется. Довёл девку до нервного истощения и сбежал. Накажет его жизнь за дела такие.

Никита еле дождался окончания рабочего дня. Его решимость мог остановить только ядерный взрыв или цунами. Но ни того, ни другого, к счастью, не намечалось, а он прокручивал в голове десяток возможных вариантов развития дальнейших событий.

Они не виделись несколько месяцев, после той поездки на яхте. За фонограммами она больше не приходила, так как сама уже выбирала мелодии из множества кассет, которые он ей записывал в течение предыдущего года.

Вернее, это она его не видела, а он продолжал озвучивать плёнки и видел её на экране монитора не далее, как месяц назад. Ничего особенного, вернее, чего-то необычного, другого, настораживающего он в ней не заметил. Такая же худенькая, беленькая, голубые глаза на пол-лица, милая улыбка…

Он знал её в движении, чувствовал ритм девичьего тела и уже воспринимал Аню как близкого человека.

Подобно Пигмалиону, он любовался образом прекрасной девушки на мониторе, помогал наполнить танец музыкальным содержанием. Но как приблизить к себе этот образ, как оживить эту Галатею для себя в реальной жизни, как добиться её расположения – он не знал.

Что с ней сделал этот злыдень? Что значит «нервное истощение», о котором сказала Светлана Сергеевна? Спросить у неё во время обеда, при посторонних, он не решился – мало ли какие подробности могут открыться.

Но Никита готов был хоть сейчас свернуть шею обидчику Ани, отдубасить по-мужски, если хоть волос слетит с головы его возлюбленной. А то, что он влюблён, он признался себе уже давно. Только выбор был за Аней, а она сказала, что совместные танцы кончились.

Вот и знакомая подворотня. Чуть меньше года назад он гарцевал здесь на февральском морозе, ожидая Аню с известием о работе в балетной школе.

Нырнув в арку, он сразу бросил взгляд на её окна. Ранние сумерки декабря высветили два окна слева от входной двери в подъезд. Кто-то дома. Это уже хорошо. «Если Аня одна – я её спасу, помогу ей во всём, чтобы она ни попросила и ни захотела. Если дома этот хмырь, по совместительству её муж, – то тоже хорошо. Я выясню, что значит „довёл до нервного истощения“, у него самого».

Он уже забыл, что Светлана говорила о том, что муж куда-то сбежал.

Никита не волновался, он был полон решимости выяснить здесь и сейчас. Всё и сразу. И тут же сомнение: «Но надо сначала на Аню посмотреть – вдруг она его защищать начнёт, как прежде защищала свой брак? Да без разницы! Я все равно ему влеплю разок хотя бы за то, что в коллективе знают о его проделках, обсуждают девушку, хоть и сочувствуя ей».

Знакомая дверь в квартиру. Постучался. Услышал Анин голос из-за двери:

– Входите, не заперто.

Никита вошёл в прихожую, сунул шапку в карман, на ходу снял куртку, бросил её на ящик с инструментом и пошёл в комнату.

Аня сидела за столом у стены, лицом к окну. Перед ней стояла чашка с горячим чаем, от которой поднимался лёгкий пар. Она видела Никиту, идущего через арку к подъезду. Но не сделала ни шага, ни движения головой в его сторону.

– Аня, ты в порядке? – Никита испугался её отрешённого вида и отсутствию каких-либо эмоций.

– Садись. Я в порядке. Наливай себе чай.

Уже хотя бы говорит. Никита сел, привыкая к ситуации. По тому обстоятельству, что никто не вышел из спальни, и девушка пригласила его к чаю, он понял, что в ближайшие несколько минут бить соперника ему не придётся. Аня жива, сидит рядом, пьёт чай. Вот и хорошо, вот уже всё почти совсем хорошо. Сейчас надо выяснить, что случилось, нет ничего непоправимого.

– Аня, он бил тебя?

– Кто? – Девушка повернулась лицом к Никите, но смотрела сквозь него, куда-то в проём между кухней и прихожей.

– Муж твой, кто ж ещё. Я услышал на работе, что ты не будешь на новогоднем празднике, потому что… Потому что… – Никита замялся, потому что не знал, как правильно выразить состояние, которое описала за обедом Светлана. Потому что он думал, что нервное истощение – это совсем исхудавший человек, лежащий в кровати бездвижно. А Аня производит впечатление нормальной девушки, только заторможенная какая-то.

– У меня больше нет мужа. Мы развелись. – И добавила так же безучастно: – Нет, он меня не бил.

Вопль ликования пронёсся в теле Никиты от макушки до пяток, из сердца вниз куда-то и снова – обратно. «Господи, она свободна, наконец-то!» Он бы сплясал гопака прямо сейчас, и с притопом, и с прихлопом. Но, во-первых, тут не развернёшься, а во-вторых, плясать народные танцы он не умел.

Правильное воспитание подсказывало ему, что эта новость – для него радость неизбывная. А девушке может быть очень, очень плохо, и нужно быть предельно деликатным, чтобы не усугубить её замороженное состояние.

– А я тут пару уроков каратэ у друга взял, чтоб отомстить ему за тебя, если б тронул.

– Не надо.

– Он в городе? Приходит? Тебе нужна защита?

– Нет. Он живёт в деревне. У мамы, наверное. Защита мне не нужна. Я даже дом не запираю изнутри. Мне всё равно.

Аня говорила механически, как робот, односложно отвечая на поставленные вопросы. Никаких эмоций на лице. Печаль, радость, обида – ничего. Только небольшая синева под глазами. То ли от слёз, то ли от недосыпа.

– Вот это не очень хорошо. Шпана всякая бродит по ночам, могут и без стука войти. Придётся мне освоить вторую профессию – сторожа. Буду приходить сюда по вечерам и сидеть в прихожей.

– Не надо.

– Хорошо, сидеть не буду. Просто буду приходить каждый вечер проверять дверь и, если не заперто – попрошу тебя закрыться и пойду домой. Такой вариант годится?

Аня промолчала.

Никита оценил это как согласие и про себя отметил поворот к улучшению ситуации. По крайней мере, он будет видеть её каждый вечер, может, и к чаю пригласит, всё не одиноко ей будет. А со временем, наверное, пройдёт хандра эта.

Он чувствовал, что её нельзя оставлять надолго одну. За этой отрешённостью и молчанием, так нехарактерными для девушки, которую до этого он всегда видел весёлой и жизнерадостной, таился какой-то тоскливый сюжет. Неужели она так сильно любила его? А может, и сейчас продолжает любить?

И что? Встать и уйти? А если не любила, то чего ей так убиваться? Не зная причину их развода, предполагать можно одно, а на самом деле может быть совсем другое.

Анна, видя расположение парня к себе, решила не скрывать от него важное обстоятельство. Лучше сразу предупредить, чтобы потом не было обидных слов и расставаний:

– Он ушёл от меня, потому что я не смогла забеременеть.

Ну, вот и причина развода. А говорили «довёл до нервного истощения». Хотя, может, этим и довёл. Никита отнёсся к этому сообщению совершенно спокойно и лишь спросил:

– Это врачи так сказали? Кому-то из вас диагноз поставили?

– Нет, мы не ходили к врачам. Но детей же не появилось за эти полтора года.

– А почему ты решила, что причина в тебе? Это во-первых. А во-вторых, судя по тому, сколько времени ты провела одна в этой каморке, то детям особого шанса и не выпадало. Ну а в-третьих, если мужчина ценит женщину только за рождённых ему детей, то это неправильно. Между мужем и женой должно быть чувство к другу, любовь, уважение, доброта, согласие, а дети, если появятся в браке, – приятное дополнение к этому. Я так считаю.

Аня впервые перевела глаза на собеседника. Мысль о том, что причиной отсутствия детей мог быть Андрей, ей в голову до этого не приходила. Как-то принято считать, если в семье нет детей, значит, не может родить женщина. А ему ведь ещё диагноз какой-то по почкам поставили, что тоже, наверное, могло повлиять.