Текст книги "Femme fatale выходит замуж"

Они вернулись за свой столик. Руслан заказал еще коктейлей.

– Поехали ко мне потом?

Она посмотрела на него без всякого выражения. И сказала:

– Да, хорошо.

– Жанна… – Он снова принялся целовать ее. Он плавился от нежности.

– Погоди, у меня голова что-то разболелась…

– Сейчас схожу за таблеткой, – вскочил Руслан.

Он принес ей аспирин и стакан минералки.

Жанна выпила, потом потянулась за своим «блю кюрасао». Она была бледнее обычного. Потом как будто задумалась.

– Я сейчас… – Она прижала ладонь к губам и торопливо вышла из зала.

«Вот они, эти цветные ликеры! – печально подумал Руслан. – Ничего хорошего в них нет».

Туалет был весь из зеркал – и пол, и потолок, и стены кабинки.

«Кюрасао» вместе с аспирином не удержались в желудке у Жанны. Опираясь локтями о стальную раковину, она умылась, вытерла лицо бумажным полотенцем.

Потом достала из кармана сотовый и набрала номер Ремизова.

– Алло! – На заднем фоне шумели машины, раздавался какой-то гул. – Жанна? Я уже почти приехал… Минут через десять буду.

– Вася, погоди!

– Да?

– Вася, не надо ко мне заезжать. Вася, я сейчас в другом месте.

– А где? – заинтересованно спросил он. Жанна посмотрела в зеркало на свое белое лицо, больше напоминающее маску в ярком электрическом свете.

– Это неважно… Вася, миленький! Я… в общем, я передумала.

Он помолчал, а потом спросил тихо (Жанна едва различила его голос сквозь городские шумы):

– Что ты передумала?

– Вася, ты сам потом будешь об этом жалеть… Ну какая из меня жена, а? Я же не человек, а сплошное недоразумение!

– Жанна! – с яростью произнес он. – Ты где? Жанна, я хочу видеть тебя!

– Вася, нет. Это все.

Она нажала на кнопку отбоя, но телефон тут же зазвонил снова. Высветился номер Ремизова. Жанна тогда отключила телефон насовсем.

Она вышла из клуба на улицу, и осенний ночной воздух ударил ей в лицо. Горела яркими огнями вывеска над клубом, но дальше был небольшой сквер, где ветер трепал темные кусты и в шорохе сухих листьев слышалось – Жанна.

Жанна, Жанна…

Словно чьи-то голоса твердили ее имя, а гнущиеся ветви напоминали чьи-то заломленные в тоске руки. Черные тени бродили неподалеку, ожидая ее. Ах, Жанна!..

Жанна села в машину, нажала на педаль газа. Куда она ехала, она сама не знала. Куда глаза глядят. Ей было холодно, ее бил озноб. Она включила печку, но это не помогло. «Зачем морочила голову Русику? Нет, я была готова отправиться к нему, готова на все. А сейчас что? – спросила она себя. – Что изменилось?»

Ничего не изменилось. Эта тоска и страх были в ней давно, только она старательно их не замечала. Жила, как будто все было в порядке. Даже замуж собралась, почти поверила, что сможет стать счастливой… Она, проклятая.

Жанна медленно ехала по улицам. Час был достаточно поздний, вечерние пробки давно закончились, и на дорогах царило относительное спокойствие.

Через некоторое время она поняла, что находится в районе Крымского вала – впереди висела гирлянда Крымского моста, переливающаяся огнями подсветки.

Жанна оставила машину возле Дома художника и поднялась на мост. Здесь ветер был еще сильнее, легкий кожаный жакет не спасал от холода.

Она шла вдоль чугунных перил, глядя вниз, на черную воду.

Кажется, это уже было. Так же плескалась внизу темная вода. Не здесь, на другом мосту – но какая разница?..

Незримой тенью шел следом Марат. «Ну что, ты рад? – мысленно обратилась она к нему. – Видишь, все получается по-твоему…»

«А ты думала убежать от меня?» – усмехнулся он в ответ.

«По крайней мере надеялась!»

«Нет, от меня не убежишь… Я любил тебя много лет, очень много. У меня явное преимущество перед другими!»

Жанна дошла до середины моста и встала у перил. Назад она не смотрела, она думала сейчас о Ремизове. Если она и любила кого-то – искренне, горячо, преданно, – то это его. Ксения Викторовна не права – если кто и должен с ней быть, так это только он. Только с ним могла она жить долго и счастливо, только от него хотела родить детей, только его хотела видеть своим соседом в день Страшного суда.

Любовь к нему была тем источником, из которого можно было пить вечно, ибо не было ничего более светлого, легкого и простого, чем чувство к нему. Вася Ремизов был подарком судьбы, искренним и бескорыстным – именно тогда, когда она уже перестала ждать от жизни чего-то.

Но она не могла принять этот подарок. Не могла – и все тут!

Жанна смотрела на черную воду и напряженно думала о том, насколько она холодна. «Если сразу вдохнуть ее, то она наполнит легкие и выбраться будет невозможно. Вряд ли кто станет меня спасать… Слишком поздно и слишком темно. Слишком холодно».

Она закрыла глаза на мгновение – вновь напомнил о себе желудок, его скрутила легкая судорога. «Дурацкое пойло… И с какой радости я заказала эту гадость?! Впрочем, через минуту уже не будет иметь значение, что я пила… пила до того».

Свинцово-черное небо с блеклыми островками подсветки плыло над ее головой, и почему-то даже сам вид ночного неба вызывал неприятную тошноту. Тошноту вызывали и Москва-река, и пыльные, ледяные перила, к которым сейчас прижималась Жанна. Воспоминания о спагетти с томатами были особенно отвратительны, воспоминания о поцелуях Руслана Айхенбаума вызвали у нее легкий стон…

Жанна качалась на волнах отвращения, и единственным выходом был ее уход от всего этого.

«Начало октября. А должен был быть конец сентября. Конец сентября… Ну и что?» Против своей воли Жанна погрузилась в математические подсчеты. Но числа и календарные дни ускользали от нее, числа тоже вызывали тошноту и отвращение. Какая-то жалкая лишняя неделя не укладывалась в схему. Неделя, которой вполне можно было пренебречь!

Туристы-японцы остановились неподалеку, принялись самозабвенно фотографировать панораму Москвы с памятником Петру и Храмом. Жанна дождалась, пока туристы уйдут, но… но что-то уже неуловимо поменялось в этом мире.

Несмотря на свой возраст, Жанна до последнего мгновения была нелюбимой, нежеланной дочерью. А теперь, спустя всего лишь порыв ветра и смену облаков над головой, она сама ощутила себя уже той, кто мог дарить любовь. И защиту, и нежность, и еще много чего. До тех самых пор, пока дышат ее легкие.

Все то, что она видела в своих фантазиях, вдруг обрело зримую форму. Реальность. И «блю кюрасао» тут ни при чем.

– Мама дорогая… – прошептала она ледяными губами. – Что же это я делаю?..

И рысью она помчалась обратно вдоль чугунных перил к своей машине. Марат был больше не властен над ней.

Ремизов стоял у окна, сложив руки на груди. К Жанне он подчеркнуто не приближался.

– Что это было? – спросил он мрачно.

– Ничего, – угрюмо ответила Жанна. Она, тоже сложив руки на груди, сидела на диване и смотрела куда-то в угол. – Я не собираюсь перед тобой отчитываться.

– Ты передумала выходить замуж? Прекра-асно… А я не собираюсь тебя принуждать.

– Очень тебе благодарна, – сухо уронила она.

– Ты всегда делала то, что хотела. Тебе наплевать на других! Ты привыкла вытирать ноги о людей, – мстительно произнес он.

– А ты зануда! – вскинулась она.

– Я тебя просто спросил, где ты была, с кем пропадала половину ночи! Я тебя ревную!

– Ах, ты меня ревнуешь… – язвительно засмеялась она. – Так вот, у тебя нет ни малейшего повода для ревности. Я была с Русланом Айхенбаумом в одном клубе.

Ремизов заморгал своими светлыми ресницами.

– И ты утверждаешь, что у меня нет повода ревновать тебя? – возмутился он. – Сбежала от меня с каким-то мужиком…

– Потом я сбежала и от Руслана, – надменно произнесла Жанна. – Если тебя интересует продолжение истории, то далее я стояла на Крымском мосту и всерьез собиралась спрыгнуть вниз.

Ремизов вздрогнул.

– Зачем? – не сразу спросил он, уже совершенно другим голосом.

– Потому что я запуталась.

– Ты поняла, что не любишь меня, – наполовину утвердительно, наполовину вопросительно произнес он.

– Нет. Я люблю тебя. Только тебя и люблю… – угрюмо буркнула она. – Ты теперь сам, наверное, не хочешь на мне жениться.

Ремизов, хмурясь, сел с ней рядом.

– Хочу, – сказал он. – Если бы ты не передумала…

– Я не передумала.

Они помолчали.

– Правда, не ревнуй меня… – тихо попросила она.

Он обнял ее, положил ее голову к себе на плечо.

– Чего тебе не живется, скажи мне, а? Жанна! С моста она вздумала прыгать…

– Иногда бывает так хорошо, что хочется умереть. Когда счастье становится почти невыносимым… Знаешь?

– Знаю. – Он обнял ее еще сильнее. – Но я-то не собираюсь накладывать на себя руки!

– Прости меня, – сказала Жанна.

– И ты меня прости, – сказал Ремизов.

– Господи, а ты-то в чем виноват? – удивилась Жанна.

– В том, что не смог тебя сразу понять.

– Вася! – Она засмеялась и заплакала одновременно. Он осыпал поцелуями ее лицо. «Сказать ему или нет? Нет, не скажу, надо в этом окончательно удостовериться…»

– Я тебя так люблю, что у меня просто сердце разрывается! – печально и нежно сказал он.

– И у меня! У меня прямо все дрожит внутри, когда я тебя вижу или когда о тебе думаю…

«Интересно, а он обрадуется? Наверное, не сразу… Или сразу?» – размышляла Жанна.

– Тебе пора, – напомнила она.

– Что? – Он посмотрел на наручные часы. – А, да… Кстати, тебе тоже пора!

– Нет, я сегодня никуда не пойду. Позвоню Крылову и попрошу отгул.

– Он тебя уволит.

– Ну и пусть! – засмеялась Жанна.

Ремизов ушел.

Жанна достала три заветных банки с килькой в томате. Господи, как долго она мечтала об этом! Со вчерашнего вечера…

Она съела все три банки. Легко. Подумав, расправилась также с колбасой. Закусила апельсинами. Еще подумала и запихнула в микроволновку замороженную пиццу. «Если у меня все время будет такой аппетит, то я через девять… точнее – через восемь месяцев превращусь в дирижабль». Совершенно некстати она вспомнила о женщине, которая была такой толстой, что пришлось выламывать дверные косяки, иначе она не могла передвигаться по собственной квартире.

«А если я ошибаюсь? А если и нет ничего?» – с тоской подумала Жанна.

Она быстро спустилась вниз, в аптеку, купила специальный тест. Карина говорила, что тесты врут. Полина тоже утверждала, что тестам не особенно следует верить, хотя ей они не соврали.

…Тем не менее Жанна жутко нервничала, когда ждала положенную минуту – именно через это время тест обещал выдать результат. Две полоски.

Да. Скорее всего – да.

Жанна с жадностью съела уже остывшую пиццу. Она верила и не верила. Для того чтобы окончательно убедиться, надо было сходить к врачу и сделать ультразвуковой анализ. А вдруг он ничего не покажет?!

Жанна застонала от раздиравших ее сомнений.

«Нет, он есть. Он, мой ребенок. Мой и Васин. Мой ребенок спас меня вчера – и это такое чудо…»

Она собиралась разрыдаться, но вместо этого пицца коварно запросилась обратно. Пицца, колбаса, апельсины и вся килька в томатном соусе. Теперь Жанна не понимала, как она могла съесть целых три банки этой гадости. «Нет, если так будет продолжаться, то вряд ли придется выламывать косяки…» – решила Жанна, когда ее организм освободился от съеденного.

После она позвонила Крылову и говорила с ним таким измученным голосом, что тот клятвенно заверил ее, что «Минерва-плюс» вполне может пережить отсутствие Жанны сегодня.

К вечеру она так проголодалась, что снова начала думать о кильке с нежностью.

Она позвонила Ремизову.

– Вася, миленький, купи чего-нибудь съестного…

– Жанна, в доме полно еды! Я заглядывал в холодильник, и там…

– Там уже ничего нет! – сердито перебила она его.

Ремизов сделал удивленную паузу. Потом заявил:

– Может быть, сходим куда-нибудь? В какое-нибудь кафе…

Жанна живо представила, что с ней будет в этом кафе.

– Нет! – свирепо закричала она. – Только дома! Я же сказала – купи чего-нибудь!

– Ну ладно, – кротко согласился он. – Я понял, понял…

Руслан Айхенбаум в ноябре опять отправился в туристическую поездку. Но это было не совсем обычное путешествие – на этот раз Руслан преследовал вполне определенную цель. Тайную цель – рассказывать о ней каждому встречному-поперечному было нельзя.

Он прибыл в Марсель, поймал такси и показал водителю бумажку с надписью «Lйgion Etrangйre». Водитель кивнул и без лишних вопросов (видимо, ему не в первый раз приходилось выполнять подобную миссию) довез Руслана до одного из отделений Иностранного легиона.

Там Руслан предъявил сержанту, встретившему его, свой паспорт, на ломаном французском объяснил, что он из России и что хочет служить в легионе.

Сержант выслушал его без всякого энтузиазма – поступить на службу мечтало много людей, и русских среди них было большинство. Шутка ли – ежегодно этого права добивались до шестидесяти русских. Самых сильных, самых ловких, самых сообразительных… Многие ехали сюда за деньгами – за службу в легионе платили, другие – из авантюрных соображений.

Это было нечто вроде лотереи: возьмут – не возьмут. У Руслана было некоторое преимущество: великолепное здоровье, отсутствие криминального прошлого и семьи, и, кроме того, он показал неожиданно хорошие результаты на предварительном тестировании.

В отборочном лагере в Обани он пробежал восемь стандартных 400-метровых кругов на стадионе за четырнадцать минут, тест на ай-кью у него тоже оказался выше среднего. Знание языка немного подкачало, но это особой проблемой не было – Руслану дали в напарники француза, так называемого «бинома», общаясь с которым можно было улучшить французский.

Так Руслан стал легионером, подписав стандартный контракт на пять лет. У него стали другое имя, фамилия, другие день, месяц и год рождения, другая национальность и совершенно незнакомые люди в качестве родителей.

Теперь его на Родине ждала уголовная ответственность – за участие в войне на чужой территории статья 359 УК РФ предусматривала до семи и даже до пятнадцати лет лишения свободы – правда, лишь в том случае, если участие будет доказано.

Первые полгода жизни в легионе были невероятным мучением – физическим, нравственным и моральным. Руслан выполнял любую, даже самую грязную работу: от уборки туалетов до обязанностей грузчика. Начальство не скупилось на побои и пинки – это было тоже своего рода испытанием характера. Жесточайшая муштра.

Были постоянные походы и учения. Руслану приходилось ночевать на открытом воздухе, самому себе стирать белье, самому готовить, самому ставить палатку – легион белоручек не терпел.

Два года он служил во Французской Гвиане. Это было самое ужасное место на земле, поскольку там был отвратительный климат – недаром туда ссылали издавна самых неисправимых каторжников. Здесь свирепствовали тропические болезни, против которых не было надежной вакцины. Грибки и лишаи, которые регулярно возникали на теле, считались вполне обычным делом, им даже никто не удивлялся. Невероятное количество ядовитых тварей – насекомых, змей, жаб, рыб… Недаром Гвиану называли «сухой гильотиной» – она убивала медленно, но верно.

То лили дожди, то пекло солнце, сжигая все вокруг. Спать приходилось в гамаках, растянутых между деревьями, поскольку земля была нередко залита водой, и, кроме того, внизу так и кишели ядовитые твари. Даже местные вода и пища были губительны для европейца.

В Гвиане приходилось воевать с местными индейцами – они до сих пор боролись за отделение этой территории от Франции. Были нелегалы-золотопромышленники и наркомафия, прочесывавшие джунгли. Нет-нет да и попадались им на мушку зазевавшиеся легионеры…

Но Руслан выдержал все эти испытания. Другие ломались, он – нет. Он хотел этого. Иногда он почти засыпал на ходу от невыносимой усталости, но даже тогда он чувствовал в себе жизнь, в каждой клеточке своего тела. Многие умирали, а он словно рождался заново. Стиснув зубы, шел навстречу испытаниям, и некая неведомая сила хранила его.

Москва с ее ленью, городскими депрессиями и офисной суетой казалась ему бесконечно далекой, нереальной – как марсианский сон.

Потом Руслана отправили в Габон – и эта командировка показалась ему райским отдыхом после Гвианы.

Затем были Джибути, Сомали, Чад.

Руслан и ранен-то был всего один раз!..

Это произошло на четвертом году его службы.

Отряд, в котором он служил, проводил зачистку джунглей от повстанцев. Операция прошла успешно, и скоро легионеры отправились назад, к своему форту – капрал поднял всех в три часа ночи, не дожидаясь, когда солнце встанет над джунглями. Шли между гор, по ущелью, впереди медленно двигался джип.

Нападения никто не ждал.

Внезапно раздался взрыв – джип подорвался на мине и заблокировал дорогу. Сзади и с обеих сторон раздались выстрелы. Судя по всему, стрелявших было не много – от силы человек пять.

Отряд залег в небольшом овраге, дожидаясь рассвета – тогда расправиться с повстанцами не представило бы особого труда.

Рядом с Русланом залег Янек – поляк из Варшавы. Иногда, когда их никто не слышал, они переговаривались между собой на русском. Янеку вполне можно было доверять.

– Как же надоело, матка боска… – шепотом пожаловался Янек. – Пять лет я отслужил, еще через два года могу получить французское гражданство.

– Уйдешь? – спросил Руслан.

– О-о… – вздохнул Янек. – Как уйти, когда через три года могут дать премию в тридцать тысяч евро!

– Ну потом-то уйдешь?

– Нет, – подумав, ответил Янек. – Если я прослужу в легионе пятнадцать лет, то мне дадут пенсию, которую будут доставлять в любую часть земного шара, где я пожелаю поселиться. Большие деньги, между прочим… Где еще я смогу их заработать?..

– А у меня через год кончится контракт, и я махну обратно, – сказал Руслан, положив руку под голову.

– В Россию? – удивился Янек.

– Да. Буду там воевать.

– Почему не здесь? Наверное, там тебе не заплатят столько!

– Господи, Янек, плевать мне на деньги! – с яростью прошептал Руслан. – К прежней жизни я не вернусь, это точно… Но убивать несчастных индейцев мне надоело! Я хороший солдат, я могу пригодиться своей Родине.

Янек замолчал. Слева и сзади раздавались одиночные выстрелы, иногда пули свистели где-то рядом.

– У тебя была девушка? – тихо спросил Янек.

– Нет, – сказал Руслан. – Впрочем, была одна… Но она вышла замуж. У нее сейчас уже дочь растет, я слышал.

– Ты ее ненавидишь? – с любопытством спросил Янек. – Эту свою бывшую?..

– Нет. Зачем?.. Она хорошая. Она… как бы это сказать… Она привела меня в чувство. Заставила понять, чего я хочу, а чего – нет. Может быть, я еще увижу ее.

– Думаешь ее вернуть?

– Нет. Нельзя вернуть то, что тебе и не принадлежало, – усмехнулся Руслан. – Я просто хочу увидеть ее – еще один раз. И все. Больше мне ничего не надо.

– Ты странный, – с некоторым осуждением произнес Янек.

– Нет, это ты странный! – не согласился Руслан. – Пятнадцать лет жить в этом дерьме… ради какой-то пенсии?..

В этот момент что-то обожгло его ногу – словно раскаленная игла вонзилась в икру.

Руслан выругался сквозь зубы.

– А ты зачем сюда пошел? – сердито спросил Янек. – Не шевелись, я погляжу, что там у тебя…

Руслан снова выругался. Боль была такая сильная, что он едва удерживал рвущийся из груди стон.

– «В полдневный жар в пустыне Дагестана с свинцом в груди лежал недвижим я…» – забормотал он, чтобы не сорваться на крик. – Господи, Янек, ты дурак – разве мы можем знать, что ведет нас по жизни?!. Мы не можем предсказать свою судьбу, мы не можем заставить любить себя тех, кто нас не любит… Мы можем только сами любить!