Текст книги "Femme fatale выходит замуж"
Автор книги: Татьяна Тронина
Жанр: Современные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Ну и что, платье… – пробормотала она, глядя на себя в зеркало. – Ведь не из-за этого же платья, и тем более – его цвета! – Юра передумал жениться на Нине? Мне вообще не надо было идти на эту свадьбу!
Она не пошла бы туда, и Юра благополучно женился бы на Нине… А если нет? А если бы вот так же замер в растерянности от вопроса дамы-распорядительницы, думая только о ней, о Жанне?..
«Он меня любит… Он меня всегда любил! Но, боже мой, что теперь будет с Ниной и с ребенком?!»
«Какая же я дура… – мрачно подумала Нина, с трудом избавившись от свадебного платья – бесчисленные слои тончайшего шифона так и липли к рукам, словно не желая отпускать ее. – Кого выбрала!»
Она швырнула платье на пол.
Она ругала себя за то, что выбрала не Гурьева – ведь Николай Ионович ни за что бы не устроил подобного спектакля, он действительно любил ее, Нину… Даже там, в зале, когда все шумели и царила полная неразбериха, он единственный пытался утешить ее. Ругала себя за то, что не оценила вовремя реальность угрозы, идущей от Ложкиной, – ведь были, были всякие звоночки!..
Чудовище, вынырнув из глубины, обнажило острые зубы, смотрело ей прямо в лицо черными пустыми глазами… Оказывается, оно никуда не ушло, оно затаилось только на время.
Это был поистине ужасный момент – когда там, в зале, в ослепительно белом свете она увидела Жанну – и тоже в платье невесты. У Нины словно пелена с глаз упала… Но как поздно пришло оно, это прозрение!
Перед Юрой поставили двух невест – только выбирай. Разумеется, он выбрал Ложкину, эту фамм фаталь…
«Подлец, нет, ну какой подлец… И почему я раньше считала его порядочным человеком?..»
Он смог произнести всего лишь одну фразу: «Нина, прости меня!» Стоял словно истукан, опустив руки, даже за Ложкиной не побежал. А может, дело вовсе и не в Ложкиной?..
«Нет, в ней и только в ней. Она играла с Юрой, я сама это видела – так кошка играет с мышкой. Он всегда ее любил, а на мне согласился жениться потому, что она его никогда особенно не обнадеживала. А потом вдруг нацепила на себя это платье свадебное – «что ж, Юрочка, я согласна – бери меня!».
– Что делать, что делать? – Из соседней комнаты вышла Раиса Романовна, вся заплаканная. – Нина, у меня сейчас просто сердце разорвется! Это ж такой позор… Жених прямо на свадьбе передумал жениться!
– Какой еще позор? – холодно переспросила Нина. – Нам позор? Ну что за дикость, мама… Это ему позор! И вообще, не смей плакать! Ты знаешь, я даже рада, что не совершила этой ошибки, что не стала его женой…
– Ну, в общем, да… – всхлипывая, пробормотала Раиса Романовна. – Он еще у нас заплачет, этот Юрочка! Мы на него в суд подадим. Он у нас алименты…
– Какой суд, какие алименты! – закричала Нина. – Ты спятила!
– Ты что, собираешься от алиментов отказаться? – растерялась Раиса Романовна. – Но лишние деньги ребенку не помешают…
– Мама, ты что, не поняла? – строго произнесла Нина. – Не будет никакого ребенка!
– Как это?
– Вот так! Неужели ты всерьез думаешь, что я собираюсь от этого рожать ребенка?!.
– Нина!!
– Молчи, пожалуйста, молчи! – с ненавистью выдохнула она. – Я так решила, и все…
– Господи, Нина, да, может, вы еще помиритесь… Он же, в самом деле, не злодей какой… – забормотала Раиса Романовна. – Да и вообще, не нужен нам никто, будем втроем жить – ты, я и малыш… Я же вам помогать буду! И ну их, эти алименты…
– Ты меня не отговоришь, – покачала Нина головой. – Ты меня плохо знаешь… Если уж я чего решила – то так оно и будет. Мне на все наплевать.
– Нина, но тебе тридцать шесть…
– Да хоть сколько! Раньше ты говорила одно, теперь другое…
– Что, ну что я говорила?.. Я всегда тебе только счастья желала!
– Нет, все. Не хочу ничего слышать, – Нина демонстративно зажала уши.
Ее душила ярость. Нина ненавидела себя, словно то чудовище, которого она боялась, пряталось теперь внутри ее, и, как ни умоляла ее Раиса Романовна подождать, подумать еще немного, в начале третьего Нина вышла из дома.
Она знала, что в консультации сейчас работает только дежурный врач, но дожидаться понедельника ей не хотелось.
И, на ее счастье, вдруг оказалось, что дежурит-то как раз Ирен Акоповна…
– Ну что, Нина Андреевна, как мы себя чувствуем? – улыбнулась та, когда Нина вошла в кабинет. – Случилось что?
– Да, случилось, – сказала Нина. – Я хочу избавиться от ребенка. Срочно. Прямо сегодня.
Свет в глазах Ирен Акоповны погас.
– Это невозможно, – холодно произнесла она. – Срок-то у вас, милочка… Почти три месяца! Нужны серьезные показания, чтобы решиться на эту операцию, а у вас, насколько я помню, здоровье просто идеальное…
– Показания есть – ведь, насколькояпомню все эти законы, исключения существуют, и не только по здоровью, – покачала Нина головой. – Дело в том, что меня бросил мой жених. Прямо на свадьбе. Отказался, и все… Выяснилось, что любит другую. Это вам как?
Ирен Акоповна удивленно подняла брови.
– Ничего себе… Впрочем, чего еще ждать от нынешних мужчин!
– Работники ЗАГСа могут подтвердить, есть и еще куча свидетелей, – спокойно произнесла Нина. – Так что, если не вы и не здесь, то есть еще другие места и другие доктора – за деньги сейчас можно все…
– Может быть, вы не будете торопиться? – серьезно предложила Ирен Акоповна. – Подумайте еще день-другой, а?.. Можно же потом всю жизнь жалеть о сделанном…
– Или о том, что не сделано, – возразила Нина. – Я ненавижу своего жениха и не хочу, чтобы… Словом, я не передумаю.
Телефоны трезвонили не переставая – что городской, что мобильный. Вероятно, куча народа желала узнать подробности произошедшего… В конце концов Жанна не выдержала и отключила их все.
Она сидела одна дома, в тишине, и ей было страшно.
Можно было пойти к Марату – Марат друг, Марат всегда ее поймет, – но ей было страшно почему-то и Марата, и вообще выйти за пределы своей квартиры…
К вечеру воскресенья Жанна все-таки включила городской телефон – с намерением вызвать своего соседа. Но не успела она набрать номер, как телефон зазвонил сам.
Жанна вздрогнула, точно от удара током, а потом все-таки подняла трубку.
– Это я… – прошелестел тихий голос. – Почему ты не подходишь?..
– Юра!
– Вот видишь, Жанна, я все сделал по-твоему… – вздохнул он.
– Ты все сделал неправильно! – в отчаянии воскликнула она. – Зачем? Мы же решили, что ничего не будет, я обещала, что буду любить тебя на расстоянии, и вообще… – От волнения она не находила нужных слов.
– Я понял, что не смогу без тебя. Я понял, что делаю что-то не то…
– Господи, Юра… не так! Все не то и не так!
– Я знаю, – согласился он. – Я понял слишком поздно, что не смогу без тебя. А потом увидел тебя, представил, что это ты – моя невеста, а вовсе не Нина…
– Это все платье! – в отчаянии закричала Жанна. – Дурацкое платье! И свет… Там был слишком яркий свет!
– Я не понимаю… Но это неважно. Я уже говорил – пусть бог меня накажет… – тихо продолжил он. – Я предал свою жену и своего ребенка.
– Юрочка, но все еще можно исправить! Юрочка, ты не должен был так поступать… И я тоже не должна! Вернись к Нине, пожалуйста, вернись!
– Уже поздно, – спокойно ответил он. – И уже ничего нельзя исправить.
– Все, все можно исправить! Даже посуду разбитую – и ту можно склеить!
– Ты не знаешь… Нина избавилась от ребенка.
Жанна похолодела.
– Как?..
– Вот так. Очень просто. Ее тоже можно понять… Мне вчера вечером Раиса Романовна звонила. Она вне себя, так мечтала о внуках…
– Глупая Нинка! – закричала Жанна. – Что же она наделала!.. Ох… И что же с ней? Она жива?..
– Конечно, жива, – с некоторым удивлением произнес Юра. – И она уже дома, между прочим.
– Что, серьезно? Ты говорил с ней?
– Нина не хочет со мной говорить. Послушай, Жанна, мы не о том все…
– Юра, Юрочка, но это все просто ужасно!.. – забормотала Жанна. – Просто в голове не укладывается… Ты же мог как-то по-другому…
– Нет, не мог.
– Юра…
– Жанна, я хочу тебя видеть, – сказал он. – Все, что я хочу, – это только тебя. Остальное мне безразлично. Я готов к любому наказанию…
– Да как ты можешь об этом говорить сейчас! – закричала Жанна. – Пир во время чумы! Наломали дров, а теперь миловаться… Господи, стольких людей сделали несчастными!
– А что ты предлагаешь? Страдать? – усмехнулся он. – Я люблю тебя.
– Юрочка, миленький, но ни одна любовь не стоит такого! И вообще, даже ради любви не стоит идти по трупам! – Ее трясло словно в лихорадке, телефонная трубка едва не выскользнула из рук. – Любовь, любовь… Да будь она проклята!
– О чем ты жалеешь? – мрачно спросил он.
– О твоем ребенке! Мы убили его!
– Не мы, а Нина.
– Нет, мы!
– И что теперь? Страдать из-за этого всю жизнь? – Он засмеялся, но совсем невесело. – Я жду тебя, Жанна. Разве ты не поняла, что я душу за тебя готов отдать?..
– Юрочка, миленький… – Она заплакала. – Я не могу, честное слово, не могу! Давай потом… потом как-нибудь поговорим об этом!
– Когда?
– Я не знаю… Потом! – Жанна бросила телефонную трубку на рычаг, выдернула шнур из розетки.
Это был уже не страх. Какое-то мучительное, доселе незнакомое чувство, которое разрывало грудь изнутри… Совесть? Сожаление?..
Внезапно в дверь позвонили.
Жанна оцепенела – ей показалось, что пришел некто, кто должен был совершить над ней скорый и справедливый суд. Явился Судия – вот именно так, на старинный манер…
С бешено колотящимся сердцем она заглянула в «глазок», но обнаружила на лестничной площадке всего лишь Сидорова с Айхенбаумом в офисных костюмах, с портфелями в руках. Быстро впустила их.
– Жанка, мы тебе звонили, звонили… Ты телефоны все отключила, что ли? – встревоженно спросил Сидоров. – Мы уже волноваться стали!
– Что случилось? – спросила Жанна со страхом. – Ну, говорите быстрее!
Сидоров с Айхенбаумом переглянулись.
– Да ничего… Мы как раз у тебя хотели все узнать. Жанна, что это было?
– У тебя с Пересветовым роман, что ли? – с ревнивым любопытством спросил Сидоров.
– Господи, а вам-то что?! – в отчаянии закричала Жанна, проходя в комнату. За окном был светлый теплый вечер, продолжали неистово чирикать воробьи.
– Мы твои друзья, Жанна, мы должны знать, – строго произнес Айхенбаум и достал из портфеля три бутылки шампанского.
– Ты бы знала, какие среди народа слухи ходят! – подхватил Сидоров и достал из своего портфеля бутылку коньяка и бутылку виски. – Одни утверждают, что ты обещала выйти замуж за Пересветова, если он прямо на свадьбе бросит Леонтьеву… Другие говорят, что Пересветов был давным-давно в тебя влюблен, от безнадежности сделал предложение Леонтьевой, но на свадьбе внезапно понял, что жить без тебя не сможет, и передумал жениться…
– Есть еще версия, но в нее никто не верит: Пересветов узнал, что у Нинки будет ребенок не от него, а от Гурьева, но тогда непонятно, почему во время церемонии Юрка с тебя глаз не спускал!
– А Крылов говорит, что у Пересветова от волнения просто горловой спазм случился. Спазм и еще что-то такое нервное, отчего он был вынужден повернуть голову в твою сторону… В общем, в шею что-то вступило, – вспомнил Сидоров. – А все остальное – просто гнусные измышления.
– Но платье у тебя было потрясающее! – воскликнул Айхенбаум. – Действительно, чем-то оно напоминало свадебное, да, Яшка? Это нарочно или случайно?
– Далось вам это платье… – с отчаянием произнесла Жанна. – Да пропади оно пропадом!
Она снова упала на диван и, накрыв лицо диванной подушкой, застонала. Айхенбаум с некоторым усилием отнял у нее подушку:
– Жанна, мы пришли поддержать тебя…
– Поддержать? – закричала она. – А это тогда что? Вот это, это!..
Она указала на расставленные на столе бутылки.
– Это легкий антидепрессант, – доброжелательно произнес Сидоров. – Скорее для нас, чем для тебя. Мы же за тебя волнуемся… Где у тебя посуда?
– Да вон, на полках. – Айхенбаум открыл дверцы шкафа. – Нет, я все больше склоняюсь к мысли о том, Яша, что у Жанны никакого романа с Пересветовым не было. Досужие домыслы!
– А что дало тебе повод сделать такой вывод? – с любопытством спросил Сидоров.
– Элементарно – Жанна дома, одна, никакого Пересветова поблизости не наблюдается. Стали бы влюбленные проводить выходные врозь!
– Я убью вас… – в отчаянии пробормотала Жанна. – Нет, это невыносимо! Над этим нельзя шутить, нельзя – понимаете!
– Начнем с легких напитков… – Айхенбаум ловко открыл шампанское, разлил его в бокалы. – Ну, за нашу Жанну!..
Сидоров с некоторым усилием усадил Жанну, обнял ее за плечи:
– Перестань, все будет хорошо. Не кисни…
Айхенбаум вложил в ее руки бокал:
– За тебя, Жанна.
Она отпила из бокала, не чувствуя вкуса шампанского, произнесла с трудом:
– Вы в курсе, что Нина избавилась от ребенка?
– Серьезно? – удивился Сидоров.
– В общем, а что ей оставалось делать? – пожал плечами Айхенбаум.
У Жанны задрожали руки, и она половину бокала пролила себе на колени. Айхенбаум предупредительно подал ей салфетку.
– Вы не понимаете… Это ужасно!
– В конце концов, Нину никто не заставлял делать это, – важно произнес Сидоров. – Как я понимаю, это было полностью ее решение.
– С женщинами это случается часто, – кивнул Айхенбаум. – И никто никогда из этого не делает трагедии. Такова жизнь.
– Дурак… Ладно, я скажу – Юра из-за меня бросил Нину. Это я во всем виновата.
Сидоров налил ей еще шампанского.
– Ну, а ты-то к нему что чувствуешь? – серьезно спросил он.
– Я? – Жанна залпом выпила бокал и задумалась. – Я люблю его. То есть… Ну да, я люблю его, только почему-то сейчас не могу видеть…
– Это нонсенс, – строго произнес Руслан Айхенбаум и сел рядом с Жанной по другую руку. – Ты не можешь любить Пересветова. Он… Он не тот человек. Это наваждение.
– Да, это наваждение! – горячо согласился Яша Сидоров. – И, как всякое наваждение, оно скоро пройдет…
– Но почему – наваждение?.. Почему – «не тот»?.. – рассердилась Жанна.
– Потому что ты сейчас не с ним. Ты с нами. Ну где, где он, твой Юрочка Пересветов?.. Пересветов, ау! – пропел Айхенбаум, снова разливая шампанское в бокалы.
– Что мы празднуем? – с недоумением спросила Жанна. – Пир во время чумы какой-то…
– Вот ты сама и ответила. Пир во время чумы… – Айхенбаум быстро поцеловал ее в щеку.
Сидоров показал ему кулак и чмокнул Жанну в другую щеку – он ни в чем не желал уступать другу.
– Нет, у меня от этой шипучки изжога, – поморщился Айхенбаум. – Все, перехожу на нормальные напитки… Яшка, открывай вискарик!
Оба скинули пиджаки, оставшись в белых рубашках.
– Я поняла… – вздохнула Жанна. – Вы собираетесь у меня заночевать, а утром отправиться на работу. Так?
– А что такого? – пожал плечами Руслан Айхенбаум – под рубашкой у него перекатывались мышцы. – Ты против?
– Нет, – не сразу ответила Жанна. – Оставайтесь. Одной мне страшно. Очень страшно.
Сидоров с Айхенбаумом сели с бутылкой у ее ног, на полу.
– Глупенькая… чего же ты боишься? – улыбнулись они.
– Себя. Себя я боюсь, – тихо сказала она, положив руки им на головы. Каштановые, с рыжинкой, жесткие волосы Сидорова, мягкие темные пряди Айхенбаума… – Вам не кажется, что Крылов меня теперь уволит?
– Платоша велел передать, что ты можешь посидеть дома недельку-другую, пока все не уляжется, – вспомнил Яша Сидоров, нежась под ее рукой. – Некоторые из граждан настроены против тебя, но это ничего, мы сумеем защитить нашу Жанну…
Втроем они довольно быстро управились с виски.
– Слушай, а почему ты не поешь? – спохватился Айхенбаум. – Ты же должна петь?
– С чего бы это? – удивилась Жанна.
– Ну как же! У тебя же мать эта… известная певица вроде!
– Ксения Дробышева, – подсказала Жанна.
– Вот-вот! Кстати, почему ты не Дробышева, а Ложкина?
– Потому что у моего папы фамилия – Ложкин! – засмеялась она и принесла из другой комнаты гитару. – У меня ни слуха, ни голоса… «Мы себе давали слово – не сходить с пути прямого… Вот новый поворот, что он нам несет – пропасть или взлет? Омут или брод…» – отчаянно заголосила она, бренча по струнам.
– Нет, это невозможно… – покачал головой Руслан Айхенбаум и отнял у нее гитару. – Ты очень красивая женщина, Жанна, но ты действительно не певица.
Он сел напротив в кресло, медленно провел рукой по струнам. Потом запел негромко, приятным глуховатым голосом:
– Утро туманное, утро седое…
Руслан спел один романс, потом другой. За окнами давным-давно была ночь, и в какой-то момент Жанне вдруг показалось, что все произошедшее накануне было сном. На самом деле никакой трагедии не было, и вообще, ничего не было – ни свадьбы, ни ее бегства, ни телефонного разговора с Юрой… Только она, и только двое ее друзей – сидят себе мирно, болтают, поют, напиваются потихоньку – словом, все как всегда…
– Как же я вас люблю! – вздохнула Жанна. – Если б вы знали… Русик, Яша – самые лучшие на свете.
– Тогда зачем тебе Пересветов? – обиженно произнес Сидоров. – Сама же говоришь, что мы – лучше. Выходи за нас, а? Я, между прочим, официально делаю тебе предложение!
– Я тоже делаю тебе предложение… – сказал Айхенбаум, продолжая перебирать гитарные струны. – Выходи за меня.
Это была одна из обычных тем.
– Хорошо, – сказала Жанна, немного подумав. – Я согласна.
– И? Ну, кого ты выбрала?
– Вас. Тебя, Яша, и тебя, Русик.
– Жанна, ты опять! – с досадой воскликнул Сидоров. – Так нечестно! Ты должна выбрать кого-то одного…
– Зачем? – искренне удивилась она. – Что там, виски кончилось?..
– Виски кончилось, приступаем к коньяку, – мрачно ответил Айхенбаум, откручивая пробку от очередной бутылки. – Яшка, отстань от нее. Она Пересветова любит. Это пыльное чучело…
– Ты ревнуешь! – засмеялась Жанна.
– Это правда, – спокойно ответил он. – У меня иногда такие мысли странные бывают…
– Какие мысли? – с любопытством спросила она.
– Уехать бы куда-нибудь. Далеко-далеко… Я Яшке уже говорил об этом. И не просто уехать, а еще заняться чем-нибудь таким…
– Ты меня пугаешь, Русик. Чем заняться?
– Я не знаю… – усмехнулся он. – Ну, например, записаться во французский Иностранный легион. Стать наемником. И воевать где-нибудь в Сомали, в Кот-д’Ивуаре…
– Где?!
– Послушай, Русик, и у нас в стране полно «горячих точек», – возразил Сидоров. – Зачем тебе Иностранный легион? Это непатриотично.
– Дело не в этом… – мрачно произнес Айхенбаум. – Я же сказал – далеко-далеко.
– А если убьют?
– Ну и пусть. Значит, судьба такая.
– Все, Русику больше не наливать! – несколько нервно засмеялся Сидоров. – У меня, может, тоже мечта – в садоводы пойти… И что теперь – бросить все, уйти в поля? Так теперь?
– Да, – бесстрастно ответил Айхенбаум.
– Дурак, ну дурак…
– А я в детстве мечтала быть дрессировщицей тигров… – задумчиво пробормотала Жанна.
– Теперь ты нас дрессируешь, – вздохнул Сидоров.
– Станцуй, Жанна… – Руслан Айхенбаум тяжело поднялся из кресла, отставил гитару. – Станцуй со мной, а? В том платье.
– И со мной! – встрепенулся Сидоров. – Пока мы еще на ногах стоим…
– Хорошо, – сказала Жанна. – Айн момент…
Она переоделась в гардеробной, припудрила разгоряченные щеки. В висках слегка шумело. «Что я делаю, господи, что я делаю…»
Вышла к ним через десять минут – в том же виде, что была на свадьбе Юры. Сидоров перебирал диски у музыкального центра:
– Вот, годится…
Заиграла медленная мелодия.
– Русик, сначала с тобой…
Жанна с Русланом Айхенбаумом медленно закружились по комнате. Он прижимал ее к себе нежно, крепко и, как ни странно, очень хорошо держался, словно и не пил совсем. От него веяло горячим, влажным теплом.
– Русик…
– Что?
– Не ходи в Иностранный легион.
– Ладно. – Он прижал ее чуть крепче, закрыл глаза. На виске у него пульсировала какая-то жилка.
Потом она танцевала с Яшей Сидоровым.
– Почему жизнь так неправильно устроена?..
– О чем ты, Яша?
– О том, что ты любишь Пересветова, а я люблю тебя.
– А Нина любит Юру. Бедная Нина… – пробормотала Жанна, уткнувшись в его плечо. – Мне ее очень жаль!
– Перестань, – Сидоров слегка встряхнул ее. – Никакой любовью там и не пахло!
– Ну что ты говоришь…
– Это правда! Неужели ты не поняла, что это был чистый расчет с ее стороны?.. Она хотела замуж и сделала все, чтобы женить на себе Пересветова! Все это видели, все это знали.
– Я не знала.
– Это потому, что ты другая… Ты живая, – прошептал ей на ухо Сидоров. – В тебе нет расчета. Ты или любишь, или нет.
Руслан поставил другой диск, с модной этнической музыкой, быстрой и зажигательной. Теперь они плясали втроем, выделывая какие-то немыслимые коленца…
Потом Руслан с Яшей сидели на диване, а танцевала одна Жанна, не замечая ничего вокруг, впав в какое-то странное исступление. На ее лице была неподвижная улыбка, в глазах стояли слезы.
Руслан Айхенбаум вскочил, схватил ее за запястья.
– Все. Жанна, все…
– Русик, пусти ее, – вступился Сидоров.
– Отстань, – мрачно произнес Айхенбаум. – Вообще, вали отсюда…
– Сам вали! Я тебе ее не отдам.
– Да ты… – Еще чуть-чуть, и они бы подрались.
– Все, хватит! – закричала Жанна, едва держась на ногах. – Оба! Оба – вон! Я вас сюда не звала!
– Жанна, ты должна выбрать, – нетвердым голосом произнес Сидоров. – Так больше жить нельзя, ты понимаешь?..
– Кого я должна выбрать? Тебя или Русика?.. Я не знаю! Может быть, кинуть монетку?.. – в отчаянии произнесла она. – Чего вы хотите, а? С кем я должна провести эту ночь – вы об этом спорите?..
Руслан Айхенбаум пришел в себя.
– Нет, Жанна, ты не поняла… – пробормотал он. – Наверное, одной ночи не хватит…
– Всю жизнь! – засмеялся Сидоров.
– Ладно… – без сил пробормотала она. – Разберемся потом. Вон в том шкафу – постельное белье, подушки… Я иду спать.
Жанна закрылась в гардеробной, легла на узкую кушетку, лицом к стене, и заснула – моментально, сразу она провалилась в тяжелый, пустой сон…
Разбудили ее звонки в дверь и отдаленный грохот.
Она вскочила – с тяжелой, мучительной головной болью. Обнаружила, что спала в роскошном платье от Арины Каплер, которое все измялось за ночь.
Щелкнула задвижкой и осторожно выглянула в соседнюю комнату: Сидоров спал на диване, Айхенбаум – на стульях. В гостиной царил невообразимый разгром.
– Кошмар… – содрогаясь, пробормотала Жанна. – Что же мы вчера тут делали? Взрослые люди…
В этот момент звонки и грохот продолжились с новой силой.
– Ну кто там ломится? – сквозь сон пробормотал Сидоров. – Откройте…
И вмиг вчерашние страхи охватили Жанну – тот, кто должен был ее наказать, пришел.
Она прокралась в прихожую и заглянула в «глазок». Там стояла женщина с фиолетовыми волосами. Сердце у Жанны упало…
В коридор выглянул Айхенбаум, кутаясь в простыню.
– Кто там, Жанна? – сонным голосом спросил он. Тоже заглянул в «глазок». – Это же эта, как ее там… мамаша Нины. Раиса Романовна, что ли…
– Кто? – изумленно спросил Сидоров. Он тоже вышел в коридор, кутаясь в простыню. – Что ей надо?
– Надо открыть, – безнадежно произнесла Жанна.
– Ты спятила! – в один голос шепотом закричали Сидоров и Айхенбаум. – Зачем?..
– Я все слышу! – с той стороны завопила Раиса Романовна. – Жанна Ложкина, ты там?.. Так вот – будь ты проклята, проклята, проклята…
Жанна зажмурилась и закрыла уши руками. Внутри у нее все похолодело. Раиса Романовна продолжала бушевать, но Сидоров с Айхенбаумом затащили Жанну обратно в комнату.
– Жанна, детка… – пробормотал Сидоров, с нежностью проводя ладонью по ее спутавшимся волосам. – Не бери в голову.
– Она старая женщина, она не в себе. Она не того винит! – с жаром подхватил Айхенбаум. – У нее должны быть претензии к Пересветову, а не к тебе! Это он, в конце концов, бросил ее дочь.
– Вы не понимаете… – пробормотала Жанна. – Она меня прокляла!
Раиса Романовна бушевала недолго – скоро она ушла. Потом ушли Сидоров с Айхенбаумом, страшно мучаясь с похмелья – но тем не менее идти на работу было надо.
Жанна осталась одна.
Когда в очередной раз позвонили в дверь, она едва смогла сдержать крик – но на этот раз визитером оказался Марат. Он был встревожен и испуган.
– Все в порядке? – спросил он, когда Жанна наконец впустила его. – Сейчас встретил соседку в лифте, она сказала, что тут был какой-то шум, люди кричали… Даже милицию собирались вызывать! Я только с ночной…
– Марат, это у меня, – сказала Жанна. – Приходила одна женщина…
– Кто?
– Так, неважно… – Она потерла пальцами виски. – Впрочем, ты должен знать – Юра Пересветов бросил Нину. Это ее мать сегодня приходила ругаться…
Некоторое время Марат молчал, пытаясь осознать ситуацию.
– Надо же, он ее все-таки бросил… – пробормотал он. – И что теперь будет, интересно знать?..
Ситуация для него, для Марата, была самая невыгодная. Теперь ничего не мешало Жанне воссоединиться со своим возлюбленным. «Значит, он все-таки решился… Он так любит ее, что пожертвовал своей невестой и своим ребенком. А ведь казалось, что он не из тех мотыльков, для которых нет ничего святого, да и сама Жанна твердила, что принципы господина Пересветова сильнее его самого! Ох, как он ее любит, если решился на такой шаг…» – с тоской думал Марат.
И еще он думал о том, что сам пожертвовал бы всем ради Жанны. Они, наверное, были почти как братья с Пересветовым, у них была одна кровь, одно желание… Именно поэтому Марат не мог ненавидеть своего соперника – потому что понимал того, как никто другой. Любить Жанну! Вот для чего была дана им обоим жизнь…
Теперь стало ясно, что соперник выигрывает. Он, Марат, остается с носом, теряет Жанну. Случилось самое худшее.
«Он сильнее меня. Наверное, между ними было все… Почему же я так боюсь прикоснуться к ней, боюсь сказать то, о чем сто лет назад должен был сказать?..»
Вопрос этот был самого тонкого, деликатного свойства. Странно, что других женщин Марат не боялся. Он их и не любил, а просто терпел рядом… По большей части они вызывали в нем отвращение. Все его связи носили тупиковый, скучный характер и заканчивались неизбежным, скорым разрывом.
А как все могло быть с Жанной, он и представить себе не мог… И ему было страшно. Нет, он, конечно, прикасался к ней – обнимал утешающе, гладил по волосам, клал голову ей на колени… Невинные, целомудренные действия, дозволенные другу детства.
И ведь она сама, Жанна, и ценила его за то, что он был не как все, что он не демонстрировал желания обладать ею – у нее, прекраснейшей, эти демонстрации, наверное, в печенках уже сидели! Она бы не привязалась так к Марату, если бы он был – как все!
Если бы хоть на чуть-чуть задержать объятия, целовать ее чуть дольше, не торопиться выпускать ее из рук…
Иногда Марату приходило в голову, что он должен был сделать это тогда, в ранней юности, когда они сидели рядом на берегу моря и ее длинные волосы касались песка. Золотая, солнечная девочка. Первый поцелуй – отдать ей. И вся жизнь потекла бы по-другому… Скучная, серая жизнь стала бы праздником!
Он и во второй раз не осмелился показать ей свои настоящие чувства – что ж, ничего удивительного, что снова терял ее…
«Отчего бы этому Пересветову не вернуться снова к своей невесте? Уж я бы тогда точно сумел наладить отношения с Жанной! А как было бы здорово, если бы он, например, попал под трамвай… Или на него напали бы грабители и забили бы до смерти. Если б у меня были деньги, я бы нанял киллера! Иди и убей – сказал бы я ему. Убей этого человека…» – мечтал Марат, впрочем, без всякой ненависти к сопернику, прекрасно сознавая наивность своих фантазий.
Некоторое время назад он сошелся с одной женщиной – она работала на том же предприятии, что и он, уборщицей. Приходила раньше всех. У них было полчаса, час – до того, как предприятие наполнится людьми. Мало ли подсобных помещений… Все происходило быстро, почти без слов.
И то, что происходило между ними, Марат никак не мог назвать любовью, хоть Надя – так звали ту женщину, считалась милой и обходительной. В разводе, двое детей… Однажды призналась, что хотела бы видеть Марата их отцом. Его тогда чуть не вывернуло от отвращения. «О, мама, мама! – мысленно он тогда обратился к своей матери. – И ты хотела девочку?! Видела бы ты, во что они превращаются со временем, в каких безобразных чудовищ! Хотела бы ты, чтобы твоя дочь отдавалась в подсобке первому встречному?.. И этому первому встречному она готова отдать на воспитание своих детей!»
Он прекратил отношения с Надей, потому что она становилась все более неприятна ему. Кажется, она обиделась…
С Жанной было бы все по-другому.
Жанна была для него высшим существом, чем-то вроде ангела. Немного заблудшего, правда, но это только потому, что она ошиблась с выбором.
Все то, что с другими являлось просто мерзким соитием, проявлением животного инстинкта, с ней бы стало – любовью. Чистым светом.
Он бы заботился о ней, такой неприспособленной к жизни. Ведь смешно сказать – он, мужчина, умел больше, чем она, женщина! Она не умела готовить, у нее не было привычки убираться, в ее квартире вечно царил разгром и летала пыль… Потому что она была не совсем обычной женщиной. Ну да – ангелом, спустившимся с небес! Только он, Марат, понимал ее, видел ее особенную сущность… Жанну нельзя было оставлять другим, нельзя было, чтобы другой мужчина любил ее – это бы ее погубило.
Кое-кто, конечно, сказал бы, что Жанна, с ее внешностью, вполне могла бы стать женой банкира, который окружил бы ее служанками и взводом секьюрити, но это тоже не было для нее выходом. Марат точно, абсолютно точно знал – лишь он может стать спутником Жанны, лишь он может сделать ее счастливой, а деньги или положение в обществе совсем ни при чем. Есть, есть такое забытое понятие, как душа…
Марат это знал – и точка.
И вот теперь у него на пути стоял Юрий Пересветов. Да что там – у него! – он, Марат, не только о себе думал… На пути Жанны к счастью!
«А если мне поговорить с этим Пересветовым? – неожиданно пришла Марату в голову мысль. – Попросить, чтобы он отступился?.. Хотя отступится он, как же!»
Марат вспомнил высокого тощего субъекта с постным лицом, с голосом, который шелестел, точно газетные страницы на ветру… Нет, он сразу угадал в этом Пересветове некую родственную черту, этот фанатизм… Пересветов ни за что не отступится от Жанны.
«Может быть, припугнуть? Попробовать надавить на него! Придумать что-нибудь этакое, чтобы Пересветов забыл о Жанне… Нет, и не испугается он. Но все равно – бездействовать тоже нельзя!»
В субботу к Жанне явился Олег Иванович, отец Юры.
Сказал буквально следующее: «Ну что же ты, девочка? Почему не идешь к нему?»
Она растерялась – в самом деле, почему она медлит, чего боится? Самое страшное уже произошло, гордиев узел разрублен Юрой – ничего им теперь не мешает быть вместе, если, разумеется, не считать мук совести.
«Приду… Я скоро приду. Вот только уляжется все!» – стала она оправдываться.
Олег Иванович был невероятно похож на Юру, только старше. Седой, худой, тихий, робкий. Непонятный. Непонятый. Вот таким же, наверное, будет и Юра лет через тридцать… «А какой буду я, вообще неизвестно!» – мысленно одернула себя Жанна.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.