Текст книги "Femme fatale выходит замуж"

– Неправда! – ахнула Карина. – Ведь всегда желаешь чего-то большего!

– И вот еще я какую мысль почерпнул у одного мудреца, только вот не пометил, в Греции он жил или еще где, – продолжил Гурьев. – «Нельзя быть счастливым, когда желаешь того, что невозможно. Можно быть счастливым только в том случае, если желаешь возможного, потому что в таком случае всегда будешь иметь то, что желаешь. Все дело в том, чтобы желать только того, что в нашей власти, того, что возможно». Нет, ну а это каково?.. – беспомощно улыбнулся он, пряча записную книжку в карман.

– Ну а вы-то сами-то что об этом думаете? – нетерпеливо спросила Жанна.

– Я думаю, что я самый несчастный человек на свете. Я желаю невозможного…

– Николай Ионович! Будет вам нюни распускать! – рассердилась Карина. – Она того не стоит, эта ваша Нина!

Все в конторе уже знали о безответной любви Гурьева.

– Вы не понимаете… – Он снял очки. – Свадьба уже назначена. На двадцать четвертое апреля.

– Не может быть… – пробормотала Жанна.

– А, значит, вы еще не в курсе? – кисло произнес Гурьев. – Ну ничего, скоро и до вас дойдет. Кстати, Нина приглашает всех на свадьбу, абсолютно всех.

Жанне вдруг стало жарко. И словно воздух куда-то исчез… Она вскочила с кресла и торопливо открыла окно. Порыв мартовского ледяного ветра моментально ворвался в комнату, подхватил бумажные листы на столах.

– Что ты делаешь! – в ужасе закричала Карина. – Это же сводки, я столько с ними возилась!

– Жарко! – засмеялась Жанна во весь голос. – Неужели вы не чувствуете?..

– На следующей неделе обещают потепление, – неожиданно вспомнил прогноз погоды Гурьев. – К выходным обещают до плюс десяти. Но лично я в это не верю…

Жанна не стала его дослушивать и выбежала в коридор, сознавая, что ведет себя довольно странно.

Она ворвалась в курительную комнату, дрожащими руками вытащила из пачки сигарету… От табачного дыма сразу же заломило в висках, защипало глаза.

«Что он сказал? Нет, он не врал… Он сказал – в апреле. Точно, он сказал – двадцать четвертого апреля!»

Балконная дверь была закрыта с прошлой осени, но Жанна кое-как сумела ее распахнуть, сломав ноготь. Ледяной воздух действовал на нее успокоительно – и она простояла у распахнутой балконной двери довольно долго.

За низкими перилами виднелся проспект. По черному мокрому асфальту непрерывно ехали машины, и сизый чад поднимался вверх над дорогой. На крыше одной из высоток вдали мигала разноцветными огнями реклама…

Мир был все тем же, и ничего в нем не изменилось. Хмурое весеннее небо. Тот же город. Те же люди.

Последние два месяца она почти не разговаривала с Юрой – лишь только когда вынуждала работа. Она старалась не смотреть на него. Не любит – что ж, с глаз долой, из сердца вон. Все это время веселилась с Сидоровым и Айхенбаумом, обошли все кафе и рестораны вокруг, выпили немереное количество коктейлей и пива. Хохотали все время словно сумасшедшие – вот бы вспомнить, над чем…

И, казалось, она почти сумела забыть о Юре, о его глазах – зеленых, словно крыжовник.

Но только сейчас, узнав об их с Ниной свадьбе, поняла – ничего не прошло. Ни-че-го. Заноза осталась там же, где-то в загрудинной области, слева.

– Жанночка… – в курительную зашел Потапенко.

– А, это ты… – Она захлопнула балконную дверь.

– С каким презрением, с каким разочарованием… – вздохнул Артур. – Да, это я. А ты кого ждала?

– Нет, я так… никого. Пересветов у себя?

– А где ж ему быть… Ты в курсе, что они с Нинкой женятся?

– Да, об этом все знают, – торопливо согласилась Жанна.

– Вот парочка будет… А Гурьев весь извелся. Обычная контора, а что здесь творится… Просто шекспировские страсти какие-то! – Насвистывая, Потапенко ушел.

Жанна немного помедлила, а потом отправилась в информационный отдел. На ее счастье, Юра был один – говорил с кем-то по телефону, глядя в экран монитора, на котором мерцали какие-то таблицы.

– …что? Да, я тоже над этим думал – надо менять конфигурацию. И, кстати, насчет настроек… – Он повернулся и тут увидел Жанну. – …Прости, я тебе позже перезвоню.

– Это правда? – задыхаясь, спросила она.

– О чем ты? – Пересветов положил трубку.

– О том, что вы с Ниной женитесь?

– Да, – просто ответил он. – Я, кажется, уже давно тебе об этом сообщил.

– Мне надо с тобой поговорить…

– Так говори же! – удивленно воскликнул Юра.

– Не здесь. Не сейчас. Здесь нам могут помешать… Встретимся полседьмого.

– Я не могу, – покачал он головой. – Мы с Ниной идем за кольцами. Тут на проспекте, оказывается, есть неплохой ювелирный…

– К черту ювелирный! – едва сдерживаясь, зашептала Жанна. – Ты должен встретиться со мной, и точка! Придумай что хочешь для своей Нины…

– Я не могу.

– Ты должен! А если нет… а если нет… ты даже не представляешь, что я тут устрою!

– Ну хорошо, – немного подумав, ответил он. – Договорились.

Машину свою Жанна в очередной раз оставила на стоянке возле работы.

Они встретились с Юрой в кафе на одной из ближайших улиц, и она сразу же заказала себе коньяка.

– Одна-ако… – пробормотал Юра, сидя рядом с ней. – Не слишком ли крепкий напиток для такой… для такого эфемерного создания, как ты?

Себе он заказал двойной эспрессо.

– Пить кофе на ночь тоже не слишком-то полезно, – отмахнулась Жанна. – Что ты сказал Нине?

– Это неважно. За кольцами мы с ней пойдем завтра, – мягко произнес он.

Официант принес Жанне коньяк в пузатой рюмке.

– Свадьбу надо отложить, – заявила Жанна и решительно выпила половину.

– Почему? – устало спросил Пересветов.

– Потому что я люблю тебя.

– Это не повод, – возразил он.

– Нет, это повод! – вспыхнула Жанна. – Я умираю…

– Ты больна?

– Да. То есть нет. Не в том смысле! Я люблю тебя так, что ничего не соображаю… – тихо засмеялась она. Подозвала официанта и заказала еще коньяка. – Я никого и никогда так не любила.

– Послушай, Жанночка, я никогда и ничего тебе не обещал! – произнес Юра в тон Жанне, с мукой глядя на нее. – Чего ты ко мне привязалась? Тебя на четвертом десятке угораздило влюбиться в первый раз? Что ж, поздравляю! Звучит жестоко, но иных слов я не нахожу…

– Я не обиделась, – вызывающе произнесла Жанна, отбросив волосы назад. – Ты меня не можешь обидеть.

Она вдруг схватила его руку и прижалась к ней губами. От его пальцев пахло крепким табаком – и даже это показалось Жанне восхитительным.

Пересветов попытался вырвать руку, но Жанна не дала.

– У тебя глаза зеленые… – прошептала она. – Смотри на меня. Пожалуйста, смотри только на меня!

– Ты ненормальная! – произнес Юра с отчаянием. Ему наконец удалось вырвать свою руку. – Да за тобой любой пойдет! Зачем тебе я?!

– Ты не мужчина… – возразила Жанна со слезами. – Пожалуйста, не отталкивай меня!

– Да, я не мужчина! На меня вешается красивая девушка, а я говорю ей «нет!». Я не хочу изменять невесте, я не хочу терять голову…

– Брось ее. Совсем брось. Женись на мне, – угрюмо произнесла Жанна, поднося к губам вторую рюмку. – Если ты чувствуешь себя настолько одиноким и неприкаянным…

– Изумительно… Она делает мне предложение! Она готова!

– Но ты ведь не любишь Нину?

Некоторое время Юра Пересветов молчал, глядя в широкое окно, где в вечернем свете мелькали люди, спешившие домой после рабочего дня. Потом какая-то тень пробежала у него по лицу, и он спросил, продолжая глядеть в окно:

– А где ты была прошлым летом? Где? Я помню один день… Ты пришла вся в оранжевом, с красными бусами, в таких красных босоножках. Ты стояла и смеялась, а вокруг тебя были люди – эти вечные Сидоров с Айхенбаумом, Потапенко, еще кто-то… ты болтала с ними и смеялась. Ты была настолько хороша, настолько красива, что мне стало нечем дышать. Буквально что-то вроде спазма… – Все так же глядя в окно, Юра прикоснулся ладонью к горлу. – Ты смотрела на них, на них на всех – но только не на меня! А я не мог и слова сказать…

– Юра!

– Нет, погоди! Дослушай меня. То, что я к тебе испытывал, было больше чем любовь. Я был тоже болен тобой. Что-то вроде того, что творится с тобой сейчас… Но ты меня совсем, совсем не замечала! Я был для тебя пустым местом!

– Нет, Юра, пожалуйста… – Жанна хотела обнять его, но он отвел ее руки.

– И тогда я решил изменить свою жизнь. Я выбросил тебя из головы, я… я буквально вытравил тебя из себя. Выжег. Теперь я ничего к тебе не чувствую.

– Радуйся – ты сумел отомстить! – тихо засмеялась Жанна. – Теперь я тебя люблю… Знаешь, в какой день это произошло? Ты сейчас тоже будешь смеяться! Помнишь, в конторе морили тараканов?.. Я оказалась рядом с тобой, в одной комнате, и только тогда я по-настоящему увидела тебя.

– Забавно… – усмехнулся он.

– Да, смешно! Тут один человек сказал, что в нашей конторе кипят шекспировские страсти… Воистину так! – зашлась Жанна от хохота и снова потянулась к коньяку.

– Не надо. Я не люблю пьяных женщин.

– Юра! Но почему, почему все так глупо, а?.. Откажись, откажись от этой Нины, оставь ее… Она не пропадет – вон Гурьев до сих пор о ней бредит!

– Жанна, я не могу.

– Почему?!

Юра некоторое время молчал. Потом залпом допил свой кофе, положил под блюдце бумажную купюру.

– Нина вчера была у врача, – медленно произнес он. – Ей делали… господи, да как же это называется?.. А, ей делали УЗИ, – вспомнил он. – В общем, она беременна.

Жанна ошеломленно молчала.

– Да, она ждет ребенка, – повторил Юра. – А это сильно меняет дело. Как говорится, ты должна понять…

И, не глядя на Жанну, он вышел из-за столика, накинул на себя куртку и пошел к выходу.

Некоторое время она сидела молча, без единой мысли в голове.

Потом в сумочке затрепыхался сотовый.

– Алло? – Жанна машинально поднесла телефон к уху.

– Жанна Геннадьевна? Добрый вечер! Вы меня узнали?..

– Нет, – равнодушно ответила она. «Все напрасно. Все безнадежно. Уже ничего не изменить… Они женятся, Нина ждет ребенка. Идут завтра за кольцами, а на свадьбу приглашают всю контору… Выходит, и меня приглашают?..»

– Это Ремизов с вами говорит!

– Какой Ремизов? – с недоумением спросила она. – Я в первый раз слышу… Вы, наверное, ошиблись номером.

«Почему же ошиблись? – тут же возразила она самой себе. – Он же назвал меня по имени-отчеству! А, все равно…»

– Ремизов Василий Кириллович! – раздельно произнес мужской голос. – Вы меня помните?

– Нет, не помню.

– Господи, да я осенью к вам заходил, за книгами… Вы их не выбросили?

– Кого?

– Господи, да книги же! У вас еще Шекспир был, в дореволюционном издании, с гравюрами Доре…

«Шекспир… Потапенко сказал, что у нас в конторе кипят шекспировские страсти».

– Ну и что?

– Я вот подумал… Послушайте, а вы сейчас где?

– В кафе.

– Вы одна? – удивился голос.

– С чего вы взяли? Впрочем, да, я одна… – равнодушно ответила Жанна.

– А где оно, это ваше кафе?

– Откуда же я знаю? – рассердилась Жанна, постепенно выходя из ступора. – Обыкновенное кафе неподалеку от работы… И, вообще, мне сейчас некогда!

Она нажала на кнопку отбоя.

«Ненормальный какой-то…» Она подозвала к себе официанта и заказала салат. Впрочем, есть она не хотела. Жанна ничего сейчас не хотела: у нее было одно-единственное намерение – не уходить с этого места. Остаться здесь. Превратиться в каменное изваяние…

Официант принес ей заказ. Жанна замерла над тарелкой.

За соседним столиком молодой мужчина с аппетитом ужинал, то и дело поглядывая в ее сторону. Чуть дальше еще кто-то таращил глаза…

Жанна к этому привыкла – на нее всегда обращали внимание, не было и дня, чтобы кто-то не пытался с ней познакомиться. Улыбались продавцы в магазинах, догоняли на улицах прохожие. На дорогах махали руками из соседних машин, жестикулировали, давая понять, что всеми силами хотят с ней познакомиться… Словом, мужчины никогда не обделяли ее вниманием.

Жанна к этому привыкла, и у нее выработалась даже целая система поведения, позволяющая уйти от навязчивых ухаживаний, но сейчас с Жанной творилось что-то непонятное. Какая-то злая, жестокая сила – сила саморазрушения толкала ее на безумства.

Она подумала: «Первый, кто подойдет ко мне сейчас… кто бы он ни был… Первый встречный!»

Она не стала продолжать эту мысль – чего именно она ждала от первого встречного, и так было ясно.

От выпитого коньяка у Жанны колотилось сердце, но сознание оставалось ясным и даже четким.

За окном, напротив, остановилась машина, и из нее вылез некто – в длинном плаще, смешной фетровой кепке. «Некто» уставился на Жанну с улицы – буквально прилип к стеклу. Потом у него зашевелились губы. Он улыбнулся – дрогнула щеточка белесых усов над верхней губой. Что-то знакомое…

Через минуту к ней за стол сел Василий Кириллович Ремизов, двоюродный брат Веленской, книгоман и библиофил. Нет ничего неприятней мужчины, чрезмерно увлеченного своим хобби…

Жанна вздохнула – но отступать было поздно. Это и есть ее первый встречный. Пусть ей будет хуже…

– Добрый вечер, Жанна Геннадьевна…

– Как вы меня нашли?

– Вы же сказали – неподалеку от работы… – снова улыбнулся он. – Я просто был рядом, объехал тут пару переулков…

– Давайте уж на «ты», – мрачно сказала Жанна.

– Очень хорошо… Если позволите, я тоже себе чего-нибудь закажу. Голодный как волк!

Ремизов подозвал официанта, быстро переговорил с ним и снова повернулся к Жанне:

– Я вам, собственно, давно собирался позвонить…

– Мы на «ты», – напомнила Жанна.

– Ох, точно… Словом, Жанна, я хотел извиниться. У меня из головы не выходит та наша встреча… Я вел себя ужасно.

– Долго же ты собирался… – усмехнулась Жанна, внимательно разглядывая лицо своего собеседника. «Нет, он не урод… И он приличный человек. Но в нем есть нечто такое, что мне не нравится. Он вызывает антипатию – беспричинную и очень сильную. Это хорошо. Пусть мне будет хуже. Пусть мне будет хуже…» – как заклинание повторила она.

Ему принесли жареной рыбы, целую гору картофеля-фри, овощной салат, фарфоровый чайник, исходящий паром… Василий Кириллович с аппетитом набросился на все это, не прерывая беседы. Он говорил о своей библиотеке, о том, что иногда между людьми случаются недоразумения, но это ничего страшного… Говорил о Веленской, о погоде, о Москве, о том, как он провел зиму…

Жанна, не отрываясь, внимательно смотрела на него – как он жует, вытирает салфеткой вспотевшее лицо, подливает себе чаю, двигает светлыми бровями, моргает, снова жует, потом говорит, вытирает лицо новой салфеткой, снова жует…

– …так вот, я готов забрать все лишнее хоть сейчас. И я по-прежнему собираюсь заплатить, ведь в нынешнее время деньги никогда не бывают лишними!

– А, ты все о том же… – усмехнулась Жанна. – Ради бога, я согласна – тем более что не собираюсь устраивать из своего дома библиотеку. Знаешь, кого ты мне напоминаешь?

– Кого? – удивленно округлил Ремизов светло-серые, прозрачные глаза.

– Мою покойную бабку. Она тоже с утра до вечера ходила с томиком стихов, цитировала наизусть Ахматову и ведать не ведала, что ребенка давно пора накормить или там, например, уложить спать…

– Какого ребенка? – ошеломленно спросил Ремизов.

– Меня, кого ж еще! Вот так-то, Вася…

– Господи, вы… то есть ты голодна? – перепугался он, глядя на нетронутый салат Жанны. – Я сейчас тебе чего-нибудь закажу…

«…и еще он дурак. Глуп как пробка, – констатировала Жанна. – Просто восхитительно!»

– Не надо, – сказала она. – Лучше сделаем так… Поедем к тебе.

– По… почему ко мне?

– Можно и ко мне, – пожала она плечами. – Хотя нет, я не хочу домой. Я не хочу. Лучше к тебе…

Ремизов порозовел. Снова усиленно принялся вытирать лицо салфеткой.

– Я не понимаю… – пролепетал он.

«Еще и уламывать его приходится, этого первого встречного! – с тоской подумала Жанна. – Или, может быть, сконцентрироваться на втором встречном?..»

– Жанна Геннадьевна… Жанна… – Он взял ее руку в свои горячие ладони. – С вами… то есть с тобой что-то не так?..

– Ты по-прежнему ничего не понимаешь? – строго спросила она. – Да что ж за мужчины нынче такие пошли…

– Поехали ко мне, – неожиданно произнес Ремизов совсем другим, нормальным голосом. – Сейчас…

Он расплатился, помог Жанне одеться.

Потом усадил ее в свою машину – тоже молча.

Вечерний час пик уже заканчивался, и они ехали довольно быстро через центр.

Жанна смотрела в окно и ничего не узнавала. Потом догадалась – они были где-то в районе Таганки. Остановились перед одним из домов…

Ремизов помог ей выйти.

Холодная густая весенняя грязь чавкала под ногами.

– Сюда, прошу.

…У него была обыкновенная московская квартира с покушениями на стиль (вероятно, насмотрелся всяких передач по телевизору, где про ремонт и переделку жилья). Книг не так много, как ожидала Жанна, – всего-то лишь две стены ими заставлены…

Зато ей понравилось окно – широкое, во всю стену, из которого как на ладони была видна Котельническая высотка, похожая на замок, вся в подсветке.

– Я сейчас… – Ремизов ушел и вернулся минут через десять, уже не в костюме, а в обычных джинсах и черной футболке, которая контрастировала с его светлыми волосами.

Все это время Жанна стояла у окна и думала о холодной густой весенней грязи, которая так звонко чавкала под ногами.

– Жанна… – Он встал напротив, серьезный и взволнованный, посмотрел ей в лицо. Взял ее за руки. Она не сопротивлялась, но и не отвечала. – Жанна…

Он хотел что-то сказать, но вместо этого обнял ее, наклонился, уткнулся лицом в шею.

– Щекотно… – едва слышно ответила она. В самом деле, его усы кололи ей кожу. Жанна терпеть не могла усатых мужчин. Усатых и бородатых – словом, всех тех, у кого была лишняя растительность на лице…

Ремизов запрокинул ей голову назад и поцеловал. Долго и осторожно. Он обнимал ее, и чувствовалось, что он изо всех сил сдерживается, словно боится сделать какое-то лишнее движение, боится прижать ее сильнее, чем надо. И сердце у него колотилось словно сумасшедшее…

– Жанна…

Он осмелел.

Каждое его прикосновение, каждый вздох говорили о том, что он до сих пор не вполне верит в ее, Жаннину, благосклонность к нему. Он словно хотел разбудить ее. Хотел, чтобы она тоже стала думать – о нем…

Они медленно переместились в сторону кровати. «Слава богу, что он хоть на руки меня не стал брать… Хотя нет, лучше бы взял – чтобы уж совсем было пошло…»

Жанна преследовала вполне определенную цель. Она хотела, чтобы ей стало еще хуже. Совсем уж плохо. Так плохо, что мысли о Юре Пересветове не вызывали бы столь нестерпимой боли. Упасть столь низко, чтобы возненавидеть себя окончательно и обвинить в собственных муках – его.

Она закрыла глаза, ожидая волны отвращения – холодной, густой, скользкой, которая накроет ее с головой, сровняет с землей…

Но ничего этого не было. Василий Кириллович Ремизов, первый встречный, почему-то не вызывал отвращения. Он был нежен, страстен, и его прикосновения вызывали у Жанны совсем другой образ. Она совершенно не к месту представила, что это Юра…

Не открывая глаз, коснулась его плеч. Едва слышно засмеялась, ощущая, как на ресницах дрожат слезы.

«Я тебя люблю. Я тебя очень люблю…» – мысленно обратилась она к нему, к Юре. «И я тебя люблю…» – ответил он ей через движения другого человека.

«Как я ждала тебя… Как я ждала тебя!»

«И я тебя ждал. Только тебя. Только тебя…»

«Ты не уйдешь? Ты не уйдешь от меня?»

«Как я уйду от тебя? – удивился он. – Нет. Нет…»

Слезы лились у нее из закрытых глаз, она тихо смеялась – самое настоящее безумие. В эти мгновения она была счастлива – абсолютно и несомненно.

Потом они молча лежали, крепко обняв друг друга.

А еще некоторое время спустя Жанна наконец нашла в себе силы открыть глаза.

Она увидела перед собой в полутьме лицо незнакомого, чужого человека.

– Жарко… – пробормотала она и отстранила его от себя. Она была разочарована. Разочарована тем, что идея с первым встречным оказалась не самой удачной, потому что первый встречный оказался не так плох и еще он нечаянно представился ей Юрой Пересветовым – это уж чересчур…

– Жанна.

– Что?

– Ничего. Ты – Жанна. Ты знаешь, что это мое любимое имя?

– Жанна? Не понимаю… Мне так оно кажется пошлым. Вычурным каким-то. Провинциальным… – равнодушно ответила она. – Никогда не любила свое имя.

– Зря… Ты не понимаешь. Это чудесное имя. В нем нездешняя красота… – Ремизов поцеловал ее в плечо.

Жанна недовольно заерзала.

– Когда я жила на старой квартире, в соседнем подъезде были мать и дочь. Венера и Роза, – вдруг вспомнила она и засмеялась. – Вот ужас-то!

– Это у тебя московский снобизм, – нравоучительно возразил Ремизов.

– Снобизм?.. Видел бы ты эту Венеру и эту Розу! Килограмм по сто тридцать в каждой! Усики! Я у мужчин терпеть не могу усы, а уж у женщин… Роза и Венера!

Ремизов помолчал, трогая свои усы. Потом упрямо продолжил:

– Просто они не в то время родились, наверное. Жили б они лет на пятьсот раньше – неизвестно, кто бы из вас считался красавицей…

Жанна снова посмотрела на него, на сей раз с удивлением:

– О, вот ты какой…

– Женщина по имени Жанна представляется мне гордой и страстной. Жанна д’Арк! Та, которая не боится смерти… У нее в крови огонь. И вместе с тем она нежна… Ее любят, ей поклоняются мужчины – ее красоте, этому огню в ней…

– Жанна д’Арк была некрасива, – заметила Жанна. – А, вообще, когда узнают мое имя, сразу же вспоминают ту дурацкую песенку про стюардессу… А вот ты – Вася. Самый настоящий Вася! – Она толкнула его локтем в бок, и он ойкнул от неожиданности. – Ладно, пусти меня, я пошла.

– Куда?

– Домой, куда же еще! – удивилась она.

– Нет. Оставайся. Пожалуйста! Если у тебя дома какие-то неприятности, то оставайся здесь сколько угодно…

– Тогда я буду спать.

– Спи, конечно. – Он укрыл ее одеялом. Улегся рядом, подперев голову рукой, – смотрел на нее.

– А ты почему не спишь? – сердито спросила она.

– Я на тебя смотрю.

– Зачем?

– Ты красивая, – просто ответил он. – Я таких девушек только в кино видел. Нет, ты даже лучше! Ты мне веришь?

– Верю, – равнодушно ответила Жанна.

– Вот если бы тебя звали Розой, я бы не удивился… – пробормотал он. – У тебя волосы еще такие… – он сделал возле головы волнообразный жест рукой. – И цвет у них тоже… И глаза…

– Чайная роза… – сонно вздохнула Жанна. – У меня друг один есть, он мне уже в который раз эти чайные розы дарит.

– Друг?

– Да, самый настоящий… А еще говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует! – сердито воскликнула Жанна.

Ремизов откинулся назад, на подушку, и сложил руки на груди.

– Дивны дела твои, господи…

– Ты это о чем? – подозрительно спросила она – все равно не спалось.

– Обо всем. У тебя бывают предчувствия? Нет, даже не предчувствия, а другое – когда живешь и постоянно ждешь от жизни чего-то такого особенного, невероятного… Ожидание праздника! Все вокруг тебя манит, красота эта столичная неописуемая, огни и блеск… Кажется, завернешь за угол – и вот оно, чудо!

– Скорее уж кирпич на голову упадет… – с сомнением произнесла Жанна. – Особенно когда на каждом углу стройка! Хотя, если честно, со мной тоже происходило что-то подобное… – Она вспомнила разговор с Маратом в новогоднюю ночь. – Такие же ощущения. Только все это мираж и обман. Ничего не будет.

– И ничего не радует… – согласился он. – Вот делал ремонт недавно – и что же?

– Что?

– Ничего! Два дня радовался как дурак, а потом все равно скучно стало! Я так думаю, что дело не в декорациях, а в самом спектакле.

– Жизнь ты называешь спектаклем?

– Да.

– У тебя депрессия. Обычная весенняя депрессия. Кстати, и у меня тоже… – констатировала Жанна.

– В том-то и дело, что я сейчас совсем о другом хотел сказать! – спохватился Ремизов. – Я хотел сказать, что сегодня… да, именно сегодня со мной произошло это нечто. Я завернул за угол и увидел тебя. Ты сидела у окна, неподвижно… Я зашел, заговорил с тобой… Ведь с самого начала был уверен, что найду тебя, и нашел! А потом ты сказала – «идем к тебе»… – Ремизов помолчал. – Ну как теперь не верить в чудо!

– Тебе так нужен дореволюционный Шекспир с гравюрами? – пренебрежительно спросила Жанна.

– Да пропади он пропадом! Ты же с самой осени у меня из головы не выходишь! – рассердился Ремизов.

– По-моему, я тогда была не в лучшем виде… – с сомнением пробормотала она. – Мы как раз с друзьями отмечали накануне какой-то дурацкий праздник…

– Нет, ты очень мне понравилась! – возразил Ремизов. – Не понимаю, почему мы сразу же принялись ссориться…

Василий Кириллович Ремизов уже перестал казаться Жанне глупым и смешным. Ей даже стало жаль его – потому что она ничем не могла ему ответить.

– Ладно, спи. – Она обняла его. «Как будто мы с ним двадцать лет прожили в браке! – неожиданно подумала она. – Сначала супружеский секс, потом разговоры о ремонте, потом воспоминания о прошлом… Даже смешно!» – И не вздумай храпеть! – строго произнесла Жанна. – Я, знаешь ли, могу очень больно ущипнуть.

– Я постараюсь, – смиренно ответил Ремизов.

Конечно, он слегка похрапывал во сне. Он был мил и забавен – настолько, что наутро Жанна не ощутила никаких угрызений совести – как если бы «первым встречным» оказался ее законный супруг. Ее благоверный, находившийся у нее под каблуком много лет – немного занудный, немного романтичный, немного странный и даже немного не понятый, который, в свою очередь, и ее так и не смог изучить до конца…

Утром она ушла – как он ни просил ее остаться.

Жанна сняла с рычага телефонную трубку и поднесла ее к уху. Ответом ей была тишина.

– Это что за ерунда… – растерянно пробормотала она и попыталась заглянуть под стол – там находились розетки.

В кабинет впорхнула Карина, приветливо поздоровалась с Жанной.

– На улицах все течет, течет… настоящий потоп! Весна буквально…

– Проверь, у тебя телефон работает? – мрачно перебила ее Жанна.

– Что? А, сейчас… – Карина сняла трубку со своего телефона. – Почему-то нет гудков!

– Значит, это опять Людмила Климовна своей шваброй все розетки посшибала! – разъяренно произнесла Жанна. – Я же тысячу раз ее просила! И Рутковскую тысячу раз просила, чтобы она объяснила техничке ее обязанности!

И Жанна помчалась к Зине Рутковской, поскольку та была непосредственной начальницей технички.

Зина Рутковская, стоя перед зеркалом в своем кабинете, вся в красных пятнах, дрожащими руками пыталась завязать на шее кашне.

– Уходишь? Послушай, Рутковская, прежде чем уйти, найди, пожалуйста, Людмилу Климовну и скажи ей…

– Господи, да что это за жизнь такая! – взвизгнула Зина и уткнулась в кашне лицом. – Ну, убейте, убейте меня! Выпейте мою кровь!

Вся контора знала о сложных отношениях завхоза и охранника, и Жанна решила, что истерика Зины вызвана недостойным поведением Барбарисыча, который все не мог определиться – любит он Зину или нет.

– Нельзя мешать общественное с личным! – возмутилась Жанна. – Опять с Барбарисычем поссорились?.. Будь добра поговорить с техничкой! Пусть она аккуратнее моет пол, потому что рвет всегда провода! Мне сейчас из филиала должны звонить, а телефон…

Жанна не успела договорить, потому что Зина Рутковская снова взвизгнула:

– Боря тут ни при чем! И Людмила Климовна тут тоже ни при чем! Это я во всем виновата! Я забыла заплатить за телефон, и нас отключили!

– Потрясающе! – ахнула Жанна. – Ты забыла заплатить за телефон?! Ты же рабочий день сорвала! Рутковская, Крылов должен тебя уволить!

Зина зарыдала.

– В прошлом месяце ты забыла раздать всем картриджи для принтеров и уехала к маме в деревню, до тебя дозвониться никто не мог… На Рождество ты купила целый ящик каких-то просроченных пирожных и чуть не отравила всю контору! Ты едва не убила Крылова – когда на него свалилась эта дурацкая мозаика! И вообще, зачем ты ее купила?! Ты конторские деньги могла потратить на что-нибудь другое, более эстетичное! У тебя нет вкуса! Ты вечно все забываешь! А когда ты влюбилась в охранника, ты совсем голову потеряла! – Жанну трясло от возмущения.

Зина зарыдала еще громче. Она была уже не красной, а какой-то фиолетовой.

– Ты злая, Ложкина, ты очень злая! – простонала она сквозь рыдания.

– А ты глупая курица! И это, как ты знаешь, не мои слова! Все твои цветы дохнут! Ты не умеешь их выбирать, ты не умеешь за ними ухаживать! Ты уйму денег потратила зря…

– Я… я ни одной копеечки… ни одной чужой копеечки к себе… к себе в карман… ни одной!

– Рутковская, твоя простота хуже воровства! – выкрикнула напоследок Жанна и выскочила в коридор. Она была вне себя – и дело, кажется, было вовсе не в Зине.

Этим утром, подъезжая к работе, она видела, как в подъезд под ручку входят Юра и Нина. Жених и невеста…

В холле Жанна столкнулась с Веленской.

– Селена Леонардовна… Будьте добры, поговорите с Крыловым! Эта Рутковская нас всех доконает, – мстительно произнесла Жанна. – Он нас должен жалеть, а не ее! Вы в курсе, что она телефонные счета забыла оплатить?

Веленская недовольно нахмурилась. Она очень не любила, когда ей давали указания.

– Послушай, Жанна, я тебе тоже кое-что хочу сказать, – холодно произнесла она. – Твои служебные романы…

– Мои – что?.. – моментально вспылила Жанна.

– Твои служебные романы, – с удовольствием повторила Веленская. – Ты уж, пожалуйста, выбери кого-то одного. Твоя бурная личная жизнь дезорганизует рабочий процесс…

– Дезорганизует? – ахнула Жанна. – Вот как… Да я тут одна за всех пашу!

Это было небольшим преувеличением, но спустить Веленской Жанна никак не могла.

– А вы? – вдохновенно продолжила Жанна. – А вы, между прочим, настолько увлеклись улучшением своей внешности, что забыли в прошлом году сдать отчет в налоговую! Нам едва не заблокировали расчетный счет! Крылов тогда слег с сердечным приступом!

Селена Леонардовна побледнела.

– Ну, Ложкина, ты у меня пожалеешь…

– Вы мне угрожаете? Валяйте… Над вами, между прочим, все смеются! Вы со своей пластической хирургией на человека перестали быть похожи!

– Ложкина… Ложкина, что ты себе позволяешь?.. – ошеломленно произнесла главный бухгалтер.

Жанна ничего ей не ответила, развернулась и ушла. Она чувствовала, что действительно позволила себе наговорить Веленской лишнего, но остановиться не могла. Какие-то демоны вселились в нее…

– Ну, что там? – встретила ее Карина.

– Рутковская забыла оплатить телефонные счета, – сказала Жанна.

– С нее станется! – засмеялась Карина. – Послушай, а вот что мне вчера Котя сказал…

– Карина, прошу тебя, оставь меня в покое, – мрачно остановила ее Жанна. – Мне совершенно все равно, что сказал твой гениальный сынок. Я хочу помолчать. Немного тишины, понимаешь?..

Карина с обиженным видом отвернулась.

Но Жанне было все равно.

Ближе к обеду она сумела поссориться с Артуром Потапенко, который вздумал флиртовать с ней. Потом, после обеда, все-таки высказала техничке все, что думает о ее работе.

В четвертом часу Жанну вызвал к себе Крылов. Указал на кресло напротив.

– Присаживайся… Послушай, Жанна, все на тебя жалуются. Говорят, ты словно с цепи сорвалась?

– Пусть говорят… – Она, в довольно короткой юбочке, медленно положила ногу на ногу.