Текст книги "Хижина пастыря"

Книги стояли в ящике из-под фруктов, перед ними лежало ожерелье – а может, браслет – из цветных бусин, синих, красных, зеленых, оранжевых, желтых, белых, черных.

Вы сделали? указал я на ожерелье.

Нет. Не я.

Финтан вручил мне кружку с чаем, сел за стол и стал пить, медленно и размеренно. Я опять посмотрел на штуковину из бусин. Она выглядела не к месту в хижине, среди вещей старика. Он видел мой интерес к бусам, и я ждал, что сейчас Финтан вскочит на задние лапки и расскажет пятьдесят девять фактов про эту вещицу, но выражение его лица ясно говорило – не дождетесь. Запретная тема.

Вкусные ребрышки, похвалил я.

Сколько тебе лет, сынок?

Семнадцать.

Скорее уж пятнадцать. По моим прикидкам.

Прикидывайте сколько влезет.

В таком возрасте опасно бродить самому в глуши, а?

Я пожал плечами. Уставился в тарелку, выстроил косточки в одну линию.

Однако ты, я вижу, парень умелый. Не каждый мальчик способен о себе позаботиться и выжить. Я в пятнадцать лет еще вовсю нуждался в матушке. Тем не менее она меня отослала. Так поступили все матушки. Каким же стадом баранов мы были, Джекси. Никто не обеспечил нашего брата карабином «браунинг», не указал дороги. Нам приходилось довольствоваться страхом Божьим, вареной капустой да утешительной поркой.

Старик надолго замолчал. Потом глянул на меня, будто уже обо мне забыл.

Далеко тебе идти?

Я кивнул.

Но ведь через час стемнеет.

Пройду сколько успею и заночую в дороге.

На голой земле?

Я сто раз так делал.

Безопаснее было бы набраться сил. Тебе нужен хороший сон. Ты совсем измучен.

Предлагаете остаться здесь?

Если хочешь. Это разумно. Места хватит.

Я подумал об очередной ночевке в эвкалиптовом лесу. Ничего подобного я не планировал, когда выдвигался за солью. Полный облом, вот как это называется. На меня навалилась жуткая слабость. Нет, не смогу я выйти прямо сейчас.

Ладно, кивнул я. Наверное, останусь. На одну ночь.

Что ж, сказал Финтан. Я очень рад.

Я встал, застыл в дверном проеме. Ужин мы съели, я согласился остаться – а дальше-то что делать? Мне было так паршиво, что хоть плачь. Но я не плакал.

Ты как, юноша?

Хорошо, ответил я, не оборачиваясь.

Найдешь в себе силы прогуляться?

Куда?

В это время дня я люблю выходить на озеро. Недалеко. Полюбоваться мягким светом. И тем, что озеро умеет.

Это просто соленое озеро. Оно ничего не умеет.

О, оно целый день в движении. Постоянно меняется.

Я повернулся к старику. Вид у него был идиотский.

Неужели ты не замечал, как перед закатом озеро наползает само на себя, наполняется и опорожняется? Знаешь, временами я вижу в небесах восточный берег, вижу корявые деревца, растущие вверх ногами над пустыней.

Миражи, отрезал я.

Возможно. Однако они полны жизни.

Финтан шагнул мимо меня в вечерний свет – мутноватый, молочный.

Пойдем, отрок Джекси, я покажу.

Не знаю, почему я пошел за Финтаном Макгиллисом. Может, потому, что мне было тошно до жути. Или просто чтобы его заткнуть. Имелась еще одна причина – он не взял с собой карабин. Подождал меня на улице, безоружный. Мы стали на равных. Я и подумал – хрен с ним, все по-честному, чувак ведет себя порядочно.

Вот так мы и побрели, два человека плечом к плечу. Забрели не слишком далеко. За мельницу, через самфир – и немножко на озеро.

Старик не спешил, и меня это очень даже устраивало. Он хлюпал и шаркал резиновыми сапогами, успевать за ним было легко. Только говорил, е-мое, не переставая. Будто не мог замолчать. Я шел рядом, опять себя жалел и мечтал, чтобы Финтан заткнулся. Мы скоро остановились, но поток слов – нет, он не пересыхал никогда.

Посмотри вокруг, парень. Какая картина! Какой соблазн!

Я притормозил возле Финтана, уставился на соль, небо и неровный свет между ними.

Раньше я считал все это воплощением Ада. Край, куда меня забросило. Жара, соль, мухи… Край столь пустынный, что здесь слышишь эхо собственных мыслей. Только взгляни, он бесконечен, словно сон, из которого невозможно сбежать. Представляешь, каким его видят люди, подобные мне? Пугающим, странным, бесчеловечным. А миражи… Они меня преследовали, ей-богу. Каждый – искажение; каждый – фарс. Порой казалось, будто озеро, соль, весь пейзаж взывают ко мне, словно голос из Ада. Финтан, раб, приди. Приди и умри!

Он заметил, как я на него смотрю, и чуть пожал плечами.

Разумеется, я был немного не в себе, кивнул Финтан. Не совсем здоров, так сказать. И все же я спрашиваю тебя, юноша, мог ли виновный человек вообразить себе местность, более подходящую для покаяния?

Лучше бы старик меня не спрашивал – я не понимал, о чем он. И тут стало ясно, что меня, в общем-то, и не спрашивают. Финтан просто молол языком. Называл меня Джекси, будто знал всю жизнь.

Песчинка, продолжал старик. Вот кем я себя чувствовал. Крохотное пятнышко. Причем одинокое до ужаса, как человек в фильме про космос. Я доходил до кромки озера и останавливался. Не доверял соли, корке этой, понимаешь ли. Боялся, что я ступлю на нее и провалюсь по шею, а моих криков не услышит ни одна живая душа на тысячу миль вокруг. Боже милостивый, ты можешь себе такое представить?

Я мог, еще как мог, и меня аж мороз пробрал от представленного. Удивительно, что он еще жив, этот старый болван, с такими-то мыслями.

Но так было в начале, юноша. Теперь я вижу все отчетливо. Это уникальное, прекрасное место, правда? С памятью. Иногда я думаю, что оно само и есть память. Вот, взгляни.

Финтан указал на следы эму, на царапины и вмятины, оставленные кенгуру и козами.

Все, что здесь происходило, до сих пор существует. В соляной корке, под ней, в испарениях. Нынче я смотрю на этот край, и он взывает ко мне: вот и я, сын мой. Я был здесь еще до рождения тебе подобных. Был до того, как ты сделал первый вдох. Был и есть.

Ну, сказал я. Фигня это все, как по мне. Нет тут ничего, только мы. И никто не разговаривает, только вы. Господи, да за вами разве кто-нибудь успеет слово вставить?

Старик хрипло хохотнул и увесисто хлопнул меня по руке, я даже чуть отступил.

Ай, сказал он. Каков наглец!

Шучу, ответил я. Он улыбнулся и поскреб бороду.

Да, Джекси, этот край столь величествен, что тут и спятить недолго. Однако самое смешное, друг мой, вот что: если бы сейчас мне дали возможность уйти отсюда, я бы вряд ли согласился.

Мы посмотрели на восток, на дальний берег, который с этого места казался просто красноватой зыбью. Я решил, что хорошего понемножку, и повернулся уходить, но тут мой взгляд упал на знакомую группу камней к югу от нас. Финтан заметил мои колебания.

Когда я впервые увидел эти камни, юноша, то принял их за людей.

Я тоже, подумал я, но вслух не произнес, еще чего не хватало.

Я испытал огромнейшее потрясение, Джекси. Я томился от одиночества, как томился от него всю жизнь, и вдруг – люди! Меня словно молнией ударило. Знаешь, в первые минуты я безмерно обрадовался: наконец-то дождался компании, а возможно, и избавления. Затем мелькнула мысль – о боже, вот они и явились. Все, конец; проводить меня в последний путь прислали целую армию. Редкий идиотизм, да, парень? Самонадеянность Финтана Макгиллиса! Словно для истребления таких, как я, Риму необходим легион.

Я ничего не ответил. Просто не въехал, если честно.

Однако, не унимался старик, когда я смотрю на эти камни теперь, то нахожу в них определенное утешение. Они действительно составляют мне своего рода компанию.

В общем, вам тут нравится, сделал вывод я.

О, я свыкся. На свой лад.

Но вы же пленник.

Не совсем.

Почему тогда не уходите? Раз никто не держит.

Ты видел, что там дальше, юноша? Я однажды пересек озеро, из любопытства и отчаяния. За тем берегом начинается пустыня. Словно в огонь попадаешь, ей-богу. Как-то, еще в начале, я добрел до шоссе на западе и едва не умер от этого путешествия. Сел в тени у обочины и задумался – как я объясню свое появление, что скажу встреченным людям? У меня нет ни документов, ни паспорта, ни денег, ни представления, где я нахожусь. К тому же я слишком стар для бегства, Джекси. Куда мне идти? Дома не осталось никого, кто приютил бы меня. А здесь я отщепенец.

Кто?

Чужак, парень. Изгнанник. Я один-одинешенек, у меня никого нет.

А люди, которые приносят еду?

Ну вот, опять.

Это ваша семья?

Когда-то я так считал. Однако нет, они обеспечивают меня не столько заботой, сколько пропитанием. Не говоря уж о надзоре.

То есть это копы. Что, программа по защите свидетелей?

Старик глянул на меня и улыбнулся. Хм, юноша, подобной версии я еще ни от кого не слышал, но ты недалек от истины.

Не понял.

Только в данном случае речь о преступнике, который свидетельствует против собственных деяний.

А можно по-английски?

Ну, протянул Финтан. Простыми словами, это программа по защите виновного.

То есть вас?

Да. Их тоже, в равной мере. Только для них проблемой являюсь я – как из-за того, что мне известно, так и из-за того, что я совершил.

Господи, скривился я. Не рассказывайте мне.

Поверь, мальчик, у меня нет ни малейшего намерения.

Я обдумал услышанное. Но в голове было слишком много сырых идей, чтобы до чего-нибудь додуматься.

На вас надели маячок GPS?

Нет, ответил Финтан. Ничего подобного.

Люди, которые вас навещают…

Лишь один человек.

Когда он сюда приходит, то на сколько остается?

Он никогда не остается, не может и не хочет.

Значит, это не друг.

Он выполняет свою работу, Джекси. Доставляет припасы и предлагает определенное утешение, а я отвечаю отказом.

Ого, обалдел я. Звучит не очень.

Он обязан предложить мне таинство примирения, юноша. Такова его работа.

Чего?

Именно этим мы занимаемся.

Мы?

Ты, видимо, не католик?

Нет, сказал я и машинально отступил от Финтана подальше. Я на такую фигню не подписывался.

Да, я забыл: ты – шальной мальчишка-колонист.

Я будто увидел Финтана впервые. Твою ж мать! Я наблюдал за ним целую ночь и день, пытался раскусить старого придурка, и только теперь до меня дошло, кто он.

Вы рассказывали про свою матушку, вспомнил я.

Она умерла, бедняжка.

Но она отправила вас куда-то. Вы говорили, она вас отослала.

А, кивнул Финтан. В школу. Затем в семинарию.

Семинария.

Незнакомое слово?

Я развернулся и двинул назад к берегу. Знакомое, мать твою, бросил я через плечо.

Джекси!

Я побежал. Прямо на заходящее солнце. Но соляная поверхность была ненадежной, и мне не хватало дыхания, поэтому пришлось перейти на быстрый шаг. Я спешил к пастушьей хижине, к своим вещам. Старик за спиной звал и кричал, я не обращал внимания. Как я мог попасться в эту западню, будто последний дебил?! Я так на себя злился, что мечтал загрызть собственное отражение в зеркале.

В хижине я первым делом схватил «браунинг». Вторым – магазин. Затем бутыль для воды и рюкзак с солью и остальной амуницией. Проверил, все ли на месте, – без боеприпасов идти в буш нельзя. Когда я собрался, старик подошел к хижине.

Я послал патрон в патронник, закинул рюкзак на плечи и шагнул в дверной проем, направив дуло на Финтана. Он резко затормозил, очочки совсем перекосились, и поднял руки как идиот в каком-нибудь фильме. Но даже под прицелом не заткнулся.

Не уходи, юноша. Ты все неправильно понял.

Вы священник, разве нет?

Священник, да. Но это не то, что ты думаешь.

Вас тут прячут, мать вашу!

Не стану отрицать. Но не из-за того, что ты вообразил.

Из-за чего же тогда?

Юноша, я действительно не могу рассказать.

Даже если я вам ногу прострелю?

Джекси, пожалуйста. Я не такой, как ты. Не храбрый.

Значит, рассказывайте.

Это невозможно. Не могу.

Не можешь признаться, да, мать твою?! Господи боже, да я тебя и правда завалить готов!

Да, ты готов, Джекси. Я вижу.

Кругом полно шахт, заявил я. Тебя никогда не найдут.

Что верно, то верно. Однако ты совершишь прискорбную ошибку.

Скорее, окажу миру большую услугу.

Миру – не исключено. Себе – нет. Поверь, юноша, бывают ошибки, после которых не оправиться.

Мразь ты гребаная.

Так и есть.

Да как ты сам себя выносишь, мать твою?!

Его очки висели уже на одном ухе. Под конец старый ублюдок задрожал так сильно, что они свалились на землю.

Действительно, как? только и ответил он.

Я твердо знал, что не выстрелю в Финтана Макгиллиса. А вот он, судя по его трясущимся ногам, не знал. Он начал судорожно хватать ртом воздух, шептать разный бред, и мне стало ужасно стыдно за нас обоих.

О господи, сказал я. Подними очки. Не буду я стрелять.

Старикан уже почти рыдал, когда я отстегнул магазин большим пальцем, выгнал патрон и повесил карабин на плечо. Надеть очки Финтан сумел лишь со второй попытки. Он пробормотал спасибо, но посмотреть на меня не решился.

Я ухожу, сообщил я.

Скоро стемнеет.

Переживу.

Тогда забери спальный мешок. Мне он не нужен.

Не могу, рук не хватит.

Значит, возвращайся за ним, когда захочешь.

Это вряд ли.

Ты взял мясо?

Нет, мотнул я головой. Я не вор.

Так возьми. Пожалуйста. Я найду пакет.

Я остался во дворе, Финтан ушел в хижину. Солнце уже опустилось на кряж, пара флейтовых птиц завела свою обычную жалостливую песню. Я вдруг вспомнил – у старика есть ножи и точило! А у меня – только паршивый ножик для масла.

Когда я возник в дверях, Финтан отпрянул от мясного шкафа. Будто испугался, что я сейчас ударю. В руках старик держал жестяную тарелку с козлятиной, на столе лежал пустой мешок из-под муки. Финтану вполне хватило бы времени зарядить оружие, но он его даже не тронул.

Скажите правду, попросил я. Я вас за это не убью.

Я не насильник, проговорил старик. И не педофил.

Но с вами что-то не так.

Да.

По виду Финтан Макгиллис мог оказаться кем угодно – учителем биологии, например. Или придурком, который ворует велосипедные сиденья. Я не знал, чему верить.

Что такое примирение? – спросил я. Я думал, это про аборигенов.

Таинство, ответил Финтан Макгиллис. Так мы называем исповедь.

И вы на это не соглашаетесь?

Он покачал головой.

М-да, хрен вас всех поймешь.

Согласен, Джекси. Я такого же мнения.

Педики вечно врут.

Думаю, да.

Если б вы были педиком, то правды не сказали бы.

Полагаю, что не сказал бы. Да.

Финтан стал запихивать содержимое тарелки в мешок, я сказал, что не хочу забирать у него все мясо. Он отложил несколько кусков назад на тарелку, завязал мешок. Руки у старика дрожали, действовал он неуклюже, и я чувствовал себя грабителем. Неприятное ощущение. От всей этой картины меня уже тошнить начало, поэтому я забрал мешок и попрощался. Подошел к цистерне, подставил бутыль под кран. Старик приплелся следом, встал рядом, меня аж передернуло.

Я хотел бы, чтобы ты остался, сказал он. Очень хотел бы.

Ну да, подумал я. Ясен пень! Однако вслух этого не произнес. Поблагодарил за еду, взял бутыль и свалил.

До темноты я много не прошагал. Я никак бы не успел к озеру и уж тем более дальше, к эвкалиптовому лесу, разве что на ощупь. Поэтому просто отошел от пастушьей хижины и забрался в каменистые террасы, где можно было укрыться в невысоких зарослях буравовидного эвкалипта и голубоватой травы блюбуш. Пока еще хватало света, я отыскал мягкую проплешину под караджонгом и устроился на ночлег.

Огня не развел. Устал очень, но уснуть не смог. Еще не отошел от событий у хижины. Я никогда раньше не направлял оружия на человека. Делать так без угрозы для жизни – редкое скотство. Ноги и руки до сих пор покалывало: похоже, каждая моя клеточка понимала, что я поступил ужасно.

Я все думал – что было бы, если б я таки пристрелил Финтана Макгиллиса? Кругом полно шахт, значит? Ну-ну, до ближайшей целый день пути. Как бы я отволок туда тело? Разрубил и перевез в три приема? Прокатил бы по бездорожью труп в его же собственной тачке?

А ведь я видел от старика только хорошее. Он накормил меня, напоил. Может, лишь для того, чтобы я размяк и отдался в его священнические лапы, но худшее, что сделал Финтан Макгиллис, – это прожужжал мне все уши. В общем, махать перед его физиономией оружием было гадко. Даже если он извращенец, убивать его без причины – неправильно.

А если старый хрыч и правда не педофил, то зачем его тут прятать? Какой смысл? Господи, два дня назад здешние края были пустынными, как Марс, а теперь стали людными, как большой город.

Короче говоря, дежурил я долго. Хорошо видел озеро – и крошечный огонек в хижине. Какое-то время впереди висела молодая луна, потом она ушла мне за спину. В конце концов огонек в хижине погас, и осталось лишь свечение соли.

Ночь стояла теплая. Ветер дул с севера, нес влажную жару. Было тихо, так тихо, что слышался какой-то фоновый шум. Будто все вокруг спало, а мир продолжал бодрствовать и легонько гудеть, почти неуловимо. Как пчелы в прошлом году в расщепленном молнией дереве. Оно жужжало еле-еле, где-то в глубине, и первое время я даже не замечал звука.

Мы обнаружили рой в конце апреля, примерно на День АНЗАК. У нас росло дерево, в которое однажды попала молния. В нем поселились пчелы, и скоро весь двор пропах медом. Только тогда мы начали их слышать. Мама лишь об этом и говорила. Называла запах божественным, но переживала, как бы пчелы не залетели в дом. Она не страдала аллергией, просто считала, что пчелам в доме не место. Намекала – надо бы что-нибудь предпринять. Понятно, что предпринимать должен был либо я, либо Кэп. Гондон намеки игнорировал. Не желал ничего знать.

А я этих пчел обожал. Мама была права насчет запаха – пахло так, будто у нас каждый день пироги пекли. От улья в стволе исходил пчелиный жар, а жужжание напоминало работающую морозилку, я слышал его из своей комнаты. Вечером за чаем мама постоянно напоминала – пчелы, дорогой, надо бы что-нибудь предпринять. Но мы просто жевали отбивные и пили чай. Потом она, наверное, позвонила Кэпу на работу, надавила и достала его окончательно. Если так, то удивительно, как цела осталась. В общем, что-то точно произошло, потому что однажды он принес с работы канистру с горючим. Сразу пошел на задний двор. А вернулся со страшно покусанными руками и пальцами толще, чем сосиски на тарелке, однако сел есть и смотреть телик как ни в чем не бывало. Прям картинка из сериала «Счастливая семейка». У мамы вытянулось лицо, но она ничего не сказала. После чая я отправился во двор посмотреть, мама – за мной. Мы лишь глянули друг на друга и вернулись убирать посуду. Гондон еще сидел за столом, изображал интерес к телику. Явно ждал, что мы заговорим про маслянистую дизельную вонь и про миллион ползающих по лужайке пчел, но у нас хватило ума промолчать, и у меня, и у мамы. Ночью я лежал в кровати и по-прежнему слышал пчелиный гул. На самом деле гудело внутри меня – от злости. Иногда по ночам злость прямо-таки бушевала во мне, и тогда я радовался, что она не способна вырваться. Господи, да ею можно было целый небоскреб сжечь! В общем, так я и заснул – лежа на пыльной земле под караджонгом, слушая отдаленный гул и думая о пчелах.

Проснулся я задолго до рассвета. Увидел сквозь ветки звезды. Вспомнил, как однажды разглядел в бинокль спутники Юпитера. Один учитель сказал, что такое возможно, но я не поверил. Решил – полный бред. Попробовал, и твою налево! Оказалось, и правда возможно. Тогда же я отыскал звездное скопление Ясли, которое еще называют Улей. Учитель предложил мне как-нибудь посмотреть на звезды через его телескоп, но меня вечно оставляли после уроков, а вскоре учитель переехал. Я потом безумно мечтал о телескопе, только куда там. Ничего, наблюдать за небом в бинокль тоже круто. Мы с Ли пару раз забирались ночью на крышу сарая. Любовались поясом Ориона и Млечным Путем, ловили настоящий кайф.

От первого реального знакомства с небом сносит крышу. Когда вдруг понимаешь: луны и планеты – это целые миры. Небесные тела. Звезды и сами по себе красивые, но мысль, что они где-то существуют, живут и умирают – просто бомба! После трудного дня приятно закрыть глаза и подумать о таком. Я немножко повертелся на земле, почувствовал, как опять клонит в сон.

И вдруг сел. Меня пробрал холод, и сон пропал.

Бинокль.

Я потрогал шею. Пошарил в рюкзаке. Только уже понял – нет там бинокля. И я точно знал почему. Я забыл его на столе у старика. Черт.

Хотелось тут же подорваться и побежать за биноклем. Но я решил, что среди ночи старик запросто отстрелит мне башку. Поэтому я дождался первого серого света, собрал шмотки и поплелся назад к озеру.

Еще до того, как увидел хижину, учуял запах костра. Пробрался через соляные кусты и мимозу, протопал по дорожке – и вот вам пожалуйста, костер и старик. Когда он меня заметил, я притормозил, махнул рукой, но Финтан Макгиллис молча скрылся в хижине. Все, сейчас вернется с дробовиком… Однако вернулся Финтан с еще одной кружкой, и, когда я к нему подошел, она уже дымилась и ждала меня.

Доброе утро, сказал он.

Здрасьте, ответил я.

Бинокль на столе.

Я молча кивнул. Снял рюкзак и сел на ящик, придвинутый стариком.

Твое здоровье, поднял он свою кружку.

Ага, кивнул я. Пасиб.

Помолчали. Обоим было неловко. Потом старик ожил и собрался испечь лепешку, а я напомнил про мясо, которое он дал мне вчера; мы поджарили козлятину на углях, на решетке от холодильника. За раз все не съели, я предложил спрятать остатки в мясной шкаф, но Финтан велел мне забрать их с собой в обратную дорогу. Я завернул мясо в мешок для муки, сунул в рюкзак. Старик все время молчал. Да уж, нагнал я на него страху вчера. Наверное, нужно было объясниться, только я не мог начать.

В носке застряла колючка, я снял ботинок, потом носок. Ногу обдуло ветерком, и мне это так понравилось, что я снял и второй носок, пошевелил босыми пальцами на теплой земле. Приятно было вот так сидеть на утреннем солнышке. Вдыхать дым костра и запах чая, чувствовать во рту вкус жира и сахара. Я убеждал себя – еще капельку, и я встану, заберу бинокль, возьму свое барахло и двинусь в путь.

Вы когда-нибудь видели человеческий труп? спросил я. Сам не понял зачем. Похоже, расслабился у костра и решил отложить уход. И еще показать старику, что я не держу на него зла.

Финтан не оторвал взгляда от огня. Выплеснул чаинки за плечо.

Да, ответил. Я видел мертвых.

Это страшно.

Да, каждый раз.

Вроде считаешь, что некоторых ты не прочь увидеть мертвыми, услышал я сам себя. А когда видишь…

Да, настоящий ужас.

Я никого не убил, сообщил я. Знаю, вы думаете, что убил. Но нет.

Хорошо, что ты забыл бинокль, сказал Финтан. Тебе нужны припасы.

Не, ничего мне не надо.

У тебя есть чай и сахар?

Я помотал головой.

Мука? Свечи? Мыло? Овощи?

Обойдусь.

Одним-единственным ножиком для масла? Ну-ну.

Я напрягся. Финтан бросил на меня быстрый взгляд, поправил очки на носу.

Рылись в моих вещах?

Рылся. И не раскаиваюсь. Сколько ты продержишься на дюжине патронов и десяти фунтах соли?

Я тут не навсегда. Уж точно не на восемь лет. Это временно.

Сейчас май, Джекси. С такими припасами июня тебе не увидеть.

Разговор мне не нравился. Старик, кажется, по-прежнему считал, будто я хочу жить тут постоянно. Однако его слова про то, что я не дотяну до июня, меня почему-то задели. Хотя я планировал к тому времени оказаться возле Ли, написать ей сообщение и увезти ее куда-нибудь подальше.

Я не собираюсь сидеть тут на заднице и болтать сам с собой, огрызнулся я. Мне нужно кое-куда добраться.

Отсюда? Пешком?

Я смогу. И добираться буду не только пешком.

Боже милостивый, сынок, да куда же ты надеешься попасть из здешней глуши?

В Маунт-Магнит, ответил я.

А, кивнул Финтан. Значит, это место на карте? А то я решил, что Магнитом зовут коня.

Я почувствовал страшную пустоту внутри, потому что за две секунды выложил ему все. Господи, даже Ли не знала о моих планах, а я выдал их первому встречному. Хотя… Финтан Макгиллис ведь понятия не имеет, где находится Магнит.

Мне нужно переждать всего пару-тройку недель, заявил я.

Ясно.

Справлюсь.

Молодец, сказал Финтан и разворошил угли. Только подумай-ка вот о чем, Джекси. В каком виде ты будешь, когда доберешься туда?

Я пожал плечами. Да какая разница? При чем тут мой вид?

Ты поселишься на горе? На Маунт-Магните?

Это не гора, а город.

Там безопасно? Ты в нем поселишься?

Еще чего. Мы оттуда смоемся.

То есть ты с кем-то встретишься?

Больше вам ничего знать не нужно, рассердился я на нас обоих.

Получается, вы вместе с этим человеком сбежите с…

Хватит!

Даже если речь не о девушке – а я готов поспорить на годовой запас чая и муки, что о девушке, – она вряд ли уйдет далеко вместе парнем, который от голода и слабости не способен быстро передвигаться. К тому же с парнем настолько чумазым, что он не похож на цивилизованного индивида. Когда ты доберешься до своего Магнита, тебя примут за дикаря с Борнео. Теперь понимаешь, о чем я?

Вот честное слово, я бы с удовольствием врезал хитрому старикану по роже. Не врезал. Не потому, что я такой хороший и не бью дряхлых пенсионеров. А потому, что я задумался над его словами. В кого я превращусь, если еще пару недель проживу тут один? Как буду выглядеть? Смогу ли поймать попутку на шоссе? Как меня, грязного и вонючего, встретит Ли? Когда я туда доберусь, ей придется решать быстро, буквально за несколько минут. Я, конечно, всем сердцем верил, что она поедет со мной. Но вдруг к тому времени я стану сам на себя не похож, стану страшный и одичалый, и Ли засомневается? Вот вы бы уехали неизвестно куда с придурком, у которого в глазах безумие, в волосах дерьмо, а на руках кровь?

Я зарывался пальцами ног в пыль, кусал кружку. И Финтан Макгиллис, сволочь такая, понимал, о чем я думаю, видел меня насквозь.

Юноша, позвал он. Я лишь хочу сказать – дай себе шанс, выбери лучшую из всех возможностей.

Вот так все и получилось. Потому я и не ушел. Решение принял не в ту же секунду, оно зрело медленно, пока мы сидели у костра, разговаривали, пили новую порцию чая. Финтан даже не просил меня остаться, он предлагал разные припасы, которые за один присест к прииску не перетащишь. По мнению Финтана, я нуждался в куче вещей. Чтобы забрать хотя бы половину, требовалось много дней. Я загнал бы себя, перевозя в тележке консервы, мешки и бочки, вместо того чтобы использовать это время здесь, охотиться и разрабатывать план. Хранить мясо на прииске я не мог, только в соли. И лачуга золотоискателей стояла гораздо ближе к шоссе, в нее вполне могли явиться ищейки. Здесь же, благодаря водной ловушке, не было необходимости постоянно охотиться. Полторы коробки патронов растянулись бы на дольше. Тут мы бы следили за округой в четыре глаза, а всю работу делали бы в четыре руки. Я по-прежнему сомневался в старом священнике, но понимал – он прав.

В общем, тянуть я не стал. Сказал прямо – если вы не против, я пока останусь. А дальше – как пойдет. Финтан так обрадовался, что я чуть не передумал. И он столько болтал, что не слышал моих объяснений.

Лишь сегодня я догадался: скорее всего, бинокль я забыл не просто так, Финтан подстроил. Он с самого начала надеялся, что я останусь и составлю ему компанию. Только не подозревал, чего ему это будет стоить.

Впрочем, сомнения мои никуда не делись.

Я был гостем старика и понимал – не мне диктовать правила. Тем не менее я сразу объявил, что просто разобью на его территории лагерь. Снаружи. Мои вещи останутся при мне, и карабин тоже. И вообще, я тут ненадолго. И ни при каком раскладе не буду спать с Финтаном под одной крышей. Без обид, закончил я, но рисковать мне не хочется. Финтан сказал – да, конечно, как тебе угодно. Хотя посоветовал не впадать в паранойю, на что я прямо ответил – наркотой не интересуюсь. Он почему-то рассмеялся, хрен старый.

В общем, мы кое-как разобрались. Я устроился чуть в стороне от поляны, в буравовидных эвкалиптах. Здесь Финтан видел меня, а я его, все по-честному. Он выделил мне тяжелый кусок брезента, я натянул его и получил укрытие от солнца и дождя – которого не было ни разу, пока я там жил. Финтан дал мне спальник с простыней, одеялом и даже подушкой. Еще – парочку ящиков из-под молока и пластмассовый короб с крышкой от разных ползучих гадов. В хижине имелся фонарь, но батареек было мало, поэтому старик принес мне свечи и консервную банку со срезанным дном; ее стенки отражали свет и защищали огонек от ветра. Отдельная посуда не понадобилась – мы решили, что питаться лучше вместе, так отходов меньше. Днем я мог бродить где хотел, только мы договорились рассказывать о своих планах, чтобы случайно друг друга не подстрелить. При приближении к хижине мне полагалось издавать скрипучий вопль коршуна-падальщика и тем самым предупреждать Финтана, что иду именно я. Он же в ответ не придумал ничего лучше, чем петь «Шального мальчишку-колониста». Пошутил, конечно, но мы решили – прокатит. Если б такое пел кто-нибудь другой, это выглядело бы подозрительно, ну а ирландцу можно.

Трудно сказать, кем мы в результате стали: то ли соседями по району, то ли жильцами одного дома. Наверное, ни тем ни другим. Финтан сказал, что мы теперь друзья, а я пригрозил – если он полезет ко мне со своими дружескими штучками, я ему причиндалы отстрелю. При всем при том нужно было как-то доверять друг другу, поэтому я заявил, что верю – Финтан не педофил. Хотя в глубине души я сомневался. Он ответил, что совершенно убежден – я не убийца. Хотя подозреваю, Финтан тоже сомневался. Причем, если честно, меня его сомнения устраивали.

И знаете, наше соглашение работало. Сначала я не понимал его пользы. Но добывать мясо и дрова вдвоем, следить за окрестностями вдвоем оказалось эффективней, чем одному. Между нами, конечно, имелось мало общего, зато теперь было с кем поговорить. Хотя насчет разговоров тоже существовало правило. Мы никогда никому не расскажем друг о друге. Оба дали клятву. Все, что произойдет в хижине, останется в хижине. Это означало, что лучше знать друг о друге поменьше.

В общем, я не признался, что я из Монктона. А если б и признался, все равно – старый придурок не представлял, где он, не отличал Монктон от Микатарры или Мельбурна. Будто дружки-священники приволокли Финтана сюда в мешке, как картошку. Финтан ни черта не знал об Австралии, однако соображал быстро, поэтому приходилось следить за языком, чтобы не сболтнуть лишнего. Вначале мы оба перестраховывались. Это получалось само собой. По словам Финтана, мы просто вели себя воспитанно. Типа – соблюдали правила. Он разговаривал очень осторожно, ничего конкретного не сообщал. Молол одну хрень, дети мои, одну хрень.

В первые дни мы занялись переучетом – так это назвал Финтан. Вытащили все его припасы с полок и из бочек, пересчитали. Он прикинул: если дождей выпадет мало и козы продолжат приходить на воду, мы вдвоем прекрасно прокормимся до нового года. Я ответил, что в новом году меня здесь уже не будет. Финтан притворился глухим, хотя отлично все услышал.

Прошло целых два дня, прежде чем он дал мне нож. Старый разделочный нож для мяса, марки «Декстер», с деревянной ручкой и неплохой кромкой. Я полчаса повозил ее по точильному камню, и она стала просто отличной. Тогда-то я и понял, что старик мне доверяет. Я мог убить его из «браунинга», в любое время дня и ночи. Но лезвия обычно боятся сильнее, чем пули. Лезвием можно полоснуть спящего человека по горлу – и хана. Значит, чуваку с хорошим ножом надо ой как доверять – и днем и ночью. Я и был теперь таким чуваком, торчал у Финтана под дверью. Я – молодой, быстрый и опасный – под дверью у почти глухого Финтана. Конечно, моим ножиком для масла тоже можно было наделать бед, но Финтан понимал не хуже меня, что «Декстер» вскроет горло за секунду. Может, я раздуваю из мухи слона. Просто мне показалось, что этот разделочный нож скрепил наш со стариком договор.