Текст книги "Призраки в горах"

Башир-хан уединился в своей пещере – «логове тигра», обустроенной на приличной высоте в глухом ущелье. Единственную тайную тропу, ведущую в пещеру, знал только очень узкий круг приближенных, самых близких джигитов. Подходы к штаб-квартире сильно охранялись, все ближайшие подступы были густо заминированы. Основные боевые силы располагались в ближайших ущельях, создавая своеобразную круговую оборону этой горной крепости.

« логове тигра» была не одна пещера, а несколько, соединенных между собой внутренними переходами, лестницами. Инженер понимал, что борьба предстоит длительная, и потому обустроился прочно и надолго. В отдельной пещере разместил небольшой движок и провел электрический свет в главные помещения. Тут у него имелось все – и казармы для охраны, и столовая, и гостевые, и штабная пещера, и склады. Отдельно, выше других, куда пройти можно только по узкому переходу, где даже двоим не разойтись, располагались его личные покои. Пол здесь устлан верблюжьими шкурами, поверх их настланы дорогие ковры, ими укрыты и стены пещеры. За одним из ковров – проход в отдельную пещеру, на женскую половину. Башир-хан содержал пять молодых наложниц, захваченных в набегах и силой увезенных в горы. Их охраняла крепкотелая и суровая пуштунка, преданная Инженеру.

В пещерах «логова тигра» собрано много различного оружия. В личных покоях Инженера располагалась и походная радиостанция. Но ею Башир-хан пользовался только в исключительных случаях. Он знал, что афганские и советские войска ведут перехват любых переговоров «исламских формирований». Предусмотрительный Инженер установил вторую, рабочую радиостанцию в трех десятках километров от штаб-квартиры, и она постоянно меняла свое месторасположение, заметая следы.

Башир-хан сидел на ковре, поджав ноги, в кругу своих приближенных, расположившихся вокруг обеденной скатерти. На подносах – свежеиспеченные кукурузные лепешки, сушеный тутовник, урюк, фисташки, изюм и куски жареной баранины. На центральном блюде горой возвышался, источая аромат, посыпанный мелко нашинкованным луком, красный плов, сваренный искусным поваром-таджиком, некогда работавшим в столичном небольшом ресторанчике. Плов ели по-восточному руками.

– Мой господин, срочная радиобумага. Приказано передать лично в руки, – низко кланяясь, скрестив руки на груди, приблизился бородатый посланец.

У Башир-хана был заведен твердый порядок: гонец, прибывший от радиста, имел право в любое время дня и ночи побеспокоить Инженера.

– Давай бумагу.

Башир-хан взял донесение, пробежал глазами арабскую вязь письма и подобрел лицом.

– Слава Аллаху, великий Хекматиар не забывает своих верных воинов. К нам направлен караван с оружием, боеприпасами и разными другими гостинцами, – сказав это, Инженер повернулся к гонцу, стоявшему в отдалении с почтительным поклоном. – Ты принес хорошую новость! Садись к нашему столу, отведай простой походной пищи.

Гонец быстро засучил рукава халата, присел с краю от скатерти и, воздев руки к небу, быстро пробормотал слова молитвы. Затем осторожно взял двумя пальцами кусочек мяса, щепотку нашинкованного лука, сложил их на край блюдца, добавил рассыпчатого риса, потом не спеша зачерпнул эту горсточку сложенными лопаткою четырьмя пальцами, поднес к губам и большим пальцем проворно отправил себе в рот, не уронив ни единой рисинки.

– Будем готовиться к встрече каравана, – сказал Башир-хан, когда опустело блюдо с пловом и принесли душистый зеленый чай.

Тут же по завершению обеда последовало распоряжение, кому и где встречать идущий тайными тропами караван. Приход его был весьма кстати. Однако вместе с радостью весть о караване вызвала у Башир-хана смутную тревогу, настораживало, что одновременно с оружием и другим снаряжением, как сообщал в радиотелеграмме Хекматиар, к Инженеру направляется иностранец, опытный военный специалист. Неужели там, в Пешаваре, уже пронюхали о его неудачах и посылают своеобразного инспектора?

Караван встретили, как и положено, в значительном отдалении от «логова тигра». Арсенал Инженера пополнился двумя крупнокалиберными пулеметами, зенитной установкой, шестью гранатометами, безоткатным орудием, ящиками с винтовками, автоматами, патронами, гранатами, взрывчаткой и минами. Хекматиар на этот раз оказался весьма щедрым.

С караваном прибыл не один, а два иностранца. Им завязали глаза, посадили на лошадей, привезли в глухое ущелье и козьими тропами, поддерживая под руки, подняли в «логово тигра», препроводили в пещеру для гостей. Здесь сняли с глаз повязки.

Пещера имела праздничный вид, пол и стены – в дорогих персидских и таджикских коврах ручной работы, на стенах – оружие, на полках дорогая фарфоровая и серебряная посуда, вазы, японский магнитофон «Панасоник». Гостей усадили на шелковые подушки. Башир-хан вежливо принес извинения за вынужденные предосторожности.

Гости дружно закивали, что, мол, они понимают напряженную фронтовую обстановку и ничуть не смущены таким приемом.

– Сегодня среда, седьмое число месяца мизан солнечной хиджри, по-вашему, по-европейски, октября, – почтительно начал Башир-хан, – а у нас на востоке среда и цифра семь являются счастливыми. Вот и вы прибыли к нам в счастливый день. Наши мудрецы говорят так: что делаешь или начинаешь делать в среду, должно обязательно принести удачу.

Произнося эти приветственные фразы, Башир-хан рассматривал прибывших, пытаясь понять, кто из них главный. Обоим было за тридцать, но не больше сорока. Один был коренаст, плечист, слегка скуласт, темноволос. Второй – чуть повыше ростом, с явно военной выправкой, такой же полнотелый, но светловолосый и голубоглазый. У обоих на лицах – крепкий загар, судя по нему, иностранцы давно находятся в Азии.

– Воистину вы правы, уважаемый, и семерку и среду подарил нам пророк, а в мире нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его, – на чистом пуштунском языке произнес светловолосый европеец, чем в какой-то степени ввел в замешательство Инженера, и тут же представился: – Меня зовут Энвер-паша. По национальности я турок, мои родители давно перебрались в Федеративную Республику Германию, где я вырос, получил образование. Вы, как мне рассказывали, также учились в университете. Мы оба – образованные люди, и надеюсь, быстро найдем общий язык. Мой товарищ – француз, знает слабо персидский, он – фотокорреспондент крупнейшей парижской газеты. Звать его месье Легран. Он не сказал только главного, что они оба представляют каждый свою, разумеется, западные спецслужбы.

– На Востоке говорят, что словами сыт не будешь. О делах поговорим потом, – взял в свои руки инициативу Башир-хан, размышляя над простым, но трудноразгадываемым вопросом: «А с какой целью пожаловали они к нему?», и многозначительно дважды хлопнул в ладони.

Тут же появился стол на крохотных ножках, покрытый узорной скатертью. На нем было тесно от яств: свежие и сушеные фрукты, разнообразные восточные сладости, иностранное печенье, подарочные коробки советских шоколадных конфет «Мишка», «Колос», немецкие вафли и квадратные коробочки-пакеты с натуральным виноградным соком, выпускаемые на средиземноморском острове Крит. Обилие фруктов и сладостей вызвало восторг у француза.

– Мой друг, месье Легран, вегетарианец, – разъяснил откровенное ликование француза Энвер-паша.

Башир-хан мысленно послал француза к его праотцам: «Этого мне еще не хватало!» Сидевший рядом главарь отряда, преданный Ашур Мамад, тихо спросил:

– Мой господин, а что такое вегерьянец?

– Травоед, – кратко пояснил Инженер.

– Травоедами у нас бывают только овцы да лошади, – раздумывая, произнес Ашур Мамад.

– Не твоего ума дело, – осадил его Башир-хан.

Француз потребовал, чтобы ему принесли его кожаную сумку. Из нее он извлек портативный киноаппарат и фотоаппарат с крупным, как пушка, объективом.

– Мой друг, месье Легран желает запечатлеть на кино – и фотопленку этот роскошный стол, замечательную комнату в горной крепости «логово тигра» и, главное, вас, многоуважаемый Башир-хан, – перевел торопливую речь француза Энвер-паша.

Башир-хан хоть и считал себя человеком современным, образованным и преклонялся перед техникой, но не уважал ни фотографирование, ни киносъемку. Более того, он избегал фотокорреспондентов, никогда и никому не разрешал снимать в своей горной крепости, считая фотографирование и киносъемку дурной приметой. Башир-хан снова мысленно послал настырного француза к его прародителям и опять подумал: «Этого мне еще не хватало!» Но отказать так и не смог, слишком высокими казались гости.

Француз радостно лопотал и щелкал своей «пушкою», наводя объектив то на хозяина пещеры, то на застолье, то на хмурого Ашур Мамада, то на приветливого Рахманкул-бека. Отложив «пушку», стрекотал киноаппаратом.

– Такие кадры! Такие кадры! Им цены не будет на парижском телевидении! Съемки в «логове тигра»!

Обед постепенно перешел в ужин. Одни блюда сменялись другими. Специально для месье Леграна повар-таджик сварил плов без мяса, сдобрив его всевозможными восточными специями. Ароматный, душистый, он, к удивлению Башир-хана, понравился всем. Каждый восседавший за столом пробовал и хвалил. Француз придвинул блюдо к себе и, полушутя-полусерьезно, требовал не трогать его «персонального» плова.

Завершили пиршество далеко за полночь традиционным зеленым чаем. Осовевших и отяжелевших гостей препроводили в отведенные им пещеры. А утром начался деловой разговор. Энвер-паша разостлал на низеньком столе подробную карту афганских горных районов, приграничных с Советским Союзом. Башир-хан внутренне насторожился: что задумали там, в Пакистане? Энвер-паша мягко и деликатно, в цветастых выражениях польстил Инженеру тем, что именно ему выпала высокая миссия. Он сообщил, что в штаб-квартире Хекматиара, когда обсуждался вопрос о руководителе, тот лично настаивал именно на его кандидатуре, заверял, что возлагает самые большие надежды на его исламский полк, воины которого под руководством храброго и мудрого Башир-хана должны выполнить с честью столь высокую миссию.

После этих вступительных фраз турок перешел к сути. «Высокая миссия» заключалась в следующем: Башир-хану предписывалось собрать в единый кулак свое формирование, скрытно выйти к границе, с ходу переправиться на советский берег, смять пограничную заставу и совершить стремительный рейд по древним, истинно мусульманским землям.

Башир-хан оторопел. Почувствовал, как похолодела спина и по ней забегали мелкие, противные мурашки. Он ждал чего угодно, самого худшего, но только не этого. Никто и никогда еще на такое не решался. Лезть на советскую заставу, совершить рейд – это… это же верная гибель! Это все равно, что совать собственную голову в пасть льва!

А в уши лился струящийся ровный, уверенный голос Энвер-паши:

– По секретным данным, полученным со спутников-разведчиков, в этих горных районах советские заставы малочисленны, тем более что сейчас идет, как говорят в хоккее, – турок страстно любил канадский хоккей, – «смена составов», то есть увольняются старослужащие и на границу приходят молодые, неопытные солдаты. По имеющимся сведениям, на погранзаставах недокомплект оборудования и личного состава. Да к тому же сами грозные на вид советские пограничники, в сущности, щенки перед барсами Инженера, поскольку у русских нет и сотой доли того боевого опыта, который имеется у воинов его исламского полка.

Слушая его, Башир-хан все больше и больше склонялся к мысли, от которой под сердцем пробегал приятный холодок: а почему бы не дерзнуть? Почему бы не попробовать «куснуть» русских?

– Представляете, уважаемый Башир-хан, какой подымется шум в печати, какая это будет сенсация! Ничего подобного не знал мир! Вся мировая общественность заговорит о вас, храбрых муджахеддинах. Вы сразу станете самым знаменитым из всех знаменитейших воинов ислама!

Замысел, рожденный где-то в дебрях западных спецслужб и одобренный в штаб-квартире Хекматиара, начал превращаться в реальный план.

Втроем – фотограф оказался крупным знатоком русских пограничных застав, их укреплений и боевой мощи – они засели над картою, начали не спеша прорабатывать план этой дерзкой и беспрецедентной по коварной наглости операции: переход государственной границы и нападение на советскую пограничную заставу. Что же касается рейда исламского полка, то тут осторожный Башир-хан в мягких выражениях, но довольно твердо заметил прибывшим инструкторам, что это будет уже «вторым этапом» плана, выполнение которого целиком и полностью будет зависеть от разгрома пограничной заставы.

Те возражать не стали.

Башир-хан во всех своих делах любил логическую последовательность и пунктуальность, когда каждая не только сотня, а десятка джигитов знает, что, где, когда и как им надо делать. Такой продуманный план приносил неизменно положительные результаты. Энвер-паша и Легран были приятно удивлены тем, что хозяин экзотического «логова тигра» рассуждает как заправский западный штабист. Видимо, не зря он зовется Инженером. План детально проработали на карте. Выбрали наиболее благоприятные места для скрытого сосредоточения и внезапного преодоления водного рубежа на подручных средствах. Отметили господствующие вершины, на которых следовало разместить группы прикрытия. Рассчитали до метра подступы к пограничной заставе. Особо обратили внимание на небольшой остров посреди реки – лучшего места для ближнего прикрытия не найти.

По распоряжению Башир-хана были определены, а затем предприняты и маскирующие действия. В районе будущего сосредоточения исламского полка местные пастухи, состоявшие на службе у Инженера, стали пасти стада овец, подгоняя их к берегу реки на водопой. Потом сюда, в пограничную зону, прибыли переодетые под пастухов Башир-хан, Энвер-паша и Легран. Они облазили всю округу, привязывая, как говорил Энвер-паша, «карту к местному рельефу». За советской пограничной заставой установили круглосуточное наблюдение.

– Смотрите, перед нами главная цель, – сказал Энвер-паша, когда они расположились скрытно среди камней и мелкого кустарника на вершине господствующей высоты.

Советская пограничная застава – с вершины по прямой метров восемьсот – была как на ладони.

– Первая цель – антенна, – сказал Башир-хан.

– Радиостанция, – уточнил Энвер-паша. – Вывести ее надо сразу.

На господствующей высоте решили разместить безоткатное орудие и три гранатомета. На фланговых высотах – группы прикрытия, а на острове – крупнокалиберный пулемет и миномет. Поближе к границе начали стягиваться и располагаться в ущельях формирования Башир-хана.

Определили день налета. Выбор пал на счастливое число по восточному календарю – четыре семерки, к тому же среду.

Перед решающим днем на господствующей высоте снова побывали Башир-хан с иностранцами. Долго наблюдали за советской заставой. Никаких видимых изменений, приготовлений не обнаружили – пограничники жили своей размеренной жизнью. В бинокли было видно, как на плацу маршировали молодые солдаты, а около дома начальника заставы в тени виноградника молодая грудастая женщина стирала белье, у ее ног играл пятилетний малыш.

– Какая женщина! – сказал француз и спросил у Башир-хана: – Служанка начальника?

– Жена, – ответил Башир-хан. – Русские служанок не держат.

– Хорошая женщина!

Все трое почмокали губами.

В тот же день на вершину приползли главари отрядов. Хмурый и вечно насупленный Ашур Мамад, бородатый, кряжистый Юсуп-бай, скуластый, со шрамом на левой щеке – след поножовщины в молодости – Музафар-шах и жаждущий славы и богатств, бывший офицер королевской гвардии Рахманкул-бек, внук знаменитого басмаческого курбаши Ибрагим-бека.

– Перед тобой земля подвигов твоего деда, – не замедлил ему сказать Башир-хан и напомнил, чтобы слышали и другие, о том, что полвека назад одно имя бесстрашного Ибрагим-бека наводило ужас на богоотступников.

Рахманкул-бек и сам великолепно знал, что его дед почти пятнадцать лет боролся с Советами, что сам бухарский эмир Сейид Алим-хан, бежавший в Афганистан еще в двадцатых годах, указом назначил Ибрагим-бека «своим наместником и главою всех басмаческих отрядов». Рахманкул-бек знал и бесславный конец наместника эмира: в 1931 году, преданный близкими нукерами, он попал вместе с секретарем Рахмат Али и курбаши Саибом в руки ненавистным Советам, был осужден и расстрелян.

– Мои джигиты пойдут первыми, – сказал Рахманкул-бек, когда Башир-хан закончил детальное распределение заданий по отрядам. Башир-хан не возражал.

А вечером накануне выступления произошел случай, который чуть было не сорвал всю операцию. Молодой хазариец по имени Азиз, из числа тех, кого насильно мобилизовали в муджахеддины в эмигрантских поселениях под Пешаваром, попытался было оповестить советских пограничников о налете. Азиз уговаривал и других джигитов. Но с ним никто не отважился пойти. Тогда он сам бросился в реку, стремясь переправиться на советский берег.

За ним вдогонку бросились трое головорезов из отряда Рахманкул-бека. Уплыть далеко тот не успел. Они вплавь догнали Азиза и, заткнув рот кляпом, выволокли на берег, бросили поперек седла, как овцу, и на полном скаку увезли за гору, где в узкой долине готовились к вылазке отряды.

Вскоре беглец, мокрый, с кляпом во рту, со связанными руками и ногами, стоял на коленях перед строем хмурых боевиков. Башир-хан с трудом сдерживал негодование. Он понимал, что ему негоже при людях выдавать свои чувства. Не взглянув на несчастного, Башир-хан одним жестом руки – коротко взмахнул на уровне плеча, как бы отсекая голову, – решил его судьбу. Сам, не оглядываясь, в сопровождении Энвер-паши направился к штабной юрте.

Француз остался и, перезарядив киноаппарат, запечатлел на пленку редкие кадры «народного суда над изменником». Особо зафиксировал на пленку и обезглавленное тело, и голову, брошенную в пыль дороги… Ближе к ночи неожиданно подул ветер, нагнал тучи и пошел дождь. Можно было подумать, что сама природа оплакала казненного хазарийца.

Испортившаяся погода радовала Башир-хана. Это был хороший знак! Ветер и дождь подняли настроение, придали уверенность.

Темной ненастной осенней ночью на берег широкой реки вышли передовые группы. Первыми вплавь на подручных средствах отправились головорезы отряда Рахманкул-бека. Многие из них проходили шестимесячные курсы в специальных лагерях в Пакистане, где американские, английские и пакистанские инструкторы обучали их по той же программе, по которой готовились в свое время «зеленые береты» – диверсионные подразделения для ведения войны во Вьетнаме.

Вслед за ними на плотах и надувных лодках без единого звука поплыли отряды Музафар-шаха и Юсуп-бая. Атаковать заставу намеревались с двух сторон – выше и ниже по течению, используя изгиб реки. На нейтральный остров высадились джигиты Ашур Мамада и быстро установили крупнокалиберный пулемет и миномет. Темнота, ветер и дождь помогали бесшумно переправляться и маневрировать.

Башир-хан с иностранными инструкторами разместился на взгорье неподалеку от реки. Вооружившись современной оптикой с приборами ночного видения, они отсюда наблюдали за действиями боевиков. Хорошо было видно, как они высаживались и сноровисто карабкались по камням на берег. Башир-хан перенес взгляд на заставу и ничего подозрительного не заметил. Было видно, как протопал очередной наряд, как погасли огни в доме начальника, а в окнах радиостанции все еще горел свет. «А может быть, действительно Аллах предпослал нам удачу!» – подумал Башир-хан и остановился взглядом на мрачном ущелье, вход в которое закрывала застава. Узкий каменный коридор притягивал его воспаленное воображение, рождая самые несбыточные мечты: может быть, стоит рискнуть, может быть, это тот шанс, который больше никогда не повторится?

– Пора слать информацию, – сказал Энвер-паша.

– Пора, – поддержал его Легран.

Башир-хан включил портативную рацию и, вызвав походную радиостанцию, повелел:

– Пешавар! Срочно! Условный сигнал!

Радист тут же передал в Пешавар условную фразу, которую там с нетерпением ждали: «Среда приносит удачу!». Дальше по радиоцепочке пошел заранее подготовленный текст в штабы секретных служб. Где-то за тридевять земель стали самодовольно потирать руки, считать дивиденты, смаковать удачу…

А на советском берегу вдруг загремели выстрелы.

Автоматная очередь вспорола глухую дождливую ночь. В небо взметнулись, прочертив огненный след, одна за другой тревожные ракеты. Расчетам на дерзость и внезапность не суждено было сбыться…

Первая десятка, переправившаяся вплавь на берег, в темноте не смогла правильно сориентироваться. Джигиты преждевременно пошли в полный рост, рассчитывая как можно скорее преодолеть расстояние до пограничного наряда, и неожиданно напоролись на «секрет». В» секрете» находился молодой воин. Он не поверил своим глазам, когда увидел быстро перебегающие силуэты людей. Хотел было крикнуть: «Стой! Ни с места!» и пойти на задержание нарушителя, но с тревогой увидел, что силуэтов-то много! Насчитал пятнадцать теней и, больше не размышляя, вскинул автомат. Дал длинную очередь. Силуэты бросились в стороны, послышались стоны раненых. Нарушители, поняв, что они обнаружены, открыли шквальный ответный огонь.

В поддержку атакующим с острова задолбанил крупнокалиберный пулемет. С господствующей высоты по заставе ударили гранатометы и безоткатное орудие. Гулко взрывались гранаты. И застава ощетинилась колючими огнями. Трассирующие линии пуль, вспышки взрывов вспарывали непроницаемую темноту ночи.

План, рассчитанный на внезапность, провалился. Башир-хан видел, как джигиты Музафар-шаха и Юсуп-бая с кличем «Алла-акбар!» бросились на штурм и тут же были отброшены назад, прижаты к камням.

Но и пограничники оказались в довольно трудном положении. В первые минуты боя метким огнем гранатометов и безоткатного орудия с господствующей высоты бандитам удалось сбить антенну и вывести из строя радиостанцию. Пограничники не могли сообщить о внезапном переходе границы и вызвать подкрепление… Темная дождливая ночь не позволяла надеяться и на поддержку с воздуха. Пограничникам оставалось одно – вести бой с большими вооруженными группами имеющимися силами. Стойкости, мужества и хладнокровия потребовала та ночь от каждого, кто был способен держать в руках оружие. Они стали непреодолимой стеной на пути яростно атакующих боевиков Башир-хана.

Безуспешные атаки длились до самого рассвета. Двенадцать раз Музафар-шах и Ашур-Мамад поднимали своих джигитов и гнали их на верную гибель. Поднимаясь в атаку, надеялись, что уж на сей раз им удастся, наконец, преодолеть сопротивление пограничников и ворваться в их боевые порядки.

Медленно наступал рассвет. Начиналась среда, но, видать, она была счастливой не для тех, кто наступал, а для тех, кто оборонялся. Не выдержав плотного, прицельного огня, джигиты дрогнули. Оставляя убитых и раненых, прячась за камнями, они начали отходить к реке…

Башир-хан опустил бинокль – это конец…

– Слушайте! Уважаемый! Говорит «Немецкая волна». В последних известиях сообщают о том, что храбрые муджахеддины героической атакой штурмуют советскую пограничную заставу! – Энвер-паша держал в руках портативный японский радиоприемник с тонкой блестящей стрелкой антенны, крутил шкалу настройки. – И» Голос Америки» о том же сообщает… И Саудовская Аравия… Анкара!.. Би-Би-Си…

Башир-хан смотрел на довольные лица турка и француза и впервые за все это время как бы прозрел, очнулся от какого-то кошмарного сна. Из-за какого-то десятка слов, переданных радиоголосами разных и далеких ему стран, сейчас на том берегу гибли его лучшие боевики…

– Надо уходить, – сказал он коротко и зло.

Он-то знал, что промедление смерти подобно. С минуты на минуту к советским пограничникам придет помощь.

И она не заставила себя ждать. Над горами уже послышался стрекот винтокрылых железных стрекоз.