Текст книги "Призраки в горах"

Терещенко мигом сорвал автомат с плеча Степана и тот, расправляя саженные плечи, мягкой походкой ступил в истоптанный пыльный круг.

– Ай, шурави, бут! [49]49
  Бут – обувь (пушт. заимствованное)


[Закрыть]

– Эй, моза, моза! [50]50
  Моза – сапоги (пушт.)


[Закрыть] – раздались выкрики болельщиков.

Рязанов удивленно оглянулся, Олег повернулся к толмачу.

– Сапог снимай, – оживленно заговорил тот, довольный исходом переговоров. – Надо без сапог совсем, а!

– Разувайся, Рязань! – гоготнул Терещенко.

Через некоторое время они уже стояли в кругу. Афганец – здоровенный детина, почти на полголовы выше отнюдь не маленького Степана. Под широкими штанами и хламидой типа халата или длиннополой рубахи, перехваченной кушаком, нельзя было точно оценить его физические данные. Рязанов, конечно, выглядел в подтянутой армейской форме спортивнее и моложе.

– Степа, – заорал, перекрывая гул болельщиков, Терещенко. – Не подкачай! Не осрами десантуру!

– Масуд, хода афиз! [51]51
  Хода афиз! – Бог пусть хранит тебя! (мусульманское напутствие)


[Закрыть] – неслось со смехом от цветущих персиков.

Степан не торопился с действиями, Масуд крепко схватил его за пояс, подавшись всем телом вперед, и почти упал на Степу. Рязанов в точности повторил его жест, и теперь они упирались грудью в грудь, стараясь толкнуть друг друга, дернуть за пояс, завалить на землю. Масуд был здоровенным силачом, несколько раз он едва ли не поднимал от земли десантника, но тот, отлично натренированный маскировать и перемещать центр тяжести, всякий раз уклонялся от приема противника. На попытки подсечек оба реагировали моментально, подпрыгивая и топоча голыми ступнями в пыли.

Олег, профессиональным глазом оценивая борьбу, отмечал моменты, когда можно было наверняка уложить на землю афганца, но он не был уверен, допустимы ли такие приемы в местной борьбе. Бестужев знал, что если бы не условности правил, Степан давно бы свалил этого смуглого верзилу.

В какой-то момент, сделав обманный рывок в одну сторону и поймав на ответном движении Рязанова, Масуд дернул всем телом в другую и сбил с ног Степана. Тот неловко упал, пытаясь сгруппироваться в падении, но на него тут же грузно навалилась туша противника.

Среди зрителей-афганцев раздались радостные крики, хлопки в ладони. Все одобрительно шумели.

Рязанов, пряча глаза от товарищей, поднялся, красный, с испачканным в пыли влажным лбом.

– Ну что же ты, Степа? – укоризненно крикнул Соловьев. – Нехорошо-то как!

– Да, Рязань, – вторил голос Терещенко, – негеройское поведение, товарищ рядовой Рязанов.

Тот быстро обулся, не глядя на товарищей, и взял автомат из рук Бестужева.

– Хош амадит, зет ташакор, хош амадит, – быстро кивая, все повторял толмач-афганец.

Степан некоторое время молчал, видимо, недовольный исходом схватки. Они миновали ряды с лавками ремесленников, занятых полудой, чеканкой, изготовлением металлических кувшинов, в которых можно разогревать воду прямо на костре. Рядом с ними вовсю вели бойкую торговлю празднично наряженные обувщики и портные, расхваливая и демонстрируя свои цветастые халаты и мягкие сапожки. За рядом солений и пряностей на корточках сидели перед огромными медными самоварами продавцы чая в белоснежных чалмах.

Осмотревшись внимательнее, Олег прикинул, какая именно часть базара слабо контролируется, и направился в ту сторону вместе со Степаном. Тут, где было поменьше народу, расположились табором кочевники, издалека виднелось знакомое каре раскрашенных грузовиков, рядом с которыми тоже шла торговля. Грузовики кочевников напомнили Бестужеву случай с Мифоней, происшедший почти месяц назад. Рощупкин до сих пор лежал в госпитале, лицо и грудь его были изрезаны осколками корпуса магнитофона-мины, рука, оказавшаяся ближе всего к мине, была обезображена, на ней осталось всего два целых пальца. Одно воспоминание автоматически повлекло за собой другое, и перед глазами был уже тот полет из Ташкента, вспомнился солдат-ветеран с пластиковым протезом в рукаве. Каким нереальным казался оттуда Афганистан! Каким нереальным кажется теперь тот перелет с Константином…

Подойдя ближе к «Брэдфордам» кочевников, Олег вдруг поймал себя на том, что ему знакома раскраска одной из машин, расписанной крупными ромбами. Грудь сдавило предчувствием, и он незаметно толкнул локтем Рязанова.

– Степа, что-то мне этот грузовичок знаком, – Олег старался говорить тихо и незаметно. – А ну пошли, проверим.

Через минуту они уже были рядом с потасканным, облупившимся «Брэдфордом». Лобовое стекло его было неимоверно грязно, солнечные блики не давали возможности заглянуть внутрь. Боковых стекол на дверцах не было вообще, их место занимали фанерные щиты с узкими горизонтальными щелочками. Степан кулаком постучал по капоту, железо глухо зазвенело в ответ. Никто не появлялся, дверцы оказались запертыми.

– Засели, гады, – тихо выругался Степан, – Делают вид, что никого нет. А ну, дай я кузов осмотрю.

Он залез на задний бампер и рванул несколько раз на себя ручку деревянной дверки. Олег оглянулся, высматривая своих десантников. Вдалеке мелькали силуэты в советской форме. Это немного успокоило, – в крайнем случае, можно выстрелом их привлечь.

Наконец Рязанову удалось открыть дверцу, из-за которой тут же показалось кривое бородатое лицо. Хозяин машины что-то громко и недовольно лопотал на своем языке, отказываясь понимать Рязанова. Когда тот стал жестами показывать, что желает осмотреть кузов и кабину, отрицательно покачал головой, повторяя: «Ханум, ханум!»

– Не тронем мы твой «ханум», батя, – Степан рукой отпихнул кочевника. – Олег, посмотри-ка за ними тут, а я пока внутри пошарю у этого орла.

– Нельзя, там женщин, нельзя, – вдруг по-русски закричал торгаш, цепляясь за руку Рязанова.

– Отвяжись, мусульманин! – сказал тот, проходя внутрь.

– Ай, шайтан! – тихо и злобно выдохнул кочевник. Искоса глядя на Бестужева, он пробежал к кабине и отпер дверцу.

– Степа! – крикнул Олег. – Не забывай, у кочевников всегда есть оружие.

– Спокойно, сержант!

Вокруг начали собираться кочевники, подходя все ближе и недобро покачивая головами. Олег прошел к кабине и стал следить за действиями водителя, заглядывая за лобовое стекло. Тот что-то искал под ногами. Из кузова послышались резкие крики, громкая возня, кто-то с силой ударился изнутри в борт.

– Степан! – крикнул Олег, бросившись назад.

О чем-то начали вокруг кричать афганцы. Воздух внезапно распорола автоматная очередь, в ответ сухо щелкнули пистолетные выстрелы.

– Степан! – Олег рывком плеча бросил автомат в руку.

Взревел двигатель, шумя прогоревшим глушителем и дав клуб сизого дыма. Когда Бестужев подбегал к двери кузова, чья-то рука высунулась из толпы кочевников, клинок с силой звякнул о бронежилет, бросив Олега на землю. Падая, он, не глядя, успел ударить ребром стопы нападавшего, чье-то тело с воем рухнуло рядом. «Брэдфорд» сорвался с места, выбрасывая пыль из-под колес.

– Там, там! – кричал ему кто-то из афганцев. – Побежал к машине!

После выстрелов люди начали разбегаться в стороны, женщины визжали, хватая детей. Оглянувшись, Бестужев увидел замершего рядом с ним в пыли пожилого афганца с длинной бородой, чалма, размотавшись, слетела с его головы, глаза страшно выпучились. Он заползал на четвереньках. Выходит, он приложил не душмана, а мирного дехканина, черт!

Сквозь клубы пыли заметил, как вскочил на подножку и скрылся в кабине одетый в темное мужчина. Упустил!

«Уходят! – стучало в мозгу. – «Духи» уходят! Степу с собой увозят…»

Рывком сдвинув предохранитель, он дал длинную очередь. Было заметно, как строчкой прошило повернувшийся бортом грузовик. С криками издалека подбегали десантники, остальные патрули. Поняв, что так он рискует убить и Рязанова, Олег стал метить в колеса, но в этот момент грузовик чувствительно тряхнуло на ухабе, потом дверца с треском, долетевшим даже сюда, отлетела в сторону, и в пыль на полном ходу выкатился Степан. По тому, как тот группировался в падении, Олег понял, чо он жив и в сознании. Стараясь не попасть в товарища, Олег выпустил новую очередь, но грузовик уже свернул в переулок, скрываясь за высокими глиняными дувалами.

– Олег!.. Что такое?… – подбежав, хватая воздух широко раскрытым ртом, крикнул Уразбаев.

– Душманы в грузовике! – он бросился на помощь Рязанову, заметив, как тот попытался подняться на ноги, но снова упал навзничь.

К нему со всех сторон уже подбегали остальные десантники, держа автоматы наизготовку. Степан лежал с закрытыми глазами, его лоб рассекал кровавый след удара, на груди виднелись две обожженные дырки от пистолетных пуль.

– Ничего, Степа, ничего, – Олег рывком разорвал пришитый к рукаву индпакет. – Сейчас все будет в порядке.

Быстро бинтуя голову товарища, он подумал о том, что «броники» сейчас каждому из них спасли жизнь.

С трудом, взвывая двигателем и тужась, автобус преодолевал очередной завал на горной дороге. Следом за ним катили еще один автобус и два потрепанных грузовика, тоже принадлежащие местным властям.

Карим хорошо знал дорогу, этот завал был для него не новостью. Большие валуны растащили в стороны еще в худе [52]52
  Худ – февраль (пушт.)


[Закрыть], а те, что помельче, даже не трогали. Тогда же, в дождь, танки умяли их в грунт. Однако все равно здесь дорога горбилась, автобус припадал то на левую, то на правую сторону. Женщины испуганно вскрикивали, опасливо посматривая на водителя. Карим старался вырулить, выбрать дорогу поровнее. Во внутреннее зеркальце он осматривал людей в салоне и улыбался своими мясистыми темными губами.

Ничего, пусть потерпят такую дорогу. Впереди ждет город, базар и праздник. Недаром в автобусе так и мелькают нарядные кадифе [53]53
  Кадифе – женский платок (пушт.)


[Закрыть]. На задних сиденьях возле мешков и котомок сгрудились ребятишки, они там что-то чересчур разгалделись. Наверное, каждому не терпится поскорее оказаться на базаре, послушать музыку, купить чего-нибудь вкусненького, посмотреть на пахаевани, на гарнизон шурави.

С утра, когда Карим заводил свой автобус, было еще холодно. Люди кутались в теплое, даже когда рассаживались внутри машины. Солнца долго не было видно, лишь алел рассвет над горами, с востока.

Науроза означает новый день, самое начало года, священное время. Деревенский мулла читал на утреннем намазе особенные рокады [54]54
  Рокада – одна из молитв намаза


[Закрыть], славя Аллаха, Мухаммеда и весь мир, поздравляя односельчан с приходом нового года. Когда начался озон [55]55
  Озон – момент, когда мулла начинает кричать молитвы намаза.


[Закрыть], Карим, как и все, тоже пал ниц перед служителем неба, внимал священным стихам корана, но мыслями был там, в долине, где уже, наверное, расцвели абрикосы и персики, где оранжево пламенеют карликовые айвы и с самого утра прохаживаются тысячи празднично наряженных горожан.

День выдался хорошим, сразу видно, что уже отступают зимние холода, что скоро запламенеют тюльпанами и маками горы, а на деревьях начнут завязываться плоды. Расчувствовавшись, Карим стал напевать песенку, чуть заметно покачивая в такт головой.

Переключив передачу, Карим стал поджимать акселератор – дорога все круче вела вверх, к перевалу. Уже хорошо можно было рассмотреть четко выхваченные солнечным светом заросли кустов боярышника и шиповника, редкие зеленые свечки сарв. Обернувшись на стук, он увидел совсем рядом морщинистое лицо Асадуллы Рахима.

– Скажи, уважаемый Карим-баба, ты что, каждый день ездишь по этой ужасной дороге?

– Нет, дедушка, – улыбнувшись, ответил водитель. – Но довольно часто.

Аксакал неодобрительно покачал головой, повязанной сложным узлом белой чалмой.

– Ай, ай!

– Не волнуйтесь, Рахим-ака, уже скоро на месте будем. Минуем вон тот перевал, – Карим левой рукой указал на неровный перешеек между вершинами впереди, – а за ним уже только спуск в долину, в Нурджабад.

– Скорее бы, Карим-баба.

Водитель усмехнулся. Еще бы, бедный Асадулла Рахим, житель отдаленного горного кишлака Хаирхана, наверняка не часто садится в автобус.

– Скажите, Рахим-ака, а зачем вы в Наурозу уезжаете так далеко от родного крова?

– Ай! – заметно оживился аксакал, жуя беззубым ртом. – В Нурджабаде хочу узнать о сыне своем, Джамале. Что-то давно от него вестей не было, Карим-баба.

Водитель понимающе закивал. Как же, уж ему-то хорошо известно, что в семье несчастного Асадуллы Рахима остался в живых только младший сын красавчик Джамаль, что сейчас служит он в царандое в чине капитана.

Вот наконец автобусы и грузовики вышли на перевал. В кабину и салон ворвалось слепящее утреннее солнце. Сразу в ярких лучах стало видно, как плавает в воздухе мелкая пыльная взвесь. А за окнами открылся замечательный вид на многие километры в округе.

Это место Карим помнил хорошо. Еще бы – полтора года назад душманы устроили тут засаду на автоколонну с продовольствием, и только смелость шурави спасла людей и машины. Карим покачал головой и горестно вздохнул, заметив растрескавшуюся памятную чинару в небольшой лощине слева, чьи обожженные ветви тянулись к зениту. У этого самого дерева тогда и спрятались мятежники. Теперь рядом с чинарой громоздились проржавевшие останки «КамАЗов» и просевший без колес корпус БТР с двумя пробоинами.

– Ай! – сказал Асадулла Рахим, указывая морщинистым пальцем на исковерканную технику. – Смотри, ашроры! [56]56
  Ашрор – бандит (пушт.).


[Закрыть]

– Вижу, отец, вижу, – кивал Карим.

Когда впереди показались полуразрушенные каменные останки караван-сарая и рядом с ним он заметил человеческие фигурки, у Карима захолонуло в груди. Он невольно сбросил передачу, продолжая движение только по инерции. Еще через минуту он различил на людях зеленую форму и облегченно вздохнул. Слава Аллаху, это шурави! А если на дороге шурави – душман никогда не сунется.

– Ашроры! – взволнованным голосом произнес Асадулла Рахим. – Смотри, там ашроры!

– Успокойтесь, отец, это шурави. Ничего опасного нет.

Когда подъехали к караван-сараю, все в автобусе замолчали, напряженно глядя в окна. Затихли даже детишки, и яснее послышалось, как скрипит неисправный задний амортизатор. Человек в зеленой форме вышел на дорогу и остановился поперек, положив руку на автомат и размахивая другой над головой.

Нажав на тормоз, Карим притормозил автобус, видя в зеркальце, как за ним приткнулись к обочине второй автобус и оба грузовика, окутываясь клубами догнавшей их пыли. Из развалин караван-сарая вышли еще несколько солдат, направляясь к затормозившим машинам. Тот, что их остановил, имел лычки бриша на погонах. Он подошел и громко стукнул в дверь салона.

– Эй! Давай!

– Что он говорит? – тихо и испуганно переспросил аксакал.

– Сейчас! – ответил Карим и поспешно открыл дверь.

Бриш, топая, вошел в автобус и пристально осмотрел всех пассажиров. Кариму очень не понравился странный хищный блеск его глаз.

– Давай! – он пальцем показал назад, на дверь. – Топай!

– Что он говорит? – продолжал шептать Асадулла Рахим.

– Ассалам алейкум, – решился подать колос Карим, кое-как изъясняясь по-русски. – Автобус ехать в Нард-жабад, на Наурозу.

– Давай! – повысил голос десантник и, схватив за шиворот сидевшего на первом сиденье паренька, выбросил его на улицу. – Давай, ну!

– Он хочет, чтобы мы вышли из автобуса, – сказал громко Карим и поднялся.

Соскочив в дорожную пыль, Карим не успел хлопнуть дверцей, как сзади его схватил за куртку другой шурави, толчком бросил к борту автобуса и быстрым движением стал ощупывать карманы. Послышались женские крики, плач детей с той стороны.

То, что происходило, было совершенно невероятно. «Командос» достал обвязанный в тряпицы кошелек Карима с деньгами, заготовленными для покупки запчастей и гостинцев жене и детям. Довольно хмыкнув, шурави засунул его себе в карман. Лицо его было в свежих порезах от бритья, на нем ясно читались алчность и злоба. Заметив это, водитель обмер: десантники-шурави занимались грабежом на дороге?

– Давай, топай! – закончив досмотр, парень с силой толкнул его в сторону.

Чуть не упав, Карим быстро засеменил туда, где уже сгрудились в кучу пассажиры его автобуса. Женщины прижимали к себе испуганно притихших детей. Солдаты, которых он насчитал не менее пятнадцати человек, методично обыскивали каждого, рылись в вещах, что остались в автобусе, беззастенчиво вытряхивая содержимое мешков, шарили в кузовах грузовиков. Они вытаскивали вещи, унося их в развалины караван-сарая.

Карим, чувствуя свою беспомощность, тихо топтался под тяжелым взглядом бриша, чей автомат был направлен в их сторону. Было видно, как заартачился водитель первого грузовика, как два солдата ударами прикладов свалили его на землю, пинками погнали в общую кучу. Вдруг заволновался, засуетился старик Асадулла. Он прошел к бришу своей качающейся походкой и кланяясь.

– Командор! Зачем нас трогаешь?

Бриш усмехнулся и сделал короткий знак солдатам. Трое подошедших, мерзко ухмыляясь, толкнули старика в пыль, послышались слабые стоны старика. «Командос» били его тяжелыми сапогами. Бриш подошел ближе, пристально вглядываясь в лица замерших от ужаса пленников.

– Рахим-ака! – непроизвольно вскрикнул, цепенея от потрясения, Карим.

Бриш тут же почти без замаха двинул его кулаком в зубы, и водитель отлетел на несколько шагов. Поднимаясь и утирая кровь с рассеченных полных губ, он увидел, как солдаты, держа аксакала за обессилевшие руки, поволокли его по пыли к камням караван-сарая, где одиноко цвел редкими цветами куст одичавшего граната. Бросив его в яму, они подняли автоматы. Оглохший от удара Карим почти не слышал звука очередей, только видно было, как забегали фонтанчики пыли на краю ямы.

Подполковник Тимофеев встречал наурозу в штабе. Он уже давно заметил, что мятежники-контрреволюционеры не пропускают праздники, стараясь досадить народной власти. И потому предпочитал сейчас сидеть не за праздничным дастарханом, а в штабе. Перед ним во всю стену висела огромная карта Бадахшанского района. Лампочки, обычно обозначавшие путь следования автоколонн с грузами, не горели – в праздник все сидели по домам. На «точках» тоже было спокойно. Новый год, кажется, проходил нормально, и все же… Все же было почему-то тревожно на душе у Тимофеева.

Дежурный офицер капитан Князев скучал за своим столом, изо всех сил пытаясь сдерживать зевоту.

Связисты тоже бездельничали, жалея, что им выпало дежурство, когда у всех остальных выходной. Радиоконтакт поддерживали только с патрулями, направленными по просьбе местных властей на улицы Нурджабада, но там, судя по донесениям, все было в норме.

Еще дважды пройдя кабинет из конца в конец, подполковник сел на свой стул и тут тишину разорвала звонкая трель телефона спецсвязи. Не дожидаясь второго сигнала, Тимофеев сорвал трубку:

– Подполковник Тимофеев на проводе!

– Здравствуйте, Иван Федорович! Это майор Оман.

Тимофеев и сам уже узнал по легкому акценту майора ХАДа Омана. Голос его звучал сухо и даже немного натянуто. Подполковник, почуяв недоброе, напрягся.

– Слушаю вас, товарищ майор.

– Нам только что стало известно, что на восточной дороге в сорока километрах от Нурджабада около двух часов назад взвод советских десантников занимался грабежом и мародерством.

– Мой гарнизон на месте, – чуть охрипшим голосом ответил он. – Вы уверены, что это были именно советские десантники?

– Да, уверен, – тон Омана казался ледяным. – Я беседовал с чудом оставшимся в живых водителем автобуса Каримом, он довольно точно описал, как они выглядели.

– Князев! – он оторвался от трубки. – Срочно узнайте, есть ли наши десантники в сорока километрах на дороге 3–5.

Тут же вновь вернулся к Оману.

– Вы уверены, товарищ майор, что это были именно советские солдаты? – повторил он. – Может быть, это специально спланированная акция, направленная на то, чтобы вогнать клин недоверия между афганским народом и советскими воинами.

– Возможно, что так, – голос майора, похоже, немного потеплел. – Как будем действовать?

– Сейчас вышлем десантные группы на место происшествия. Необходимо найти бандитов, обезвредить их и, главное, доказать, что наши солдаты тут ни при чем.

Вдруг ожил долго молчавший телефон на столе дежурного. Тимофеев видел, как Князев слушает и у него вытягивается лицо.

– Постарайтесь держать меня в курсе, – сказал Оман. Было слышно, что на его конце провода переговариваются по-афгански. – Мы тоже постараемся предпринять кое-какие шаги. И еще, товарищ подполковник, тот водитель, о котором я вам говорил, Карим, просится сопровождать вас. Говорит, что хорошо знает этот район.

– Хорошо, присылайте.

Они коротко, по-военному попрощались. Подполковник быстро пробежал глазами сводку, протянутую дежурным офицером. Как он и предполагал, в месте бандитского нападения никого из десантников и воинов других советских частей не было.

– Свяжитесь с «точками» в тридцатикилометровом приближении от места происшествия, узнайте, не было ли замечено передвижения групп людей до взвода и более. Предупредите о том, что душманы, возможно, переодеты в форму советских десантников. Дайте приказание, что с этой минуты единая форма для всех десантников – комбинезон.

– Разрешите доложить, товарищ подполковник?

– Разрешаю.

– Сержант Бестужев и рядовой Рязанов, патрулируя базарную площадь, опознали грузовик кочевника и самого торгаша, который месяц назад продал рядовому Рощупкину магнитофон с миной. При задержании рядовой Рязанов получил ранение в голову, грузовик скрылся.

– Черт знает что! – взорвался Тимофеев, поднимаясь. – Группу срочно на вылет, осмотреть город и дороги сверху. Разведроту лейтенанта Чепайтиса готовьте к вылету в зону происшествия на дороге.