Текст книги "Государственные игры"

Глава 48
Четверг, 20 часов 36 минут, к юго-западу от Виши, Франция

– В том, что я буду летать, не было даже никаких сомнений.

Пол Худ стоял за спиной Рихарда Хаузена, который пилотировал «лирджет». Они были уже в небе Франции. Немец говорил громко, стараясь перекрыть гул двух мощных турбореактивных двигателей. Рядом с ним сидела постоянный пилот самолета Элизабет Штрох. Это была привлекательная брюнетка лет тридцати семи, ее французский и английский звучали безукоризненно. Ланг дал ей распоряжение доставить их во Францию, ждать с самолетом, сколько потребуется, и привезти всех обратно. Ее реплики в основном ограничивались переговорами с диспетчерской в Гамбурге; а теперь в Тулузе и сообщениями для пассажиров о графике полета. Если у нее и вызывали интерес рассказы Хаузена, то она этого не показывала.

До того Худ находился в салоне вместе со Столлом и Нэнси. Однако часа через полтора полета он почувствовал, что разделять общество обоих ему больше невмоготу. Со Столлом – из-за того, что тот ни на секунду не умолкал, а с Нэнси – из-за ее нежелания начинать разговор.

Рассевшись на одном из протянувшихся вдоль стен салона плюшевых диванов, Столл без конца бубнил, что никогда не считал себя командным игроком. Что он согласился на работу в Оперативном центре только потому, что был настоящим одиночкой и считал, что им нужен самодостаточный сотрудник, который любит сидеть за своим столом и разрабатывать компьютерные программы или чинить аппаратуру. Столл подчеркивал, что он совсем не «страйкер» и не обязан выходить на оперативную работу. Что он это делает не потому, что такой смелый, а только из уважения к Худу. Остальное время он сетовал по поводу возможных недоработок в «терасканере» и предупреждал, что не дает никаких гарантий.

Нэнси же, наоборот, большую часть времени сидела, уставившись в иллюминатор. Худ спросил, о чем она думает, но та так и не ответила. Он, конечно же, догадывался о чем и жалел, что не может облегчить ее состояние.

Нэнси предоставила им кое-какую информацию относительно внутренней планировки здания «Демэн». Столл деловито совместил ее описания с поэтажным планом. Тот был получен ими из Оперативного центра с помощью пакета программ для удаленного доступа, разработанных Столлом. Благодаря расширенному каналу передачи информации на принадлежавшем Национальному бюро разведки спутнике «Гермит» основные структуры Оперативного центра были способны устанавливать беспроволочную связь с переносными компьютерами оперативников. Патентованные программы Столла увеличили пропускную способность системы «гермитлинк» с двух до пяти килобайтных блоков с использованием протокола передачи файлов Z-модема и широкополосной радиотрансляцией в диапазоне от 2,400 до 2,483 гигагерц.

Впрочем, все это не слишком помогло. Нэнси сумела рассказать им не так уж много. Она знала о расположении производственного и программного отделов. Но ей ничего не было известно о помещениях для руководителей и личных апартаментах Доминика.

Худ оставил Нэнси с ее думами, а решившего расслабиться Столла – за игрой на компьютере. Пробравшись в кабину пилотов, Пол стал слушать, как возбужденный, почти жизнерадостный Хаузен рассказывает о своей юности.

Отец его, Максимиллиан Хаузен, проходил службу в «люфтваффе». Будучи специалистом по ведению ночного боя, он участвовал в испытаниях самолетов Хейнкеля и во время первого же боевого вылета на своем He-219 сбил пять английских бомбардировщиков «ланкастер». В голосе Хаузена не было извиняющихся интонаций за военные подвиги отца. Служба в армии была неизбежна, и она не уменьшила ни сыновней любви, ни уважения. И все же, пока немец рассказывал о делах своего родителя, Полу трудно было не думать о семьях тех молодых членов экипажей, что были сбиты вместе с «ланкастерами».

По-видимому, как-то ощутив мысли Худа, Хаузен сменил тему.

– А ваш отец проходил службу? – спросил он американца – Мой отец был медиком. Он служил в Форт-Маклеллане, это в штате Алабама, сращивал сломанные кости и лечил... – Худ бросил взгляд на Элизабет, – м-м.., в общем разные болезни.

– Я вас понял, – сказал Хаузен.

– Я тоже, – вставила Элизабет.

Пол почувствовал себя, как если бы он снова очутился в Оперативном центре и старается пройти по натянутому канату между политической корректностью и дискриминацией по половому признаку.

– И вам никогда не хотелось стать врачом? – продолжал допытываться Хаузен.

– Нет, – признался Худ. – Мне хотелось помогать людям, и я счел, что политика тут лучший из способов. Некоторые представители моего поколения думали, что решением могла бы стать революция. Но я предпочел поработать с так называемым истеблишментом.

– Это мудрый выбор, – одобрил Хаузен. – Революция редко становится решением.

– А как насчет вас? – поинтересовался Худ. – Вы всегда хотели стать политиком?

Хаузен отрицательно покачал головой.

– С того момента, как я научился ходить, я хотел летать, – ответил он. – Когда мне было семь лет, мы жили на ферме в Вестфалии, неподалеку от Рейна. Отец научил меня летать на моноплане «фоккер-спайдер» девятьсот тринадцатого года выпуска, который он сам же и восстановил. Когда мне исполнилось десять и я учился в боннской начальной школе, я на близлежащем летном поле пересел на двухместный биплан «букер». – Хаузен улыбнулся. – Но я видел, как то, что казалось прекрасным сверху, превращалось в убожество, когда я был на земле. И повзрослев, подобно вам, решил помогать людям.

– Должно быть, родители испытывают за вас гордость, – заметил Худ.

Хаузен слегка помрачнел.

– Не сказал бы. Ситуация была довольно сложной. У отца было вполне определенное мировоззрение, в том числе и на то, чем должен заниматься его сын, чтобы зарабатывать на жизнь.

– И он хотел, чтобы вы летали, – утвердительно сказал Худ.

– Да, он хотел, чтобы я оставался с ним.

– Почему? Ведь вы даже не предавали какого-то семейного бизнеса.

– Хуже того, – ответил Хаузен. – Я предал отцовские надежды.

– Понимаю. И они по-прежнему никак не простят вас?

– Папа умер два года назад. Незадолго до его смерти нам удалось поговорить, правда, многое, очень многое так и осталось не досказанным. С мамой мы беседуем постоянно, хотя она и очень изменилась после смерти отца.

Слушая Хаузена, Худ не мог не вспомнить замечания Байона о том, что замминистра гоняется за мельканием своего имени в газетных заголовках. Будучи сам политиком, Худ понимал, что хорошая пресса – дело важное. Но ему очень хотелось надеяться, что этот человек был искренен. В любом случае никакого освещения прессой во Франции не предвиделось.

Политическая «уловка-22», подумал Худ, криво усмехнувшись. Никто не сообщит о нашем триумфе в случае успеха, но и никто не расскажет о нашем аресте в случае провала.

Худ и сам уже собирался вернуться в салон, но тут послышались настоятельные призывы Столла.

– Шеф, идите сюда! Тут что-то не так с компьютером! В речи опцентровского компьютерного гения больше не проскальзывало испуганного тремоло. Голос Матта Столла звучал озабоченно, но очень твердо. Худ быстро направился к нему по белому мягкому ковру.

– Что там у вас не так?

– Посмотрите, что только что влезло в мою игру. Худ уселся справа от него. Нэнси покинула свое место по другую сторону салона и устроилась справа от Мэтта. Столл опустил шторку на иллюминаторе, чтобы было лучше видно. Все уставились на экран.

Там пошло изображение пергаментного свитка с готическим текстом. Одна белая рука держала свиток сверху, другая – снизу. Текст гласил:

"Внимание, граждане!

Ради Бога простите нас за это вторжение. Знаете ли вы, что согласно данным Программы о приговорах и Группы по защите общественных интересов треть всех чернокожих в возрасте от двадцати до двадцати девяти лет находятся в тюрьмах, под надзором или осуждены условно? Знаете ли вы, что эта цифра была на десять процентов меньше каких-то пять лет назад? Знаете ли вы, что эти черные ежегодно обходятся государству более чем в шесть миллиардов долларов? Следите за нашим сообщением через восемьдесят три минуты..."

– Мэтт, откуда это взялось? – спросил Худ.

– Понятия не имею.

– Обычно прерывания происходят через порты интерактивных терминалов, – заговорила Нэнси, – или порты передачи файлов...

– Или порты электронной почты, да, – добавил Столл. – Но это прерывание начинается не из Оперативного центра, а откуда-то еще. И это «где-то еще» скорей всего очень хорошо спрятано.

– Что вы имеете в виду? – не понял Худ.

– Сложные прерывания вроде этого обычно проходят через серию компьютеров.

– Так не могли бы вы их отследить, просто двигаясь в обратную сторону? – спросил Худ. Столл покачал головой.

– Вы правы, что эти олухи используют свой компьютер для того, чтобы влезть в другой, затем используют тот, чтобы влезть в следующий, и так далее. Но это не так, как в случае с линией, последовательно соединяющей точки, где каждая остановка представляет собой единственную точку. Дело в том, что каждый компьютер представляет собой тысячи возможных путей. Это скорее походит на вокзал с сотнями путей, разбегающихся в разных направлениях.

Экран очистился, и появился следующий текст:

«Знаете ли вы, что уровень безработицы среди черных мужчин и женщин вдвое выше, чем среди белых? Знаете ли вы, что в среднем девять из десяти национальных рекордов за этот год установлены черными и что ваши белые дочери и возлюбленные покупают записи, состоящие на шестьдесят процентов из так называемой музыки чернокожих? Знаете ли вы, что в нашей стране только пять процентов книг покупается черными? Следите за нашим сообщением через восемьдесят две минуты».

– А где-нибудь еще это появляется? – спросил Худ. Пальцы Столла уже летали над клавиатурой.

– Сейчас проверим, – сказал он, набирая электронный адрес «[email protected]». – Это адрес группы, которая обсуждает гон-конгские кинобоевики. Самый малоизвестный электронный адрес, который я помню.

Через мгновение экран изменился.

«Я все-таки думаю, что Джеки Чан интерпретирует Вонг Фей Хонга достаточно точно. И хотя личностные внеэкранные черты Джеки просматриваются в фильме, он заставляет сработать и их».

– Вроде чисто, – сообщил Столл. – Значит, взломщиков интересуют только игроки.

– Что имеет полный смысл, – вставила Нэнси, – если они собираются скинуть расистские игры на этот рынок.

– Это было бы уж слишком, не станут же они их предлагать всем подряд, – засомневался Худ. – Я имею в виду, не станет же кто-то искать их объявления, к примеру, на «желтых страницах» в Интернете?

– Нет, – согласился Столл. – Однако слухи расходятся быстро. Если кому-то захочется в них поиграть, он уже будет знать, где их найти.

– А вместе с «наслажджойстиком», обеспечивающим дополнительный интерес, детишки, которые не встречались с чем-то стоящим, конечно же, захотят поиграть, – подытожил Худ.

– А как же насчет законов? – поинтересовалась Нэнси. – Я думала, существуют ограничения на то, что можно пересылать по Интернету.

– Они действительно существуют, – подтвердил Столл. Он вернул на экран посторонние вставки, вклинившиеся в его игру. На данный момент все страхи Мэтта явно были забыты. – Там те же законы, что и в других местах. Производителей детской порнографии преследуют и отлавливают. Объявления для наемных убийц тоже незаконны. Но трубить о фактах вроде этих, фактах, которые можно отыскать в любом приличном справочнике, будет вполне законно. Даже если намерения откровенно расистские. Единственное, что можно инкриминировать этим людям – это то, что они врываются в «чужие квартиры». И я гарантирую, что не пройдет и нескольких часов, как эти послания исчезнут, но это произойдет прежде, чем интернетовские чиновники сумеют вычислить их источник.

Нэнси посмотрела на Худа.

– Ты, конечно же, думаешь, что это дело рук Доминика?

– Для этого у него есть все возможности, не так ли?

– Но это еще не делает его преступником.

– Это не делает, – согласился с ней Худ. – А вот убийства и воровство – делают.

Какое-то мгновенье она смотрела ему прямо в глаза, но затем опустила взгляд.

– Тут есть кое-какие штрихи, которые напоминают игру в офисе Хаузена, – сообщил вслух Столл, откровенно не замечающий происходящего вокруг. Он наклонился вперед и коснулся экрана. – Тень под завитком в нижней части свитка синяя, а не черная. Видимо, кто-то с опытом издательской работы сделал это по привычке. При цветоделении темно-синие тени воспроизводятся отчетливей, чем черные. А цвета заливки пергамента, придающие ему правдоподобный вид, посмотрите, – он коснулся верхней части свитка, – аналогичны текстуре оленьей шкуры из той видеоигры.

Нэнси откинулась на спинку дивана.

– Ваш подход впечатляет, – признала она. Столл помотал головой.

– Кому, как не вам, должно быть известно, как характерны эффекты, вставляемые дизайнерами в свои игры. Вероятно, вы помните раннюю эпоху видеоигр. Еще те дни, когда можно было сразу отличить игры фирмы «Активижен» от игр «Имаджик» или «Атари» по дизайнерским штрихам. Черт возьми, вы всегда могли отличить игру Дэйвида Крейна от остальных игр той же «Активижен». Их создатели оставляли отпечатки своих пальцев по всему экрану.

– Мэтт, я знаю эти дни гораздо лучше, чем вы думаете, – заверила Нэнси. – И я говорю вам, что это не похоже на «Демэн». Когда я программирую игры для Доминика, я оставляю свое личное видение за дверью. Наша задача загнать в игру столько цветов и реалистичной графики, сколько возможно.

– Это не значит, что «Демэн» не стоит за этой игрой, – возразил Худ. – Доминик вряд ли стал бы производить расистские игры похожими на его обычные.

– Но я видела портфели людей, которые там работают, – настаивала Нэнси. – Я сидела и думала об их графике. Ни один из них так не работает.

– А как насчет дизайнеров со стороны? – спросил Худ.

– На каком-то этапе им все равно пришлось бы пройти через систему, – ответила она. – Тестирование, доводка, загрузка – существуют десятки этапов.

– А что, если весь процесс был осуществлен на стороне? – не успокаивался Худ.

– Этот парнишка Райнер, помощник Хаузена, – Стол прищелкнул пальцами, – он говорил, что сам разработал программы для стереоизображений. Он знает компьютер.

– Правильно, – согласился Худ. – Нэнси, если кто-то разработает программу на стороне, каково наименьшее количество людей, которые увидели бы дискеты в «Демэн»?

– Начнем с того, что такие опасные вещи не пришли бы на дискетах, – ответила она.

– Почему так? – спросил Худ.

– Это выдало бы их, как дымок от ружейного ствола, – пояснила Нэнси. – Программа с проставленными кодами времени на фирменных дискетах «Демэн» послужила бы в суде доказательством того, что Доминик продвигает на рынок расистские игры.

– При условии, что дискета не стирается после загрузки в компьютер, – добавил Столл.

– Они не стали бы что-то тиражировать до тех пор, пока не было бы уверенности, что все идет по плану. У них так принято, – заверила Нэнси. – В любом случае сторонняя программа вроде этой пришла бы на бездисковую рабочую станцию.

– У нас тоже такие, босс, – сказал Столл. – Их используют для хранения важных данных, если хотят, чтобы их нельзя было скопировать с сервера – сетевого компьютера – на отдельную дискету.

Худ был уже на пределе своих технических познаний, но он понял суть того, что объяснил ему Столл.

– Единственными людьми, у кого в «Демэн» стоят бездисковые рабочие станции, являются вице-президенты, которые имеют дело с информацией о новых играх или стратегией бизнеса.

Столл очистил экран компьютера.

– Дайте мне имена тех из ваших шишек, кто способны разрабатывать игровые программы, – попросил он.

– Осуществлять весь процесс? – уточнила Нэнси. – Это могут только двое из них. Этьен Эскабо и Жан-Мишель Хорн.

Столл ввел имена в компьютер, переслал их в Оперативный центр и попросил предоставить биографические справки. Пока они ждали, Худ вернулся к тому, что не отпускало его с того самого момента, когда он говорил с Байоном. Полковник был далек от энтузиазма, когда узнал об участии Хаузена в их мероприятиях. Он назвал его охотником за газетными шапками.

А что, если дело обстоит даже хуже, усомнился Пол. Ему не хотелось бы думать плохо о хорошем с виду человеке, однако сомнение было частью его работы. Постоянно задавать себе вопрос: «А что, если...?» Так, послушав рассказы заместителя министра о его папаше из «люфтваффе», он начал задаваться вопросом: «А что, если Хаузен и Доминик вовсе не являются врагами?» О том, что случилось в Париже двадцатое лишним лет назад Пол знал только со слов Хаузена. Что, если парочка работала сообща? Господи, Байон говорил, что отец Доминика разбогател на постройке аэробусов. Самолеты. А Хаузен, черт побери, был пилотом.

Худ продвинулся в своих предположениях на несколько шагов дальше. Что, если Райнер выполнял только то, что хотел его начальник? Выставил Хаузена жертвой расистов, чтобы втянуть Оперативный центр, Байона и правительство Германии в сомнительную операцию? Кто отважится нападать на Доминика по второму разу, если первая же серьезная попытка окончится ничем?

– Ага! – воскликнул Столл. – Мы здесь уже имеем кое-какие яблочки с вероятной гнильцой. Согласно официальным данным от Лоуэлла Коффи, в 1981 году месье Эскабо обвинялся парижской фирмой в краже у Ай-би-эм секретных материалов о процессе отображения графических массивов. «Демэн» заплатила и утрясла это дело. А двадцать один год назад против Хорна тоже возбуждалось уголовное дело, правда, было прекращено. Похоже, он получил французский патент на новейший четырехбитовый чип, который, по утверждениям одной американской компании, был у нее украден. Но доказать это они не смогли. Они также не смогли отыскать человека, который предположительно и умыкнул этот...

Столл прекратил читать. Его побледневшее лицо медленно повернулось к Худу, затем – в сторону Нэнси.

– Да, – подтвердила та. – Второй Нэнси-Джо Босуорт не существует. Это была я.

– Все в порядке, – успокоил Столла Худ. – Мне об этом известно.

Столл медленно кивнул.

– Простите, – обратился он к Нэнси, – но будучи и сам системным программистом, должен сказать вам, что у нас так не принято.

– Знаю, – ответила Нэнси.

– Хватит об этом, Мэтт, – сурово приказал Худ. Будь все проклято, подумал он про себя. Чем я тут занимаюсь, мне приходится одергивать Столла вместо того, чтобы подумать, каким образом Нэнси нашла его в парке, когда он там прогуливался не с кем-нибудь, а с Рихардом Хаузеном. Было ли это совпадением, или все они повязаны одной ниточкой с Домиником? Неожиданно он почувствовал себя очень неуверенно и глупо. Из-за спешки и быстрой смены событий, из-за отчаянного стремления не позволить Доминику донести свои идеи и игры в Америку Худ совершенно забыл про безопасность и осторожность. Более того, он позволил разделить свою команду. И теперь его специалист по безопасности скитается где-то по лесам Германии.

Да, возможно, он больше придумывает, чем оно есть на самом деле, и нутром он ощущал, что так оно и есть. Однако разум приказывал: разберись. И по возможности раньше, чем они попадут в «Демэн».

Худ остался сидеть рядом со Столлом, а Нэнси пересела на свою сторону салона. Она выглядела несчастной, хотя и старалась скрыть свои чувства. На лице Столла читалась неприязнь, которую он и не пытался скрывать.

Когда Элизабет объявила по громкой связи, что они заходят на посадку в Тулузе, Худ небрежно одолжил компьютер у Столла.

– Запустить вам «Солитер»? – спросил компьютерщик, имея в виду любимую игру Пола.

– Нет, – ответил Худ, включая компьютер. – Мне хотелось бы «Тетрис».

Не прекращая говорить, Худ набрал на экране: «Мэтт, ничего не произноси вслух. Просто соедини меня с Дарреллом».

Небрежно коснувшись носа, Столл наклонился и набрал свой личный пароль для доступа к связи с Оперативным центром. Зажужжал дисковод, и в диалоговом окне на экране появилось слово «Выполняется».

Когда оно сменилось словом «Готово», Столл откинулся на спинку дивана. Он повернул голову к окну, но глаза его косили на экран.

Худ поспешно набрал свой личный код и принялся набирать:

«Дарреллу: Мне необходимы все подробности биографии заместителя министра иностранных дел Германии Рихарда Хаузена. Проверьте выплаты налогов, начиная с семидесятых годов. Посмотрите, не работал ли он в самолетостроении. А также на человека по фамилии Дюпре или Доминик. Необходимы подробности о послевоенной жизни и деятельности офицера „люфтваффе“ Максимиллиана Хаузена. Звоните мне, как только что-либо узнаете. Крайний срок: сегодня, 16.00 по восточному времени.»

Худ откинулся назад.

– Все, уже продул, – сообщил он вслух. – Что мне делать дальше?

Столл дотянулся до клавиатуры и отослал набранный текст по электронной почте.

– Хотите сыграть во что-нибудь еще?

– Пожалуй, нет, – ответил Худ. Столл набрал ":

– )" и очистил экран.

– Если честно, – продолжил Худ, выключая компьютер, – мне хотелось бы выкинуть эту вашу машинку в иллюминатор.

– Никогда не надо играть в напряженном состоянии, – заметила Нэнси. Она посмотрела на Худа через салон. – Это как в спорте или сексе. Нужно расслабиться.

Передав Столлу компьютер, Худ направился к Нэнси и присел с нею рядом.

– Извини, что втянул тебя в это дело, – сказал он ей.

– Что ты подразумеваешь под «этим делом»? – спросила она. – Этот маленький рейд или все это противное пустое предприятие?

– Рейд, – ответил он. – Мне не следовало бы пользоваться наши... – Худ запнулся, подыскивая подходящее слово, и неуверенно остановился на «дружбе».

– Все в порядке, – успокоила его Нэнси. – Действительно, все нормально. Очень большая часть меня самой устала бегать, зависеть от Доминика и вообще от этой ссыльной жизни, которой тебя понуждают радоваться. Как там в «Сказке о двух городах» говорил Сидни Картон по дороге на эшафот? «То, что я делаю сейчас, гораздо лучше всего того, что я делал до этого». Сейчас я занята гораздо лучшим делом, чем то, что я делала до сих пор.

Худ тепло улыбнулся. Ему хотелось бы сказать, чтобы она не беспокоилась об эшафоте, но он мог гарантировать судьбу Нэнси не в большей степени, чем поклясться в ее лояльности. Самолет мягко коснулся французской земли, и Худу оставалось только надеяться, что лицо Нэнси выражает тревогу не за его судьбу, а за свою.