Текст книги "Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма"

Глава 12
Битва за вершину мира

Алекс Дюма никогда не видел снега, пока в четырнадцать лет не сошел с корабля в Нормандии. Теперь он оказался в снежном мире: на леднике Мон-Сенис, в высокогорье Французских Альп, с двумя стратегически важными перевалами на пути из Франции в Италию. Местная народность, савойяры, была включена в состав новой французской нации. Однако королевство Пьемонт-Сардиния, союзник Австрии, присоединившееся к антифранцузской коалиции, удерживало ключевые горные перевалы региона. Дюма должен был вытеснить[597]597
  Дюма должен был вытеснить: декрет Комитета общественной безопасности, 25 января 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] оттуда пьемонтцев и их австрийских союзников и открыть Альпы, а также итальянские территории за ними, для французского вторжения. (Италия пока не существовала как отдельная страна – она возникнет лишь в 1861 году. На ее месте было скопление независимых королевств и территорий; некоторые из них подчинялись Австрийской империи, другие – папе Римскому.)

Дюма будет сражаться против австрийцев, которые всю свою жизнь отрабатывали профессиональные навыки войны среди льда и ледников. Пьемонтцам также не впервой было защищать альпийскую страну. Под командованием Дюма находились примерно пятьдесят три тысячи человек[598]598
  примерно пятьдесят три тысячи человек: армейская сводка о положении в Альпах, 14 января 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] – разного уровня подготовки, да к тому же разбросанных по большой и суровой территории. «Враг, с которым ему требовалось сразиться[599]599
  «Враг, с которым ему требовалось сразиться»: MM, с. 50.


[Закрыть], стоял биваком в облаках, – как бы к слову заметил его сын в мемуарах. – Это была война титанов: предстояло взобраться на небеса».

Война в Альпах имела символическое значение: Французская Республика хотела завоевать высочайшие горные пики Европы. Но конфликт не был лишен и стратегического смысла: Альпийская армия готовила масштабное вторжение. Впервые за триста лет Франция нападет на итальянские королевства и нанесет прямой удар по главному врагу – Австрии. Ставки были очень высоки – как для Республики, так и для генерала Дюма. Его нынешний пост по важности значительно превосходил все, что ему доверяли ранее, и должен был обеспечить или сломать карьеру военачальника.

Генерал Дюма энергично взялся за приведение армии в должную форму[600]600
  взялся за приведение армии в должную форму: см., например, письма от Дюма в штаб, 27 января 1794, SHD 3B107.


[Закрыть] – сложная задача с учетом того факта, что его батальоны были размещены на склонах разных горных вершин, и порой, в зависимости от погоды и количества снега, требовалась чуть ли не неделя, чтобы добраться до них из штаб-квартиры армии в Гренобле. Дюма часто отправлялся на двухнедельные инспекции, которые могли и затянуться из-за снежных заносов.

Дюма приступил к формированию элитного отряда из проводников с Мон-Блана[601]601
  элитного отряда из проводников с Мон-Блана: письмо от Дюма к начальнику штаба, 13 февраля 1794, SHD 3B9.


[Закрыть], которые помогали преодолеть самые сложные перевалы и обеспечивали перемещение других подразделений в высокогорье. Но сильный ветер сделал движение по горным склонам практически невозможным. Положение дел еще более ухудшилось из-за недостаточно морозной погоды: верхний слой льда получился тонким, и любой пехотинец или всадник немедленно проваливался под наст. Один из дивизионных генералов Дюма в присланном отчете так описывал состояние дорог: «Мон-Сенис в настоящий момент[602]602
  «Мон-Сенис в настоящий момент»: письмо от генерала Дурса к Дюма, 30 января 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] покрыт снегом, как и гора Сен-Бернар [Сен-Бернар был еще одной целью]. Сильных морозов не было, поэтому снег не держит [т. е. не выдерживает веса людей и лошадей], а ветер, который в этой стране называют „мучением“, занес все возвышенности сугробами и сделал дороги и тропы непроходимыми». Генерал также сообщал новому командующему, что отправил шпионов, переодетых купцами: «У меня есть два шпиона, один из которых сейчас находится в Турине, а другой – на границе. Они продают нашим врагам масло, сыр и рогатый скот».

Весь предыдущий опыт Дюма никак не помогал ему подготовиться к трудностям горной войны. Один из первых его запросов касался карт. «Я не могу достать[603]603
  «Я не могу достать»: письмо от Дюма к военному министру, 30 января 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] карты Альп ни за какие деньги, – писал он военному министру. – А потому вынужден сидеть сложа руки в ожидании, пока они прибудут». Дюма также просил прислать ружья, пушки, седла, порох[604]604
  ружья, пушки, седла, порох: Дюма написал множество писем главному комиссару артиллерии о поставках указанных предметов, например, 1 и 20 марта 1794, SHD 3B107. См. также письмо от Дюма к генерал-комиссару, 24 марта 1794, SHD 3B9.


[Закрыть], патронташи, гаубицы, а также мулов, лошадей и много сена, чтобы их кормить. А чтобы кормить солдат, он выписал охотничье снаряжение, включая ягдташи, и поощрял охоту на серн, горных козлов, которые скакали по горам. К тому же такая охота учила солдат выслеживать противника по следам на снегу. (Дюма лично ездил в охотничьи экспедиции с местными охотниками на серн и в дополнение к нескольким отлично выделанным шкурам заручился доверием и дружбой лучших горных проводников[605]605
  лучших горных проводников: например, среди многих других, письма от Дюма к капитану проводников, 24 и 25 марта 1794, (SHD 3B9 and 3B107).


[Закрыть].)

Сотни страниц полевых отчетов, записок и приказов, написанных Дюма лишь за январь и февраль 1794 года, доказывают один примечательный факт: этот прирожденный боец обладал даром к логистике и планированию военных операций. Через считаные дни после размещения своей базы в Гренобле Дюма разработал хитроумную операцию[606]606
  разработал хитроумную операцию: письмо от генерала Птигийома к генерал-адъютанту Сандо, 4 февраля 1794, SHD 3B107.


[Закрыть], которую (в соответствии со строжайшими инструкциями) держал в тайне от всех, кроме самых доверенных помощников. Он писал длинные письма об организации[607]607
  длинные письма об организации: например, см. три письма: от Дюма к начальнику штаба, 27 января 1794, SHD 3B107; от Дюма к бригадному генералу Пуже, 5 февраля 1794, SHD 3B9; от Дюма к комиссару Мисо, 15 февраля 1794, SHD 3B107.


[Закрыть] коммуникаций, а также снабжения и разведки. Он успешно наладил передвижение сотен лошадей и поставку фуража для них. Когда командование прислало ему лошадей, которые были слишком низкорослы для работы в условиях снежных заносов, он отослал этих скакунов назад и запросил более высоких. Он входил в суть каждой детали[608]608
  входил в суть каждой детали: Среди десятков таких примеров, см. приказы от Дюма, 28 января 1794, SHD 3B9 и письмо от Дюма к комиссару-распорядителю, 28 февраля 1794, SHD 3B107; а также письмо от Дюма в Комитет общественной безопасности, 20 февраля 1794, SHD 3B9.


[Закрыть], вплоть до экипировки пятнадцати тысяч человек специальными снегоступами и отправки в адрес армейского склада заказа на «четыре тысячи железных клиньев[609]609
  «четыре тысячи железных клиньев»: письмо от Дюма к гражданину Гуэрио, 13 марта 1794, SHD 3B107.


[Закрыть], сделанных по присланному мною образцу». Хотя дезертирство оставалось проблемой[610]610
  дезертирство оставалось проблемой: декрет Комитета общественной безопасности, упомянутый в письме от Дюма к начальнику штаба Альпийской армии, 29 мая 1794, SHD 3B107.


[Закрыть], после вступления генерала Дюма в должность его масштабы сократились.

27 января Дюма получил от министра войны приказ[611]611
  Дюма получил от министра войны приказ: письмо от военного министра к Дюма, 27 января 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] (со ссылкой на декрет гражданина Карно и Комитета общественной безопасности) начать общую наступательную кампанию и как можно скорее захватить перевалы[612]612
  Военная корреспонденция того времени (зимы и весны 1794 года) была более объемной и сложной, чем обычно, поскольку военный министр писал генералам, но так же поступал и сам Комитет, который явно управлял всей лавочкой. Военный министр был пешкой Карно, Сен-Жюста и других членов Комитета и тесно работал с ними. Часто они писали Дюма запросы, составленные почти под копирку, вынуждая, тем не менее, давать два ответа, а иногда подписывали приказы совместно.


[Закрыть]. Составители приказа настаивали, чтобы генерал Дюма вышел из патовой ситуации, которая сохранялась уже на протяжении двух лет – с того момента, как французы захватили этот район. Нашлось место и для раздраженного упрека, обычного для писем Комитета:

Мы желаем, чтобы завоевание[613]613
  «Мы желаем, чтобы завоевание»: письмо из Комитета общественной безопасности к Дюма, январь 1794, цит. по: Claude Schopp, «Préface générale», inJoseph Balsamo, с. viii.


[Закрыть] Мон-Сенис и Малого Сен-Бернара началось безотлагательно. Так же, как и вы, мы знаем, что земля покрыта снегом. Именно поэтому мы хотим немедленной атаки. Вам угодно ждать, пока снег растает, – это бесспорный путь к поражению… Национальный конвент желает, чтобы его генералы повиновались приказам Комитета. И вы ответите головой за их исполнение.

Подписи: Карно и Баррер.

Дюма ответил Комитету, что «в этих районах очень трудно[614]614
  «в этих районах очень трудно»: письмо от Дюма к военному министру, 7 февраля 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] маневрировать, а непреодолимые природные аспекты в настоящий момент разрушают наши планы». Он объяснил (как будто имел дело со здравомыслящими людьми), что через перевалы невозможно пройти, пока мороз либо не станет сильнее и наст не окрепнет либо не потеплеет и снег растает. «Большое количество и низкая плотность[615]615
  «Большое количество и низкая плотность»: письмо от Дюма в Комитет общественной безопасности, 1 марта 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] снежного покрова мешают нам». Затем Дюма, со всем энтузиазмом генерала-новичка, предложил способ эффективно использовать[616]616
  предложил способ эффективно использовать: письма от Дюма к военному министру, 3 февраля 1794, SHD 3B108 и 7 февраля 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] его самого и его людей в ожидании атаки на перевалы. Он знал о большом значении долины в верховьях реки По. Она располагалась под ними и была ключом к городу Турин королевства Пьемонт-Сардиния. Дюма пообещал найти альтернативный путь к этому населенному пункту и напасть на город. Далее он сообщал, что, по его сведениям, Альпийская армия могла бы получить у местных швейцарцев разрешение пройти через перевал Сен-Готард (он полагал это возможным), обойти таким образом позиции пьемонтцев и застать врагов врасплох.

Дюма добавил: «Республика может рассчитывать на меня[617]617
  «Республика может рассчитывать на меня»: письмо от Дюма к военному министру, 3 февраля 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] в сражениях с ее врагами… Наступательная война соответствует пылкому характеру французов, но человек, возглавляющий их, отвечает за тщательную и мудрую подготовку действий, ведущих к победе».

Ответ на это письмо последовал незамедлительно. Однако, вместо того чтобы напрямую обратиться к Дюма, военный министр написал саркастический отзыв о нем Комитету общественной безопасности. «Я никогда и представить не мог[618]618
  «Я никогда и представить не мог»: письмо от военного министра в Комитет общественной безопасности, 7 февраля 1794, SHF 3B9.


[Закрыть], граждане представители, что экспедиции, проведения которых вы требуете от Альпийской армии своим декретом от 6-го плювиоза, окажется так сложно осуществить», – замечал министр.

Генерал Дюма из глубины своих апартаментов в Гренобле счел невозможным операцию, которую люди, размещенные у подножия гор, оценивают как весьма выполнимую. Вы наверняка с изумлением отметите хаотичность планов, изложенных в его письме: он хочет пересечь Альпы, водрузить трехцветный флаг на берегах реки По, пройти через Швейцарию, чтобы двинуться к Милану, просочиться через перевалы горы Сен-Готар и принести войну в Италию.

На следующий день Комитет общественной безопасности отправил Дюма письмо, полное гневных упреков, а также содержащее завуалированную угрозу:

Вы утверждаете, что Республика[619]619
  «Вы утверждаете, что Республика»: письмо из Комитета общественной безопасности к Дюма, 8 февраля 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] может рассчитывать на вас, но Республика рассчитывает только на нацию… Она не может интересоваться отдельным гражданином. Временный исполнительный совет ждет, чтобы вы объяснили свое поведение.

Далее Комитет позволяет себе усомниться, действительно ли Дюма «республиканец столь стойкий, как о нем говорят», и осведомляется, откуда у генерала возникла безумная идея нарушить швейцарский нейтралитет.

Царство Террора в Париже приближалось к самой жестокой фазе, когда сотни людей ежедневно отправлялись на казнь за гораздо меньшие провинности, нежели неподчинение воле гражданина Карно. Дюма получал сообщения о происходящем в столице и наверняка задумывался о судьбе генералов, которые командовали в Альпах до него.

26 февраля он созвал своих подчиненных на военный совет[620]620
  созвал своих подчиненных на военный совет: решения военного совета (“arrêté pris en conseil de guerre“), 26 февраля 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] (на котором также присутствовали представители правительства), чтобы подготовить нападение на занятые врагом перевалы, особенно на Мон-Сенис и гору Сен-Бернар. Дюма был убежден, что снег слишком рыхл для безопасного движения солдат и лошадей, однако дал генералам следующие предписания:

Каждый генерал[621]621
  «Каждый генерал»: письмо от Дюма к генералам Баделону и Сарре, 2 марта 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] постарается захватить врага врасплох и, утвердившись на Мон-Сенис и Малом Сен-Бернаре, предпримет все необходимые меры для удержания позиции и максимального использования снаряжения, брошенного врагом во время разгрома и бегства… Он со всей возможной скоростью… развернет артиллерию, оставленную противником, прикажет соорудить траншеи на пути врага и уничтожить [траншеи], построенные пьемонтцами против нас.

Дюма настаивал на необходимости держать операцию в тайне от вражеских шпионов при помощи кампании по дезинформации и распространению ложных слухов.

Все было готово к началу атаки, однако тут пошел сильный снег[622]622
  пошел сильный снег: письмо от Дюма в Комитет общественной безопасности, 1 марта 1794, SHD 3B9.


[Закрыть]. Дюма знал, что это делает план неосуществимым: солдаты умрут от холода прежде, чем до них доберутся пули пьемонтцев. 1 марта он написал военному министру письмо, в осторожных формулировках[623]623
  письмо, в осторожных формулировках, включая цитаты: письмо от Дюма к военному министру, 1 марта 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] описывая погоду и подчеркивая сложности местности.

Столкнувшись с перспективой казни за incivisme («отсутствие гражданской сознательности», революционный синоним слова «измена») или за пораженчество, Дюма демонстрирует удивительную стойкость и спокойствие. Он объясняет, что не мог вести переписку на протяжении двух десятидневок (или двадцати дней – упразднив отсталый календарь из двенадцати месяцев, Революция заодно расправилась и с семидневной неделей, расширив ее до десяти дней), потому что объезжал аванпосты и лично изучал состояние снега. Он повторяет, что «ищет наиболее благоприятную возможность осуществить предписанные вами проекты наступления… на Мон-Сенис и Малый Сен-Бернар». Но утверждает, что в сложившихся условиях не готов рисковать армией.

На полях письма имеется примечание (вероятно, написанное кем-то из чиновников Военного министерства) с упоминанием «атак против сардинского короля», предпринятых местными патриотами, и «четырехсот посаженных деревьев свободы»[624]624
  Красный фетровый колпак свободы и дерево свободы входили в число повсеместно распространенных символов Французской революции, наряду с кокардой и триколором. (На самом деле иногда появлялись их сочетания в виде красного колпака, надетого на вершину шеста свободы.)
  Колпаки были заимствованы (или стали данью уважения) у Древнего Рима, где назывались фригийскими колпаками. Предположительно, их носили отпущенные на свободу рабы. Как Французская, так и Американская революция использовала фригийский колпак как символ свободы. (Хотя в дальнейшем в Соединенных Штатах о колпаке забыли, даже в конце девятнадцатого века его изображение часто встречалось на американских монетах и патриотической атрибутике – обычно его надевала «Мисс Свобода» или его помещали на вершину флагштока, на котором реяло звездно-полосатое знамя. Кроме того, он появлялся на американских 50-центовых монетах вплоть до 1947 года.)
  Дерево свободы у французов было данью уважения Американской революции – знаменитому вязу возле парка Бостон Коммой, который был точкой сбора американских патриотов в 1760-х и 1770-х годах, когда их сопротивление британскому гнету постоянно усиливалось.


[Закрыть]. В заметке также дважды говорится о том, что на флагштоках в пригородах Турина были замечены «колпаки свободы». Автор примечания считал это очень хорошим знаком, указывающим на разгром «местных аристократов».

В переписке с Комитетом Дюма также настаивал, чтобы народные представители задумались о том, сколько и какой провизии потребуется его солдатам для успеха операции. Он даже детально описал, как интендант должен хранить и перевозить все грузы в экстремальных климатических условиях высокогорья. Дюма запрашивал 300 тысяч патронов, «пушки с 500 выстрелами[625]625
  «пушки с 500 выстрелами»: письмо от Дюма в Комитет общественной безопасности, 1 марта 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] для каждой, 2 тысячи бойков ударника и около двадцати ракет». Он также заявил, что отчаянно нуждается в материалах для постройки укрытий, зарядных ящиках для артиллерии, двенадцати тысячах ружей и большом количестве пороха.

В конце письма, как будто желая защититься от неизбежных обвинений в предательстве, Дюма даже поведал Комитету общественного спасения об особенностях стиля своих донесений:

Обращаясь к министру[626]626
  «Обращаясь к министру»: там же.


[Закрыть] подобным образом, я не имел намерения уклончиво отвечать на ваш декрет. По природе своей я слишком честен и умею говорить только напрямик. Я хотел сказать правду, а не искал способ уклониться от выполнения ваших приказов.

* * *

Сколь бы хорошей ни казалась новость о колпаках и деревьях свободы в Турине, она не отражала истинного положения дел. Ведь большинство населения провинциального Пьемонта крайне слабо увлекалось французским патриотизмом. Многие местные жители оставались радикальными монархистами, как по территориальным, так и по политическим причинам: прежде всего, людям не нравится, когда их завоевывают, а во-вторых, здесь было много верующих, а следовательно, консерваторов. Дворянство и священники входили в число самых отчаянных хулителей Французской революции. Представители высших классов были преисполнены симпатией к контрреволюции, а потому оказали радушный прием брату короля Людовика и многим французским аристократам-эмигрантам.

В мартовских и апрельских письмах к Комитету Дюма сообщал о своей убежденности в том, что эмигранты[627]627
  Дюма сообщал о своей убежденности в том, что эмигранты: письма от Дюма в Комитет общественного спасения, 14 и 15 марта 1794, SHD 3B9; письмо от Дюма к дивизионному генералу Д’Урсу, 19 апреля 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] и прочие враждебные Революции группы (разбойники, вооруженные священники) пытаются саботировать военные приготовления Франции, шпионят и сообщают врагу о передвижениях французских отрядов – и при всем при этом шныряют туда и обратно через границу, перевозя оружие и прочую контрабанду. Пытаясь нейтрализовать эти угрозы, Дюма был вынужден постоянно оглядываться на местные Якобинские клубы[628]628
  оглядываться на местные Якобинские клубы: Дюма, письмо, 26 июня 1794, SHD 3B11, и письмо из местного якобинского общества в Комитет общественной безопасности, 7 июня 1794, SHD 7YD91.


[Закрыть], чтобы убедиться, что они еще не приказали арестовать его и отправить в Париж на гильотину. К счастью, ничто не доставляло такого удовольствия Комитету общественной безопасности, как истории о заговорах, особенно о повсеместных, вездесущих коварных кознях.

Поскольку силы Альпийской армии были разбросаны на сотни километров труднодоступной местности, французским войскам было необходимо обеспечить хорошее отношение к себе со стороны местного населения. Как главнокомандующий армией захватчиков, Дюма отвечал за впечатление, которое все они производили на жителей[629]629
  за впечатление, которое все они производили на жителей: письмо от Дюма к военному министру, 30 марта 1794, SHD 3B9.


[Закрыть], в том числе соседей-швейцарцев. Дюма показал себя умелым и добросовестным дипломатом.

Но способности Дюма к дипломатии[630]630
  способности Дюма к дипломатии: письмо от Дюма к военному министру, 13 марта 1794, SHD 3B10.


[Закрыть] не действовали на местных якобинцев. Позже той же весной он узнает о новом доносе, составленном Народным обществом Шамбери. Генерал был достаточно умен, чтобы проявлять осторожность в отношениях с Комитетом общественной безопасности в Париже, но считал недопустимым раболепство перед шайкой провинциальных горцев-радикалов. «Просвещенное общество[631]631
  «Просвещенное общество»: письмо от Дюма к Обществу Шамбери, 8 мая 1794, цит. по: d’Hauterive, с. 49.


[Закрыть] обязано знать, что генералы не могут и не должны рассказывать о планах своих операций из опасения за безопасность армии», – писал он именно этому «просвещенному обществу» и требовал сообщить имена обвинителей, чтобы встретиться с ними лично.

Дюма пережил все эти конфликты во многом потому, что сумел заручиться симпатией комиссара, который с момента его прибытия в Альбы был обязан наблюдать за ним. Этому человеку, «народному представителю» Гастону, явно пришелся по нраву[632]632
  Гастону явно пришелся по нраву: письмо от Дюма к сержанту-майору Пеле, 26 марта 1794, BNF NAF 24641 (Дюма называет Гастона своим другом.)


[Закрыть] неортодоксальный генерал-республиканец. Комиссар отправил в адрес «моих коллег» в Комитете общественной безопасности в Париже отчет и со всем пылом поддержал слова Дюма об обстановке на театре военных действий:

Главнокомандующий и я[633]633
  «Главнокомандующий и я» и следующая цитата: письмо от Гастона в Комитет общественной безопасности, 13 марта 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] произвели разведку на всех позициях нашего фронта. Мы пешком пробрались сквозь снег к самому подножию Мон-Сенис и перевалу Малый Сен-Бернар. На сегодняшний день снег остается мягким и не выдержит вес [человека]. Надеемся, что скоро состояние снега будет соответствовать вашим требованиям и мы сможем достичь ваших и наших целей.

Однако в том же письме Гастон описал свое революционное рвение, проявленное в Альпах в общении со всеми остальными людьми:

Я видел всех законных распорядителей в этом районе и говорил с ними на языке пламенного республиканизма. Некоторые из представителей власти слабы, другие – пребывают в заблуждении. Впрочем, несколько человек готовы хорошо послужить Революции… В поселениях, чьи жители были слишком умеренными, я счел себя вправе принять меры и подогреть их интерес к делу Республики. Действуя личным примером, я заставил их сделать выбор между победой и смертью. Все подписали… и поклялись на крови вести вечную войну с ближайшими мелкими тиранами [и] заявили о готовности вонзить кинжал в грудь [такого тирана] при первой же возможности.

* * *

Поскольку приближался апрель и стало теплеть, Дюма приказал готовиться[634]634
  Дюма приказал готовиться: письмо от Дюма к командиру эскадрона Gendarmerie Grandemaison, 22 марта 1794, SHD 3B107.


[Закрыть] к полномасштабной атаке на перевалы. Хотя генералы обычно сами не производили разведку, Дюма повел сорок пять человек на многодневную миссию с целью выяснить расположение вражеских укреплений на Мон-Сенис.

Ночью 16 жерминаля года II (5 апреля 1794 г.) началась полномасштабная операция против вражеских позиций на Мон-Сенис[635]635
  операция против вражеских позиций на Мон-Сенис: за исключением особо оговоренных случаев, отчет об атаке на Мон-Сенис, включая цитаты, основан на рапорте бригадного генерала Гувьона, 7 апреля 1794, SHD 3B10.


[Закрыть]. План Дюма состоял в одновременной атаке перевалов к северу и югу от Мон-Сенис силами четырех тысяч человек. Один отряд в 2100 человек должен был напасть собственно на Мон-Сенис, тогда как другой – примерно равный ему по численности – на перевал Сен-Бернар. Вопреки обыкновению (редкий случай!) генерал Дюма не двинулся во главе своих людей, но отправил двух подчинявшихся ему генералов руководить операциями[636]636
  двух подчинявшихся ему генералов руководить операциями: письмо от Дюма к генералам Баделону и Сарре, 2 марта 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] на месте. Он отдал колонну, штурмовавшую Мон-Сенис, под командование надежному и многоопытному человеку – генералу Сарре (решение, о котором Дюма впоследствии пожалеет).

Разведка доложила, что редуты у перевала Мон-Сенис охраняются слабо или вообще покинуты, то есть враг не ожидает атаки так рано весной. Поэтому французы рассчитывали на эффект внезапности. Главная колонна под командованием генерала Сарре покинула французскую базу в 9 часов вечера. Согласно плану, она должна была достичь пьемонтских редутов перед восходом, но на деле двигалась медленно из-за плохой погоды. Многие солдаты поскользнулись на обледеневшей тропе и сорвались в ущелье. Когда тропа стала слишком скользкой и ненадежной, колонна вообще остановилась. Отряду пришлось возвращаться назад, теряя драгоценные часы и силы, и искать другую тропу. Только после этого подъем возобновился.

Когда колонна генерала Сарре наконец, уже засветло, добралась до первого редута у перевала Малый Мон-Сенис, выяснилось, что он не только не брошен, но, наоборот, «в нем так много людей и [так] много легких пушек, [что] было невозможно опрокинуть их прямой атакой по слишком крутому склону. Несмотря на препятствия, генерал Сарре решил силой подавить сопротивление врага. Он оставил колонну и лично возглавил передовой отряд».

Всю ночь поднимаясь из долины к перевалу, расположенному у самой вершины, солдаты Сарре были измотаны, да к тому же страдали от холода, голода и жажды. Теперь они внезапно оказались втянуты в ожесточенное сражение, причем враги разили их наповал, потому что синие мундиры французов на снегу становились отличной мишенью. Пушки обстреливали наступающих весь день. Тем не менее генерал Сарре упорно бросал людей в безнадежные атаки. Другой генерал, ставший свидетелем боя, описал конец командира следующим образом:

Тех, кто вставал в полный рост, тут же убивали или ранили. Склоны… были слишком круты, снег делал подъем по ним невозможным, [и] всякий, кто пытался, падал в пропасть. Генерал Сарре находился всего в 30 метрах от вершины, когда получил смертельную рану. В тот же миг вместе с ним были убиты или ранены еще несколько гренадеров. Это напугало многих солдат в отряде; началась паника.

Поскольку командир был убит, а приближающаяся ночь сулила заморозки, уцелевшие солдаты начали длинный и опасный спуск, оставив позади, в снегу, множество залитых кровью мертвых тел и слыша «жуткие крики раненых, упавших в расселины в леднике».

По окончании операции генерал Дюма отправил Комитету отчет, в котором ссылался на сильный ветер и тот факт, что пьемонтцы явно были предупреждены о нападении. «Два пьемонтских дезертира[637]637
  «Два пьемонтских дезертира»: письмо Дюма в Комитет общественной безопасности, 16 апреля 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] заверили нас, что [местные жители] сообщили пьемонтцам о нашем марше и что именно благодаря этому предупреждению гарнизон на Мон Сенис был усилен на 2500 человек», – писал он. Короче говоря, генерал Сарре и его люди не просто попали в ловушку, ее еще и охранял намного более многочисленный вражеский отряд. Можно лишь представить, какую боль доставило лично Дюма известие о гибели Сарре и страданиях его солдат. Весь остаток кампании Дюма будет стараться отомстить за них.

Между тем представитель Гастон помнил об угрозе не только со стороны врага, но и из Парижа. Чтобы спасти их с генералом головы, требовались дерзкие, наглые речи. «Врагов не удалось застать врасплох[638]638
  «Врагов не удалось застать врасплох» и следующие две цитаты: письмо от представителя Гастона в Комитет общественной безопасности, 11 апреля 1794, SHD 3B10.


[Закрыть], – написал Гастон Комитету. – Кажется, они точно знали об атаке, поскольку расставили свои силы повсюду, а их батареи вели мощный огонь».

«В Военном министерстве скрываются продажные предатели», – продолжал он в письме Комитету, описывая, как эти предполагаемые вражеские агенты отправили «срочных курьеров к туринским придворным, чтобы сообщить им о планах нашей атаки на Мон Сенне и Малый Сен-Бернар». Не обвиняя самого военного министра в причастности к заговору, Гастон ухитрился поставить под подозрение парижских чиновников и отвести его от себя и Дюма, остававшихся в Гренобле. Затем Гастон использовал дерзкий шантаж: либо верьте нам, либо арестуйте нас, фактически заявил он, но не ждите, что мы станем выполнять свои обязанности, чувствуя себя под подозрением. «Представители Народа, тесно работающие в армиях, либо пользуются вашим доверием, либо нет», – написал он.

Наглость Гастона сработала. Одной из самых толковых вещей, сделанных Дюма во время армейской службы, стала дружба с этим славным чиновником-якобинцем. К сожалению, Дюма не сумеет проявить такую же сообразительность в отношениях с одним подающим надежды генералом, который будет контролировать его судьбу в гораздо большей степени[639]639
  Я обнаружил, что именно в этом месяце, марте 1794 года, произошел, по всей вероятности, первый контакт между генералом Дюма и человеком, который впоследствии причинит ему так много вреда. Это был самый обычный контакт, а имя Наполеона Буонапарте (как корсиканец все еще называл себя) тогда ничего не значило для генерала Дюма. Но когда я увидел это имя в одном из приказов Дюма, оно, конечно, сразу же бросилось мне в глаза. Наполеон только-только получил назначение в артиллерийский корпус Итальянской армии (младшую и более слабую сестру Альпийской армии) и направил в армию Дюма запрос о присылке некоторого количества пушек. Сам чрезвычайно нуждаясь в орудиях, генерал Дюма без обиняков отклонил запрос и написал, что никаких пушек не следует отсылать «в артиллерию генерала Буенапарте[письмо от Дюма к командиру артиллерией, 30 марта 1794, SHD 3B107.] [так!], служащего в Итальянской армии».


[Закрыть].

* * *

Апрель стал более удачным месяцем для французов, и в результате кровопролитного штурма силы Дюма сумели овладеть меньшей из двух главных целей – перевалом Малый Сен-Бернар, а также расположенным ниже по склону горы пьемонтским фортом, который обеспечил их трофейными пушками и ружьями. Наряду с письмами в адрес Комитета общественной безопасности ликующий Дюма направил послание своему верному помощнику Пистону, который оставался в Гренобле:

Победа, мой дорогой Пистон![640]640
  «Победа, мой дорогой Пистон»: письмо от Дюма к генералу Пистону, 24 апреля 1794, SHD 3B108.


[Закрыть] Наши неустрашимые республиканцы… захватили пресловутый пост на Малом Сен-Бернаре… природные преграды сдались перед их доблестью, и все редуты были взяты. Враг потерял много людей, наши храбрые соратники творили чудеса. Пушки, гаубицы, укрепления, ружья и множество пленных – вот наши трофеи. И нам остается сожалеть только о ранах шестидесяти солдат, таких же героев.

Один из них продолжал взбираться на редут с простреленной, окровавленной рукой, другой – со сломанной ногой – утешал самого себя, говоря, что это сущий пустяк. Мы победили. Одним словом, каждый в этот день явил впечатляющие доказательства своей доблести и все сражались как французы!

Салют и братство!

Алекс Дюма.

Желая развить преимущество, Дюма подготовил решающий штурм Мон-Сенис. 14 мая он выступил с отрядом примерно в три тысячи солдат[641]641
  отрядом примерно в три тысячи солдат: Thomas Mante, The Naval and Military History of the Wars of England, Vol. 8, с. 36.


[Закрыть]. Специально для этой операции каждый из них надел шерстяные носки и приделал к обуви железные шипы. Дюма также приказал солдатам надеть белые маскировочные халаты поверх синих мундиров, чтобы не выделяться на фоне снега. Этот прием генерал позаимствовал у охотников на серн. Оружие было обычным для французской армии: сабли, ножи, гранаты, дубинки, мушкетоны, пики и мушкеты Шарльвиля со штыками (в том числе ружья усовершенствованной модели образца 1777 года, способные уложить человека с расстояния в 75 метров).

Мон-Сенис можно было атаковать только с трех сторон, потому что четвертая имела «естественную защиту» – ледяной обрыв. Пьемонтцы даже не позаботились поставить сюда батарею, ограничившись обычным частоколом. Битва за этот пик позволила генералу Дюма впервые попасть в исторические сочинения, изданные за пределами Франции. Описание сражения появилось в книге «The Naval and Military History of the Wars of England» – английском труде по всеобщей военной истории, опубликованном в 1795 году (то есть всего год спустя после штурма перевала). Начинается оно следующим образом: «Дюма, главнокомандующий Альпийской армией, добился решительной победы в битве за Мон-Сенис. Сардинцы [пьемонтцы] удвоили численность своих сил на этой знаменитой горе; а французский генерал, который, по всей видимости, действовал очень умело, ответил целой системой мощных ложных атак, проведенных по всей линии фронта».

Автор английского отчета сообщает, что Дюма и его люди «поднялись на гору[642]642
  «Дюма, главнокомандующий» и «поднялись на гору»: Mante, сс. 36–37.


[Закрыть] и под массированным обстрелом захватили все редуты, действуя примкнутыми штыками». Ничто так хорошо не передает «французскую ярость», как штыковая атака по леднику против хорошо укрепленных батарей, бьющих из всех стволов прямой наводкой. Автор шотландского исторического труда, спустя годы процитировавший этот отчет, добавил от себя ехидное замечание: «Сколь безвреден[643]643
  «Сколь безвреден»: John Scottish Young, A History of the Commencement, Progress, and Termination of the Late War Between Great Britain and France, сс. 208–9.


[Закрыть], вероятно, был этот массированный обстрел, если французские республиканцы смогли пробиться к траншеям!»

Подобный огонь был вовсе не безвреден. В то время «пули» представляли собой свинцовые шарики диаметром более полутора сантиметров, которые летели гораздо медленнее современных пуль. Часто ударной силы им хватало только на то, чтобы пробить солдатский мундир и рубашку, войти в грудную полость и застрять там, срикошетировав от ребер. Повреждения сопоставимы с эффектами от более поздних пуль думдум. Железные ядра, которыми стреляли пьемонтцы, уничтожали солдат в зоне попадания, а затем летели вниз по полю битвы подобно шарам для кегельбана, убивая или калеча всех на своем пути. Хуже всего было, когда они после удара о землю подпрыгивали на высоту груди или головы, а артиллеристы обучались стрелять именно таким образом. (Единственная выгода, которую Дюма мог извлечь из положения атакующих, состояла в том, что вражеской артиллерии было трудно просчитать отскок ядер на горном склоне; максимальной убойной силы пушки восемнадцатого века достигали на равнине.)

«Потоки огня[644]644
  «Потоки огня»: письмо от Дюма в Комитет общественной безопасности, 14 мая 1794, SHD 3B9.


[Закрыть] катились на наших храбрых соратников», – сообщал генерал Дюма в отчете, отправленном в Париж сразу же после битвы. Но, несмотря на страшный обстрел, солдаты Дюма продолжали бежать к пьемонтским позициям, распевая «Да здравствует Республика!», и вскоре «огненные жерла повернулись против врага, я приказал барабанщикам бить сигнал к атаке и – штыки наперевес – мы взяли все редуты, [погнав] врагов к страшным пропастям».

Пьемонтцы в белых мундирах, зажатые между синей волной из поющих фанатиков-французов с одной стороны и жутким ледяным обрывом – с другой, увидели, что их собственные ружья в передней линии обороны поворачиваются против них, и «обратились в бегство перед храбрыми[645]645
  «обратились в бегство перед храбрыми»: там же.


[Закрыть], торжествующими республиканцами» (говоря словами генерала Дюма), «бросая отличную и многочисленную артиллерию, снаряжение и огромные склады». Дюма повел своих солдат в погоню вниз на другую сторону перевала и преследовал противника на протяжении 15 километров от Мон-Сенис. «Мы взяли 900 пленных[646]646
  «Мы взяли 900 пленных»: письмо от Дюма в Комитет общественной безопасности, 15 мая 1794, SHD 3B9.


[Закрыть], убили много людей, а наши потери, что невероятно, составили лишь семь-восемь человек убитыми и около тридцати – ранеными. Изумленная Европа с восхищением узнает о великих подвигах неустрашимой Альпийской армии. Да здравствует Республика!»[647]647
  Завершая отчет, Дюма не удержался от еще одного комплимента в адрес своих людей, который отражал его собственную щепетильность в отношениях с местным населением: «Французский солдат действует с бесстрашием и героизмом, он сочувствует несчастьям и делит свой хлеб с жителем, разоренным бедствиями войны».


[Закрыть].

В последующих французских отчетах о сражении количество пленных значительно увеличится. Автор описания, опубликованного в 1833 году, утверждает, что генерал Дюма вел своих солдат «от позиции к позиции[648]648
  «от позиции к позиции»: Alphonse Rabbe, et al., «Dumas (Alexandre-Davy)», сс. 1469–70.


[Закрыть] и прибыл к подножию Мон-Сенис, вершину которой занимала мощная и хорошо укрепленная батарея. Но преграды лишь распаляли его храбрость. Он взобрался на скалы и взял батарею. Сардинские силы потерпели поражение, были разбиты наголову, оставив нам 1700 пленных и 40 орудий».

Впрочем, отступление пьемонтцев и переход Мон-Сенис в руки французской Альпийской армии сомнению не подлежат. Генерал Дюма захватил казавшиеся неприступными перевалы, которые открывали путь не только в Пьемонт, но и к ждущим внизу богатствам всего Итальянского полуострова.

* * *

Победа Дюма на Мон-Сенис подняла его на новое место в пантеоне героев французской революционной войны. До сих пор его подвиги соответствовали своего рода солдатской легенде: великий наездник, невероятный дуэлянт и мастер по нейтрализации вражеских аванпостов во главе небольших разъездов драгун. Это была легенда о человеке, за которым охотно идут другие люди, о лучшем среди воинов, но подобные истории по большей части рассказывают другие солдаты, перебрав несколько стаканов спиртного. Теперь же генерал Дюма привел тысячи подчиненных к великой и стратегически важной победе, при этом он шел под обстрелом вперед своих людей и рисковал своей жизнью вместе с ними.

Среди сотен боевых отчетов, регулярно отправляемых сослуживцами Дюма в адрес Комитета, я случайно наткнулся на документ, который реально отражал отношение людей к своим командирам. 28 июня 1794 года офицер по имени Жан-Жак Ружье, служивший под командованием Дюма всю весну, писал:

Рабы всюду терпят разгром[649]649
  «Рабы всюду терпят разгром» и следующая цитата: письмо командира Ружьера к народному представителю Исабо, 28 июня 1794, BNF NAF 24641.


[Закрыть], а мы берем множество пленных. Лишь несколько республиканцев были убиты. Храбрый Дюма не ведает усталости, он повсюду, и везде, где он появляется, рабов ждет поражение.

Как писал Ружье, солдаты чувствуют, что на волне побед генерала Дюма регион охватывают новые веяния.

Десятки дезертиров сдаются нам каждый день, недавно среди них оказались капитан и лейтенант-артиллерист. Они рассказали нам, что в Турине начинается революция. Патриотов… бросают в тюрьмы. Но тирании нисколько не удается помешать скорой победе разума. Страсти накаляются, умы возбуждены. И вскоре итальянцы будут достойны своих предков.

Комитет общественной безопасности демонстрировал почти такое же воодушевление по поводу побед Альпийской армии. В прокламации, подписанной лично организатором победы Лазаром Карно, говорится: