Текст книги "Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить"

К десятому году работы в Университете Вашингтона, в 1953 году, Мастерс в основном сосредоточился на лечении бесплодия, помогая парам в зачатии. Он запустил программу по исследованию бесплодия в родильном доме при университете и основал один из первых в стране банков спермы. В Гарварде, Колумбии, и еще нескольких больницах при вузах были аналогичные программы, но нигде – на таком уровне, как в Университете Вашингтона. Опыт и умение Мастерса были настоящим Божьим провидением для тех, кто безуспешно пытался зачать ребенка. «У нас появился ребенок благодаря Биллу Мастерсу», – говорила Доди Джозефин Бродхед, которая вместе со своим супругом подружилась с Биллом Мастерсом, в основном благодаря его жене. «В других семьях было или все, или ничего. В нашем случае – ничего. Мы восемь лет не могли иметь детей. Мы обратились к Биллу Мастерсу, и благодаря его проницательности и пониманию механизмов бесплодия я смогла забеременеть, и у нас родился ребенок. Если быть точным, она родилась в день его рождения».

Доди Бродхед не могла забеременеть, а у ее мужа было снижено количество сперматозоидов – она предполагала, что это последствия гравитационных перегрузок, через которые он проходил во время службы в ВВС. Программа по лечению бесплодия для таких пар, как чета Бродхед, начиналась с небольшой лекции о сексе. «Я был удивлен тем, как, оказывается, люди мало знают о зачатии и беременности, – вспоминал Фримен, работавший с Мастерсом на приеме таких пациентов. – Он учил женщин понимать, когда вероятность зачатия наиболее высока, а мужчинам объяснял, что делать».

В то время лечение бесплодия было социальной стигмой. «Об этом шутили, – рассказывала Доди Бродхед. – Шутка была такая: все, кто приходят на обследование к Мастерсу, надевают на голову бумажный пакет». Столкнувшись с длительными трудностями, большинство пар охотно делилось подробностями своей интимной жизни, надеясь выиграть в эту младенческую лотерею. Мастерс все объяснял просто и участливо, даже после того как малышка родилась. «Доди, если вам сейчас кажется, что вы схватили удачу за хвост, и дальше все получится само – обязательно попробуйте еще раз, – советовал ей Мастерс, боясь вторичного бесплодия, то есть состояния, когда женщины после рождения первого ребенка не могут зачать второго. – Пока вы еще не отошли от первой беременности, все может получиться быстрее и легче».

Рита Левис и ее муж Эд, банкир, хотели попасть к Мастерсу, опасаясь, что она бесплодна. «Несомненно, я хотела детей, – рассказывала Рита Левис. – Когда стало понятно, что беременность не наступает, мой лечащий врач рекомендовал обратиться к Мастерсу. В те годы о сексе вообще никто не говорил». Мастерс всегда назначал прием в такое время и в такой приватной обстановке, что Рита ни разу не встретилась с другими его пациентами. «Думаю, он защищал своих посетителей, – говорила Рита. – Люди ведь не хотели, чтобы кто-то узнал об их проблемах». Рита была очень благодарна Мастерсу. «Я забеременела – это, в моем понимании, успех для врача, занимающегося лечением бесплодия, – рассказывала она. – Он же принимал роды». Если успеха не удавалось достичь быстро, парам предлагалось использовать ряд методов, которые могли бы повысить их шансы, – об этом рассказывал доктор Альфред Лампе, еще один из младших ассистентов Мастерса. В списке были в том числе и инструкции, касающиеся изменения положения партнеров в миссионерской позе, которые могли бы улучшить проникновение сперматозоидов в тело будущей матери. Зачатие требовало определенных маневров и телодвижений, «которые нормальной паре даже в голову не пришли бы», объяснял Лампе. «Например, – добавлял он, – нужно было сдавать вагинальные мазки, чтобы вычислить период овуляции, а также собирать образцы спермы, либо мастурбируя, либо используя кондом». Мужья приносили собранную сперму в бумажных пакетиках, будто завтрак в школу. В качестве последнего средства для женщин, вступивших в брак с бесплодными мужчинами, предлагалось использовать сперму доноров, среди которых были в основном студенты-медики, причем успех этого предприятия был весьма высок. «Мы сообщали людям, что основной биоматериал из нашего банка спермы собран у студентов медицинского подразделения Университета Вашингтона и что мы будем принимать во внимание цвет глаз, волос и, в общих чертах, – происхождение, но мы также можем попросить декана рекомендовать самых успешных и умных студентов – такое вот бахвальство, – вспоминал доктор Томас Гилпатрик, также работавший у Мастерса. – С помощью донорской спермы мы добивались успеха в девяноста процентах случаев».

По мере того как ширилась молва об успехах Мастерса, пациенты, нуждающиеся в консультациях, стали приезжать не только со всей страны, но даже и из-за рубежа. Доди Бродхед вспоминала, как однажды в середине 1950-х она ждала Мастерса в смотровой, и когда он наконец явился, то выглядел виноватым и расстроенным. Доди, подруга Либби Мастерс, спросила, что случилось.

«У меня на приеме сейчас была совершенно очаровательная дама, но мне пришлось сообщить ей, что она абсолютно бесплодна и никогда не сможет иметь детей», – признался Мастерс. Полным отчаяния голосом он объяснил, что сделать ничего нельзя. Он сказал, что муж этой дамы готов на любые меры, только бы у него был сын. После небольшой паузы он добавил: «Это все особенно грустно, учитывая, что она – супруга иранского шаха и просто обязана родить наследника».

Несмотря на то что рассказ Мастерса казался фантастическим, Бродхед его не забыла. Спустя несколько месяцев она прочла в газете о печальной судьбе принцессы Сорайи Исфандияри-Бахтиари, супруги иранского шаха, и все было именно так, как рассказывал Мастерс. В 1950-х годах Сорайя находилась под пристальным вниманием папарацци по всей Европе – она была легендарной красавицей, таблоиды заполнялись информацией о ней так же, как спустя много лет будут заполняться историями о британской принцессе Диане. В 1951 году Сорайя вышла замуж за Мохаммеда Реза Пехлеви, последнего шаха Ирана, и вошла в мир Павлиньего трона в Тегеране. Сорайя была обязана родить в этом браке сына. Казалось, что эти двое искренне влюблены друг в друга с того самого момента, как шах впервые увидел Сорайю. Первой супругой шаха была египетская принцесса, о любви в этом браке, организованном семьями супругов, не было и речи, а принцесса произвела на свет дочь, так и не родив наследника мужского пола. В скором времени стало ясно, что Сорайя не может забеременеть. Политические и религиозные лидеры Ирана давили на правителя, требуя наследника, который однажды возглавит нацию и сохранит политическую стабильность. Их напор стал еще сильнее после неудачного покушения на жизнь симпатизирующего Америке шаха, что случилось во время устроенного ЦРУ дворцового переворота.

Во время поездки в США супруга шаха обращалась в поисках помощи к нескольким специалистам по бесплодию. Один из врачей предложил хирургическое лечение, недостаточно исследованное, опасное для жизни и имеющее малый шанс на успех. Предложение было отвергнуто как слишком рискованное. Мастерс никакого чудесного исцеления не предлагал. После рентгенологического исследования фаллопиевых труб Сорайи, Мастерс быстро понял, что положение безнадежно. В 1958 году шах развелся со своей возлюбленной в надежде, что это спасет престол. Сорайя, бесплодная, но не безденежная, сохранила титул принцессы и провела оставшуюся жизнь в лучших отелях Европы. В течение нескольких лет, пока шах не был свергнут исламской революцией аятоллы[10]10
  Аятолла – почетное звание исламских богословов, которые сами могут принимать решения по правовым вопросам.


[Закрыть] Хомейни, его придворные врачи приезжали к Мастерсу учиться.

Несмотря на то что несколько близких друзей знали о визите супруги иранского шаха к Мастерсу, никто с таким удивлением, как Доди Бродхед, не отреагировал на сообщение Мастерса о смене фокуса своего исследования. Они увиделись на многолюдной вечеринке, устроенной общими знакомыми, поболтали об успехах его клиники лечения бесплодия, о тревогах будущих родителей, об удивительных аспектах деторождения с помощью искусственных методов. В какой-то момент Мастерс признался, что его основной целью, логическим продолжением нынешней работы, было изучение секса как такового.

– К вам едут люди со всего мира – зачем вам переключаться на столь спорный предмет? – спросила озадаченная Доди.

– Почти все, что действительно нужно было узнать или можно узнать, я освоил. Теперь я хочу совершить открытие, – прямо заявил Мастерс. – Я хочу вписать свое имя в историю.

Доди изумленно уставилась на него.

– Ну и эго у вас, Билл! – сказала она.

Они вдвоем немного посмеялись над его смелостью. Но этот момент она запомнила навсегда.

Глава 7
Хорошая жена

Худшее из проклятий – проклятие стерильности, и пусть жесточайшему порицанию подвергнутся те, кто выбрал добровольную стерильность. Любая цивилизация стоит на том, что мужчина и женщина должны стать отцом и матерью здоровых детей, чтобы раса процветала, а не вымирала.

– ТЕОДОР РУЗВЕЛЬТ

Мардж Фостер очень обрадовалась, когда ее соседями стала чета Мастерс. Она знала Бетти еще с детства в Мичигане, а еще позже они породнились – Мардж была золовкой старшей сестры Бетти, Марджори. Их мужья, Торри и Таунсенд Фостеры, были братьями. Она относилась к Бетти как к старой подруге и считала ее идеальной женой для Билла, всеми уважаемого доктора. У Бетти и Билла в жизни было все, кроме детей. Двухэтажный кирпичный домик в голландском колониальном стиле, расположенный на Окли-Лейн, 34, в Ладью, штат Миссури, будет идеальным местом для большой семьи, решили они.

Когда Мастерсы впервые прибыли в Сент-Луис, Мардж помогла им найти жилье рядом с университетом и родильным домом. А когда по соседству с домом Мардж в Ладью – одном из самых богатых и престижных районов Сент-Луиса – освободился дом, она немедленно сообщила об этом Биллу и Бетти, которые сразу же внесли за него залог. «Мы много лет жили рядом с Мастерсами, так что я очень хорошо их знаю, – вспоминала Мардж. – Она была готова сделать что угодно, лишь бы он был счастлив». Торри Фостеру, впечатлительному сыну-подростку Мардж, казалось, что в доме Мастерсов все всегда находится на своих местах – каждый цветочек, каждый волосок, каждое слово. «Она была такой же, как большинство женщин ее поколения – и помыслить не могла о другой роли, кроме хранительницы домашнего очага, которая занимается семьей, пока ее муж Билл работает, – вспоминал Торри, тезка своего отца. – Ей было важно стать хорошей женой».

Мастерсы производили впечатление людей светских, настоящих выходцев из высших слоев общества. Это подтверждали и влиятельные друзья Бетти из епископальной церкви Святого Петра в Ладью, и знакомые Билла, у которого был членский билет республиканского теннисного клуба и которого часто по утрам можно было встретить с ракеткой в руке. «Я бы назвал ее аристократичной женщиной – приятной, ненавязчивой, очень приличной», – вспоминал доктор Фрэнсис Райли, знакомый с обществом утонченных интеллектуалов еще со времен Гарварда. «Либби умела налаживать социальные контакты», – утверждал доктор Джон Барлоу Мартин, сам бывший выпускник частной школы в Сент-Луисе. Пациенты Билла были как на подбор состоятельными людьми – обеспеченные женщины предпочитали видеть в качестве акушера-гинеколога забавного, неизменно одетого в галстук-бабочку Билла. Филлис Шлафли, архиконсервативная и жесткая женщина, тоже пользовалась его услугами, но без особого удовлетворения. «Ничего хорошего сказать о нем не могу», – вспоминала она. При этом большинству женщин нравилась серьезная прямота Билла, которая давала им ощущение – и в смотровой, и во время бесед в кабинете, – что им достался лучший специалист в городе. Из друзей и знакомых его жены, из компаний в загородных клубах и подготовительных школах, а также благодаря «сарафанному радио» высшего света Билл собрал достаточно пациентов, чтобы наработать практику и передать их своему младшему коллеге доктору Мартину. Спустя несколько месяцев Мартин консультировался с Биллом по одному вопросу, который постоянно задавали пациенты. Речь шла о сексе.

– Билл, вы передали мне истории болезней всех этих успешных женщин – и все они несчастливы в браке, – жаловался расстроенный и растерянный Мартин.

Мастерс улыбнулся, словно он все еще был в учебной аудитории и с ним беседовал его студент.

– Просто отвечайте им: «Мне очень жаль, что вы неудачно вышли замуж. У вас есть три варианта: продолжать, как есть, развестись или завести роман на стороне. Спасибо, что обратились, не забудьте оплатить визит», – объяснил он.

Сказанное наставником Мартин запомнил, как мантру.

Когда они только переехали в Сент-Луис, Элизабет Мастерс устроилась секретарем к доктору Отто Шварцу, пожилому врачу, возглавлявшему в Университете Вашингтона кафедру акушерства и гинекологии до Уилларда Аллена. Работа Либби дала ей некоторое представление о жизни мужа в больнице и помогла изнутри понять, кто из сотрудников является наиболее влиятельным. Спустя несколько лет «Либ поняла, что хочет большую семью», вспоминал Билл. В праздники Либби Мастерс играла роль очаровательной хозяйки на стильных, веселых вечеринках у них дома. Они приглашали соседей, друзей и коллег из медицинского подразделения, в том числе и тех, кто работал под начальством Билла. «Их брак казался идеальным, – вспоминал доктор Марвин Гроди, коллега по программе изучения бесплодия. – Они очень хотели детей, двоих. Они крепко держались за идею большой семьи».

Проблема была только в одном: зачать ребенка Мастерсам не удавалось. Как большинство бесплодных пар, они предпочитали не говорить об этом – во всяком случае, с другими людьми. Когда Эддисон Уордвелл, старый друг из Гамильтон-колледжа, приезжал навестить их после переезда в Сент-Луис, идея о расширении семьи уже висела в воздухе. «У них не было детей, и Билл изо всех сил старался выяснить, в чем проблема, – рассказывал Уордвелл, который считал, что интерес Билла к бесплодию был связан с его семейными неурядицами. – Как я понял со слов Бетти, они понимали, что у них проблема, и пытались ее решить». Уордвелл не стал совать свой нос и выяснять причину их бесплодия.

Доктор Мастерс никогда впоследствии не упоминал о своих личных трудностях с зачатием. Даже когда приходилось высказывать профессиональное мнение по существу вопроса, он ни разу не намекнул, что в его браке есть проблемы с наступлением беременности. Тем не менее для Вирджинии Джонсон Билл подготовил альтернативную версию происходящего. Он говорил, что все дело в репродуктивной системе Либби. Билл сказал Вирджинии, что некий кислотный фактор во влагалище Либби уничтожал его сперму, и только благодаря научным изысканиям Мастерса у них появилось двое детей. Дочь по имени Сара Мастерс, которую часто звали Сали, родилась в 1950-м, а сын, Уильям Хоуэлл Мастерс – младший, Хоуи, – в следующем году. «Они родили двоих детей с разницей в тринадцать месяцев, и все это – благодаря его работе над проблемами бесплодия, – объясняла Вирджиния. – Может быть, поэтому он и занялся этой темой – потому что она не могла забеременеть». Билл разработал «колпачковую методику»[11]11
  Метод искусственной инсеминации с помощью шеечного колпачка.


[Закрыть] – и использовал ее одним из первых. Сперма собиралась в специальный пластиковый колпачок, который вводился в цервикальный канал Либби, и таким образом сперма Билла в сохранности попадала прямиком в фаллопиевы трубы. «Он был одним из пионеров метода, – рассказывала Джонсон. – Дело было не в бесплодии Либби и не в недостаточном количестве или подвижности сперматозоидов Билла. Дело было во влагалищной среде». Эта героическая версия о появлении обоих детей Мастерса, эта история, которую Билл рассказал Вирджинии, прекрасно дополняла его новообретенную репутацию эксперта в вопросах бесплодия. Ему ведь удалось помочь Либби, которая, по его мнению, не смогла бы выносить ребенка без придуманного им обходного средства.

Но на самом деле проблема была не в Либби, а в Билле. «Элизабет не могла забеременеть, и в ее бесплодии был виноват Билл Мастерс и его олигоспермия, низкое количество сперматозоидов в сперме», – сообщал доктор Гроди, работавший вместе с Мастерсом над использованием цервикальных колпачков для лечения мужского бесплодия. Билл решил, что сможет решить свои проблемы с фертильностью, когда прочел о первичных исследованиях шеечных колпачков и решил поставить собственный эксперимент. Среди «подопытных кроликов» в эксперименте числились также Бетти и Билл. «Билл сказал, что у него низкая численность сперматозоидов, и поэтому он использовал колпачок», – пояснял Гроди, который занимался большинством деталей эксперимента, описанного в их совместной статье для «Журнала Американской медицинской ассоциации», вышедшей в мае 1952 года. В отчете обе беременности Элизабет Мастерс были описаны под инициалами «Э. М.», как, впрочем, обозначались и остальные пациенты, чей клинический случай был успешным. В статье подчеркивалось, что шансы Билла зачать ребенка естественным образом были ничтожно малы. Было указано, что количество сперматозоидов в 60 миллионов на кубический сантиметр, «является нижней границей нормы». У остальных 13 мужчин, участвовавших в исследовании, среднее количество сперматозоидов составляло 36 миллионов на кубический сантиметр. У Билла Мастерса – «супруга Э. М.» – было всего 5 миллионов на кубический сантиметр, то есть ниже, чем у остальных участников.

Он не мог признаться в низком качестве своей спермы – может быть, потому что не мог смириться со своей мужской несостоятельностью, своим слабым звеном в тщательно выстроенной броне мужественности. Мужчина вроде Билла Мастерса, бывшего игрока школьной футбольной команды, рано встававшего каждое утро, чтобы пробежать несколько кругов по Окли-Лейн, якобы не должен иметь проблем с потенцией. Возможно, Билл считал, что открытое признание в собственном бесплодии отрицательно повлияет на его профессиональный статус в клинике. В политической и сексуально ханжеской атмосфере 1950-х годов предполагалось, что клиника, которая, мягко говоря, «делает детей» в своих лабораториях, будет старательно считать рутинные, социально запрещенные подробности секса, тайной. Хоть Биллу и пришлось все рассказать Гроди, он решил либо ни в чем не признаваться, либо придумать некий вариант правды. «Дело было совершенно не в низком качестве спермы – как раз наоборот, – настаивала Вирджиния, когда узнала об исследовании и о “супруге Э. М.” с низкой численностью сперматозоидов. – От него как раз было очень сложно не забеременеть, поверьте».

Гроди знал правду и поэтому только посмеялся, узнав через несколько лет, какую версию событий предлагал его старый товарищ. «Может, он сказал так Вирджинии, но это неправда, – сказал Гроди, узнав, что Мастерсы якобы из-за Либби несколько лет не могли иметь детей. – Я точно знаю, Билл говорил мне, что использовал цервикальный колпачок, и что им все удалось». Кроме того, Гроди помогал принимать роды, когда на свет появился один из детей Мастерса.

В надежде стать матерью, Либби Мастерс полностью доверяла решениям мужа. «Единственное, что я знаю точно, – что им пришлось нелегко, пока она пыталась забеременеть», – говорил их сын Хоуи. Мастерс никогда не говорил с сыном о сексе, кроме одного раза, когда Хоуи, которому было уже под тридцать, обратился к отцу за советом по аналогичному вопросу. «Я помню только, как поговорил с ним о сексе, когда уже был женат и мы хотели детей и у нас не получалось, – пояснял Хоуи. – И он в конце концов сказал: “Господи, делай это, это, это и это, и тогда твой выстрел достигнет цели” – и разложил все по полочкам».

Билл и Либби, как и прочие пары, испытывающие трудности с зачатием, прошли через унижения и все те грубые предписания и методы искусственного оплодотворения, которые тогда практиковались американскими медиками. «Программа лечения бесплодия предписывала каждой паре, когда именно, как часто и каким образом совершать половой акт, чтобы повысить шанс на зачатие», – подчеркивал Мастерс в своих мемуарах. Например, Мастерс сам давал парам нелогичный совет не заниматься сексом постоянно в период женского «окна фертильности». Вместо этого он предлагал «скользящий график половых актов» с интервалом в тридцать шесть часов: обычно для акта отводился вечер двенадцатого дня цикла, утро четырнадцатого и вечер пятнадцатого, если у женщины обычный 28-дневный менструальный цикл. «Мужчине необходимо от тридцати до сорока часов, чтобы количество сперматозоидов после эякуляции вернулось к нормальному уровню», – заявлял он. Как эксперт по фертильности Мастерс советовал женщине расслабленно лежать на спине с подложенной под ягодицы подушкой. Далее Мастерс советовал мужчине на этапе, «когда семяизвержение уже неизбежно», быстро и резко заканчивать. «Необходимо максимально глубоко проникнуть во влагалище, прекратить возвратно-поступательные движения и, удерживая пенис как можно глубже, эякулировать, а потом незамедлительно его вынуть», – учил он. Никакой неспешности, никакого ожидания момента волшебства. Секс по этому сценарию напоминал быстрый смертельный укол меча или процесс накачивания шины, а не какое-либо выражение нежности. Мастерс предупреждал, что семенную жидкость нельзя тратить попусту. После этого контакта двух тел женщина должна подтянуть колени к груди и держать их так примерно час, чтобы ни капли драгоценных выделений не покинуло цервикальный канал. Он настаивал, что эти приемы очень важны, чтобы создать чудо новой жизни, и не переживал о том, насколько схематичным и унизительным становится сам процесс для его участников.

В клинике лечения бесплодия беседы о сексе творили чудеса. Буквально после краткого инструктажа каждая восьмая пара зачинала ребенка в течение первых трех месяцев. Мастерс с удовольствием рассказывал коллегам историю одной пары – оба супруга преподавали в старшей школе, – и он, и она считали, что смогут забеременеть, если будут спать друг с другом в буквальном смысле этого слова. Мужу не нравилась «вся эта сексуальная акробатика», но он и его жена тщательно выполняли указания Мастерса, и беременность наступила буквально на втором месяце попыток. «Я понимаю, что в этот случай трудно поверить, – писал позже Мастерс. – Я сам поначалу не верил, пока не узнал этих людей получше».

Случай Мастерса был сложнее и безнадежнее большинства. Сноска в той самой статье описывала «Э. М.» и ее супруга как «пару, которая после семи лет интенсивного лечения бесплодия вследствие выраженной олигоспермии дважды зачала ребенка методом использования цервикального колпачка». Однако их успех затмил всю тяжесть предшествовавшего ему ожидания. Как и большинство исследований фертильности, этот эксперимент подтвердил, что вероятность наступления беременности «обратно пропорциональна» времени ее ожидания. Из четырнадцати пар, страдавших бесплодием более трех лет, только пять смогли зачать ребенка. До участия в эксперименте они не меньше года лечились у другого специалиста, а также в течение периода от 6 до 12 месяцев выполняли назначения клиники лечения бесплодия, прежде чем обратиться к использованию цервикального колпачка. Сухим клиническим языком в статье было описано, с какими постельными сложностями в попытках забеременеть сталкиваются пары вроде четы Мастерс. Для начала – ректальные термометры и регулярные влагалищные мазки для определения овуляции Бетти в каждом цикле. Билл в это время, как и другие мужчины, участвовавшие в эксперименте, выдерживал «от трех до пяти дней воздержания», а потом, как было написано, мастурбировал «непосредственно в чистую стеклянную пробирку с широким горлышком». В течение 20 минут сперма перемещалась в колпачок для введения. Тем временем Бетти, как и прочие женщины в этом исследовании, «спринцевалась специальным нейтрализующим раствором, являющимся оптимальной средой для выживания сперматозоидов».

Затем чистой резиновой перчаткой половые губы Бетти раздвигались настолько, чтобы пропустить внутрь колпачок с эякулятом. Все еще в перчатке, врач – в данном случае, вероятно, сам Мастерс – с помощью двух пальцев аккуратно водил колпачок со спермой вдоль задней стенки влагалища, чтобы не разлить раньше времени его содержимое. Когда пальцы достигали шейки матки, колпачок помещался в цервикальный канал. Уже оттуда волна спермы устремлялась к созревшей и полной ожидания яйцеклетке, как и задумывала природа. Эксперимент показал, что матка и влагалище у всех различаются, и на этот случай был готов еще более сложный план Б. По этому плану в цервикальный канал сперва помещался пустой колпачок, а уже потом в него вводилась сперма с помощью шприца с изогнутой иглой двадцатого калибра, чтобы избежать перфорации шейки матки. После наполнения колпачка начиналась игра в ожидание. Все будущие матери должны были носить колпачок не менее восьми часов, а извлекался он не позже, чем через шестнадцать часов. Некоторым парам пришлось совершить эту операцию семь раз, чтобы достичь результата. Большинству «индивидуальных неудач», как назвали эти клинические случаи в статье, предшествовали по десять процедур и более, а еще одной паре пришлось проделать это девятнадцать раз за два года, но беременность так и не наступила.

С точки зрения статистики, Мастерсам повезло. Чтобы зачать первого ребенка, они прошли процедуру искусственного оплодотворения всего дважды, а второго – однократно. Они были одной из пар, в которых супруг был врачом и мог самостоятельно установить колпачок дома, а не ехать для этого в клинику. «Все четыре женщины, которые проходили процедуру не в специальных условиях и не с помощью людей, не являвшихся их мужьями, быстро забеременели», – упоминалось в статье. Еще одна пара, уехавшая в отпуск, тоже забеременела довольно легко. Мастерс, помня о своих планах, по результатам исследования предполагал некоторую связь между фертильностью женщины и интенсивностью ее сексуальных реакций. У некоторых женщин, снова и снова безуспешно проходивших процедуру установки колпачка, развивался вагинизм – условный рефлекс сокращения лобково-копчиковой мышцы, препятствующий проникновению во влагалище даже такой безобидной вещи, как тампон. «Довольно большое внимание было уделено психологическим аспектам бесплодия, и можно сказать, что непривычная процедура искусственного оплодотворения в сравнении с обычным половым актом может спровоцировать или усилить необычные эмоциональные реакции, которые, в свою очередь, проявляются соматически в виде мышечного спазма или сосудистого застоя», – пояснял в статье Мастерс. Можно только догадываться, как напряженная атмосфера клиники влияет на женщину, мечтающую о беременности, особенно если помнить о муже, ожидающем результата, и докторе в резиновой перчатке – и как все это подавляет ее чувствительность.

Мастерс как никогда проявлял сочувствие к своим пациентам, на личном опыте понимая степень их отчаяния. Он не рекомендовал им ничего, что вместе с Либби не испытал бы на себе. Он признавал, что внутренние связи между разумом и телом, между фертильностью и сексуальным поведением были важной составляющей попыток. В еще одной статье, написанной вместе с Гроди в 1952 году, Мастерс объяснял, как деликатные расспросы о сексуальной жизни пар, «чрезмерно стеснительных или категорически не склонных к откровенности», могут повлиять на результат. Он советовал делать «первичное собеседование максимально воодушевляющим», особенно с теми парами, которые уже прошли через дорогостоящую, но неэффективную терапию. Как специалист по бесплодию Мастерс разработал план бесед с парами – как с обоими супругами, так и с каждым по отдельности, – чтобы получить максимум информации. Этот же формат бесед он позднее использовал в исследовании секса. «Когда занимаешься бесплодием, в любом случае приходится часто касаться секса как такового – к этому нас приучил Мастерс, – вспоминал доктор Райли, одни из младших его сотрудников в клинике, который вел вместе с ним примерно сотню пациентов. – Довольно часто много работы было связано именно с сексуальным поведением этих пар».

Как всегда, Либби Мастерс прилежно исполняла свои супружеские обязанности, соглашаясь практически на любые предлагаемые ее мужем способы, чтобы забеременеть от его несостоятельной спермы. Она соглашалась на вагинальные колпачки, специальные спринцевания, резиновые перчатки и многочасовое лежание на спине с поджатыми к груди коленями, только бы у них были дети. Как подопытная она согласилась даже на то, чтобы ее клинический опыт зачатия и рождения детей был упомянут в статье, лишь бы помочь его карьере. Но как только родились их дети – плоды долгих странствий по пустыне бесплодия, – Либби решила, что хватит с нее медицины. Она уволилась с должности секретаря доктора Шварца в университете. Она также сообщила Биллу, что не готова помогать ему в исследованиях, которые постепенно смещались с темы гормонов и фертильности к неизведанным мирам человеческой сексуальности. «Он предложил ей такую возможность, и она ее отвергла, поскольку считала, что теперь обязана заниматься детьми и домом», – рассказывал Таунсенд Фостер – младший, ее племянник. Решение Либби Мастерс отражало ее личное желание быть домохозяйкой, ее глубокую потребность в оседлой семейной жизни после стольких лет страданий и волнений. «В глубине души она всегда была готова поддерживать его всеми доступными способами, но не собиралась вносить хоть какой-то весомый вклад в его работу, – объяснял их сын, Хоуи. – Ей хотелось быть той потрясающей женой, которая будет поддерживать мужа, выбравшего неоднозначный медицинский путь. И когда они об этом говорили, она прекрасно понимала, что вся затея может с легкостью взлететь на воздух».