Текст книги "Жена дитя"

Глава XXXIII
Убийцы нации

– Клянусь Юпитеуом! – воскликнул Свинтон. – Это тот тип – Мейнауд! Вы его помните, леди? Тот самый, что в Ньюпоуте оскоубил меня, а потом сбежал и не дал мне возможности получить удовлетвойене как джентльмену.

– Ну, ну, мистер Свинтон, – вмешался Лукас. – Я совсем не хочу противоречить вам; но вы меня извините, если я скажу, что он совсем не сбежал. Мне кажется, вы должны это знать.

Враждебность речи мистера Лукаса легко объяснить. Он вообще был настроен враждебно по отношению к Свинтону. И неудивительно. Он преследовал наследницу с Пятой авеню во время всего тура и не без оснований рассчитывал на успех, а тут новая опасность со стороны соперника-англичанина, только что вернувшегося на поле битвы.

– Мой доугой мистеу Лукас, – ответил Свинтон, – все это, конечно, пуавда. Этот тип написал мне письмо, котоуое дошло до меня с опозданием. Но не понимаю, почему он сбежал и не оставил мне адйеса.

– Он вовсе не сбежал, – возразил Лукас.

– Ну что ж, – сказал Свинтон, – не стану с вами спойить. Ни в коем случае не стану с вами, мой доуогой дууг…

– Что бы это значило? – вмешалась миссис Гирдвуд, заметив вражду между поклонниками Джули и стремясь прекратить ее. – Почему они его арестовали? Может мне кто-нибудь сказать?

– Возможно, он совейшил какое-нибудь пйеступление? – предположил Свинтон.

– Маловероятно, сэр, – ответила Корнелия.

– Ну… ну… Мисс Инскип, может, я зйя назвал это пйеступлением. Вопуос в фоуме выуажения. Мне говойили, что этот Мейнауд – отъявленный йеспубликанец, готовый уничтожить общество, йелигию – коуоче, все на свете. Несомненно, он вмешался в дела здесь, во Фуанции, и поэтому его айестовали. Так я пйедполагаю.

Джули молчала. Она смотрела вслед арестованному, который перестал сопротивляться и вскоре исчез из виду.

В сознании молодой девушки возникали мысли, которыми Мейнард мог бы гордиться, если бы узнал, что он их вызвал. В момент его унижения прекраснейшая женщина на бульварах горячо ему сочувствовала.

– Мы ничего не можем сделать, мама?

– Относительно чего?

– Для него, – она указала вслед Мейнарду.

– Конечно, нет, мое дитя. Мы не можем. Это не наше дело. Он сам ввязался в неприятности с этими солдатами. Может, как говорит мистер Свинтон, дело политическое.. Пусть выбирается сам, если сможет. Вероятно, у него есть друзья. Так это или нет, мы ему не можем ничем помочь. Даже если попытаемся. Что мы можем сделать, чужие в чужом городе?

– А наш посол, мама? Ты ведь помнишь, что капитан Мейнард сражался под американским флагом. Он имеет право на защиту. Пойдем в посольство?

– Мы ничего подобного не сделаем, глупая девочка. Говорю тебе, это не наше дело. И мы не станем в него вмешиваться. Идемте! Нужно вернуться в отель. Эти солдаты ведут себя необычно. Нам лучше уйти отсюда. Посмотрите! На улицах новые войска, и они очень невежливо обращаются с прохожими.

Миссис Гирдвуд была права. Один за другим с боковых улиц подходили новые отряды; по бульварам везли пушки с зарядными ящиками; кучера, казавшиеся пьяными, гнали лошадей галопом.

Тут и там пушки останавливались и как будто готовились к стрельбе. Проходили рядами кавалеристы, кирасиры, в основном африканцы – орудие, достойное поставленной перед ними задачи.

Все гневно кричали, как люди под действием винных паров. По рядам пробегали слова:

– Vive l’Empereur! Vive l’armee! A bas ces canailles de deputes et philosophes ! (Да здравствует император! Да здравствует армия! Долой подлых депутатов и философов! Фр. – Прим. перев.)

С каждым мгновением смятение увеличивалось, толпа росла, в нее вливались ручейки с боковых улиц. Горожане смешивались с солдатами, тут и там слышались гневные крики и протестующие речи.

И вдруг, словно по заранее намеченному сигналу, разразился кризис.

Он и был заранее намечен, этот сигнал, известный только предводителям.

С направления Мадлен раздался выстрел из пушки большого калибра, он прокатился по бульварам и отразился по всему Парижу. Его услышали на далеком бульваре Бастилии, где были воздвигнуты фальшивые баррикады. Вслед за первым выстрелом раздался второй. В ответ послышались крики:

– Vive l’Republique! Rouge et Democratique! (Да здравствуют республика и демократия! Фр. – Прим. перев.)

Но они раздавались недолго. Почти сразу их заглушила артиллерийская канонада и треск ружей, смешивавшийся с проклятиями негодяев в мундирах, которые бежали по улицам.

Ружейный огонь недолго оставался только в районе Бастилии. Да он и не должен был ограничиваться этим районом, и не только sans culottes и ouvriers (Санкюлоты и рабочие, фр. – Прим. перев.) попадали под него. Как огненный поток, как подожженыый в шахте фитиль, он пронесся по бульварам, поражая мужчин и женщин, рабочих и буржуа, студентов и продавцов, – короче, всех, кто вышел прогуляться в тот ужасный день. Трезвый супруг, с женой по одну руку и с дочерью по другую, веселая гризетка со своим защитником-студентом, ничего не подозревающий чужеземец, леди и джентльмен – все падали под этим смертельным свинцовым дождем. Люди с криками бежали к дверям или пытались спастись в боковых улицах. Но и здесь их встречали солдаты в мундирах. Егери и зуавы, с пеной на губах, со щеками, почерневшими от откусываемых зарядов, гнали их назад штыками и саблями, убивали десятками, среди воплей и дикого смеха, словно сотни маньяков, увлеченных вакханалией смерти!

Так продолжалось, пока тротуар не покрылся грудами мертвых тел, а канавы заполнились кровью; пока больше некого было убивать, и жестокости пришлось прекратить, потому что не находилось для них жертв.

Ужасная бойня второго сентября внушила ужас не только в сердца парижан, но и всех французов.

Глава XXXIV
«Я приду к вам!»

На балконе красивого дома, выходящего на сад Тюильри, стояли две женщины, не похожие на парижанок. Одна – девочка с лицом англичанки, розовой кожей и солнечного цвета волосами; другая – темнокожая мулатка.

Читатель узнает в них Бланш Вернон и ее служанку Сабину.

Неудивительно, что Мейнард не смог найти сэра Джорджа в отелях. Английский баронет продпочел уединение меблированной квартиры.

Сэра Джорджа не было дома; его дочь в сопровождении Сабины вышла на балкон, чтобы посмотреть на окружающие улицы.

Звуки сигнального рожка заставили ее обратить внимание на проходящих солдат – такое зрелище всегда привлекает женщин, молодых и старых, белых и темнокожих.

Заглянув за перила, они увидели, что улицы полны солдат; солдаты всех родов войск: пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы; одни из них останавливались, другие уходили строем. Офицеры в ярких мундирах, верхом, сказали в разных направлениях, выкрикивая команды своим частям.

Некоторое время английская девочка смотрела на это сверкающее сборище молча.

Первой нарушила молчание Сабина.

– Никакого сравнения с английскими офицерами, хоть они тут скачут и мундиры у них яркие. Они мне напоминают обезьян, которых я как-то видела на Барбадосе. Очень похожи!

– Послушай, Сэбби, ты слишком строго их судишь. Говорят, эти французские офицеры очень храбрые и галантные.

Дочь сэра Джорджа Вернона стала на год старше с тех пор, как мы видели ее в последний раз. В последнее время она много путешествовала. Хотя она оставалась ребенком, неудивительно, что говорит она с мудростью зрелой женщины.

– Я в это не верю, – коротко ответила служанка. – Они храбры, только когда пьют вино, и галантны с красивыми женщинами. Вот такие они, эти французы. В конце концов они республиканцы, как американцы из Штатов.

Это замечание как будто произвело неожиданное изменение в настроении девочки. Она что-то вспомнила; и вместо того чтобы смотреть на солдат, погрузилась в размышления.

Сабина заметила ее задумчивость; у нее были подозрения относительно ее причины. Хотя девочка давно перестала делиться с ней своими тайнами, умная служанка могла догадаться о ее мыслях.

Слова «республиканец» и «Америка», хотя и произнесенные на барбадосском диалекте, вызвали у нее воспоминания об эпизоде, который она никогда не сможет забыть. Несмотря на то, что девочка никогда не говорила об этих сценах прошлого, Сабина знала, что она их помнит. Молчание Бланш особенно доказывало это.

– Конечно, мисси Бланш, – продолжала мулатка, – эти типы внизу не очень вежливы. Смотрите, да они шатаются! Как они толкают бедных людей!

Она имела в виду только что произошедший эпизод. По тротуару быстро шла небольшая группа зуавов. Неожиданно она окружила молчащих зрителей. Вместо того чтобы дать им время отойти, офицер не только грязно их обругал, но и угрожал саблей; а его краснолицые солдаты готовы были пустить в ход штыки!

Некоторые посчитали это шуткой и громко рассмеялись; другие гневно закричали; но большинство казалось испуганным.

– Как они обращаются с публикой! Этот офицер республики! – воскликнула верная Сабина.– Офицеры английской королевы никогда себя так не ведут. Никогда!

– Не все республиканские офицеры таковы, Сэбби. Я знаю одного, который так себя не ведет. И ты его знаешь.

– А! Мисси Бланш, я догадываюсь, о ком вы говорите. Тот молодой джентльмен, который спас вас на пароходе. Это правда. Он храбрый и галантный офицер – Сэбби так говорит.

– Но он республиканец!

– Ну, может быть. Говорят так. Но он не из американских республиканцев и не из французских. Я слышала, ваш папа говорил, что он из Англии.

– Из Ирландии.

– Ну, мисси Бланш, это одно и то же. Он не похож на ирландцев в Вест-Индии. Я их много видела на Барбадосе.

– Ты говоришь об ирландских рабочих, которые выполняют тяжелую работу. Капитан Мейнард – так его зовут, Сэбби, – джентльмен. Конечно, это большая разница.

– Конечно. Очень большая. Он нисколько на них не похож. Но, мисси Бланш, где он сейчас? Странно, что мы ничего о нем не слышали. Думаете, он вернулся в американские Штаты?

Вопрос затронул струну в сердце молодой девушки, и оно болезненно заныло. Этот самый вопрос она задает себе уже больше двенадцати месяцев, повторяет его ежедневно. И ответить на него не может, как не может мулатка.

– Не знаю, Сэбби.

Она говорит это спокойно, но проницательная служанка видит, что это спокойствие напускное.

– Очень странно, что он не пришел в гости к вашему отцу в большой дом в Семи Дубах. Я видела: губернатор дал ему карточку, и слышала, что молодой джентльмен обещал. Интересно, что ему помешало?

Бланш тоже было интересно, хотя она не говорила об этом. Много часов думала она, что могло бы помешать ему выполнить обещание. Она рада была бы увидеть его снова; поблагодарить еще раз, не так торопливо, за тот случай, когда он спас ей жизнь.

Ей сказали, что он намерен принять участие в революции. Но она знала, что революция кончилась; и теперь он не может быть ею занят. Должно быть, остался в Ирландии или в Англии. Но почему же он не приехал в Кент, в Семь Дубов? Ведь это всего час езды от Лондона!

Может быть, среди своих волнующих занятий, политических и военных, он забыл о ребенке, которого спас от гибели? Возможно, это всего лишь рядовой эпизод в его полной приключений жизни, недостойный того, чтобы его запоминать?

Но она его помнила; помнила с глубоким чувством признательности и долга – с чувством романтической благодарности, которое становилось все сильнее по мере того, как она оказывалась способной оценить его незаинтересованность.

Возможно, она была тем более благодарна, что благодетель не явился за получением награды. Она была достаточно взрослой, чтобы сознавать богатство и влиятельность своего отца. Простой авнатюрист ухватился бы за возможность воспользоваться этим. Капитан Мейнард не может быть простым авантюристом.

Ей доставляло удовольствие думать о том, что он джентльмен; но она печалилась, представляя себе, что никогда больше не увидит его.

Часто эти противоречивые мысли мелькали в сознании красивой девочки. И в тот момент они пришли к ней, когда она смотрела на Тюильри, не обращая внимания на происходящее внизу.

Думала она о прошлом, о сцене по ту сторону Атлантики, о многих мелких эпизодах на борту «кунарда»; и особенно о том случае, когда она повисла на веревке над гневными волнами и почувствовала, как ее охватывают сильные руки и уносят от их гнева. Из задумчивости ее вывел возглас служанки, которая с необычным возбуждением говорила:

– Смотрите! Смотрите туда, мисси Бланш! Арабы ведут пленника! Смотрите, они тащат его прямо под окнами! Бедняга! Что он сделал?

Бланш Вернон наклонилась с балкона и посмотрела на улицу внизу. Взгляд ее остановился на группе, на которую указывала Сабина.

Полдюжины зуавов с громкими возгласами и возбужденным жестами вели мужчину. Он был в гражданской одежде; стиль ее свидетельствовал, что это джентльмен, хотя она была в бесопрядке.

– Какой-нибудь политический противник, – подумала дочь дипломата, не очень разбирающаяся в современных событиях.

Но эта догадка тут же забылась: несмотря на беспорядок в одежде и унизительное положение этого человека девочка узнала в нем своего спасителя – именно он только что занимал ее мысли!

И он тоже увидел ее! Он высоко поднимал голову, глядя в небо, и увидел темнокожую женщину в белом тюрбане на голове и рядом с ней девушку, сверкающую, как девственное солнце.

Но у него не было времени поздороваться с ней. И никакой возможности, потому что руки его были в оковах!

Через мгновение он оказался под балконом лицом к болтающим обезьянам, которые тащили его.

Но он услышал голос у себя над головой, мягкий сладкий голос, перекрывший крики и проклятия:

– Я приду к вам! Приду!

Глава XXXV
К тюрьме

– Я приду к вам! Приду!

Верная своему обещанию, Бланш Вернон вернулась к себе в комнату; торопливо схватив плащ и шляпу, она направилась к лестнице.

– Вы с ума сошли, мисса! – кричала мулатка, вставая в дверях с намерением помешать ей. – Что скажет ваш отец? Там снаружи опасно. Ради любви дорогого Иисуса, мисси Бланш, не думайте выходить на улицы!

– Опасности нет. Даже если есть, мне все равно. Уйди с дороги, Сэбби, или я опоздаю! Уйди, говорю тебе!

– О, масса Фримен! – обратилась Сабина к слуге, который, услышав возбужденный диалог, вышел из прихожей. – Вы видите, что собирается делать ваша молодая хозяйка?

– В чем дело, мисс Бланш?

– Ни в чем, Фримен: Сабина поднимает шум из-за пустяка. Я только хочу найти папу. Кто-нибудь из вас собирается помешать мне?

Эти слова были произнесены тоном, который слуги английской аристократии привыкли уважать; и Бланш Вернон, хоть еще и ребенок, привыкла к их повиновению.

Прежде чем Фримен смог ответить, она вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице.

Сабина бросилась за ней. Она больше не пыталась ей помешать – хотела только сопровождать хозяйку. Шляпка Сабине не нужна. Белый тюрбан был ее постоянным головным убором – и в доме и вне его.

Фримен, сватив шляпу, последовал за ними.

Выйдя на улицу, девушка ни на мгновение не остановилась: она сразу повернула в том направлении, куда увели пленника.

По-прежнему группами проходили отряды, возбужденно шли горожане, то в одну сторону, то в другую. По широкой мостовой и в саду Тюильри скакали драгуны; во дворе Тюильри за железной изгородью было полно людей в мундирах.

Слышались громкие возгласы, раскатистый бой барабанов и резкие звуки труб.

Дальше, в направлении бульваров, раздавался постоянный треск; девушка знала, что это мушкетный огонь, который смешивается с гулом канонады.

Она не знала, что все это означает. На улицах Парижа и вокруг Тюильри всегда много солдат. Марширующие отряды, бой барабанов, звуки труб и стрельба – здесь повседневное событие; ибо почти ежедневно происходят парады и военные упражнения.

Сегодня только солдаты кажутся более возбужденными, они более грубо ведут себя по отношению к прохожим, а те с испуганным видом быстро уходят. Несколько человек бегут словно в поисках убежища. Девушка заметила это, но не обратила внимания. Она быстро шла вперед, Сабина рядом, Фримен несколько позади.

Бланш разглядывала тротуары, как будто кого-то искала. Она рассматривала толпу в поисках ярких мундиров зуавов.

Наконец она издала восклицание, свидетельствовавшее, что наконец нашла. В ста ярдах впереди видна была группа в восточных костюмах. В середине шел человек в гражданском, явно пленник. Это был тот, кто заставил ее пуститься в такое опасное путешествие.

Неожиданно группа свернула с улицы и провела пленника в ворота, которые охранялись часовыми и были окружены множеством солдат, тоже зуавов.

– Мсье! – Бланш остановилась перед воротами и обратилась к одному из солдат. – Почему этого джентльмена арестовали?

Она говорила по-французски, и солдат без труда ее понял.

– Хо-хо! – насмешливо ответил он, шутливо отдав честь и наклонившись так, что его волосатое лицо едва не коснулось ее розовых щек. – Моя красивая белая голубка с золотыми волосами, о каком джентльмене вы спрашиваете?

– О том, которого провели сюда.

И она указала на закрытые ворота.

– Parbleu! Малышка, такого описания недостаточно.За последние полчаса сюда их провели два десятка – и все джентльмены, я думаю. По крайней мере леди среди них не было.

– Я спрашиваю о самом последнем. С тех пор никого не было.

– О последнем? О последнем. Сейчас подумаю. Наверно, его взяли по той же причине, что и остальных.

– А какая это причина, мсье?

– Par dieu! (Клянусь богом, фр. – Прим. перев.) Не могу сказать, мое солнышко! А почему он вас так интересует? Вы ведь не его сестра? Нет, вижу, что нет, – продолжал солдат, посмотрев на Сабину и Фримена и став несколько почтительней при виде слуги в ливрее. – Вы, должно быть, англичанка?

– Да.

– Если немного подождете, – сказал зуав, – я зайду туда и спрошу.

– Пожалуйста, мсье!

Отойдя немного в сторону – Сабина и Фримен защищали ее от толчков, – Бланш ждала возвращения солдата.

Как и обещал, он скоро вернулся; но никакой информации не сообщил.

Мог только сказать, что «молодого человека арестовали за какое-то политическое преступление. Он помешал солдатам исполнять их долг».

– Может быть, мсье был слишком неосторожен, – добавил солдат шепотом. – Наверно, кричал «Vive l’Republique!», а пароль сегодня «Vive l’Empereur!» Он тоже как будто англичанин. Ваш родственник, мадмуазель?

– О, нет! – ответила девушка, торопливо отворачиваясь и даже не сказав «мерси» человеку, который помог ей.

– Пошли, Сабина, нужно возвращаться домой. А вы, Фримен, бегите в английское посольство! Если не найдете там папу, отправляйтесь искать его. Ищите по всему Парижу, если понадобится. Скажите, что он нужен, что я его жду. Приведите его с собой. Дорогой Фримен, пообещайте, что вы не станете терять ни минуты. Это тот самый джентльмен, который спас мне жизнь в Ливерпуле! Вы ведь помните это. Если в этом ужасном городе что-нибудь с ним случится… Идите быстрей! Возьмите это! Вам может понадобиться экипаж. Скажите папе… скажите лорду С. .. Вы знаете, что сказать. Быстрей! Быстрей!

И половины монет, которые перешли в его руку, хватило бы, чтобы поторопить слугу; не возражая, он заторопился в направлении английского посольства.

А его молодая хозяйка вернулась домой – ожидать прихода отца.

Глава XXXVI
В посольство

– Корнелия? Ты идешь со мной?

Это спросила Джули у кузины после возвращения в отель Лувр. Они были одни в своей комнате, все еще в шалях и шляпках, как зашли после прогулки.

Миссис Гирдвуд разговаривала с джентльмена в приемной внизу.

– Куда? – спросила Корнелия.

– Куда? Я удивлена тем, что ты спрашиваешь! Конечно, за ним !

– Дорогая Джули! Я понимаю, о чем ты говоришь. Я сама об этом думала. Но что скажет тетя, если мы уйдем? На улицах опасно. Мне кажется, солдаты стреляют в население, я в этом уверена! Ты ведь слышишь стрельбу? И пушечные залпы? Похоже на пушки!

– Не будь трусихой, кузина! Помнишь, как громко ревели волны у утеса в Ньюпорте? А его это остановило, когда нам грозила опасность? Может, мы сумеем спасти его жизнь!

– Джули! Я тебя не держу! И я готова идти с тобой, если мы можем что-нибудь для него сделать. Что ты предлагаешь?

– Прежде всего нужно узнать, куда его увели. Скоро я это узнаю. Ты видела, что я говорила с рассыльным?

– Видела. Ты что-то сунула ему в руку.

– Пятифранковую монету. Я попросила его идти за зуавами и посмотреть, куда они отведут пленника. И пообещала вдвое больше, когда он вернется с сообщением. Я уверена, что он скоро будет здесь.

– А что тогда, Джули? Что мы сможем сделать?

– Мы сами ничего. Я не больше тебя знаю, почему у капитана Мейнарда неприятности с французскими солдатами. Несомненно, это связано с его республиканскими убеждениями. Мы слышали об этом; и да благословит его Господь за эту веру!

– Дорогая Джули! Я вполне разделяю твои чувства!

– Но неважно, что он сделал. Наш долг помочь ему.

– Я это знаю, кузина. Я спрашиваю только, что мы сможем сделать.

– Посмотрим. У нас здесь есть посол. Не тот человек, что нам нужен: несчастье Америки, что представителем к европейскому правительству посылают человека, который не способен представлять наш народ. Как раз напротив. Третьеразрядный ум и привычка к высшему свету – словно только это нужно, чтобы быть принятым при королевских дворах. Как будто Американская Республика нуждается еще в какой-то поддержке и дипломатии, чтобы быть принятой! Корнелия, мы теряем время! Человеку, которому мы обе обязаны жизнью, может быть, в этот момент грозит опасность потерять собственную жизнь! Кто знает, за что его арестовали? Наш долг узнать это.

– Ты расскажешь тетушке?

– Нет. Она, конечно, будет возражать. Даже постарается удержать нас. Спустимся по лестнице незаметно и выйдем, ничего ей не сказав. Мы будем отсуствовать недолго. Она вообще ничего не узнает, когда мы вернемся.

– Но куда ты собираешься идти, Джули?

– Сначала выйдем в фойе отеля. Там подождем рассыльного. Я велела ему не заходить в отель; мы с ним встретимся снаружи. Может быть, он уже там. Пошли, Корнелия!

По-прежнему в платьях для прогулки, они не должны были переодеваться; обе леди спустились по лестнице и остановились у входа в отель Лувр. Ждать им пришлось недолго. Служащий встретил их на ступеньках и сообщил о результате исполнения поручения.

Отчет его был прост. Он не привык рассуждать о том, за что ему платят. Зуавы отвели пленника в караульную перед садом Тюильри и здесь его держат. Так он предполагал.

Он записал номер дома и отдал записку леди, получив в обмен золотую монету. Сдачи у него не потребовали.

– Быстрей! – говорила Джули кузине. Девушки вышли на улицу и направились в сторону ничем не примечательного здания, на котором написано «Посольство США».

Как и повсюду, тут царило возбуждение, даже ужас. Девушкам пришлось пройти через толпу своих соотечественников.

Вежливость американцев по отношению к женщинам вошла в пословицу. Толпа расступилась, давая девушкам дорогу. Да и кто бы не уступил таким женщинам?

Их принял секретарь посольства. Он с сожалением сообщил, что посол занят.

Но гордая Джули Гирдвуд не приняла его отказ. Время очень важно; может быть, дело идет о жизни и смерти! Она должна видеть представителя своей страны – и немедленно!

Нет силы большей, чем женская красота. Секретарь посольства покорился этой силе; нарушив полученный приказ, он отворил боковую дверь и пропустил посетительниц к послу.

Они рассказали обо всем. Человек, пронесший звездно-полосатый флаг под огнем не одной битвы, поднявший его на крутой Чапультепек, этот человек теперь в Париже, он пленник пьяных зуавов, его жизни грозит опасность!

С такой просьбой обратились к послу Америки.

Просьба не нуждалась в таких прелестных просительницах. Превыше мужского консерватизма стремление защитить честь своей страны.

Уступая этому стремлению, посол отправился исполнять свой долг.