Текст книги "Охотники за алмазами"

Портальный кран двинулся вперед, стальные руки подняли шланг с его опор вместе с головкой. Кран повернулся и механическими движениями втолкнул головку в отверстие в палубе. Этот колодец проходил через весь корпус. Шланг начал вползать в него, чудовищный черный питон, исчезающий в норе. Огромные колеса, державшие его, ровно вращались, драгу опускали на морское дно.

«Головка на дне», – сообщил экран, и шланг замер.

Фаза 2 завершена.

Начало фазы 3.

Вращение циклона 300.

Продувка насоса.

Послышался высокий, похожий на гул приближающегося реактивного самолета, пронзительный вой. Он достиг пика, и тут же раздался другой звук – тупой рев пузырей воздуха под высоким давлением в воде, – такой силы и мощи, что у Джонни встали дыбом волоски на руках. Он, неподвижный, возвышался как статуя, чуть улыбаясь. Этот звук означал кульминацию двух лет планирования и усилий, сладкую награду за отданные силы, превращение мечты в реальность.

Вдруг ему захотелось, чтобы рядом была Трейси, но он тут же понял, что она сознательно оставила его одного, не желая мешать ему в минуту торжества.

Он улыбнулся, глядя, как толстый черный шланг, живя собственной жизнью, начинает пульсировать, как гигантская артерия, – сосет, сосет, сосет.

В своем воображении Джонни видел, как густая похлебка из смеси морской воды с грязью и гравием поднимается вверх по шлангу во вращающийся циклон, представлял, как головка на дне под корпусом корабля ритмично всасывает песок, высвобождая гравий, который под давлением превращается в конгломерат.

Из трубы на корме «Зимородка» полился поток желтой грязной воды, смешанной с песком и гравием, выброшенными из циклона. Он испачкал море, как выброс сточных вод.

* * *

Три дня и две ночи непрерывно ревели насосы «Зимородка», корабль двигался вдоль подводного желоба, как домохозяйка, убирающая пылесосом все пылинки с пола. Когда наступил третий вечер, Джонни Ленс сидел перед компьютером. Поставив локти на консоль, положив голову на руки, он просидел целый час в позе крайнего отчаяния.

Когда он поднял голову, лицо его осунулось, на лбу ясно прорезались морщины поражения.

По тому мизерному количеству крошечных алмазов, которые «Зимородок» добыл за три дня, было совершенно ясно, что месторождение Молнии и Самоубийства не окупит стоимости корабля, невозможно будет выплатить даже проценты по ссудам.

Компания «Ван дер Бил дайамондз» погибла, а Джонни Ленс разорен без всякой надежды на спасение.

Теперь остается только собраться шакалам, рвать тело на части.

Серджио Капоретти стоял на мостике, выпуская из носа и рта густые облака синего сигарного дыма, чтобы побыстрее отравить утро, которое и так было заполнено густым и серым морским туманом. Острова Молния и Самоубийство скрылись в этой пелене, но прибой, разбивавшийся об их утесы, звучал, как далекая канонада, а сверху доносились голоса морских птиц, жалобные и негромкие.

Из тумана вынырнул «Дикий гусь» и подошел вплотную к «Зимородку», удерживаясь на месте работой двигателя.

Из иллюминатора рубки высунулась светловолосая голова Хьюго Крамера, который крикнул вверх, на палубу «Зимородка»:

– Готово, босс! Перебирайтесь!

Серджио увидел, как высокий человек вздрогнул, будто очнувшись ото сна. Джонни Ленс поднял голову и посмотрел на мостик, и Серджио заметил, что тот не брит, подбородок зарос темной щетиной, подчеркивающей мощную выдающуюся вперед челюсть. Джонни выглядел так, будто совсем не спал, он кутался в водонепроницаемую куртку, высоко подняв воротник. Он не улыбнулся, но поднял руку в прощальном приветствии Серджио, который в этот не очень подходящий момент заметил, что на руке нет указательного пальца. Почему-то эта трогательная маленькая деталь поразила его. Ему было жаль, по-настоящему жаль. Но в любой игре есть проигравший, а двадцать пять тысяч фунтов – большие деньги.

– Удачи, Джонни.

– Спасибо, Серджио. – Ленс подошел к поручню и перелез через него; быстро спустился по стальным кольцам в борту «Зимородка» и перепрыгнул узкую полоску воды, разделявшую корабли.

Двигатель траулера взревел, и тот отошел, направляясь в Картридж-Бей. Джонни стоял на открытой палубе, глядя назад, на «Зимородок».

– Он хороший парень. – Серджио с сожалением покачал головой.

– Он босс, – ответил рулевой. – А босс не бывает хорошим.

– Эй, ты! Я тоже босс.

– Я это и сказал, – рулевой сдержал улыбку.

– Целовал я твою маму, – с достоинством оскорбил его Серджио и сменил тему. – Пойду вниз, принимай руль.

Серджио открыл дубликатом ключа дверь центра управления. Закрыл ее за собой, сел перед консолью и достал из кармана листок бумаги, озаглавленный «Вторичная программа очистки Каминикото».

Десять минут спустя он вышел оттуда.

– Камми, я тебя люблю, – усмехался он, закрывая герметичную дверь, изолирующую эту палубу от верхней. Потом поставил запоры в такое положение, чтобы никто из экипажа даже случайно не мог ему помешать.

В шкафу у переборки он выбрал пару гаечных ключей и прошел в помещение конвейера. Потребовалось двадцать минут, чтобы отвернуть тяжелые большие болты, крепившие люк. Все должно было помешать легкому доступу, но Серджио наконец удалось поднять стальную плиту.

Он с отвращением осмотрел небольшое квадратное отверстие и рефлекторно втянул свой огромный живот. Люк не предназначался для человека его пропорций.

Серджио снял шапку и куртку, повесив их на кран одной из труб, потом растоптал окурок, обеими руками отвел со лба волосы, проверил, есть ли в кармане фонарик, и наконец полез внутрь.

Он извивался и кряхтел, через пять минут весь покрылся потом, но все же ему удалось протиснуться в конвейерный туннель. Здесь он присел на корточки, тяжело дыша и светя вокруг фонариком. Над его головой двигался, перенося гравий, конвейер; остаточный жар от печи создавал невыносимую температуру. Серджио быстро пополз.

Изнутри невозможно было догадаться, что внутренний туннель на двенадцать футов короче внешнего.

Конец туннеля был фальшивым, за ним располагалось потайное помещение, вмещавшее оборудование Каминикото, через которое проходил весь гравий, прежде чем попасть под рентгеновские лучи.

Это оборудование отчетливо демонстрировало величие японского гения миниатюризации. Оно представляло собой точную копию основного сортирующего устройства, но только в десять раз меньше, что, впрочем, не сказывалось на его эффективности. К тому же оно не позволяло пройти ни одному камню крупнее четырех карат, но некоторое количество меньших камней пропускало. Это было удивительное достижение электроники, и на Серджио оно произвело сильное впечатление. Лежа на боку в тесном жарком туннеле, он начал отворачивать болты меньшего люка в фальшивой переборке.

Наконец он открыл его и просунул внутрь руку. Спустя несколько секунд, тяжело дыша, он нащупал и вытащил стальную чашку вместимостью примерно в две пинты, которую придерживало под машиной Каминикото специальное крепление.

Чашка оказалась тяжелой, и Серджио поставил ее на пол, оперся на локоть и посветил в нее фонариком. Выражение его лица изменилось, он что-то достал из чашки, посмотрел и положил обратно.

– Клянусь кровью всех святых! – потрясенно выдохнул он, тут же раскаялся в своем богохульстве и неуклюже перекрестился рукой с фонариком. Потом снова посветил в чашку и недоверчиво покачал головой. Быстро достал из кармана мешочек с тесемками и, лежа на боку, осторожно высыпал в него содержимое чашки, плотно завязал мешочек и сунул его в карман. Поставил чашку обратно, закрыл отверстие и на четвереньках начал пятиться по туннелю.

Ему страшно хотелось курить.

Спустя четыре часа Хьюго Крамер по лестнице поднялся на палубу «Зимородка», а его рулевой тем временем отвел траулер, ожидая его.

Серджио крикнул с мостика:

– Джонни улетел?

– Ja! – крикнул в ответ Хьюго. – Он уже, наверно, в Кейптауне. «Бичкрафт» – быстрый самолет.

– Хорошо.

– Как у тебя?

– Пойдем, покажу.

Серджио провел его в свою каюту под мостиком, тщательно закрыл дверь. Потом задраил оба иллюминатора и опустил занавески. После этого подошел к столу и включил лампу.

– Садись. – Серджио указал на стул напротив стола. – Хочешь выпить?

– Давай, – нетерпеливо сказал Хьюго. – Перестань увиливать, я хочу взглянуть.

– Ах! – печально произнес итальянец. – Вы, немцы, всегда торопитесь. Не умеете отдыхать, наслаждаться жизнью…

– Перестань болтать! – Бледные глаза Хьюго были устремлены на Серджио, и тот вдруг подумал, что это человек опасен, как тигровая акула. Холодно опасен, без злобы или страсти. Серджио удивился, что не замечал этого раньше. «Надо быть с ним поосторожнее», – подумал он, открыл ящик стола и достал полотняный мешочек.

Капитан развязал его и высыпал алмазы на стол. Самые маленькие были размером со спичечную головку – вероятно, одна десятая карата; самые плохие – черные, похожие на зерна, некрасивые промышленные камни. Чтобы никто ничего не заподозрил, Камми постарался отбирать не только лучшие. Их были сотни, этих маленьких кристаллов, каждый ценой около двух фунтов на промышленном рынке; но были и другие камни, всех степеней качества, всех размеров и форм – как незрелая горошина, как стеклянный шарик, некоторые еще больше. Среди них были и кристаллы совершенной формы – октаэдры. Встречались и источенные водой, расколотые или бесформенные.

Они образовали тусклую мерцающую груду в центре стола, всего около пятисот алмазов, но все казались карликами по сравнению с единственным камнем, лежавшим в самом центре холмика, поднимающимся, как Эверест на своем подножии.

Очень редко встречаются алмазы, которые из-за своей величины становятся легендой. Они имеют собственные имена, и их история – особый сюжет, полный романтики. Большие «парагоны» – камни чистой воды, которые в ограненном виде достигают веса в сто и больше карат. Африка произвела их немало: алмаз «Джонкер», который в необработанном виде весил 726 карат, а ограненный – 125, теперь украшает шею королевы Непала; алмаз «Юбилей», великолепный камень в форме подушки, небесного цвета, весом в 245 карат, высеченный из 650-каратного необработанного алмаза; и наконец самый крупный из них, чудовищный «Куллинан» весом в 3 106 карат, из которого получился не один, а целых два парагона: «Великая звезда Африки» в 530 карат и «Куллинан-2» в 317 карат. Оба эти камня украшают корону королевы Англии.

На столе Серджио лежал необработанный камень, который добавит к этому списку еще один парагон.

– Ты его взвесил? – спросил Хьюго, и Серджио кивнул.

– Сколько?

– Триста двадцать карат, – негромко ответил Серджио.

– Господи Иисусе! – прошептал Хьюго, и Серджио быстро перекрестился, чтобы не участвовать в богохульстве.

Хьюго Крамер наклонился и взял большой алмаз. Он заполнил всю ладонь, его плоское основание было гладким, как лезвие топора. Истории известны и большие камни, но этот имел особенность, которая делала его совершенно необычным и придавала особую ценность.

У него был цвет высокого, безоблачно ясного летнего неба.

Один этот алмаз мог оплатить половину стоимости сооружения «Зимородка» – если бы его использовали для этой цели.

Хьюго положил камень на стол и закурил сигарету, не сводя с него глаз.

– Это поле… оно богаче, гораздо богаче, чем мы думали.

Серджио кивнул.

– В три дня мы получили столько алмазов, сколько надеялись получить за пять лет, – продолжал Хьюго, беря один за другим крупные камни из груды и укладывая их в ряд на крышке стола по порядку в зависимости от размера, а Серджио тем временем достал коробку со своими особыми сигарами. – Надо сказать боссу, – предложил Хьюго. Он начал раскладывать камни аккуратным кружком вокруг голубого гиганта, продолжая усиленно размышлять. – Он должен знать об этом, прежде чем будет говорить с Ленсом. Должен подготовиться. Он знает, что делать, он умный.

– Как насчет этих? – Серджио указал на сокровища на столе. – Возьмешь с собой?

Хьюго колебался.

– Нет, – решил он. – Нам никогда не избавиться от «Голубого» по обычным каналам, он слишком велик, слишком заметен. Пусть остается на борту. Когда босс приберет к рукам компанию, он просто объявит о нем – вполне законно. Никаких трудностей. – Он встал. – Присмотри за ними. Я должен поторопиться, чтобы успеть передать сообщение в Кейптаун.

– Компания носит имя моего отца, мистер Ларсен. – В хриплом голосе Бенедикта слышалось волнение. Он опустил взгляд. – У меня долг перед его памятью.

– Мой мальчик, ну… – Ларсен положил ладонь на руку Бенедикта. – Ну, просто не знаю, что сказать. Честь – такая редкая и дорогая вещь в наши дни. – Свободной рукой он почти лихорадочно нащупывал за спиной кнопку звонка. «Надо подписать документы, пока этот молодой человек не передумал».

– Я пытался предупредить вас, мистер Ларсен. Ни отец, ни я не верили в этот проект по разработке морских месторождений. Ленс провел его помимо…

– Да, да, вы правы, – согласился Ларсен, поворачиваясь к помощнику, который явился на его вызов. – А, Саймон. Кредит «Ван дер Бил дайамондз». Немедленно подготовьте соглашение – весь долг этой компании, включая выплату процентов, передается мистеру Ван дер Билу. – Закатывая глаза, Ларсен пытался разъяснить помощнику всю срочность своего распоряжения. Молодой человек понял, и через пятнадцать минут соглашение лежало на столе. Ларсен снял колпачок со своей ручки и протянул ее Бенедикту.

Банкир и трое его молодых помощников проводили Ван дер Била до стеклянных входных дверей и оттуда к «роллсу» на автостоянке. Когда машина отъехала, Руби Ленс пожала Бенедикту руку.

– Порядок? – спросила она.

Ван дер Бил счастливо улыбнулся.

– Я напугал старого Ларсена до смерти. Он в спешке чуть не сломал шею.

– Теперь у тебя есть все. – Руби подвинулась на мягкой кожаной обивке и прижалась к нему. Бенедикт кивнул и посмотрел на часы.

– Заседание через пятнадцать минут. Я пройду через главный вход, но хочу, чтобы ты из гаража поднялась на моем личном лифте и ждала в моем кабинете. Мы соберемся в конференц-зале. Я позвоню тебе в нужный момент.

«Роллс» медленно пробрался по Хиренграхт и остановился. Шофер открыл дверцу, но, прежде чем выйти, Бенедикт улыбнулся Руби.

– Это будет пик моей жизни, – негромко сказал он. – На этот раз я уложу ублюдка.

– Я буду ждать, – сказала Руби, и он вышел из «роллса».

Бенедикт подождал, пока машина, завернув за угол, скроется в подземном гараже, и прошел в вестибюль небоскреба. Большими энергичными шагами направился к лифту, продолжая возбужденно улыбаться.

Зал заседаний располагался высоко, его окно выходило прямо на большую прямоугольную гору, чьи крутые утесы сразу за первыми зданиями города переходили в заросшие лесом склоны.

Джонни Ленс стоял во главе стола. За последние несколько дней он похудел, его плечи под белой шелковой сорочкой казались костлявыми. Он снял пиджак и на дюйм приспустил узел галстука. Скулы и челюсть образовывали прямой угол, который подчеркивали, а не смягчали густые тени усталости под глазами. Руки он сунул в карманы и говорил, не глядя в лежавший на столе листок бумаги.

– Стоимость работ приближается к ста фунтам за час, верно, Майк?

Шапиро кивнул.

– Мы отрабатывали главный желоб Самоубийства в течение шестидесяти шести часов и получили около двухсот карат худших в мире алмазов. Если мы получим за них тысячу фунтов, это хорошо. А стоили работы шесть с половиной тысяч фунтов.

Джонни помолчал и оглядел сидящих за столом. Майкл Шапиро что-то сосредоточенно чертил в блокноте: Трейси Ван дер Бил побледнела, ее взгляд не отрывался от лица Джонни, в нем смешались жалость и сочувствие; Бенедикт Ван дер Бил смотрел через окно на гору. Он удобно расположился в кресле и вежливо слушал, неприметно улыбаясь.

– Главный желоб Самоубийства – одна из наиболее многообещающих частей всей концессии. Если он беден, остальные части не лучше. У нас есть еще две концессии на морском дне. Однако потребуется три-четыре дня, чтобы переместить туда «Зимородок».

Джонни замолчал, и Бенедикт, по-прежнему улыбаясь, повернулся в кресле.

– Тридцатого надо выплачивать проценты. Где ты собираешься найти сто пятьдесят тысяч рандов?

– Да, – кивнул Джонни. – Думаю, что смогу убедить Ларсена подождать еще две недели: он очень заинтересован в успехе нашего проекта…

– Подожди, – сказал Бенедикт. – Ларсен больше не имеет к этому отношения.

Джонни молчал, внимательно глядя на него.

– Объясни.

– Я перекупил долг у Ларсена. И не заинтересован в отсрочке платежей.

– Ларсен не стал бы вести переговоры, не предупредив меня. – Джонни был поражен.

– Шапиро? – Бенедикт повернулся за подтверждением к Майклу.

– Прости, Джонни. Это правда. Я видел документы.

– Спасибо, Майкл, – горько сказал Джонни. – Спасибо, что дал мне знать.

– Он показал их мне за несколько минут до встречи, Джонни. Клянусь, я не знал, – с отчаянием сказал Майкл.

– Верно. – Бенедикт выпрямился в кресле, голос его звучал резко. – Теперь о главном. Ты разорил компанию моего отца, Джонни, но, слава богу, мне удалось исправить положение. Назови это сентиментальностью, но мне нужна твоя доля – и твоя. – Он повернулся к Трейси.

– Нет, – резко сказала она.

– Хорошо, – усмехнулся Бенедикт. – Тогда я стребую с Ленса весь долг. Я все равно получу компанию, но позабочусь, чтобы он оставался безнадежным банкротом до конца жизни.

Трейси поднесла руку к горлу и посмотрела на Джонни. Ждала от него сигнала – что делать. Наступило долгое молчание, потом Джонни опустил глаза.

– У меня остается три дня. – Голос его звучал хрипло и устало.

– Три дня у тебя есть. – Бенедикт холодно улыбнулся. – Пользуйся.

Джонни собрал бумаги, снял пиджак со спинки стула и повесил через плечо.

– Подожди, – приказал Бенедикт.

– Что еще? – Улыбка Джонни вышла кривой. – Ты уже повеселился.

Бенедикт поднял телефонную трубку и быстро набрал номер.

– Входи, дорогая, – сказал он в трубку и улыбнулся Джонни. Дверь открылась, Бенедикт пошел навстречу Руби и поцеловал ее в губы. Они стояли, взявшись за руки, и смотрели на Джонни.

– Компания – не единственное, что я у тебя отбираю, – сказал Бенедикт.

– Я хочу развода. – Руби смотрела прямо в глаза Джонни. – Мы с Бенедиктом поженимся.

Все смотрели на Джонни и видели, как он вздрогнул. Он переводил взгляд с одного на другого, потом рот его отвердел, лоб нахмурился.

Трейси видела приближающуюся вспышку гнева и посмотрела на Бенедикта: тот подался вперед, губы его дрожали, в глазах горело торжество. Трейси хотела крикнуть, предупредить Джонни, помешать ему попасть в ловушку, так тщательно подготовленную Бенедиктом.

Джонни шагнул вперед, сжав кулаки. Казалось, он сделает свое поражение полным и безвозвратным. Но тут Бенедикту захотелось еще больше унизить Джонни, и он сам испортил свое торжество.

– Игра, сет и матч, Джонни Ленс, – крикнул он.

Джонни – на его лице не отразилось то огромное усилие воли, которым он сдержал себя, – как ни в чем не бывало пошел к двери.

– Дом записан на тебя, Руби, поэтому, пожалуйста, отошли мои вещи в отель «Талбаг», – негромко сказал он. – Остановился перед парой и добавил: – Ты, конечно, захочешь сохранить свою репутацию, поэтому я согласен на обвинение в измене. Скажем, что я тебя оставил.

– Ленс не может удержать свою женщину, – насмехался Бенедикт. – Ван дер Бил отбирает ее у него. Нет, пусть весь мир узнает об этом.

– Как хочешь, – согласился Джонни.

И пошел из конференц-зала к лифтам.

Джонни упал на постель одетый и потер закрытые глаза. Он был в смятении, его мозг, который обычно быстро и решительно справлялся с любой проблемой, сейчас оцепенел. Проблемы были многочисленными и настолько переплелись, что он чувствовал себя как человек, пытающийся выбраться из африканской чащи с помощью тупого мачете.

Не открывая глаз, он нащупал трубку; ответила телефонистка отеля. Он дал ей номер в Кимберли.

– Разговор личный, с мистером Ральфом Эллисоном.

– Через пятнадцать минут, мистер Ленс, – сказала девушка.

– Хорошо, – ответил Джонни. – Попросите обслуживание прислать мне «чивас ригал» и соду. – Ему вдруг захотелось выпить, как-то притупить боль. – Пусть будет двойная порция, милая, нет, две двойных.

К тому времени, как вызвали Кимберли, он осушил оба стакана.

– Ральф? – произнес Джонни в трубку.

– Джонни, как хорошо, что ты позвонил. – В тоне Ральфа Эллисона звучали нотки сдерживаемого смеха, и Джонни сразу понял, что он в курсе.

«Черт побери, – подумал он, – конечно, Бенедикт постарался обложить меня со всех сторон».

– Вы по-прежнему интересуетесь Молнией и Самоубийством? – в отчаянии забросил удочку Джонни.

– Конечно, вы знаете, что мы ими всегда интересуемся, – ответил Ральф.

– Цена два миллиона. – Джонни расслабился и лег, снова закрыв глаза. Он знал, что Ральф собирается отомстить ему – нельзя было надеяться, что, проиграв дело в суде и отступив, он не заминирует пути отхода.

– Два миллиона, – повторил Ральф. – Пожалуй, многовато – за поле, которое пока дало всего двести карат промышленных алмазов. Нет, многовато. Конечно, этот ваш крейсер нам не нужен, мы не собираемся заводить собственные военно-морские силы. – Он жизнерадостно рассмеялся. – Ну, пятьдесят тысяч фунтов – тут еще можно поговорить, но не больше, Джонни.

– Ладно, Ральф, – устало сказал Джонни. – Все равно спасибо. Выпьем как-нибудь вместе.

– В любое время, Джонни, – согласился Ральф. – В любое время. Только позвоните.

Джонни положил трубку и посмотрел в потолок. Он слышал, что в первые минуты после ранения тело немеет: именно это с ним и происходило. Вся энергия покинула его, он не знал, что делать.

Снова зазвонил телефон, он поднял трубку. Телефонистка вежливо спросила:

– Отбой, мистер Ленс?

– Да, – ответил Джонни, – можно сказать и так.

– Вам нужно еще что-нибудь? – Голос девушки звучал удивленно.

– Да, милая, пошлите мне цикуту.

– Простите?

– Еще два виски, пожалуйста.

Он выпил их в ванной, а когда вытирался, прозвенел дверной звонок. Обернув полотенце вокруг талии, он открыл.

В спальню вошла Трейси и закрыла за собой дверь. Они долго стояли, глядя друг на друга. Глаза Трейси казались большими и темными, в них отражалась его боль.

– Джонни… – Голос ее был хриплым, она протянула руку и положила ладонь ему на грудь. Плечи его обвисли, он придвинулся к ней, опустив голову ей на плечо. Вздохнул с рваным разбитым хрипом.

– Пойдем, – сказала она и отвела его к кровати. Уложила, подошла к окнам и задернула занавеси.

В комнате было полутемно, безопасно, тепло, они держали друг друга в объятиях, как когда-то, много лет назад. Их дыхание смешивалось, и не нужно было говорить.

Они стали любовниками. Казалось, этого они ждали всю жизнь.

Потом он лежал рядом с ней и чувствовал, как силы возвращаются к нему, он черпал их у Трейси. Когда он наконец сел, выражение лица его изменилось, стало спокойным. Он снова выставил вперед челюсть, глаза его горели.

– У нас еще есть три дня, – сказал Джонни.

Она села рядом.

– Иди, Джонни. Быстрее. Не трать времени.

– Я выведу «Зимородок» из главного желоба. Алмазы там есть. Я знаю, что они там есть. Введу корабль прямо между Молнией и Самоубийством, найду эти проклятые алмазы – будь я проклят, если не сделаю этого. – Он спустил ноги с кровати, потянулся за одеждой, одновременно глядя на часы. – Четыре. Могу добраться до Картридж-Бей за несколько минут до темноты. Пожалуйста, позвони в Картридж-Бей, чтобы осветили поле, а «Дикий гусь» пусть ждет меня.

– Позвоню прямо отсюда. Потом приму ванну, а ты иди. Не трать времени. – Трейси энергично кивнула, и Джонни окинул взглядом ее тело. Потянулся и почти робко коснулся большой белой груди.

– Ты прекрасна… как мне не хочется идти!

– Я буду ждать тебя.

– Все не так, как я думал. Не так, как я мечтал. – Бенедикт гневно расхаживал по кабинету Старика, поворачиваясь к окну и останавливаясь, чтобы взглянуть на гору через долину.

– Ты причинил ему боль. Ты его раздавил. – Руби беспокойно пошевелилась. Она сидела в большом кресле, подобрав под себя длинные золотые ноги, как кошка. Она беспокоилась, и это выдавали морщинки в углах глаз и то, как она поджимала губы. Ей следовало бы это предвидеть, понять, что момент торжества не удовлетворит его, а вслед за местью придет отвращение и разочарование. Она понимала, что лучше всего сейчас оставить его одного. Не следовало возвращаться с ним в старый дом на Винберг-Хилл. Она встала. – Дорогой. – Она подошла к нему. – Сейчас я пойду домой. Соберу его вещи, хочу от них избавиться. Хочу стереть всякую память о нем. Отныне мы с тобой – вместе.

Она потянулась поцеловать его. Бенедикт отвернулся.

– Ах! Значит, уходишь? – Не скрывая раздражения, он злобно надул губы.

– Мы оба устали, дорогой. Отдохнем немного, я вернусь сегодня же к вечеру.

– Значит, теперь ты уже отдаешь приказы? – Он язвительно рассмеялся.

– Дорогой…

– Хватит сюсюкать. Мы заключили сделку, но, как выяснилось, зря. Ты должна была окончательно сломить его. Но знаешь что? Ему было все равно. Я следил за ним, он даже был доволен. Да! Он обрадовался, что может избавиться от тебя.

– Бенедикт. – Она сделала шаг назад.

– Слушай. – Он подошел к ней ближе, придвинул лицо. – Если тебе так хочется уйти, чего же ты ждешь? Иди – и не задерживайся. Он не хотел тебя… и я тоже тебя не хочу.

– Бенедикт, – прошептала она. Кровь отхлынула от ее лица, оно стало белым, как прибрежный песок. Руби в ужасе смотрела на Бенедикта, все ее мечты рушились. – Ты шутишь…

– Неужели? – Он откинул голову и снова рассмеялся. – Послушай, ты получила несколько превосходных бриллиантов и норковую шубку. У тебя большой дом в Бишопскорте – отличная плата для шлюхи.

– Бенедикт. – Она задохнулась от оскорбления, но он не слушал.

– Я доказал, что могу тебя получить, верно? Доказал, что могу отобрать тебя у него, – и все. А теперь будь хорошей девочкой и отправляйся домой.

– Машина. Я знаю об установке на «Зимородке».

Это была ошибка. До того у нее еще был шанс. Лицо его исказилось, налилось кровью и словно бы распухло. Он заговорил голосом, прерывистым от гнева.

– Попробуй, – прошептал он. – Давай, попробуй. Тебе дадут пятнадцать лет. Ты в этом по уши, как и я. Подумай об этом – пятнадцать лет в женской тюрьме, моя красавица. И об этом подумай. – Он поднял руку, как лезвие. – Я тебя убью. Клянусь Богом, я убью тебя собственными руками. Ты знаешь, что я это сделаю… ты теперь меня достаточно знаешь.

Она пятилась, а он шел за нею, по-прежнему держа руку у ее горла.

– Тебе заплатили. Теперь убирайся.

Она еще несколько секунд стояла перед ним, но Бенедикт в пылу гнева не заметил, что страх в ее взгляде смешался с чем-то другим, что она оскалила маленькие острые зубы.

– Хорошо, – сказала Руби. – Я ухожу. – И вышла из кабинета, грациозно ступая длинными золотистыми ногами и покачивая бедрами.

Руби ехала медленно, глаза ее были полны слез. Дважды ей сигналили, но она вцепилась в руль и смотрела вперед, вдоль Де Вааль Драйв, на нижние склоны горы. Не доезжая до университета, она свернула с дороги и через сосновую рощу вырулила к стоянке за мемориалом Сесила Родса. Тут она оставила машину и спустилась сначала по широкой мощеной террасе между греческими колоннами, потом по каменным ступеням – туда, где конная статуя вечно осматривает горизонт, заслоняя левой рукой глаза.

Она подошла к парапету и посмотрела на далекие голубые горы Хельдерберга. Поежилась: холодный ветер забирался под летнее платье, жгучий, как ее горе.

Слезы наконец брызнули из ее глаз, покатились по щекам и упали на шелковое платье. Это были слезы жалости к самой себе, но и слезы гнева, холодного и яростного.

– Скотина, – прошептала она дрожащими губами. Поблизости на парапете сидела парочка, двое студентов обнимались в порыве первой любви. Они повернулись и взглянули на нее.

Парень что-то шепнул девушке, и та с неосознанной жестокостью хихикнула. Руби злобно посмотрела на нее, девушка отвела взгляд. В замешательстве парочка слезла с парапета и ушла, оставив ее в одиночестве.

Ни на минуту Руби не думала отступать, угроза Бенедикта ничего для нее не значила, единственной ее заботой было действовать так, чтобы причинить ему наибольший ущерб. Последствия для нее самой не входили в ее соображения. Выбрать самое быстрое и верное средство мести! Темные облака, затмившие ее разум, постепенно рассеивались, она приняла решение.

Джонни остановился в отеле «Талбаг».

Она повернулась и побежала к машине, длинные желтые волосы знаменем развевались сзади, как вымпел на пике у кавалериста. Руби быстро добралась до заполненной в этот час дороги нижнего города. Слезы высохли; сгорая от нетерпения, она ползла по медленной реке уличного движения.

Уже в шестом часу она остановилась у входа в «Талбаг» и вбежала в фойе отеля.

– В каком номере мистер Ленс? – спросила она у девушки за столом.

– Мистер Ленс выехал примерно час назад. – Девушка с любопытством рассматривала размазанную косметику Руби.

– Он сказал, куда? – выпалила Руби, чувствуя сильнейшее разочарование.

– Нет, мадам, – девушка покачала головой. – Но он очень торопился.

– Черт возьми! – горько выругалась Руби. Она повернулась, не зная, что делать дальше. Может, Джонни вернулся в свой кабинет?

Напротив открылась дверь лифта, и из него вышла Трейси Хартфорд. Даже в своем нетерпении Руби заметила исходящее от нее сияние: эта женщина только что встала из постели любовника. И у Руби не было ни малейшего сомнения в том, кто этот любовник.

На мгновение ее парализовало от потрясения. Потом ей захотелось подойти и ударить самодовольно улыбающуюся Трейси по лицу. Она подавила это желание и встала перед ней, когда та подошла к стеклянной двери.

– Где Джонни? – спросила она.

Трейси от неожиданности остановилась. Легкий виноватый возглас подтвердил подозрения Руби.

– Где он, черт вас возьми? – Голос Руби звучал низко и хрипло, полный чувств.

– Его здесь нет. – Трейси приходила в себя, выражение ее лица быстро менялось.

– Где он? Я должна его видеть.

– Он полетел в Картридж-Бей.

– Когда он улетел? Это важно, очень важно.

– Час назад. Он уже в воздухе.

– Можете связаться с ним? – Руби нетерпеливо схватила Трейси за руку и больно сжала.

– Могу попробовать по радио… – Трейси вырвала руку.

– Нет, – быстро прервала Руби. Нельзя разглашать такое сообщение на весь свет. – А можете последовать за ним, нанять самолет?

Трейси покачала головой.

– Самолет вне расписания после наступления темноты не выпустят.

– Вы должны поехать за ним – на машине. И побыстрее.

– Зачем? – Трейси смотрела на нее, удивленная странной настойчивостью, заметила высохшие слезы и дикий взгляд Руби. – Туда восемь часов езды.

– Я объясню. Нельзя ли воспользоваться номером Джонни?