Текст книги "Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965"

Роммель, нанеся несколько прощупывающих ударов, 13 марта перешел в наступление в двух направлениях, к Бенгази и Дерне. Черчилль не принял во внимание характер противника. Генерал Филипп Ним, командующий Западной армией, не изучил ни противника, ни местность. Уже было слишком поздно, когда Ним сообщил Уэйвеллу, что эскарп южнее Бенгази не защищает его фланг. Ниму следовало провести разведку местности до наступления Роммеля[812]812
  ChP 20/37.


[Закрыть].

В Восточной Африке положение было лучше: к 30 марта британцы заняли всю Эритрею. Война там закончилась, в значительной степени благодаря потрясающей кампании Уингейта, которая не принесла ему продвижения по службе: он слишком отличался от генералов старой школы в Каире и Лондоне. Вскоре, в результате нервного расстройства, он пытался покончить с собой, перерезав себе горло. Наградой за роль в завоевании Эфиопии стало изгнание в Бирму. Но менее чем через год его качества, не вписывавшиеся в общепринятые нормы и правила, сослужили хорошую службу Черчиллю в борьбе против нового врага, намного более опасного, чем итальянцы[813]813
  John Keegan, Who’s Who in World War II (London, 1995), 175.


[Закрыть].

Победа над Аостой в Эфиопии, уничтожение итальянского флота и «возвращение души» Югославии позволили Колвиллу написать в дневнике, что «замечательные выходные стали кульминацией недели побед». На выходные они приехали в Чекерс, где Черчилль, одетый в халат, «провел большую часть времени, вышагивая – довольно легко – взад и вперед по Большому залу под звуки граммофона (под военные мелодии, вальсы и самые известные песни в исполнении духового оркестра) в глубокой задумчивости»[814]814
  Colville, Fringes, 369—70.


[Закрыть].

Черчилль в задумчивости бродил по комнатам, потому что 26 марта, согласно «Ультра», следом за подписанием югославами соглашения с Гитлером (за несколько часов до государственного переворота в Югославии), несколько немецких дивизий и моторизованная пехота расположились от югославской границы до Южной Польши. И, что важнее всего, три из пяти танковых дивизий разместились в Румынии. Таким образом, когда «Ультра» обнаружила, что приказ выдвигаться был отменен после восстания в Белграде, стал понятен смысл передвижения немецких войск. Следующей целью Гитлера была Россия, пока наглые югославы не ослушались его. Кроме того, доклад Объединенного разведывательного комитета включал информацию о том, что немцы удлинили и укрепили взлетно-посадочные полосы на нескольких польских аэродромах, чего они не делали, подчеркнул Кадоган, для люфтваффе[815]815
  Dilks, Diaries, 367—68.


[Закрыть].

30 марта Черчилль телеграфировал Идену, который находился с Диллом в Афинах, что в результате югославского переворота и «недавно полученной точной информации» (расшифровка «энигмы»), похоже, «Медведю осталось недолго ждать». Из приказов и контрприказов, обнаруженных «Ультра», Черчилль отчетливо понял, что немцы нацелились на юго-восток в направлении Балкан и на восток в направлении России. «Как я понимаю, бандит сконцентрировал многочисленные танковые силы… чтобы внушить страх югославам… Как только он убедился, что Югославия присоединилась к оси, он переправил три из пяти дивизий в направлении Медведя, считая, что оставшихся будет достаточно для того, чтобы покончить с делами в Греции». Черчилль отметил, что «все выглядит так, будто тяжелые [немецкие] войска будут использоваться на Балканском полуострове». В тот же день он телеграфировал Уильяму Фаддену, исполняющему обязанности премьер-министра Австралии (премьер-министр Роберт Мензис был в это время в Лондоне): «Немецкие планы расстроены [Белградским переворотом], и мы можем вновь питать надежду на формирование Балканского фронта с Турцией… Результат неизвестен, но выигрыш увеличился, а риски несколько уменьшились». На самом деле Турция ничего не выигрывала, принимая британскую сторону, и не предпринимала никаких шагов. Если Гитлер в ярости бросит свои силы на Балканы, угроза Британии станет реальностью[816]816
  Cv/3, 426—28.


[Закрыть].

В то время Колвилл не понимал причины, почему Черчилль верит в то, что Медведь вскоре подвергнется травле, и Старик прочел «короткую лекцию о разных захватчиках России, в основном о Карле XII». В 1700 году шведский король Карл XII одержал победу над русской армией в битве при Нарве. Вместо того чтобы использовать преимущество против армии Петра I, Карл повернул на Польшу, грубая стратегическая ошибка, отнявшая у него четыре года и большую часть армии и позволившая Петру провести радикальную реформу армии. Когда в конце десятилетия Карл решил снова испытать силы в России, Петр был готов к сражению и в 1709 году, разбив шведскую армию, получил прозвище Великий. Колвилл не зафиксировал на страницах дневника, хотел ли Черчилль, рассказывая историю, сравнить неподготовленного Сталина, его армию, лишившуюся лучших офицеров, с Петром в 1700 году и Карла в 1709 году, импульсивного и самонадеянного, с Гитлером[817]817
  Colville, Fringes, 368; Cv/3, 427—28.


[Закрыть].

Ужасающей была борьба на Западном фронте в мае – июне 1940 года, но столкновение между Германией и Россией привело к борьбе, какой еще не знал мир. 3 апреля Черчилль взял на себя просчитанный риск и отправил личное письмо Сталину (как летом прошлого года) через британского посла в Советском Союзе сэра Стаффорда Криппса. Черчилль не ссылался на свой секретный источник и, со свойственной ему прямотой, высказал предельно ясно и честно свое мнение: «Я располагаю достоверными сведениями от надежного агента, что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, то есть после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий. Как только они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше превосходительство легко поймет значение этих фактов»[818]818
  Cv/3, 447.


[Закрыть].

Криппс своевременно получил письмо. И не передал его Сталину. Криппс был преданным социалистом и, возможно, был более обеспокоен реакцией Сталина на письмо, чем сутью самого письма. Перед войной, обращаясь к лондонцам, Черчилль так отозвался о Криппсе: «Есть сэр Стаффорд Криппс, который находится в классе сам по себе. Он желает, чтобы британцы были завоеваны нацистами для того, чтобы убедить их стать большевиками. Это, похоже, кружной путь. И их не ждет просветление в конце пути». Черчилль отправил социалиста Криппса в Москву, давая понять Сталину, что он готов забыть прошлые обиды. Но Сталин то ли не получил, то ли проигнорировал предупреждение Черчилля[819]819
  WSCHCS, 5818.


[Закрыть].

Предположив, что его первое письмо вручили или, потратив время на шифровку и расшифровку, скоро передадут, Черчилль на следующий день отправил еще одну телеграмму Криппсу. Он объяснил Криппсу, как изложить вопрос, и приказал особо подчеркнуть, что немец пятится к Балканам и у русских есть время «укрепить свои позиции». Криппс опять ничего не сделал. Он принял одно из самых необъяснимых и глупых решений, сделанных дипломатами во время войны: «сидел на письмах» почти две недели. Когда Черчилль узнал об этом, он прояснил Идену свою позицию: «Я придаю особое значение вручению этого личного послания Сталину. Я не могу понять, почему этому противятся. Посол не сознает военной значимости фактов. Прошу Вас выполнить мою просьбу». Упрямец Криппс, получив выговор от Идена, все равно не передал письмо. Иден предупредил советского посла Ивана Майского о вероятности немецкого нападения. Таким образом, несмотря на поведение Криппса, Сталин был предупрежден Майским. А между тем внимание Черчилля было опять обращено на Балканы[820]820
  GILBERT 6, 1050—51; Cv/3, 447—48.


[Закрыть].

Когда Черчилль первый раз пытался предупредить Сталина, надвигающееся сражение в Греции, а не возможный поворот событий в России был самым безотлагательным вопросом. Если бы югославы не восстали, 60-тысячная армия Черчилля в Северной Греции, возможно, столкнулась с намного меньшей немецкой армией. С другой стороны, если бы югославы не восстали, то немцы перебросили через послушную Югославию свои войска и в любом случае обошли британцев с флангов. Множество расшифровок «Ультра» с полной определенностью указывали на то, что в первые дни апреля британские войска и АНЗАК, прибывающие в Грецию, вскоре будут атакованы значительно превосходящей силой[821]821
  Winterbotham, Ultra Secret, 100–101.


[Закрыть].

Правый фланг Джамбо Вильсона, алиакмонская линия, начинался от Салоник на Эгейском море и простирался почти на 50 миль к северо-западу до Монастира. К северо-востоку от британской линии шесть греческих дивизий второй греческой армии сформировали линию Метаксаса, от Эгейского моря на запад до болгарской долины Струмы, древний путь вторжения во Фракию. На западе первая греческая армия сражалась с итальянцами на Албанском фронте. Фронт тянулся от Эгейского до Ионического моря через горные перевалы и по бездорожью. Именно такой фронт имел в виду Фридрих Великий, когда произнес: «Защищать все означает не защищать ничего». В начале марта Иден изложил проблему в телеграмме военному кабинету: «Военная проблема – единство времени и места». В начале апреля войскам требовалось больше времени, чтобы подготовиться[822]822
  Keegan, Second World War, 152—54; Eden, The Reckoning, 247.


[Закрыть]. Но у них его не было.

Лондон и мир ждали известий о немецких слабых силах – испытывавших недостаток в продовольствии, бензине и боеприпасах, – наступавших в восточном направлении против Уэйвелла в Киренаике. Лиги Ливийской пустыни, так блестяще отобранные О’Коннором у Муссолини, снова превратились в поле боя. Но на этот раз на поле боя вышли немцы. «Кажется наиболее желательным, – телеграфировал Черчилль Уэйвеллу 2 апреля, – остановить немецкое наступление на Киренаики». Любой «отпор» немцам будет иметь «далекоидущие последствия для нашего престижа». Отпор не победа, но после Норвегии и Дюнкерка «отпор будет иметь определенное значение»[823]823
  Cv/3, 439.


[Закрыть].

2 апреля, в день, когда Черчилль отправил телеграмму, танки Роммеля смяли оборону и прорвали линию фронта Нима. Уэйвелл приказал направить бригаду 7-й австралийской дивизии из Каира в Ливию, чтобы остановить кровотечение. Не имело никакого значения, где столкнутся лучше вооруженные томми и австралийцы с немцами, в Египте или в Греции: для них все сложилось бы одинаково на всех военных театрах. Черчилль заставил Уэйвелла дать отпор двум армиям вторжения – одной, намеревавшейся вторгнуться в Грецию, и другой – в Египет. Уйэвелл, возможно, имел шанс, если бы выступил против одной из немецких армий. Но у него имелось мало шансов, когда он разделил армии, чтобы сражаться в двух направлениях[824]824
  Cv/3, 439.


[Закрыть].

Черчилль, еще до того как узнал о передислокации австралийцев, понял значение, как военное, так и политическое, наступления Роммеля. Он телеграфировал Идену в Афины: «Намного важнее потери территории [в Северной Африке] мысль, что мы можем сталкиваться с немцами и что их появления достаточно, чтобы отбросить нас на много миль. Это может привести к большим бедам на Балканах… Рано или поздно нам придется сражаться с гуннами»[825]825
  Cv/3, 445.


[Закрыть].

Они сражались с гуннами в Ливийской пустыне и неважно проявили себя. Черчилль, правильно предположив, что Роммель превзошел сам себя, попытался подбодрить Уэйвелла: «Если эту пустышку, которая наступает на вас, можно отрезать, у вас будет длительное преимущество». Конечно, если войскам Роммеля «удастся пробиться вперед, они постепенно уничтожат результаты ваших побед»[826]826
  Cv/3, 439.


[Закрыть].

Роммель прорвался вперед. Испытанную в боях 6-ю австралийскую дивизию отозвали в Каир, чтобы подготовить к переброске в Грецию. Ее замена в пустыне – 9-я австралийская дивизия – не имела достаточно опыта, чтобы остановить Роммеля. 3 апреля сообщение о том, что Уэйвелл приказал эвакуировать Бенгази, достигло Лондона. Словно злобный киномеханик крутил в обратную сторону бобину с фильмом о победах О’Коннора: Марса-Брега, Беда-Фомм, теперь Бенгази, все места, захваченные британцами в начале года, за несколько дней были отданы Роммелю. Уэйвелл объяснил Черчиллю, что, в связи с ситуацией, будет необходимо отступить к Дерне.

Отпор превратился в бегство.

Роммель, испытывавший недостаток в танках и бензине, приказал, пустить танки впереди всех подразделений, машины должны идти сзади, чтобы подымать как можно больше пыли, создавая впечатление, что движется большая танковая армия. Уловка сработала. Томми и недавно прибывшие австралийцы 9-й дивизии, думая, что по крайней мере две танковые дивизии, немецкая и итальянская, – всего шестьсот танков – идут в наступление, беспорядочно отступали к Дерне. Австралийцы, никогда не терявшие чувство юмора, назвали это бегство Бенгазийским гандикапом. Роммель написал жене, что «британцы из кожи вон лезут, чтобы удрать»[827]827
  Collier, War in the Desert, 65–67.


[Закрыть].

Британское командование сломалось; войска, не получавшие приказов, не знали, то ли стоять, то ли сражаться, то ли отступать. Они бежали, покрывшись желтой пылью, их форменные рубашки, пропитанные потом, были жесткими, как наждачная бумага. Их лица приобрели болезненный желтоватый оттенок. Бежали взводы, батальоны, полки. Ним пытался восстановить порядок. Но не смог. Уэйвелл вылетел из Каира и понял, что Ним потерял контроль. Вызвали О’Коннора, но было уже слишком поздно. Дерна пала вечером 6 апреля. Британские подразделения так поспешно покидали город, что нортумберлендские стрелки только тогда поняли, что происходит, когда мимо них с грохотом промчалась 9-я австралийская дивизия. О’Коннор и Ним бежали одними из последних, в темноте, на машине, в Тимими, примерно в 100 милях к востоку. Увы, герой операции «Компас» сбился с дороги и выехал прямо к Дерне и немцам. За считаные минуты машину окружили люди, кричавшие на иностранном языке. Водитель предположил, что это киприоты, поскольку у британцев многие водители грузовиков были киприотами. Но когда О’Коннор увидел направленные на них немецкие пистолеты-пулеметы, он понял, что их водитель жестоко ошибался относительно киприотов. О’Коннор и Ним провели следующие три года в Италии в качестве военнопленных[828]828
  Keegan, Second World War, 328—29; Collier, War in the Desert, 65–67.


[Закрыть].

Лондонцев не посвящали в события, происходившие в пустыне. И они не знали о сосредоточении войск в Греции. Что касается планов Уэйвелла, то 3 апреля Колвилл написал: «Премьер-министр очень обеспокоен». Беспокойство Черчилля было связано не только с продолжавшейся в Африке борьбой Уэйвелла с Роммелем, но и с тем, что британцы питались только слухами о развертывании британских сил в Греции. «Я должен информировать общественность, что мы отправили многочисленные силы в Грецию», – телеграфировал Черчилль Уэйвеллу. Американскую прессу обежал слух, объяснил он, но британская пресса до сих пор хранит молчание по просьбе министерства внутренних дел. Даже полковник Донован проболтался, похвалив Великобританию, отправившую войска из Египта в Грецию, за смелость. Британцам ничего не остается, как спрашивать: «Что за войска, откуда отправлены и куда?» Для Черчилля пришло время рассказать правду своим йоменам[829]829
  Йомены – в феодальной Англии свободные мелкие землевладельцы, которые самостоятельно занимались обработкой земли.


[Закрыть][830]830
  Colville, Fringes, 371; Cv/3, 448—49.


[Закрыть].

4 апреля Черчилль телеграфировал Уэйвеллу: «Неделю назад я предупредил страну, что не следует надеяться на продолжение непрерывных успехов и мужественно встречать невзгоды». Поэтому, добавил он, «будьте абсолютно уверены, что мы поддержим вас в несчастье даже сильнее, чем в счастье». Он был верен своему слову, взяв на себя риск по отправке конвоя (кодовое название черчиллевский «Тигр») из шести транспортов, перевозивших почти триста новых танков по Средиземному морю из Гибралтара в Александрию под прицелом орудий люфтваффе. Он назвал эти транспорты своими «тигрятами». Когда одно судно при подходе к Мальте подорвалось на мине и затонуло, «мой тигр сломал коготь», сказал Черчилль Колвиллу. Хотя он возлагал большие надежды на оставшихся «тигрят», им удалось добраться до Александрии только в начале мая, и они могли вступить в бой не раньше конца мая, поскольку не оборудованные специальными фильтрами танки не были приспособлены для действий в пустыне и часто выходили из строя из-за поломок двигателей. А до тех пор Уэйвеллу предстояло обходиться тем, что имел и чего было явно недостаточно[831]831
  Cv/3, 448—49; Colville, Fringes, 371.


[Закрыть].

Потеряв Дерну, Черчилль утвердился во мнении, что Тобрук, в 100 милях к востоку, является ключевой позицией. Из этого города британцы могут выйти, чтобы встретить авангард Роммеля, а затем, отступив, запереть слишком рассредоточенных немцев между эскарпом и морем. «Браво, Тобрук! – телеграфировал Черчилль Уэйвеллу. – Мы считаем жизненно важным, что Тобрук может рассматриваться как ворота для вылазок». План был хорош на бумаге. Стараясь подбодрить Уэйвелла, Черчилль сообщил ему, что «Тобрук – ваша лучшая база для наступательных операций… Все свидетельствует о том, что они [немцы] ужасно нуждаются во всем. Хорошо бы набраться мужества»[832]832
  WSC 3, 211.


[Закрыть].

Роммель, собираясь захватить Тобрук, когда будет время, проехал мимо города. К 10 апреля он проехал почти 300 миль по британской территории.

Десятью днями ранее, 31 марта, Черчилль сказал Колвиллу, что совершенно уверен в том, что Германия нападет на Югославию перед Грецией или перед Турцией. Он был только отчасти прав. 6 апреля Гитлер напал и на Югославию, и на Грецию[833]833
  Colville, Fringes, 369—70.


[Закрыть].

Белград первым подвергся ударам в качестве наказания за дерзость. Немецкие бомбардировщики, вылетавшие с румынских аэродромов, весь день курсировали в небе, не встречая сопротивления. Они появлялись в течение двух следующих дней, сотни бомбардировщиков, сбрасывавших тысячи тон бомб, достаточных, чтобы похоронить под обломками более 17 тысяч жителей города. Корреспондент Си-би-эс Сесил Браун сообщил с места событий: «За несколько часов разрушен целый квартал и тысячи погибших… беженцы, устремившиеся из Белграда, заполнили дороги». Испуганные животные сбежали из белградского зоопарка. Огромный медведь, не понимая, что творится, бросился, задыхаясь от дыма, на берег Дуная. Позже Черчилль, имея в виду Сталина, написал: «Медведь… был не единственным медведем, который не понимал, что происходит»[834]834
  Brown, Suez to Singapore, 4–5; WSC 3, 175.


[Закрыть].

Вермахт, пройдя походным маршем от венгерской границы до Белграда, потерял всего 150 человек убитыми, при неисчислимых тысячах убитых, раненых, пропавших без вести и взятых в плен югославах. Сибиэсовский Браун, которого немцы арестовали как шпиона, но вскоре выпустили, видел этих «молодых убийц, решивших истребить сербов». Нацисты пристреливали югославов, «как Вы никогда бы не стали пристреливать собаку, даже бешеную». Югославы не сдавались; они отправляли на фронт боеприпасы на телегах, запряженных волами, которые «двигались со скоростью 4 мили в час, в то время как 22-тонные нацистские танки неслись в бой на скорости 40 миль в час». Браун с ужасом наблюдал, как сербы совершают национальный акт «самоубийства, бросая вызов Гитлеру и Новому порядку». Это было не сражение, а резня[835]835
  Brown, Suez to Singapore, 4–6.


[Закрыть].

Как только немцы расправились с Югославией и вышли в долину Вардара, британские войска, Австралийско-новозеландский корпус и греческие войска на юге были обречены. Если бы немцы атаковали только из Болгарии, то греки и британцы, занимавшие выгодные позиции, были готовы дать отпор. Но поскольку немцы атаковали из Болгарии и Югославии, союзники оказались отрезаны друг от друга, запад от востока. В течение восемнадцати дней охваченные с флангов превосходящими силами противника – более чем четыре к одному – британцы вели ожесточенные арьергардные бои, пройдя почти 250 миль от Салоник до Олимпа, затем до Лариссы, Фермопил и от Фив до Афин. И все это время немецкая пехота, танки и самолеты наносили мощные удары по их флангам[836]836
  Keegan, Second World War, 157—59.


[Закрыть].

Арьергардные бои в Фермопилах, в которых в основном участвовали австралийцы и новозеландцы, были столь же героическим и бесполезным подвигом, как бой в Фермопилах в 480 году до н. э. царя Леонидаса и его трехсот спартанцев против десятитысячной армии персов. За прошедшие века рельеф местности изменился, не в пользу британских защитников. В древние времена проход между горами и морем был шириной всего около дюжины ярдов. С тех пор проход расширился более чем на милю. Немцы, как персы, подошли с севера. Британцы, австралийцы и новозеландцы, как спартанцы, заняли позиции в проходе и на склоне, который стал кроваво-красного цвета, когда на него упали первые лучи солнца. Немцы наступали; грохот танковых дивизий был слышен за несколько миль. Для того чтобы вести огонь, требовалось разместить орудия и пулеметы по всему склону над древним проходом. Солдаты австралийско-новозеландского корпуса так и сделали и, закрепившись на позициях, на какое-то время остановили немцев. Но британский левый фланг повис в воздухе. Уэйвелл спросил греков, не могли бы они прикрыть незащищенный фланг[837]837
  CAB 65/22.


[Закрыть].

Они не смогли. Настолько стремительным было немецкое наступление, что, пока Черчилль выговаривал Уэйвеллу, что не получает «известий о том, что происходит на нашем фронте в Греции», бой уже закончился. 20 апреля Черчилль в телеграмме Идену в Каир спросил, удастся ли удержать Фермопилы в течение трех недель, чтобы задержать немцев и дать «стабилизироваться положению в Ливии». Эта задержка, написал Черчилль, позволит прислать подкрепление в Грецию из Египта. Он попросил у Исмея карту фермопильской позиции[838]838
  Cv/3, 517—18.


[Закрыть].

Ему не стоило беспокоиться. Фермопилы пали, но не через три недели, а через три дня.

Георгий II, греческий король, предположил, что теперь «обязанность Уэйвелла срочно принять меры по эвакуации своей армии». Уэйвелл и Вильсон согласились с ним. 21 апреля с таким же предложением выступили Черчилль и военный кабинет. Командующим должно быть ясно, сказал Черчилль, что главное, эвакуировать солдат, «не экономя транспортные средства». Австралийские и новозеландские солдаты, объяснил Черчилль военному кабинету, «безупречно вели арьергардные бои против значительно превосходящих сил». Они «добавили еще одну славную страницу» в свою историю. Они, возможно, достойно вели арьергардные бои, но все оказалось напрасно. Спартанцы, по крайней мере, сдерживали персов достаточно долго, чтобы афинский флот устроил засаду у Саламина, где одержал победу над захватчиками, сбежавшими на родину. На этот раз сбежали защитники. Когда томми сели на корабли, греки осыпали их цветами, как тогда, когда они прибыли в Грецию. Затем корабли отправились в плавание, унося на борту побежденных воинов[839]839
  Cv/3, 521.


[Закрыть].

20 апреля Гитлер отпраздновал свой пятьдесят второй день рождения в специальном поезде Amerika, стоявшем на запасном пути у туннеля в Австрийских Альпах, чтобы исключить появление любого недружелюбного самолета. Но небо было чистым, и фюрер наслаждался великолепием весенних Альп, последней победой и похвалами, воздаваемыми толпой важных шишек из ОКВ, располагавшихся в своем поезде в другом конце туннеля. Гитлер повел себя удивительным образом, когда приказал, чтобы после капитуляции греческой армии – она должна это сделать, как и все его противники, – были освобождены все военнопленные. Так он отдавал дань наследникам традиций гоплитов, храбрым воинам, которые встретились в бою с современными тевтонцами, более храбрыми и более многочисленными. Гитлер не искал сражения. Он считал, что военные действия в Греции навязал ему бешеный пес Черчилль, у которого хватило безрассудства отправить свои скудные армии, чтобы помешать планам фюрера на Балканах[840]840
  David Irving Hitler’s War (New York, 1977), 1:246—47.


[Закрыть].

После отвода британских и греческих войск с левого фланга генерал Трасивулос Цакалотос, командующий греческой 1-й армией, понял безнадежность своего положения в западной части страны. Цакалотос во время переговоров с командующим дивизией СС на своем фронте, попросил, чтобы ему разрешили сдаться немцам, и только немцам; несмотря на то что Цакалотос понимал, что для него война закончена, он не собирался сдаваться итальянцам, считая, что они этого не заслуживают. Муссолини, видя, что его собираются лишить возможности принять участие в переговорах, отправил представителя в Берлин, и Гитлер в очередной раз удовлетворил просьбу своего неумелого союзника. В ожидании ответа фюрера дуче продолжал атаковать Цакалотоса, в результате чего потерял еще 6 тысяч человек, и это в то время как война в Греции (или, по крайней мере, ее немецко-греко-британская часть) закончилась несколько дней назад. В итоге дуче спрятался за немцев, а британцы сбежали на Крит, опять оставив свое имущество[841]841
  Keegan, Second World War, 157.


[Закрыть].

Греция капитулировала 27 апреля. Ночью флаг со свастикой развевался над Акрополем. Всего за три недели Гитлер разгромил югославов, греков и британские экспедиционные войска. Черчилль поделил и перераспределил ближневосточные ресурсы, прекрасно зная – он сам сказал об этом Гопкинсу в январе, – что Греция, скорее всего, потеряна. С тех пор историки язвительно критикуют его за безрассудную с военной точки зрения авантюру в Греции. Это не совсем так. На самом деле это было политическое решение, подкрепленное (в недостаточной степени) военными средствами. Великобритания выполняла обязательства по отношению к Греции, чего не сделала по отношению к Чехословакии. Поступая подобным образом, Черчилль демонстрировал свойственное ему стремление действовать «по справедливости» из лучших побуждений, но зачастую не в том месте и в самое неподходящее время. Он обладал живым умом, но иногда в его голове рождались невероятные фантазии под влиянием эмоций, выдаваемых за размышления. Греция была тем самым местом, где Черчилль должен был потерпеть трагическую неудачу[842]842
  Sherwood, Roosevelt and Hopkins, 239.


[Закрыть].

Роммель прогрохотал мимо Тобрука, и австралийцы затаились в нем, отрезанные от мира, словно это была единственная в мире крепость на острове, изолированность которой была неуместна. Таким образом, рухнул черчиллевский план использования Тобрука в качестве «ворот для вылазок». В Тобруке солдаты двух австралийских дивизий, 9-й и 7-й, осажденные, но время от времени получавшие помощь с моря, выглядывали из окопов, из которых они всего тремя месяцами ранее выгнали итальянцев. И там – вместе с индийцами, поляками и британцами, всего более 22 тысяч человек – находились в осаде более восьми месяцев. Лорд Гав-Гав назвал их «тобрукскими крысами». Город окружали траншеи, заграждения из колючей проволоки и минные поля. Как в Первую мировую войну, любой, кто показывался днем, едва ли доживал до вечера. В Канберре начали всплывать воспоминания о Галлиполи. Австралия отправила на Ближний Восток три лучшие дивизии, и теперь их собирались принести в жертву черчиллевской стратегии войны в пустыне. В февральской речи Черчилль сказал «о любви к нам, которая исходит из доминионов». Если учесть, что их лучшие войска скрывались в пустыне, а на горизонте возникла угроза со стороны японцев, то нельзя винить австралийцев в том, что они исчерпали любовь к королю, империи и Черчиллю. Австралия хотела вернуть домой своих солдат[843]843
  Collier, War in the Desert, 67–68.


[Закрыть].

В конце апреля из пустыни пришла одна хорошая новость. Роммель, похоже, наконец забрался слишком далеко. Оказавшись почти на 300 миль восточнее Бенгази, Роммель со своими итальянскими помощниками, как и предсказывал Черчилль, слишком оторвался от своих баз снабжения. Роммелю нужен был Тобрук, чтобы пополнить запасы и продолжить движение в направлении египетской границы. У него едва ли оставались какие-то запасы, кроме воли и решимости. А Уэйвелл утратил и волю и решимость; он устал, и Черчилль знал это. Силы Уэйвелла – особенно его танки – были в худшем состоянии, чем у Роммеля. Отправив армию в Грецию, британцы фактически усилили Роммеля и поплатились за это. Черчилль пошел на риск в Греции и Северной Африке не только из-за обещаний, данных Греции, и из-за того, что Александрия, Каир и Суэц были конечными целями Роммеля, но и потому, что весь мир с пристальным вниманием следил за военной доблестью британцев. Черчилль имел в виду американское общественное мнение, когда сказал Идену, что война в пустыне должна продолжаться хотя бы ради того, чтобы разрушить представление, «что мы не можем столкнуться с немцами и одного их вида достаточно, чтобы отбросить нас на много миль». На самом деле их появления было достаточно, чтобы заставить британцев отступить на много сотен миль. Битва за Киренаику закончилась, еще раз. И Греция была потеряна[844]844
  ChP 69/2; Cv/3, 445.


[Закрыть].

На той неделе в Америке Чарльз Линдберг, выступая в Сент-Луисе, Нью-Йорке и Чикаго, говорил, что американское оружие убивает ни в чем не повинных европейцев, что никакое оружие не поможет Англии сравняться с Германией, что британцы потеряли не только Грецию, но и право рассчитывать на справедливость и престиж и проиграли войну[845]845
  Berg Lindbergh, 418—19.


[Закрыть].

В конце апреля Стаффорд Криппс наконец передал черчиллевское предупреждение о движении немецких войск советскому министру иностранных дел Молотову, который, в свою очередь, передал его Сталину. Ответ Сталина был таким же, как ответ на попытки Черчилля установить дружеские отношения, предпринятые в прошлом году: он не ответил. Черчилль обозлился, больше на Криппса, чем на Сталина. Тем не менее он оставил Криппса послом, поскольку в «годы пустынного одиночества» Криппс поддержал Черчилля в отношении угрозы со стороны Гитлера и необходимости перевооружения.

К концу апреля Гитлер сокрушил Югославию и Грецию, и перед ним открылась дорога на восток к Уралу через бескрайние пшеничные поля, зеленеющие под кобальтовым небом. Завоевание Балкан привело к переносу срока начала операции «Барбаросса» с середины мая на середину июня; оправданная задержка, по мнению фюрера, поскольку вызывающее поведение югославов не могло остаться безнаказанным. Для реализации наказания потребовалось определенное время, но Гитлер считал, что у него есть время, необходимое для нанесения удара по России. Однако, пишет Уильям Ширер, решение фюрера «выместить свою злобу на маленьком балканском государстве, осмелившемся выказать непослушание, явилось, вероятно, самым роковым решением в карьере Гитлера». А все потому, что, если бы Гитлер не справился с русскими до конца октября, на поле битвы появлялся самый страшный союзник России: зима[846]846
  Shirer, Rise and Fall, 824.


[Закрыть].

Но Гитлер принял решение не в вакууме; на него повлиял организованный британцами переворот в Белграде и сосредоточение британских войск в Греции. Стоит отметить, что благодаря Королевскому флоту Великобритания смогла доставить армии в Грецию. Морская держава доставила солдат по Средиземному морю и забрала их оттуда. Когда годом ранее Черчилль заявил, что Королевский флот не может выиграть войну, но может проиграть ее, он имел в виду роль военно-морского флота в уничтожении подводных лодок. Для Черчилля Греция была сокрушительным поражением, но Королевский флот продемонстрировал важную роль морской державы, доставив тысячи солдат на побережья, дружественные и недружественные. Если Черчилль смог доставить армию в Грецию, то смог бы в один прекрасный день доставить более многочисленную армию во Францию, Италию или Французскую Северную Африку.

Но в конце апреля 1941 года набег в Грецию явился единственным наиболее катастрофическим решением за его карьеру, даже более катастрофическим, чем решение о проведении Дарданелльской операции в 1915 году. Его балканская стратегия завершилась бегством. Британцам не понадобилось столько судов, чтобы убраться из Греции, сколько потребовалось, чтобы доставить в Грецию свои войска. Джамбо Вильсон вернулся в Египет; новозеландская дивизия под командованием сэра Бернарда Фрейберга была переброшена на Крит. В период с 24 по 30 апреля с побережья было вывезено более 40 тысяч британцев, новозеландцев и австралийцев; в ходе эвакуации было потоплено несколько плавучих госпиталей. «Штуки» потопили транспортное судно Slamat. Оставшихся в живых семьсот человек подобрали два эсминца, которые, в свою очередь, были атакованы немецкими пикирующими бомбардировщиками; погибли практически все. Среди эвакуируемых были палестинские евреи, югославы, греки и киприоты. Флот адмирала Каннингема, лишившийся более двух дюжин судов, был плохо готов к тому, чтобы защищать следующую цель Гитлера, Крит. Греция присоединилась к Норвегии и Дюнкерку в списке бесславных британских эвакуаций, фактически самых бесславных на сегодняшний день, поскольку если с французского и норвежского побережья эвакуировали 90 процентов людей, то почти 30 процентов остались в Греции, убитыми или взятыми в плен[847]847
  Basil Collier, The Second World War: A Military History from Munich to Hiroshima (New York, 1967), 186—87.


[Закрыть].