Текст книги "Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965"

Гибралтар был последней точкой опоры Британии на континенте. Тобрук находился в осаде. Понятно, что следующей целью Гитлера был Крит. Правительство Виши не могло помешать прохождению немецких войск через Францию в Испанию, если это требовал Берлин. Оно не могло ничего сделать, если Берлин настаивал на переброске войск в Сирию перед наступлением в Ирак, где авангард немецких летчиков и войска готовились совместно с иракским премьер-министром захватить нефтяные месторождения Мосула. Франклин Рузвельт, как обычно, не реагировал на просьбы Черчилля относительно более агрессивной роли Соединенных Штатов. Май начался с обычного вопроса: «Где и когда Гитлер или один из его приспешников нанесет следующий удар?»[873]873
  Panter-Downes, War Notes, 123, 138; Hansard 5/29/41 Oral answers (Cv/3, 735).


[Закрыть]

Ответ был дан на восходе 1 мая. Иракцы нанесли удар накануне вечером. Алек Кадоган коротко написал в дневнике: «Грязные иракцы нанесли нам удар в Хаббании. Нам разрешено бомбить». Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел, в чьи функции входила формулировка юридических деталей и нюансов ведения войны, столкнулся при входе в парламент с Черчиллем. «Итак, сегодня вечером вы заполучили еще одну войну», – буркнул Черчилль, прежде чем исчезнуть в коридоре. Но Ирак имел второстепенное значение. Иракцев возглавлял Рашид Али аль-Гайлани, который после организации переворота в марте назначил себя премьер-министром и отправил в изгнание пробританского регента. Теперь Рашид, в нарушение долгосрочного договора 1930 года, который предоставлял Великобритании право беспрепятственного прохода по территории Ирака и позволял иметь авиабазы в Хаббании, нанес удар, и его войска окружили британские авиабазы. Иракский порт Басра был дверью в Персию. Из Басры в Великобританию поступала нефть. Черчилль не мог позволить Ираку вести себя столь дерзко, и не только из опасения потерять нефтяные месторождения Мосула, но и потому, что сам, будучи министром по делам колоний, двадцать лет назад, воскресным утром в Каире принимал участие в создании Ирака. Он с нежностью вспоминал этот день, проведенный в компании Т.Э. Лоуренса и принцев Хашимитского королевства, когда принял решение править новорожденными государствами, Трансиорданией и Ираком[874]874
  Dilks, Diaries, 375.


[Закрыть].

Однако, чтобы избавить Ирак от Рашида и немецкой угрозы, ему требовалось еще больше ослабить ближневосточные силы Уэйвелла. Уэйвелл, справедливо опасаясь дальнейшего сокращения своих войск, предложил договориться с Рашидом, надеясь, что удастся решить вопрос мирным путем. Черчилль и военный кабинет не приняли во внимание мнение генерала. Битва началась с нанесения ударов Королевскими ВВС с осажденной базы Хаббания, затем перекинулась в Фаллуджу, к западу от Багдада. Далее 10-я индийская дивизия начала наступление из Фаллуджи на Багдад, обратив в бегство Рашида. Командовал 10-й дивизией генерал-майор Уильям Билли Слим, о котором Черчилль как-то в шутку сказал: «Не могу поверить, что от человека с такой фамилией может быть много пользы». Слим был не просто полезен; он умел перебрасывать войска быстро и на большие расстояния – талант, который пригодится ему, когда он будет срочно направлен в Бирму. Берлин направил группу офицеров для оказания помощи Рашиду. Иракские пулеметчики, не разобравшись, расстреляли самолет немецкого командующего при подлете к Багдадскому аэропорту. Несколько немецких эскадрилий, которые Гитлер направил в Ирак, вернулись домой, чтобы больше не возвращаться. Британцам потребовался всего один месяц, чтобы вернуть Багдад, и еще три дня, чтобы сформировать новое иракское правительство[875]875
  WSC 3, 254, 255, 265; John Keegan, ed., Churchill’s Generals (New York, 1991).


[Закрыть].

В своих воспоминаниях Черчилль коротко остановился на Иракской кампании, назвав ее «быстрым и полным успехом». Однако он отметил, что Гитлер упустил огромную возможность. «В распоряжении немцев были воздушно-десантные силы, которые бы обеспечили им… Сирию, Ирак и Персию с их нефтяными месторождениями». Из Персии, а персидский шах был высокого мнения о фюрере, Гитлер мог направиться в Индию. Но его взгляд был прикован к России. Даже перспектива получения иракской и персидской нефти, даже перспектива поднять флаг со свастикой над Суэцким каналом не могли заставить его принять другое решение[876]876
  Time, 6/2/41, 24; WSC 3, 264—66.


[Закрыть].

И хотя его взгляд был устремлен на восток, Гитлер собирался закрепить свои успехи в Греции и Северной Африке. Вот почему на Крите Черчилля ждало еще одно средиземноморское сражение. Учитывая плачевное состояние сил Фрейберга, трудно было рассчитывать на успешную оборону Крита. Но если логика была против него, Черчилль шел вразрез с логикой. Когда в конце апреля расшифровки «Ультра» показали, что немцы планируют атаковать Крит, Черчилль телеграфировал Уэйвеллу: «Из нашей информации совершенно ясно, что скоро ожидается нападение на Крит… Это прекрасная возможность уничтожить немецкие парашютные войска». Остров, подчеркнул Черчилль Уэйвеллу, надо оборонять во что бы то ни стало. Но скоро Черчилль отказался от фантазии относительно уничтожения парашютистов и взглянул в лицо фактам. Он сообщил военному кабинету – но ничего не сказал Фрейбергу, – что, по его мнению, оборона Крита в конечном счете безнадежное дело. Потеря Крита приведет к установлению немецкого контроля в небе над восточной частью Средиземноморья, а это «самая большая угроза, с которой мы столкнемся»[877]877
  Cv/3, 560.


[Закрыть].

Глядя на карту Восточного Средиземноморья, становится понятно, почему Гитлер собрался на Крит. Этот самый большой и самый южный из греческих островов расположен в центре Восточного Средиземноморья, и в пределах досягаемости находились Тобрук, Александрия, Афины и Румыния. Британские бомбардировщики могли долететь с Крита до румынских нефтяных месторождений в Плоешти; немецкие бомбардировщики могли совершать с Крита налеты на Александрию. В случае потери Крита возникала смертельная угроза британским морским путям в Александрию. Тобрук, уже осажденный Роммелем, становился уязвимым для массированных немецких воздушных налетов. Потеря морской базы в бухте Суда вынуждала корабли Королевского флота пересекать восточную часть Средиземного моря под прицелом люфтваффе. Но, глядя на карту, можно понять, что Крит представлял наибольшую трудность для организации нападения. Этот длинный узкий остров протянулся на 200 миль с запада на восток и в самом широком месте достигает 35 миль. Большую часть острова занимают три горных хребта высотой от 5 до 8 тысяч футов, отделяя южное побережье от северного побережья. Едва ли следовало ждать вторжения с моря, поскольку большую часть изрезанной береговой линии занимали не песчаные пляжи, а скалистые утесы. К тому же у немцев не было соответствующих десантных средств для быстрой высадки армий на мелководье. Оставался воздушный вариант нападения, и в этот короткий промежуток войны немцы предприняли воздушно-десантную операцию.

План операции предложил генерал Курт Штудент, командующий элитным 11-м воздушно-десантным корпусом. В 1940 году во время вторжения в Нидерланды 7-я воздушная дивизия Штудента, 7. FliegerDivision, доказала полезность парашютистов, сбрасываемых в тыл противника, для организации диверсий и преследования противника. На Крите Штудент предложил отвести парашютистам ведущую роль. Целью Штудента, согласно «Ультра», были три аэродрома британских ВВС, являвшиеся ключами к Криту. Геринг, опозорившийся в небе над Англией, ухватился за план Штудента, надеясь с его помощью восстановить свой престиж и захватить новую территорию для Гитлера[878]878
  Keegan, Second World War, 161.


[Закрыть].

На протяжении всей зимы Черчилль считал, что Крит можно успешно защищать в случае нападения, но до получения расшифровок «Ультра» он ничего не знал о смелом плане Штудента. Но он точно знал, что потеря Крита приведет к изоляции Суэцкого канала и Уэйвелла, перспектива столь угрожающая, что он телеграфировал Рузвельту: «Я чувствую, что Гитлер может довольно легко получить огромное преимущество, а мы так заняты, что едва ли можем что-то сделать, чтобы остановить его наступление»[879]879
  C&R-TCC, 1:176.


[Закрыть].

Он впал бы в еще большее уныние, если бы Гитлер выбрал более значимую цель. Если цель Гитлера состояла в том, чтобы укрепить свои позиции в Северной Африке, отрезать британцев в Восточном Средиземноморье и затем разгромить их на Крите, в Сирии и Западной пустыне, то первый удар следовало наносить по Мальте, а не по Криту. Черчилль и Муссолини давно поняли, что тот, кто сохраняет контроль над Мальтой, тот получает контроль над восточно-западными морскими путями поставок в Каир для британских армий и путями поставок оси в Северную Африку. Гитлер тоже это понимал. Когда Муссолини вторгся в Албанию, Гитлер заявил, что если дуче намерен захватить Средиземноморье, то для этого самой подходящей целью являются Мальта и Крит. Ближайшие военные советники уговаривали Гитлера отправить воздушные силы Штудента на Мальту. Когда Кейтель и Йодль показали Штуденту план, он отказался на том основании, что Мальта лучше укреплена, чем Крит. Это было не так, но Гитлер и Штудент не имели точной информации, которая, возможно, заставила бы их изменить свое мнение[880]880
  Keegan, Second World War, 161.


[Закрыть].

В мае 1941 года Мальта была не менее важна для британцев. За год воздушный флот на острове – несколько эскадрилий «Харрикейнов» – почти не увеличился. Итальянский флот понес тяжелые потери в Таранто и у мыса Матапан, но все равно был больше, чем британский флот в Гибралтаре и Александрии. У Муссолини было больше подводных лодок, чем у британцев кораблей всех типов. Но итальянские адмиралы, действовавшие фактически независимо от дуче, не хотели, чтобы их корабли принимали участие в решающем сражении за Средиземноморье. По сути дела, они не хотели терять корабли, даже если бы это помогло выиграть войну. В результате фюрер принял решение позволить люфтваффе подвергнуть усиленному обстрелу Мальту. В период с января 1941 по июль 1942 года люфтваффе и итальянские военно-воздушные силы сбросили на остров с населением 270 тысяч человек огромное количество бомб. Мальта пострадала от бомбежек больше, чем любое другое место в Европе. Мальтийцы научились жить в пещерах, выдолбленных в известняке. Черчилль убедил членов палаты общин принять план по оказанию помощи Мальте, подобный предложенной им схеме компенсации британцам, чьи дома были разрушены в результате бомбардировок. Палата общин даже не сочла нужным отреагировать на это предложение. Если бы во время блица жертвы среди гражданского населения были пропорциональны жертвам на Мальте, то погибло бы 800 тысяч британцев. Но мальтийцы не сдавались[881]881
  Keegan, Second World War, 161.


[Закрыть].

В далеком Западном Средиземноморье дела обстояли не лучше. 24 апреля Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Испания и Португалия могут в любой момент лишиться способности противостоять растущему немецкому давлению, и мы лишимся якорной стоянки в Гибралтаре. Для этого немцам не придется перебрасывать многочисленную армию через Испанию, а достаточно завладеть батареями, для обслуживания которых хватит нескольких тысяч артиллеристов и технического персонала». Потеря Гибралтара незамедлительно скажется как на операциях Королевского флота в Средиземноморье, так и в Восточной Атлантике и будет иметь катастрофические последствия. Азорские острова, в 950 милях от Португалии, и острова Зеленого Мыса, в 350 милях от западного побережья Африки, были прекрасными районами сосредоточения подводных лодок. Острова имели такое же стратегическое значение в Атлантике, как Мальта в Средиземноморье. Если бы Германия получила контроль над островами Атлантического океана, то ее подводные лодки могли патрулировать в южной части Атлантического океана и, что вызывало наибольшую тревогу Черчилля, разместиться на маршруте конвоев у мыса Доброй Надежды. На протяжении многих месяцев немецкие подводные лодки тайно заходили в бухты островов для незначительного ремонта. Черчилль просил Рузвельта проводить разведывательные полеты палубной авиации для защиты британских конвоев в районе Азорских островов и островов Зеленого Мыса[882]882
  C&R-TCC, 1:172—74.


[Закрыть].

Время, как всегда, было не на стороне Черчилля. Он сказал Рузвельту, что британцы готовы захватить острова в Атлантическом океане, если Гитлер захватит Испанию или Португалию, но, чтобы развернуть войска, потребуется больше недели. Он попросил президента «направить в эти районы американскую эскадру с дружеским визитом». Гарриман, полностью согласный с Черчиллем в оценке нависшей угрозы, несколькими днями ранее отправил телеграмму Рузвельту: «Английские войска обессилены. Я полагаю, что в наших собственных интересах задействовать ваш военно-морской флот, пока не стало слишком поздно»[883]883
  C&R-TCC, 1:172—74; Harriman and Abel, Special Envoy, 31.


[Закрыть].

Рузвельт отклонил просьбу о демонстрации военно-морской силы вблизи Азорских островов, отклонил просьбу о разведывательных полетах, отклонил все просьбы и предложения Черчилля. Отказ президента, отметил Колвилл, угнетающе подействовал на Черчилля. 3 мая Черчилль – «Я еще никогда не видел его таким мрачным» – продиктовал Колвиллу телеграмму, адресованную президенту, «обрисовав в мрачных красках, к чему приведет крах на Ближнем Востоке». Ирак падет, Турция и восточный египетский фланг – Палестина – окажутся в угрожающем положении. Ближневосточное командование потерпит неудачу. В этой телеграмме в свойственной ему манере он предсказывал будущее, и оно было мрачным. Черчилль коротко обрисовал Колвиллу, Исмею и Гарриману – как сделал это в телеграмме Рузвельту – картину мира, которым правит Гитлер, а Соединенные Штаты и Великобритания вынуждены согласиться на ужасный, фатальный мир[884]884
  Colville, Fringes, 381—82.


[Закрыть].

Черчилль должен был испытывать сильное отчаяние, если, информируя президента о ситуации, добавил следующее: «Таким образом, если вы не можете занять более передовые позиции [в Атлантике] сейчас или в ближайшее время, огромная вероятность того, что чаша весов может склониться не в нашу пользу. Господин президент, я вижу единственную возможность справиться с растущим пессимизмом… если Соединенные Штаты немедленно присоединятся к нам как воюющая держава». Вот до чего дошло дело: британский премьер-министр просил Америку объявить войну[885]885
  C&R-TCC, 1:181—82.


[Закрыть].

Он сказал почти те же слова Рузвельту в прошлом году, когда силы Франции были на исходе: «Декларация, в которой было бы сказано, что Соединенные Штаты в случае необходимости вступят в войну, могла бы спасти Францию». Его новая просьба была связана с более серьезной проблемой, проблемой выживания. Рузвельт опять отказал. Он нуждался в поддержке, чтобы дать Черчиллю то, в чем нуждался британский премьер-министр, и в итоге Черчилль, как обычно, обнаружил, что отчаянно нуждается во времени и материальных ресурсах.

Лунной ночью 10 мая люфтваффе начали бомбежку Лондона и продолжали сбрасывать на него фугасные и зажигательные бомбы до рассвета 11 мая[886]886
  550 бомбардировщиков сбросили на Лондон 708 тонн фугасных и 86 700 зажигательных бомб.


[Закрыть].

Англо-ирландский поэт Луис Макнис договорился, что проведет ночь в куполе собора Святого Павла. Он написал, что вскоре после появления налетчиков «большие желтовато-коричневые облака дыма окружили собор, полностью скрыли реку, и мы в куполе, «Классический остров» в более чем романтичном аду. Это, бесспорно, было самое удивительное зрелище, какое я когда-либо видел».

В ту ночь Черчилль был в Дитчли. Он смотрел фильм Marx Brothers («Братья Маркс») и наводил справки о повреждениях, причиненных Лондону, когда ему доложили, что звонит герцог Гамильтон, его давний друг, и хочет срочно поговорить с ним. Черчилль попросил Брэндена Брекена принять сообщение от герцога. Через несколько минут Брекен вернулся и сообщил премьер-министру: «Гесс прибыл в Шотландию». Черчилль решил, что это шутка. Но хлынувший вскоре поток сообщений подтвердил слова Гамильтона. Рудольф Гесс, заместитель фюрера, третий человек в Третьем рейхе, член гитлеровского тайного совета и кабинета министров, заместитель Гитлера по партии, друг Гитлера – возможно, его единственный настоящий друг на протяжении более двенадцати лет – спустился на парашюте в Шотландию. Благодаря везению или умению Гесс приземлился буквально рядом с поместьем герцога. Так началась эта невероятная история[887]887
  WSC 3, 53–55; Sherwood, Roosevelt and Hopkins, 293—94; Time, 12/27/43, 73; Time, 12/27/43, 73 (MacNeice).


[Закрыть].

Никто не знал, что делать с этим известием. Памела Черчилль, которая была в те выходные в Дитчли, вспоминала, что секретари, которые были необходимы для связи Черчилля, «что бы там ни происходило», с внешним миром, не могли собрать никакой информации о приключении Гесса. Все, кто был в Дитчли, – Памела, секретари, Черчилль – «понятия не имели, что происходит» и могли только удивляться и строить предположения, уж «не самое ли это важное событие за всю войну», а может, «Германия разваливается». Этот эпизод с Гессом не оказал никакого влияния на ход истории, но момент, когда они впервые услышали о его появлении, «был очень волнующим»[888]888
  WM/Pamela Harriman, 8/22/80.


[Закрыть].

Непосредственная задача Гесса состояла в том, чтобы встретиться с герцогом Гамильтоном, с которым он познакомился в 1936 году на Олимпийских играх; Гесс предполагал, что Гамильтон является поклонником Гитлера. Бредовая миссия, предпринятая исключительно по собственной инициативе, состояла в том, чтобы привести войну к мирному завершению. Зная о том, какую ненависть Гитлер испытывает к русским (но не посвященный в планы вторжения), Гесс полагал (отчасти потому, что так сказал его астролог), что они с Гамильтоном могут установить мир с помощью многочисленной антивоенной фракции, которая, считал Гесс, существовала в Великобритании. В разговорах с врачами и членами кабинета Гесс подчеркивал, что Гитлер глубоко переживает, что приходится топить британские корабли и бомбить британские города. Фюрер, уверял Гесс, считает самым трудным отдавать приказы, необходимые для ведения этой безжалостной войны с Великобританией. «Я решил, – сказал Гесс, – Черчилль назвал это «лейтмотивом», – что если Англия узнает об этом, то, возможно, она будет готова прийти к соглашению». Другими словами, как только Англия поймет, каким на самом деле добрым и внимательным человеком является Гитлер, она пойдет навстречу его пожеланиям[889]889
  WSC 3, 53–55.


[Закрыть].

В своих воспоминаниях Черчилль пишет, что не придал особого значения появлению Гесса, хотя был взволнован, как и все, когда пришли первые сообщения о прибытии Гесса. Очень скоро стало понятно, что Гесс – сумасшедший. То, что это психически больной человек, было настолько очевидно, что Черчилль считал несправедливым, что оставшуюся часть жизни он проведет в тюрьме. Гесс, который когда-то был близок к Гитлеру, написал Черчилль, «по-моему, искупил вину своим исключительно самоотверженным и отчаянным поступком, вдохновленным бредовыми благими побуждениями. Он явился к нам по доброй воле и, хотя его никто на это не уполномочивал, представлял собой нечто вроде посла. Это был психопатологический, а не уголовный случай, и именно так его и следует рассматривать»[890]890
  WSC 3, 53–55.


[Закрыть].

Необычность этого случая захватила воображение всего мира, как захватила Черчилля. Спустя несколько дней после появления Гесса в Шотландии Рузвельт, обедая с Самнером Велсом, Гарри Гопкинсом и Робертом Шервудом, спросил Велса, встречался ли он когда-нибудь с Гессом. Встречался, ответил Велс, и описал Гесса как человека фанатично преданного Гитлеру и несколько глуповатого. Они обсудили полет Гесса. Рузвельт немного помолчал, а затем задал вопрос, которым задавались все: «Интересно, что стоит за этой историей?» Несколько месяцев спустя этот же вопрос Бивербруку и Черчиллю задал Сталин (который не доверял британцам). Все это было так странно, и объяснение, что Гесс сумасшедший, казалось слишком надуманным. Черчилль, или Гитлер, или оба, должно быть, замышляли что-то недоброе[891]891
  Sherwood, Roosevelt and Hopkins, 294.


[Закрыть].

Несчастный случай с Гессом предоставил Черчиллю возможность причинить вред за счет Гитлера. Гесс был заключен в лондонский Тауэр, Гитлер точно не знал, что говорил его протеже британцам, и Черчилль сказал Рузвельту: «Мы думаем, лучше всего дать прессе возможность высказаться и пусть немцы теряются в догадках». Гитлер не только терялся в догадках, но пребывал в невероятном волнении с того момента, когда к нему по поручению Гесса прибыли два его адъютанта, которые передали письмо с объяснением Гесса и сообщили, что Гесс уже отбыл. Адъютантов немедленно арестовали. Гитлер сказал своему архитектору, Альберту Шпееру, что боится, как бы Черчилль не использовал этот случай для того, чтобы убедить союзников Германии, что рейх проводит дипломатическое зондирование намерений Великобритании в отношении мирных переговоров. «Кто мне поверит, – сказал он Шпееру, – что Гесс полетел туда по собственной инициативе, что это не какие-то козни за спинами моих союзников?» Япония может изменить политический курс. Люди будут смеяться. Он несколько оживился, когда подумал, что Гесс мог упасть в Северное море и утонуть. После известия об успешном приземлении Гесса Гитлер придумал объяснение: он объявил, что его старый друг сошел с ума. Кроме того, он проконсультировался со своим астрологом, который прославился предсказаниями счастливых знамений, гадая на чайной заварке[892]892
  Albert Speer, Inside the Third Reich: Memoirs by Albert Speer (Macmillan, 1970), 174—75.


[Закрыть].

Черчилль знал, что Гитлер пользуется услугами астрологов, и однажды сам обратился к предсказателю. В какой-то момент он попросил удивленного предсказателя рассказать ему, что говорит Гитлеру его предсказатель. Спустя много лет он рассказал об этом своему другу, предупредив, что «это только между нами»[893]893
  WM/Kay Halle, 8/6/80.


[Закрыть].

Гесс, к несчастью, учитывая его судьбу, обладавший хорошим здоровьем, прожил еще сорок шесть лет, проведя все эти годы в тюрьме. В 1944 году его жена подала на развод, указав причину: «дезертирство и безумие»[894]894
  Time, 6/12/44.


[Закрыть].

В тот год полет Гесса был одной из двух заокеанских историй – до 7 декабря, – которые произвели огромное впечатление на молодых американских парней. Второй была история об охоте на немецкий линкор «Бисмарк». Американский очеркист и спортивный журналист Роберт В. Кример истратил почти столько же чернил на описание этих историй, сколько на описание базовых ударов Джо Ди Маджо в своих воспоминаниях Baseball and Other Matters in 1941 о том незабываемом бейсбольном сезоне. «Гесс и «Бисмарк» в моем незрелом уме, и в умах других, не особо обременяющих себя мыслями американцев, – написал Кример, – уравновесили нацистские победы на Балканах и в Северной Африке».

11 мая было прекрасное воскресное утро – яркое солнце, безоблачное небо, а в Лондоне еще догорали пожары после ночного налета немецкой авиации. Почти три тысячи мертвых лондонцев лежали под завалами; это был самый сильный налет с начала блица. В Вестминстерском аббатстве отменили службы. Церковь Сент-Мэри-ле-Боу была разрушена, колокола разбились о землю. Сильно пострадал Вестминстерский зал Уильяма Руфуса. Коллвилл смотрел с Вестминстерского моста, как вдоль набережной пылают пожары. Биг-Бен принял удар, но часы продолжали идти и звенеть. Комната для дебатов в палате общин, в северной части Вестминстерского дворца, к глубокому огорчению Черчилля, в результате прямого попадания была полностью разрушена.

В письме Рэндольфу Черчилль оплакивал потерю палаты, где он работал на протяжении почти сорока лет. С сентября члены парламента бродили по темным залам, освещаемым фонарями-молниями; стекла в окнах, выходивших на Темзу, были давно выбиты, и оконные проемы забили досками; гобелены сняли. Даже курительная комната закрывалась раньше, чтобы дежурные успевали вернуться домой до начала бомбардировки. Палата разрушена, сообщил Черчилль сыну, но парламент продолжает работать, «не утратив в шторм присутствия духа». Несколько дней назад он закончил выступление в старой палате словами: «Я испытываю уверенность, что нам не следует бояться бури. Пусть ревет и бушует. Мы справимся». Это были последние слова, которые он там произнес. Спустя десятилетие палата общин была восстановлена[895]895
  Colville, Fringes, 385—86; Cv/3, 767; WSCHCS, 6399.


[Закрыть].

В тот воскресный вечер, записал Колвилл, на Флит-стрит пожелтевшие, тлеющие листы бумаги падали на землю, словно листья в ветреный осенний день. В это время Гесс был на пути в Тауэр. Лондонцы сидели в таких же темных, как тюремная камера Гесса, домах в ожидании ночного налета. Не вызывало сомнений, что Гитлер готовит Великобританию к финальной атаке. Лондонцы полагали, что худшее впереди[896]896
  Colville, Fringes, 385—86.


[Закрыть].

Через несколько дней после появления Гесса Черчилля настигли более важные события. Он был отчасти прав, когда сказал Уэйвеллу, что, по его мнению, вторжение на Крит предоставит хорошую возможность уничтожить парашютистов. Сброшенные в тыл или прямо на позиции британцев, немецкие десантники поняли, что оказались в меньшинстве и отрезаны от поддержки. Если бы Королевский флот – под прикрытием нескольких самолетов маршала авиации Лонгмора – смог не подпускать к побережью немецкое подкрепление, парашютисты были бы обречены.

Мертворожденная надежда. Британцы оставили столько солдат и боевой техники в Греции, что на Крите обнаружилось, что не хватает солдат, зенитных орудий и необходимой радиосвязи между подразделениями. 30-тысячная союзная армия и 10-тысячная греческая армия, хотя и превосходили в численном отношении предполагаемую немецкую армию, находились в невыгодном положении, поскольку были вынуждены защищать все аэродромы и порты вдоль северного побережья, в то время как немцы могли сконцентрировать силы по своему усмотрению и использовать эффект внезапности. Кроме того, их положение усугубляли такие факторы, как сложный рельеф местности, большие расстояния и единственная дорога вдоль побережья. Одним словом, союзные войска, как обычно, оказались в проигрышном положении. В воздухе положение было еще хуже. Военно-воздушные силы Лонгмора на Крите состояли из десятка «Харрикейнов» и пары десятков устаревших самолетов. Командующий авиацией не осознал необходимость объединения авиационной поддержки с наземными операциями, то, что уже в течение двух лет блестяще осуществляли немцы. Поэтому несколько самолетов Лонгмора не согласовывали свои действия с пехотой Фрейберга, а Королевский флот не имел прикрытия с воздуха. Черчилль посоветовал перебросить десяток «Харрикейнов» с Мальты. Но это бы ничего не изменило. Немецкий воздушный флот на юге Греции, менее чем в 150 милях от Крита, включал 280 бомбардировщиков, 150 пикирующих бомбардировщиков, 180 истребителей, 500 транспортных самолетов и 80 планеров, которые доставляли 750 парашютистов[897]897
  Boatner, Biographical Dictionary, 596.


[Закрыть].

Сражение началось 19 мая, когда пикирующие бомбардировщики подвергли тяжелейшей бомбардировке британские суда в бухте Суда; затем немецкие истребители уничтожили большую часть жалкого британского воздушного флота. Рано утром 20 мая немецкие парашютисты – почти 4 тысячи человек – приземлились на аэродроме Малеме и в районе бухты Суда. Сэр Джон Киган назвал это «первой большой парашютной операцией в истории». Аэродром Малеме обороняли три батальона новозеландцев, ветеранов кампаний в пустыне и в Греции. Новозеландский лейтенант записал, что почувствовал, когда увидел спускавшихся с неба парашютистов: «На фоне голубого утреннего критского неба, сквозь серо-зеленые оливковые ветви, они казались маленькими куклами, которых дергают за веревочки», и «эти красивые куклы означали повторение всего того ужаса, который мы недавно испытали в Греции». Австралийская бригада обороняла аэродром Ретимнон, в 70 милях к востоку, и всего несколько британских батальонов готовились оборонять аэродром в Гераклионе[898]898
  Keegan, Second World War, 166—69.


[Закрыть].

К концу дня 20 мая вторая волна, почти 4 тысячи парашютистов, приземлилась в районе Ретимнона и Гераклиона. Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Сражение за Крит началось хорошо». Началось хорошо, но так продолжалось всего несколько часов. За ночь немцы, рассеянные по острову, сосредоточили силы. Новозеландский батальон по непонятным причинам отступил с ключевой позиции – холма рядом с аэродромом Малеме. 21 мая немцы захватили аэродром Малеме. Начиная с полудня на аэродром стали непрерывно прибывать транспортные самолеты «Юнкерсы» Ju-52, доставлявшие 5-ю горнострелковую дивизию – 5 тысяч человек; больше половины «Юнкерсов» Ju-52, отправленных на Крит, не вернулись домой. Британские зенитные орудия сбили всего несколько самолетов; остальные разбились при посадке на побережье, разрушенные аэродромы и вспаханные поля. К вечеру 21 мая на Крите не осталось британских самолетов. Пехота Фрейберга была рассеяна и не могла координировать действия. Ночью 21 мая Королевский флот отогнал немецкие транспортные средства – в основном это были реквизированные греческие рыбацкие лодки и небольшие каботажные судна – имевшие на борту 7 тысяч солдат. Но утром появились «Штуки». Флот понес большие потери, написал Колвилл, «в том числе [крейсеры] «Глостер» и «Фиджи». Более 700 из 800 членов команды «Глостер» пошли на дно вместе с кораблем». В ответ на стенания Колвилла по поводу потерь флота Черчилль буркнул: «Как вы думаете, для чего мы строим корабли?» Известие о том, что Королевский флот отогнал немецкие транспортные средства, вызвало приятное оживление, но невозможность подойти с моря не явилась препятствием для немцев, поскольку солдат доставляли по воздуху. Спустя тридцать шесть часов Черчилль был вынужден сообщить президенту: «На Крите ожесточенное сражение». Слово «ожесточенное» не давало представления о сложившейся ситуации. Выстраивалась последняя линия обороны[899]899
  C&R-TCC, 1:191, 192; Colville, Fringes, 389.


[Закрыть].

Немцы сражались так, словно Крит был тевтонским священным местом, бросаясь в бой, написал Колвилл, «с безрассудной храбростью». Они сражались так яростно, поскольку, потерпев неудачу, не смогли бы спастись. В случае поражения британцы всегда имели возможность эвакуироваться морским путем и, как известно, преуспели в этом. Немецкие парашютисты появились на острове, чтобы так или иначе остаться там. Их собратья в люфтваффе контролировали небо, и парашютисты захватили аэродромы. Британцы взорвали взлетно-посадочные полосы, но немцы удержали и восстановили летные поля. В течение следующих семи дней немцы доставляли на остров по воздуху ресурсы и подкрепление, а «Штуки» подвергали атакам британские и греческие войска, пытавшиеся геройствовать. Захватив аэродромы, немцы, на самом деле, завладели Критом. Но какой ценой обошлась эта победа парашютистам Штудента: погибли 5 из 9 тысяч парашютистов. Гитлер сказал Штуденту, что цена слишком высока, чтобы оправдать организацию операции такого значения. Тревогу вызвали и большие потери «Юнкерсов» Ju-52 – «рабочих лошадок» люфтваффе. Они были необходимы Гитлеру, чтобы доставлять продовольствие и вооружение, когда его армии проникнут далеко в глубь России[900]900
  Colville, Fringes, 389.


[Закрыть].

28 мая британцы продолжали удерживать порт Сфакиа на южном побережье острова, но в конце концов его используют для той же цели, что Дюнкерк и Нарвик. В тот день армия Фрейберга начала пробираться через горы к Сфакии, преследуемая немецкими горными войсками. К концу сражения, спустя три дня, британская армия потеряла более 1700 убитыми и 2 тысячи ранеными. Почти 12 тысяч британских и греческих солдат стали пленными рейха. Спустя всего десять дней после того, как Черчилль сообщил Рузвельту об «ожесточенном» сражении, Крит был потерян, и британцы опять были вынуждены бежать морским путем с поля боя после жестокого поражения. Среди жертв люфтваффе был эсминец Маунтбеттена Kelly. Более половины команды погибло, когда эсминец пошел на дно, но Маунтбеттен был среди оставшихся в живых. За период с 21 мая по 2 июня потери Королевского флота, атакованного с воздуха, составили: 3 потопленных крейсера и 4 получивших повреждения, 6 потопленных эсминцев и 8 получивших повреждения, и более 2 тысяч убитых офицеров и матросов. Получили повреждения линкоры Warspite, Valiant и авианосец Formidable. За всю войну не было морского сражения, в котором бы Королевский флот понес такие огромные потери. Все британские суда немецкая авиация уничтожила в дневное время. Геринг достиг в небе над Критом того, чего не сумел достигнуть в небе над Британией: превосходства в воздухе. Он восстановил свою репутацию[901]901
  Colville, Fringes, 389.


[Закрыть].