Текст книги "Стратегия. Колония"

Кстати, есть и своевременный вопрос, я ж с двоякой целью вышел-то – на самом деле прижимает! Дорожка к магистрали проходила как раз мимо того самого заведения – вполне проезжая для мотоцикла и, может быть, даже для квадра. Хорошо бы сделать тут базу, Федя, ой, хорошо… Помочь людям, поддержать материально. Перетащить старика на нашу сторону, пусть даже двойным агентом до поры, может, и с его покровителями подружимся.

Коптильня остывшая: нечасто Себастьян ее заряжает. Рыбы нет, вся снята. Такая стационарная коптильня вне периметра и без прочных стен есть признак того, что хищники их тут особо не беспокоят. В принципе логично: люди в этих местах живут давно, дорога рядом, кто-то ездит, постреливает. Соседи есть. Повыбивали особо борзых зверюг. Однако ясно, что мяска поблизости запросто так не добудешь, расшугали всех.

Особый интерес у меня вызвала установленная чуть в стороне прямоугольная площадка на коротких сваях. Настил был собран из цельных стволиков пиний, а в промежутки уложены еще более тонкие – получилось достаточно ровно, знакомая тема. Я подошел ближе – точно! По углам и вдоль торцов виднелись вбитые стальные крючья – это настил для установки палатки. Сама палатка наверняка лежит в запертом сарае, значит, к деду иногда приезжают большие компании. О чем это говорит? Да леший знает, одни гадания…

Когда я вернулся в избу, разговор уже затухал, языки устали. И хватит пока, услышанное нужно умять и переработать, да и Себастьян задумчивый до не могу, вот-вот аутистом станет. Я посмотрел на часы:

– Ленни, давай на катер, связывайся по «Северку» с фортом, докладывай… Костя, как ты смотришь насчет прогуляться к грунтовке? Сбегаем? Тут километр всех дел.

– Доброе дело! – сделал стойку сталкер. – Сгоняем, глянем.

Оживился и хозяин:

– Для чего вам беготня? Берите велосипеды, парни, они под навесом стоят: быстро и удобно!

Мы с Луневым переглянулись: однозначно хороший знак. Чувствую, нужно будет им еще подкинуть приятного – дед явно решил закорефаниться.

Выйдя из избы, я сразу подошел к подруге:

– Мы быстренько. За хозяевами присматривайте, автомат рядом держи, сами будьте у лодок. Рации постоянно включены. Понятно?

Притянув мою голову, Ленни звонко чмокнула меня в щеку и сразу отстранила.

– Как ты говоришь? Жми тапку!

Врезали по педалям. Ехалось легко, с удовольствием. Черт, забыл уже, когда я в последний раз на великах гонял! И не редкость ведь в России, а все больше на машинах да на мотике… Несчастный километр пролетели как на гонках. Уже на подходах к магистрали с левой стороны тропы встал тридцатиметровый обрыв красновато-коричневого цвета с зеленой шапкой хвойного леса наверху. Под этим обрывом я решил остановиться, сфотографировать. Это не скала – все те же песчано-глинистые сланцы, сильно выветренные и разрушенные.

От подножия к середине склона поднимались конусы осыпей из мелкого щебня, а сбоку был виден неплохой и несложный подъем.

– Полезли, командор? Посмотрим орлами!

Я кивнул: лучшего наблюдательного пункта не придумаешь. Оставив велосипеды внизу и покидав камни, разгоняя по сторонам возможных змей, мы рванули вверх. Слоистые плиты и развалы известняков после дождя заставляли внимательно смотреть под ноги, сквозь щели везде сочилась вода. Но даже мокрый известняк держит подошву несравнимо лучше, чем граниты или гнейсы. На вершине холма росли короткие южные сосны, неприлично пушистые, с длиннющими и совершенно неколючими хвоинками. Хвойных тут мало, а южней по реке вообще не будет, здесь и листопадных-то практически нет – все вечнозеленое. В окружении маленьких кустов пряталась ровная площадка, откуда мы и начали осмотр.

Сверху открывался хороший вид на реку и на противоположный берег. Река здесь делает излучину и после нее течет спокойной широкой лентой. Сверху видно глубины, отмели, особенно у правого берега, где за островом имелась небольшая заводь. До дороги было далековато, метров двести. Грунтовка просматривалась на обе стороны километра на полтора-два – дальше не видно, трассу закрывают повороты. Низкие тучи не позволяли разглядеть плато на западе, даже если тут отроги подходят к Амазонке поближе. Лунев вытащил камеру, я же начал набрасывать в блокноте схему, проставляя ориентиры и расстояния. Тучи тем временем приближались. Надо поторапливаться: если польет, спуск простым не будет.

– Машина какая-то с запада подваливает, – сообщил Кастет, выкручивая объектив. – Со стороны румын. Отсюда будем смотреть?

– Желательно бы поближе… Сваливаемся!

Напротив холма грунтовка, под углом подходящая к Амазонке со стороны гор, чуть сворачивала, плавно огибая подошву, и уходила практически параллельно реке на юг, в сторону Кайенны. Мест для засады навалом. Мы спрятались на этой стороне дороги, разложив перед собой оружие и средства наблюдения. Винтовку Костя с собой на разведку не взял, только автомат с подствольником. Я был с карабином.

– Знакомиться стоит, как считаешь? – спросил сталкер. – Я так думаю, что рановато: не местные жители, посмотреть надо на образец.

– Да и я так же. В принципе можно было бы…

Будь желание – мы бы остановку организовали. Нашел бы местечко удобное, встал бы за триста возле ямки, а Костя поближе с фланга. По-любому успею свалиться при подозрительных движениях. Это так называемая хвастливая дистанция. Большинство так или иначе стреляющих утверждает, что триста метров для них есть сущий пустяк. Большинство же с первых выстрелов мажет из любых стволов, особенно если есть фактор неожиданности и хоть какого движения.

– Но не будем. Если что случится, подзапалим деда, нагадим прямо возле его дома. Гости дорогие… Только смотрим и снимаем.

Вскоре мимо нас со скоростью в тридцатник прокатил удивительный самодельный драндулет – я пожалел, что с нами не было Хвостова: вот бы отвел душу! Что попало, не багги и не квадр, какие там мосты и подвески! Самодельные гнутые рессоры, как на дешевых бричках! Грубая рамная конструкция, небольшой кузовок, накрытый грубым зеленым полотнищем. И антураж апокалипсиса – два короткоствольных карамультука на примитивных шарнирах по курсу. На морде самоделки болтами была закреплена способная напугать любого мирного путника большая чеканка, тысячу лет их не видел – оскаленная тигриная морда. Что-то написано, но прочитать не успел. Ехали двое, парням лет под тридцать, латинос и негр, оба в банданах, длинноволосые, один в жилете песочного цвета, другой в черной футболке. Чтоб я лопнул, если тут такие румыны.

Оружие у них имелось, и неплохое. Между седоками вертикально стоял отлично мне знакомый «томми», под рукой водителя на обшивке кузова был закреплен помповый «рем». Оживленно переговариваясь, они беззаботно помахивали руками. Никого не боятся.

– Ну и рожи, – картинно посетовал Кастет, убирая камеру. – Люди-то явно тревожные. Заснял, будет что разглядывать в деталях. Видел, как едут, короли автострады. К марсельцам не заедут? Может, прикрыть надо?

– Да, не мирные пахари, – поддержал я. – Спросим у деда. Заканчиваем, поехали назад: время.

Когда мы вернулись в избу, поставив велосипеды в стойло, миссия уже сворачивалась.

Первым делом я рассказал хозяину Старого Порта об увиденных нами нехорошего вида ездунах, – старик лишь отмахнулся:

– Катаются такие… Это банда, называющая себя «герильяс»: дань снимают со своих. Меня не тронут, потому что…

Ну же, скажи, вредный старикан! Давай! Слово это я уже слышал, и Стародубцев его упоминал, – тогда подумалось, что он по приколу так визитеров обозвал. И норвежцы говаривали. Но дед опять вывернулся.

– В общем, не тронут, – заключил он и все-таки добавил: – Надеюсь.

Себастьян откровенно суетился – похоже, какое-то решение у него уже вызревает, но сейчас не скажет: солидный человек солидно подумает. Я оставил две пачки двенадцатых патронов, а Ленни, отведя в сторону Соню, вручила ей что-то из своего, женского, не вникал. Попрощались мы тепло, пожали руки, договорившись, что через день к ним приедет кто-то из сталкеров для продолжения банкета.

Уже начали расчехлять лодки, когда Данька вдруг непосредственно спросил на почти нормальном английском:

– Уважаемый Себастьян, разрешите спросить: а вам не доводилось находить «выручалочку»?

Хозяин, не выпуская из рук швартовочного конца, выпрямился, с улыбкой посмотрел на пацана и ответил на языке извечных северных соседей:

– Мой юный друг! Я знаю людей, которые их находили, – редкая удача, уверяю вас. Как их прикажете искать, не подскажете? Для простых людей, таких как мы с дочкой, это только маловероятная случайность, мой дорогой, только случайность.

– А для непростых? – хрустальным взором уперся в него молодой сталкер.

– У Искателей, молодой человек, имеется индикатор. Он начинает вибрировать, приблизившись к «выручалочке» на сто двадцать метров. Сначала почти незаметно, но постепенно все сильней и сильней. Господи, да это все знают! У вас там что, нет «выручалочек»?

– И как выглядит индикатор? – включилась вдруг резко подобравшаяся Zicke.

Себастьян вздохнул:

– Это небольшой каменный шарик. И на нем нарисован глобус.

Глава 9
Форт-Росс и окрестности. Лучше старенький ТТ, чем дзюдо и карате

С утра была отличная погода, сквозь занавес высокой тонкой облачности ярко светило солнце. Зимнее солнце, замечу. А тепло-то как! Еще до завтрака мы с Хвостовым совершили трудовой подвиг – поплыли на лодке проверять сети. Очередность тут не устанавливается, утром наиболее бодрые сами вызываются.

Тихим черепашьим ходом подошли к берегу возле Томки, где среди развалов камней грязно-белого цвета в залив впадал чистый ручей с удивительно вкусной водой. Береговая терраса здесь буквально сочится небольшими ручейками, сбегающими с горы по развалам камней. Работали быстро, отгоняя местных оводов. Здоровые, заразы, тоже вылезли на благую погоду – днем их больше будет, они почему-то любят это место. В первой из поставленных сеток трепыхалось штук двадцать рыбин, а во вторую влетело всего шесть штук, никогда не угадаешь. Улов выбрали быстро, оставив себе только калиброванную полуметровую речную форель, всех остальных выпустили в залив. Форелька в Амазонке своеобразная, южная, с зеленоватым, особенно на спине, отливом и мелкими красными пятнами.

Вода после дождей и штормов была прохладной, я оценил это, когда в сандалиях на босу ногу спрыгнул в нее, удерживая лодку, пока Хвостов выгружался с добычей на каменистый пляж. По традиции рыбаки потрошат улов сами, на берегу, притаскивая на кухню полуфабрикат. На обратном пути прошли мимо галечной косы, с которой неохотно поднялись два огромных аиста.

Настроение было звенящее – рыбалка позволила нам шлангануть от утренней зарядки.

Однако, сидя перед завтраком в штабе, перебирая последние бумаги и прикидывая планы на день, насладиться я этим настроением не успел, – над головой тревожным кряком рявкнул динамик внешнего оповещения форта:

– Код 22, черный! Код 22, черный!

Утро мгновенно утратило радостные краски.

Мне немного лет от роду. У меня этих самых лет и нет, считай, – всего тридцатник летом стукнет. Но в этот миг я узнал, что испытывает человек в предынфарктном состоянии. Невидимая жесткая и сильная ладонь зло уперлась в грудь, левая рука онемела, горло сдавил сухой спазм. Это уже потом подумалось о психосоматике и всей вредности лишних многопечальных знаний…

Сейчас же Федя на секунды прилип к новенькому стулу.

– Код 22, черный! Код 22, черный!

– Слышу, – прошептал я пересохшими губами, хрипло выматерился – и отпустило: вот что значит сила Слова. Очнувшись, начал быстро закрывать ящики и сейф, а потом и помещение штаба. Выскочил – и тут же вспомнил, что забыл в углу за стулом свой карабин. Проклятье! Вернулся.

У-ух-хх! Щербатые каменные ступени мелькали под ногами, гулко стучали каблуки, надсадно колотилось сердце. «Код 22» – от 22 июня 1941 года, нападение, вторжение на границе. А «черный» – у нас есть потери. Кодов тех в общем-то немного. Сейчас главный именно этот. Потери у нас, понимаете, убили кого-то! Вылетев на надвратную галерею, я с заносом пролетел дальше, наверх, к башне Елены, в дежурку. Вотяков уже сидел за пультом, временно отстраненная Ленни стояла рядом, на крыше исландец, Светлана… По ступенькам еще кто-то поднимается. Нионила, ей-то что тут делать!

– Что! Кто! – заорал я, оглядываясь по сторонам.

«Зодиак» с Катрин и Данькой, пользуясь хорошей погодой, пошел к океану, совершая регламентный выход для оценки оперативной обстановки на побережье. Сицилийцы, громко переговариваясь, втроем ломанулись на южный край рощи, где по боевому расписанию они занимают укрепление первого южного рубежа, Стародубцев-старший и норвежец Халмар Ханссен убежали на северный край, там тоже подготовленный рубеж. Маурер уже на судне, Сашка умчался к нему, они заводятся, собираются отходить в залив на двести метров, чтобы иметь маневр для поддержки огнем ДШК и «макса» наших позиций в оперативном секторе…

И патруль где-то на трассе.

Юрка повернул ко мне бледное лицо, выдохнул коротко:

– На маршруте патруль расстреляли, Федор… Точнее, не на маршруте. Алик Хагауджев убит, как именно и кто напал, пока не знаем. Игнат Стародубцев цел, не ранен, залег там же, возле машины, пока вроде отстреливается… Все, не отвлекай! – Он уперся взглядом в экраны мониторов, манипулируя локатором и камерой.

Я резко вздохнул, наливаясь яростью. Не отвлекай?

– Тео, тихо! Чувак, я дежурила, скажу. – Подруга резко развернула меня за плечо. – Тише, тише ты… Мангруппа пошла, Кастет с Гоблином, на мотоцикле. Слышишь меня?

– Слышу, – выдохнул я. – Кастет с Гоблином. Пошли. Карту давай.

– Смотри.

Наши все нужное и важное уже сделали, тренировки даром не прошли, ничего сверху не накинешь: нет техники. Багги, клятая каракатица, стоит раком – вчера на кочке отлетела реактивная штанга, в мастерской находится машина, у Хвостова, так что мне ехать не на чем. Падлы! Кто это? Самое первое предположение – это та самая банда герильяс, разъезжающая по грунтовке на драндулетах.

– Светочка, а я ж за тобой! – всхлипнула Нионила. – Там Барине плохо стало!

Светлана значительно посмотрела на меня и, схватив за руку повариху, поспешила вниз.

Вдали слабо щелкнули два выстрела из винтовок. Потом еще и еще. Бой идет, неравный. Что у наших было из оружия? Два револьвера «Наган», это обалдеть как круто… А еще аликовский «колчак», полный набор, сплошной буденовский ампир! Есть «бенелли-рафаелло» у пацана и штатный ППШ на машине. Пулемета у патруля нет, его Катрин забрала в рейд.

– Как так вышло? – скрипнув зубами, спросил я у всех сразу.

Несвоевременный вопрос – не от ума, от сердца.

– Они маршрут движения изменили, самовольно, никто не мог такое предугадать, сам понимаешь, – быстро ответила побледневшая, как мне показалось, Zicke. – После вчерашних разговоров парни решили вперед всех быстренько обогнуть южный лес и самостоятельно найти трассу.

– Героями стать хотели, – зло констатировал я.

– Алик решил, так Игнат передал. Горец, они ведь все такие… И сразу нарвались. И еще: у напавших есть какой-то тарантас.

– Конечно, тарантас, не пешком же они с дороги пришли! Твою мать…

Алик, ну как же так… ну ты же мент, государев человек! Почему допустил, почему влипли! Почему все так плохо!

– Юрка, что у тебя, ты их видишь?!

– Не вижу, командор, они за кромкой леса. Пытаюсь разглядеть. И рядом ведь, а не получается.

– Антенной хоть взял?

Вотяков уже переключил на вышке антенну и теперь ворочал туда-сюда двойным квадратом, установленным на «Унже», пытаясь точней запеленговать рацию патрульного экипажа.

– Да взял, взял… Только один хрен, это же только сектор! Недалеко они ушли. Вот тут они где-то, смотри сюда. – Юрка привстал и пальцем вывел на карте окрестностей, висевшей на стене дежурки, вытянутый овал.

Нехилый у него вышел овал.

Дистанция – от двух с половиной, где и начинается изгиб леса, оставшегося за спиной патруля, до трех километров, если они успели уйти подальше. Тропы там нет, но проехать, видимо, можно.

Моделировать несложно: Хагауджев с Игнатом выкатили за эту «зеленку» как раз в тот момент, когда какие-то пришлые люди с большой дороги подъезжали к нашим рубежам. Шли крадучись, лесом или по обрезу массива. Маршрут патрулирования пролегает вдоль кромки деревьев, потом уходит глубже в степь еще на километр и лишь там сворачивает направо, пересекая долину. Эх, нужно было против часовой стрелки патруль запускать! Тогда у ребят появлялся шанс при подъезде к лесу издалека и вовремя заметить… Что заметить? Да черт его знает, что-нибудь!

Внизу басовито заревел мощный двигатель мотоцикла. Черной молнией пролетев мимо северной стены здания форта, Кастет, резко набирая скорость, уверенно накренил машину и с разворота помчался по тропе. Блямба, по еще не просохшей от утренней росы траве! Лишь бы Сомов сбитым летчиком не вылетел… Моцик подлифтован, передняя вилка заменена на более длинную, эндурного типа, от BMW, переднее колесо на двадцать один дюйм. На заднем – широкая зубастая резина с большим пятном качения, задний амортизатор усилен. Вместо кресла стоит более прямое сиденье. Но ямаховский Midnight Star тяжел, и на малой скорости машину запросто свалить можно. Сука, они еще и без шлемов поехали!

– «Зодиак» по команде пошел назад, у них там все тихо. Норвежцы в Нарвике подняты по тревоге, упрямые французы тоже, – добавила Ленни. – Мужчины на посты побежали, Стародубцев весь белый, смотреть страшно. Но пошел на штатное.

Где-то заплакал ребенок, звонко крикнула девочка, наши женщины сгоняют всех детей в крепость. Как положено.

Пш-шш…

– «Елена», здесь «Патруль»! Дядя Юра, мне помощь нужна! – истерично прокричал в эфире Игнат. – Их трое, а не двое, как я думал, и нарезняк есть!

Плющат его там, жмут сволочи мальчишку. Я сорвал с крючка над пультом вторую гарнитуру:

– Здесь командор, спокойно давай, патрульный Стародубцев! Мангруппа уже идет к тебе, сталкеры стартовали, здесь близко. Игнат, ты в укрытии?

– Спрятался в ямке за деревом. Квадроцикл слева стоит, на открытом месте.

Да, тяжело дышит парень, страх поджимает горло.

– Командор, они дядю Алика убили! Он не шевелится, и крови натекло много! Я…

– Тихо, боец! Ты стреляешь? Из чего?

– Из винтовки стреляю иногда, да еще мое ружье рядом. Патронов много. А ППШ стоит на машине, я не могу его снять! Пока они не лезут, только стреляют над головой, часто стреляют!

Ну что мне делать!

Я схватил бинокль. Черный мотоцикл летел по саванне, не разбирая дороги. Вот сейчас их точно дергать не стоит, лучше не отвлекать. Вотяков выспрашивал парня об ориентирах. Вдали щелкало. Не к месту подумалось: «Бедная АТV’шка, опять ей достается. То носорог протаранит, то пулями умоют…»

Тявкнув пару раз, Боцман наконец-то решился и вместе с подружкой помчался мимо длинных теплиц-оранжерей и уже вспаханного, но так и не засеянного поля на северный край рощи, где засел Стародубцев-старший. Хорошо, пусть помогают собачки.

– Тео, как они собираются подходить к месту боя? – прошептала сильфида за спиной. – Там же открытое место, все простреливается.

Я представил себя на месте Кастета – что бы сделал, как зашел в ситуацию? И тут же, словно иллюстрируя мои мысли, мотоцикл сталкеров притормозил, ребята огляделись, потом Кастет свернул к лесу, где медленно выехал на полянку с двумя деревьями по центру, и вскоре сталкеры уже скрылись за деревьями.

Алик не был сталкером. Те всегда идут особо, не ленятся, часто останавливаются, слушают и смотрят, активно пользуются приборами и никогда не вломят нахрапом. А джигит сразу за лес вылетел, бодро, уверенно: привык хозяйничать на привычной тропе. Привык, что звери от них загодя разбегаются! А вот тут не разбежались.

– Да вот так и собираются, – буркнул я, лихорадочно придумывая свой ход. – Поедут тихо через лес, метров за пятьсот бросят «Круизер», разойдутся по фронту – и вперед, за деревьями, их учить не надо, Ленни. Юра, да сделай же что-нибудь, гарнитура шипит!

Пш-шш…

– «Патруль», здесь «Тунгус»! Стрельбу прекратить. Ракетница при тебе?

– Нет, она сбоку на борту квадра висит, с моей стороны.

– Достать ее сможешь?

Пауза. Пш-шш…

– Смогу, наверное, – неуверенно ответил Игнат.

– Уж смоги! Слушай сюда! На часы смотри. Что? Какой такой смартфон? Убью! Ровно через минуту выпускаешь ракету так, чтобы она над тобой поднялась, строго вертикально. Ты меня понял?! После чего забивайся в грунт и не поднимайся! Накосячишь – на губу посажу, а отец тебе ноги выдернет. По рации постоянно докладывай в Елену, будь на связи! Все понял? А гранаты где?

– Тоже в машине, я же не знал…

Отлично, едрена свалка, все не слава богу!

– Жмись к земле!

Я, не став дожидаться ответа, торопливо передал радисту указания и уже через несколько секунд усаживался на место наводчика-оператора «эрликона». Поправил на голове гарнитуру, бросил рацию в нагрудный карман рубашки, махнул рукой:

– Ушли все с директрисы к чертям собачьим! Брысь за обрез стола, оглохнете! Ленни, разрывные подтяни, сама в бинокль, стой рядом! И наушники надень.

Эйнар Дагссон, который все эти долгие минуты стоял у ограждения стены, напряженно всматриваясь в саванну и сжимая в толстенных волосатых лапах пулемет ДПМ, казавшийся сейчас детской игрушкой, тяжело побежал к лестнице, хрипло крикнув мне на ходу:

– В западную галерею иду!

Это правильно, площадка должна быть чистой, а у него там будет отличная позиция. Я накинул толстые противошумовые наушники, опять поправил под ними сбитую гарнитуру – что-то все по-левому, нужно серьезней готовиться.

– Ракета! Есть ориентир, – крикнула сильфида. – Там два дерева, что повыше!

Деревья повыше… Красная звездочка еле заметно поднялась над этими самыми деревьями. Чтобы их разглядеть на рваном абрисе дальнего леса, нужна хорошая оптика, ох и далеко! Но парень выстрелил хорошо, вертикально, место очевидно.

Щелк!

– «Патруль», тебя видим, хорошо стрельнул. Где сейчас противник? Доклад.

– Слева от меня…

– Отставить, Стародубцев, ты че, в метро? Стороны света скажи, боец!

Возникла пауза, в тишине раздалась пара щелчков.

Буря в голове у парня.

– Юг… Запад. Юго-запад, триста, триста пятьдесят, так, наверное!

– Принял, Игнат. Теперь смотри, куда трассера будут падать, и корректируй! И не ёрзай, все хорошо.

– Федя, тут почти три километра по карте, – вклинившись, уточнил Вотяков. – Метка номер шесть трассы патруля чуть ближе. Так что выходит… ну, два девятьсот.

Три кэмэ! Елки-палки хвойные!

Это уже не просто шаманство, это шаманство Большого Бубна. Да не бывает такого, не стреляют люди на эти расстояния!

Как-то раз я взял оленя с дистанции в тысячу четыреста метров.

Там тоже было чистое шаманство. Одинокий бык-ландур бродил под низким заполярным солнцем по апрельской снежной пустыне, не обращая ни малейшего внимания ни на непонятные хлопки вдалеке, ни на фонтанчики взрывающегося рядом наста. Вездеход МТЛБУ стоял за спиной в низине, а я палил из СВД, взятой у погранцов… Даже не столько во имя тупого спорта бил, сколько от искренней обиды – целый день мы честно мотались, как карлы, по безжизненной тундре, так и не встретив стада, в перспективе оставаясь без мяса.

Три магазина ушло, как с куста – уйму патронов пожег, пока случайно не попал более или менее по месту… Расстояние до мишени измеряли пробегом вездехода. Так что разговоры про сверхдальние выстрелы в оперативной обстановке из штатного армейского оружия – мимо меня, легко слушаю лишь до шести сотен метров.

А тут три километра без малого! Но мне же не попасть надо, а лишь присутствие обозначить да страху подлить на вражьи бошки.

– Юра, ветер дай, что ли…

– Северный, шесть, без порывов. Пробуй, командор, чего там.

Не факт, что там такой же ветер. Поэтому я взял чуть левее и выстрелил один раз для оценки сноса. Потом еще разок. Трассеры пологой дугой ушли к дальнему южному лесу, снос понятен. Вотяков разумно закрыл дверь в башенку.

Ну и поехали тогда, Федя!

Да помогут тебе все нганасанские «койка» и свирепый тунгусский бог Огня – Агды, последний раз извергавший на грешную землю огонь раскаленным болидом Тунгусского метеорита…

– Би синэ садави эетчэм, суки! – тихо выдохнул я по-эвенкийски – что-то типа «разрешите представиться». Навалился плечами на «рога» автоматической пушки. – Мы к вам с гостинцами!

Дум-дум-дум-дум!

Три четверки с корректировкой я положил в дальний лес – туда, где, по моему представлению, засели напавшие на патруль. Бронебойные будут протыкать любые стволы пачками, разбрасывая щепу по сторонам, противнику будет весело.

Щелк!

– «Тунгус», последняя хорошо легла, нужно ближе сто!

Эка-ножик, простой ты какой, товарищ революционный матрос. Ближе сто ему подавай. Зафиксируем. Я не торопился поднимать прицел – ствол прогревается, следующие снаряды и так чуть ближе падать будут.

Дум-дум-дум-дум! Дум-дум-дум-дум!

– Разрывными теперь? – Я по губам прочитал слова Ленни, указывающей на новый барабан. – Нет, менять не будем, родная.

Начнешь менять боеприпас – там вообще другая баллистика попрет, опять надо будет пристреливаться, корректировать. Да и осколки как полетят, если вильну… Я очень боялся задеть нашего парня. Вместе с подругой мы быстро поменяли барабан, опять поставив бронебойку.

И еще пару средних очередей.

– «Тунгус», здорово! Зашевелились, не нравится им горячее! Еще и я добавил! – гордо сообщил патрульный, голос у Игната уже совсем другой: как же важно вовремя почувствовать поддержку товарищей.

– Я те добавлю, индеец! Спрячься и наблюдай!

Дум-дум-дум-дум! Щелк.

– «Кастет» в канале, почти прибыли… Командир, хорошо садишь, приятно посмотреть! Прекращай пальбу, мы начинаем работать, как понял, прием.

– Понял Костя, давайте там… жестко.

И тут же последовала реакция:

– Товарищ командор, бандиты драпают, тарантас свой толкают, испугались! – заорал в эфире Игнат. – Дядя Гоблин подходит, а я ППШ достал!

– Ну так и вломи им, раз достал.

Стрекотня далеких выстрелов пролетела над саванной.

И в наступившей после этого тишине, почти полной, наполненной лишь тихим шепотом слов, слышимых только произносившим их людям, словно барабан проспавшего двоечника из школьной рок-группы, диссонансом загремели частые звонкие удары. Хвостов в мастерской изо всех сил долбашил молотком по металлу, отчаянно торопясь оживить гадский багги.

– Юра, отца успокой по рации, он же там с ума сходит.

Я неловко слез с жесткого сиденья боевого поста, поморщился – плохо сидел, торопился. Присел пару раз, разгоняя по ногам кровь, вспомнил и окончательно сдернул с головы горячие противошумовые наушники.

Щелк.

– «Тринакрия», «Бендера», доклады дежурному, прием.

– Все спокойно, Дон Тео, по берегу до эвкалиптов чисто. В лесу никого не видно.

– У нас тоже ровно. – У папки голос уже почти спокойный. – «Зодиак» возвращается, уже видим их. На берегу никого.

По лестнице застучали тяжелые шаги, на крышу поднялся Эйнар, вопросительно глянул на меня. Из башенки вышел Вотяков, вяло махнул рукой Ленни – садись, мол, дежурная, продолжай службу нести.

– Ленни, я там все переговоры на громкую вывел. Отключай, а то сейчас всякие подробности пойдут, не нужно это.

Когда он подошел ко мне, я увидел, как у Юрки подрагивали руки.

– Чисто на телекамерах, – доложил он, быстро растирая виски. – По ходу, Федя, только оттуда и полезли. Дикий случай.

Я молча кивнул: ну да, ну да, дикий.

И вдруг прочитал свои же мысли, очень и очень мне не понравившиеся. Что бы я чувствовал после всего случившегося, окажись вновь обыкновенным вольным Спасателем? Тоску и растерянность, неизбежное чувство утраты, сострадание родным и близким – к Алику Хагауджеву все привыкли, сроднились – смелый, веселый и уверенный в себе мужик крепко вжился в Колонию, встроился в коллектив. Правильные чувства я бы испытывал, короче.

Но теперь из головы, замещая нормальные человеческие эмоции, лезло и нечто иное, неуместное: «Вот ведь не вовремя как – теперь надо устраивать похороны, произносить целые речи и отдельные правильные слова, выдерживать старые ритуалы и придумывать новые, искать хорошее место для кладбища, озадачивать людей и контролировать выполнение». Из головы лез бездушный и циничный Начальник – гротескное существо со специфичными взглядами и подходами, в которых подобные вещи называются «неприятными» и банально мешают производственному или боевому процессу. Отвлекают они от дел, тормозят!

И эта новая командирская ноша, в которой почти нет места пусть даже страшному частному, нет места полноценному переживанию за каждого отдельного человека, вверенного тебе судьбой и долгом, а есть лишь расчетливая показуха, настолько поразила меня, что я замер, застыл на месте, пытаясь рывком прервать паскудный процесс.

Если так и дальше пойдет, то через какое-то время я перестану запоминать имена и лица.

Останется лишь Задача, План, Процесс. Или же это неизбежная подстежка к должности и статусу? Но тогда где здесь предел оптики? Где он у Сотникова, что он еще видит, а чего уже нет, – где граница той видимости? Когда, в какой момент еще невеликий начальничек начинает строить свое особое пространство в некоем пузыре, внутри которого он оказывается совершенно неуязвимым для чувств и эмоций?

И тогда все чувства подчиняются Главной Задаче, остается лишь привычно отработанная этика фрагмента.

– Мужики, я багги почти починил!

– Ну а че тогда кричишь, – невесело кинул я вниз.

– Так ведь почти все уже… Чуть-чуть осталось.

Виноватому Даниле шибко хотелось сделать хоть что-то контекстное, молодец мужик.

– «Гоблин» – «Форту»!

– Слушаю тебя.

– Ленчик, ты? Значтак… Короче, эти перпейдоры нам «бывайте, на» сказали, обломись, свиданка в мае. Никого мы с Кастетом не выстегнули, просквозили, черти.

Интересно, как Zicke его понимает? А ведь и Катрин вполне понимает Сомова, когда тот в бою окончательно переходит на жуткий сленг. Да что там в бою! Гоблин не то что в нормальном, он даже в околонаучном разговоре легко может переобуться, совершенно неожиданно для собеседника завернув аргумент в нечто из стилистики: «Не читал Бальзака – по хлебалу на-ка!» Любо-дорого было послушать, как они в донжоне с профессором спорили! Тут русскому-то человеку, носителю языка и знатоку среды, специально учиться нужно, а они понимают… Иностранцы. Загадка.

– Лунев где, и почему ты на связи?

– Костя за колесами пошел. Лена, главный там?

– Слушаю, Гоб, как вы?

– Да че мы… Сидим на люстре, семечки хаваем. Шеф, не загрызли мы их, звиняй. Пока добежали, да все винтами по кустам…

– Понял, дальше.

– Игнат рядом стоит, без царапинки, бодрый такой, с пушкой, только штаны сменить треба, – сперва Гоблин опытно доложил о живых. – Алик погиб, одна пуля под горло, почти в обрез броника, по ходу, из карабина били. Вот как оно вышло. Квадр целый, эти сучки в него не стреляли.