Текст книги "Шесть дней в сентябре"

День четвертый. 12 сентября, воскресенье

«Когда две недели назад случился теракт на Манежной, все стали гадать, где взорвется в следующий раз. В ГУМе? В «Детском мире»? В Кремле? Теперь, после взрывов в Буйнакске и в Печатниках, вопрос изменился: «Не в моем ли доме?»

Аналитический еженедельник «ВЛАСТЬ»

Гроза ударила утром. Еще до построения.

Олег только вошел в ОВД, как Сытин – словно ждал – выскочил в коридор и закричал, потрясая листочками, в которых Олег узнал свой вчерашний рапорт.

– Захаров! Ты что вообразил? Кто тебя назначил следователем по особо важным делам?! Тебе поручили расследовать элементарную бытовуху, а ты что нарыл? Серийного убийцу, свихнувшегося на почве межнациональных отношений. Вместо одного на отдел четыре убийства и покушение вешаешь! Ишь какой выискался! Петровка эти пять убийств прозевала, а Захаров нашел! Генералы, министры, опытнейшие сыскари прозевали, а этот умник…

Что на это скажешь? Оправдываться – глупо, грубить в ответ – себе дороже. Олег молча сопел, пытаясь сдержаться.

Самое плохое, что перед разводом коридор битком был набит народом, и на крик Сытина все остальные из кабинетов вылезли, поразвлечься. В общем, весь отдел наблюдал эту безобразную сцену, как следователя Захарова словно мальчишку мордой в дерьмо тычут.

И она это видела.

А Сытин временами просто на визг срывался, заглядывал в Олеговы листочки, цитируя их издевательски:

– «Есть основания полагать, что в настоящий момент убийца остался без оружия. Необходимо взять на контроль все случаи хищения оружия в ближайшие дни…» Ну, Олег, пост следователя ОВД для тебя слишком мал, тебе начальником всей столичной милиции быть, не иначе.

Кто-то из подхалимов с готовностью хихикнул, Сытин продолжал читать:

«По всей видимости, убийца, уже расправившись с тремя представителями клана Сайтанова, и дальше не оставит их в покое. Необходимо представить охрану к Сайтанову и его родственникам, взять под контроль возможные точки появления Сайтанова, в которых, следовательно, высока вероятность появления убийцы…» Сейчас, снимем всех людей с поисков чеченов, взрывающих дома, и поставим их чеченов охранять.

Сытин бросил рапорт Олега на пол, закончил устало, словно Олег отнял у него последние силы:

– Кого, говоришь, к тебе на допрос доставить? Одного, пятерых, десятерых человек?.. Мальчишка! Юнец!.. Отстраняю тебя от дела!

Олег, побледнев, бросил ладонь к виску (милиция не армия, у сыщиков козырять не принято, но и так можно выразить обуревающие эмоции).

– Есть! – Стиснув зубы, не глядя на товарищей, прошел коридором, как сквозь строй, спрятался в спасительном одиночестве в своем кабинете. Только присел, как за дверью скомандовали: «Становись!» Олег не шелохнулся. Так и просидел весь развод, пока Сытин все еще разгневанным голосом ставил задачи.

Олег не прислушивался, думал о своем, но где-то в подсознании четко фиксировал, что его имя начальник больше не упомянул. Вот и хорошо, что о нем забыли.

Он достал пистолет, передернул затвор.

В эту ночь Сайтанов лег очень поздно. Накануне Айнди привез два десятка молодых ребят, знакомых с оружием, и вместе они долго расставляли охрану дома, не торопясь, тщательно выбирая место для каждого. Потом Сайтанов лично проследил, как переселяются во внутренние помещения женщины и дети. Это было его распоряжение: охрана никого не пустит на территорию усадьбы, но от снайпера, стреляющего через ограду, не защитит. Распоряжалась переселением Лейла. И хотя уже несколько лет Сайтанов не был с ней близок, проводя ночи с молодой русской любовницей, сейчас, глядя, как поседевшая и постаревшая жена безропотно переносит все невзгоды, помогая мужу, Райбек был тронут.

«Это не Светка, – подумал он благодарно. – Это настоящая чеченка, воспитанная, верная».

Поэтому утром Сайтанов специально зашел на женскую половину, простился со всеми: с младшим десятилетним Ахмадом, ставшим теперь наследником и надеждой, с пятнадцатилетней дочкой Петимат (две другие были уже взрослыми и жили отдельно), с невесткой брата Сайдой и ее детьми, Абукаром и Сайдой-младшей, с племянницами Айшат и крошкой Мариам. Даже молодой невестке слегка кивнул, а ведь после смерти сына смотреть на нее не мог, хоть и понимал, что она ни в чем не виновата.

С Лейлой он простился отдельно; она вышла за ним во внутренний дворик, к фонтану.

– Береги их. – Он почти потянулся поцеловать ее на прощание (змея Светка приучила: делала вид, что без ласки подарки его ей не в радость), но жена взглянула удивленно. Он неловко отстранился, пошел прочь – как-то боком, неуклюже, радуясь, что никто не видел этой его минутной слабости.

– Райбек! – окликнула жена.

Он обернулся.

– Не волнуйся, я прослежу. – Она хотела сказать, что любит его, и он это понял и то же самое сказал ей взглядом, после чего все такой же напряженный, но уже готовый действовать, уехал в банк.

Муса, остававшийся в отсутствии Айнди старшим в особняке, лично закрыл ворота. Потом обошел по периметру двухметровый кирпичный забор. Полтора десятка джигитов, кто демонстративно открыто, кто тщательно замаскировавшись, исправно несли службу. Муса переговорил с каждым, потом пошел в дом, где вместе с четырьмя наиболее испытанными бойцами осуществлял ближнюю охрану.

У вошедшего в кабинет Анисина округлились глаза. С неожиданным для его комплекции проворством он бросился вперед, рванул из руки Олега пистолет. Идущая следом Ольга увидела эту сцену и поспешила закрыть дверь.

Олег растерянно смотрел на них:

– Ребята, вы что? Я просто почистить хотел.

Анисин успокаивающе положил руку ему на плечо:

– Не стоит оно пули…

Это было уже слишком. Олег с грохотом отшвырнул стул.

– Я не неврастеник, чтобы стреляться из-за глупости начальства.

С последним криминалист согласился:

– Да, что-то Андрюха (так он по старой памяти называл Сытина) сглупил. Вообще-то он ничего мужик, но иногда на него находит… Но это нельзя так оставлять. У меня остались друзья в главке, я позвоню.

Валерий Яковлевич выглядел очень возмущенным. Олег постарался остановить его:

– Не стоит…

– Нет-нет, я этого так не оставлю.

Анисин всполошенно выскочил за дверь.

Олег и Ольга остались вдвоем.

Он повертел в руках пистолет, улыбнулся смущенно:

– Глупо получилось, да?

Ольга облегченно вздохнула:

– Очень глупо. Хотя в первый момент я и вправду испугалась.

Олег поспешил убрать пистолет в кобуру.

– Но ты же не думаешь…

– Нет, конечно.

Они улыбнулись друг другу.

Стремясь окончательно сгладить ситуацию, Олег спросил:

– Куда нас Сытин определил?

– А никуда, – весело ответила она. – Ни словом не обмолвился, словно забыл про нашу группу. – Ольга неожиданно предложила: – Уж коли мы неприкаянные, поехали ко мне. Пообедаем.

«Это она из жалости», – подумал Олег. Но отказаться не смог, только пробормотал, не в силах скрыть счастливую улыбку:

– Рановато для обеда.

– Считай, что это второй завтрак.

ОВД уже опустел, и они беспрепятственно сошли вниз, но дежурный окликнул из своего окошка:

– Захаров, тебя тут спрашивают.

Рядом стояла женщина, Олег ее едва узнал, настолько она изменилась.

– Виктория Максимовна, что-то случилось?

– Случилось. – Она дрогнула накрашенными губами. Сейчас это яркое красное пятно смотрелось нелепо, жалко на фоне бледных бескровных щек (видно, перед выходом красилась машинально, впопыхах, не глядя в зеркало), тушь под глазами растекалась от слез; все венчала шапка взлохмаченных, непричесанных волос.

– Иннокентий не ночевал дома, – навзрыд произнесла она.

– Подумаешь, – не сдержал улыбку Олег. – Миллионы людей, случается, не ночуют дома. Вернется.

– Вы не понимаете, – голос у нее дрожал, – такого с ним никогда не случалось.

С ним произошло нечто страшное. Вы догадываетесь?

– Он вчера ушел?

– Вечером. Он…

– Тогда я ничего не могу сделать. Заявления о пропавших принимаются только на третьи сутки.

– И он так же сказал, – кивнула она на дежурного и заплакала: то ли по мужу, то ли по своей неудавшейся жизни, то ли по всему вместе.

Олег беспомощно оглянулся. Рябинина уже вышла на улицу, села в машину – он это видел через окно – и, прогревая мотор, поглядывала на дверь, ждала, когда он выйдет.

– Знаете что, Вика, – он постарался говорить убедительно, – сейчас мне некогда, тороплюсь на задание. Вы напишите заявление и оставьте у дежурного, я разберусь.

Она ему не поверила, но – жалкая – послушно направилась к окошку. А дежурный поманил к себе Олега, отвел в сторону:

– Слушай, Захаров, тут Сытин что-то кричал о контроле за оружием. – Дежурный шептал, чтобы Виктория не слышала, а может, боялся коллег, могущих донести начальству. – А ты последнюю ориентировку видел?

– Нет, а что?

– Ночью в Чертаново какой-то чудак обезоружил наряд милиции!

На улице нетерпеливо вякнул клаксон.

– Спасибо, – поблагодарил Олег. – Теперь это не важно. – Он попросил, кивнув на Викторию: – Ты помоги ей заяву написать.

– Трех же дней не прошло!

– А ты заявление не оформляй. И дату пусть не ставит. Я потом разберусь.

– Понял, – улыбнулся дежурный. – Все сделаю.

«Какого черта, – подумал Олег, выбегая на улицу. – Парню надоели ее художества, он сам говорил, и он ушел». Но в глубине души сыщик знал, что это не так.

Охрана Сайтанова действовала по всем правилам. Кортеж из четырех машин еще только подъезжал к банку, а несколько секьюрити уже выскочили из дверей, взяли под наблюдение улицу и дом напротив, – взяли грамотно: каждый свой сектор, по три-четыре окна. В самом банке в нескольких местах согнулись полоски жалюзи: наверняка там сидели снайперы. Недостатка ни в деньгах, ни в обученных обращению с оружием людях эти гребаные чечены не испытывали.

Он предусмотрительно отодвинулся от слухового окна, прижавшись к балке, продолжая следить за улицей буквально одним глазом. Знакомое чувство, что за тобой следят, что в любой момент можно получить пулю, возбуждало нервы.

Машины остановились у входа. Из первой вышел один человек – старший охраны – перекинулся парой фраз с одним из встречавших, не спеша огляделся, подал знак.

В черном бронированном «Мерседесе», стоявшем в колонне вторым, начала медленно открываться дверь. Охранники насторожились. В этот миг из четвертой, последней в колонне, самой неприметной, замызганной «девятки» выскочил человек, вокруг сомкнулись охранники, прикрыли телами, в доли секунды провели в здание. Следом в распахнутые двери банка устремились остальные. Последним, не сводя с улицы настороженного взгляда, зашел седоволосый старший охранник. Только после этого машины, взревев, отьехали от дверей.

«Неплохо!» – Человек на чердаке усмехнулся. Он был уверен, что пока тут разыгрывался весь этот цирк, Сайтанов спокойно проследовал через боковой вход. Человек не волновался. Сайтанов его пока не интересовал.

Он отошел от окна. Вдруг за железной дверью, ведущей на чердак, что-то звякнуло. Кто-то торопился открыть замок, который он предусмотрительно запер выточенным по слепкам ключом. Но конечно, свои ключи были и у чеченов. Как он мог подумать, что при такой организации охраны они оставят без контроля чердак противоположного дома?!

За дверью переговаривались. Двое!

Он беззвучно отступил к стене, присел в тень. Сейчас бы сюда ПБС[5]5
  ПБС – пистолет бесшумной стрельбы.


[Закрыть].

Олега в Ольге интересовало все. Поэтому, оказавшись в престижном доме на престижной улице в квартире со свежим евроремонтом, где проживал один из замов министра, он, не боясь показаться наивным босяком, впервые попавшим во дворец, с любопытством осмотрел все вокруг. Времени у него было достаточно: Ольга решила устроить настоящее пиршество и, опоясавшись голубым фартучком в смешных зверюшках, что придало ей неожиданно трогательный домашний вид, хлопотала на кухне.

– Чем бы тебя занять? – спросила она, собираясь приступить к кулинарному процессу.

– Могу помочь, – вызвался Олег. Перспектива совместного приготовления пищи его прельщала.

– Нет, это женское дело, тем более я тебя пригласила. Вот, альбом посмотри или лучше книги.

– Почему книги лучше?

– Ну… – Она несколько замялась. – Мне кажется, просто преступно заставить гостя рассматривать физиономии абсолютно чужих ему людей. Гость вынужден делать вид, что ему интересно, а на самом деле он умирает от скуки. Есть в этом нечто провинциальное, ты не находишь?

– Ничуть. Давай фотографии, раз не пускаешь на кухню лицезреть оригинал. Кстати, вы давно в Москве?

– Два года, как отца перевели в главк.

Она закрылась на кухне.

Олег раскрыл альбом, но прежде внимательно осмотрел комнату. Весь этот евродизайн не прельщал его: с таким же упоением он бы озирался, живи Ольга в трущобах – здесь она спит, в этом кресле смотрит телевизор… Хотя представить Ольгу в двухкомнатной конуре он не мог. Ольга была настолько шикарна, что и вещи вокруг, все обрамление – от однотонных стен до коврика на полу в прихожей – должны были соответствовать, гармонировать: изящная женщина в окружении изящных вещей, – как кинозвезда с обложки.

Он начал рассматривать фотографии. Представительный мужчина со строгим лицом, рядом красивая женщина и маленькая девочка испуганно смотрит в объектив. Вот девочка подросла, ее ведут в школу: большой бант, косы… Годы идут: мужчина становится грузным, все строже на нем костюмы и более властное выражение лица. Женщина тоже постарела, хотя сохранила очарование, присущее немногим. Олег вгляделся внимательнее. Старый профессор в институте говорил им: захочешь жениться, присмотрись к родителям избранницы, тогда поймешь, на ком женишься.

Он крикнул:

– Оля, у тебя очаровательная мама!

– Да, так все говорили… Она умерла, уже три года.

– Извини, – растерялся Олег.

– Ничего, – ровно отозвалась она. – Я почти готова.

Она очень ловко и красиво накрыла в столовой, но не на большом столе, а в углу, на маленьком овальном столике, что придавало их обеду несколько интимный вид.

«Не хватает только свечей», – мечтательно подумал Олег.

Ольга попросила подождать еще немного, вышла, а когда вернулась, Олег просто застыл. В несколько минут она переоделась; теперь на ней было элегантное черное платье – не вечернее, какой вечер в разгаре дня?! Вкус и тут не изменил ей: она распустила волосы, которые Олег уже привык видеть уложенными в строгий бугорок на голове и которые теперь свободно ниспадали на плечи, а одинокая тоненькая нитка жемчуга только подчеркивала изящество длинной шейки. В общем, стильная деловая женщина, побыв немного очаровательной домохозякой, превратилась в принцессу, восхитительную и желанную.

Олег, неискушенный в любовных играх, и не думал скрывать своего восхищения, а она с царственной простотой ждала, когда он опомнится и подвинет ей стул.

И конечно же именно в этот момент в прихожей послышался шум, открылись двери и в квартиру вошел замминистра. Ужин с возлюбленной мгновенно превратился в обед с чиновником.

Надо признать, что чиновник оказался нечванлив, хотя дистанцию и держал, и, увидев Ольгу в обществе молодого человека, извинился и собрался было уезжать.

– Что ты, что ты, – запротестовала любящая дочка; она ласково поцеловала отца в щеку, помогла снять плащ. – Ничем ты не помешал. Ты же сказал, что уедешь до вечера, вот я и пригласила Олега.

– Планы у министра изменились, вот я и заскочил на полчаса. Ну, познакомь нас.

Ольга представила мужчин друг другу и принесла третий прибор. За столом, несмотря на протесты Олега, Ольга рассказала, что случилось утром в ОВД. Отца она любила (Олегу это понравилось) и привычно делилась всем пережитым – это чувствовалось.

Чиновник слушал внимательно, лишь изредка задавал уточняющие вопросы.

– Представляешь, папа, какая несправедливость, – возмущалась Ольга. – Олег сам все раскопал, сам до всего додумался, даже очертил круг подозреваемых. А ему вместо благодарности устроили выволочку и отстранили от дела. Этот Сытин совсем потерял нюх, перекладывая бумажки. Ему что, раскрытая связь с другими убийствами испортит отчетность?

– Отчетность тут ни при чем, – сказал Олег. – Убийства произошли не на нашей территории. Просто встал не с той ноги человек.

– И ты так спокойно об этом говоришь! – возмутилась Ольга. – Папа, он образцовый карьерист: с начальством не спорит, всегда соглашается и даже защищает!

– Спорю довольно часто, – запротестовал Олег. – Только делаю это вежливо, без крика, как пристало цивилизованным людям.

А что защищаю – правда. Но это не карьеризм, не угодливость, а жизненная позиция. Могу объяснить, если интересно.

– Весьма интересно. – Замминистра украдкой взглянул на часы и поудобнее устроился в кресле.

– В нашей стране без малого полтораста лет стало нормой ругать начальство, часто справедливо и столь же часто нет. И парадокс – это настолько вьелось в кровь и плоть нашего общества, что гораздо безопаснее для твоего имиджа в глазах окружающих, да и для карьеры тоже, быть в рядах критикующих власть, чем среди лояльных граждан. Даже ваша дочь, стоило мне сказать несколько слов в защиту Сытина, не задумываясь записала меня в ряды карьеристов и ретроградов.

Ольгин отец усмехнулся; было непонятно, одобряет он слова Олега или нет. Впрочем, Олег говорил что думал, он не подстраивался под чиновника.

– Если хотите, – продолжал Олег, – то по-настоящему оппозиционер здесь я или такие люди, как я. Я не хочу идти в ногу с обществом, марширующим в такт, пусть даже это такт свободы и демократии.

Олегу показалось, что Ольгин отец несколько по-другому, с уважением взглянул на него.

– Рад был познакомиться. – Он протянул Олегу руку. – Надеюсь, еще встретимся. Ольга, проводи меня.

Они вышли и долго не возвращались.

Олег посидел, посидел, потом встал, прошелся по комнате, разглядывая развешенные по стенам картины. Ряд пейзажей продолжался в коридоре. Без всякого умысла Олег последовал за этой нитью Ариадны и вздрогнул, услышав, как за ближайшей, прикрытой дверью Ольгин отец сказал:

– Твой парень ничего, мне понравился.

Ольга смеясь отвечала:

– Папа! Фантазер! Вечно ты выдумываешь, стоит мне кого привести в дом.

– Именно потому, что раньше ты никого не приводила, я и решил, что это твой парень.

– Олег просто друг. – Ольга возмутилась, раздражение прозвучало в голосе. – Мы же тебе все рассказали. У него неприятности, вот я и решила его поддержать, пригласила пообедать…

– Жаль. Хороший парень, похож на меня в молодости.

– И вовсе нет… Он… он, – она замялась, подыскивая слова, – он пресный какой-то, неинтересный.

Дальше Олег не стал слушать.

На цыпочках прошел по коридору, бесшумно оделся, выскользнул за дверь. Обида душила его; не замечая прохожих, толкаясь, он почти бежал по улице.

«Пожалела! Снизошла до серого неинтересного человечка. Возмутилась Сытиным, обидевшим маленького следователя, и решила подкормить, благо тот два дня напрашивался. Так мне и надо, не в свои сани не садись».

Он выбежал на проезжую часть, чтобы поймать машину.

В общем-то он не должен был этого делать. Не дело следователя мотаться по адресам подозреваемых. Тех приводят к нему в кабинет под белы ручки. Для этого существует УГРО. А уж делать это в одиночку, имея вполне реальную перспективу нарваться на психопата-убийцу!.. За такие фокусы не только от дела отстраняют, но и погоны снимают запросто – это вам не кино про «черную кошку».

Но уж очень плохо было на душе у Олега. Так плохо, что и водка бы тут не помогла. Поэтому, поднявшись на шестой этаж дома номер № 29, он позвонил у дверей квартиры уголовника Глотова.

На звонок никто не ответил.

Олег прислушался.

Ни звука.

Он привычно обратился к соседям.

Мужчина лет пятидесяти, представившийся водителем такси, симпатий к Глотову, похоже, не испытывал.

– Шляется где-то, – заметил он мрачно, – уже третий день не ночует.

– Ни разу не появился? – удивился Олег. – Может, вы не уследили?

– Не углядишь тут! Когда Глот дома – дым коромыслом: дружки, бабы. Скорей бы его посадили, отоспимся.

Олег поблагодорил, сделал отметку в блокноте и отправился дальше.

В подвальном окошке неярко горел свет. Олег не успел постучать в железную дверь с табличкой «Военно-спортивный клуб “Витязь”», как дверь распахнулась. Он посторонился. Выходящие гуськом молодые крепкие парни со спортивными сумками в руках любопытно косились на него, но вопросов не задавали.

Последний оставил дверь открытой. Олег вошел.

Темный коридор, слева раздевалка – пустая и оттого неживая. Справа, за низенькой дверцей, в комнате чуть побольше, нечто вроде спортзала – маты в углу, самодельные тренажеры.

Коротко стриженный парень – копия ушедших – подметал пол. На Олега обернулся и что-то коротко сказал в сторону.

Из крохотного чуланчика вышел парень постарше, поздоровался.

«Ильин», – догадался Олег. Для Медведева он был слишком молод. Олег пригляделся к нему повнимательнее.

«По возрасту подходит – около тридцати. Но кажется, немного выше, чем описывала приемщица. Хотя телосложение худощавое, вполне сойдет за студента, да еще в темноте подвала».

Представившись, Олег попросил разрешения поговорить.

Подметавший пол юноша, не дожидаясь указаний, вышел.

«Однако дисциплина, – подумал Олег. – Старшим не мешает, хотя, по всему видно, любопытство обуревает».

– Заходите. – Ильин указал на чуланчик.

Видимо, это маленькое помещение служило канцелярией для организаторов и руководителей клуба. Тесное (не более четырех квадратных метров), два стула и столик, на стене полки с папками и спортивными брошюрами – больше ни для чего в комнатушке места не было.

Пока Олег осматривался, Ильин настороженно следил за ним.

– А почему вы так встревожены? – спросил Олег, садясь на свободный стул.

– А вы полагаете, визит сотрудника милиции должен радовать, – тщетно постарался улыбнуться Ильин.

– Честного человека он тревожить не должен.

Вот тут Ильин рассмеялся вполне естественно и даже не счел нужным отвечать.

– Чем обязан? – спросил он. – Но предупреждаю, в клубе я всего лишь инструктор, по всем вопросам вам лучше разговаривать с директором.

– Часто вас допекают из-за клуба?

– Бывает, – сердито отозвался Ильин. – И ваши коллеги, и чиновники, и налоговая: что, как да почему. Все почему-то хотят найти криминал.

– А вы даете повод?

– Ну, дети-то у нас не из благополучных семей. Всякое бывает. Но клуб как раз занимает их свободное время, в противном случае они бы все уже были в бандах. Но вместо помощи чиновники… – Ильин вдруг прервался, безнадежно махнул рукой, видимо, столько раз говорил на эту тему, что и самому надоело.

– Не будем о клубе, – согласился Олег. – Поговорим о вас. Где вы были девятого ровно в полночь?

Ильин занервничал еще больше:

– Это вы в связи со взрывом? Или из-за того зарезанного в доме напротив? – Олег промолчал. – Дома был.

– А в 00.05?

– Когда громыхнуло? К окну подбежал.

– Потом?

– Оделся, вышел на улицу и пошел к двадцать девятому.

– Через двор, мимо дома?

– Мимо дома! – с вызовом повторил Ильин. – Но в подъезд не заходил, хотя никто подтвердить этого не сможет. Жена хотела со мной пойти, но я велел ей остаться с ребенком.

– Где вы были девятого, между 23.00 и 23.15?

– Тоже дома.

– И тоже с женой?

– И с сыном.

– А в ночь с девятого на десятое?

Кажется, Ильин удивился, но насколько искренне, Олег не понял.

– Спал дома. Я встаю в восемь.

– Расскажите, что вы делали десятого днем, около полудня.

– Не помню уже.

– Придется вспомнить, Радий Петрович.

– До обеда я был дома. Потом часа в два поехал на Рижский рынок, оттуда в Лужники, искал спортивную амуницию для клуба. Вернулся около шести.

– Что-то купили?

– Нет. Я просто приценивался, где что стоит. Поручение Медведева.

– А ночь на пятое где вы провели?

– Дома. Я всегда ночую дома.

– Да вы заправский домосед, Радий.

– Не вижу в этом ничего смешного, – впервые возмутился Ильин. – И вообще, к чему все эти расспросы?

Не отвечая, Олег встал.

– Придется нам еще встретиться, Радий Петрович. Кстати, когда ваш директор возвращается с дачи?

– Либо в воскресенье поздно вечером, либо в понедельник рано утром, – хмуро буркнул Ильин. Похоже, он начал переживать, что позволил подвергнуть себя столь бесцеремонному допросу.

«То-то, тюфяк, – весело подумал Олег, – поздно звать адвокатов».

Он вышел в спортзал и в темноте почти столкнулся с неподвижно стоящим уборщиком. Судя по всему, парень вернулся давно и, несомненно, прослушал всю беседу Олега с замом директора.

При появлении Олега он не шелохнулся, беспристрастно глядя следователю в глаза. Несмотря на молодость, он был гораздо крупнее Олега – накаченные бицепсы распирали рукава майки. Олегу пришлось огибать его, словно столб. В темноте он споткнулся, едва не упал. Сзади засопел Ильин.

В соседних помещениях света также не было.

«Сейчас трахнут чем-нибудь по затылку и оставят в этом подвале навсегда», – подумал он с грустью. Захотелось попросить, чтобы зажгли свет, но Олег сдержался, сжал зубы. По счастью, входная дверь оказалась незапертой. Спотыкаясь в темноте, Олег вышел на нее как зверь, ориентируясь на сквозняк. Поднялся по лестнице вверх. За ним из подвала никто не вышел; сердито захлопнулась дверь, лязгнули металлом затворы.

Олег на грохот не обернулся. Постоял, вдыхая свежий воздух, обдумывая услышанное и увиденное.

Несмотря на пережитые волнения, обида на Рябинину не улеглась.

Олег посмотрел на часы.

«Заскочу еще к Долгушину, может, что расскажет про своих друзей-афганцев».

Олег решительно двинулся вперед. Иногда он был очень упрям.

Дверь в обычную московскую трехкомнатную квартиру ему открыла смешная девчушка лет пяти. Под мышкой она держала плюшевого медвежонка – видимо, Олег оторвал ее от чего-то очень важного.

– Вам кого? – очень серьезно спросила девчушка.

– Игоря Васильевича, – так же серьезно ответил Олег.

– Папа, тебя! – прокричала девочка в глубину квартиры и принялась беззастенчиво рассматривать Олега.

На зов в прихожую вышел хозяин: чуть старше тридцати, слегка полнеющий, с наметившейся лысинкой. Одет он был в старый спортивный костюм и домашние тапки и производил впечатление типичного обывателя, озабоченного мелкими домашними проблемами.

– Вы ко мне? – слегка удивленно спросил он.

При девочке Олегу отчего-то не захотелось представляться сотрудником милиции; он заколебался.

– Иди милая, играй. – Долгушин нежно развернул девочку лицом к комнатам, ласково подтолкнув. Та послушно затопала по коридору.

– Антон, Димка! – крикнул Долгушин. – Я же просил Катьку не отпускать!

Он обращался к выходящей в коридор запертой двери, и судя по всему, невидимые Антон и Димка его не услышали по причине оглушительно ревущей музыки.

– Магнитофон отберу! – пригрозил Долгушин, воспользовавшись тем, что Катька, заходя, открыла дверь. Но вид у него в этот момент был скорее добродушным. Олег подумал, что он сам не так давно так же утомлял родителей, только музыка тогда была другая, не этот глуповатый рэп.

Олег показал удостоверение, но сказать ничего не успел. Приоткрылась еще одна дверь, в прихожую выглянула миловидная пухленькая женщина с половником в руках: запахло вареньем.

– Это к тебе? – поинтересовалась она.

– Да, – ответил Долгушин. – Поговорить не дадут, – сказал он Олегу как человек, которому нечего бояться милиции. – Пойдемте на лестницу, заодно и покурим.

Они вышли за дверь, спустились на площадку. Долгушин закурил, сбрасывая пепел в специально поставленную жестяную банку.

– Большая у вас семья? – спросил Олег.

– Жена, девочка, два пацана… Постойте, так вы не из-за них пришли?

– Почему вы решили, что из-за них?

– Возраст у них такой: двенадцать и десять. Беднягу Архипова совсем загоняли. Есть у нас во дворе один новый русский. Он сыну купил велосипед: пять скоростей, мечта ребенка. Сынок никому прокатиться не дает. Так мои на прошлой неделе его в лужу с велосипедом загнали и окунули. Нехорошо, конечно, но и жадным быть плохо. Придется сверхурочные брать, на велосипеды моим зарабатывать. – И это прозвучало весело: казалось, что перспектива новой работы и расходов ради детей его только радовала.

– Так чем обязан? – спросил Долгушин.

– У вас тут на днях парня порезали.

– Слышал, – спокойно отозвался Долгушин. – Но это не я. У меня четыре рта на шее, мне не до разборок.

– Как вы вообще к южанам относитесь?

– Нейтрально.

– А точнее?

– У них своя правда, у нас своя. Они делают свое дело, я в Афгане делал свое. А сейчас у меня другие задачи.

– Детей растить?

– Именно, – усмехнулся Долгушин.

– Медведева и Ильина знаете?

– Из спортивного клуба?

Некое отчуждение прозвучало в голосе Долгушина, и Олег насторожился.

– Не одобряете?

– Хулиганство… эти клубы.

– Вы что-то знаете?

– Нет, это я так, – отгородился Долгушин, – вообще говорю. Ребятишки-качки, стрижки короткие. Такие потом прямиком в группировки идут. А Медведев с Ильиным звали меня к себе. Я не пошел. Афган их до сих пор не отпускает. Медведеву уже под сорок, а все в войну играет. Знаешь, наши, бывшие, в тюрьму попадут и орут: это Афган виноват, это война из нас преступников сделала! Или по инстанциям бегают, дескать, Родина им должна осталась. Словно ренту требуют. А в сорок пятом таких двадцать миллионов было, и ничего: вернулись, шинели повесили и работать, города строить, детей растить.

Я войну не забыл, но и душу себе рвать не намерен. Зла на «черных» не держу и резать кого-то из них не собираюсь. Вот если призовут, тогда воевать буду, а так… Я не бандит.

– А «черными» их называете.

– Да все так зовут. Я без зла.

– Верю, – сказал Олег. – Но все же придется вас вызвать, уточнить кое-что.

– Вызывайте, – пожал плечами Долгушин.

Дверь его квартиры открылась, донеслись детские крики; женщина, держа поднятыми испачканные вареньем руки, выглянула на лестницу:

– Игорь, ты скоро? Помоги.

– Иду. – Долгушин посмотрел на следователя.

– До свидания, – сказал Олег.

В этот день Сайтанов трижды выезжал из банка, и каждый раз Айнди морщился, словно от зубной боли. Он вообще настаивал, чтобы шеф не покидал охраняемое здание, и Сайтанов отказался от малозначимых встреч, но эти пропустить не мог: шли переговоры о покупке контрольного пакета акций одного сибирского нефтеперегонного завода и надо было встречаться с нужными людьми, выбивать льготный кредит, прикармливать чиновника из арбитражной комиссии, решать вопросы с возможными конкурентами.

Каждый раз процедура отъезда-приезда повторялась в деталях. Сайтанов ворчал, даже требовал прекратить этот спектакль, отпугивающий клиентов, но Айнди не уступал: вопросы безопасности шефа и родственника он решал по-своему. Даже когда Райбек угрюмо заметил, что после гибели сына жизнь ему не мила, пусть застрелят, Айнди словно не расслышал и только при очередной перебежке из машины в здание банка, заметив, что Сайтанов замедлил шаг, прошипел:

«У тебя еще младший есть и дочери».

Айнди только укрепился в решимости ничего не упустить, когда двое его подчиненных, отряженных контролировать чердак ближнего дома, доложили, что утром там прятался человек.