Текст книги "Шесть дней в сентябре"

– Хитрый, да, – неуклюже оправдывался один из провинившихся. – Целый час с нами пролежал рядом. В темноте, в углу его не видно было. А потом Райбек подъехал, мы к окнам подошли, а он – на лестницу, только шаги услыхали. Мы гнались за ним, но он ушел. Проворный, шайтан!

– Может, бомж какой? – предположил второй из провинившихся, Рустам, которого Айнди потихоньку готовил себе на смену. – Забоялся нас, вот и спрятался.

– Может… – сухо заметил Айнди и распорядился по рации удвоить все посты.

Рустам смущенно замолчал.

В 17.20 «Мерседес» хозяина отъехал от банка с одним водителем. Сегодня накрутили немало, и пришла пора пополнить баки. До ближайшей заправки было недалеко, два квартала; машина Сайтанова была не первой из банковских авто, проделавших сегодня этот путь.

У поворота на заправку толпились нищие, просили подаяние. Машину крутого кавказца здесь хорошо знали и близко не подходили. Но когда залитый под завязку «мерс» притормозил, выезжая на повороте, один, молодой и глупый, сдуру кинулся под колеса, попросил милостыню. Водитель послал его подальше. Тогда нищий незаметно сунул ему под нос пистолет и велел открыть дверь.

Бомжи на обочине только головами покачали, когда их нового товарища, только с полчаса затесавшегося в их компанию, увез огромный, роскошный лимузин.

Дверь ему открыл молодой мужик лет тридцати, спортивного телосложения, подчеркнутого десантным тельником, обтягивающим накаченный торс. Но впечатления силы этот двухметровый амбал не производил. Скорее наоборот. Было нечто слабое в его глазах, какой-то затаенный страх, некий надрыв в бегающих зрачках, что делало эту атлетическую мускулатуру похожей на бутафорию. Словно в тело льва вселили душу зайца. Хотя, и это Олег тоже оценил, судя по величине бицепсов, врезать этот тип мог от души.

– Вам кого? – спросил атлет.

Он смотрел вроде бы прямо на пришельца, но ощущение было такое, что зрачки его были беспрерывно в движении и ни на секунду не могли сфокусироваться ни на одном предмете.

Олег почувствовал, как у него взмокла спина.

– Мне нужен Семенов Андрей Владимирович.

Гигант радостно распахнул дверь.

– Заходите, – и радостно прокричал в глубь квартиры: – Ко мне пришли!

Олег осторожно вошел в тусклую прихожую. Следуя за хозяином, пересек коридор. На ходу он незаметно поправил пистолет.

Семенов провел его в комнату. Две женщины тревожно смотрели на входящего следователя.

– Здравствуйте, Наталия Николаевна, – укоризненно сказал Олег.

– Ненавижу чеченов. – Рассказывая, Семенов охватывал ладонью палец, дергал, палец хрустел, он захватывал следующий, и так по порядку, от большого до мизинца, после чего менял руки.

Олег старался не обращать внимания, концентрировался на рассказе, но это не помогало, методичный хруст раздражал, и следователь стискивал зубы, чтобы не заорать.

– Среди них нет нормальных людей в нашем понимании.

– Так уж и нет? – осторожно спросил Олег.

Семенов перестал заниматься пальцами, тяжело, с паузой, посмотрел на следователя, веско спросил:

– А ты там был?

– Нет.

– Я так и знал. – Семенов возобновил упражнение. – Если б был, ты бы со мной согласился. Их всех вырезать надо.

– Андрюшенька, что ты такое говоришь?! – ахнула Мария Егоровна, мать Семенова, по ее изможденным щекам, по проторенной уже дорожке поползли струйки слез.

– А что? – удивился Андрей. – Я прапорщиком служил, – сообщил он Олегу. – У нас в городе полк стоял, а работы не было, так мать с теткой, – он кивнул на Наталию Николаевну, та виновато заморгала, – пристали, дескать, подпиши контракт, какие хоть деньги, и при деле. А тут ввод в Чечню. Я за год такого насмотрелся: и на головы отрезанные, и на ребят кастрированных, и на рабов. Вот только нормальных чеченов не встречал. Не довелось.

– А кого ты еще не любишь? – вкрадчиво поинтересовался Олег. При этом ему было так мерзко, словно он обманывал ребенка, и еще он увидел, как тревожно вздрогнули обе женщины; ему было их жаль, но он должен был делать свое дело.

– Кого? – задумался Семенов. – Журналистов. И генералов.

– Почему?

– А как они войну освещали. На войне мы газет не читали и про телик забыли.

А вот как меня в декабре девяносто пятого комиссовали, так я насмотрелся и начитался. Чечены у них все хорошие, борцы за независимость. А наши все грязные, офицеры тупые. Почему вот про нашего лейтенанта тогда не написали? У нас пацан во взводе погиб. Остались у него мать и сестра больная. Так наш летеха – самому-то двадцать два года – им свою квартиру в Москве подарил. Просто так. Поехал в отпуск, приватизировал и выписал дарственную. Почему о таких вещах в ту войну не сообщали? Зато сейчас все наши – герои, а чечены – бандиты. Прозрели, что ли, журналисты? Да продажные они.

– Генералы тоже продажные?

– Хуже! – Семенов безнадежно всплеснул руками. – Бездарные они. Сколько ребят положили и сколько еще положат. – Он доверительно сообщил: – Я после Чечни надумал в военное училище поступать. Боевой опыт у меня был, подучиться немного – и цены мне б не было. Да любая армия такого с руками и ногами схватила бы. А мои документы завернули. Представляешь, даже до экзаменов не допустили.

– Понятно. – Олег встал. – Спасибо за разговор, мне пора.

Семенов не ответил, кажется, он тут же забыл о его существовании и, уставившись в пол, ушел в себя.

Олег взглядом позвал за собой Марию Егоровну, женщина суетливо поспешила выйти из комнаты. В коридоре Олег прошептал:

– Зачем же ваша родственница с милицией в кошки-мышки играет?

Так же шепотом она ответила:

– Наташа Андрюшеньку очень любит. Она его растила, когда мы с мужем работали в Африке.

По ее тону было ясно, что собственные беды заботят несчастную женщину больше, чем вся московская милиция вместе взятая. Олег спросил:

– Андрей состоит на учете?

– Конечно.

– Где?

– В Кащенко.

– А его медицинские бумаги посмотреть можно?

Она вздрогнула. Стараясь сдерживаться, пытаясь быть как можно убедительнее, попробовала объяснить бездушному менту, бесцеремонно вторгающемуся в их и без того треснувший мирок:

– Андрюша совершенно безвреден для окружающих. Поймите вы! Иначе его бы просто не отпустили врачи. И кроме того, в ту ночь, когда случилось несчастье с этим чеченским юношей, Андрей все время был с нами, каждую минуту. В противном случае, – не очень убедительно добавила она, – Наташа ничего бы не стала скрывать от вас.

– Я вас понимаю, – мысленно проклиная свою работу, ответил Олег. – Но поймите и вы. Я должен все запротоколировать, каждый факт подкрепить бумажкой. Это в ваших интересах. Если Андрей не виноват, то после нашего расследования отпадут любые кривотолки. Никто не посмеет ни о чем шептаться. Знаете, как это бывает во дворах?

Кажется, он попал в больное место. Она поджала губы, подумала, вышла в комнату и вернулась с толстым пакетом. Все еще колеблясь, протянула бумаги Олегу:

– Тут все. История болезни, выписной эпикриз, анализы. Я могу быть уверена, что ничего не пропадет? Нам еще предстоит долго лечиться. Врачи говорят – годы.

Прямо из подъезда, присев на корточки на лестничной площадке, он позвонил Наташке.

– Привет, сестричка.

– Что, уже ехать? – встревожилась она.

– Нет-нет. – Он поспешил ее успокоить. – Может, и вообще не придется.

– Правда? – Такая радость прозвучала в ее голосе, что он уверовался – она за него боится. Наташка – умница – тут же опомнилась, не желая, чтобы он догадался о ее страхах, поспешив напустить дыму, затараторила: – Понимаешь, мне предложили ассистировать у Ланевского, я тебе говорила, помнишь? Не хотелось упустить такую возможность.

– Конечно, понимаю, – подыграл он ей. – Кстати, о Ланевском. Не могло бы твое светило посмотреть бумаги на одного человека?

– Не знаю. При случае спрошу, хотя не обещаю. Он такой занятой.

– Ну, тебе он не откажет.

– Глупый мальчишка! – рассердилась она. – Ни о чем не буду просить.

– Извините великодушно, – поспешил взмолиться Олег. – Не думал вас рассердить, прошу о снисхождении.

– Я подумаю, – притворно надулась Наташка.

– Как мама?

– Неплохо. Спрашивает, когда ты заедешь. Ты обещал ей почитать.

– Сегодня. Постараюсь не поздно. Заодно завезу бумаги для Ланевского.

На очереди были Дроновы. До них было ближе всех, но он оттягивал визит как мог: посидел, покурил на детской площадке, прошел вдоль домов, делая вид, что знакомится с районом, хотя что там было ему неизвестно? Ну не готов он был к разговору с нацистами. Просто не представлял себе, о чем с ними можно разговаривать. Со всеми мог общаться: с уголовниками, с интеллигентами, с замами министра, как сегодня выяснилось, но не с русскими фашистами. Даже представить Олег не мог, что в стране, потерявшей двадцать с лишним миллионов от этого самого фашизма, могло возникнуть нечто подобное. Само словосочетание «РУССКИЙ ФАШИЗМ» звучало как-то дико, как-то неправильно.

Оттого Олег даже обрадовался, когда совершенно случайно, проходя мимо двух мальчишек, возившихся на тротуаре с велосипедом, услышал, как один сказал другому, кивая на стоящий рядом джип «Чероки»:

– А неплохой у Бронштейна драндулет.

– Шестьдесят штук, – со знанием дела отозвался другой.

Олег резко затормозил.

– Ребята, это сам Бронштейн приехал или, может, только водитель?

– Игорь Наумович сам водит, водителя не держит.

Водителя у Бронштейна действительно не было, а вот охранники были. Двое на лестничной клетке, не обращая внимания на милицейское удостоверение, долго не хотели пускать Олега в квартиру, пока на шум не выглянул сам хозяин и не враждебно, но хмуро осведомился:

– Новости о Елене?

– Нет, я по другому вопросу.

Разочарование не появилось на крупном лице Бронштейна только потому, что непреходящая печать боли затмевала все другие чувства. Он на секунду задумался.

– Ладно, заходите. Но не больше десяти минут, я спешу.

Московское жилище предпринимателя, переделанное из двух смежных квартир, более роскошное, чем квартира Ольгиного отца – замминистра, несло признаки запустения – здесь явно давно никто не жил.

Олег подумал, что не видел ничего более грустного, чем эта роскошная заброшенная квартира, призванная всем своим евроуютом дарить людям радость, а уютом этим никто не пользовался.

«Банально, но действительно, не в деньгах счастье», – подумал следователь.

Бронштейн словно догадался, какие мысли посетили гостя, провел ладонью по серванту, оставя пыльный след, грустно обронив:

– Обустраивали гнездышко. Хотели, чтобы Лена заканчивала свою школу, не уезжали. Соседа переселил, купил ему трехкомнатную в центре. И вот беда… Сейчас живем с женой за городом, сюда заехали кое-что забрать.

На шум из соседней комнаты вышла преждевременно состарившаяся женщина, посмотрела на следователя вопросительно.

– Здравствуйте, – поздоровался Олег.

Женщина словно не расслышала.

– Это не о Лене, товарищ по другому делу.

Она так же молча, призраком скорби исчезла в глубине квартиры.

Бронштейн посмотрел на часы, тоном, напомнившим Олегу Сытина, констатировал:

– Три минуты прошли, осталось семь.

Олег спросил:

– Значит, новостей о дочери нет?

– Это что, светская беседа? – удивился Бронштейн. – Вы же сказали, что пришли по другому делу.

– По другому. Но между ними может быть связь. – Бронштейн взглянул удивленно, а Олег добавил, будто что-то знал: – Вы же пытаетесь вести собственное расследование?

– Я не пытаюсь, я веду собственное расследование! – рявкнул Бронштейн.

Олег даже растерялся, не от рыка бизнесмена, конечно, а от того, что тот не стал юлить, а прямо вот так и сознался.

– Игорь Наумович, я понимаю ваше горе и пытаюсь…

– Короче, – перебил Бронштейн, – говорите по делу, не надо вступлений.

И вновь он напомнил Олегу Сытина. Почти помимо воли следователь раскрыл карты:

– В соседнем доме тяжело ранили одного чеченца и еще нескольких убили за последние дни.

Бизнесмен обладал острым умом. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы свести концы с концами.

– Вы полагаете, что я режу чеченцев в отместку?

– Игорь Наумович, вы не нервничайте…

– Я не нервничаю, – прорычал Бронштейн. – Я так всегда разговариваю.

Олег ему почти поверил.

– Значит, у вас нет известий о вашей дочери?

– Есть. Она жива и находится на территории Чечни.

– На вас выходили похитители?

– Нет. Ее украли не ради выкупа.

– А для чего? – удивился Олег.

– Это к делу не относится, – отрезал Бронштейн.

– Но откуда вы знаете, что Елена жива? Значит, вы все же ведете собственное расследование?

– Конечно. Что же делать честному человеку, если ваши коллеги ничего не могут.

И уверяю вас, я не только найду дочь, но и поквитаюсь с ее похитителями. Сил и средств хватит. Такое прощать нельзя, или вы не согласны? – Олег пожал плечами. – Но накажу именно похитителей. Резать первых попавшихся не буду.

– Вы знаете Сайтанова?

– Первый раз слышу.

– Он торгует нефтью.

– Моя сфера недвижимость.

– Мне нужно знать, где вы находились девятого…

Бронштейн остановил его жестом, достал из кармана визитку, протянул Олегу.

– Второй номер, это телефон моего секретаря. Она вам доложит поминутно, где я находился и год, и два, и три назад. – Он встал. – Ваше время истекло.

Сыщику пришлось подчиниться. Бронштейн пошел его провожать. У двери Олег спросил:

– И все же, что с вашей дочерью?

После паузы Бронштейн ответил:

– Один отморозок из горного аула, разбогатевший на баранах, заказал себе в гарем девочку: цвет волос, глаз, рост, возраст – все оговорил заранее. На несчастье, исполнителям попалась моя дочь.

– Вы думаете – случайность? Может, конкуренты?

– Конкуренты просто прострелили бы мне башку. Зачем такие сложности? Я узнавал. Это действительно случайность, что Елена попалась этим подонкам и подошла под заказ.

Бронштейн приоткрыл дверь, окликнул охранника:

– Николай, проводи.

Во-первых, охранники у ворот особняка Сайтанова уже знали машину хозяина и водителя и поэтому заранее, едва завидя ее в начале проулка, открыли ворота. Во-вторых, они были людьми еще новыми и не осмелились остановить водителя, проверить, что за незнакомый человек сидит рядом с ним, что непременно сделали бы старые, менее щепетильные охранники. Но те в большинстве своем были сейчас в городе, охраняли хозяина, а здесь, в дачном поселке, таких осталось только четверо, и все они были в особняке.

Миновав ворота и почтительно расступившихся стражников, машина медленно проехала по обсаженной соснами аллее, пересекла открытую лужайку с английским газоном и подъехала к входу в дом.

Вышедший из дверей Муса стоял на ведущих в дом ступеньках, спокойно глядел на подъезжавшую машину. Сайтанов часто присылал водителя с различными поручениями. Незнакомый человек в салоне тоже не насторожил старшего охраны: он был уверен, что люди у ворот проверили незнакомца. Более того, Хамзат, который должен был, стоя у ворот, в холле страховать Мусу, видя спокойствие начальника, безмятежность охраны у ворот, неторопливо, со скоростью пешехода подкатывающую машину, покинул свой пост и подошел к дверям, скуки ради выглядывая, кто приехал.

Машина остановилась.

Дверь пассажира медленно приоткрылась.

Муса глядел спокойно. Но разве мог он подумать, что один человек посмеет напасть на охраняемый двадцатью боевиками дом? И не просто напасть, а вот так – сунуться в самое логово. Поэтому, когда сидевший рядом с водителем человек поднял автомат, Муса подумал: «Это шутка» – и остался стоять. Впрочем, ни спрятаться, ни достать оружие он бы не успел. Все заняло доли секунды.

Первая очередь просвистела мимо живота Мусы и ударила стоявшего в дверях не в меру любопытного Хамзата. Ствол автомата чуть-чуть повернулся. Не отводя от зловещего отверстия глаз, Муса потянулся к пистолету. Но слишком поздно… Пуля ударила его в грудь, отбросила к стене.

Человек с автоматом вышел из машины, развернулся, присев, посмотрел на водителя. Тот прижался к двери (она была предусмотрительно заблокирована убийцей), закрыл лицо руками:

– Ты обещал!

– Подумаешь, – оскалился автоматчик. – Обмануть неверного не грех.

Он выстрелил водителю в голову и, перешагнув через тела Мусы и Хамзата, вошел в дом.

Огромный холл был пуст. Слева на второй этаж вела лестница, прямо – большая двухстворчатая дверь в цветных витражах прикрывала коридор, ведущий в глубь дома.

Водитель, которого он обещал не убивать, если он опишет весь дом и расположение охраны, не солгал.

Из коридора доносились шаги: охранники спешили на выстрелы помочь товарищам.

Он поднял автомат и дал длинную очередь, прямо в дверь. С грохотом обрушились стекла, в холле запахло порохом, весело посыпались на ковер гильзы. Шагов больше не было, зато явственно донесся стон. Одного он зацепил точно, и теперь у него было несколько секунд.

Он взбежал по лестнице на несколько ступенек, выглянул в окно. Охранники от ворот бежали к особняку. Он помедлил секунду, давая передним выскочить из-за сосен на открытое пространство, потом, почти не целясь, широко водя стволом автомата, выпустил остаток пуль.

Бегущие отхлынули назад, под защиту деревьев, залегли, открыли огонь. Он не обращал внимания на свинцовый ливень, влетающий в окна и рвущий потолок (нападающие стреляли снизу вверх, опасен был только рикошет). Перепрыгнув через перила, вдоль стены он подобрался к двухстворчатой двери. Раненый еще стонал.

Страха он не испытывал. Слишком долго он ждал, мечтал, надеялся. Да что там говорить, он ему снился – этот бой, и не один раз! Радость от долгожданного вытеснила все остальные чувства, в том числе и страх смерти. Вдобавок он был один, действовать приходилось быстро, и необходимость постоянно думать не оставляла времени на эмоции.

Главное, чтобы эти, снаружи, не кинулись немедленно в атаку. Тогда ему крышка.

Он заменил магазин и, отстегнув от пояса три гранаты, две из них быстро бросил за окно, на улицу. Зацепить они никого не зацепят, но пыл атакующих остудят, дав ему несколько секунд. Третью гранату, приоткрыв разрушенную дверь, он катнул по коридору, на стоны раненого.

«В дом врывайтесь вдвоем – ты и граната. Сначала входит граната…»

Он все делал КАК УЧИЛИ!

Когда вслед за вспышкой рвануло, он бросился вперед, через дождь из сыплющихся остатков стекла, щедро поливая по углам из автомата.

КАК УЧИЛИ!

Раненый уже не дышал. Второй, отброшенный взрывом в угол, из кучи тлеющий обломков какой-то мебели из последних сил тянулся к автомату.

Он наступил на руку ногой, медленно, очень медленно, давая чечену время осознать, что сейчас произойдет, поднес ствол к его лицу, выстрелил.

Неожиданно стало тихо. Те, снаружи, тоже прекратили бессмысленную стрельбу. Совещаются, понял он, решают, что делать. Если бы шли на штурм, то палили вовсю, прикрывая атакующих. Тишина его радовала, она давала ему время, а сейчас каждая секунда работала на него.

В одно мгновение его граната превратила уютный особняк в поле боя: горела мебель, уже исчезли в пламени занавески, стали черными от пороховой копоти доселе белые стены, хрустело под ногами стекло, в воздухе носилась какая-то крошка, валялись гильзы и трупы. И это сделал он. Он принес войну в этот дворец.

Подняв автомат, он двинулся через устроенный им хаос вперед, туда, где испуганно плакал ребенок.

Маленькая Сайда громко всхлипывала, успокоить ее никак не удавалось, как ни билась ее мама, Сайда-старшая.

Другие дети терпеливо молчали, слава Аллаху, хотя среди них были и младшие по возрасту. Они теснились в углу, и только бледные лица и настороженные глаза выдавали их страх.

Лейла вдруг с ужасом осознала, отчего даже крошка Мариам столь терпелива. Они же все пережили зиму девяносто четвертого – девяносто пятого в Грозном, ту зиму… И только в прошлом году Фарид, их отец, вывез семью в Москву. Маленькие ветераны, они молчали не оттого, что не боялись, нет! Они-то как раз знали, что такое выстрелы и что такое смерть.

И этот страх был страшнее, ибо был загнан внутрь и глодал их изнутри. Но они терпели, ибо знали, что от общего крика будет много хуже. А маленькая Сайда войны не знала, в этом было все дело. Она родилась и выросла в Москве, и оттого ее никак не могли успокоить.

Дверь отворилась. На пороге стоял человек с автоматом. Старшая Сайда подняла тонкими руками пистолет, навела на человека.

– Не стреляй, – строго приказала Лейла. А что она могла еще сказать? Судя по стрельбе, нападающих было много. И разве она могла представить, что враг дошел до ее дома не иначе как по трупам двадцати охранников, а значит, нападающих было больше.

Лейла не ошиблась, и это ее даже несколько порадовало, если в данном случае можно было чему-то радоваться. Увидев Сайду с пистолетом, человек не испугался. Смеясь, он крикнул кому-то в коридоре:

– Мужики, тут дети, и баба с пистолем, – и прикрикнул: – А ну брось оружие, дура!

– Опусти пистолет, – попросила Лейла. Она была в растерянности. Муж говорил ей о враге, нападающем подло, из-за угла; они и боялись больше всего коварного выстрела из-за забора, оттого и прятали всех домашних здесь, в центре особняка. Но что будет настоящая война, атака со взрывами и стрельбой прямо на охраняемый дом?!

«Может, это ошибка? – возникла робкая надежда. – Может, приехала налоговая полиция, мало ли какие грехи на Райбеке, сейчас не нарушает только мертвый, а охрана накручена, ожидает нападения; один выстрел, и пошло-поехало».

Утопающий хватается за соломинку, но что еще могла сделать Лейла?

– Опусти пистолет, – повторила она.

Молодая женщина положила пистолет на пол, отпихнув его ногой.

– Так-то лучше. – Теперь человек уже точно не улыбался. – А теперь ты, ты и ты – ко мне. Остальные живо к стене. Ну! – Он пригрозил автоматом.

После некоторой заминки чеченцы решили повторить атаку. Они разделились: одни стреляли по окнам, другие устремились вперед. На этот раз по ним не стреляли. Атакующие ворвались в вестибюль, рассредоточились у входа, укрывшись кто где за обломками.

Навстречу из коридора вышел подросток с белой тряпкой в руке.

– Не стрелять! – торопливо закричал Фарад. Но никто из его людей и не думал нажимать на курок, все узнали четырнадцатилетнего племянника Сайтанова.

Наступила тишина.

Вслед за мальчиком появился человек в маске, с автоматом. Одной рукой он прижимал к себе испуганную девочку лет семи.

– Эй! – крикнул человек, вглядываясь в пороховую пелену, заполонившую вестибюль. – Кто у вас главный? Выводи людей из дома. Тут куча заложников, не играй их жизнями.

Фарад встал из-за дивана, за которым укрывался.

– Зачем тебе заложники?

– Ты еще спрашиваешь! – весело удивился человек. – Не одним вам, чеченам, в эти игры играть… И звони своему шефу, пусть поспешит сюда.

– Уже позвонили, – мрачно прошипел Фарад, рукой он подал своим людям знак, приказывая отходить.

Почти одновременно запищал пейджер и запиликал сотовый. Олег вначале глянул на сообщение: «Позвони Айнди» – и номер телефона.

– Извини, – мрачно сказал следователь, – но отстраненным я тебе не пригожусь.

Он отключил пейджер, достал телефон.

– Олег! – Дежурный по ОВД почти кричал. – Где тебя носит?! Срочно двигай на базу! Сытин рвет и мечет! Тут по твою душу.

– Что случилось-то? – Голос Захарова предательски дрогнул, но дежурный уже отключился.

Впрочем, особо гадать не приходилось. Видимо, Сытин наконец-то хватился, что именно сейчас, когда каждый человек на счету, отстраненный им сотрудник шляется неизвестно где. Олег даже представил, как почтительно дерзко ответит на упреки начальника: «Вы же сами меня отстранили от дела, а новой задачи не поставили». Будет странно, если после подобной выходки Сытин не съест его живым. И в таком он был угнетенном настроении, что подобная перспектива доставляла ему прямо-таки мазохистское удовольствие. Он представлял, как на его стычку с полковником будет глядеть Рябинина, и твердил про себя: «Она узнает, она узнает…» Что же такое Ольга узнает, Олег даже отдаленно не мог вообразить, но отчего-то мрачно радовался. В общем, довела любовь молодого человека до ручки. Но к Сытину Олег сразу не пошел, сунулся к дежурному, расспросить, но тот сделал большие глаза:

– Быстрей к шефу! Тут крику из-за тебя было.

Прозвучало это обнадеживающе. Олег постучался, вошел. В кабинете вместе с начальником было несколько незнакомых Олегу людей. Сытин сказал старшему из них, сидевшему на его месте:

– А вот и наш герой, – и улыбнулся Олегу как родному. – Доложи-ка, Олежек, что ты раскопал. Это полковник Тютин, из аппарата министра. Твое дело выделено в особое производство, и полковник Тютин будет его вести. А ты откомандировываешься в его распоряжение.

Растерявшийся Олег постарался взглянуть на Тютина без эмоций: о полковнике он слышал, и отзывы были не очень лестные.

– В моей группе еще двое, – сказал Олег Сытину.

– Конечно, – легко согласился тот, – и Рябинина, и Анисимов остаются в твоем распоряжении.

– Изложи-ка свои соображения, Олег. – Сытин был сама благожелательность, словно не он орал на молодого человека нынче утром, ну прямо-таки старый ас-розыскник, гордящийся успехами выпестованного им ученика. Олег на него не обижался: слишком много разного рода проверяющих норовили куснуть затурканного текучкой начальника ОВД.

Кратко, но достаточно емко Олег изложил свою версию и происшедшие в эти дни события. О ночном визите к Сайтановым он распространяться не стал, но о сегодняшних своих походах рассказал (Сытин при этом кивал головой так, словно это он послал следователя обходить подозреваемых, и Олег, естественно, о своем утреннем отстранении не обмолвился и словом).

В какой-то момент его доклада в кабинет вошли Анисин с Рябининой, скромненько присели у входа. Олег, слава богу, не сбился, но больше в ту сторону упорно не смотрел.

– Слабовата версия, – сказал помощник Тютина старший лейтенант Соколец, когда Олег закончил.

– Версия как версия, – отрезал Тютин, – встречал я и похуже. – Он обратился к Олегу: – Если убийца из числа этих девяти, то вычислить его дело техники. Мы его возьмем. Пожалуй, заберу я тебя отсюда, Захаров, к себе, на Петровку. – Олег от неожиданности вздрогнул и покраснел. – Но вот самодеятельный обход сегодня ты зря затеял, парень. Я подобного не потерплю, учти.

– Учту, – хмуро ответил Олег. Ему показалось, что Ольга посмотрела на него с тревогой. В этот момент в его кармане вновь, уже третий раз за время его доклада ожил пейджер. Олег извинился, отойдя в сторону, набрал высылаемый Айнди номер.

Сытин и Тютин беседовали между собой.

– Я сразу понял, – говорил Сытин, – что дело непростое. Поэтому Захарова на него и поставил. Он парень толковый, наша надежда. Правда, по молодости иногда ошибки совершает, вроде сегодняшней самодеятельности, но это пройдет.

– Идиот! – Олег раздраженно отключил телефон.

Тютин хмыкнул, Сытин растерянно приподнял брови.

– Это я о себе, – пояснил Олег. – Час назад в поселке взяли в заложники семью Сайтанова. Дом окружен, идут переговоры.

Тютин встал, проверяя пистолет, и спросил Олега:

– У кого из подозреваемых ты был два часа назад?

– У Бронштейна.

– На выезд, господа, – распорядился Тютин. Потом повернулся к Олегу, сказал, довольно, впрочем, равнодушно: – Жаль. Значит, никого исключить нельзя. Бронштейну при его деньгах нет нужды убивать самому. Вполне мог нанять киллера.

Они стояли у садового домика, прикрывавшего их от возможных выстрелов: Олег, Рябинина, Анисин – непривычно притихший, даже стушевавшийся («Это от присутствия начальства», – думал Олег), очень бледный Сайтанов, Айнди – сумрачный, с блеском ненависти в глазах. Тут же Тютин опрашивал трех чеченцев, из тех, что охраняли особняк в момент нападения. За спинами чеченцев жался незнакомый Олегу майор, начальник отдела, в чью зону входил поселок.

– Так сколько всего было нападавших? – допытывался Тютин у начальника охраны.

– Думаю, – мялся тот, – человека четыре-пять.

– А если не думать? Скольких ты видел своими глазами?

– Двух.

– Включая водителя?

– Водитель проверенный человек, он у нас двенадцать лет, – вмешался Айнди. Он старался не смотреть на полковника, грубый тон которого его раздражал.

Тютин не удостоил Айнди ответом.

– А вот этот, – он бесцеремонно ткнул пальцем в маленького тщедушного чеченца, жавшегося за спиной своего начальника, – этот говорит, что видел труп на водительском месте, когда вы от дома драпали.

– Мы не драпали, – старший охраны, как и Айнди, сдерживался с трудом.

– Значит, организованно отступали, – усмехнулся Тютин и вдруг гаркнул: – Так видели вы труп водителя или нет?!

– Я не видел, – старший охраны опустил голову, – только Рустам видел, он крайним в цепи шел, остальным машина мешала.

– Так, Рустам? – требовательно спросил Тютин.

Маленький чеченец неуверенно повел головой; он терялся от криков этого русского, видимо, большого начальника, раз он позволял себе в присутствии самого Сайтанова кричать на его людей. От волнения акцент парня становился еще заметней.

– Нэ знаю.

– Что не знаешь, чурбан?!

Чеченцы вздрогнули, Айнди покраснел, Сайтанов сжал кулаки, но все смолчали. Олегу стало неловко.

– Товарищ полковник…

– Молчи, следователь, – оборвал его Тютин. – Я не виноват, если человек деревянный, и к национальности это отношения не имеет.

– Я… бежать… смотреть. – Маленький чеченец пытался что-то сказать, но не хватало слов. Фарад поспешил ему на помощь:

– Я его расспрашивал. Он говорит, что труп в машине весь был залит кровью и рассмотреть трудно было, тем более на бегу.

– Приглядеться к покойнику у него сообразительности не хватило, а оружие ему доверили. Захаров, проверь у него разрешение на ношение оружия. А ты, начальник, не дергайся, рассказывай дальше. Ворвались вы, значит, в дом…

– В холле к нам вышел человек с Абукаром и маленькой Айшат.

– Это кто?

– Абукар – мой племянник, – ответил Сайтанов, – а Айшат – дочь моей двоюродной сестры.

– Продолжай, – грубо велел Фараду Тютин.

Фарад вздрогнул. Казалось, он готов вцепиться полковнику в горло, а тому словно доставляло удовольствие злить окружающих. Причем Олег уже понял, что грубил он не только чеченцам, но и коллегам, и подчиненным. Но чеченцы-то этого не знали.

Фарад с трудом разжал губы:

– Этот человек, он был в маске, объявил, что они всех взяли в заложники, и велел вызвать Сайтанова, и чтобы он привез триста тысяч долларов.

– Ты привез? – со странной ухмылкой спросил директора банка Тютин.

– Сто двадцать. Все, что нашел.

– Ага, – еще более странно произнес Тютин. – Дальше, дальше, – велел он.

– А дальше приехал ваш майор, он и вел переговоры.

– Давайте майора. – Вежливости в интонациях Тютина ничуть не прибавилось. – Не прячься там за спинами, служивый, поближе давай.

Майор нехотя приблизился:

– В 10.00 дежурному по ОВД поступил сигнал о вооруженном захвате заложников. Личному составу была объявлена готовность номер…