Текст книги "Просто жить. Рассказы"

Весёлая жизнь

Ох, уж эти «крупнопанельки»! Специально их настроили, чтобы жить людям было весело. Каждый подъезд – это коммунальная квартира, только расположена не горизонтально, а вертикально. Слышимость отличная, поэтому у нас даже бабушки не сидят на лавочке у подъезда. Нечего обсуждать. И так всем всегда и всё про всех известно, хотя некоторые даже не видели друг друга в лицо. Но ведь это и не важно. Главное, все жильцы участвует в общественной жизни. Например, день рождения чей-то всем подъездом отмечаем, каждый в своей квартире. И даже подпеваем: «Не могу я тебе в день рождения»… А вот недавно за соседа переживали. До пяти-то считать не умеет, когда напьётся! Перепутал этажи и стучится в чужую дверь, не замечая, что она другого цвета. Да ещё кричит: «Райка, зараза, открой, а то хуже будет!» А куда уж хуже? И кому хуже? Не заметил, что в квартиру милиционера ломился. Через несколько минут сосед исчез. Переночевал на казённой кровати, вернулся смирный… и без денег. До следующей зарплаты двери, видимо, путать не будет.

Но совсем уж «весело» бывает, когда кто-то затевает ремонт. Вообще, это слово – страшное, потому что ремонт – вечный, он никогда не кончается. Пока дошёл от первой комнаты до последней, первую уже снова надо начинать переделывать, потому как у кого-то там лучше, а отставать нельзя-а-а… Учитывая то, что в подъезде двадцать квартир, вывод можно сделать быстро: жизнь у нас развесёлая! Но против ремонта, как говорится, «не попрёшь». Попробуй, «вякни», а потом начни его делать! Мало не покажется. Так что это бедствие приходится терпеть, хотя две дрели в один день – это уже слишком. Чувствуешь себя, как в стоматологическом кабинете.

Но самое большое «наслаждение» испытываешь при слове «музыка»! Очень музыкальный у нас подъезд: и народности все охвачены, и жанры все любимы. Слева звучат татарские песни, справа – «цветёт калина в поле у ручья», а сверху тяжёлый рок бухает по голове. И главное, каждый заботится о том, чтобы весь подъезд «музыкально» просвещался.

Вообще-то, я человек спокойный и долготерпеливый, настолько долго, что самой противно бывает. Некоторые пользуются этим и совсем обнаглели. Но всему бывает конец. Всё, достали! Хватит! Закрываю доступ к моему терпению! И пришёл день, когда я приступила к операции под кодовым названием «Борьба за выживание».

Была суббота. Выходной день, а с утра уже – бесконечное «стук-бряк», перфоратор воет без остановки. Захотелось завыть на пару с ним. Когда терпению пришёл конец, решила пройтись по магазинам. Шопинг – лучшее лекарство для женщины. Зашла по пути к подруге, попили чаю. «Пожалилась» ей на свою жизнь.

– Так слушай, может, тебе чего покрепче налить, чтоб нервы успокоить?

– Ты что, мне же спать захочется!

– Поспишь у меня.

– Ну, да, а ночью что буду делать? Нет уж.

Знала бы, какая ночь предстоит, ни за что бы не отказалась! Пришла домой. О, чудо! Тишина! Такое впечатление, что в подъезде никого не осталось. Только подумала об этом, оказалось, что сосед сверху жив – здоров и включил свой любимый «Ромштайн». Как положено, до десяти вечера терпела, но сосед, видимо, ещё не насытился музыкой, а, может, от удовольствия заснул. Всё, теперь имею законное право идти вправлять мозги! Звоню в дверь. Сосед выходит не сразу. Так, понятно: растрёпанный, выпивший, не до конца проснувшийся, меня не узнаёт. А ведь молодой совсем! Настраиваюсь на вежливость и тактичность. Готова. Но он опережает:

– Вам чего?

– Во-первых, Рома, здравствуй! А во-вторых, не чего, а кого. Тебя.

– Так это… вам бы постарше… кого…

– Ты что, ненормальный? Я в том смысле, что поговорить с тобой хочу.

– Понимаю, больше не с кем поговорить? Ну, давайте.

– Ничего ты не понимаешь. Почему после десяти вечера у тебя магнитофон орёт? Уменьши громкость.

– Хочется ему, вот и орёт. И вообще, никто не приходит, а вы пришли. У вас, что, слишком хороший слух?

– Не жалуюсь.

– А у остальных, выходит, проблемы со слухом, да?

– Возможно. Давай вернёмся к нашим баранам.

– Это я-то баран? – сразу ощетинился сосед. Вот черт, угораздило меня «умно» выразиться!

– Да нет, так говорят, когда предлагают вернуться к сути разговора.

Рома молчит, пытаясь вспомнить эту самую суть. Напоминаю:

– В общем, так. Уменьши громкость или выключи свою аппаратуру – и всё будет в порядке.

– Посмотрим. Как захочу!

Ах, ты, прыщ на теле всего подъезда! Больной на всю свою нетрезвую голову! К чёрту тактичность! Сейчас будем оздоравливать мозги. Демонстративно достаю из кармана телефон.

– Сам угомонишься или позвать на помощь мужиков в форме и с дубинками?

Услышав про последнее, парень сразу протрезвел и начал соображать. Видно, уже попробовал это средство успокоения.

– Да я пошутил. Сейчас всё будет в порядке.

Спустилась к себе. Довольная своей победой, отметила её чашкой зелёного чая. Можно ложиться спать. Ага, как же! Слышу, что в квартиру подо мной ввалилась компания. Мужской гогот, женский смех… и опять она – музыка во всю мочь. Ещё не совсем остывшая от первого боя, спускаюсь вниз. Дверь открывает бугай, из тех, кого сегодня называют мебельным словом «шкаф». Мутным взглядом он окидывает меня с ног до головы. Видимо, решив, что я ещё ничего, жестом приглашает войти. Храбро перешагиваю через порог и по привычке закрываю за собой дверь. Мужчина стоит, перекачиваясь с пяток на носки, держа руки в карманах.

– Жду.

– Здравствуйте, можно с вами поговорить?

– Сколько угодно.

– Вы знаете, который час?

– Знаю, – он утвердительно кивает головой, поворачивает её в сторону ближайшей комнаты и кричит:

– Серёга, сколько там натикало?

Музыку приглушают, доносится голос:

– Ноль часов, тридцать минут!

– Ну, вот, новый день начался. Пусть он будет для вас удачным. Не понимаю, у вас, что, часов в доме нет? Может, подарить?

– Нет, вы не понимаете другого: сейчас ночь, и в доме должно быть тихо, – вежливо объясняю ему.

– Да? – он удивлённо приподнимает брови, продолжая качаться. Протягивает руку к карману пиджака, который висит рядом на вешалке. Сердце ухает вниз. А вдруг там пистолет, кто его знает? Поселился здесь недавно, может, бандит какой-нибудь! Но в его руке оказывается купюра достоинством в пятьсот рублей.

– Этого хватит?

– За что? – спрашиваю у него, ошарашенная неожиданным поворотом дела.

– За то, чтобы мы с вами больше не встречались.

– Извините, мне нужно совсем другое.

– Я понял, – он снова полез в карман и достал тысячную бумажку. – Это вас устроит?

– Нет, меня ничто не устроит, кроме тишины.

– Значит, вы непокобелимы?

– Непо-ко-ле-бима, – поправляю его.

«Шкаф» долго смотрит на меня и молчит. Ну, всё. Сейчас даст по голове своим здоровенным кулаком, и останусь я тут лежать со своей борьбой за выживание, тактичностью и непокобе… непо-ко-ле-бимостью. Ещё и дверь закрыта! Наконец, он открывает рот:

– Так, значит, взяток не берём?

– Не берём, – храбро отвечаю я.

– Молодец, уважаю. Нас двое: вы – вторая, я – первый. Серёга! Выключи магнитофон к чёртовой матери! Расходимся. Спать пора.

– До свидания, – бодро говорю я и не спеша выхожу за дверь.

Ну и ночка выдалась! Зато я сделала важные выводы для себя. Поняла, что не такая уж и трусиха! Могу за себя постоять, если надо. И нельзя долго терпеть то, с чем нельзя мириться. Я даже знаю, как будет называться следующая операция. «Один в поле не воин»! А что, коммунальная квартира большая! Почему я должна отдуваться за всех?..

2013 г.

В очереди

Время было обеденное. В аптеке собралась очередь. Двигалась она небыстро. Наконец к окошку подошла старушка. Она протянула работнице аптеки рецепт и деньги, которые перед этим долго считала. Та, взглянув на бумажку и пересчитав деньги, вернула всё это старушке:

– Бабушка, этого лекарства нет. Есть импортный аналог, но он дороже. Нужно ещё сто двадцать рублей.

Старушка недоумённо посмотрела на работницу:

– Как это нет? Всегда было. Ведь доктор выписал…

– Врач сидит в кабинете и не может знать, что у нас есть и чего – нет. Сходите в другую аптеку.

Мужчина респектабельного вида, стоявший сзади, пробасил:

– Бабуля, не задерживай очередь, обед короткий, надо везде успеть.

– Вот именно, этим пенсионерам делать нечего, везде очередь задерживают, могла бы придти, когда народу мало, – поддержала его богато одетая дама.

Старушка молча отошла в сторонку, открыла потёртый кошелёк, достала какую-то мелочь. Потом дрожащими руками проверила карманы. В одном были ключи, а в другом – аккуратно сложенный носовой платочек. Денег больше не нашлось. Она обречённо посмотрела на рецепт, на котором латинскими буквами было написано заветное название препарата. По щекам медленно покатились слёзы.

В конце очереди стояла молодая пара. Парень, хихикнув, посмотрел на старушку и тихо сказал своей подруге:

– Помирать уже пора, никакие лекарства не помогут.

Девушка внимательно посмотрела на него, словно впервые увидела.

– Знаешь, моя бабушка тоже такая же старенькая и больная. Между прочим, я для неё сейчас буду покупать лекарства.

Она подошла к старушке, взяла её рецепт, подошла к окошку:

– Подайте, пожалуйста, я доплачу.

Очередь молчала. Мужчина смущённо хмыкнул. Дама возмущённо сверкнула глазами:

– Молодая, а хитрая, сообразила, как можно взять без очереди.

Девушка пристально посмотрела на даму:

– Не переживайте, свои лекарства я получу в порядке очереди.

Взяв таблетки, она подошла к старушке:

– Возьмите, бабушка. Как принимать, знаете? Тут указано, и в рецепте, и на коробочке.

– Спасибо, милая. А как вернуть тебе деньги? Я ж теперь в долгу буду.

– Ничего не надо. Государство вам больше должно.

Девушка вернулась на своё место. Парень заискивающе посмотрел на подругу, дотронулся до плеча, пытаясь что-то сказать, но та опередила его:

– Не надо, ничего не говори. Лучше подумай о том, что и сам когда-то будешь таким.

Выстояв очередь, девушка сложила в сумочку то, что купила, и молча, не оглядываясь на парня, пошла к выходу.

*****

Человек не выдержал малого испытания добротой, значит, может предать и в чём-то большем. Это страшно…

2013 г.

О девичьем…

Лёлька и Катя познакомились в один из тёплых сентябрьских дней, когда вместе ковырялись в песочнице. С помощью разных формочек они «пекли» всевозможные кондитерские изделия. После трудов праведных, как настоящие хозяйки, они сели отдохнуть на деревянный край песочницы. Дружно похлопали ладошкой о ладошку, сбивая с них крупинки песка. Затем сдвинули наехавшие на глаза шапочки. Только тут они разглядели друг друга.

– Тебя как зовут? – спросила Лёлька.

– Меня зовут Катькой, мне пять лет, я живу с мамой-парикмахершей и папой-экономистом в 38-ой квартире и хожу в детский сад №5.

Это прозвучало, как хорошо заученная автобиография.

– А я – Лёлька. Мои родители – учителя. Мне тоже пять лет. А номер нашей квартиры – 83. И хожу я в детский сад №55.

– Ой, как много у нас общего! Мы с тобой сдруживаемся прямо на глазах.

И дальше Катька предложила:

– Давай поговорим о своём, о девичьем!

– А это как?

– Ты, чё, не знаешь? Моя мама так говорит: «Позвоню Маринке, поговорим о своём, о девичьем». Мы же девочки?

– Ну да, не мальчики…

– Мальчишки говорят о мущинских делах, а мы поговорим о девичьих!

– А-а-а, поняла.

Этого самого «девичьего» оказалось так много! И новое платье, которое подарили Катьке на день рождения. Прямо, как у принцессы! И красивые сапожки, которыми похвасталась Лёлька, подняв ноги и повертев ими у самого носа новоиспечённой подружки. И двадцать цветных резинок, уместившихся на Катькиной голове каким-то чудом. Хотя чему тут удивляться: мама – парикмахер, кому, как не Катьке, знать толк в причёсках! А дальше был Лёлькин дедушка, который скоро должен приехать. Соседская кошка Манюня, собиравшаяся рожать. Мальчик Денис, который прогуливался с бабушкой. Он никогда не выходил один. Сразу видно, что бабушкин сыночек! А ещё была машина профессора из первого подъезда, такая же старая, как и он. Её давно надо поменять, потому что тарахтит, как трактор, и рано будит соседей по выходным. И ещё… и ещё… Обо всём переговорить не успели, потому что Лёльку позвали родители. На прощание она проговорила новой подружке номер домашнего телефона, чтобы продолжить разговор потом, и та до самой двери квартиры твердила его, чтобы не забыть. Запыхавшись, Катька влетела домой и с порога закричала:

– На помощь! Кто может, быстрее запишите, пока номер не вылетел из моей головы!

Быстрее оказался папа, потому что мама в это время болтала по телефону. Понятно, о чём!

Катька быстро, почти не разжёвывая, проглотила свои любимые сырники. Нормально есть было некогда! Девичьи дела не хотели ждать. Мама только что оставила телефон в покое. Трубка была ещё тёплой. Папа, увидев, что теперь её схватила дочь, покачал головой:

– Бедный телефон! Он скоро расплавится.

Катька призадумалась, пытаясь представить, как это будет выглядеть. Потом подула на телефон и для папиного успокоения ещё помахала на него газетой. Решила, что они быстро обсудят с Лёлькой оставшиеся дела, и с телефоном ничего страшного случиться не успеет. Она набрала номер и очень вежливо сказала в трубку:

– Здравствуйте, извините за беспокойство. Позовите, пожалуйста, Лёлю.

– Пожалуйста, это я, – послышался Лёлькин голос. – А ты чё звонишь? Чё-то случилось?

– Ты, чё, забыла? Ну и память у тебя, прям девичья!

Услышав последнее слово, Лёлька сразу вспомнила, о чём они договаривались. Но пока не знала, с чего начать. Она уже хотела сказать об этом, но вдруг из трубки донеслось:

– Включай быстрее телевизор, там говорят о том, какие маски надо накладывать на лицо, чтобы оно было всегда молодым. У вас есть свежий огурец? У нас тоже. Надо нарезать на кружочки и налепить на лицо, сидеть полчаса. Поняла? Щас большая стрелка стоит на шестёрке, вот, когда она доберётся до… – тут Катька замолчала, видимо, считала.

– До двенадцати, – подсказала Лёлька.

– Ну, да… в общем выключаемся из телефона, чтоб он не расплавился. На двенадцати я тебе позвоню.

Лёлька разрезала огурец на кружочки. Они получились разными: одни потоньше, другие потолще. Толстые она решила положить на лоб, но они почему-то сваливались с него. Тогда она легла на диван и залепила огурцом всё лицо. Два кружка оказались лишними, пришлось их съесть. Лёлька сложила руки на груди и стала ждать звонка. В комнату заглянула мама. Увидев зелёное лицо дочери и сложенные на груди руки, она закричала:

– Лёлечка, что случилось?

– Ничего, – спокойно ответила дочь, – Молодею я, что ли не видно?

– Фу, напугала как! Ну, ладно, старушка ты моя, молодей на здоровье.

Мама прикрыла рот рукой, чтобы громко не рассмеяться и выбежала из комнаты.

Оказывается, полчаса – это так долго! И чего Катька не звонит? Вскоре Лёльке показалось, что огуречные кружочки стали подсыхать. Она взяла тот, который лежал на правом глазу, и посмотрела на него. Точно, сморщился. Она засунула его в рот и с наслаждением захрустела. Съев всю «маску», посмотрела на часы. Ого! Стрелка благополучно перевалила через нужную отметку и подползала к шестёрке. Ничего себе! Ну, Катька, у самой память девичья, а ещё про кого-то говорит. И тут Лёлька вспомнила, ради чего она так долго мучалась. Ой, надо посмотреть, сильно помолодела или нет? Зеркало отразило лицо, на котором отпечатались следы от огуречных кружочков. Лёльке стало страшно: а вдруг они останутся до завтра? Как идти с ними в садик? Она уже хотела бежать к маме, но тут зазвонил телефон.

– Лёль, ну, что, помолодела?

– Ой, я такая страшная стала, пятнистая, как леопард.

– Не бойся, это пройдёт. Мама говорит, что красота требует жертв.

– А ты как?

– Никак. Не смогла сегодня помолодеть. Раненая я.

– Это как?

– Порезала ножом палец. Знаешь, сколько кровищи из меня вытекло? Как из поросёнка.

Лёлька не поняла, при чём тут поросёнок, но спрашивать не стала. Она испугалась за Катькин палец:

– Ты, чё, его совсем отрезала? И теперь умрёшь?

– Да нет, папа сказал, что жить буду. Мне его перевязали. Видишь, какой у меня теперь толстый палец! – и Катька повертела им перед трубкой. Как будто Лёлька и в самом деле могла это видеть по телефону!

– Кать, что ли, завтра я буду молодее тебя?

– И не думай! У мамы тут столько баночек с разными кремами, – тут подружка заговорила шёпотом, – я каким-нибудь намажусь на ночь, и утром встану тоже молодая.

Лёлька оторопела. Она столько терпела ради красоты, а Катька – раз-два, и готово! Заснёт себе преспокойненько и будет во сне молодеть. Но потом, вспомнив про раненый палец, успокоилась, решив, что Катька пострадала больше.

– Ну и хорошо! Жаль вот только, что о девичьем не успели поговорить.

– Но ведь всё, что с нами сегодня случилось, это и есть женские дела, а по-нашему – девичьи, поняла?

Катька продиктовала подружке свой телефон, и на этом они попрощались.

Утром Лёлька первым делом побежала к зеркалу. Пятен на лице не было, но особых изменений она тоже не заметила. Значит, жертва была зряшная? Подружке она не успела позвонить. Лишь вечером узнала, что ту отстранили от садика, потому что на лице у неё выступила мелкая сыпь. Происхождение этой сыпи Катькина мама не могла объяснить, а дочь молчала, как партизанка.

Всё понятно, придётся и дальше терпеть эти огурцы. А может быть, найдётся ещё какой-нибудь способ помолодеть

Ох, нелегко быть женщиной! Мужчинам проще, от них не требуется столько жертв!

2013 г.

Хана»

Уф-ф-ф! Петька Скворцов отложил ручку, поднял голову от тетради и облегчённо вытер пот со лба. Самостоятельная работа была закончена. Остальные ещё пыхтели над задачками и примерами. Петька сидел на последней парте у окна, которое смотрело на пустырь. Ничего интересного там не было, поэтому он стал наблюдать за одноклассниками. Так, Серёжка Струнов передал шпаргалку Верке Кашиной. Понятно, у той всегда проблемы с задачами. Вовка Линьков старательно догрызал кусочек карандаша. Видно, что-то не получается. Ещё одна самостоятельная работа – и от карандаша ничего не останется. Да, два урока математики в день – это слишком!

Учительница русского языка и литературы болела уже целую неделю. И её уроки заменяли почему-то исключительно математикой. Петька любил этот предмет, и давался он ему легко. Но всё дело в том, что ему было скучно заниматься долго одним и тем же делом. Его деятельная натура не терпела никакого застоя. Вот если бы уроки литературы заменяли физкультурой! О-о-о! В спортзале он оторвался бы по полной программе и даже сверх того.

Пусть бы уж лучше пришла скорее Елизавета Ивановна! Старенькая она, правда, часто болеет. Давно ушла бы из школы, да замены не находилось. Она выучила многих родителей нынешних учеников, поэтому никто и не представлял на месте Елизаветы Николаевны другого человека. Хотя, конечно, жизнь с ней – не мё-ё-д! Уж очень она была строгой учительницей и классной руководительницей! Ну, бывают же шалости, которые никому и вреда-то не приносят! Невозможно быть сутки напролёт оловянным солдатиком. Так нет, тут же – замечание в дневник! Да ещё крупными буквами и этим противным красным цветом, от которого рябит в глазах. На Петьку это действовало, как красная тряпка на быка. Но он был очень выживаемым существом и к замечаниям быстро привык. Кроме того, они были главным украшением его дневника, и без них ему, наверное, даже стало бы скучно жить.

Со звонком на последний урок в класс вошёл директор. Стоя у двери, он призвал к порядку «бегунков», которые во время перемены мешали в небольшом коридоре отдыхать нормальным людям. А потом, внимательно посмотрев на «сильный пол», подозвал к себе Петьку. Чувствуя себя ягнёнком, которого вот-вот должен съесть волк, будущая жертва делала медленные шаги навстречу своей «погибели». Петька сосредоточенно думал: что же такого он натворил, если директор лично им заинтересовался? Вроде, ещё ничего не успел. Владимир Николаевич, наклонившись к его уху, тихо и доверительно, будто открывая секрет, сказал:

– Настоящий мужчина должен раз в две недели посещать парикмахерскую.

Петькина рука непроизвольно потянулась к буйным зарослям на голове. А директорская рука осторожно развернула обладателя отросшей шевелюры и направила его к парте. Пройдя к учительскому столу, Владимир Николаевич сообщил новость, поразившую детей, как гром среди ясного неба:

– С завтрашнего дня снова начнутся уроки русского языка и литературы. Учить вас теперь будет Светлана Петровна, бывшая ученица нашей школы, она же будет и классным руководителем. Прошу отнестись к этому с пониманием.

Ничего себе новость! К прежней учительнице уже привыкли, а вот как поведёт себя новая, как им будет с ней? Петька сразу заёрзал, насторожившись больше всех. Его мать рассказывала, что десять лет просидела за одной партой с закадычной подружкой Светой, которая стала учительницей. Уж не она ли это? Ух, ты! Если – да, то могли открыться любопытные перспективы!

Дома Петька первым делом сообщил школьную новость. Но оказалось, что мать уже обо всём знает и даже встречалась со своей подружкой. Лукаво поглядев на сына, она сказала:

– Ну, теперь мы с отцом всё будем о тебе знать, станешь ты у нас шёлковым!

Ничего себе! Своими словами мать сразу как будто попыталась задушить все Петькины чаяния. Интересно, что она рассказала учительнице о нём? Он благоразумно промолчал, а сам подумал: «По-смот-рим!».

Петька был неусидчивым и озорным мальчишкой, оттого и попадал часто в разные неприятные ситуации. В нём будто какой-то чертёнок сидел, с которым невозможно было сладить. И, если что-либо случалось, то по дороге домой, чувствуя неотвратимость наказания, он говорил своему другу Диме:

– Ну, всё, сегодня дома мне будет хана!

Дима сочувственно глядел на товарища и каждый раз думал: как можно постоянно жить с этой самой хано’й? Однажды он уже задавал другу вопрос:

– Если ты знаешь, что дома тебе попадёт, то почему не делаешь так, как надо?

– А ты всегда понимаешь, как надо?

– Ну, я стараюсь сначала подумать, а потом делать.

– Тогда понятно, почему ты отличник, – вздохнул Петька. – А вот у меня всегда получается наоборот: сначала сделаю, а потом подумаю.

А думал-то Петька исключительно под руководством отца, которого уважал за справедливость: сделал хорошее дело – честь и хвала тебе, а сотворил плохое – получай, дружок! Замечания в дневнике появлялись, что называется, с завидным постоянством. Конечно, ведь предметов было много! Эта красная пестрота дорого обходилась Петьке. Нет, отец не наказывал его физически, но умел каждый раз сказать так, что душа провинившегося словно выворачивалась наизнанку. И где только отец находил так много слов? При этом старший Скворцов смотрел младшему прямо в глаза. Петька не мог отвести своего взгляда и чувствовал себя, как кролик перед удавом. Всё это, вместе взятое, было для него хуже всякого ремня. Заканчивал отец свою речь словами: «Сиди и думай». И Петька думал, но недолго. Чертёнок в таких случаях был с ним заодно и услужливо подсказывал выход из положения. Быстро находились какие-то правильные, покаянные слова, с которыми Петька шёл к отцу. Тот выслушивал, ставил точку в очередном воспитательном моменте, и в доме воцарялось спокойствие до следующего недоразумения.

С приходом новой учительницы в душе Петьки затеплилась надежда хоть немного улучшить свою жизнь. Он надеялся, что, как сын подружки, будет иметь право на какие-то поблажки. А почему бы и нет? Сам он точно так и поступил бы! Свой своего всегда должен выручать. Призрачная пока ещё надежда вдруг предстала перед ним почему-то в образе худенькой голенастой Надьки, его одноклассницы. Лучше бы эта надежда была, как толстая Маринка, которая сидела на последней парте в соседнем ряду. Всё зависело теперь от новой учительницы. Если бы Светлана Петровна знала о его надеждах! Но та, конечно же, и не подозревала о Петькиных ожиданиях.

На следующий день все с нетерпением ждали урока литературы. Перед самым звонком в класс вошёл директор вместе с молодой светловолосой женщиной. По спине её спускалась длинная коса. Ну, совсем, как у девчонки-школьницы! Представив Светлану Петровну, директор ушёл. Учительница обвела взглядом детей и вдруг как-то по-особенному светло улыбнулась. Все поняли, что имя очень подходит ей. От улыбки исходило такое тепло, что с детских лиц мигом слетела насторожённость. «Добрая», – подумал Петька и облегчённо вздохнул. Его надежда, увеличиваясь, медленно поползла в сторону Маринки.

Петька плохо следил за ходом урока. Его мучил вопрос: что Светлана Петровна знает о нём? Он и не предполагал, что учительница, поговорив с подругой, поняла: ей достался крепкий орешек. Интересно, сколько их, вот таких, в классе? Это не пугало, напротив, ей нравилось работать с такими «живчиками». С ними было хлопотно, но интересно, потому что и ум у них чаще всего был живым, изобретательным. Надо только, как говорят в таких случаях, умело повернуть его в нужное русло.

В конце урока Светлана Петровна собрала на проверку дневники, как это всегда бывало по субботам. Да, замечаний в дневниках у некоторых учеников было столько, что их хватило бы на весь класс, и ещё осталось бы. Понятно, что с ответственностью и сознательной дисциплиной в классе – большие проблемы. И с этим явлением необходимо что-то делать. Дома она долго размышляла и приняла, как ей показалось, единственно правильное решение. Но для выполнения задуманного плана ей надо было заручиться поддержкой коллег и добиться согласия директора. С первыми оказалось сложнее, но получилось. А вот директор неожиданно легко согласился. Чутьё подсказывало ему, что новшество, предложенное учительницей, может принести большие плоды.

На следующий день Светлана Петровна объявила ребятам, что замечания в дневники больше записываться не будут. Она молча смотрела на класс, ожидая реакции учеников. В глазах некоторых детей читалось недоумение, а вот «крепкие орешки» сразу приосанились, повеселели и заулыбались. Петька, обуреваемый предвкушением лёгкой жизни, неожиданно для себя произнёс на весь класс:

– Фу-у-у, теперь хоть ханы дома будет меньше!

Светлана Петровна выразительно посмотрела на него и продолжила:

– Это не значит, что можно делать, что угодно. Ваши родители всё равно будут знать обо всём, что случится с вами, и о хорошем, и о плохом.

Вот это номер! Петькино сердце ухнуло куда-то вниз, и перед ним снова замаячила хана в полной своей красе.

– А как родители будут узнавать о нас? Вы будете им сообщать обо всём? – деликатно спросил Дима.

– Нет, зачем же, я доверяю вам, сами будете рассказывать дома всю правду, – ответила учительница. – Замечания в дневнике говорят о том, что ученик не научился отвечать за свои поступки. Вот и будем учиться жить по совести и отвечать за себя. Уверена, что, научившись говорить правду, вы откроете для себя одну очень простую истину.

Петька, который до этого подавленно молчал, вдруг приободрился. Неугомонный чертёнок подсказывал ему, что дома можно и не говорить обо всём. Родителям вовсе не обязательно знать все подробности. Надо же беречь их нервы! Выход был найден, и по дороге домой Дима удивлялся: что это его друг так повеселел и даже что-то насвистывает? В ответ на недоумённый взгляд товарища Петька произнёс:

– Голыми руками нас не возьмёшь!

– Ты о чём?

– Да это я так, – спохватился Петька, а про себя подумал: «Выход есть, жить теперь всё равно будет легче».

Но как же он ошибся! Это выяснилось на следующий же день. Дежурной по классу была та самая голенастая Надька. Светлана Петровна после окончания урока открыла для проветривания форточки и попросила всех выйти из класса. Дети высыпали в коридор вслед за учительницей, только Петька демонстративно остался сидеть на своём месте. Настроение было хуже некуда. И двойку ни с того, ни сего получил по математике, и учительница ботаники цеплялась к нему весь урок. Конечно, сам виноват. Не слушал, отвлекался, дёргал других. Ну, не интересны ему все эти пестики-тычинки, лютики-ромашки! Какой-то девчоночий предмет!

Дежурная подошла к нему и, тронув легонько за рукав, сказала:

– Выходи из класса, это всех касается.

Доканали все! Внезапно разозлившись, Петька неожиданно для себя толкнул Надьку. Та упала, закричала и заплакала. Она ревела и никак не могла остановиться, и плакала-то больше от обиды, чем от боли. Ведь требование её было справедливым! Испуганный Петька наклонился над девочкой:

– Надь, ты чего? У тебя что-нибудь сломалось?

От испуга он и не заметил, что впервые не назвал её пренебрежительным словом «Надька». Девочка от удивления даже реветь перестала, только продолжала всхлипывать. В это время в класс вошла Светлана Петровна. Выяснив суть дела, она успокоила ответственную дежурную, затем пристально посмотрела на Петьку и сказала:

– Я думаю, ты знаешь, что должен делать дальше.

Петька, у которого от испуга всё ещё тряслись руки, на «деревянных» ногах подошёл к однокласснице и попросил:

– Надя, прости меня, пожалуйста.

Последним словом он окончательно «добил» девочку. Чтобы Петька, да знал такое слово!

И пострадавшая сразу простила своего обидчика. Она понимала, что самое трудное у него впереди: придётся всё рассказать родителям. Неизвестно, как там будет.

Понимал это и Петька. Домой шёл медленно, обдумывая, как преподнести матери с отцом очередной сюрприз. Когда подходил к дому, план созрел. Теперь надо изобразить соответствующее настроение. Петька нарочито весело вошёл в прихожую, разделся и, что-то мурлыкая, вошёл в комнату. Родители были дома. Оценив поведение сына, они решили, что никаких неприятностей сегодня не случилось. Петька дошёл до середины комнаты, остановился и начал осуществлять свой план:

– У меня для вас новость.

– Надеемся, хорошая? – спросила мать.

– Ну, как сказать…

Родители сразу насторожились. Петька заметил это, но решил не отступать от своего плана. Он уже открыл рот, чтобы продолжить начатое, но перед ним вдруг всплыло зарёванное Надькино лицо, а в ушах зазвучали слова Светланы Петровны: «Я вам доверяю…» В душе у него будто что-то перевернулось. Петька понял, что впервые в жизни не может сказать неправду. Приготовленные заранее слова куда-то улетучились, а новые находились с трудом:

– Я… это… ну… в общем… сегодня, – начал мямлить Петька, и вдруг решительно, будто бросился с обрыва в холодную воду, произнёс:

– Я сегодня очень плохо поступил!

Дальше, потирая влажные дрожащие ладони, смахивая пот со лба и не глядя на мать с отцом, он довёл своё признание до конца. Только тогда поднял голову и посмотрел на родителей. Его глаза словно говорили: «Я всё сказал, делайте теперь со мной, что хотите».

В комнате повисло молчание. Огорошенные признанием сына и его состоянием, родители не знали, что делать. Петька ждал начала очередного воспитательного момента. Но отец неожиданно сказал: