Текст книги "История человечества. Россия"

Сахаров Андрей Дмитриевич
(Род. в 1921 г. – ум. в 1989 г.)

Создатель советской водородной бомбы. Неформальный лидер советских диссидентов. Лауреат Нобелевской премии 1975 г. Дважды Герой Социалистического Труда. Лауреат Государственной, Ленинской и других премий, в основном международных. Почетный член множества научных ассоциаций.

Андрей Дмитриевич Сахаров – великий ученый, правозащитник, мыслитель, общественный деятель. Он не был ни вождем, ни организатором – он был и остается нравственным авторитетом для многих людей, твердо уверенных в несправедливости советского государства либо инстинктивно чувствующих эту несправедливость.

Андрей Дмитриевич Сахаров родился 21 мая 1921 г. в Москве в трудовой интеллигентной семье, где царила любовь к литературе и науке. Предки великого правозащитника были русскими священниками и русскими дворянами с небольшой примесью греческой крови. Отец, Дмитрий Сахаров, – известный педагог, автор популярных изданий, учебников и задачников по физике, по которым учились многие поколения советских детей. Девичья фамилия матери, Софиано, трижды встречается у Пушкина.

Прадед, Николай Сахаров, в течение 40 лет был священником сначала в пригороде Арзамаса, а потом в Нижнем Новгороде. Дед, Иван Сахаров, известный московский адвокат, вместе с Львом Толстым выступал против смертной казни. В его доме бывал В. Г. Короленко. Он переписывался с А. П. Чеховым, редактировал вышедшее после революции 1905 г. большое издание по проблеме смертной казни. В детстве Андрей познакомился с этой книгой, и она произвела на него большое впечатление.

Об атмосфере в семье красноречиво говорят строки из воспоминания знаменитого диссидента. Он пишет: «Мое детство прошло в коммунальной квартире… В доме сохранялся традиционный дух большой крепкой семьи – постоянное деятельное трудолюбие и уважение к трудовому умению, взаимная семейная поддержка, любовь к литературе и науке. Мой отец хорошо играл на рояле, чаще Шопена, Грига, Бетховена, Скрябина. В годы Гражданской войны он зарабатывал на жизнь, играя в немом кино… Для меня влияние семьи было особенно большим, так как я первую часть школьных лет учился дома». В 1938 г., окончив школу с отличием, Андрей поступил на физический факультет МГУ и в 1942 г., будучи в эвакуации в Ашхабаде, окончил его тоже с отличием. По состоянию здоровья юноша не попал в армию и во время войны работал инженером-изобретателем на большом военном заводе на Волге. Здесь он стал автором ряда изобретений в области контроля продукции, а в 1944 г. написал несколько статей по теоретической физике.

В 1943 г. Сахаров женился на К. А. Вихиревой, родившей ему троих детей. В 1969 г. Клавдия Алексеевна скончалась от рака. В 1972 г. он женился вторично, на Елене Георгиевне Боннэр.

В 1945 г. Андрей Дмитриевич стал аспирантом Физического института АН СССР им. П. Н. Лебедева (ФИАН). В 1948 г. был включен в научно-исследовательскую группу по разработке термоядерного оружия, которую возглавлял академик И. Е. Тамм. С этих пор ученый в течение 20 лет работал в условиях полной секретности сначала в Москве, а потом в научно-исследовательском секретном центре. Совместная работа Тамма и Сахарова легла в основу разработок СССР по управляемому термоядерному синтезу. Вспоминая это время, Андрей Дмитриевич писал: «Все мы тогда были убеждены в жизненной важности этой работы для равновесия сил во всем мире и увлечены ее грандиозностью».

В 1953 г. в 32-летнем возрасте Сахаров стал действительным членом АН СССР. Примерно в это же время в СССР впервые была взорвана водородная бомба. Прошло совсем немного времени, и Сахаров забил тревогу, понимая, что рождение термоядерного оружия порождает множество моральных проблем в связи с его чрезвычайной опасностью для человечества. В конце 1950-х годов по просьбе Курчатова он написал ряд статей о биологических последствиях ядерных испытаний, в начале 1960-х гг. выступил с предложением о запрете ядерных испытаний в трех средах, которое было принято Н. Хрущевым и послужило основой для знаменитого советско-американского договора 1963 г. До конца жизни ученый гордился этим.

В то же время он пытался оказывать действенную помощь пострадавшим. В 1969 г. Андрей Дмитриевич передал почти все свои сбережения на строительство онкологической больницы и в Красный Крест.

На протяжении этих и последующих лет Сахаров все больше внимания стал уделять общественно-политическим проблемам. Он неоднократно обращался к руководству страны с предложениями проведения в СССР экономических и других реформ. В 1966 г. Андрей Дмитриевич принял участие в коллективном письме XXIII съезду КПСС против возрождения культа личности Сталина, а также направил в Верховный Совет телеграмму против введения в законодательство статьи, дающей возможность преследовать за убеждения. Он выступал за отмену смертной казни, за полную реабилитацию депортированных Сталиным народов, в поддержку конкретных людей, которые подвергались преследованиям по идеологическим мотивам. Поскольку все предложения Сахарова игнорировались, весной 1968 г. он передал друзьям для распространения в «Самиздате» программную статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе», понимая, что она будет перенаправлена за рубеж. Статья неоднократно публиковалась на Западе. Ее общий тираж превысил 20 млн экземпляров.

В результате Сахарова отстранили от секретных работ. Он перебрался в Москву и поступил на работу в Отдел теоретической физики ФИАНа, где и работал до самой смерти, в том числе и «заочно» в период ссылки. При этом Сахаров не согнулся и продолжал заниматься общественной деятельностью. В 1970 г. вместе с В. Н. Чалидзе и А. Н. Твердохлебовым принял участие в организации Комитета прав человека. В 1971 г. он направил Брежневу «Памятную записку» с приложением «О преследованиях по политическим мотивам», а когда ответ не был получен, отдал ее для опубликования. В 1974 г., получив международную премию Чино дель Дука, ученый направил все деньги на организацию фонда помощи детям политзаключенных. В 1975 г. в своей знаменитой речи по поводу вручения ему Нобелевской премии мира (она была прочитана в Осло Еленой Боннэр, так как Сахарова за границу не выпустили) он указал на опасность любой идеологии и провозгласил защиту прав человека главной общественной задачей. Примечательно, что в своей деятельности Андрей Дмитриевич использовал только ненасильственные методы борьбы и никогда не призывал к агрессии.

В конце 1979 г. правозащитник выступил с резкой критикой ввода советских войск в Афганистан. Он трижды делал заявления, требуя вывести войска, и сумел организовать пресс-конференцию. За это его лишили правительственных наград, а 22 января 1980 г. задержали и без суда и следствия выслали в Горький, закрытый для иностранцев. У его квартиры был установлен круглосуточный милицейский пост. Без специального разрешения к Сахарову и Боннэр никого не допускали. На улицу им нельзя было выходить без охраны.

Так он и его жена прожили почти 7 лет. Андрей Дмитриевич, протестуя против преследования своих близких, провел несколько голодовок. Его принудительно кормили, привязывая к кровати, и делали инъекции, пагубно отражавшиеся на его здоровье. Врачи прямо говорили, что умереть ему не дадут, но он может остаться калекой. И так продолжалось не неделю, не месяц, а в общей сложности 300 дней. Позже, уже в Москве, ученый сказал одному из друзей: «Ты знаешь, в больнице я понял, что испытывали рабы Древнего Рима, когда их распинали».

А он еще находил в себе силы работать. В ссылке Сахаров написал ряд теоретических работ по физике и статью «Опасность термоядерной войны», освещающую пути всеобщего разоружения и его этапы.

Этот человек никогда и ничего не боялся. Он мог, узнав, что у кого-то проводится обыск, не поймав такси, приехать туда на автокране. Мог вместе с женой пройти 20 км пешком по тайге, чтобы навестить сосланного друга. Его предостерегали. Ему угрожали. Его уговаривали. Его унижали. Но не сломили.

Начавшаяся в 1973 г. с письма 40 академиков травля Сахарова длилась более 10 лет. Газеты пестрели заголовками: «На руку силам реакции», «Отщепенцы и их радетели», «Гневное слово писателей», «Когда теряют честь и совесть», «Недостойно звания ученого»… Ему было все равно. Такое мог себе позволить только страстно убежденный в своей правоте человек, чья совесть абсолютно чиста и чья душа не замутнена абсолютно никакими соображениями о личной выгоде.

15 декабря 1986 г. в горьковской квартире Сахарова неожиданно установили телефон, а на следующий день ему позвонил Горбачев. Андрей Дмитриевич с триумфом вернулся в Москву, и вскоре трудовые коллективы АН СССР и других организаций выдвинули его кандидатом в депутаты. Однако на расширенном пленуме президиума академии он и несколько других кандидатов, известных своей активной позицией, были отвергнуты. Имея законное право на выдвижение от неакадемических трудовых коллективов, Сахаров отказался баллотироваться вне академии. И только после того как митинг научных сотрудников АН безоговорочно поддержал его кандидатуру и осудил решение президиума, он дал свое согласие и победил.

«Я народный депутат. Это оказалось моим главным делом», – заявил Сахаров. Но на этом поприще ученый не успел реализовать свои возможности. Он был избран в состав комиссии по выработке новой конституции. В конце ноября представил свой вариант, но его предложения не были поняты.

На съезде народных депутатов под улюлюканья «агрессивно-послушного большинства» он говорил простые, на первый взгляд наивные слова, которые на самом деле отличались глубиной неуловимого для многих нравственного чувства. Народ за стена ми Дворца съездов лучше понимал бывшего диссидента. По его инициативе за три дня до смерти, 11 декабря 1989 г., состоялась всесоюзная политическая забастовка с требованием отмены 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС в стране (она была отменена в феврале 1990 г.).

Он не сдавался до последнего. 14 декабря 1989 г. вечером он сказал жене: «Я пошел отдыхать. У меня завтра трудный день. Предстоит бой на съезде». Утром депутаты узнали о его смерти. Наверное, многие из них пожалели о том, что участвовали в травле великого гуманиста.

На похороны Сахарова собралось много людей. Целая толпа – спокойная, интеллигентная и аккуратная. Попрощаться с легендарным человеком пришли люди особой категории. Те, которые понимали огромное значение этого человека и того, что он сделал.

Но и теперь не многие знают, что благодаря Сахарову человечество отошло от пропасти термоядерного безумия. Что именно он первым выдвинул тезис о необходимости защиты каждого отдельно взятого человека в противовес идеологическим догмам, требующим жертв во имя идеи. И это далеко не все.

Его наследие мало изучено историками. В архивах и музеях почти нет документов о нем. В 1982 г. в письме известному правозащитнику Борису Альтшулеру Сахаров написал: «Будущее покажет, кто прав, покажет всем нам и многое другое. К счастью, будущее непредсказуемо, а также (в силу квантовых эффектов) – и неопределенно». И может быть, его идеи все же пробьются сквозь толщу равнодушия и привычки к злу, и осветят людям дорогу вперед, и научат самостоятельности мышления, мужеству и неподверженности дурному при любых условиях и в любых ситуациях.

Серов Валентин Александрович
(Род. в 1865 г. – ум. в 1911 г.)

Выдающийся русский живописец и рисовальщик, портретист и пейзажист, иллюстратор и театральный художник, представитель художественного объединения «Мир искусства». Академик живописи, член совета Третьяковской галереи, педагог Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Обладатель Почетной золотой медали Парижской выставки 1900 г. за «Портрет Великого князя Павла Александровича» (1897 г.).

«У него была душа художника, глаза художника, рука художника». Так лаконично охарактеризовал Валентина Серова поэт-символист Валерий Брюсов. И как у каждого талантливого человека, у него был свой путь от рождения к вершинам мастерства.

Маленький Серовчик, как нежно называл его отец, Александр Николаевич, выдающийся композитор, написавший музыку к операм «Рогнеда», «Юдифь» и «Вражья сила», рос тихим и спокойным ребенком. Он не доставлял особых хлопот своей матери, Валентине Семеновне, талантливой пианистке и совсем молодой женщине. В их доме жизнь всегда била ключом. У матери, проповедовавшей идеи шестидесятников, собиралась эмансипированная молодежь. К отцу приходили известные люди: изобретатель Ладыгин, путешественник Миклухо-Маклай, писатели Тургенев, Достоевский, Островский, художники Антокольский, Репин и Ге. Валентошка-Тошка-Антошка радовался многочисленным гостям, а особенно Н. Ге, который рисовал лошадку на четырех ножках, и она стояла, а на его картинке ей для устойчивости требовалось тринадцать ног.

Но так продолжалось недолго. Скоропостижно скончался отец, мать сразу постарела. Она решила, что уедет в Мюнхен продолжать музыкальное образование, а шестилетний Тоша поживет в коммуне, у ее подруги. Он возненавидел эту общину, потому что в качестве наказания у него забирали карандаши. А через год, приехав к матери в Мюнхен, «разлюбил» музыку, так как она стала причиной его постоянного одиночества.

Валентина Семеновна, по совету П. Антокольского, в 1879 г. переехала в Париж и договорилась об уроках для сына с И. Репиным. И если Илья Ефимович «любовался зарождающимся Геркулесом в искусстве», то в школе у мальчика обучение шло из рук вон плохо. Он думал только о рисовании и лошадях.

С 1875 г. события мелькали как в калейдоскопе: возвращение в Петербург, замужество матери, рождение брата, ссылка отчима, гимназия и, наконец, опять обучение у Репина. В гимназии Валентин больше забавлялся, зато в мастерской работал как взрослый. Мать забрала неуспевающего по всем предметам сына из гимназии, и он стал полноправным членом семьи Репина. Валентин был очень доволен. Он везде следовал за своим прославленным учителем и рисовал.

Серов стремительно превращался в мастера, и Репин ходатайствовал о досрочном зачислении пятнадцатилетнего юноши в Петербургскую академию художеств в класс П. П. Чистякова (1880 г.), который развил рисунок Валентина до совершенства. Большое значение в формировании художественных взглядов Серова имело общение с М. Врубелем, В. Васнецовым, К. Коровиным и кружком С. Мамонтова.

После посещения музеев в Голландии и Греции и видя вокруг себя поглощенных творчеством друзей, Серову так захотелось самому по-настоящему рисовать, что он, не доучившись, оставляет академию. Получив деньги за роспись плафона, Валентин с Остроуховым и братьями Мамонтовыми посещает музеи в Венеции. Вернувшись в Абрамцево (1887 г.) в состоянии восторга, «опьянения» от Веласкеса и Тициана, Серов за месяц создает картину-портрет «Девочка с персиками», для которой позировала двенадцатилетняя Веруша Мамонтова. Такой солнечной, решенной в розовых и золотых тонах, пронизанной светом картины еще не было в русском искусстве. «Рядом висящие портреты Репина и Васнецова кажутся безжизненными образами, хотя по-своему представляют совершенство… У нас подобное явление немыслимо… Настолько это ново и оригинально», – писал о картине М. Нестеров.

Перебравшись в имение двоюродной сестры Домотканово, Серов пишет не менее прославленный портрет Марии Симонович – «Девушка, освещенная солнцем» (1887 г.). Эта работа не так эмоциональна, зато более глубока и обаятельна. За картину «Девочка с персиками» художник получил премию Московского общества любителей художеств, а второй портрет купил П. Третьяков. Для молодого двадцатитрехлетнего художника это был прекрасный дебют, а денежное вознаграждение позволило начать семейную жизнь.

Серов давно полюбил воспитанницу своей тетки Ольгу Федоровну Трубникову, славную, трудолюбивую девушку с мягким характером. Не желая быть обузой в доброй, но все же чужой семье, она учительствовала в Одессе, и долгие годы влюбленные переписывались и только изредка виделись. В январе 1889 г. они обвенчались и на месяц уехали в Париж. Материальное положение Серова не позволяло ему быть все время с любимой женой. Художник постоянно разъезжал, выполняя многочисленные заказы, чтобы обеспечить большую семью (две дочери и три сына), которая жила в Домотканове. В этом имении, куда Серов стремился всей душой, им были написаны лучшие пейзажи: «Заросший пруд» (1888 г.), «Дуб. Домотканово» (1890 г.), «Дорога в Домотканове», «Стригуны на водопое» (обе в 1903 г.), «Октябрь. Домотканово» (1895 г.). И хотя они менее лиричны, чем у Левитана, и не так трогательны, как у Нестерова, но щемяще реальны и светлы. Ведь недаром его называли «интуитивным импрессионистом».

Художник получал все большее признание как портретист. Он с удовольствием рисовал друзей, родственников, детей (портреты О. Ф. Серовой, 1895 г.; С. И. Мамонтова, 1880 г.; Е. Г. Мамонтовой, 1887 г.; А. П. Нурока, 1893 г.; И. Остроухова, 1902 г.; М. Врубеля, 1907 г.; «Дети», 1899 г.). Все они разные по характеру, внутреннему миру и темпераменту: жизнерадостен, самоуверен, вальяжен лучший друг Серова К. А. Коровин, (их даже объединяли одной фамилией «Серовин-Коровин»); грустен, артистически нежен и лиричен, как и его пейзажи, И. Левитан. Гордостью русского искусства стали портреты писателей: Н. Лескова (1894 г.), А. Чехова (1902 г.),

А. Горького (1905 г.); композиторов: А. Глазунова (1899 г.), Н. Римского-Корсакова (1898 г.); артистов: Ф. Шаляпина, Г. Федотовой (оба в 1905 г.), И. Москвина, В. Качалова (оба в 1908 г.), К. Станиславского (1911 г.). Словно живая статуя, возвышается над зрителем М. Ермолова (1905 г.). Серов рисовал эту простую, скромную женщину, сидя на скамеечке у ее ног, и создал парадный портрет гениальной актрисы, ставшей эпохой для русского театра, наполнив его красотой, духовной силой и пафосом. Как эльф, легка и водушна парящая в танце А. Павлова (1909 г.). «Античная трагедия тела», мягкая пластика изломов, хрупкая незащищенность обнаженной фигуры, необычайно броская красота лица танцовщицы И. Рубинштейн (1910 г.) – такое новое стилизованное решение портрета было не понято многими современниками художника.

Популярность Серова росла и среди высокопоставленных заказчиков. В отличие от уже именитых мастеров, он исполнял даже парадные портреты в светлой манере, красочно. Его «Портрет Портретыч» никогда не льстил и не шаржировал модель. Серов только высматривал и подмечал (портреты князя и княгини Юсуповых, оба в 1903 г.; Г. Гиршман, 1907 г.; княгини О. Орловой, 1911 г.; М. Ф. Морозовой, 1897 г.; И. А. Морозова, 1910 г.). «У меня проклятое зрение, – жаловался художник, – я вижу каждую морщинку, каждую пору…» И характер человека он видел прекрасно, и мог одним жестом подчеркнуть его. Так, на портрете В. Гиршман (1910–1911 г.) словно пересчитывает деньги в кармане. И сколько банкир ни просил художника «убрать руку», Серов ничего не изменил. Знатных и богатых художник видел насквозь. Тяжело и уверенно стоит на портрете осознающий свою власть миллионер М. А. Морозов (1902 г.), но вместе с тем это умный, интеллигентный человек и большой ценитель искусства. Он понял замысел художника, но ничего не просил изменить. А на портрете его четырехлетнего сына Мики Морозова (1901 г.) еще ничто не говорит, что это будущий крупнейший шекспировед. Ребенок подвижен, нежен, широко распахнутыми глазами он с интересом всматривается в мир. При взгляде на его портрет невольно возникает добрая улыбка.

Серов неоднократно писал портреты царской семьи Александра III и Николая II, работал долго, «позевывая», но после кровавых событий 1905 г. наотрез отказался «бывать в этом доме» и в знак протеста сложил с себя звание академика. Всегда сдержанный и мягкий, он сделался резким, нетерпимым, угрюмым, настолько потрясла его расправа. Художник и раньше не особо жаловал «царскую тему». Словно школьник, отлынивал от заказа для иллюстрированного издания «Царская охота» и считал, что на картинах «Выезд Петра II и цесаревны Елисаветы Петровны на охоту» (1900 г.), «Юный Петр на псовой охоте», «Выезд Екатерины II на соколиную охоту» (обе в 1902 г.) лучше всего получились милые его сердцу кони и борзые. Высокую оценку получил Серов за картину «Петр I на постройке Петербурга» (1907 г.) от своего учителя П. Чистякова. Словно «ломовик, прет» против ветра мощной поступью царь. Великий строитель и жестокий монарх уже видит перед собой будущий город, он устремлен вперед и сам «создает ветер», от которого сгибаются размытые фигуры свиты.

Серов работал напряженно и разнопланово. Иллюстрировал произведения А. Пушкина и басни С. Крылова. Участвовал в деятельности объединения «Мир искусства» и совместно с Л. Бакстом оформлял одноименный журнал. Преподавал в Московском училище живописи. После смерти П. Третьякова Серов вошел в совет галереи и много сделал для признания молодых талантов, но свои работы «не пристраивал» (к 1898 г. в Третьяковке было 35 работ художника, в настоящее время – более 80). С удовольствием он работал в области театральных декораций в театре С. Мамонтова, Мариинском театре, в «Русских сезонах» Дягилева. Серов создал прекрасные декорации к опере своего отца «Юдифь» (1886, 1907 гг.).

Художник интуитивно чувствовал, что надо искать новые формы выразительности. Он сумел взять лучшее из старой живописной школы и придать ему современное звучание. В 1907 г. Валентин Александрович вместе с Львом Бакстом путешествовал по Греции. Он был покорен легендарными памятниками и мифологической красотой Эллады. В монументально-декоративном стиле художник создал картину «Похищение Европы» (1910 г.), решенную в ярких, непривычных глазу красочных сочетаниях, максимально упростив фон и четко выписав хрупкую фигуру девушки, уверенно сидящей на огромной спине красавца быка.

Помимо живописи, у Валентина Александровича был еще один дар – он умел дружить. «По существу это был человек нежный, тонкой души, бесконечно верный друг. Он ясно видел недостатки людей, их провалы, душевные изломы и охотно прощал все это, лишь бы было за что. Своей любовью он покрывал изъяны других…» – писал Д. Философов. Серов мучился от непризнания современниками таланта

М. Врубеля, лично ходатайствовал перед царем за обвиненного в подлоге и присвоении денег С. Мамонтова (позже он был оправдан), понял и простил эмигрировавшего А. Бенуа, которому было тесно в России. Но навсегда порвал многолетнюю дружбу с Ф. Шаляпиным, увидев его на коленях перед царской ложей при исполнении «Боже, царя храни» после премьеры оперы «Борис Годунов».

Серов был молчаливым и довольно хмурым человеком. А с гастролей в Париже и Англии, где с блеском прошло представление «Шахеразады», к которому он создал великолепный занавес, Валентин Александрович вернулся необычайно веселым и оживленным. Многие даже не подозревали, каким он был шутником и выдумщиком, как легко и красиво танцевал, как обаятельно улыбался. Серов давно чувствовал, что у него «птичье сердце» (врачи диагностировали стенокардию), и теперь старался все успеть и всех порадовать. Рано утром, вдоволь порезвившись с младшей дочерью, трехлетней Наташей, он заспешил оканчивать заказной портрет княгини П. щербатовой и упал… Художник умер в возрасте 46 лет, в самом расцвете таланта.

«Бывают смерти, в которые не веришь, – писал в статье Н. Рерих, – целый день требовали опровержений. Не хотели признать ужасного и непоправимого…» Друзья на руках внесли гроб в Третьяковскую галерею, где была отслужена лития. Серова оплакали и как художника, и как друга, и как человека.