Текст книги "Политология"

Подобные реакционные политические идеи, высказанные Флоренским в одной из последних работ, составляют загадку его трагической личности.

В русской эмиграции наряду с другими идейными течениями существовало направление, которое проповедовало идеалы христианского социализма. К этому направлению, в частности, принадлежал С.Н. Булгаков (1871–1944), прошедший духовную эволюцию от марксизма к идеализму и затем от идеализма к православию. Исследуя «догматические основы христианского социализма», он пришел к выводу, что «в православном предании, в творениях вселенских учителей церкви (св. Василия Великого, Иоанна Златоуста и др.) мы имеем совершенно достаточное основание для положительного отношения к социализму, понимаемому в самом общем смысле как отрицание системы эксплуатации, спекуляции, корысти». В отличие от многих философов-современников Булгаков полагал (вслед за Ф.М. Достоевским), что православие и есть «наш русский социализм», поскольку в нем содержится вдохновение любви (к Богу и ближнему) и социального равенства, которое отсутствует в безбожном социализме. Именно с идеалами социального христианства мыслитель связывал свои надежды о будущем Отечества.

Среди христианских социалистов русского зарубежья особо выделяется Г.П. Федотов (1886–1951). Главная тема его работ – разоблачение большевистского режима и раскрытие «смысла» пост-революционной России. При этом исходным моментом для него служило отрицание всякой преемственности между движением русской интеллигенции и большевизмом, который представлялся ему прежде всего политическим авантюризмом, не имевшим нравственного содержания и признававшим только одну добродетель – силу. Поэтому «октябрьский переворот» был в глазах Федотова «преодолением интеллигенции на путях революции», «искажением» образа России.

Большевизм не просто разорвал с идеалами социализма, предал их, но и стал возвратом к традициям русского деспотизма: в советской России утвердилась большевистская диктатура, гораздо более жестокая, чем диктатура царской власти. В дореволюционной России царизм встречал противодействие со стороны влиятельной прослойки интеллигенции, которая «держала в своих руках прессу, самоуправление, общественное мнение; держала под угрозой саму власть». У свободы в большевистской России теперь нет защитников, что сделало реальным новый деспотизм. «Сталинократия» нашла опору в древнем опыте Ивана Калиты и Ивана Грозного: Сталин сознательно возрождал «вековую традицию царского самодержавия», чтобы «чувствовать себя укорененным в истории России». Таким образом, феномен «сталинократии» приобретал не только антидемократическую, но и антисоциалистическую сущность.

Отвергнув большевизм как антипод социализма, Федотов верил, что социализм дает «возможность полноты существования, возможность жизни для широких масс», их нравственного и духовного возрождения. Он прямо возвращал социализм в лоно христианства и евангельской истины, объясняя его временный отход от христианства «ослаблением социальной работы церкви», срастанием ее с деспотическими системами. Но стоило поблекнуть «миражу капиталистической долговечности», стало ясно, что «социализм есть блудный сын христианства, ныне возвращающийся – по крайней мере отчасти – в дом отчий». Капитализм не удовлетворял мыслителя своей чисто производственно-прагматической направленностью, утверждавшей примат земных ценностей над вечными, божественными. Поэтому в качестве первоочередной социальной задачи ставилось «преодоление капитализма» и переход «к управляемому, или социалистическому, хозяйству». Федотов верил, что только соединение социализма с христианством способно создать условия «для сознательного и благородного принятия свободы».

Все эти мыслители, принадлежавшие к различным направлениям русской политической мысли послеоктябрьского периода, не только поднимали в своих работах проблемы, значимые в контексте отечественной интеллектуальной традиции, но и продуцировали идеи, которые в прямой или косвенной форме оказывали воздействие на развитие западной политической науки. В качестве примера можно привести творчество П.А. Сорокина. Идеи и концепции П.Б. Струве, Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, Г.П. Федотова и других философов активно использовались позднее политологами Европы и США при изучении природы тоталитаризма и коммунизма, сущности «сталинократии», в исследованиях по политической истории России и СССР.

В целом идейное наследие отечественных политических мыслителей, четко обозначивших и предложивших оригинальные способы решения таких проблем, как соотношение личности, власти и общества, нравственности и права, представляется чрезвычайно актуальным для современной России. Поскольку перспективы современного российского общества во многом зависят от того, насколько оно окажется способным достичь согласия относительно системы базовых ценностей, формирование которой возможно лишь на основе исторической преемственности и, в частности, как результат изучения отечественной традиции политической мысли.

1. Каковы особенности русской политической мысли, чем они были обусловлены?

2. Каковы основные направления русской политической мысли XIX – начала XX в.?

3. Каковы основные положения разработанного М.М. Сперанским проекта реформ государственной системы России?

4. В чем заключается отличие конституционных проектов переустройства российского общества декабристов П.И. Пестеля и Н.М. Муравьева?

5. Каков круг проблем, составивших основу полемики между славянофилами и западниками о путях развития России?

6. Какова характеристика основных направлений русского народничества 1860–1870 гг.?

7. Какой вариант решения вопроса о соотношении политики и нравственности предложил Н.Я. Данилевский в контексте своей теории культурно-исторических типов?

8. Каково содержание теории «русского византизма» К.Н. Леонтьева?

9. В чем заключается политический идеал консервативного либерализма Б.Н. Чичерина?

10. В чем состоит политико-философский смысл идеи B.C. Соловьева о «свободной теократии»?

11. Каковы особенности концепции «русского марксизма»? По каким позициям развивалась В.Г. Плехановым критика идеологии и практики большевизма?

12. Каковы важнейшие политические идеи сборника «Вехи»?

13. Каковы основные направления русской политической мысли послеоктябрьского периода?

14. В чем суть евразийской модели политического будущего России?

15. Коковы основные этапы эволюции большевистской идеологии?

16. По каким позициям проводилась в работах Г.П. Федотова критика большевистского режима?

Основная

1. Антология мировой политической мысли: В 5 т. Т. 3–4. М., 1997.

2. Бакунин М.А. Философия. Социология. Политика. М.,1989.

3. Бердяев НА. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

4. Бухарин Н.И. Путь к социализму: Избр. произв. Новосибирск, 1990.

5. Вехи. Из глубины. М., 1991.

6. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.

7. Ильин НА. О сопротивлении злу силой // Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993.

8. Ленин В.И. Государство и революция // Поли. собр. соч. Т. 33.

9. Россия глазами русского. Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. СПб., 1991.

10. Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М., 1933.

11. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. СПб., 1992.

12. Федотов Г.П. Что такое социализм?; Сталинократия; Тяжба о России // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов / Сост. и отв. ред. А.Ф. Замалеев. СПб., 1992.

13. Флоренский П.А. Предполагаемое государственное устройство в будущем // Литературная учеба. 1991. Кн. 3.

14. Чичерин Б.Н. Несколько современных вопросов. М., 1962.

Дополнительная

1. В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией: Хрестоматия по российской общественной мысли XIX–XX веков. М., 1997.

2. Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990.

3. Замалеев А.Ф., Осипов Д.И. Русская политология: Обзор основных направлений. СПб., 1994.

4. Исаев И.А., Золотухина Н.М. История политических и правовых учений России XIX–XX вв. М., 1995.

5. Костиков В.В. Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции). М., 1990.

6. Лентович В.В. История либерализма в России (1762–1914). М.,1995.

7. Политическая мысль в России. Словарь персоналий. XIX в. – 1917 г. М., 2000.

8. Право и власть: Из истории социальной и правовой мысли. Л.,1990.

9. Рассел Б. Практика и теория большевизма. М., 1991.

10. Россия между Европой и Азией. Евразийский соблазн: Антология / Ред. – сост. Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская. М., 1993.

11. Walicki A. Legal Philosophies of Russian Liberalism. Oxford, 1987.

Раздел 2 ОБЩЕСТВО И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ

Глава 4
ПОЛИТИЧЕСКАЯ ВЛАСТЬ

Власть – одно из центральных понятий современной политической науки. Однако сам феномен власти выходит за пределы собственно политической сферы. Он встречается в различных областях общественной жизни: экономике, культуре, науке, образовании, семейной сфере, а также и за пределами общественной жизни – в животном мире. Самое простое общепризнанное определение власти принадлежит немецкому политологу М. Веберу, который видел в ней способность одного индивида проводить в определенных общественных условиях свою волю вопреки сопротивлению другого индивида. Иначе говоря, это способность субъекта А так влиять на объект В, чтобы последний сделал то, что никогда бы не стал делать по собственной воле. Волевая трактовка категории власти была широко представлена в истории политической мысли. Кроме М. Вебера подобным образом рассматривали власть Г. Гегель, И. Фихте, А. Шопенгауэр и многие другие философы. Развитие научного знания в целом обусловило и развитие представлений о власти, учитывавших разные стороны этого сложного и многогранного явления.

Большое значение для понимания сущности власти и властных отношений имело появление и развитие социологического знания. В рамках социологического подхода можно выделить несколько концепций. Марксистская трактовка власти исходила из парадигмы социального конфликта и рассматривала политическую власть в системе межгрупповых отношений как следствие экономического господства одного класса над другим.

Во второй половине XX в. получили известность структурно-функционалистские и системные трактовки власти. Т. Парсонс рассматривал власть как отношения между субъектами, выполняющими определенные, закрепленные за ними социальные роли, в частности управляющих и управляемых. Данные роли обусловлены структурой всей общественной системы, где каждый элемент обеспечивает ее успешное функционирование. Власть, по Парсонсу, во-первых, является элементом оборота во взаимодействии индивидов и коллективов внутри любой общественной подсистемы. А во-вторых, лицо, располагающее властью, черпает ее из некоего «хранилища» для обмена на блага и услуги, необходимые коллективу, который данное лицо возглавляет. Поэтому власть носит символический характер: сама по себе она, как и деньги, ничто, ее ценность заключается лишь в том, что за нее можно что-либо получить. В-третьих, Парсонс не рассматривает власть как постоянный и фиксированный в обществе феномен. Сила власти может возрастать или убывать, можно использовать власть «в кредит», опираясь на доверие народа. Власть в рамках политической системы подвержена колебаниям, аналогичным тем, которые происходят в экономической системе, т. е., по мнению социолога, инфляции и дефляции. В-четвертых, в концепции Парсонса власть увязывается с целями общества и эффективностью достижения коллективных целей. Между общественными целями, эффективностью и властью существует, с точки зрения Парсонса, такая же связь, как между производством, пользой и деньгами в экономической системе.

Кроме того, Парсонс четко различает «абстрактную власть» и «властные структуры». Властные структуры он определяет как набор средств, с помощью которых реализация власти становится значимой для данного общества. Парсонс пишет, что властные структуры – это «аспект статуса внутри социального устройства системы, на основании которого тот, кто обладает властью, имеет возможность принимать решения, связанные не только с ним, но и с обществом во всей его совокупности и, следовательно, с каждым из его членов».

Позднее на основе системного подхода возникли коммуникативные концепции власти. Представителями данных концепций являются X. Арендт, К. Дойч, Н. Луман, Ю. Хабермас. В них власть трактуется как важнейший элемент коммуникационной системы общества. В качестве типичного примера можно описать взаимодействия регулировщика и водителя. Если регулировщик способен контролировать действия водителей, а те в свою очередь подчиняются его указаниям, – это и есть результат обмена информацией между ними, т. е. результат коммуникационных процессов. Следовательно, главное во властных отношениях – поддержание коммуникации между субъектами и объектами власти.

По Н. Луману, наибольшее значение имеют черты власти, обеспечивающие возможности социального общения. Власть истолковывается им как символическое средство социальной коммуникации, предоставляющее ее обладателям дополнительные преимущества перед своими партнерами, в частности, при выборе наиболее оптимального способа социального действия. Власть, которой обладает один из участников социального взаимодействия, ограничивает либо совсем исключает возможность выбора «правил игры» у другого или других участников такого взаимодействия. В соответствии с концепцией Лумана, роль власти идентична роли таких средств социальной коммуникации, как, например, естественные или искусственные языки, деньги и т. д. Власть рассматривается не только как отношения господства и подчинения, но и в более широком аспекте коммуникации и общения, где отношения господства и подчинения являются лишь частным случаем.

В последние десятилетия получили распространение постмодернистские концепции власти. К ним относятся концепция «археологии и генеалогии власти» французского мыслителя М. Фуко и концепция «поля власти» другого французского политолога П. Бурдье.

Фуко наибольшее веимание обращает на сам процесс осуществления власти, а не на вопрос о ее сущности. Для него власть – это особый тип практики. В современных обществах власть, с точки зрения Фуко, характеризуется пятью основными признаками:

– власть не является чем-то «вещным», т. е. тем, чем можно обладать и что можно потерять, она осуществляется в зависимости от очень многих факторов;

– отношения власти не существуют ни отдельно, ни внутри, ни в виде надстройки над другими видами отношений, в том числе и экономических;

– отношения власти существуют внутри групп и институтов, которые составляют основу общества, например в отдельных семьях, на предприятиях; эти отношения могут контактировать между собой, создавая массовое противостояние между теми, кто господствует, и теми, над кем господствуют;

– отношения власти носят хотя и преднамеренный, но не субъективный характер, поскольку порождаются не желанием господствовать со стороны индивидуальных или коллективных субъектов, а служат производными от сложных стратегических и тактических программ, функционирующих автономно, т. е. относительно самостоятельно;

– власть всегда сталкивается с сопротивлением, причем выражающимся не в пассивной форме, а в форме продуманной контрстратегии и контртактики. По мнению М. Фуко, сопротивление власти нельзя рассматривать как внешний по отношению к ней фактор. В целом власть представляет собой действие, осуществляемое в ответ на другое действие; власть – это совокупность поведений, которая меняет поведение других участников отношения (индивидов или групп).

П. Бурдье вводит понятие символической власти, основанной на «символическом капитале» (экономическом, культурном, информационном и т. д.), распределяющемся между субъектами в соответствии с их позициями в «политическом поле», иными словами, в социальном пространстве с определенным типом взаимодействия, который функционирует как рынок. Доступ той или иной группы или индивида к власти зависит не только от величины их «символического капитала», но и от его «органического строения». Например, учителя школ имеют одинаковые доходы с чернорабочими, но располагают гораздо большим культурным капиталом, следовательно, у них больше шансов приблизиться к властным структурам или повлиять на их функционирование.

Представители реляционистских концепций (англ. relation – отношения) власти П. Блау, Д. Картрайт, Д. Ронг, Дж. Френч видят в ней прежде всего особые отношения между ее субъектом и объектом. Под субъектом понимается тот, кто способен контролировать объект в соответствии со своими целями и интересами.

По мнению П. Блау, отношения власти напрямую зависят от обмена ресурсами. Неравное распределение ресурсов между индивидами и группами приводит к тому, что те, кто лишен ресурсов, находятся в заведомо худшей ситуации по сравнению с теми, кто этими ресурсами обладает. Последние получают возможность трансформировать излишки своих ресурсов во власть, поскольку, уступая их нуждающимся, взамен они получают желаемые образцы социального поведения.

По убеждению П. Блау, властные отношения неизбежно носят асимметричный характер: одна из сторон, а именно субъект, имеет превосходство над объектом. Не отрицая асимметрии в каждом отдельном властном отношении, Д. Ронг указывал, что взаимодействующие в таких отношениях индивиды и группы могут меняться ролями. Если в каком-то эпизоде одна из сторон выступает в качестве субъекта, а другая – в качестве объекта власти, то в следующем эпизоде все может быть наоборот. Например, предприниматель имеет определенную власть над своими наемными работниками. Но и работники, объявив забастовку, способны заставить предпринимателя пойти на уступки, т. е. могут навязать ему собственную волю и, следовательно, будут в этой ситуации обладать над ним властью.

В современных обществах, как отмечал Д. Ронг, существует множество отношений, в которых контроль индивидов и групп в одной сфере уравновешивается контролем других групп и индивидов в иной сфере. Исходя из этого, философ определил понятия «интегральной» и «интеркурсивной» власти. Интегральная власть – это власть, в основе которой лежит монополия на принятие решений и их реализацию. Интеркурсивная власть – властные отношения, в которых власть одной из сторон социального взаимодействия противостоит власти другой. В условиях такой власти необходим механизм переговоров и совместного принятия решений. В реальной действительности могут быть обозначены пределы интегральной власти, и на практике между ней и интеркурсивной властью различий не наблюдается. Более того, согласно Ронгу, в обществе всегда должны быть центры сопротивления интегральной власти, ограничивающие ее возможности.

Политолог выделяет четыре способа сопротивления интегральной власти. По его мнению, объекты власти могут: во-первых, бороться за создание уравновешивающих центров власти, способных трансформировать интегральную власть в систему интеркурсивной власти; во-вторых, ограничить число субъектов власти, а также сферу их воздействия; в-третьих, разрушить интегральную власть целиком, выйдя из сферы ее воздействия; в-четвертых, попытаться заменить чуждую интегральную власть собственной. Первые три типа альтернатив связаны с либерализацией и демократизацией политической жизни, а также с переходом к полной анархии, четвертая альтернатива означает путь радикального революционного преобразования прежних социальных институтов и отношений.

Попытку объединить реляционистский и системный подход в понимании власти предпринял французский социолог М. Крозье. Он выделил в отношениях между субъектом и объектом власти элемент переговоров как фактор, детерминирующий развитие этих отношений. Власть А над В, как считает Крозье, соответствует способности А добиваться того, чтобы в переговорах с В условия обмена были для А более благоприятными. Крозье также стремился найти системный аспект анализа власти, подчеркивая связь отношений власти с организационными структурами, что позволило ему рассматривать власть не только как отношения, но и как организационный по своему содержанию процесс. Власть возникает в процессе организации, а последний предполагает наличие отношений власти. Формальные и неформальные нормы и правила, присущие организации, становятся для участников властных отношений внешними ограничениями, или «принуждениями», как называет их М. Крозье. Чем более один из участников социального взаимодействия, пользуясь свободой собственного поведения, может влиять на ситуацию, в которой находится его партнер, тем менее он уязвим и тем большую власть он имеет над партнером. Для тех, кто стремится к власти, важно обладать максимальной свободой, сделав собственное поведение менее предсказуемым для своих противников, чем поведение противников для себя. Роль организационных «принуждений» в такой ситуации заключается в косвенном ограничении свободы действия акторов, в определении степени этой свободы для каждого отдельного актора и для каждой сферы их взаимодействия.

Субъекты и объекты власти – люди со свойственными им эмоциями и чувствами, поэтому в изучении властных отношений широко применяются психологические знания и подходы. Первой попыткой обоснования власти на основе психологического подхода стал бихевиоризм. С позиции бихевиоризма всякая власть, включая политическую, является особым типом поведения, при котором одни люди командуют, а другие вынуждены им подчиняться. Бихевиористский подход рассматривает власть прежде всего как межличностное взаимодействие и поэтому обращает внимание на субъективную мотивацию подчинения и господства. Например, по мысли Г. Лассуэлла, первоначальным импульсом для властных отношений нередко служат присущая некоторым индивидам «воля к власти» и обладание определенной «политической энергией». Человек стремится к власти в надежде на улучшение собственной жизни посредством приобретения богатства, престижа и т. д. Власть может быть и самоцелью, сама по себе представлять источник наслаждения. При таком подходе политическая власть трактуется как некий феномен, возникающий в результате столкновения многообразных «воль к власти», как некий баланс различных политических сил.

Психоанализ трактует стремление к власти как проявление, сублимацию подавленного либидо. У 3. Фрейда оно понималось как влечение сексуального характера, а у К. Юнга – как психическая энергия в целом. С точки зрения психоанализа стремление к власти и обладание ею может компенсировать у отдельных индивидов физические или духовные недостатки. Причем воля к власти у одних должна дополняться готовностью к подчинению, «добровольному рабству» у других. 3. Фрейд полагал, что в психике каждого человека имеются структуры, которые могут способствовать тому, что он предпочтет рабство свободе ради личной защищенности или из-за любви к властителю. Психологическую природу подчинения сторонники психоанализа усматривают либо в особом гипнотическом внушении, существующем во взаимоотношениях вождя и толпы (С. Московичи), либо в чрезвычайной восприимчивости человека к символам, выраженным в языке (Ж. Лакан).

Конечно, власть не может быть объяснена только с помощью психологических категорий. Поэтому нельзя не признавать необходимости ее системных, структурно-функционалистских и реляционистских трактовок. Однако власть, в том числе и политическая, это всегда субъектно-объектные отношения, отношения между людьми, со всеми присущими им психологическими качествами и особенностями. Кроме воли к власти ее субъект должен обладать и иными психологическими предпосылками для реализации собственных властных функций. Отнюдь не каждый человек по своему характеру способен к руководящей деятельности, принятию решений, выходящих за круг его повседневных интересов.

Еще в большей степени психологическую основу имеет готовность к подчинению у объекта власти. Подчинение чужой воле, следование правилам, установленным другими людьми, должно опираться на четко выраженную психологическую мотивацию. Данная мотивация напрямую связана со средствами и ресурсами, которые находятся в распоряжении у субъекта власти. Если власть держится на силе и возможности наказания, то она способствует появлению страха перед возможными санкциями как главными мотивами подчинения. Сила власти, построенная на страхе перед наказанием, прямо пропорциональна возможной тяжести этого наказания и обратно пропорциональна вероятности избежать наказания в случае непослушания. Мотивы повиновения могут состоять в бессознательном подчинении чужой воле в силу привычки, обычая. Такая мотивация закладывается, как правило, в раннем возрасте и затем воспроизводится на протяжении длительного времени, даже в течение всей жизни, если только не приходит в противоречие с реальными жизненными интересами человека. Как только люди начинают замечать, что власть, которой они привыкли подчиняться, не соответствует их запросам, изжила себя и не представляет никакой ценности, то они отказывают такой власти в доверии.

Политическая власть, т. е. власть государственная, способна концентрировать в своих руках значительные материальные ресурсы: деньги, землю и т. д. Наличие у субъекта власти подобных ресурсов может способствовать формированию у ее объекта такого мотива, как интерес. Власть, основанная на интересе, как правило, наиболее стабильна. Личная заинтересованность побуждает людей к добровольному и добросовестному выполнению указаний и распоряжений субъекта власти. У последнего исчезает необходимость в постоянном контроле и применении каких-либо штрафных санкций. К аналогичным результатам (и даже большим) приводит подчинение посредством такого мотива, как убеждение, связанного с понятиями «менталитет», «ценностные ориентации и установки». Готовность подчиняться государственной власти в конкретном случае формируется под воздействием высоких идейных побуждений патриотического, религиозного или нравственного толка.

Авторитет также представляет собой мотивацию подчинения, благоприятную для власти. Данное понятие охватывает высоко ценимые качества, которые подчиненные видят в руководителе и которые обеспечивают их подчинение без убеждений или угрозы наказания. Авторитет формируется на основе общей заинтересованности и согласии объекта и субъекта власти и убежденности подчиненных в особых способностях руководителя. Авторитет может быть истинным, когда руководитель действительно обладает приписываемыми ему качествами и способностями, и ложным, построенным на заблуждениях. В зависимости от лежащих в его основе качеств авторитет бывает деловым, научным, религиозным, моральным и т. п.

Власть, основанная на интересе, убежденности и авторитете, часто перерастает в идентификацию (отождествление) подчиненного с руководителем. Таким образом достигается максимальная сила власти и руководитель воспринимается подчиненным как свой представитель и защитник. Идентификация субъекта власти с объектом может быть объяснена следующими причинами:

– реальным двойственным положением людей в отношениях власти, например, в демократических организациях, где индивиды выбирают и контролируют руководство, с одной стороны, и выполняют его решения, с другой;

– общностью интересов и ценностей руководителей и подчиненных и возникновением у исполнителей чувства единства со всей организацией или группой.

Власть – весьма важный для жизни любого общества и его отдельных систем и подсистем феномен. В различных сферах общественной жизни она выполняет ряд руководящих функций, как-то: господство, т. е. полное подчинение объекта власти воле ее субъекта; регулирование общественных отношений; контроль над поведением индивидов и групп; управление общественными процессами; организация и координация действий по выполнению поставленных перед обществом или группой задач; мобилизация индивидов, групп или общества в целом на достижение каких-либо значимых для них целей. Реализация всех этих функций связана с механизмами функционирования власти в обществе, и особенно ее основного вида – власти политической, или государственной.