Текст книги "Рукопись из Тибета"

Глава 6
Мы отправляемся на «Крышу Мира»

Мои надежды оправдались.

Спустя еще неделю (все это время я перемежал написание дневника лечением Ракшми по вечерам) из монастыря Святого Сумасшедшего вернулся болящий.

– Однако, – протянул я, увидев его на двух ногах, с бритой головой и в одежде монаха.

– Ничего удивительного, – притопнул той, которая была сломана, вождь. – Их лекарь пользовал меня горным мумие с настойкой женьшеня, а еще заставлял принимать серные ванны. Налицо результат – зажило как на собаке.

– А почему у тебя такой вид? В смысле прическа и одеяние?

– Так я тоже принял постриг, – ухмыльнулся Кайман. – После излечения вдовы, по совету ламы Норбу. Святой отец очень настаивал.

– Ну что же, выглядишь ты вполне, – оглядел я приятеля.

При своем росте и стати, в красной накидке и бритый наголо он здорово напоминал гладиатора.

– А то, – повел мускулистыми плечами вновь испеченный монах и, чтобы окончательно меня поразить, басовито затянул мантру.

– Могёшь, – одобрительно сказал я. – Как вижу, ты время зря не терял. Уважаю.

– Ну да, – шмыгнул носом Кайман. – Меня регулярно обучал Норбу, когда мы с ним бухали. Кстати, как обещал, он пишет о тебе трактат. Неплохо получается.

Встречу, как водится, мы вспрыснули, благо холодильник милостью короля регулярно пополнялся, к тому же приятель доставил целый вьюк провизии и бочонок ара в качестве подарков от настоятеля.

– Как ты смотришь на то, чтобы изгнать нечистого еще из одной одержимой? – закусывая копченым окороком второй стакан, поинтересовался я у Каймана.

– Хоть из двух, – обгрызая кость, довольно хмыкнул вождь. – Я теперь буддийский монах. А это, как сам понимаешь, дело святое.

– Воистину так, – ответил я.

На том и порешили.

К своим обязанностям не привыкший откладывать дела в долгий ящик лама Кайман приступил следующим вечером. А наутро, вернувшись от пациентки, сообщил, что налицо тяжелый случай.

– Бывает, – сказал я.

Между тем наступила зима, и наше отбытие в Тибет снова задержалось. По сравнению с Бутаном, где эта пора года была мягкой, как у нас в Крыму, климат в заоблачной стране был более суров, зимой дули сильные ветра, а в горах сходили снежные лавины.

В один из таких дней, незадолго до Нового Года, когда я пополнял дневник, а Кайман читал очередную главу Трипитаки (он все больше проникался буддизмом), на столе громко затрещал телефон. Звонили из королевской администрации. Приятный голос сообщил, что монарх с Верховным ламой желают видеть нас с Кайманом завтра в половине двенадцатого. – Непременно будем, – ответил я. – Наше почтение его Величеству и Святейшеству. – После чего положил трубку.

– Не иначе по поводу предсказаний, – отвлекся от чтения Кайман. – Как думаешь, сбылись?

– Вероятно.

– Хорошо бы, – послюнявил он палец, переворачивая страницу.

Ровно в назначенное время мы прибыли по назначению. На этот раз прием состоялся в тронном зале. Монарх с Верховным ламой сидели на золотом возвышении, подобные истуканам, слева стояли придворные, высокопоставленные военные и священнослужители в парадных одеяниях, а справа иностранные послы в черных смокингах с белыми манишками, а также несколько журналистов.

– Ламы Уваата и Кайман! – торжественно огласил церемониймейстер, стукнув в пол золотым жезлом, вслед за чем с хоров грянул гимн королевства Бутан. Под его торжественные звуки мы прошли в центр зала, остановились и, поклонившись земным богам, изобразили почтение на лицах.

Когда отзвучал завершающий аккорд, монарх, чуть качнув головой ворона на короне, обратился к присутствующим с торжественной речью. Из нее следовало, что за заслуги перед государством я награждаюсь Королевским орденом и почетным титулом «гуру», а Кайман за подвижничество в делах религии – включается в Ученый Совет при Верховном ламе.

– Лучше бы бабок дал, – прошептал стоящий рядом Кайман. – От них больше пользы.

В этой части он был прав. Но выбирать не приходилось.

Далее состоялся ритуал награждения. Глава королевской администрации под аплодисменты зала нацепил мне на шею золотой орден на муаровой ленте, а секретарь его Святейшества вручил Кайману свиток с соответствующим указом, скрепленным восковой печатью.

Когда церемония закончилась и правители страны перешли к другим вопросам, тот же чиновник сопроводил нас в уже известный кабинет, где попросил обождать, предложив прохладительные напитки.

– А вот сейчас будет что-то по существу вопроса, – сказал Кайман, потягивая из фужера виски со льдом. Мы предпочли его другим напиткам. По старой привычке.

Спустя час, когда бутылка и лед ополовинились, в смежной комнате раздались шаги и в кабинете появились его Величество со Святейшеством. Мы встали.

– Садитесь-садитесь, – милостиво изрек монарх. – Теперь без церемоний. Кстати, как вам виски?

– Вполне, – качнул головой Кайман. – Божественный напиток.

– Ирландский «Бушмилс», – вздел вверх палец король, после чего налил себе с иерархом, добавив щипчиками льда. – Чин-чин!

Все подняли бокалы.

– Я прикажу доставить вам ящик. – Монарх, опорожнив свой бокал, крякнул и закусил фисташкой.

– И я, – вылакав янтарную жидкость, добавил Верховный лама.

Далее Его Величество сообщил, что доведенные по дипломатическим каналам Израилю с Йеменом, мои пророчества помогли их руководству предотвратить трагедии, а Советский Союз, получив соответствующую ноту, отправил морскую экспедиция к берегам Гайяны.

– В результате Бутан получил ряд экономических преференций от первых двух стран, – довольно изрек король. – А в случае успеха русской экспедиции Бутану гарантируется вознаграждение в размере десяти процентов от стоимости найденных сокровищ.

«Это двести пятьдесят миллионов фунтов стерлингов, – подумал я. – Не хило». Но вслух ничего не сказал. Имея в виду шкуру неубитого медведя.

Далее Его Величество предложил всем вместе отобедать, на что мы с Кайманом с удовольствием согласились. Есть за одним столом с царственной особой приходилось немногим.

Трапезная находилась в жилых покоях короля и выглядела довольно солидно. Небольшой, с гобеленами на стенах зал, зеркальный паркет с золоченой потолочной люстрой, а в центре уже сервированный стол с двумя рядами стульев, за которыми застыл смуглый дворецкий в белых перчатках.

– Прошу вас, – первым занял свое место монарх, Верховный лама уселся справа от него, а мы напротив.

По знаку дворецкого, двое возникших из двери слуг уставили стол блюдами, иерарх благословил пищу, и обедающие стали подкрепляться.

Должен отметить, что готовили королевские повара на славу, чему можно было позавидовать.

Затем последовала вторая перемена, которой все также отдали должное, а после – третья, состоявшая из десерта, в котором присутствовали фрукты, виноград с орехами, а также несколько сортов ликера. Далее король кивнул дворецкому, мол, вы свободны, и мы остались вчетвером, смакуя ароматные напитки.

– Послушайте, Уваата, – обратился ко мне король, рассматривая на свет свою рюмку. – А может, все-таки останетесь у нас? Теперь вы гуру, а его Преосвященство освободит вас от обета Творцу. Он говорит, такое возможно.

– Воистину так, – кивнул тиарой иерарх. – Из правил всегда есть исключения.

– Прошу простить меня, Ваше Величество, но не могу, – взглянул гуру королю в глаза. – Я привык держать слово.

– Тогда, надеюсь, мы останемся добрыми друзьями? – с надеждой спросил он.

– Можете не сомневаться, – приложил я к груди руку.

– И когда вы намерены отправляться в дорогу? – поинтересовался Верховный лама.

– Сразу после Нового Года, – подал голос все это время молчавший Кайман. Он отдавал дань ликерам. – Я бы поостерегся, – прошамкал иерарх. – Зимой это рискованно.

– Его Преосвященство, как всегда, прав, – добавил король. – В Гималаях выпал снег, горные перевалы закрылись. К тому же можно попасть под лавину или камнепад. В эту пору они не редкость.

«Вот черт», – мелькнуло в голове. Природный фактор мы не учли. Хотя должны были.

Я покосился на Каймана (тот пожал плечами), и после некоторого раздумья принял решение:

– В таком случае придется задержаться до весны, а с ее приходом мы продолжим путь. На «Крышу Мира».

– Ну, вот и договорились, – потер руки король, а Верховный лама согласно прикрыл веки.

Новый Год пришел в Бутан в красочных шествиях, маскарадах, взрывах петард и всеобщем ликовании. На улицах столицы и в монастырях, украшенных флагами, портретами короля и цветочными гирляндами с лентами, устраивались ритуальные танцы, подношения богам, а также друг другу.

Мы с Кайманом в первый день были приглашены на торжественную церемонию во дворец, а остальные дни болтались по улицам. Радуясь вместе со всеми, потребляя горячительные напитки и впечатляясь. Когда же череда праздников закончилась, я решил обучить вождя рукопашному бою. Для того имелись две причины: встреча с американским спецназом на Ориноко, едва не закончившаяся для меня плачевно, а еще то место, куда мы стремились. В Тибете боевые искусства почитались не меньше религии и даже в чем-то с ней сопрягались.

Занимаясь четыре года боевым самбо в Высшей школе КГБ в прошлой жизни и пять лет каратэ в этой, я, как многие ее выпускники, был помимо прочего и инструкторам по этим двум видам спорта. На что имелось соответствующее удостоверение.

Все, что требовалось, помнил, поскольку в Москве регулярно навещал спортзал общества «Динамо», а в Марселе тренировался в частном зале, дабы не потерять форму.

На мое предложение обучить его этим искусствам, друг сначала рассмеялся.

– Во, видишь, молоток? – сжал здоровенный кулак. – Один удар в лоб и вся наука.

– Сомневаюсь, – сказал я. – Давай проверим на практике. Ты будешь нападать, а я защищаться.

– Можно, – ухмыльнулся Кайман. – Только если зашибу, ты того, не обижайся.

В тот день мы вернулись из города и решили провести эксперимент на лужайке за домом, покрытой ковром опавших листьев. Размявшись, я стал в боевую стойку (приятель напротив, согнув руки в локтях), затем крикнул «давай!», и в голову мне полетел кулак. Но не достиг цели.

Я перехватил запястье ударной руки, дернув ее вверх, чуть подсел и швырнул нападавшего через себя.

– Гуп! – брякнулся он спиной на листья.

– Не понял, – сказал, мотая головой и поднимаясь на ноги. – Давай еще, раз такое дело.

– Можно.

– Хэк! – вождь прыгнул вперед, целя в солнечное сплетение. На этот раз кулак попал в защитный блок, за этим последовали захват руки и доворот – приятель покатился на землю.

Далее последовала еще попытка, завершившаяся подсечкой.

– Что это было? – встав на карачки, прохрипел Кайман.

– Несколько приемов самбо.

– Теперь понял, – морщась, поднялся он на ноги. – Решено. Буду учиться.

Спустя пару недель вождь неплохо освоил приемы самбо, и мы с ним перешли к каратэ. Там было несколько сложнее.

Вставая с первыми лучами солнца, мы учиняли пробежки по долине, затем разминались на лужайке и пару часов отплясывали там, отрабатывая броски, подсечки и всевозможные удары. А еще я прилежно вел дневник, и мы медитировали на террасе, пели вечерами под гитару и коньяк (его прислали, как обещали), а по субботам навещали Ракшми с Амитой. Те шли на поправку.

За это время я еще раз встречался с королем в неформальной обстановке, где была достигнута договоренность о нашем сотрудничестве после убытия в Тибет, а лама Кайман дважды принял участие в ученом Совете.

В начале марта Его Величество вызвал нас с приятелем к себе, где мы узнали, что русская экспедиция увенчалась успехом. При этом присутствовал министр финансов, который сообщил, что королевство получило причитающееся вознаграждение, и часть его – наша.

– Я предлагаю открыть для вас счет в национальном банке Бутана, – уважительно предложил он. – Под самые выгодные проценты.

Мы с Кайманом переглянулись, Уваата сделал отрешенный вид, а после изрек:

– Пусть будет так. Эти средства пойдут в пользу бедных.

На следующий день мы заехали в банк, где управляющий ознакомил нас со счетом. Там имелось двадцать пять миллионов фунтов стерлингов.

– Да, не поскупился король, – изрек на языке пираха вождь. – Космическая сумма. Кого будем первыми благодетельствовать?

– Тех, на чьем языке ты сказал, – ответил я. – Через сеньора Мигеля.

Далее мы пожелали перевести половину на наш депозит в банке Матурина, а заодно оформили доверенность на распоряжение им сеньором Мигелем. Ему же с почты отправили заказное письмо, в котором просили позаботиться о племени.

В середине апреля, когда долины Бутана покрылись молодой зеленью, а в Тхимпху сиренево зацвели джакаранды, мы с Кайманом отправились в путь. К заветной цели. На прощание король подарил нам двух крепких пони с богатыми седлами и красавца-яка, выделив сопровождение до границы, а иерарх снабдил рекомендательным письмом к Пачен-ламе, отправлявшему религиозную власть в Тибете.

Добравшись до городка Лингши с одноименным монастырем на северо-востоке страны, мы отдохнули там сутки, а на закате пересекли границу. Кстати, европейцы в то время в Тибет не допускались, монахи же посещали его без проблем. Сказывались вековые связи.

На китайской стороне, в небольшом селении мы наняли проводника-уйгура и погонщика. Которые нам не особо понравились. Уйгур был средних лет, с бегающими глазами, а второй, скорее всего, его приятель – хмурый верзила с одним ухом. Однако выбирать не приходилось. Селение было почти пустым, в полях шли весенние работы.

На следующее утро, помолившись, мы отправились в путь. По Тибетскому нагорью.

Впереди на тощем облезлом муле неспешно следовал проводник, затем мы с Кайманом на своих лошадках, а в арьергарде на меланхолично жующем жвачку вьючном яке восседал погонщик. Спустя час полого ведущая вверх каменистая дорога сузилась, став широкой тропой, а потом сделалась едва заметной. После цветущего и достаточно цивилизованного Бутана, горная страна, в которую мы вступили, выглядела дико и пустынно. Во всяком случае, та его часть, по которой мы двигались.

Уходящее к небу нагорье, кое-где покрытое зеленью, занимало площадь в два миллиона квадратных километров со средней высотой около пяти тысяч метров, ограничивалось с севера хребтом Куньлунь, за которой лежала Средняя Азия и пустыня Гоби, а с юга окаймлялось волнистыми равнинами. Где-то в этих местах были истоки Инда, Брахмапутры и Меконга, а также других великих рек, порожденных снегами и ледниками Гималаев.

Воздух становился все более разреженным и прохладным, в бледном высоком небе парил орел. Зорко высматривая добычу. К полудню мы устроили привал в небольшой, поросшей зеленым кустарником и полынью седловине с прыгающим по замшелым камням ручьем. Звонким и прозрачным.

Погонщик снял с яка вьюки и прихваченную вязанку дров, мы расседлали пони, пустив их щипать скудную растительность, а проводник занялся костром, на котором вскоре забулькал котелок с чаем. Выпив по паре пиал и закусив лепешками с сыром и вяленым мясом, мы отдохнули часок, а затем снова тронулись в путь. Тропа, петляя, продолжала повышаться.

К вечеру поднялись на перевал, за которым виднелась череда других, и проводник (его звали Бахрам), сообщил, что за вторым будет селение Кангмар, от которого сорок пиал чая[32]32
  Пиала чая – в данном случае, мера длины в Тибете. Три пиалы соответствуют восьми километрам.


[Закрыть] до столицы Тибета. Сейчас же следует остановиться на ночлег. Ночью по горам ходить опасно.

– Здесь неподалеку заброшенный храм, – сказал он, спешившись и беря мула под уздцы. – Следуйте, уважаемые, за мною.

Храм оказался древними развалинами под скалой, с одним уцелевшим помещением. Судя по давней золе в очаге и закопченному потолку, в нем нередко останавливались путники.

Когда животных освободили от поклажи и занесли ее внутрь, мы с Кайманом извлекли спальные мешки и стали разводить костер, намереваясь приготовить ужин, а оба азиата, прихватив кожаное ведро, отправились поить животных водой к знакомому им источнику.

Спустя полчаса они вернулись, Бахрам навесил на таган котелок и перелил туда воду, Кайман вручил каждому по банке открытой тушенки, разогретой на огне, а я положил на расстеленный платок несколько лепешек. Чай на этот раз отдавал легкой горечью, но мы отнесли это к качеству воды, вскоре котелок опустел, и все отошли ко сну. Ламы в спальных мешках, а проводник с погонщиком, завернувшись в свои халаты.

Когда я с трудом продрал глаза, в пролом крыши заглядывал солнечный луч, рядом вовсю храпел вождь, тибетцев не было. Отсутствовала и поклажи. «Картина Репина ”Приплыли”», – всплыла мысль и я, выбираясь из спальника, заорал:

– Кайман, проснись! Нас обокрали!

Храп прекратился.

– Чего? – высунул голову наружу вождь, сонно озираясь.

Еще через минуту мы выскочили на свет – у развалин было пусто. На земле валялись лошадиные каштаны и несколько блинов яка. Горное эхо долго разносило слова. Великого и могучего. А потом стихло.

– Теперь понятно, почему был горьким чай, – облегчив душу, сказал я. – Эти твари туда что-то подсыпали.

– Так они же пили его с нами, – засомневался Кайман.

– Ну и что? Потом чем-то нейтрализовали.

Сперли у лам практически все. Яка с лошадьми, груз и дорожные сумки. В которых были: письмо тибетскому иерарху, мой дневник и наличность в десять тысяч «зеленых». Увели даже наручные часы с четками. Ловкие оказались, гады.

Такого удара мы не получали давно. Хотелось выпить и набить кому-нибудь морду. Но вокруг было пусто и безотрадно. Успокаивало то, что все свои средства, помещенные в бутанский банк, за день до отъезда мы перевели в Лхасу. Однако туда нужно было еще добраться.

Проверили, что осталось в карманах монашеских одежд. Только паспорта, по неполной пачке сигарет, плитка шоколада, зажигалка да коробка спичек. Далее встал вопрос, куда идти? Возвращаться к границе или двигаться вперед, к неизвестному нам Кангмару. Единогласно решили вперед. Русские не отступают.

Затем мы отыскали неподалеку родник, где ополоснули лица, сжевали треть плитки шоколада, запив ее водичкой, увязали спальники, подтянули широкие монашеские штаны под накидками и зашаркали ботинками по тропе. В сторону второго перевала.

Постепенно утренняя прохлада сменилась теплом, солнце все больше пригревало, в долинах рассеялся туман, даль распахнулась во всем своем величии.

Такие необъятные пространства с синеющими вдали пиками мне приходилось видеть только на картинах Рериха.

Примерно через километр, возле свежей горки лошадиного помета, сбоку от тропы в розовом мху что-то блеснуло. Это была моя гитара. Здесь же валялся и дневник, шурша на легком ветерке раскрытыми страницами. Видно, они не представляли ценности для воров и были выброшены.

Дневник я тут же определил за пазуху, инструмент сунули в спальник, и путники двинулись дальше.

– Если догоним этих козлов, я им бошки поотрываю, – буркнул Кайман, прибавляя шагу.

– Это вряд ли, – обозрел я мерцающий в ярком свете, ландшафт. – У них фора в несколько часов, да и скорость раза в два быстрее.

К полудню мы плелись где-то на полпути к желанному перевалу, который почему-то не становился ближе.

– Рефракция, – утерев пот со лба, тяжело дыша, сказал Кайман. – На такой высоте свет преломляется и искажает расстояние.

– Щас бы воды, – облизал я пересохшие губы. – Хрен с ним, со светом.

Спустя некоторое время, когда мы уже изнемогали от жажды, за очередным поворотом тропы, в низине, блеснуло зеркало воды, и открылось небольшое озеро, часть которого было затянуто легким туманом. Издав радостные вопли, мы из последних сил заковыляли к нему, где напились вдоволь.

– Хорошо, – отдуваясь, утер я губы рукавом, и мы повалились на траву, чувствуя, как гудят ноги.

– Жрать хочется – сказал минут через пять Кайман. – Давай тут чего-нибудь поищем.

– Давай, – согласился я, и мы с кряхтением встали.

Оставив пожитки, двинулись вдоль берега. Пологого, с редким кустарником и лужайками цветущего астрагала, издающего медовый запах.

Первое, что обнаружили, пройдя метров сто, были несколько побулькивающих гейзеров, чуть в стороне. Именно они и парили над водою.

– Черт, горячий, – отдернул руку друг от одного, пожелав проверить температуру.

Вдруг в кустарнике что-то пискнуло, мы переглянулись и покрались туда, осторожно ступая и прислушиваясь. Через минуту у меня из-под ног с фурканьем взлетела птица и метеором унеслась на другой берег.

– Гнездо! – опустился я на колени.

В устланной травой выемке белели шесть крупных яиц.

– Утиные, – сказал опытный в охотничьих делах вождь, выбрав их в накидку. – И кладка совсем свежая.

Пошарив вокруг, мы обнаружили еще три кладки, и число яиц увеличилось до двух десятков.

– Будет, – сказал я другу, который впал в охотничий азарт. – Айда к гейзерам.

Сварив там яйца, на что ушло минут десять, мы двинулись назад и наткнулись на россыпь дикого щавеля.

– Вот и обед, – когда мы нарвали по охапке сочных листьев, довольно изрек Кайман. – Спасибо тебе, о великий Будда!

Чуть позже, устроившись на развернутых спальниках, мы ополовинили ниспосланное богами. Далее выкурили по сигарете, вздремнули и снова тронулись в путь. Сил заметно прибавилось.

Когда вечерняя заря причудливо окрасила первозданность мира, мы добрались до верхней точки перевала. С него открывался вид на теряющуюся вдали холмистую равнину, в центре которой просматривалось что-то похожее на селение.

– Километров двадцать будет, – приложив к глазам козырьком руку, уверенно сказал Кайман.

– А может, поменьше? – с надеждой спросил я. Очень хотелось добраться туда побыстрее.

– Обижаешь, – хмыкнул приятель. – Я как-никак бывший штурман. И, подчеркиваю, неплохой, – вздел кверху палец.

Приметив в ближайшей скале расщелину, мы укрылись меж ее стенами, где прикончили остатки обеда и забрались в спальные мешки.

Вверху повисла огромная луна, на ней просматривались даже кратеры, сбоку поблескивал Млечный путь, таинственно мерцали туманности. Ночью прошел небольшой дождь, утро выдалось хмурым и прохладным.

Проснувшись и цокая зубами, мы выкурили по сигарете натощак и сжевали оставшийся шоколад, затем выпили по горсти воды, скопившейся в выемке, после чего, взяв подмышки свои скатки, пошагали вниз. В ту сторону, где привиделось селение.

Спустя час небо прояснилось, сквозь пелену облаков пробились благодатные лучи, и природа засияла во всем своем блеске. По мере движения окружающий нас ландшафт менялся: серость скал и бледность мхов все больше замещались яркой зеленью с полевыми цветами, стало больше встречаться кустарников, изредка там и сям попадались деревья. Тропа меж тем тоже расширялась, что радовало. За очередным нагромождением циклопических валунов к ней примкнула еще одна со стороны запада. Настроение повышалось.

Чу! Впереди еле слышно мелодично звякнуло, а потом еще. Мы насторожились.

– Не иначе караван, – снял я с плеч мешок. – Этим нужно воспользоваться.

Когда минут через десять в поле зрения возник первый сопящий як с покачивающимся в седле погонщиком, мы сидели в позе лотоса и, обратив лица на восток, пели мантру. Я сопрано, а вождь басом. Получалось неплохо.

Звон колокольчиков стих, запахло коровой, а затем к нам подошли три человека. В малахаях на головах, коричневых халатах и мягких сапогах с загнутыми носами. Они молча встали в паре метрах от нас и с почтением стали внимать. Изредка перешептываясь.

Когда последние строки затихли в ущельях, мы провели ладонями по лицам, вроде как выходя из транса.

– Наше почтение, уважаемые ламы, – сказал на тибетском, низко поклонившись, старший (его спутники сделали то же самое).

– Мир вам, – глядя в никуда, ответил я. А Кайман величаво кивнул в ответ. С выражением отрешенности.

– Мы купцы из Кангмара, – продолжил, поглаживая седую бородку азиат. – Следуем по торговым делам. Не могли бы вы за нас помолиться?

– Хорошо, – опустил я веки. – Да будет так. И потянул из лежащего рядом мешка гитару. – Ой, не вечер, да не вечер, мне малым-мало спалось… – взял я первые аккорды.

– Мне малым-мало спалось! – басом подтянул Кайман.

– Ой, да во сне привиделось! – полетела над нагорьями старая казачья песня.

Слушатели, стянув шапки, внимали с заметным интересом. Такой молитвы они явно не слышали.

Закончив последний куплет, я благословил торгашей и махнул рукой:

– Можете ехать. И будет вам удача.

Те снова поклонились и, переваливаясь на кривых ногах, вернулись к своим якам, а чуть позже оттуда прибежал мальчик. Поставил перед нами джутовый мешок и зарысил назад. Караван, звякая цами, тронулся. Когда последнее животное, неспешно переступая копытами, скрылось за поворотом скалы, мы с Кайманом переглянулись, прыснув смехом.

– Вот и первое подаяние, – благонравно изрек я. – А ну-ка, что там. – Подтянул рукою мешок.

Внутри была жареная баранья нога, круг пастушьего сыра, а также несколько ячменных лепешек.

– Недурно, – облизнулся вождь, после чего мы славно подкрепились на свежем воздухе. Затем перекурили и двинулись вперед. В блестящее марево. Чего-чего, а света в этой стране хватало.