Текст книги "Рукопись из Тибета"

Вслед за чем мы с вождем встали, оставив «земного бога» в растерянности, и, откланявшись, вышли. За дверью нас ждал секретарь (судя по виду, он подслушивал), проводивший из дворца до поста охраны. – Посмею спросить, где вы остановились, ла? – изобразив почтение на лице, поинтересовался на прощание чиновник.

– В караван-сарае, сын мой, – ответствовал я. – Оставайся с миром.

– Да, здорово мы грузанули этого святошу, – рассмеялся Кайман, когда, оставшись одни, мы спустились по бесчисленным ступеням в город.

Немного побродив по кишевшим восточными народностями улицам, зашли в китайский ресторан, где славно отобедали уткой по-пекински, лапшой и рисовой водки «маотай», а затем отправились в караван-сарай с чувством выполненного долга. Вечером же, как и ожидалось, нас навестил протеже хозяина, сообщив, что имеет предложить дом в пригороде, отвечающий самым изысканным запросам. Посмотреть его мы отправились следующим днем на своих пони. Старик, гундя что-то под нос и время от времени кивая знакомым, следовал на своем муле впереди, а мы с Кайманом за ним. С отрешенным видом.

Миновав оживленный центр и восточные ворота, мы проследовали по мощеной дороге к синей ленте реки, где среди зеленых тополиных рощ там и сям виднелись крыши нескольких домов.

– Не хилые мэны здесь живут, – сказал Кайман, когда мы миновали первые два дома, похожие на помещичьи усадьбы.

– Известно, не пролетариат, – согласился я. – Буржуи.

Между тем старик остановил своего одра у третьего, окруженного высокой каменной стеной строения и постучал в глухие, закрытые ворота рукояткой плети. Нас, по-видимому, ждали, поскольку внутри загремел запор и отворилась калитка. Спешившись, мы привязали животных к вмурованному в стену бронзовому кольцу и прошли вслед за посредником во двор, где были встречены упитанным, средних лет мужчиной.

– Гун-ган сан, уважаемые ламы – поприветствовал он нас по-тибетски. – Я хозяин усадьбы. Она перед вами.

– Да, – сказал на пираха Кайман, взирая на дом. – Это явно не та хижина, что была у меня на Ориноко.

Строение было в два этажа, первый из тесаного гранита, а второй из лиственницы. С плоской в этих местах крышей, украшенной по фронтону расписным фризом, шестью прямоугольными окнами вверху, а также вычурной террасой по периметру. К нему примыкал просторный, выложенный плитами двор с колодцем, в дальнем конце которого имелась каменная постройка, а за ней виднелся цветущий сад, откуда легкий ветерок доносил тонкие ароматы.

Для начала хозяин показал нам дом, состоящий из кухни с обеденным залом, четырех комнат и домашней часовни, оборудованный подвалом, а далее постройку во дворе, оказавшейся конюшней. После мы прошли в сад, состоявший из вишневых и яблоневых деревьев, в центре которого, у небольшого пруда имелась ажурная деревянная беседка, а в тыльную часть окружавшей усадьбу стены была врезана дубовая калитка. Она выходила на речной берег, где блестела водная гладь Кьи Чу, а за ней туманились горы.

Место и сам дом покупателям весьма понравились, о чем мы сообщили хозяину, а затем перешли к торгу. Он запросил цену в юанях, равную тридцати тысячам долларов, что нас вполне устроило, после чего стороны на автомобиле хозяина, стоявшим в конюшне (им оказался «УАЗ» советского производства) отправились в столичный банк, где у лам, как известно, имелся валютный счет. В двенадцать с половиной миллионов фунтов стерлингов. Там сняв необходимую сумму, при участии нотариуса оформили купчую. С соблюдением всех китайских законов и формальностей. После вернулись назад, где мужчина передал новым хозяевам ключи от дома, распрощался и убыл. – Достойный и уважаемый человек, – завистливо сказал ему вслед старик-посредник. – Окружной сборщик налогов. Переведен в Чунцин. На повышение.

Затем уехал и старик, получив свой процент за услугу, и мы остались одни. Полновластными хозяевами недвижимости. Не откладывая в долгий ящик, решили переселяться. Очень хотелось почувствовать домашний уют и, как говорят, расслабиться. Посоветовавшись, мы решили, что вождь для начала отправится в караван-сарай, дабы вместе с Сунлинем доставить сюда на животных наш скарб, а я пока прикину, что следует купить в дом, бывший совсем пустым, и где что оборудовать.

Спустя час маленький караван въехал во двор, мы развьючили его и определили животных в конюшню, насыпав им в кормушки овса из остатков дорожного запаса.

– А это нам, – открыл крышку на плетеной корзине Кайман. – Прикупили по дороге.

Внутри было жареное горячее мясо, сыр с зеленью, несколько пышных лепешек и бутыль китайского отая.

Чуть позже, расположившись в беседке, мы обмывали покупку. Неспешно чередовались тосты, велся душевный разговор, в воздухе кружился цвет вишни. Почти как на нашей далекой родине.

Все последующие дни прошли в хлопотах и обустройстве. Мы с Кайманом закупали в городе все по хозяйственной части, Сунлинь руководил нанятыми уборщицей и двумя плотниками. Женщина прилежно вымыла дом, куда потом грузчики занесли и расставили мебельные с кухонным гарнитуры, а к ним японские холодильник с телевизором; мастеровые оборудовали конюшню денниками для лошадей с яком, после чего занялись сооружением причала на берегу за домом. Нам с Кайманом хотелось иметь хорошее плавсредство для путешествий по воде. Как когда-то на Ориноко.

Протекавшая за усадьбой река, как я уже упоминал, была притоком Брахмапутры, та же, рождаясь в Гималаях, несла свои воды через Китай с Индией и Бангладеш, впадая в Бенгальский залив Индийского океана.

К очередному воскресенью обустройство было завершено: жилье имело необходимый комфорт, животные хрупали овес в новых кормушках, а у свайного причала покачивался небольшой, но мощный глиссер. Его мы заказали в одной из китайских торговых фирм, и товар был незамедлительно доставлен. Последним штрихом было оборудование домашней часовни – непременного атрибута всякого дома в Тибете, где в окружении прочих культовых предметов мы водрузили статую Будды из слоновьей кости. Он был перевоплощением девятого уровня, именовался «Будда Майтрейя» (в простонародье – Хотей) и олицетворял счастье, богатство, веселье и благополучие. Что было нам с Кайманом по душе. А также по карману.

Воскурив перед божеством благовония и вознеся молитвы, мы тоже вроде как ознаменовали свое перевоплощение. Из монахов странствующих в оседлых.

Глава 9
Консенсус с коммунистами

За решеткой пыльного окна чирикали воробьи, в солнечном, проникавшем в камеру луче парила пушинка, я сидел, скрестив ноги, на шконке и размышлял. Над тем, что случилось.

Отметив новоселье и учитывая трудный путь, мы решили устроить себе отпуск. По утрам, после спортивной разминки и медитаций, Кайман спускался к реке, где удил спиннингом рыбу, я, сидя в тени на террасе, пополнял дневник новыми записями, а Сунлинь копался в саду и занимался хозяйственными делами. Далее следовал обед, а во второй половине дня мы прогуливались по окрестностям, посещая древние храмы и монастыри, или же спускались вниз по реке на катере. С заходом солнца, посмотрев вечерние новости, мы втроем сидели за чаем в беседке, ведя философские разговоры и слушая стихи великого китайского поэта Ли Бо, жившего в восьмом веке, которые читал Сунлинь. Грустные и проникновенные.

 
Меня спрашивают, что вы там живете,
В голубых горах?
Смеюсь и отвечаю… Сердце мое спокойно.
Цветок персика уносится струей и исчезает.
Есть другой мир – не наш человеческий…
 

навевали отрешенность и покой древние строки. За несколько дней до истечения того срока, который был назван при встрече Панчен-Ламе, я отправился в город. Нужно было заказать спутниковую тарелку для телевизора (он брал только китайские программы) и сделать ряд других покупок.

Оформив покупку и назвав адрес, по которому следовало доставить антенну, я вышел из магазина и направился к газетному киоску, намереваясь купить свежий номер «Жэньминь Жибао». В это время из-за угла выкатил черный лимузин, остановился рядом и из него вышли двое, в шляпах и мешковатых костюмах.

– Лама Уваата? – спросил старший, коренастый крепыш, заступив мне дорогу.

– Да, сын мой. Чем могу быть полезен?

– Министерство государственной безопасности КНР. Майор Ли. Проедемте с нами.

К такой встрече я всегда был готов и не моргнул глазом.

– Только не быстро, уважаемый. В машине меня укачивает.

Второй, длинный и худой, молча открыл заднюю дверь, я уселся. Он рядом.

Крепыш скрипнул сидением впереди, поправил шляпу и бросил водителю: «Трогай».

Миновав старую часть города, мы пересекли автомобильный мост через реку и направились в новую – китайскую. Там на одной из улиц машина остановилась у административного вида серого здания, окруженного стеной, просигналила у ворот, те откатились в сторону.

– Выходите, – открыл дверь худой, и мы проследовали по мощеному двору с часовым на вышке, к глухой металлической двери с иероглифами на ней «Стой. Пропуск!».

Майор нажал кнопку сбоку, внутри щелкнул запор, и дверь бесшумно распахнулась. Второй часовой, с оттянутым кобурой и дубинкой поясом, взглянув в протянутое ему удостоверение, щелкнул каблуками, и мы проследовали по гулкому, с запахом хлорки коридору. Туда выходило полтора дверей с «кормушками» и глазками, вдоль которых прогуливался вертухай с ключами. Налицо был следственный изолятор.

Возле камеры номер «13» мне приказали остановиться, вертухай отпер замок и потянул дверь на себя:

– Входите.

Я шагнул вперед, она затворилось, лязгнул засов. Все стихло. Лама Уваата оказался в одиночной камере. В таких, в бытность прошлой службы мне приходилось бывать много раз с проверками и душещипательными беседами. Теперь, судя по всему, беседовать будут со мной. Чекисты из Поднебесной.

Камера была размером два на три, с зарешеченным окном и узкой деревянной шконкой, бетонной парашей в углу и торчащим из стены медным позеленевшим краном над жестяной раковиной, из которого с четкостью метронома капала вода. Отсчитывая минуты бытия…

Спустя час позади снова загремел засов, и дверь распахнулась.

– На выход! Руки за спину! – приказал тот же охранник.

За углом коридора нас ждал второй, отворивший решетчатую дверь и сопроводивший задержанного в следственный кабинет, рядом с которым находилась караулка. Окно в нем тоже было зарешеченным, под ним стоял двухтумбовый стол, за которым восседал средних лет человек с бледным одутловатым лицом, в кителе с полковничьими погонами. Перед ним лежала серая папка и стояла пепельница.

– Свободен, – отпустил он охранника (тот, козырнув, вышел), после чего указал мне на привинченный в центре кабинета стул. – Присаживайтесь.

Я сел с бесстрастным лицом и смиренно сложил руки на коленях.

– Так, значит, вы у нас лама Уваата? – извлек военный из кармана портсигар, вынул оттуда сигарету и щелкнул зажигалкой. По кабинету поплыл дым и запах хорошего табака.

– Да, уважаемый, – чуть наклонил я голову. – Именно.

– Откуда и в каких целях прибыли в нашу страну?

– Из Бутана. Проповедовать великое Учение и прорицать будущее.

– Чем можете это подтвердить?

– Я был на приеме у Святейшего, передав ему рекомендательное письмо от Верховного ламы Бутана.

– Вы знакомы с его содержанием? – прищурился контрразведчик.

– Нет. Оно сугубо конфиденциальное.

– В таком случае ознакомьтесь, – открыл он папку и протянул мне лист пергамента.

Я встал, шагнул к столу, взял его в руки и прочел. «Не верьте этому человеку. Он исчадие ада», – значилось там, а ниже стоял оттиск перстня королевского иерарха.

– Письмо передал мне адресат, – пыхнул полковник дымом. – Как истинный патриот. А мы организовали за вами наблюдение.

– Вот как? – вернув пергамент, вернулся я на свое место. – И каковы его результаты? Если не секрет, конечно.

– Не в вашу пользу. Вы оба европейцы, слуга – сосланный контрреволюционер, а в банке Лхасы у вас валютный счет на космическую сумму. Что имеете сказать? – стряхнул собеседник пепел с сигареты.

– Почему лама Бутана такое написал, это на его совести, – пожал я плечами. – Мы европейцы, но приняли буддизм, что не противоречит религиозным канонам. Сунлинь честный человек, и нас не интересуют его убеждения. А счет в банке – подарок короля Бутана за прорицательства. Кстати, «патриот» сообщил вам об очередном? В отношении Таиланда?

– Это все блеф, – скривил губы полковник. А потом, грохнув кулаком по столу, визгливо заорал: – На какую разведку работаешь, сволочь!

– Попрошу на меня не орать, – бесцветным голосом сказал я. – Допрос нужно вести спокойно.

В следующий момент чекист выскочил из-за стола и хлестнул задержанного по щеке:

– Ты еще будешь меня учить, падаль?!

Составляющие внутри, возмутились «Бей!», я вскочил и дал хаму в ухо. Боец тайного фронта загремел на пол, визжа как резаный поросенок.

А спустя пару секунд в распахнувшуюся дверь вломилась целая кодла охранников. Первого я уложил сразу и сцепился со вторым, но остальные дружно заработали дубинками. Последнее, что я увидел, был тупой носок армейского сапога у лица. Потом в глазах вспыхнуло и погасло…

– Пи-ить, – шевельнул я пересохшими губами. В них ткнулось что-то прохладное, и лама Уваата довольно зачмокал. Как в далеком младенчестве. Затем с трудом открыл глаза, кругом была муть, вскоре рассеявшаяся.

– Где я?

– Среди друзей, уважаемый гуру Уваата, – проворковал чей-то голос, и я увидел сидящего рядом на стуле мужика в круглых очках и наброшенном на плечи белом халате. Рядом с ним стояла средних лет женщина-врач. С фонендоскопом на шее и поилкой.

– Я инструктор ЦК Компартии Китая Лю Цин, – оскалил зубы очкастый. – Как вы себя чувствуете?

– Вашими молитвами, – буркнул я, с трудом подняв руку и пощупав голову. Она была забинтована.

Пальцы наткнулись на нос, там хрустнуло. Не иначе, был сломан.

«Гребаные китайцы», – подумал я, а вслух поинтересовался:

– Сколько я здесь? В этой палате.

– Девятые сутки, – ответила врач, осторожно поставив поилку на прикроватную тумбочку.

– А как в Бангкоке? – взглянул я на инструктора.

– Увы, – там небывалое наводнение и жертвы, – вздохнул тот. – Мы скорбим о наших братьях. Но вы не беспокойтесь, все виновные наказаны, – поправил на мне одеяло.

– В смысле?

– Панчен-Лама лишен сана и отправлен на каторжные работы, а допрашивавший вас начальник госбезопасности Тибета расстрелян. Как проявившие политическую близорукость.

«Круто заворачивают тут марксисты, – мелькнула мысль. – Не хуже Иосифа Виссарионыча».

– Вами заинтересовался сам товарищ Дэн Сяопин, – между тем продолжил партийный функционер. – После выздоровления мы отправимся к нему в Пекин, – легонько похлопал меня по плечу. – А пока отдыхайте.

Затем гость удалился, врач сделала мне укол, и я погрузился в сон. Крепкий и глубокий.

В следующие дни пошел на поправку. Персонал в больнице был высший класс и в процедурах не скупился. Мне склеили нос и провели томографию (внутри было все в порядке), а затем пациент пожелал изменить разрез глаз, что несколько удивило эскулапов. – Так я буду похож на ханьца, – разъяснил я. – Что понравится товарищу Дэн Сяопину.

– Вы уверены? – поинтересовался главный врач.

– Более чем.

В результате мне сделали соответствующую подтяжку.

– А что? Очень даже недурно, – сказал я, когда после нее поднесли зеркало. Оттуда глядела точная копия Джеки Чана. Только бритого.

Спустя еще сутки, меня в палате навестили Кайман с Сунлинем. Когда их подвели к кровати, они недоуменно переглянулись.

– Вы кто? – недоуменно вопросил Кайман.

– Лама Уваата, – прищурил я и без того узкие глаза. – Не узнал старого друга?

– Теперь узнал. По голосу, – прыснул вождь. – А так, вылитый китаеза.

Затем посетители определили в тумбочку пакет с фруктами и бутылкой коньяка, сели на стулья, и я спросил, как они меня отыскали.

– Спустя час после того как ты ушел в город, к нам нагрянули «гэбэшники», – начал Кайман. – И отправили в каталажку. Там стали прессовать, в результате я забыл китайский язык и стал давать показания на пираху. Ну а вот он, – кивнул на ня, – заявил, что как бывший комсомолец желает говорить только с секретарем райкома. Там наш малыш, – потрепал парня по вихрам, – рассказал, что мы оракулы из Бутана и были на аудиенции у Панчен-Ламы, где предсказали наводнение в Таиланде. За что всех незаконно арестовали. Партийного товарища это сообщение заинтересовало, он доложил наверх по команде, и началась разборка.

– Откуда ты узнал о предсказании? – взглянул я на невозмутимо сидевшего китайца.

– Подслушал, когда вы говорили о нем в караван-сарае, – ответил тот. – Это у нас национальная традиция.

– Ты так больше не делай, Сунлинь, – назидательно сказал я. – Нас подслушивать нельзя. Других можно. Извини, Кайман, что прервал. Так что было дальше?

– Потом нас, извинившись, отпустили, сообщив, что ты здесь. И разрешили свидание.

Через несколько дней, когда опираясь на трость и чуть прихрамывая, я прогуливался по больничному парку, меня снова навестил посланник лидера китайских коммунистов. Он сообщил, что, по мнению врачей, Уваата практически здоров, и на следующее утро мы вылетаем в Пекин. Для предстоящей встречи.

– Могу я захватить на нее своего друга? – поинтересовался я. – Он всегда мечтал увидеть Председателя.

– Исключено, – последовал ответ. – А теперь я вас отвезу домой. Собирайтесь.

«Голому собраться – только подпоясаться», – мелькнуло в голове, и мы направились к корпусу.

Чуть позже на служебном автомобиле с шофером, за которым на некотором удалении следовал второй, мы подъехали к нашей фазенде. Там инструктор распрощался со мной, сообщил время, к которому следовало быть готовым, после чего машины развернулись и исчезли. Еще через минуту мы с Кайманом радостно обнимались, а Сунлинь, стоя рядом, улыбался. Далее мы немного отметили встречу в саду, который украсился кустами цветущих роз и флоксов, высаженных китайцем. Когда же, убрав посуду, он оставил нас наедине, я сообщил Кайману о предстоящем вояже.

– Это уже стратегический уровень, – констатировал вождь. – Как думаешь? Прокатит?

– Бог не выдаст, свинья не съест, – заявил я. – Попробуем.

Утром, в том же составе, что и накануне, мы выехали в аэропорт, находившийся в часе езды от Лхасы. Инструктор всю дорогу молчал, сидя с отсутствующим видом. Я тоже. Как пройдет встреча с китайским лидером и что там говорить, не думал.

В прошлой жизни, по роду службы, мне приходилось встречаться с секретарями ЦК, многими отечественными политиками и даже одним маршалом. И никогда сценарий не повторялся. Так что забивать себе голову не стал. Любовался горным пейзажем. Аэропорт располагался в долине на берегу реки, состоял из терминала и взлетной полосы, на которой взлетал очередной самолет. Как в замедленной съемке…

Спустя четыре часа мы приземлились в Пекине и на уже ждавшем автомобиле в сопровождении двух мотоциклистов проследовали в ведомственную гостиницу. Там мне был выделен одноместный люкс, после чего лама Уваата отобедал со своим спутником в пустынном ресторане, где тот сообщил, что вечером мы отправляемся в государственную резиденцию Первого лица, именуемую «Дяоюйтай». Известие было воспринято мною с пониманием.

На заходе солнца туда нас из гостиницы доставил вертолет, приземлившийся на громадной парковой территории. Среди ухоженных деревьев, искусственных голубых озер с альпинариями и подстриженных лужаек виднелись помпезные особняки, к одному из которых, окруженному реликтовыми гинко билоба, нас довез автомобиль охраны.

В сопровождении офицера безопасности мы вошли в фойе, выполненное в стиле ренессанс, где нас встретил второй, в гражданском, сопроводивший по мраморной лестнице на второй этаж. Здесь, попросив меня обождать в небольшом холле с дежурным за массивным столом, уставленным телефонами спецсвязи, мои спутники исчезли за высокой, темной полировки дверью. Я присел на один из бархатных стульев у стены под картиной неизвестного мне мастера, изображавшей Великую китайскую стену, и стал скромно ждать. Оглядывая помещение.

Однако созерцать его долго не пришлось, из двери появились инструктор со встретившим нас сотрудником, после чего первый уселся на кожаный диван, а второй сделал мне пригласительный знак – входите. За дверью оказался короткий тамбур, я толкнул вторую и оказался в просторном кабинете, с мягким ковром на полу, отделанном благородными породами дерева, высоким потолком с лепниной и приглушенным светом.

– Подойдите, – раздался негромкий голос.

У открытого окна с бархатными шторами, в дальнем его конце стоял невысокий пожилой человек в сером френче и широких отутюженных штанах, держа в пальцах зажженную сигарету.

Китайскому лидеру тогда было под восемьдесят, но выглядел вождь довольно бодрым. Происходивший из семьи мелкого помещика, он с юных лет занимался революционной деятельностью, в связи с чем был вынужден эмигрировать во Францию, а потом в Советский Союз, где получил блестящее образование. Впоследствии вместе с Красной армией он участвовал в освобождении Китая, а потом занимал крупные государственные посты, став генсеком ЦК КПК и правой рукой великого Мао. Далее, попав в опалу, был их лишен и сослан в провинцию, а после смерти Великого Кормчего, снова возглавил партию и государство, в котором проводил успешные реформы. В прошлом аграрная и отсталая страна становилась индустриальной, показывала небывалые достижения в экономике и уверено продвигалась к светлому будущему, то есть победе коммунизма.

Китаем я интересовался давно, когда еще служил моряком на подводном крейсере. И как-то на политзанятиях, где после событий на Даманском[34]34
  Даманский – остров на реке Уссури, из-за которого в 1969 году произошел военный советско – китайский конфликт с человеческими жертвами.


[Закрыть] бичевался неверный курс восточного соседа, имел неосторожность привести цитату из выступления Мао Цзедуна, прочитанного в «Известиях». Там диктатор заявлял, что в грядущем веке Поднебесная будет мировым лидером, определяющим всю геополитику. За что стал предметом обсуждения на комсомольском собрании, а политотдельцами едва не был помещен на гауптвахту.

Впоследствии все так и стало.

Проникшись тем, что вспомнил, я сделал несколько шагов вперед, сложил ладони перед грудью, изобразив поклон, и остановился.

– Прошу вас, – указал Дэн Сяопин рукой на кресло у золоченого, с лапами грифона столика, на котором стояла пепельница из нефрита, а рядом голубела открытая пачка сигарет «Панда». Я сел. Диктатор устроился напротив.

Примерно с минуту он молчал, окутавшись дымом и пристально меня разглядывая.

– А вы совсем молодой человек, лама Уваата. И такие способности. Не кажется ли это вам странным? – спросил с легкой иронией.

– В этой жизни да, но были и предшествующие, – уважаемый Председатель. А странностей в нашем мире достаточно. Вы совершенно правы.

– Сначала вы выдали несколько пророчеств в Латинской Америке, затем в Бутане, а теперь у нас. Все они сбылись. Что это?

«Быстро сработала китайская разведка, – подумал я. Не все чекисты у них дубы». После чего изобразил на лице глубокомыслие.

– Это дар небес, – я возвел кверху глаза. – После реинкарнации.

– Вполне научное обоснование, допускаю, – стряхнул диктатор пепел с сигареты. – И кем вы были в прошлом?

– Шахтером, военным моряком, контрразведчиком и прокурором, – не стал я лукавить.

– Так вы знаете будущее? – откинулся он в кресле.

– Да. В некотором роде.

В кабинете возникла тишина, и стало слышно, как размеренно отсчитывает время маятник старинных напольных часов у входной двери.

– Когда я уйду? В иной мир, – последовал вопрос. – Вам это известно?

– Девятнадцатого февраля девяносто седьмого года, – чуть помедлив, ответил я. Вопрос был довольно щепетильный.

– Значит, у меня еще есть время?

– И немало.

– Хочется верить.

– А почему вы стали ламой и прибыли на наш континент? – загасил сигарету в пепельнице сухим пальцем собеседник. – Ведь есть и другие. Та же Америка или Европа.

– Не люблю американцев, – честно ответил я. – Как, впрочем, и европейцев. В новом веке они будут на задворках истории.

– Наши мысли совпадают, – благосклонно кивнул лидер китайских коммунистов. – Так значит мы союзники? – пристально взглянул мне в глаза.

– Можете мною располагать, – сделал то же я. – Лама Уваата слов на ветер не бросает.

– Я это знаю, – снова последовал кивок. – И последний вопрос: – Кто вы по национальности?

– Русский.

– А по виду истинный ханец, – изрек вождь. После чего на его лице мелькнуло подобие улыбки. – Почему вы здесь, а не там, я спрашивать не буду, – констатировал он. – Это, скорее всего, личное.

– Вы правы, – ответил я. Лидер Китая мне все больше нравился. В нем просматривалась мудрость Конфуция. И собеседник, несомненно, был титаном мысли.

Далее перешли к практическим вопросам. Мне было предложено переехать в Пекин, став личным советником Председателя, на что я вежливо отказался. – Наиболее благоприятные условия для моей работы – Тибет, – сказал, постаравшись придать голосу больше искренности. – Оттуда я могу прорицать нужное для государственных и других решений, а вы распоряжаться всем по своему усмотрению.

– Хорошо, – согласился вождь. – А что взамен? Такое дорогого стоит.

– Торжество коммунистических идей и крах мирового капитала. Это меня вполне устроит.

– Вот как? – прищурился Дэн Сяопин. – Наши цели совпадают.