Текст книги "Бегал заяц по болоту…"

– Вот! Все женщины такие – ты ей про звёзды, а она говорит, крышу надо починить! – подумал Сергей.

Одной напастью больше, другой меньше! – махнул рукой Виталий.

Он прошёл к столу, что-то считал, рисовал, транспортиром угол размечал. Увлечен был, и Сергей не решился сразу ему пересказать разговор с Тамарой. Подумал:

– Дочь в Питере. Жена далеко. Ещё один, которому нужна любовь. Собаки уже мало. Не думаю, чтобы Тамара была права. Виталий нормальный мужик, спокойный, не ловелас. Такой – домашний молчаливый ёжик. Хотя, чем чёрт не шутит. Философ Ла Боэси сказал: «Как мало любит тот, кто любит в меру»! Вслух сказал: – Марина, какая на вас кофта красивая. Только сейчас заметил. И пушистая! Как в тумане вы, в ореоле – вся такая зовущая и такая… воздушная! Студентка, спортсменка и наконец – просто красавица! Как говорится.

– Нравится? – обрадовалась Марина, встала, прошлась по комнате, как модель по подиуму – нога от бедра. – Ангора, тётя Таня подарила.

– Неплохо, неплохо! – засмеялся Сергей, отметил про себя стройную фигурку, миниатюрность, крепкую ладность попки, вдруг явленную ему изящность. Залюбовался откровенно, вроде бы на кофту засмотрелся, подумал:

– Отчего это я раньше не замечал? Звонок Тамары? Третий месяц воздержания? По возрасту Марина мне в дочки годится. Чем сегодня заняты студенты? Жизнь у них точно другая, не такая, как была у нас! Интересно – так же парни вагоны разгружают по ночам? Сторожами трудятся, лаборантами? Сейчас новых специальностей полно, всякие там мерчендайзеры, менеджеры, креативщики… кто там ещё? Но наверняка есть и общее – волнения, сессии. Влюблённость первая. Немного бестолковые, в глазах преподавателей – так вообще невежды! Очень подкованы по части компьютерной начинки, многих звёзд мирового кино знают, фильмов смотрят очень много зарубежных. Разбираются в марках авто, домов моды… вообще – следят за модой. Парни субтильные по большей части, феминизированные какие-то, не мужественные, «галантерейные», что ли? Но книг точно почти не читают. Особенно технари. Филологи, те по программе обязаны много читать, по будущей профессии. И в переписке делают такие глупые ошибки, за которые меня бы выгнали из класса… Придумали для этого дурацкий «олбанский язык». Но – любовь не выбирает по степени грамотности, она может быть по-другому окрашена, быть богаче по ощущениям, восприятию, но по сути она точно такая же, словно последняя и на всю оставшуюся жизнь! Это из разряда вечного.

Он вспомнил своего замдекана. Человека педантичного, сухаря – даже внешне. Всегда аккуратно одетого, причёсанного, отутюженного. С одного взгляда понятно – правильного семьянина, отца двух деток. «Морально устойчивого». И вдруг на факультете разнеслась весть – влюбился Иван Иванович! В свою студентку Валечку. Тоненькую, глаза синие-синие, большие-пребольшие. Эфирное, эфемерное создание, краснеющее даже от мужского голоса или от того, что рядом стоит мужчина. И всеобщее любопытство, пересуды. Куда от этого деться, спастись? Надо ли? В угоду пуританским принципам и парткомовской железобетонной морали, соображениям о детях, семье… В девятнадцать лет ясно, что делать с любовью, а после пятидесяти? Иван Иванович после парткома остался в семье. И только стихи в институтской многотиражке выдавали его истинное отношение к светленькой, прозрачной до нереальности студентке Валечке.

Хорошие стихи.

Сергей при встрече с ним здоровался и понимал, что он жалеет этого человека. Почему? Потому что сам молод, и кажется странным, что человек в летах так себя ведёт? Словно тот впервые что-то сделал неправильно и в это трудно, невозможно поверить. Но и завидовал он тогда, и не понимал, почему выпало не ему, ровеснику, а тому, у кого есть семья. А у него с Натальей не сложилось, и он безумствовал весь второй курс. Метался в бессильном желании изменить ситуацию, удивляясь, почему ему сказали – нет! И ловил сочувственные взгляды другой сокурсницы. По глупости, от отчаянья и просто назло, стал встречаться именно с ней, надеясь, что будет любовь к этой, другой, чувство, и они оба обретут себя, забудут предыдущие неудачи, станут счастливыми, и чей-то уверенный голос шепнёт – вот эта девчонка будет твоей женой.

Так хочется сказок с добрым финалом, и как жестоко они рушатся, оставляя тоскливое одиночество в душе…

После третьего курса была производственная практика. Валечка вернулась загадочная, а к Новому году вышла замуж за неприметного однокурсника, спортсмена-штангиста, мастера спорта с надбровными дугами питекантропа. И вскоре у них кто-то родился. Она стала матерью – и это самое точное в данной истории.

И только стихи, хорошие, выстраданные, настоящие стихи – в многотиражке. Сергей зауважал замдекана именно после этих стихов и, казалось, очень точно понял его состояние.

– Алхимия поэзии, литературы уводит нас от суровой правды химических процессов, которые скупо, без лирики объясняют состояние любви – высоких чувств, временного поглупления, других пограничных состояний, убеждая в том, что это инстинкты, низводя даже самые яркие судьбы гениев до уровня статистики, лишая их заразительного обаяния индивидуальности, словно говоря: да это же просто, любой сможет! И многие пишут стихи в любовном угаре, да не все они – гениальные.

Молчаливый, замкнувшийся в себе человек. С каким достоинством нёс он себя в этом мещанстве! И такой взлёт духа, интеллигентности, что ли. Откуда? Вот вечная загадка – кто, откуда, зачем пришёл на эту землю, сколько ему отпущено по ней ходить? И если наши места под солнцем распределены однажды высшим разумом бесповоротно, а наше мельтешение – лишь видимость, попытка угадать свой номер, скоренько его занять, то почему через определённое количество типов даже внешне мы повторяемся. Параллельная жизнь. Для чего? Чтобы через какое-то время Творец этих двойников определил бы, кто из них более достоин жить дальше, а кого убрать.

Второй, как запасной дубликат – устраняется. А может быть, они оба ничего себе, приличные получились ребята! И живут тихо, зная, что где-то есть второй, но толком не ведая, где он, чем занят? Потом вместе уходят, минута в минуту, и сразу двойная пустота образуется в мире. Зачем этот дуализм? Какова его цель? Или, как вариант, всё-таки остался один. На время? Потом вновь стало двое? А если первому уже за сорок лет, то как может быстро появиться двойник такого же возраста? Его откуда-то привезут на Землю? Но если представить, что второго нет и быть не может, тогда, возможно, поэтому человек так одинок и, чтобы спастись от одиночества, он выдумывает какого-то двойника, ни разу его не видя в глаза, а только лишь догадываясь о его мистическом существовании – через предощущения, астрал, сны, неясные намёки, образы, дежавю… Нет – одиночество не спасает. И уж совсем невозможно представить, что один из них – ангел, а второй – бес. Как же тогда Каин и Авель? У них один отец, но разные взгляды. Диаметральные. До ненависти, до братоубийства.

Почему он вспомнил сегодня замдекана? Именно сейчас?

Всегда есть кто-то рядом, готовый стать подушкой для слёз. Необъяснимым образом они ощущают свою необходимость даже на расстоянии, с полувзгляда, что ли, каким-то верхним, нечеловеческим, почти на пределе, звериным чутьём. Почему так происходит? Великая загадка. Но несостоявшееся и его разъединённые участники потом тайно сожалеют об этом. Возможно, из-за того, что не состоялось, стало недостижимым, они возвращаются в воспоминаниях к этому. И бывает так, что живут рядом, наблюдают со стороны, как протекает обычная семейная жизнь у бывшего или бывшей возлюбленной, мучаются, но ответа, почему порознь – не находят. И на все ли вопросы ответили они, если были бы вместе? Нет сослагательного наклонения в таких историях.

Сергей авансов никому не раздавал, а так – приударял слегка, не заботясь о том, насколько глубоко это может задеть девушку, и даже вызвать в ней некое чувство. Однако был уверен, что его это не тронет. И только много позже он поймёт всю глубину своей глупости и безответственности.

Как-то он встретил свою, так скажем – симпатию тех времён.

Они сидели на набережной, на лавочке, так оказалось, что на той же самой, где сидели когда-то. Возможно, это было её тайным желанием, через много дней устроить всё так, чтобы они опять оказались на этой лавочке, такой знаковой для неё?

Она вспоминала то, что он ей тогда говорил, стихи, которые он читал. Прикрывала глаза, вспоминала погоду, одежду, причёску, всё до мельчайших деталей, а он удивлялся молча, щурился, якобы от бликов речной воды, улыбался, ушёл в себя, потрясённый такой верностью памяти о ничего не значившей для него встречи, которую он уже и не помнил в таких подробностях. Его тронула трепетность, с которой она, прикрыв глаза, перерасказывала ему весь вздор, которым он тогда заморочил ей голову.

В какой-то момент даже показалось, что она разыгрывает его, он искоса глянул – усомнился. Но нет! Она была искренна, взволнована по-настоящему. Ему вдруг стало неприятно, словно он что-то пообещал, но не сделал, по забывчивости, легкомысленности, ушёл и не сказал куда, а для неё это оказалось самым важным, возможно, единственно важным в дальнейшей жизни, и через много лет продолжает волновать женщину и велит хранить верность этому… нафталину… заставило её помолодеть прямо на глазах чудесным каким-то образом… А он – ветреный и несерьёзный и пустой… но она всё это простила сразу же, только он присел на эту старую, серую лавку, царапающуюся чешуйками отлетающей краски.

Он понимал, что это бескорыстие и есть высшая форма прощения. Молчал, слушал, кивал, вежливо улыбался, но его лишь на короткое мгновение тронуло её волнение, бережное, нежное отношение к тому… к той ерунде, сюру… сору… мусору, который он тогда наплёл.

Ему вдруг стало неприятно, он злился на себя за то, что наговорил тогда чушь вперемежку со стихами. Поза, актёрство, как она этого не увидела, не поняла, и почему это всё в один миг стало так важно и через много лет всплыло сейчас, как наказание для него, тревожащее память и вернувшееся, чтобы пристыдить и усовестить.

Он пересиливал чувство вины, отвечал кратко, тактично, это подвигло её на новые воспоминания. А он и боялся разрушить эту хрустальную безделицу, возведённую ею и ставшую вдруг и для него такой дорогой: чтобы не исказилась после этой встречи, не разочаровали её в будущем.

– Почему это так важно для меня? Я вдруг понял, что выдал нечаянно некий аванс, и теперь никак нельзя его забрать, он уже не принадлежит мне.

Были другие, но почему-то именно эта сумасшедшая, остановившаяся и оставшаяся там, в прошлом веке, словно и не покинувшая с той поры лавочку. Скамью подсудимых, мою скамью. Кой чёрт её прислал ко мне? – досадовал он. Ведь были же наверняка какие-то другие мужики у неё. Почему именно я так потряс воображение той девчонки, этой женщины с короткой стрижкой вьющихся тёмных волос, чуть погрузневшей. Все они, те, другие – были так бесцветны и безлики, а я оставил какой-то след? А я? Кто я? Светоч? Можешь относиться к себе как угодно, но её не заставишь относиться ко мне иначе и тот безобидный флирт, простой трёп о книгах, кино, однокурсниках до сих пор так много значит в её жизни, согревает её душевное одиночество. Впрочем – она взяла в своё одиночество меня, и это её радует. Эту милую, вполне симпатичную женщину.

Так думал он, и это тешило его тщеславие, потому что, кроме грусти, он подарил ей радость. Отраженная, она вернулась к нему, и сейчас эта мысль умаляла, притупляла резкие уколы совести.

Он даже не спросил, замужем ли она, есть ли дети, внуки? Скорее всего, нет, потому что она бы сразу об этом рассказала – ведь она женщина. И как прошли эти годы, как она, где? При том, что она всё время говорила, вспоминала, смеялась, торопясь поделиться, но не спеша остаться вновь одной, со своими мыслями, переживаниями. Даже глаза увлажнились в какой-то момент.

– Мне будет трудно без тебя потом. – Только и сказала, прощаясь.

Не в прошедшем времени – «было», а сейчас, словно её надежда на то, что они будут вместе и уже не будет потеряна, и впереди счастливые дни совместной золотой и тихой осени – сбывшейся, долгожданной мечты. На что надеялась она, почему так уверовала в своей потрясающей безоглядности и доверии к немолодому мужчине на лавочке рядом?

И он, окончательно сбитый с толку галантно поцеловал ей руку. И потом, вспоминая об этой нечаянной встрече, он дивился, как она вообще могла состояться, при этом спрашивал себя – где она теперь, эта женщина? Возникало даже лёгкое волнение, хотя и был уверен отчего-то, что больше они не увидятся никогда.

Почему он ощущал в такие минуты, что это очень важно для него? И потом, когда прошёл какой-то юношеский стыд, стало не так больно внутри, он даже похвалил себя мысленно, что удостоился такого дорогого подарка.

– Надо думать исключительно о заказах! – одёрнул он себя.

И засмеялся. Марина и Миша странно посмотрели на него и промолчали. Виталий вообще не обратил внимания.

Так они и сидели в ожидании грядущих неприятностей.

* * *

Днём позвонила жена, попросила Сергея проплатить через Интернет коммунальные услуги.

– Да. Вот жену я увидел и ничего не сказал. Назначил свидание. И когда я вдруг ясно и пронзительно понял – вот она, моя будущая жена?

Одно он мог сказать точно – это было в январе. И год помнил, и какая погода была… А как признался ей в любви – не помнил. Саму сцену объяснения. Ни времени дня, ни деталей, ни места, ни во что был одет. Только какой-то радостный фон и гулкий звон в висках. Переживал, боялся получить отказ. Странно!

Да, он ценил заботу жены о нём, о дочери, труды по дому. Это было удобно и не отвлекало от работы.

В глубине души, по прошествии многих лет семейной жизни он ясно понял, что если бы вдруг она собрала вещи и ушла, он сам бы всем этим занимался. Будет проделывать всю эту многотрудную домашнюю работу: без такого тщания, блеска, реже и без особой охоты, по необходимости, но будет.

Наверное, жена, как и всякая женщина это интуитивно понимала, вдруг срывалась на крик, когда он и не ожидал пеняла на его медлительность, и он удивлялся мелочности причины, хотя догадывался, что кроется она гораздо глубже, чем пыль на компьютере и носки по всему дому. По счастью это бывало крайне редко, и вскоре всё становилось по-прежнему спокойно. Он не особенно переживал из-за этих наскоков.

Осталась стройной, подвижной, разве что морщинок прибавилось, небольшой второй подбородок, но это её не портило, да он их словно и не видел. Обычно после замужества многое теряется во внешнем облике, особенно после рождения ребёнка, новых забот, да и дело сделано – замужество состоялось, и Сергей был готов и мог бы это понять, но жена его словно в какой-то неведомый ему момент сказала – стоп! И всё осталось именно таким, на уровне лет сорока – сорока пяти. Это удивляло его и в минуты хорошего настроения приводило в восторг, он, не объясняя причины, мог просто подойти и чмокнуть её в щеку.

Больше же всего его поражало и на первых порах после свадьбы сбивало с толку её неожиданное желание экстрима. Тогда совместный мир семейной жизни вдруг становился хрупким, ему начинало казаться, что вот так же резко и энергично она оседлает некую «метлу», взовьется высоко и исчезнет навсегда из его жизни в этом насыщенном электричеством и озоном молниевых разрядов пространстве.

Ему становилось тоскливо, и жена, уловив смену его настроения, делалась тихой, ласковой, словно бы жалела его, но было это мягко, и он не подозревал в её действиях игры, расчёта или обычной бабьей стервозности, чтобы обратить на себя внимание. И когда с ним действительно случилось несчастье, настоящая катастрофа, и порушился весь бизнес, он стал нищим в течение недели, она внутренне была готова и к этому экстриму отнеслась философски, спокойно, мужественно.

И он был потрясён этим, взял себя в руки, а вскоре вновь прилично зарабатывал, ожил, стал интересоваться миром вокруг, много читать, и сдвинул себя с мёртвой точки безразличия к жизни.

Сергей считал, что он помогает жене, освободив её от беготни по кассам с оплатой коммунальных услуг.

Он стал набирать код своего счета в интернет-банке, осталось три цифры из шести. Двинул ногой, и компьютер под столом выключился. Он сгоряча сделал несколько попыток – счёт заблокировали.

Он позвонил в банк.

– Сейчас вам надо набрать двадцать четвёртую строку из шести цифр таблицы кодов.

– Я ничего не вижу у себя на экране, – ответил Сергей.

– Значит, надо явиться к нам в офис с паспортом и поменять пароль.

– Но я же далеко, в Москве! Какой паспорт, какой офис!

– Ничем не можем помочь. Порядок для всех один.

– Есть же в Москве представительство вашего банка, там могут меня идентифицировать! Вы же банки одной системы! Давайте, я отсканирую свой паспорт, приду в офис банка в Москве, соединимся по скайпу, менеджер подтвердит мою легитимность! И всё! Сменим пароль и закончим печальную эту историю!

– Нет, это другой банк с таким же названием. Мы не сможем вам так помочь.

Сергей расстроился. Позвонил жене, рассказал. Она его успокаивала.

– Она – молодец! – подумал Сергей.

* * *

Виталий поехал на машине в центр. Позвонил оттуда:

– Слушай, беда! Загорелась красная лампочка генератора.

– Значит, не даёт подзарядку, и машина работает только на аккумуляторе. Что-то с генератором, – предположил Сергей. – Ты что, до базы не долетишь?

– Пожалуй, нет.

Пришлось купить новый. Сделать ремонт в автосервисе Виталий договорился назавтра.

С собой прихватили старый аккумулятор и зарядку, чтобы за ночь подзарядить новый.

Виталий отключил фары. На свой страх и риск они выехали домой на одном лишь аккумуляторе. Лампочка горела красным светом, радио не выключали специально, и перед самым выездом с МКАДа к стоянке звуки поплыли, смазались. Радио пыталось ещё что-то выудить в эфире из последних сил.

Впереди был плотный поток машин, и пять светофоров до стоянки надо было преодолеть.

– Ну всё, задница! – горестно хлопнул руками по рулю Виталий.

– Вот что ты опять гадости начинаешь озвучивать! – возмутился Сергей. – Вместо того, чтобы похвалить своего «коня».

Он нежно гладил пыльную «торпеду» перед собой, приговаривал:

– Ах ты наша ласточка, умница ты наша, вывози нас, хорошая, из этого бедлама.

Виталий нахохлился, вслушивался в работу мотора. Молчал, фыркнул на причитания Сергея.

Радио невнятно бубнило ещё какое-то время, смолкло окончательно. Потом загорелись две красные лампочки. Виталий тревожно завозился, закурил, смотрел на них заворожённо.

Оставалось до стоянки всего два светофора. Враз загорелись на приборной доске четыре красные лампочки. Машина еле двигалась, и казалось, вот-вот остановится.

– Ну – полюбуйся! – щёлкнул по ним пальцем Виталий. – А ты шаманишь! Неизвестно о чём просишь добрых духов внутреннего сгорания и электродвижущей силы!

– Машина, как и человек – тоже агрегатное состояние. То есть у неё есть лёгкие, сердце, почки. И тэ дэ. И можно воздействовать на них!

– Угу! Помассируй «торпеду», сразу отпустит!

Лампочки тревожно мигали, лезли в глаза, будоражили. Но вот машина катилась под уклон, от кругового движения, клумбу большую обогнули и вниз по инерции.

– Если что – тут уже дотолкаем! Считанные метры остались! – засмеялся Сергей.

Они не останавливаясь, сходу вырулили на стоянку, вползли на бугорок, благо цепь лежала на земле, ворота открыты – и мгновенно, намертво встали. Машина превратилась в груду обездвиженного железа.

Прибежал охранник, замахал руками:

– Вы чё сюда-то встали? Вон куда надо. Не спросясь, памаешь!

– Мил человек, – устало ответил Виталий, – у нас аккумулятор сдох. И не один.

– Понял. Бывает. Как-нибудь сговоримся, везде люди есть нормальные, – сразу согласился охранник. – Вы старый достаньте, я его на ночь поставлю на подзарядку.

Псы со стоянки окружили машину, подняли визгливый лай, больше похожий на шакалье тявканье. Пальма вертела головой на заднем сидении, скулила.

– Выводи псину, – приказал Виталий, – я с охраной разберусь.

– Новые джинсы за тобой!

Сергей потащил Пальму со стоянки. Кобелячья свора сунула носы ей под хвост, возбудилась мгновенно, заскулила, засуетилась. Вся кодла двинулась за ними. Сергей отмахивался концом поводка, норовил попасть по разномастным спинам. Псы дворовой закалки ловко изворачивались, скалились, те же, кому всё-таки перепадало, не замечая боли, лезли снова. Пальма топталась по ногам Сергея, скулила, поворачивала морду к кобелям, почти вылезая из широкого ошейника.

Кое-как он перетащил Пальму на противоположную от гаража сторону. Псы осатанело лаяли на тротуаре напротив, вздыбив холки. Машины летели на большой скорости, клаксонили, отгоняли отчаянных псов, те никак не решались перебежать на противоположную сторону, озлобляясь всё больше.

Моросил мелкий, нудный дождь. Было прохладно, но Сергей вспотел от борьбы, изо рта клубился, белый пар.

Пришёл Виталий.

– Ну вот. Поставили на ночь, подзарядим на всякий случай.

Он открыл банку пива, глубоко вздохнул, сделал хороший глоток, зажмурился от удовольствия.

– Я потопал домой? – спросил Сергей.

– Давай, топай. Сумку с новым аккумулятором захвати. Тоже подзарядим. Будем ездить на них по очереди, пока не отремонтируем. Что делать!

Сергей сделал несколько шагов, хлопнул себя по куртке, ключи стал искать. Проверил все карманы, даже вывернул некоторые. Ключей от квартиры не было.

Он вернулся. Виталий сидел на большом камне, пил пиво, кидал тяжёлый мячик, выпачканный землёй и слюнями. Пальма службу несла, возвращала радостно.

– Слушай, – начал Сергей, – с утра они у меня были в кармане, а сейчас нету. Может, выпали под сиденье в машине.

– Может, может, – ворчал Виталий. – На, держи на поводке, а то счас увяжется. Опять кобеляж закрутится, с ума сойдём от этих ухажёров.

Он пошёл на стоянку. Минут через двадцать позвонил на мобильный:

– Слушай! Нет тут ни хера! Поищи в карманах.

– У меня всего четыре кармана, и я их уже десять раз перетряс и вывернул.

– Ну, не знаю! Счас приду.

Виталий вернулся злой:

– И что теперь делать? Ехать за ключами на другой конец Москвы? Я уже пивка попил.

– Молодец! Быстро ты! – похвалил Сергей. – Давай я сяду за руль.

– Скажешь тоже. Да ещё на неисправной машине.

– Ты не кричи. Я прекрасно слышу. Тогда такси, общественный транспорт.

– А я в подъезде с Пальмой на батарейке отопления яйца покамест погрею.

– Не злись! Всё решаемо!

– Да как оно решаемо?

– Без воплей, спокойно.

Мимо мягко проносились машины, в сумерках радужно мигали лампочки габаритов, светили фары, внутри салонов нежно-зелёным приборы мерцали, было на зависть уютно, тепло и беспроблемно. Внутри этих прекрасных, но чужих авто.

Мелкий дождик-сеянец сыпал сквозь ветки дуба, под которым они стояли. Пальма сидела с мячиком в пасти, вертела головой, не понимала, почему остановилась игра.

– Ну, я хоть в подъезд спрячусь, – сказал Сергей, сделал шаг в сторону, въехал ногой во что-то мягкое, жёлтое.

– На глину не похоже, – подумал с тоской, – так и есть, дерьмо-с! Хороший финал наших разборок.

Он наклонился рассмотреть.

– А вот они – родные! – радостно заорал Виталий, доставая из джинсов связку ключей.

– Вот ни хрена себе! – остолбенел Сергей. – Чудеса! Откуда?

– Оттуда! От верблюда! Они у тебя с утра были в кармане?

– Были!

– Кто последний утром квартиру закрывал?

– Ты!

– Поэтому они у меня! А ты говоришь, были в кармане весь день!

– Привычка! Инерция! Извини – махорочку просыпал!

Они долго смеялись, выдыхали облачка белого пара, простёганного мелким дождичком.

– Нет! Ну, ты – артист! Выпали из кармана, я всё помню… весь день под рукой были – улыбался Виталий.

Пальма недоумённо переводила взгляд с одного на другого.

– Да мы оба хороши! Ты-то чё полез под сиденья искать ключи, кверху жопой? – Сергей смеялся долго, громко, от всей души. – Похоже, все наши батарейки разрядились! – сказал он и побежал домой, не чувствуя тяжести пакетов с продуктами.

* * *

Они плотно поужинали. Выпили по сто грамм водки. Согрелись.

– Жена днём звонила, – сказал Сергей.

– Чья?

– Хороший вопрос. Твоя. Тома. По офисному телефону.

– Что же ты молчал весь день! Ну?

– Вот и ну! Подозревает тебя в порочащих связях. С нашей Мариной! Говорит – семейная жизнь ушла водицей в песок, иссякла! Двадцать три года – в никуда!

– Совсем с ума сошла, – вскинулся Виталий.

– Ты только аккуратно, меня не сдавай в разборках, – попросил Сергей.

– Мы своих не сдаём! Но я ей… задам!

Виталий пошёл на кухню, прикрыл двери. О чём-то негромко говорил по мобильнику.

Вернулся угрюмый.

Сергей читал книгу. Виталий по-собачьи мгновенно заснул, накрывшись ворохом газет.

Уютно светила лампа.

– Ёжик устроился на зиму, – подумал Сергей, – хорошо, что есть хотя бы такой дом! Из газетных листьев! – Вспомнил про ключи, улыбнулся и тоже уснул.

* * *

Утром встали пораньше, чтобы успеть проскочить по кольцевой, пока она не замерла в пробках.

Вспомнили, как вчера выцарапывались на последних искорках умирающего аккумулятора, пока не доползли до стоянки. Про ключи, конечно, тоже Посмеялись над собой без злобы.

– День открытых дверей в дурдом на раёне! – сказал Сергей, – полёт над гнездом психушки!

– То ли ещё будет, – помрачнел Виталий, – перегрузки нарастают, экстрим всё жёстче!

– Эх, ты! Опять всё испортил! Так было весело, душевно! – подумал Сергей.

Долетели до офиса за полчаса.

Днём Виталий дождался выездного мастера, и тот быстро заменил на «мазде» генератор. Бэушный, конечно, на новый денег надо много, но и этот ещё крепкий.

В четыре часа позвонили из аэропорта и запросили дополнительно сертификаты на всё, что будет применяться в изготовлении пяти конструкций. Заодно уточнили размеры – длину и ширину. Теперь вроде – для окончательного решения.

– Мы провели мониторинг, осталось три фирмы – финны, шведы и вы, – сообщил главный инженер.

– Неплохая компания, – сказал Сергей.

– А если мы сделаем двойной слой ткани?

– Это реально, – ответил Сергей, – конструкции будут немного тяжелее, но поскольку они устанавливаются внутри склада, не на улице, это возможно.

– Хорошо. Вы пересчитайте калькуляцию, затраты на два слоя, пожалуйста.

Сергей полетел к Виталию в цех.

– Позвонили! Аэропорт позвонил. Извинились, что вчера не смогли! – отрапортовал он. – Просто дико извинялись, – и засмеялся весело.

– Кто?

– Ухи прочисти! Аэропорт звонил, грузовой терминал. Правда, попросили пересчитать на два слоя ткани и прислать новое коммерческое предложение.

– Они с ума сошли! Издеваются, как хотят! – притворно возмутился Виталий.

– Там финны, шведы и мы! Похоже, мы – во главе колонны!

– Н-да? Пока договор не подпишем – не поверю!

– У них тоже цейтнот, заигрались в тендер, сроки поджимают. А сроки иностранцев их не устраивают, потому что здесь у тех представительства: пока они закажут на фирме, сделают, привезут, «расторможат»… евро дорогущий, а мы-то тут! Родные мы, Виталий Петрович, хоть и неказистые! В любой момент – приехал и проверил, как идут дела. Мы иностранцев запросто обставим! По всем показателям! Спынным мозгом чую, командор!

– Счас я приду, – сказал Виталий.

Он пересчитывал проект больше часа, и удорожание получилось почти на 35 процентов.

Сергей погрустнел, решил, что аэропорт не подпишется после такого повышения, но промолчал.

Он написал добротное коммерческое предложение, обосновал новую цену, отправил и позвонил главному инженеру.

– Всё получили. А что ж так удорожилось?

– Считайте, что у вас стало вдвое больше тентовых покрытий. Не пять, а десять, а дороже стало за счёт дополнительного расхода материала, профиль надо усиливать, вес-то увеличивается, трудоёмкость возрастает весьма внушительно. Там всё есть в расчётах.

– Ладно, будем думать. До четверга. Есть возможность посмотреть на готовую конструкцию? Где-нибудь поближе к нам? В Москве?

– Конечно! – Сергей быстро прикинул в уме географию Москвы. – На Волоколамке, напротив метро «Тушинская». Хорошая конструкция. Да мы плохих и не делаем! Несём золотые яйца.

– Если все будут нести золотые яйца, в стране нечего будет кушать! – Главный инженер помолчал, записывая координаты.

– Прогнозы какие-то есть? – небрежно спросил Сергей после короткой паузы. – Нам надо планировать, производство же, подготовка. – Ему очень хотелось ясности, скорой, окончательной и радостной.

– Производство нам известно! Прогноз? Дождливо, плюс двадцать, местами солнышко!

– Самая первоапрельская наука гидрометеорология, – тихо сказал Сергей.

– Вообще-то склоняемся на вашу сторону. – На другом конце провода помолчали. – Но это ещё ничего не значит. Как там генеральный… подпишет или нет? – И неожиданно предложил: – Давайте мы округлим и уберём триста девяносто тысяч. Оставим три с половиной миллиона рублей.

– Бонус? Думаю, что можно решить положительно, но за нами тогда только шеф-монтаж. Техника, люди – ваши. План распишем вместе, наши – пара специалистов. Будут командовать на месте. Пятьдесят процентов предоплата, монтаж по совместному графику.

– Что такое бонус?

– Премия, скидка.

– Так прямо и напишите, по-русски, в коммерческом предложении – скидка такая-то, условия – следующие. И ещё – материалы и комплектующие пока не заказывайте.

– Хорошо.

– Не тяните.

– Что вы! Мигом организуем!

– Договорились?

– Конечно!

Сергей заулыбался, потянулся, крутанулся, на кресле.

– Ну что там опять? – недовольно глянул со своего места Виталий.

Такой вот вариант… я бы сказал – интересный. Даже – заманчивый!

Он рассказал про скидку. Про просьбу главного инженера не спешить с заказом материалов и комплектующих говорить не стал. Виталий быстро прикинул на калькуляторе:

– Нормально получается. Можно пойти на вариант со скидкой и шеф-монтажом.

– Э-э-э-х, Виталий, Виталий, дорогой ты наш Петрович – золотая голова! Перспектива безбедной старости активно замаячила на горизонте! – зажмурился Сергей. – Свежий кефир на ночь, шёлковые кальсоны.

– Пока деньги на счёт не упадут, не поверю. Я стреляный воробей.

– В четверг подпишут и сразу кинут нам 50 процентов предоплаты. В пятницу увидим!

– Ладно, подождём, – нахмурился Виталий. – В пятницу последний срок оплаты аренды. Скорее всего, выгонят нас ко хренам собачьим! – и вышел в цех.

Вернулся не скоро. Стал звонить поставщикам профилей, ткани, в покрасочный цех. Развил кипучую деятельность. К вечеру стало ясно, что с этой стороны всё складывается удачно. И звонки уже пошли с той стороны: поставщики, партнёры, изголодавшиеся по хорошим заказам, проверяли – насколько серьёзная складывается ситуация.

Много людей замерло в ожидании, боясь спугнуть «дичь, бегущую на номера».