Текст книги "Василевс"

Глава 10. Юстиниан I

В Константинополе понимали, что неудача с усыновлением Хозрова обязательно подтолкнёт Кавада на овладение Лазикой. Но и знали, что он пока не мог это сделать из-за новых осложнений с другой кавказской страной, Иберией.

– Эти страны чрезвычайно важны для Персии, – заявил Прокл как-то на совете у василевса. – Несмотря на то, что они ничего не производят и не выращивают!..

– Но они также жизненно важны и для Византии! – заметил на это Юстиниан.

Полная сила двух борющихся империй, Персии и Византии, была сконцентрирована на Кавказе, в Лазике и Иберии.

Персидский шах рассматривал Лазику просто как защиту от варваров, живущих на Кавказе. Кроме того, Персидская империя была бы навсегда свободна от грабежа гуннами, которые жили вне Лазики. И Кавад мог легко послать их против римских областей, когда бы он ни пожелал.

– Кавад будет искать предлог для вторжения в Иберию, – начал Прокл развивать то, как поведёт теперь себя Кавад. – Он запустил свою команду в Иберию, чтобы навязать обряды своей религии, зороастризма, как до сих пор в Лазику: не хоронить мёртвых в земле, но бросать их на съедение птицам и собакам… Иберийцы – христиане! И их государство охраняло обряды этой веры более строго, чем любые другие известные народы…

Вскоре после этого Гурген, иберийский король, обратился за помощью к Юстину.

И император обещал поддержать его против Кавада. Чтобы помочь Гургену, Юстин послал Проба, племянника покойного императора Анастасия, с большой денежной суммой в город Боспор в Крыму, который тогда был под гуннами, подкупить армию гуннов и послать их против персов как союзников Иберии. Но Проб, добравшись до страны гуннов к северу от Кавказа, потерпел неудачу в своей миссии и уехал оттуда, не достигнув ничего. Гунны, занятые внутренней борьбой, не могли ответить на призыв императора.

Тогда Юстин, сформировав небольшое войско из гуннов, находившихся в Византии как федераты, направил их под командой Питера в Лазику, чтобы бороться за Гургена. Кавад же послал сильную армию против Иберии. Помощь от ромеев была недостаточна, а Гурген был слишком слаб, чтобы противостоять персидскому нападению своими силами, и он сбежал в Лазику, взяв жену, детей, из которых самым старшим был Пераний, своих братьев и всех иберийских знатных людей также. Когда они достигли границ Лазики, то остановились там и, защищённые узкими горными проходами, стали сопротивляться врагам. В Лазике были две крепости, почти на самой границе Иберии, Сканда и Сарапа, расположенные в гористой и труднодоступной области. В одной из них Гурген и его многочисленные соплеменники некоторое время отбивались от персов. Но в конечном счёте они отступили перед численным превосходством персов и ушли в Константинополь.

И Юстин был вынужден отозвать в столицу византийского командующего в Лазике, Питера, вместе с его армией.

Иберия же была занята персами и потеряла свою независимость. Персы с тех пор не разрешали Иберии выбирать для себя короля. Несколько лет спустя в Иберии посадили на трон своего короля, но он тоже вскоре ушёл в Византию, где получил гарантию безопасности от персов. Ни одна из этих попыток со стороны Иберии не привела ни к какому результату. Персидский шах упрямо отказывал им в праве возвести на престол их собственного короля.

Юстин во всей этой истории понёс значительный урон на Кавказе, в Лазике и Иберии. И он решил ударить Кавада по его собственной территории, по персидской Армении и Месопотамии. В 526 году начались военные действия в Персии. Римские войска совершили набег на персидскую Армению под командой Сита и Велисария, оруженосцев Юстиниана.

– Они ещё ни разу не брили свои бороды! – обычно подшучивал стратег Юстиниан, племянник Юстина, над своими молодыми телохранителями…

Вначале военная кампания этих молодых, ни разу не бритых, казалась успешной. Они разграбили большую часть страны и ушли с огромным количеством армянских пленников. Но когда они совершили второй набег на персидскую Армению, то неожиданно столкнулись с двумя персидскими военачальниками, их значительной силой, вовлекли их в сражение и проиграли его.

За провал этого набега Юстиниан отсчитал своего телохранителя Велисария за дурно подготовленную операцию.

Одновременно другая армия ромеев под командой Либелария вторглась в Месопотамию около города Нисибина. Но здесь случилось что-то странное: армия Либелария резко повернула назад и пустилась в бегство, хотя никто не вышел против неё.

Юстину донесли об этом, и он вызвал Либелария в Константинополь.

Когда тот вступил в палату Хрисотриклина, там, кроме василевса, его секретаря и племянника Юстиниана, находился Велисарий и ещё неизвестный молодой человек. Все они сидели за столом, о чём-то, видимо, совещались. Ему же не предложили даже сесть, и он так и простоял посередине палаты, пока решалась его судьба.

Юстин резко, грубо объявил ему:

– За плохую организацию похода и неуправляемость армии, панику на территории врага вы снимаетесь с должности командующего армией!..

Он помолчал после такого заявления военачальнику. Затем, что-то решив, он сменил тон:

– Мы подумаем о вашем дальнейшем месте службы!.. Идите! Вы свободны пока!

Либеларий повернулся и вышел из палаты.

На этом же заседании Юстин назначил Велисария командующим войсками в важной пограничной крепости Дара, которая была построена покойным императором Анастасием.

– А это ваш новый секретарь! – показал он на молодого человека.

Велисарий посмотрел на того, не проронившего ни слова за всё время приёма у василевса.

– Прокопий из Кесарии Палестинской! – представился тот ему.

Высокий ростом, с умным взглядом, отлично поставленным чувственным голосом, выдающим образованного человека из хорошей состоятельной семьи.

Таким воспринял Велисарий своего нового секретаря…

После завоевания Иберии новая персидская граница достигла на севере Кавказских горных перевалов, через которые северные варвары, особенно гунны, проникали на территорию Иберии и Лазики. Эти проходы, или «ворота перед землёй гуннов», должны были охранять войска, находящиеся в Иберии. Пока ромеи были повелителями Иберии, они охраняли эти опасные проходы. Но теперь, когда они оставили Иберию персидскому шаху, они больше не отвечали за защиту проходов и не стали держать гарнизоны там.

Но Кавад полагал, что они должны всё ещё помогать ему охранять проходы если не военной силой, то жертвуя на это определённую сумму денег.

Он потребовал от Юстина значительную сумму в пятьсот пятьдесят кентинариев золота, которые персы выплачивали войску, охранявшему «ворота» от гуннов.

– Какие ещё деньги! – возмутился Юстин, когда получил об этом письмо от Кавада.

– Ну что же… Тогда жди новые неприятности от персов, – прошамкал старый мудрый квестор Прокл, хорошо знающий персов.

* * *

Юстин болел уже несколько месяцев. Старые раны не давали ему спать по ночам, изматывали. Это было бы ничего, терпимо. Но после смерти Лупицины три года назад его больше изматывало одиночество. Лупицина умерла тихо, как и тихо, скромно прожила отпущенное ей природой… И он, увидев её в гробу, впал в странное оцепенение… Все последние тридцать лет она была рядом, незаметная, услужливая… И вот её нет!.. И он потерялся, не видя её, приходя в пустой и холодный, без неё, дворец, их жилые палаты… Похоронили её тоже скромно, без шума и пышного прощания: в женском монастыре императрицы Августы, построенном Юстином и Лупициной и расположенном за церковью Святых Апостолов. Саркофаг из зелёного мрамора, в который положили её, был рассчитан на двоих: рядом с ней было место, которое уже было отведено и ему…

Племяннику же он не доверял полностью. А тут ещё сенаторы предложили ему назначить его преемником.

Они же, сенаторы, боятся волнений, мятежа. Неизвестность со сменой власти пугает их, привыкших к спокойной бездумной и неответственной жизни…

Флавий Юстиниан, его племянник, навещал его почти каждый день. И каждый раз их встреча выливалась в разговор о положении в империи, что нужно было бы изменить для её блага.

Иногда же Юстин вспоминал прошлое.

– Девять лет я стоял у власти! – с придыханием начал он как-то в очередную их встречу. – И все девять лет одни стихийные бедствия, землетрясения… Одна Антиохия что стоит!.. А пожары, наводнения… И так по всей империи!.. Этим Бог говорит мне что-то! Видно, я прогневал Его сильно чем-то! Может быть, занял не своё место?.. Посмотришь – и ты в конце своего правления, принял ли тебя Он… А может быть, это месть мне за Амантия… Или Виталиана?..

Он вздохнул.

– Ты тоже не знаешь? – спросил он его, не надеясь на ответ.

И он перешёл на иную тему.

– Анастасий-то собрал казну многую за своё правление! Сидел на царстве долго: двадцать семь лет! Да и я кое-что прибавил к той казне! Ты же ещё на царстве не сидел, а уже проматываешь накопленное другими!.. Замахиваешься, в планах, восстановить Римскую империю в её величии и старых, прежних границах!..

Юстиниан же сидел слушал. На его лице, бледном, застыла маска, холодная, как мрамор… Он уже научился владеть собой, не показывая своего гнева, радости, характера или страха.

– Хочешь завоевать, присоединить обратно к империи западную часть бывшей империи… Италию, Африку, Испанию… А что короли – остготы, вандалы, вестготы – вот так запросто отдадут свои королевства! – продолжил Юстин. – Полтора века уже прошло, как вестготы завоевали Рим: нарезали себе королевства из империи… И в войнах с ними ты потратишь все накопления Анастасия и мои тоже… Эти провинции теперь будут только изнурять империю, – пробормотал он, зная по своему опыту, во что обходятся войны с персами за ту же Лазику, Армению, Антиохию, Сирию…

А теперь вот он, его племянник, замыслил, а в этом он не сомневался, добавить войны на западе, за западные провинции Римской империи… И Византия рухнет под тяжестью борьбы и содержания провинций…

– А-а, ладно!.. Иди! – махнул рукой он так, что было понятно: мол, проваливай, всё равно уже из тебя ничего не выйдет.

На следующий день Юстину стало ещё хуже: поднялся жар. Он метался в постели. Старая рана на ноге пошла большим волдырём, расползаясь выше по бедру. Она гноилась где-то внутри.

Лекари вскрыли гнойник. Ему стало легче. И он забылся на некоторое время спокойным сном.

Во дворце все облегчённо вздохнули.

У него же спал жар. Проснувшись, он улыбнулся, с удовольствием поел. Большие пряди кудрей, седых и густых, упали ему на загорелый лоб…

Середина июля, макушка лета. За стенами дворца – жара.

Прошла ещё неделя. И снова опухоль стала затягивать бедро выше колена…

Лекари не знали, что ещё предпринять, старались не показывать императору, что они в растерянности.

Наконец Юстин решился. Он вызвал к себе во дворец сенаторов.

Собравшись с силами, он поднялся с постели. Придворные одели его, и он в сопровождении лекарей и силенциария, также препозита священной спальни прошёл в Золотую палату, Хрисотриклин. Там уже собрались сенаторы, схоларии, патриарх, священники.

Он прошёл к трону, сел.

Сенаторы выстроились перед ним… Тут же был квестор Прокл, ведавший законодательной функцией императорской власти.

– Господа сенаторы! – обратился Юстин к собравшимся тихим, но твёрдым, как всегда, голосом человека, прошедшего большую, практически насыщенную жизнь. – Уступая вашему настойчивому неоднократному призыву, я объявляю преемником своего племянника, патриция Флавия Юстиниана, и призываю вас признать его как василевса…

К трону подошёл квестор Прокл с короной на золотом подносе.

Юстин тяжело поднялся с кресла, поддерживаемый лекарем и препозитом под руки.

Патриарх, взяв корону с подноса, возложил её на голову Юстиниан, подошедшего к нему и склонившегося перед ним.

– Слава Августу! – раздались выкрики сенаторов и придворных. – Флавий Юстиниан – твоя победа!..

Юстин же, совершив это дело, вышел из палаты, слыша за собой крики сенаторов.

Вскоре сенаторы и другие учетчики церемонии покинули дворец.

* * *

Прошло полгода. Император Юстин умирал. Его племянник Флавий Юстиниан почти каждый день наведывался к нему в палату, в которой он лежал и которая была наполнена запахами гниющей плоти. Лекари так и не смогли найти средства для лечения гнойника на ноге.

Как обычно в очередной раз посещения, войдя в палату к Юстину, Флавий присел на лавочку, что стояла рядом с постелью умирающего, поздоровался.

Кратко сообщив ему, как обстоят дела в империи, он замолчал, давая возможность дяде высказаться обо всём услышанном.

За годы жизни при дворе племянник заматерел, стал полнеть, появились ранние залысины, седина… Юстин подметил это только сейчас, хотя племянник живёт с ним бок о бок уже более двадцати лет… Как-то этого он раньше не замечал. И того, что тот отличается неплохим здоровьем и выносливостью, занимается государственными делами по ночам. Никогда не видел он его и пьяным. Ест не много, неприхотлив в быту… Набожность и постничество!.. «Ему бы в монахи податься, а не на государственную службу!» – с чего-то жёлчно молча усмехнулся он, вспомнив, какую жизнь вёл он сам-то…

Но заговорил он об ином.

– В прошлом как-то я упрекал тебя в том, что ты много тратишь денег, накопленных Анастасием и мной!.. И намерен восстановить Римскую империю в её былом величии и размерах! Признаюсь, я был не прав! Это великое дело, и тот, кто справится с ним, будет великим человеком! Останется в памяти империи навсегда… Тебе это по плечу. У тебя есть всё: власть, знания, законы, молодость, годы… Я же много воевал, только воевал. И ничего иного делать не умею!.. К тому же и время для такого дела подошло! Короли-то германские один за другим умирают! Молодые же короли, их сыновья, только ссорятся, дерутся за власть и губят свои королевства… Они сейчас слабы. И ты легко справишься с ними… Надо встать крепкой ногой и на Боспоре Киммерийском, в Таврии, на полуострове… Проб, когда ходил туда, рассказывал, что крепость там совсем обветшала. Гарнизон поставить надо бы там… Он ходил морем. Говорит, удобнее, нежели через Кавказ… Через Кавказ путь не только трудный, но и опасный. Хищников там много, враждебных горных племён…

От такой длинной речи он устал, в изнеможении откинулся на подушки, закрыл глаза, замолчал.

Флавий сидел, ждал, может быть, что-нибудь ещё скажет старый император, странный какой-то сегодня.

Юстин шевельнулся, открыл глаза.

– А теперь давай прощаться… Больше мы с тобой не увидимся… Просьба у меня только одна к тебе: положи меня рядом с Лупициной, в том же саркофаге…

– Хорошо, – сказал Флавий.

Юстин протянул племяннику высохшую худую руку: «Удачи!»

Флавий пожал ему руку, поднялся с лавочки и покинул палату.

Утром к нему пришёл силенциарий и сообщил, что этой ночью умер император Юстин, дядя его, Флавия Юстиниана. И сейчас идут приготовления к прощанию с покойным.

Гроб с телом императора Юстина, облачённого в императорские фиолетовые одежды, установили в Хрисотриклине.

И два дня к нему шли сенаторы, патриции, дворцовые служители, чиновники, его сослуживцы, бывший магистр оффиций Келер, Иоанн Скиф пришёл с вместе с Иоанном Горбатым, магистр Ареобинд… На следующий день к прощанию с императором открыли двери для экскувитов, схолариев, гвардейцев…

В конце этого второго дня гвардейцы подняли гроб с телом императора на плечи, вынесли из дворца, поставили на императорскую повозку, и в сопровождении знати столицы, войск, тысячей жителей скорбная траурная процессия двинулась к женскому монастырю императрицы Августы. Там гвардейцы сняли гроб с телом императора с повозки, внесли в монастырскую усыпальницу и положили тело императора в саркофаг из зелёного мрамора рядом с останками императрицы Лупицины.

Передача власти прошла спокойно. Он, Флавий Юстиниан, уже давно управлял империей вместо своего дяди.

* * *

Новый император Юстиниан, у которого Велисарий служил много лет как его телохранитель и оруженосец в походах и войнах, вызвал его к себе во дворец, где он теперь стал единственным властелином.

Велисарий явился точно к тому часу, назначенному ему для приёма. За ним же теперь следовал тенью его секретарь Прокопий из Кесарии.

Какой-то молодой экскувит встретил их в портике при входе на территорию императорского дворца, проводил до Хрисотриклина, открыл перед ними дверь палаты и исчез.

В палате, кроме Юстиниана, находился ещё его секретарь и магистр оффиций Гермоген. Старого магистра оффиций Келера Юстиниан уволил из-за его старости и немощи. Сменил он ещё нескольких высокого ранга чиновников, досиживавших свои последние годы при его дяде, Юстине. Тот настолько привык к ним, что болезненно переживал расставание, как с тем же квестором Проклом, который и умер-то на несколько дней раньше Юстина.

За столом для совещаний сидели ещё несколько новых чиновников, которых приблизил к себе новый император.

Юстиниан пригласил Велисария к столу, указав на стул рядом с Гермогеном.

Велисарий прошёл туда с Прокопием, сел, поздоровался за руку с Гермогеном. Оба они хорошо знали друг руга, перекинулись парой слов…

Юстиниан косо глянул на них. И они перестали шептаться.

– Я назначаю тебя стратегом Востока, – сказал Юстиниан Велисарию. – И приказываю построить крепость в местечке Миндус, у самой персидской границы, по левую сторону, если идти в Нисибин!.. Документы о твоем назначении и о строительстве крепости подписаны. Получишь их вот у него, – показал он на своего секретаря. – Всё понятно?

– Да, мой господин! – ответил Велисарий.

Затем, решив ещё несколько мелких, но неотложных государственных дел, Юстиниан распустил совет.

Из дворца Велисарий и Гермоген уходили вместе. За ними же поплёлся и Прокопий.

Когда-то Гермоген был советником у Виталиана, мятежного консула.

– Ну и каким он был? – поинтересовался Велисарий. – Много говорят о нём, но похоже на вымысел героя!

– Не скажи! Он действительно был талантливым полководцем!..

Эта ревность к успеху других задела Велисария, и он постарался скорее проститься с Гермогеном.

Пожелав Велисарию удачи со строительством крепости, Гермоген тоже заспешил к себе домой: свернул на какую-то улицу, где, по-видимому, жил, и скрылся там.

* * *

Велисарий собрал достаточное количество рабочих, переправил их на место стройки и стал спешно возводить крепость.

Вскоре крепость поднялась довольно высоко. Так что персы заметили её со своей стороны границы. Большой конный отряд их подъехал к границе, остановился вдали… Они стали кричать, протестуя.

– Не стройте больше!.. Мы разрушим её! – донеслось с их стороны…

Так продолжалось несколько дней, и с каждым днём на стороне персов отряды всё прибывали и прибывали.

Велисарий послал сообщение об этом императору.

И Юстиниан направил ему на помощь войско, так что с обеих сторон вскоре собрались большие силы. И столкновение стало неизбежным.

Персов было намного больше, и в развернувшемся сражении они буквально опустошили ряды ромеев, многих же взяли в плен. После этого они срыли до основания крепость.

Велисарий вернулся в Константинополь. Юстиниан ничего не сказал ему об избиении его легионеров, назначил его на следующий год стратегом Востока, приказал ему собрать большое войско и наказать персов.

С этим войском Велисарий пришёл в крепость Дара, куда вслед за ним прибыл от василевса и Гермоген.

И вечером он заявился в палатку к Велисарию.

– Здорово! – поздоровался он сначала с Велисарием.

– Привет! – сунул он также руку Прокопию, который теперь частенько, как секретарь, обитал в палатке у Велисария или был поблизости от него.

Гермоген же обращал на себя внимание своей необычной одарённостью, к тому же в нём смешалась кровь неизвестных племён.

– Да нет – он гунн! – говорил обычно Велисарий о нём шутливо. – Виталиан-то много лет жил на Данубии, знал там многих гуннов!.. По дружбе Гермоген и прилепился к нему!..

Гермоген же говорил, что его мать была из скифского племени, а отец был действительно гунном…

Придя сюда, их войска стали устраиваться лагерем на обломках крепости Дара.

Тем временем василевс послал патриция Руфина к персам, но велел оставаться в Иераполе у Евфрата, пока он не даст ему знать, что можно идти к персам на переговоры.

Утром, на восходе солнца, Прокопий зашёл в палатку Велисария. Тот уже встал и, наскоро перекусив, собирался бежать куда-то по делам в крепости.

– Слухи идут, что будет мир! – сказал Прокопий.

– Это распространяют персы! Так они поступают всегда, чтобы усыпить бдительность противника!.. Вот увидишь – будет война!.. И к сражению надо готовиться…

На совете архонтов он уже дал распоряжение укрепить подступы к крепости. Разработали и схему укреплений с ловушками, которую предложил Гермоген.

– Вырыть многоколенный ров перед крепостными воротами на небольшом расстоянии… Да, да! – буркнул Гермоген. – Вот такой должен быть ров! – быстро начертил он на песке палочкой.

– Хорошо! – согласился Велисарий. – А наши силы распределим таким образом!

Он начертил перед рвом ряды кавалерии гуннов во главе с Суникой, за рвом же, с левой стороны и правой, – фаланги кавалерий архонтов Иоанна и Вуза.

– А мы с тобой, – обратился он к Гермогену, – поставим свои фаланги пехоты дальше, почти у самых ворот крепости!..

Уточнив ещё кое-какие детали расстановки сил перед сражением, с этим планом согласились все остальные архонты.

– Персы же располагают свою армию в линию фалангами в несколько рядов вглубь. И не утруждают себя никакими ухищрениями! – закончил совещание Велисарий, уверенный, что персы так и поступят сейчас.

* * *

Вскоре пришли персы, не менее сорока тысяч всадников и пехоты.

Велисарий, сравнив свои силы в двадцать пять тысяч воинов, покачал головой. Больше взять войска было неоткуда. Придётся хитрить…

Персы расположились лагерем в местечке Аммодий, в двух милях от крепости Дара.

Прошло совсем немного времени, и к ромеям, к их траншеям и выстроившимся всадникам в переднем строю, прискакал гонец от персов и передал Велисарию, что их командующий Мирран велел ему, Велисарию, приготовить баню, поскольку завтра ему угодно будет в ней помыться.

Велисарий и Гермоген ухмыльнулись на такие штучки персов, затем приказали войскам готовиться к сражению.

– Завтра сражение! – полетело по войску…

На следующий день, на восходе солнца, когда персы двинулись на них фалангами, ромеи построились у многоколенного рва, как было намечено на совете архонтов.

Но, не доходя до ромеев близко, фаланги персов остановились.

– Почему они не начинают? – спросил Прокопий своего начальника.

– Рассматривают наше необычное построение и гадают – нет ли в этом какой-нибудь ловушки…

И так стояли они, персы и ромеи, долго… Уже день начал клониться к вечеру.

В это время Прокопий заметил, как от основной массы персов отделился небольшой отряд всадников и устремился на правый фланг ромеев… Ромеи несколько подались назад… Персы же не стали их преследовать, остановились.

– Боятся окружения, – процедил рядом с ним Велисарий.

Прокопий же увидел, что отступившие ромеи кинулись на эту кучку персов. Персы повернули и удалились рысью назад к своим фалангам.

Вернулись на своё место и ромеи.

Прокопий впервые участвовал в сражении, хотя и как секретарь Велисария. И в этот день он впервые увидел поединок, сшибку один на один двоих, на виду у обоих войск.

Какой-то молодой перс, задиристый и нахальный, подъехал совсем близко к ромейскому войску и стал вызывать желающего на поединок… Прошло достаточно времени, но никто не отваживался на это из ромеев… Со стороны же персидских фаланг послышались издевательские насмешки, презрительные выкрики…

Но вот из рядов ромеев выехал молодой человек, с виду не похожий на легионера.

– Это же Андрей! Учитель гимнастики! – удивился Велисарий. – Он руководит одной из палестр[68]68
  Палестра – частная гимнастическая школа в Древней Греции для обучения мальчиков 12–16 лет.


[Закрыть] в Византии!.. Кто ему разрешил-то?..

Тот же, учитель гимнастики, опередив перса, с чего-то замешкавшегося, поразил его копьем в плечо… И перс свалился с коня на землю… Андрей соскочил с коня, подбежал к нему и заколол его ножом.

– Вот это да! – воскликнул рядом с Прокопием Велисарий.

На стенах крепости и по всему ромейскому войску пронёсся вопль восторга.

На персидской же стороне установилась тишина… Пытаясь отыграться, они послали на стычку своего другого бойца. Теперь с их стороны выехал рослый боец, уже в годах, с сединой, видно было, что опытный и неимоверно сильный…

Пренебрежительно помахивая плетью, которой он погонял коня, он подъехал к ромейскому войску, стал вызывать на бой желающего сразиться.

Против него выехал всё тот же учитель гимнастики… И вот они, горячась, с копьями наперевес, устремились друг на друга. Их копья ударились о броню, отскочили назад, а кони, столкнувшись друг с другом, упали и сбросили всадников… Пока перс, громадный ростом и неповоротливый, поднимался с земли, учитель гимнастики уже был рядом с ним, пихнул ногой его, уже поднимающегося, опрокинул на землю и убил.

И даже Велисарий после такого не смог сдержать эмоций и завопил что-то… А как кричали и буквально вопили ромеи в войске и на стенах крепости…

Уже наступили сумерки, и фаланги персов ушли в Аммодий.

Прокопий же, отыскав того гимнаста в толпе воинов, обнял его, и так, вместе с ним что-то крича от восторга, они скрылись в крепости.

На следующий день к персам присоединилось ещё десять тысяч воинов, вызванных ими из Нисибина.

Велисарий и Гермоген не на шутку обеспокоились этим и отправили Миррану послание:

– «Наиважнейшим благом является мир, в этом согласны все люди, даже недалёкие умом. Поэтому тот, кто нарушает его, выступает главным виновником несчастья не только для соседей, но и для своих соотечественников. Ты же в то время, как между ромеями и персами царило полное согласие, решил двинуться на нас войной безо всякой причины, несмотря на то что оба государя стремятся к миру».

Мирран, ознакомившись с доставленным к нему посланием ромеев, ответил на него:

– «Возможно, я исполнил бы эту просьбу, убеждённый посланием, если бы оно исходило не от ромеев. Вы легко даёте обещания, а когда дело доходит до исполнения, для вас это оказывается трудным и безнадёжным, даже если вы подтвердили договор клятвами…»

И вновь Велисарий и его соратники написали Миррану:

– «Не следует, славнейший Мирран, поддаваться высокомерному хвастовству и укорять своих соседей в том, что к ним не относится. Мы сказали, что Руфин прибыл в качестве посла, он находится недалеко. Об этом ты сам скоро узнаешь. Если вы так стремитесь к войне, то мы выступим против вас с помощью Бога: мы уверены, что Он поможет нам в опасности».

Мирран опять ответил на это:

– «И мы вступаем в бой не без помощи наших богов, с ними мы пойдём на вас, и я надеюсь, что завтра они введут нас в Дару».

Когда Велисарий и его соратники прочитали это письмо, они стали готовиться к сражению.

Персы уже построились в фаланги, и перед ними стал разъезжать на коне Мирран и что-то говорил, говорил им… Затем, закончив говорить, он повёл их в сторону ромеев.

Велисарий и Гермоген тоже вывели своих воинов за стены крепости, построили их, сказали им ободряющие слова.

– Персы отнюдь не непобедимы! Они не бессмертны! В этом вы убедились вчера!..

Прокопий, заметив, что персидские фаланги идут не останавливаясь, быстро приближаются, тихо сообщил об этом Велисарию, который в запале выступления не обращал на это внимания.

Глянув туда, в сторону персов, Велисарий спешно приказал всем подразделениям выстроиться у многоколенного рва, как было накануне.

Все быстро заняли свои позиции.

К этому времени персы подошли уже близко, построились во фронт, своими обычными рядами в глубину фронта, чтобы задним сменять передних, когда те устанут.

– Бессмертных нет! – сообщил Прокопий Велисарию, не увидев в рядах фаланг наиболее боеспособные части персов.

– Они берегут их на решающий удар! – сказал Велисарий. – Молодец! – похвалил он Прокопия. – Смотри вокруг и докладывай сразу же, если заметишь что-нибудь странное!

К Велисарию подскакал в это время архонт Фара.

– Велисарий, оставаясь здесь со своими герулами[69]69
  Герулы – германские племена. До II в. н. э. размещались на острове Зеландия и Ютландском полуострове. Затем начали продвижение на юго-запад, достигли в III в. границ балканских провинций Римской империи. В IV–V вв. служили в войсках Византийской империи в качестве федератов. После поражения от гепидов и лангобардов в 512 г. уходят из Среднего Подунавья назад в Ютландию.


[Закрыть], я не смогу причинить персам большого вреда! Разреши нам спрятаться вон за тем холмом! Когда персы вступят в сражение, мы ударим им во фланг оттуда!

Велисарий согласился с ним, и Фара ускакал с герулами к тому холму.

До середины дня ни те ни другие не начинали боевых действий. А вот после полудня сначала вступили в дело лучники… И тучи стрел, казалось, закрыли небо… Когда же эти тучи рассеялись, воины задействовали копья и всё чаще пошли схватки врукопашную, с одними только мечами.

В это время триста герулов во главе с Фарой, спустившись с холма, оказались в тылу у персов и ударили по ним. Персы не ожидали такого, побежали и тут же были уничтожены, так как Велисарий и Гермоген, соединив вместе все находившиеся здесь свои войска, учинили им страшное избиение…

Спаслись только те, что с трудом добежали до своей фаланги.

Велисарий и Гермоген дальше не преследовали их.

– Прокопий, оставь, не надо! – велел Велисарий, опасаясь как бы его молодой ещё секретарь, увлёкшись горячкой боя, не попал в беду.

Между тем Мирран незаметно перевёл на левый фланг большое число своих воинов, в том числе и бессмертных. И они стремительно бросились на стоявших против них ромеев. Те, не выдержав натиска, побежали. Нападая на персов, они разрезали их отряды надвое… Большинство персов оказалось у них с правой стороны, немногие остались с левой. В числе этих немногих случайно оказался и тот Варесман-одноглазый, который нёс знамя. Напав на него, Суника, вождь гуннов, выбил копьём у него из рук знамя. Те персы, которые первыми преследовали ромеев, заметив, в какую беду они попали, повернули назад и пошли на ромеев. Но тут они попали под перекрёстные удары ромеев… Убегавшие ромеи, сообразив, что происходит, повернулись против них… Увидев лежавшее на земле знамя, персы во главе с Варесманом-одноглазым бросились на находившихся там ромеев. Те встретили их удар. Первым Суника убил Варесмана и сбросил его с коня… Заметив, что Варесман убит, персы, больше не думая о защите, бросились бежать…

Этим сражением закончилась так называемая Первая персидская война. Было подписано заключительное соглашение о мире, известное как Вечный мир. Среди других пунктов соглашения был пункт и об иберийских беженцах в Константинополе. Они могли выбирать: или оставаться там, или возвращаться в их собственную страну. Многие возвратились, но не менее было тех, которые, не доверяя персам, остались в Византии. Король Гурген, его семья и дворовые предпочли остаться в Константинополе и никогда не возвращаться в свою страну.

* * *

Военные действия закончились, наступило мирное время для ромеев. Правда, дипломаты всё ещё работали над соглашением.